Текст книги "Ода абсолютной жестокости"

Автор книги: Тим Скоренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

У неё смеющиеся глаза, в которых почти никогда не бывает грусти.

– Тебе придётся уйти.

– Сейчас?

– Не просто уйти. Совсем уйти. Уйти от меня. Тебя направили ко мне, точно так же тебя направят к другому.

– Я чем-то не угодила тебе, Риггер?

– Ты прекрасна, Рита.

Я поворачиваю к ней голову. В лунном свете её профиль серебрится. Она безумно красива.

Я продолжаю.

– Но мы не можем быть вместе.

– Ты жестокий, Риггер, – говорит она. – Почему?

– Я просто прошу тебя.

Она молчит. Сегодня полнолуние, хорошее время для прощания.

– Я люблю тебя, Риггер. Ты злой человек. Страшный. Ты хочешь, чтобы тебя видели таким. Наверное, ты был таким там, у себя. Но ты совсем другой. И здесь, со мной, ты совсем другой.

«Я люблю тебя, Риггер», – говорит она. Девушка, присланная пару недель назад для того, чтобы развлекать меня. «Не подойдёт, пришлём другую», – сказал Файлант.

Я встаю и подхожу к окну. Огромный двор пуст. На дальнем его краю видны огоньки факелов в руках у стражников, делающих обход.

* * *

Киронага, Файлант, Риринак, Ликк, все здесь. Пятнадцать человек стоят и смотрят, как я переигрываю один тренажёр за другим. Моя скорость и реакция возросли в несколько раз. Я замечаю любое движение механического монстра и парирую его, после чего с невообразимой точностью наношу удар в цель, отмеченную на тренажёре красной точкой. Убил. Убил, снова убил. Механические монстры погибают в бою со мной.

Последний тренажёр даётся легко. Двадцать дней занятий. Двадцать дней постоянного изнеможения и истощения с двумя выходными. Второй выходной я потратил на бильярд.

Киронага поднимает руку.

– Отлично. Я же говорил, ты можешь. А теперь – экзамен.

Смотрю на него.

– А это что было?

– Это был тест на то, способен ли ты пройти экзамен.

Киронага быстро выходит из зала. За ним – по порядку следования идут берсерки. Я иду последним, шестнадцатым.

Киронага уверенно пересекает лабиринты дворца. Одна дверь, вторая, третья, и вот мы, миновав маленький дворик, оказываемся на малой гладиаторской арене. Здесь я пытался драться двадцать дней назад, в самом начале пребывания во дворце.

Киронага поворачивается ко мне.

– Теперь, Риггер, ты будешь драться с нами. Я буду указывать тебе, с кем драться. Если ты победишь, ты будешь драться со следующим. Я буду смотреть на твои достижения и решать, как и чему тебя обучать дальше. Рефлексы – это одно, но тебе пока ещё не хватает техники. Надо подумать, в какую сторону нужно развивать её.

Смотрю на Киронагу.

– На мечах против Джиджу.

Джиджу – тонкий и лёгкий, но очень подвижный. У него жёлтая пергаментная кожа и огромные круглые глаза. Принадлежность его к какому-либо народу обозначить совершенно невозможно. Он – виртуоз лёгких мечей.

Джиджу взлетает в воздух. Ещё несколько недель тому назад он показался бы мне безумно быстрым. Я бы не успел парировать первый же удар. Но теперь я вижу каждое его движение словно в замедленном темпе. Вот он взлетает, вот он переводит взгляд на меня, один из его мечей движется справа, второй – слева. Сейчас он рассечёт меня пополам, и всё кончится.

Я пригибаюсь. Очень медленно, как мне кажется. Протягиваю руку с мечом и вонзаю клинок в мускулистый живот маленького берсерка. Его мечи скрещиваются у меня над головой.

И тут же мир возвращается к своей нормальной скорости. Джиджу стоит передо мной, прижимая руки – мечи уже лежат на земле – к ране на животе. Он улыбается и падает назад.

– Против Хиссельда, – говорит Киронага.

Выходит Хиссельд. Он страшен. Он – самый большой из всех берсерков. Его алебарда – в два раза больше любой другой. Он может перерубить ей бревно. Или камень. У него окладистая рыжая борода, а длинные волосы заплетены в сотню косичек.

Хиссельд замахивается алебардой. Мне кажется, что он вообще не шевелится, такими медленными я вижу его движения. Я бью его мечом в живот, так же, как и Джиджу. Но живота внезапно не оказывается на пути меча. Хиссельд уходит в сторону, и только рывок вперёд позволяет мне ускользнуть от его алебарды, которая опускается прямо за мной. Хиссельд дёргает рукой и поддаёт мне локтем по спине, но в этот момент я уже разворачиваюсь, пытаясь рубануть его сзади. Он снова уворачивается, и тяжёлая алебарда проносится в каком-нибудь миллиметре от моей ноги. Это ошибка Хиссельда. Задень он ногу хоть краешком лезвия, я бы уже не смог ей оттолкнуться. Теперь я взмываю в воздух и рублю наискось. Хиссельд не успевает уклониться, и мой меч срезает ему полголовы.

– Хорошо, – говорит Киронага. – Маггарс.

Маггарс невероятно быстр. Он быстрее Киронаги и даже Файланта. Он очень редко использует длинные мечи и тем более огнестрелы. Его стихия – ножи. Первый нож, летящий в меня, я отбиваю и бегу к Маггарсу, который отступает. Второй и третий ножи пролетают мимо, но пока я пытаюсь их избежать, четвёртый впивается мне в плечо. Я выдёргиваю нож и мечу обратно, и пока Маггарс отскакивает в сторону, догоняю его и бью мечом – слепо, наотмашь, с целью скорее оглушить, чем убить. Маггарс исчезает, и я тут же чувствую холод. Он сзади меня и прокручивает кинжал в моих почках.

Падаю на песок. Подходит Киронага.

– Ты поднялся на две ступени, Риггер, – говорит он. – Это большой успех. Завтра мы приступим ко второй стадии.

И Киронага добивает меня ударом меча.

* * *

Я просыпаюсь в уже привычных объятиях Риты. Он не ушла, как я её просил. Значит, ей будет больнее, говорю себе я.

В соседней комнате на диване сидит Киронага. Я не жду этого, поэтому появляюсь там совершенно голый, просто потому что мне нужно пройтись по апартаментам прежде чем выходить на улицу. Впрочем, я не отличаюсь ложной стыдливостью.

– Доброе утро! – говорит Киронага.

– Ну? – хмыкаю я.

– Сегодня начинается серьёзная программа. Первая половина дня – развиваем твой интеллект. Я надеюсь, ты уже читаешь с горем пополам?

Ненавижу алфавит. За последние недели я его проштудировал так, что разбуди меня ночью, я тут же прочитаю его и в одну сторону, и в другую.

Киваю.

– Хорошо. Ну вот. До сегодняшнего дня процесс обучения не был систематизирован. С сегодняшнего дня ты посвящаешь всю первую половину дня развитию своего интеллекта под началом учителя Цикры, а вторую – индивидуальным занятиям с нами, берсерками, для полного освоения всевозможных приёмов.

Я выжидаю, а потом говорю:

– А ты не боишься, Киронага, что в один прекрасный день я стану сильнее всех вас? И тогда вам всем не поздоровится?

– Я только и жду этого, – говорит он серьёзно. – Ты должен стать сильнее всех нас. Одевайся, – добавляет он. – Идём знакомиться с мастером Цикрой.

Я одеваюсь, целую Риту и возвращаюсь к Киронаге.

– А завтрак?

– Там, – отвечает он загадочно.

Я понимаю, что никакого завтрака не планируется.

Мы идём молча, пересекаем весь двор, а потом я спрашиваю:

– Киронага, почему я ни разу не видел Императора?

– Должно быть, вы несколько раз разминулись, – говорит он насмешливо.

– Я серьёзно.

Киронага останавливается и поворачивается ко мне.

– Я тоже. Когда придёт время, ты познакомишься с Императором. Пока удовольствуйся тем, что каждый день ты видишь его отражение. Потому что Император есть в каждом из нас. В тебе, во мне, в Файланте.

Идём дальше.

Заходим в одну из дверей дворца. Тут я раньше не был. Стены аляповатые, отвлекающие внимание. На обоях и росписях – разноцветные узоры, батальные сцены, картины городской жизни.

А потом мы оказываемся в библиотеке.

Мне вспоминается убогое подобие библиотеки в усадьбе Жирного. Именно убогое подобие: комнатка с парой сотен томов.

Здесь глаза разбегаются. Я и подумать не мог, что в мире существует такое количество книг. Книги повсюду – на всех трёх ярусах библиотеки, причём полки с книгами уходят куда-то вглубь – по обе стороны от нас с Киронагой.

Киронага поднимается по витой лестнице на второй ярус, а затем на третий. Я заглядываю в проходы между стеллажами и не вижу им конца. Библиотека словно утопает где-то в глубинах дворца. Мы идём по третьему ярусу между полками. Стеллажи – в три раза выше человеческого роста. Книги – самые что ни на есть разнообразные, всевозможных форматов, цветов, с разными переплётами, с золотым и серебряным тиснением, и самые простенькие, в бумажной обложке, и отделанные кожей, и даже в металле.

Мы сворачиваем в боковой коридор и неожиданно входим в некое подобие кабинета.

Это полукруглое помещение, сплошь заваленное книгами. Сквозь матовый потолок пробивается солнечный свет. Посередине – стол, за столом спиной к нам сидит темноволосый мужчина.

– Цикра, – говорит Киронага негромко.

Мужчина поворачивается. У него худое, непропорционально длинное лицо и суровые густые брови. Он встаёт и оказывается на голову выше меня и Киронаги.

– Ну, здравствуй, Риггер, – обращается он ко мне, подавая руку.

Я пожимаю ему руку. Почему-то я вспоминаю, что будь на месте Цикры Болт или Голова-с-Плеч, я бы сломал эту руку, просто так, от нечего делать.

Киронага говорит.

– Ну вот, Риггер. Цикра научит тебя всему, что знает. Каждое утро, проснувшись, ты будешь приходить сюда и впитывать знания. Они тебе пригодятся.

После этого Киронага поворачивается и уходит прочь.

Цикра наклоняет голову, внимательно меня изучая.

– Садись, – он указывает на стул рядом со своим. Я замечаю, что его стол предназначен для двух человек, сидящих рядом.

Я сажусь.

Цикра усаживается рядом и продолжает:

– Послушай меня, Риггер. Если ты не хочешь ничего знать, я не буду тебя заставлять. Да я и не сумею. Ты сам должен решить, нужно ли тебе что-нибудь или нет. Я слышал, ты уже учишься читать?

– Да.

– Читай, – говорит он, подвигая ко мне книгу.

Я начинаю читать с первого абзаца.

– Всад-д-…ник под. нима…ется на…го-ру и ви-дит…

– Хватит, – говорит Цикра. – По слогам умеешь, и это хорошо. Значит, через неделю будешь читать бегло.

– Ты спросил меня, нужны ли мне знания, – прерываю я.

– Да? – Цикра вопросительно смотрит на меня.

Сейчас во мне борются два Риггера. Тот, который засовывал в зад Голове-с-Плеч лопату и спускал Болта в колодец, и тот, который вламывал на тренажёрах по шестнадцать часов в сутки. Риггер-бездельник и Риггер-трудяга.

Цикра ждёт ответа. Как бы я не ответил, мне была бы очень интересна реакция Цикры на другой ответ, которого я не дам. И я говорю.

– Да. Мне нужны знания.

* * *

Вторая половина дня подходит быстро. За три часа с Цикрой я узнал о буквах больше, чем за три недели с несколькими книгами, данными мне Ритой, и её скромными замечаниями и объяснениями. Буквы складываются не просто в слова, а слова – не просто в предложения. Буквы складываются в удивительные миры, куда мне никак не попасть, не умей я читать.

Цикра рассказывает мне легенду о девушке со сложным именем, которое я тут же забываю, да, впрочем, оно и неважно. Девушка вынуждена была выйти замуж за злого правителя, который наутро умерщвлял своих ночных любовниц. Но она начала рассказывать ему удивительную сказку, которую прервала на середине – до следующей ночи. И он не убил её, чтобы дослушать сказку. И так продолжалось тысячу ночей, пока он не пришёл к выводу, что убивать её совершенно незачем.

«Каждая сказка, – сказал Цикра, – хранит в себе долю правды. Из каждой сказки ты чему-либо научишься. И ни один человек не знает столько сказок, сколько знают книги».

Я иду на гладиаторскую арену. Там тренируются не только берсерки, но и обыкновенные воины, и профессиональные гладиаторы. Они сражаются в разных частях арены. Раздаются крики, звон мечей.

Ищу глазами знакомые лица. Вижу Риринака, сражающегося с берсерком Вицу. Риринак – огромный и чёрный – это полная противоположность худого жилистого белокожего Вицу. Вицу всегда до ужаса хладнокровен. Ни одна эмоция не отражается на его бледном лице. У него впалые щёки и пустые прозрачные глаза.

Иду к ним. Риринак замечает меня краем глаза, поднимает руку. Они прекращают бой.

– Ты опоздал, – говорит Вицу ровным пустым голосом.

– Ну и что?

– Пошли.

Риринак остаётся в поисках другого соперника, я иду за Вицу в тень.

Вицу говорит:

– Эту неделю работаешь со мной. Если недели хватит, передам тебя другому. Если не хватит, будешь продолжать работать со мной.

Меня раздражает бесстрастность голоса Вицу. Такое ощущение, что он – не человек, а автомат.

В руках у берсерка лёгкая алебарда с остриями на обоих концах. У стены – стойка с оружием. Вицу берёт такую же алебарду и кидает мне.

– Будем отрабатывать, – говорит он.

Я встаю в боевую позу.

* * *

Меня зовут Риггер. Я дерусь лучше всех. Я – самый быстрый. Я – самый сильный. Я – самый ловкий. Я великолепно обращаюсь с любым оружием.

Я умею читать. Теперь я понимаю, что это – тоже оружие. Причём оружие не менее сильное, чем меч и алебарда. И даже огнестрел.

– Аккуратнее, – говорит Цикра, – старайся.

Я вывожу каждую букву каллиграфически.

– Тебе рано иметь свой собственный почерк, – говорит Цикра. – Ты должен уметь изобразить букву так, будто она напечатана в книге. Твоё слово должен разобрать даже едва умеющий читать.

«Риггер», – вывожу я. Я понимаю теперь, что мне всегда хотелось написать своё собственное имя. Всмотреться в хитроумные переплетения букв, стать частью этой надписи.

«Меня зовут Риггер. Я сильнее всех». Простые фразы. Потом – сложные фразы. Многословные, испещрённые знаками препинания, диакритическими закорючками и прочими вещами. Раньше я гордился тем, что обхожусь без книг. Теперь я понимаю, как я был глуп.

Писать – это сложно. Но драться и стрелять – не менее сложно. Эту неделю я занимаюсь с Филком. Филк, небритый и неряшливый, лучше всех на свете умеет обращаться с огнестрельным оружием. На моей памяти Филк ни разу не промахнулся, как бы он не стрелял. Из-за головы, из-под колена, с бедра, с плеча, в прыжке и кувырке. Он всегда попадает в яблочко, из любого оружия. Правда, из арбалета он стрелять не любит: это вотчина Грасселя. Но тоже умеет.

На самом деле, если кто-то из берсерков умеет делать что-то конкретное лучше других, это не значит, что он не умеет остального. Филк любого простого бойца по земле размажет при помощи любого оружия. Но огнестрелы – это его конёк.

Я обнаруживаю, что пишу бессознательно. Поднимаю глаза на Цикру. Он тоже это заметил, но молчит. А потом улыбается.

– Ты пишешь не отдавая себе отчёта, я вижу, – говорит он.

– Это хорошо?

– Да, – он доволен.

Я снова наклоняюсь над бумагой. Я переписываю какой-то манускрипт. Иногда мне встречаются незнакомые слова, я узнаю их значения от Цикры.

Чувствую, что кто-то вошёл. Оборачиваюсь. Это Киронага.

Он смотрит на меня. И кивает.

Я встаю. Цикра смотрит вопросительно.

– Я сдержал обещание, – говорит Киронага.

Я оборачиваюсь к Цикре.

– Я вернусь.

Иду за Киронагой.

Путь через двор кажется мне бесконечным. Моё сердце бьётся так, как не билось уже очень давно.

Вот и мои апартаменты. Первая комната, вторая. Спальня.

На кровати сидит Бельва. Мой выигрыш. Единственная причина того, что я принял от Киронаги победу в партии.

Она встаёт мне навстречу. Она смотрит на меня, и по её щекам текут слёзы. Пять чёртовых месяцев – ни одной весточки. Ни слова. Ни взгляда. Она ничуть не изменилась. Я обнимаю её, но перед моими глазами неожиданно появляется Рита, которая обычно ждала меня в этой комнате. Я отгоняю эту мысль.

Бельва не отпускает меня. Я чувствую, что, кроме нас, в комнате никого нет: Киронага вышел. Я целую её лицо, её глаза, её губы, и из моих глаз, из этих бешеных глаз, которые видели столько крови, которые видели тысячу смертей, которые видели, как людей сжигают и режут на части, в которых всегда были ярость и безразличие, из этих грёбаных глаз текут настоящие слёзы.

Глава 5. При дворе (продолжение)

Меня зовут Риггер. Это мантра. Я могу повторять её с разными целями. Чтобы успокоиться. Чтобы отдохнуть. Чтобы обрести уверенность в себе.

Бельва идёт за мной. Она могла бы идти рядом, но она понимает, что если право дано, его не обязательно использовать. Его можно сберечь. Если ты не используешь своё право сейчас, ты можешь использовать его позже – вдвойне.

Меня ждут двое – Киронага и Файлант. Последние из пятнадцати, кого я пока не побеждал.

Киронага сказал мне о той бильярдной партии: «Это была не подачка, Риггер. Это был аванс. Когда ты победишь меня в бою, ты отработаешь этот аванс».

Красный зал Императорского дворца. Большой зал. В нём я был трижды – на подобных же отчётных сражениях. Ликк дрался с Файлантом – и проиграл. Грассель дрался с Файлантом – и проиграл. Тирин, гладиатор с Запада, дрался с Файлантом– и проиграл. Я ни разу не видел, чтобы Киронага дрался с кем-либо, кроме меня. Меня он учил.

Зрителей почти нет. Всё те же соратники-берсерки. Бельва. Человек двадцать челяди. На подобные мероприятия не приглашают мещанство и дворянство. Это внутреннее мероприятие. Развлечение для избранных. Экзамен для избранных. Война для избранных.

Киронага одет в чёрное кимоно. Два меча – в ножнах. Чёрные волосы стянуты назад и уложены в сложную причёску.

Файлант надел белые штаны и свободную рубашку. Лёгкий меч в правой руке и кинжал – в левой.

Я – в традиционной чёрной коже: штаны, жилет поверх белой рубашки. В каждой руке по мечу.

Киронага выходит вперёд.

– Риггер, – говорит он. – Ты многому научился за это время. Ты стал не просто совершенен телом и разумом. Ты научился контролировать свой гнев, и это очень важно. Твой выпускной экзамен будет сложным. Если ты его не пройдёшь, то будешь учиться дальше. Если пройдёшь – ты всё равно будешь учиться дальше. Потому что мы учимся всегда.

– Ты будешь драться с обоими, – говорит Файлант, и его холодные голубые глаза в течение какой-то секунды полыхают огнём.

Я поднимаю мечи и выхожу в центр зала. Мои соперники – тоже.

– Я решил так, – говорит Киронага, – потому что ты – единственный, кому это по силам.

И он бросается вперёд. Мир вокруг меня замедляется. Мои движения – это театр теней. Там, где мгновение назад было лезвие, остаётся только след, а я уже под Киронагой, пытаюсь перерубить ему ногу. Звон металла, и вторым мечом я едва успеваю перехватить меч Файланта.

Рывком вскакиваю на ноги, чудом увёртываюсь от оборотного удара Киронаги и рублю Файланта обоими мечами. Одновременно в прыжке бью его в грудь, он отпрыгивает, но всё же я задеваю его голову самым носком ноги. Судя по всему, выбиваю несколько зубов. Это не первый удар, который я наношу ему. На тренировках мне удавалось даже условно победить Файланта. Правда, он дрался не в полную силу.

А вот Киронаге я ни разу не смог нанести удар. Ни на одной тренировке.

Попадание даёт мне крохотную паузу, и я обращаюсь к Киронаге, чьи мечи уже почти скрестились на моей шее. Отвожу их в сторону, отталкиваюсь от Киронаги и снова рублю Файланта, тупо, с силой, через все преграды. Он парирует, я подкатываюсь и оказываюсь позади. Киронага обегает Файланта, а я рублю обоих по ногам. Они подпрыгивают почти синхронно, и я делаю подсечку. Киронага уходит, а Файлант – нет. Он падает на спину, и я мечом отрубаю ему ступню.

Едва увёртываюсь от Киронаги и отбегаю в сторону. Файлант рывком встаёт. Он с трудом стоит на одной ноге. Из культи хлещет кровь, а я сражаюсь с Киронагой – один на один.

Когда я смогу его победить, я стану совершенен.

Я парирую, иногда пытаюсь напасть сам, но безуспешно. Краем глаза замечаю подпрыгивающего Файланта, увёртываюсь от его неуклюжей атаки, отбегаю в сторону. Файлант падает, не устояв на одной ноге. Без ступни – не попляшешь. Он слабеет на глазах. Я добью его, когда он окончательно ослабеет от потери крови. Это ещё несколько минут.

Несколько минут против Киронаги.

Я читаю в глазах Киронаги: «Молодец. Это правильная тактика».

Но это в глазах. Руки Киронаги держат мечи, каждый из которых может в любой момент перерубить мне шею. Или руку. Или ногу.

Я почти не устаю, или это только мне кажется. Но на лице Киронаги – ни бисеринки пота. Он тоже – как машина.

Бой входит в затяжную стадию. Удар за ударом, блеск и звон мечей, движение за движением. Файлант уже не может стоять. Он отползает в сторону, признавая себя побеждённым. Киронага не наступает, но и атаковать не позволяет.

Удар, прыжок, переворот, удар, разворот, удар. Первый сектор, второй сектор, третий сектор. Нога, рука. Шея, плечо. Мир становится системой. Мир становится текстом, раскладывается на буквы.

На буквы. В этот момент я понимаю, что Киронага действует по схеме. Чтобы обмануть схему, нужно пожертвовать собой. Тогда схема нарушится.

Решение приходит почти мгновенно. Киронага бьёт обоими мечами. Я не парирую удар. Если я его парирую, то не смогу ударить. Его мечи входят в меня с двух сторон, проходят через почки, печень, стремятся к позвоночнику. Мой правый меч идёт вниз: Киронага смотрит на него. Левый меч уходит Киронаге под подбородок. Из его горла хлещет кровь. Я успеваю торжествующе улыбнуться прежде, чем падаю на пол.

Это первый удар, который пропустил Киронага. И он пропустил его от меня.

* * *

Бельва гладит меня по голове и что-то напевает. Я узнаю старую мелодию, которую иногда играл заезжий менестрель в усадьбе Жирного. Я начинаю вспоминать вчерашние события, и осознаю – теперь, – что победил Киронагу. Точнее, добился ничьей. Впрочем, это не мешает мне гордиться вчерашним боем.

Бельва смотрит мне в глаза, и я говорю:

– Ты прекрасна.

– Я знаю, – отвечает она.

Кажется, сегодня я должен встретиться с Императором. Или завтра. В общем, неважно: на днях. Киронага говорил, что это произойдёт после экзамена. Мне кажется, что я сдал этот экзамен. Я доказал, что по силе стал равным Киронаге. Я буду обучаться и дальше – и превзойду его.

Бельва улыбается и спрашивает:

– Кто такая Рита, скажи мне?

На меня точно выливают ушат холодной воды.

– Откуда ты знаешь Риту? – спрашиваю я.

– Она вчера подошла ко мне и рассказала о себе. Скажи мне, кто она – для тебя?

Я молчу. Я не знаю, кто для меня Рита. За последние месяцы я видел её всего пару раз, и то мельком. Я кивал ей, а моё сердце сжималось. Я люблю Бельву. Но Рита тоже оставила во мне свой след. Кажется, она живёт с кем-то из высших чиновников. С чиновничеством я почти не пересекаюсь, хотя Цикра заставил меня подробно изучить структуру государственной власти Империи.

– Можешь не говорить, – добавляет Бельва.

– Нет, – говорю я. – Ритой я пытался заменить тебя. Но, как видишь, не получилось.

Я улыбаюсь.

Она обнимает меня.

* * *

Цикра ведёт себя как обычно. Будто сегодня обыкновенное занятие, будто ничего особенного вчера и не произошло. Впрочем, если я прошёл испытание силой, это не значит, что я смогу пройти испытание разумом. Наверное, Цикра думает именно об этом.

Мы изучаем право, читаем законы. Я учусь решать, кто прав, а кто виноват. Я учусь выносить справедливые приговоры.

Неожиданно Цикра прерывает нашу беседу.

– Риггер, ты увидишься с Императором послезавтра, – говорит он.

– Да, – отвечаю я, – я давно этого жду.

– Не думай, Риггер, что это просто встреча.

– Я не думаю, – говорю я.

За эти месяцы я не раз пытался выяснить, зачем нас, берсерков, муштруют, но так и не понял этого. Мы – никто. Мы – не личная охрана императора, не передовые отряды его войск, не разведчики-одиночки. Мы – просто странное подразделение странных солдат.

– Император объяснит тебе, зачем тебя привезли и зачем тебя обучают, – говорит Цикра.

– Император встречается с каждым берсерком?

– Да. Ты – последний.

– Ты говоришь мне это как друг или тебе поручено?

– Мне поручено подготовить тебя, – говорит Цикра.

У меня по-прежнему нет друзей. Я привык к этому. Но здесь, во дворце, это выглядит странно, потому что отсутствие друзей не компенсируется страхом передо мной. Они не боятся меня, они не считают меня другом, значит, на них нельзя положиться, ни на кого.

Хотя есть два человека, которым, как мне кажется, я могу доверять. Это женщины. Бельва и Рита. Рита, которая не виделась со мной в течение длительного времени, а потом подошла к Бельве и всё рассказала ей. И пожелала удачи. И искренне, по-женски, сказала, что я – лучший мужчина, о котором только может мечтать женщина, во всех смыслах.

– Тогда готовь.

– Сегодня и завтра у тебя не будет силовых тренировок. Киронага уехал утром по неотложным делам. Сегодня во второй половине дня ты остаёшься здесь; я расскажу тебе, как вести себя с Императором, как разговаривать с ним. Как и на каком расстоянии необходимо от него находиться. Это не слишком сложный, но обязательный свод правил.

– Хорошо.

– Есть одна вещь, с которой ты должен ознакомиться. Я думаю, она тебе пригодится в диалоге с императором.

Он берёт со стола тяжёлый фолиант, вероятно, подготовленный заранее для того, чтобы показать мне.

Надпись на обложке гласит: «Император Великой Империи». И всё.

Он открывает книгу. Пролистав несколько страниц с изящными рисунками и золотым тиснением, он открывает страницу с портретом в овальной рамке. На портрете изображён смуглый черноволосый мужчина с золотой серьгой в правом ухе. Соседняя страница разворота заполнена текстом.

– Это первый Император. Великий Жерсан.

Текст – это перечисление заслуг Императора. Он разбил несколько армий соседних государств, сломал сопротивление черни, присоединил к Империи бесчисленное множество земель.

– А вот Император Лоас, – говорит Цикра, открывая другую страницу, примерно в середине книги.

Лоас светловолос и изящен. Портрет выполнен в полный рост. На боку у Императора – плётка-семихвостка с крючьями на конце.

– Император Лоас пятьсот лет назад завоевал свободную провинцию Санлон и включил её в состав Империи. Это было его единственное завоевание. Плеть-семихвостку, которую он всегда носил с собой, он оставил наместнику провинции, тогдашнему господину Санлону по прозвищу Хитрец. Хитрец поместил её на свой герб. Твоя плеть – прямая наследница той самой плети Лоаса.

Он переворачивает несколько страниц. До конца книги уже немного.

– А это – наш сегодняшний Император, Вартах.

С портрета на меня смотрит худое лицо с тонкими чертами и узкими чёрными глазами. Император облачён в нагрудник, его рука в железной перчатке держит меч.

И тут мне приходит в голову мысль, которая прежде никогда меня не посещала. Да и не могла.

Мы ведь бессмертны. Почему императоры меняются?

– Как сменяются императоры? – спрашиваю я.

Цикра усмехается.

– Первый наместник Санлона, Хитрец, уже четыреста лет сидит в императорском каземате. Он оказался слишком хитрым и попытался отвоевать обратно свободу своей провинции. Второй наместник Санлона, Ящер, уже сто пятьдесят лет томится где-то в застенках нынешнего наместника, прозвище которого, если я не ошибаюсь, Жирный. Жирный просто организовал грамотный переворот и сместил неудачливого Ящера. Теперь ты понимаешь, как меняются императоры?

Нелегка доля императора. Ему приходится сражаться не только против чужих войск, но порой и против своих.

Почему-то я думаю, что если бы я стал императором, меня бы не смогли свергнуть. Потому что я знаю, что такое жестокость. Только при помощи жестокости можно управлять империей бессмертных.

* * *

Во дворе я встречаю Риту. Она не проходит мимо, как делает обычно. Он поворачивает ко мне. Я задаю свой вопрос первым.

– Зачем ты ей рассказала?

– Она должна знать о тебе всё. Иначе она не сможет тебя любить по-настоящему.

– Она меня любит.

– Именно поэтому и рассказала.

В её тоне я чувствую горечь.

– Рита… – начинаю я.

– Что?

Я не знаю, что сказать. Сказать, что я её тоже люблю, пусть и меньше, чем Бельву? Что она навсегда останется у меня в сердце? Что я буду помнить её вечно?

Это слабое утешение для женщины, которая потеряла своего мужчину. А она потеряла – меня.

– Мне нечего сказать тебе, – говорю я.

– А мне есть, – она парирует. – Я хотела сказать тебе, что если ты её бросишь когда-нибудь, снова уедешь куда-нибудь на полгода, на год, исчезнешь или просто скажешь, что не любишь её, она умрёт. То есть она будет продолжать жить: она будет есть, работать, одеваться. Она будет спать с мужчинами, она будет делать то, что делают все обычные люди. Но она будет мертва, потому что её жизнь, Риггер, только с тобой, только в тебе. Я снесла твоё исчезновение, потому что я сильная. Потому что я не успела влюбиться в тебя так, что хочется умереть. А она – нет. Она – слабее меня. Никогда, никогда не бросай её, Риггер, не смей её бросить. Ты слышишь?

Она повышает голос.

– Никогда, – эхом отвечаю я.

Рита смотрит на меня внимательно, разворачивается и уходит.

Я иду дальше.

У меня не было приступов ярости уже очень давно. Честно говоря, я не помню даже, когда был последний. Полгода назад, не меньше. Тогда пострадали слуги. Меня остановила Бельва, которая встала передо мной и сказала: «Ты не изменился».

Я не изменился, вдруг думаю я.

Я иду на гладиаторскую арену, хотя должен возвратиться к Цикре.

Тут всё по-прежнему. Звон стали, блеск клинков. Гладиаторы и воины сражаются между собой, кто-то борется с деревянными столбами и грушами, кто-то воюет с самим собой.

Я смотрю в глаза ближайшему воину. Он что-то чувствует и поворачивается ко мне лицом. В его руке – меч, на груди – панцирь. Я одет в лёгкие полотняные штаны и рубаху. Мои руки свободны. Но я чувствую силу, а значит – я совершенен.

Передвигаюсь молниеносно. Он не успевает даже пошевелить пальцем, а я уже выбиваю из его руки меч и подсекаю ему сухожилия. Он падает на колени, а я перехватываю меч и сношу ему голову. Следующий на моём пути – гладиатор, молотящий грушу. Он остаётся без руки и ноги, которые я отрубаю одним ударом наискось. За ним – сражающиеся между собой воины с копьями и судья поединка. Все трое плавают в собственной крови через несколько секунд.

Если посмотреть на это сверху, это выглядит как водоворот. Я – его центр. Я перемещаюсь с дикой скоростью, рублю, колю, отсекаю конечности. Воины и гладиаторы бегут на меня с криком, заносят оружие, режут и бьют, но это бессмысленно, потому что мне нельзя нанести ни одного удара. В меня летят стрелы, ножи и дротики: я увёртываюсь или сбиваю их в воздухе. Я – словно часы, словно механизм, который не может дать сбой.

Я в самом центре арены, а из арок появляются вся новые бойцы, которые набрасываются на меня с удвоенной, утроенной яростью. На верхнем ярусе появляется лучник, который целится в меня, – и получает нож в глаз. Раздаётся грохот огнестрела.

Стрелок ещё падает на землю, пытаясь удержать выпадающие кишки, а я уже перехватываю его лёгкий огнестрел и выпускаю оставшиеся четыре пули в толпу. Другой стрелок после трёх промахов пытается сбежать, но я раскраиваю ему спину и окончательно опустошаю барабан его огнестрела.

Ещё несколько минут, и я понимаю, что сражаюсь с тенью. Вокруг нет никого. Только пустота и тела, множество тел. Мне становится интересно, скольких же я успел положить. Я тяжело дышу. В моих руках – кривой ятаган, с которого стекает кровь. Тела устилают всё вокруг. Смерть царит на арене. У края арены жмутся в кучку несколько слуг, в обязанности которых входит обычно уносить тела побеждённых во время тренировочных боёв. Похоже, я задал им работки.