Текст книги "Потери знамен и штандартов Российской Императорской армии в 1799 – 1917 г.г."

Автор книги: Тимофей Шевяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

В русско-японской войне Российская Императорская армия не потеряла ни одного знамени. Японцам в общей сложности достались лишь два знаменных древка, а все полотнища и юбилейные ленты были спасены . Тем не менее, следует сказать о тех знаменах, которые подвергались в этой войне опасности быть плененными. В гарнизон осажденного Порт-Артура входили : 5й Сибирский стрелковый полк, 4-я и 7-я Сибирские стрелковые дивизии (13 – 16 и 25 – 28 полки) и Квантунский флотский экипаж ; при капитуляции крепости все регалии этих полков должны были бы попасть в руки неприятеля, но по приказу коменданта крепости генерала Стесселя в ночь на 20 декабря 1904 года, прямо перед капитуляцией, они (и серебрянные рожки канонерских лодок «Бобръ» и «Гилякъ») были вывезены лейтенантом бароном Косинским на эскадренном миноносце «Статный», прорвавшемся в китайский порт Чифу, где были переданы русскому консулу и позже возвращены в полки. Знаменный флаг расформированного в том же году Квантунского флотского экипажа был позже передан в храм-памятник Спаса на водах в Петербурге, где служил алтарной завесой. После уничтожения храма в 1931 году он был передан в Центральный Военно-Морской музей, где и находится Петербурге по сей день .

Следующие по времени потери – во время кровопролитного Мукденского сражения. Во время рукопашной схватки 25 февраля 1905 года было спасено Георгиевское знамя 162-го пехотного Ахалцыхского полка. Командир знаменной роты полка капитан Жирнов, видя безысходное положение полка, отдал приказ – во что бы то ни стало спасти знамя. Знаменный унтер-офицер Гришанов сорвал знамя с древка и первоначально хранил знамя в плену, позже передав его поручику своего полка Хондажевскому, который хранил знамя в течение 8,5 месяцев. По возвращении из плена знамя вновь встало в ряды родного полка. Чины полка, спасшие знамя, были навечно зачислены в списки полка – Гришанов 7 ноября 1906 года, Хондажевский 22 марта 1907, а Жирнов 8 января 1908 года . Приказом по военному ведомству №689 от 24 ноября 1906 года были зачислены навечно в списки 241-го резервного пехотного Орского батальона унтер-офицеры Виноградов, Шестяев и рядовой Лебедев. Батальон этот был развернут во время войны в полк и также участвовал в Мукденском сражении. Тяжело раненый в этом бою знаменщик Лев Виноградов передал знамя рядовому Николаю Лебедеву с просьбой спасти полковую святыню. Лебедев тесаком отделил полотнище от древка, причем в это время неприятельская пуля перебила ему руку. Он спрятал знамя под солому. В это время Шестяев зарывал в землю древко и чехол. Через два дня, находясь в плену на месте боя, Лебедев попросил товарищей отрыть знамя, что и было сделано. Лебедев зашил его в китайскую куртку, которую носил под мундиром. В Японии, в лагере для военнопленных он спрятал знамя в двойное дно сундука, где и хранил его до конца войны. Вернувшись в Россию, он представил знамя начальству, после чего и было возбуждено ходатайство о зачислении героев навечно в списки полка . В 1910 году, при переформировании пехоты, батальон вошел в состав 191-го пехотного Ларго-Кагульского полка; при этом в дополнении к справочнику полковника Шенка по пехотным полкам, опубликованном в 1910 году и касающемся именно новосформированных полков, о этом зачислении навечно не сказано ни слова. Продолжали ли Орцы числится в списках Ларго-Кагульского полка – предстоит выяснить. Тем же приказом №689 с 7го ноября 1906 года навечно в списки 4го стрелкового полка были зачислены штабс-капитан Ожизневский, знаменный унтер-офицер Нестеров и унтер-офицеры Ратников и Смирнов. Тяжело раненый Василий Нестеров, видя безвыходное положение знаменной роты, приказал своим ассистентам снять полотнище и скобу с древка и спасти их. Старший унтер-офицер Андрей Ратников хранил в плену полотнище, а младший унтер-офицер Сергей Смирнов – скобу; позже они передали их штабс-капитану своего полка Ожизневскому, который и вывез спасенное знамя в Россию. 5-му и 19-му стрелковым полкам повезло меньше. Старое знамя 4-го Учебного Карабинерного полка 1837 года, принадлежавшее 5-му стрелковому, было сожжено во время отступления от Мукдена по приказанию начальства. К 1905 году полотнище знамени, которому было без малого 70 лет, должно было уже прийти в ветхость, поэтому спасти его вряд ли было возможно. По данным, приводимым полковыми историками, приказание об уничтожении знамени было действительно отдано штабс-капитаном Гурским, но тяжело раненый знаменный унтер-офицер Лолуев успел спрятать под мундиром полотнище и рассовать по расщелинам мерзлой земли скобу, навершие и разломанное на части древко. Опасаясь, что японцы при обыске найдут знамя, он спустя некоторое время зарыл и его. Позже знамя так и не было найдено . Учитывая все обстоятельства, Государь пожаловал полку 26 ноября 1907 года новое простое знамя, взамен утраченного . Командование 19го стрелкового полка, не имея возможности быстро разрезать и раздать чинам полка тяжелое и плотное полотнище знамени образца 1883 года, приказало сжечь его, оставив лишь Императорский вензель в подтверждение того, что знамени не коснулась рука неприятеля. В плену вензель сохранял поручик полка Шоке. Бежавший из плена младший унтер-офицер Лобачев сообщил начальству о сохранении остатков знамени, да и вскоре они сами были непосредственно предъявлены подполковником 5-го Финляндского стрелкового полка Красноуховым, который за это был награжден золотым оружием . Шоке и Лобачев вышеупомянутым приказом по военному ведомству №689 были зачислены навечно в списки 19го стрелкового полка. До 1917 года полк выходил лишь с вензелем Государя, прикрепленным к чистому полотнищу. Что может быть более явным и более величественным знаком верности присяге и своему Императору?

Потери – 4. Великая война.

Великая война 1914 – 1917 годов принесла с собой новые потери знамен, ставшие последними в истории Российской Императорской армии. После массовой утраты регалий в 1914 – 1915 годах (о чем речь пойдет ниже) русское командование приняло решение об отправке знамен и штандартов в тыл, в запасные части, так как на охрану знамен и штандартов отряжалось иногда по 2 – 3 роты, что, разумеется, снижало огневую мощь русских частей. «Боязнь потерять их приводит к крайне нежелательному отправлению знамен с соответствующим прикрытием глубоко в тыл, нередко в обозы второго разряда. Мне лично приходилось во время объездов встречать и возвращать обратно к полкам иногда целые роты, со знаменем, уходящие в тыл нередко за 30 – 40 верст от позиции» – писал командующий 3й армией в 1916 году.

Первые потери в войне относятся к Восточно-Прусской операции августа 1914 года. Первым было потеряно в Гольдап-Гумбиненском сражении знамя 110го пехотного Камского полка. 7 августа 1914 года полк противостоял трем немецким полкам и понес при этом огромные потери. Ввиду критического положения полотнище было снято с древка, а из навершия был выломан Георгиевский крест. Эти части знамени были благополучно вынесены из боя и спасены; к сожалению, не известно, кто из чинов полка принимал в этом участие. Древко было помещено в одну из повозок обоза, который попал в руки 3го кирасирского Восточно-Прусского Графа Врангеля полка и затем древко со скобой, юбилейными лентами и навершием без Георгиевского креста было передано в Берлинский Цейхгауз, где и находилось до 1945 года; позже оно возвратилось в Россию .

Несравненно большие потери, сравнимые разве что с потерями под Аустерлицем, понесли окруженные и разгромленные корпуса 2й армии генерала Самсонова: XIII, XV и частично XXIII. Поскольку в составе армии царила достаточно большая неразбериха, автор счел необходимым привести данные по всем «самсоновским» полкам, так или иначе пострадавшим в ходе операции. Большим подспорьем в этом плане являются публикации в эмигрантских журналах «Военная быль» и «Часовой».

XIII Армейский корпус

1-й пехотный Невский полк.

Дважды раненый полковник Первушин, перед последней попыткой пробиться, приказал снять знамя с древка и зарыть его в землю. Знаменщик, подпрапорщик Удалых, точно определил место, где было зарыто знамя. Попытка прорыва не удалась, но Удалых пробрался в Россию. Полк восстанавливался в Лиде, и среди прибывших на укомплектование полка офицеров был и прибывший из Казанского (или Павловского – как указывает генерал Флуг) военного училища подпоручик Игнатьев. Назначенный командиром XIII армейского корпуса генерал от артиллерии Василий Егорович Флуг вспоминал, что Игнатьев был замкнутым, практически не общался с однополчанами и имел весьма странную привычку носить всегда с собой в карманах кителя своих домашних животных: морскую свинку и канарейку. «Свое обычное тоскливое настроение он близким лицам объяснял разочарованием, постигшим его, когда он из училища попал в полк, не имевший полковой святыни – знамени». Узнав, что в полку находится подпрапорщик, скрывший знамя и знающий его местонахождение, Игнатьев загорелся идеей спасти полковое знамя и долгое время затем подговаривал Удалых на этот отчаянный шаг. Некоторое время спустя Игнатьев и Удалых исчезли, что, по закону, могло привести к тяжким последствиям для них (вплоть до смертной казни). Через 2 – 3 недели они вернулись в расположение полка оборванные, в крестьянской одежде, и предъявили знамя. Оказалось, что сопровождаемый знаменщиком, Игнатьев пробрался через фронт в Восточную Пруссию. Передвигаясь исключительно ночью, скрываясь как от немецких, так и от русских разъездов, они нашли место, где было скрыто знамя, отрыли его и пустились в обратный путь. При обратном переходе линии фронта оба Невца нарвались на немцев. При попытке скрыться в болоте Игнатьев был ранен пулей в ногу, его канарейка утонула, но подоспевшие вовремя казаки выручили их. О подвиге Невцев было немедленно доложено Верховному Главнокомандующему Великому Князю Николаю Николаевичу, который наградил Игнатьева орденом Св.Владиира 4й ст. с мечами и бантом, а Удалых – Георгиевским крестом 4й степени. 12 ноября 1914 года в Царском Селе герои были представлены Государю Императору, который пожаловал Игнатьеву орден Св.Георгия 4 ст., а подпрапорщику Удалых Георгиевский крест 1й ст.(первый, пожалованный в эту кампанию). Император Николай II ?записал в своем дневнике :

«12 ноября 1914 года. Приняли вдвоем (с герцогом Н.Лейхтенбергским – Т.Ш.) молодого подпоручика и прапорщика 1го пехотного Невского полка, нашедших полковое знамя закопанным в Восточной Пруссии недалеко от границы» .

2-й пехотный Софийский полк.

В последнем бою полка, когда несколько солдат своим огнем сдерживали подбегавших немцев, поручик Логинов зарывал знамя в землю. Ни одна его часть в руки немцев не попала. О судьбе знамени комиссия генерала Пантелеева (по расследованию обстоятельств гибели армии Самсонова – Т.Ш.) не имела никаких сведений .

3-й пехотный Нарвский полк.

Судьба знамени неизвестна.

4-й пехотный Копорский полк.

16 августа остатки полка выдержали последний бой на глазах генерала Самсонова. Назначенный полковым командиром полковник Жильцов, не желая пережить разгром полка, поцеловал знамя и застрелился. Полотнище, сорванное с древка и Георгиевский крест, выломанный из навершия, были вынесены и доставлены в Россию подпрапорщиком Колочинским и подпоручиком Войтовским. Древко со скобой и юбилейными лентами было найдено немцами в полковом обозе. Хранилось до 1945 года в Берлинском Цейхгаузе ; возвращено в Россию .

141-й пехотный Можайский полк.

Знамя было спасено ; древко уничтожено. За спасение знамени в бою 16 августа под Гогенштейном подпрапорщик Емельян Тарасевич был награжден Георгиевским крестом 4й степ. №5855 . Полотнище вынесено в Россию подпрапорщиком Гилимом. В ночь с 18 на 19 августа у деревни Пушаловен немцы нашли остатки древка, Александровские юбилейные и Георгиевскую ленты, а также скобу ; до 1945 года они хранились в Берлинском Цейхгаузе, а затем возвращены в Россию .

142-й пехотный Звенигородский полк.

Знамя было сорвано с древка и полотнище разрезано и поделено между офицерами, которые хранили его в плену, как и Георгиевский крест со знамени. Древко со скобой и навершием, без выломанного Георгиевского креста, 18 августа у деревни Садек было найдено немцами. В декабре 1914 года в лагере Оснабрюкк немцы нашли на пленном поручике Исаеве кусок полотнища, с надписью «Съ нами Богъ». Исаев категорически отказался дать немцам какие-либо показания. И то, и другое хранилось до 1945 года в Берлинском Цейхгаузе ; позже было возвращено в Россию. Большая часть полотнища была спасена и после войны вывезена из Германии. Часть в 1919 году была представлена в штаб Добровольческой Армии и впоследствии сдана в русский храм в Белграде. 19 октября 1925 года другой кусок полотнища был сдан прямо в храм, где соединенные остатки спасенного знамени хранились до 1945 года. Фамилии офицеров, спасших знамя, неизвестны .

143-й пехотный Дорогобужский полк.

Остатки полка, неся знамя и тело убитого полковника Кабанова, отступали к границе, когда путь им у деревни Доротово преградили немцы. Знамя было сорвано с древка и спешно зарыто вместе с лентами. 17 августа немцами среди убитых были найдены только древко со скобой и навершие, до 1945 года затем находившиеся в Берлинском Цейхгаузе ; позже они были возвращены в Россию. «Жутко-торжественное зрелище представляли собой ожесточенные атаки остатков этого несравненного батальона, шедшего в последние схватки в сопровождении полковой святыни-знамени и тела убитого командира… Как будто из глубины веков вошел в этот день нашего чуждого мистике ХХ столетия забытый доисторический ритуал, когда воины шли в заключительный бой, неся труп своего убитого вождя…». До конца 50х годов последние Дорогобужцы хранили секрет о месте сокрытия знамени .

144-й пехотный Каширский полк.

Полковник Каховский был убит в последнем бою со знаменем в руках. В руки немцев ни одна часть знамени не попала. Судьба знамени неизвестна . Найдено в окрестностях Алленштайна-Ольштына (Польша) в 2004 году .

13-й Саперный батальон.

Знамя батальона, вероятно, было зарыто и не отыскано, так как налицо его не было вплоть до 1917 года .

XV Армейский корпус

21-й пехотный Муромский полк.

Полк пробился в Россию. Перед атакой, по приказу полковника Новицкого, знамя было снято с древка и части его были распределены между офицерами. Полотнище было вынесено капитаном Генцель. Офицер, несший Александровские юбилейные ленты, был убит и ленты найдены немцами на его теле. По возвращении в Россию знамя было вновь прибито к древку .

22-й пехотный Нижегородский полк.

О судьбе знамени комиссия генерала Пантелеева не располагала никакими сведениями, но установлено, что в Россию были вынесены скоба и Александровские юбилейные ленты. Есть указания, что знамя было спасено при прорыве 21-го пехотного Муромского полка. Одна только часть полотнища (угол с двуглавым орлом) была найдена немцами в лагере Виллинген, в вещах пленного офицера. Древко, вероятно, было уничтожено и в руки немцев не попало .

23-й пехотный Низовский полк.

Генерал Пантелеев свидетельствовал, что «знамя 23го полка было спасено и находится на лицо». Командир полка, полковник Данилов, был убит со знаменем в руках .

24-й пехотный Симбирский полк.

Смертельно раненый знаменщик передал знамя двум унтер-офицерам во время отступления к границе. Симбирцы несли знамя и тело своего последнего командира, подполковника Около-Кулак, убитого в бою. Когда выяснилась невозможность пробиться, унтер-офицеры сняли знамя с древка, завернули полотнище в солдатскую шинель и зарыли его в цинковом ящике, тщательно отметив место. Оба унтер-офицера пробрались лесами в Россию и были произведены в прапорщики. В полку их всегда держали при обозе, чтобы с ними ничего не случилось. В руки немцев попало древко с навершием, юбилейными лентами и скобой, найденное ими 18 августа у деревни Пушаловен. До 1945 года хранилось в Берлинском Цейхгаузе; позже возвращено в Россию .

29-й пехотный Черниговский полк.

11 августа, в бою под Орлау, знамя подверглось большой опасности. В критический момент боя полковник Алексеев приказал развернуть знамя и с ним лично повел в штыки знаменную полуроту. Командир полка был ранен, а затем убит и к знамени бросились немцы. Вокруг него закипел жестокий рукопашный бой, но «рука немца не коснулась знамени». Поручик Голубев берет знамя у трижды раненого знаменщика и падает, сраженный насмерть. Знамя подхватывает солдат, но и он убит. Немцы писали: «может быть, в мире не существует другого военного трофея, за обладание которым шла бы такая героическая и драматическая с обеих сторон борьба, какая велась за знамя Черниговского полка». Тогда раненый знаменщик отрывает полотнище и прячет его на груди. Кто-то выламывает Георгиевский крест из навершия. Немцы отбиты, но знаменная группа прибита пулеметами к земле и остается между двумя линиями. Ночью Черниговцы достигают ее и выносят знаменщика и пропитанное его кровью знамя. Найден также Георгиевский крест, но древко найти не удалось. Его найдут немцы под трупами убитых. Древко со скобой и навершием (без Георгиевского креста) до 1945 года находилось в Берлинском Цейхгаузе, а после взятия Берлина Советскими войсками торжественно возвращено на Родину. Прибитое к казачьей пике знамя находится при полку. 30 августа остатки полка окружены. Новый знаменщик вновь срывает знамя с пики и прячет его на груди и вместе с ним попадает в плен. Находясь ночью в сарае, он видит вблизи себя полкового священника о.Соколова и, считая, что тому будет легче сохранить знамя, просит его взять. В темноте, следя глазами за часовым, знаменщик передает знамя батюшке. Наутро русские сестры милосердия забинтовывают знамя на теле священника. Немцы объявляют пленным, что они решили освободить одного священника и 20 солдат. Таким образом о.Соколов возвращается через Швецию в Россию. 29 сентября о.Соколов представил Государю Императору знамя Черниговского полка. За спасение знамени он был награжден золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте. Николай II ?записал в своем дневнике:

«29 сентября 1914 года. …Между докладами прислал священника 29го пехотного Черниговского полка, спасшего полковое знамя» .

30-й пехотный Полтавский полк.

По приказанию полковника Гаврилицы знамя было снято с древка, разрезано и поделено между офицерами для хранения его в плену. Древко со скобой, но без навершия, было найдено немцами 14 августа в полковом обозе. До 1945 года хранилось в Берлинском Цейхгаузе ; позже возвращено в Россию. В 1970 году полотнище знамени было найдено в Польше ; ныне находится в Музее Армии в Варшаве .

31-й пехотный Алексеевский полк.

О судьбе знамени комиссия генерала Пантелеева ничего не знала, но ни одна часть знамени в руки немцев не попала. Есть указания, что знамя было вынесено подполковником Сухочевским при прорыве 21-го пехотного Муромского полка .

32-й пехотный Кременчугский полк.

Знамя было снято с древка и, как видно, зарыто по частям. О его судьбе комиссия генерала Пантелеева ничего не знала. 1 апреля 1915 года немцы отрыли Георгиевский крест, юбилейные Александровские ленты и скобу с древка неподалеку от Вилленберга; до 1945 года они хранились в Берлинском Цейхгаузе, затем были возвращены в Россию .

2-й Оренбургский казачий полк.

Судьба знамени неизвестна. В руки немцев оно не попало.

15-й Саперный батальон.

Знамя, вероятно, было вынесено в Россию. Прямых указаний на это нет, но батальон не указан в числе частей, не имеющих знамен, и в руки немцев ни одна часть знамени не попала.

XXIII Армейский корпус

Лейб-гвардии Кексгольмский полк.

Знамя было снято с древка, которое сожжено, а орел зарыт. Полотнище отдано поручику Анучину, который вместе с полковым знаменем и знаменщиком Васильевым должен был пробраться в Россию. По пути они нарвались на немцев. Прикрываемый Васильевым, погибшим при этом, Анучин смог вернуться к остаткам полка и вместе с ним попал в плен. Командир полка генерал Малиновский решил большую часть знамени сжечь, а остатки его дать на хранение офицерам. Остатки эти оставались ненайденными немцами до конца войны. О спасении знамени Государю доложила вдова генерала Самсонова по возвращении из Германии. Впоследствии остатки знамени были соединены в Белградском храме. Ни одна его часть в руки немцев не попала. По ошибке или определенному умыслу, к трофеям австрийцы причислили и находившиеся с 1860 года в Вене три старых батальонных знамени Кексгольмского полка, подаренные Шефу полка Императору Францу Иосифу по случаю 150-летия полка. «Во время войны в одном из немецких военных журналов, был помещен снимок взятых у Российской армии знамен. На этом снимке, в качестве трофеев, фигурировали и эти ПОДАРЕННЫЕ знамена, изъятые из кабинета Шефа полка» .

5-й пехотный Калужский полк.

Знамя было вынесено отрядом капитана Лукьянова и подпрапорщиком Смыковым. Пробиваясь лесами к границе, Лукьянов встретил штандартный эскадрон 6го драгунского Глуховского полка, который и помог ему добраться до России. Возвращенное в восстановленный полк, оно было передано в 1917 году русскому посланнику в Румынии, а затем представлено в Белградский храм .

6-й пехотный Либавский полк.

Снятое с древка полотнище хранил на груди раненый знаменщик и с ним попал в плен. Находясь на перевязочном пункте, он попросил сестру милосердия Генриетту Сорокину сохранить его. Сестра приняла знамя и через Швецию вернулась в Россию. Знамя было возвращено в полк, а сестра Сорокина награждена Георгиевскими крестами 1й и 2й степеней. Полк сделал ей богатый подарок . Более подробно излагал эту историю член Трофейной комиссии при Военно-Походной ЕИВ Канцелярии К.Гейштор:

«Однажды… дежурный вахмистр, войдя в мой кабинет, доложил, что какая-то сестра милосердия желает говорить с Начальником Канцелярии. Я велел ей передать, чтобы она подала прошение дежурному чиновнику. Вахмистр ушел, тот же час вернулся и доложил, что сестра милосердия имеет особо важное заявление и просит ее принять.

Приказав ввести ее, я увидел перед собой молодую, лет 20 – 21 блондинку, слегка полную, в солдатской шинели и с косынкой на голове, а в правой руке – костыль. Слегка прихрамывая, она подошла к столу и, по моему приглашению, села. Я спросил ее фамилию и часть, а также откуда она приехала в Петроград. С легким иностранным акцентом она ответила, что она сестра милосердия из передового госпиталя Генриетта Сорокина и что она была ранена в боях армии генерала Ренненкампфа. На мой вопрос – что ей угодно, она отвечала, что может сказать это только Начальнику Канцелярии. Протелефонировав ротмистру Кноррингу, я просил его прийти в приемную. Кнорринг тотчас же пришел и я представил ему сестру и сказал о ее просьбе. «В чем дело ? О чем Вы хотите говорить с начальником канцелярии ? Он сейчас в отъезде…» Подумав с минуту, сестра сказала : «Отвернитесь на минуту», а когда она нас позвала, мы увидели на нашем большом круглом столе развернутое замечательно красивое знамя. На нем значились юбилейные даты и даты основания 6го пехотного Либавского полка. Это было его юбилейное знамя… В первую минуту мы оба опешили и затем Кнорринг спросил : «Скажите нам, как Вам досталось это знамя и прошу Вас говорить только правду ; вы должны знать, что потеря знамени частью – это смерть ее». Сестра стала рассказывать, что во время боя при Сольдау, при работе на перевязочном пункте, она была легко ранена в ногу. Знаменщик Либавского полка, тяжело раненый в живот, сорвал с древка знамя, свернул его и тихо сказал: «Сестра, спаси знамя !» и с этими словами умер на ее руках. Этот простой рассказ, сделанный тихим ровным голосом, с легким иностранным акцентом, произвел на нас сильное впечатление. Кнорринг сказал: «Ваш подвиг, сестра, согласно статуту, награждается Орденом Святого Георгия, но эта награда Вам может быть пожалована только непосредственно Государем Императором». «Этого-то мне бы и хотелось»,– отвечала сестра. На вопрос Кнорринга, как она сохранила знамя в целости, она сказала, что была подобрана немецкими санитарами и положена в госпиталь, где ей вынули пулю из ступни. Там она и пролежала, пока, на основании Женевской конвенции, ее не признали подлежащей эвакуации в России. На вопрос Кнорринга: «А немцы Вас осматривали и где же тогда было знамя?» сестра ответила, что она знамя забинтовала вокруг бюста, чем и объяснялась ее полнота, на которую мы, вероятно, обратили внимание. Кнорринг ушел с докладом к Нарышкину (заместитель Начальника Канцелярии – Т.Ш.) и вернувшись, сказал, что сестру просят прийти в Канцелярию завтра. Знамя свернули и отнесли в кабинет Нарышкина.

Когда я помогал сестре одевать ее тяжелую солдатскую шинель, я нащупал в кармане большой револьвер. Ничего я ей не сказал и проводил из приемной к выходу. После ее ухода полковник Нарышкин позвал Кнорринга и меня, и, ,еще раз выслушав наш рассказ, сказал : «Подвиг сестры налицо. Либавский полк понес под Сольдау большие потери и был почти уничтожен. Несомненно, это его юбилейное знамя, но есть и «но». Как она сумела сохранить знамя в плену при известной всем немецкой бдительности? Раз вы обратили внимание на ее неестественную полноту, как же не сделали этого немецкие доктора, да еще при медицинских осмотрах и операциях? Наконец, во время перехода через границы Норвегии и Швеции, она тоже должна была подвергнуться таможенному осмотру? Ее рассказ о том, что умиравший знаменщик передал ей знамя, правдоподобен, но может быть дело проще – она нашла брошенное знамя и сорвав его с древка, спрятала. Может быть и еще иная версия – спасший знамя раненый и умиравший офицер или солдат передал ей уже в госпитале знамя, прося доставить его в Россию. Заметьте, что она непременно хочет иметь аудиенцию у Государя». В это время я вспомнил и рассказал о револьвере, который я нащупал в кармане ее шинели. «Тем более. Мы должны быть очень осторожны», – сказал Нарышкин. «Я сейчас же сообщу обо всем князю Орлову (Начальник Канцелярии – Т.Ш.), а он уже сумеет доложить обо всем Государю». Сообщать жандармским властям или в контрразведку не следовало, ибо наша Канцелярия была вне контроля других учреждений. «Кроме того, если Государь захочет наградить сестру лично, то, предварительно, она, конечно, будет обыскана. Мое мнение, что в общем она говорит правду, но чего-то не договаривает. Я прошу инженера (автора воспоминаний – Т.Ш.) посещать сестру в гостинице, познакомиться с ней поближе, пригласить на ужин в Европейскую гостиницу и постараться узнать – почему она носит оружие, совсем сестрам милосердия не присвоенное?»

По ее рассказам, она была по матери шведка и до смерти матери все детство говорила по-шведски, почему у нее и остался такой акцент. Отец тоже рано умер и она воспитывалась у сестры матери, которая жила в Херсоне. Рано вышла замуж. Муж врач, тоже пропал без вести в первых же боях в Восточной Пруссии. Она провела все эти бои в санитарном отряде при 1й армии, а потом потеряла связь со своим отрядом, блуждала и помогала в разных частях. Все перемешалось и найти свою часть было невозможно. Я спросил ее – почему она носит оружие? Она слегка смутилась и вынув из шинели тяжелый браунинг 12 калибра, подала его мне. Открыв магазин, я увидел 7 пуль, а восьмая была в стволе. На обойме было мелко написано «Берлин». Она сказала, что браунинг нашла на поле сражения и спрятала. «Вместе со знаменем?»,– спросил я. «Да, вместе». «А для чего Вам теперь это оружие?» Она ответила, что пока была у немцев, хранила его, как оружие против посягателей и, вообще, когда она была на ускоренных курсах сестер милосердия, то доктора ей говорили, что сестры могут подвергнуться насилию и, для своего спокойствия, нужно иметь с собой цианистый калий в ампулке. Она вынула ампулку и мне показала. «Полагаю, что Вам теперь ничего не грозит и Вы можете жить спокойно». «Нет, я снова поеду на фронт. Здесь мне нечего делать, а близких у меня нет»,– ответила сестра.

На другой день я доложил полковнику Нарышкину о моем разговоре. Тот подумал и сказал : «Независимо от ответа Ставки, к аудиенции ее допускать нельзя». Через несколько дней пришел ответ князя Орлова, что по его докладу о спасении знамени, Государь наградил сестру Сорокину Георгиевскими крестами 1й и 2й степеней. Пришедшая в Канцелярию, сестра была торжественно встречена и награждена орденами. Особой радости я у нее не заметил и она даже спросила Нарышкина, будет ли принята Государем, на что тот ответил, что ввиду важных событий, Государь отбыл в действующую армию» .

Не исключено, что Генриетта Сорокина была немецкой шпионкой, подосланной с целью убить Государя – вне всяких сомнений, немцы бы пожертвовали бы на это дело одно из трофейных знамен. Слишком много неясного остается в этом деле, и до конца распутать его – дело будущего.

7-й пехотный Ревельский полк.

В бою 13 августа полк был совершенно разгромлен. «Остались знамя и взвод», как доносил генерал Самсонов. Знамя было вынесено из боя ценой многих жертв. Оно было снято с древка и один из офицеров спрятал его на груди. Остатки полка пробирались в Россию, но выйти из окружения им не удалось. Андоленко писал, что несший полотнище офицер был убит и. 14 августа, у деревни Ошекау, немцы нашли его тело и спрятанное знамя. Голое древко, без навершия, скобы и лент тоже попало в их руки … На самом деле, после боя 13-го августа у дер.Гросс-Гардинен и Турау, командир 1-го батальона полковник Дыхов приказал полотнище знамени сорвать с древка и обмотал им грудь рядового Брахвогеля. Дыхов указал ему наименее опасный путь и приказал идти в тыл и спасать знамя.14-го августа Брахвогель подошел к обозу 2-го разряда Низовского полка. Начальник хозчасти названного полка узнав, что у Брахвогеля находится знамя и заподозрив в нем переодетого германского солдата, отобрал знамя и положил его в денежный ящик, а Брахвогеля арестовал. 15го августа обоз Низовского полка был атакован немецкой кавалерией и попал в плен. Вместе с ним попало в плен и знамя. До 1945 года знамя хранилось в Берлинском Цейхгаузе; позже было возвращено в Россию. Георгиевский крест и темляк со знамени были спасены подпрапорщиком Козубом, а позже, в немецком лазарете переданы подпоручику того же полка Сенкевичу . 8 октября 1915 года Высочайше было разрешено выдать полку знамя его 2го батальона до окончания войны. .

8-й пехотный Эстляндский полк.

Полк избежал охвата и вынес полностью свое полковое знамя.

6й драгунский Глуховский полк.

Штандарт был вывезен в Россию .