Текст книги "Печать Харнабиса (ЛП)"
Автор книги: Тим Каррэн
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Я слушал его, а в животе снова появилось это неприятное ощущение.
Для окружного прокурора все это не имело ни малейшего смысла, но для меня повсюду были связи, только они были настолько дикими, что я не хотел о них даже думать. С другой стороны, это ведь не меня ожидали выборы, которые могли подпортиться историями о привидениях.
Как я уже говорил, матушка Кьюсак, возможно, и не воспитывала гениев, но и дураков она тоже не растила.
Эти парни, вроде Брауна, были из тех типов археологов, которые всегда мародёрствуют в Египте или на других раскопках, взламывая гробницы и валяя дурака с мумиями.
Он исчезает вместе с остальными членами команды. А потом появляется этот таинственный ящик с мумией. И спустя несколько дней Браун возвращается в город. Происходит что-то странное. Когда мы приходим с ним поговорить, он сам выглядит как мумия.
Конечно, это всё было взаимосвязано, но я даже боялся произнести это вслух.
Фрэнни тоже уловил эту связь, но существовали дороги, на которые он не хотел ступать, и я не мог его за это винить.
Он снова завёл свой автомобиль, и через несколько минут мы въехали в ворота Мискатоника и проехали мимо Локсли-Холла.
– Ну, давай же, Фрэнни, не томи! Нахрена мы с тобой сюда едем? – спросил я.
Он усмехнулся.
– Я беру тебя с собой, Дубина, потому что ты видел тот трупешник в "Гнёздышке". Это первая причина. Во-вторых, ты видел этих жуков и раньше. Третья причина – ты мне нравишься, и я хочу, чтобы ты увидел то, что они нашли здесь. Я думаю, ты это оценишь.
Может быть, Фрэнни и был хорошим детективом из отдела убийств, но он ни черта не понимал в психологии людей. Потому что в противном случае, он бы знал, что я не хочу участвовать в этой чепухе. Я хотел лишь патрулировать улицы, проверять незапертые двери и расталкивать пьянчуг в подворотнях. Мне это нравилось.
Мы направились к "Музею античности".
Перед зданием было припарковано несколько черно-белых машин. Двери заменили, но внутри был всё тот же пыльный старый морг.
На моей работе очень быстро избавляешься от страха перед мертвыми.
Но то, что я чувствовал в этом месте, было больше, чем смерть. Что-то, что определенно не было живым, но, возможно, и не было по-настоящему мертвым.
– Ну и местечко, – сказал я, только чтобы услышать собственный голос.
Мы миновали мумии кошек и крокодилов, всевозможные погребальные принадлежности вроде табличек и тростниковых лодок, а также высокие неприступные статуи египетских богов с головами шакалов, змей и баранов.
Свет был включен, и я был этому несказанно рад.
– Тебе здесь не нравится, Дубина? – спросил Фрэнни.
– Да я видел и куда более весёлые морги.
Фрэнни рассмеялся, будто над отличной шуткой.
Клаустрофобическая аура этого места поселилась во мне, заставляя мое горло першить, а легкие – хрипеть.
Мы миновали зал, где раньше находился таинственный саркофаг, и оказались в другом зале, где было много столов, витрин и несколько человеческих мумий в стеклянных контейнерах.
В помещении находились несколько полицейских и люди из службы коронера. Они знали меня, а я знал их.
Майк Францезе тоже был здесь. Много лет назад, только окончив академию, мы вместе работали в Ривертауне и Нижнем Саутсайде.
– Дубина? – удивлённо вскинул он брови. – Как ты умудряешься вляпываться в подобную хрень?
– В детстве плохо воспитали, – откликнулся я.
Мы оба расхохотались, потому что это была одна из наших общих старых добрых шуток.
Но смех быстро прекратился. Потому что существуют места, где смех неприемлем.
И когда я увидел тело, распростертое возле какого-то бронзового египетского саркофага, я понял, что Зал Египтологии – именно такое место.
– Что думаешь? – спросил у меня Фрэнни, кивая на хладные останки на полу.
Что думаю?
Ещё одна грёбаная мумия, вот что. Как и та мерзость в "Гнёздышке".
Единственное отличие здесь заключалось в том, что этот парень умер не в тесной ванной комнате с забитыми тряпками трещинами и щелями, чтобы никто не пролез внутрь, а прямо на открытом месте, на этом полированном кафельном полу.
А сам труп...
Он был весь высохший и сморщенный, словно его только что выгребли из могилы. От останков исходило зловоние затхлости и старости, а в воздухе, как пылинки, кружили хлопья высохшей кожи. Всё точно так же, как и в мотеле.
Майк подошёл ко мне.
– Это что-то, правда, Дубина? А эти, прости Господи, клоуны пытаются меня уверить, что этот человек умер не три сотни лет назад.
– И не надейся, – крикнул коронер.
Майк усмехнулся.
– Да ты посмотри на него! Он же весь скукожился, как чернослив на солнце!
Он перевёл взгляд на меня.
– Образумь их хоть немного, Дубина! Это тело – одна из тех мумий, что выпали из одного из этих ящиков…
– Да я не против твоей версии, Майк, – покачал головой Фрэнни. – Только вот что...
Он достал из глубокого кармана своего плаща пакет с вещественными доказательствами. В нем лежала пачка "Честерфилда".
– Я думаю, что египетские мумии не слишком часто носят пачки сигарет без фильтра в задних карманах.
Майк отшатнулся, не в силах ни поверить, ни понять.
– Как и прошлый раз, – произнёс я.
– И да, и нет, – ответила мне Фрэнни, глядя высоко вверх, на слуховое окно.
Ну да. Конечно.
Это тело выглядело так, как будто оно умерло там, наверху, было сброшено вниз с силой и как бы взорвалось от удара. Осколки его были разбросаны повсюду, конечности раздроблены, а кости превратились в пыль. Это был не более чем скелет, завернутый в крошащуюся плоть с вопящим Хэллоуинским черепом вместо головы, кучей тряпья и мусора, разбросанного по полу, как будто кто-то вывалил здесь содержимое парочки пылесосов. Всё и так выглядело до жути мерзко, а тут ещё повсюду валялись сотни мумифицированных насекомых. Они были повсюду; складывалось впечатление, что их рой просто умер в полёте и свалился наземь.
Когда люди коронера попытались подложить под останки простыню, чтобы переместить их, тело перевернулось и рухнуло на пол. От удара оно распахнулось, обдав окружающих облаком вонючей пыли... и десятки этих высохших жуков высыпались наружу. Все до единого – иссушенные, как хлопья пыли, и разваливающиеся на части.
– Твою мать, – пробормотал Майк. – Да он просто... нафарширован.
И так оно и было. Нафарширован теми же черепоголовыми насекомыми, похожими на каких-то крылатых призраков. Такие жучки не встречаются ни в одном полевом справочнике... по эту сторону ада.
С выражением отвращения на лице Фрэнни наступил на одного из них, и он хрустнул под его ботинком с ломким меловым звуком, оставив на полу лишь серо-голубое пятно чего-то, похожего на сигарный пепел.
– Кто это был? – поинтересовался я, еле ворочая языком в пересохшем рту.
Фрэнни сверился с записной книжкой.
– Скорей всего, это парень по имени Старнс, Альберт Старнс. Один из тех археологов, которых Мискатоник отправил в Египет вместе с Дэвидом Генри Брауном полгода назад.
– Ещё один пропавший? – уточнил я.
– В точку. Конечно, по этим обломкам сложно сказать, – хмыкнул Фрэнни, – но судя по бумажнику в заднем кармане этих тряпок, тело вполне может принадлежать Старнсу.
Связи? Конечно, я их видел. Я их даже ощущал, как некий холодок, навеки поселившийся в моём животе и ползущий вдоль позвоночника.
Трясущейся рукой я стёр капли пота со лба. Я никак не мог понять, что здесь происходит. Было ясно лишь то, что всё началось с древнеегипетской гробницы.
И теперь это нечто облюбовало Аркxем.
– 5 -
– Так что просто держи ухо востро, – сказал мне Фрэнни позже, когда мы сидели в его машине на стоянке у вокзала, пили кофе, от которого наши нервы были на пределе, и курили сигареты, от которых саднило горло.
Все, что угодно, лишь бы избавиться от привкуса этой пыли во рту.
– Может быть, время от времени наведываться к Вайсу и напоминать о его положении.
А положение Буча было просто: либо он будет держать язык за зубами по поводу произошедшего в "Гнёздышке", либо полиция сделает его жизнь по-настоящему неприятной.
Два тела. Два парня, которые были связаны с экспедицией в Египет. Оба – видные ученые из Мискатоникского университета. И оба заканчивают как мумии с жуками внутри и снаружи. С теми же жуками, которые волшебным образом появились из Египта в том саркофаге.
Дело дрянь.
В Аркхеме за эти годы было немало уродливых гадостей – многие из них умело сметены под ковер сильными мира сего, – но это была самая большая, самая вонючая куча дерьма, которую город видел со времен дела Уилбура Уэйтли[2].
Офис окружного прокурора был в ярости, а Совет правления Мискатоника корчился от ужаса. В те дни Аркxем был очень консервативен, и самой консервативной его частью стал университет.
– Дубина, – сказал Фрэнни, жуя жвачку, – ты теперь часть всего этого, хочешь ты этого или нет.
– Полагаю, выбора у меня нет.
– Правильно полагаешь. Все это заставляет нас рвать на себе волосы, – признался мне Фрэнни. – Это такой кошмар, который не дает человеку спать по ночам, заставляет его хотеть держать свет включенным. Ты же понимаешь, что я имею в виду.
Да, я понимал.
– Как бы то ни было, ты каждую ночь выходишь на улицу. Держи глаза открытыми. Помоги мне разобраться с этим.
– Хорошо, – сказал я, чувствуя, что мой желудок вот-вот вывернется наружу со всем содержимым. – Чем смогу...
– Обрати особое внимание на это заведение, "Любовное Гнёздышко". Пристальное внимание. Окружному прокурору совсем не нравится эта куча дерьма. Он давит на капитана, а капитан прописывает по первое число всем нам.
– Хорошо, я буду держать ухо востро; сообщу тебе, если что услышу.
– Договорились.
Фрэнни не облекал в слова многое из того, что было у него на уме, но я хорошо читал между строк.
Каким-то образом он понимал, что тому, что произошло, не будет конца.
И он был чертовски прав.
– 6 -
В ту ночь я патрулировал район, прогуливаясь по улицам и сохраняя мир.
Вокруг было тихо. Действительно тихо.
Я разогнал драку в баре между двумя моряками, но в остальном ничего особенного не сделал, только изрядно потрепал обувку.
В большинство своих смен я не хочу неприятностей. Я хочу тишины и спокойствия. Я хочу, чтобы люди подчинялись закону, чтобы мне не приходилось напоминать им, что они его нарушают.
Но в ту ночь мне не помешало бы немного пошевелиться. Может быть, бунт или стрельба, милое тихое убийство – всё, что угодно, лишь бы нарушить ужасную монотонность этих улиц. Здесь были только я и этот мерзкий ветер с реки; слишком много ползущих теней и слишком много странных мыслей в моей голове. Листья, скребущие по дорожкам, постоянно напоминали мне о сухих, мертвых жуках, но я старался об этом не думать.
Я проходил мимо «Любовного Гнёздышка» три или четыре раза, но около двух я остановился перед зданием.
Буч не спал. Буч работал всю ночь напролет. Иногда он играл в карты в задней комнате, но не сегодня. Он был один, сидел над бутылкой ржаного виски и стряхивал пепел в пепельницу.
– Господи, Дубина, – вскрикнул он. – Не смей так подкрадываться, иначе у меня случится сердечный приступ.
Он был напряжен и взвинчен сильнее, чем пружина матраса. Казалось, весь район был в таком состоянии – готовый вот-вот сорваться. Думаю, не ошибусь, если предположу, что слухи из студенческого городка начали расползаться.
Я присел на стул.
– Ты же не распространяешься о том, что случилось, Буч?
– Распространяюсь? Да я как мышь под метлой!
Он сделал ещё глоток виски, но даже алкоголь не мог убрать мертвенную бледность с его лица.
– Твой приятель Коннинг и его быки прилипли ко мне, как дерьмо к башмаку. Я же не говорю ни слова! Господи, ты бы видел, как они обращались со мной, а я – честный налогоплательщик и всё такое...
Я усмехнулся.
– Просто делай всё, как договаривались, Буч. Окружному прокурору не нравится, что произошло в 205-м номере. Поэтому не лезь на рожон.
Буч кивнул.
– Конечно, конечно. Всегда рад помочь нашим стражам правопорядка. Ты же меня знаешь, Дубина.
– Ага, знаю.
Буч какое-то время молчал, но потом не выдержал:
– Слышал, есть ещё один, да? На этот раз в Мискатонике?
– Уже слышал?
– Конечно, Дубина. У меня куча ушей, и я умею слушать.
Я не сомневался.
С Бучем многие имели дела. Да, и некоторые копы тоже, но по большей части – люди из Мискатоника: студенты, администраторы и преподаватели. Вероятно, существовало мало того, во что Буч не был посвящён.
– Так это правда?
– Правда, Буч. Но держи рот на замке.
– Никаких проблем, Дубина. Я просто хочу покончить с этим, понимаешь? Плохо сказывается на бизнесе.
Он сделал ещё глоток.
– Что это вообще за хрень-то такая, а? Вот что мне хотелось бы знать. Тела, которые выглядят как мумии. Эти странные жуки. Господи, что же за всем этим кроется?
– Чем меньше мы с тобой, Буч, будем знать, тем лучше.
– У меня сегодня пять человек съехали, Дубина. А некоторые из них жили у меня уже несколько месяцев. Можно подумать, что у меня здесь поселились Дракула и Тифозная Мэри. Черт возьми, я пытаюсь зарабатывать на жизнь, я пытаюсь вести бизнес. Меньше всего мне нужно, чтобы люди думали, что у меня тут комната с привидениями или что-то в этом роде.
– А что с самой комнатой?
Буч пожал плечами.
– Ничего. Я запер ее, как и сказали ваши. Место преступления и все такое. Никто не заходит туда без значка и дешевого костюма. А, и они забрали это барахло, но остальное все еще там... большинство жуков и одежда того парня, бритва, бумаги и все остальное. Я должен оставить всё нетронутым, пока Коннинг и его веселые парни не закончат тут дела.
– Как я уже сказал, Буч, просто делай то, о чём договаривались. Дай им неделю, и они закончат, и ты сможешь вернуться к нормальной жизни. Подметёшь комнату; если захочешь – пригласишь священника её освятить. Просто проследи, чтобы никто туда пока не заглядывал.
– Не заглянет. Я прослежу.
Он закурил.
– Эта комната, всё это дело... O, Боже, Дубина, я не боюсь сказать тебе, что от всего этого у меня мурашки бегут по коже. Все это неправильно. Я не знаю, в чем тут дело, но это неправильно.
Бучу даже не надо было задавать наводящие вопросы: он рассказал мне то же, что рассказывал уже Фрэнни и его ребятам раз тридцать.
Тот парень снял комнату четыре дня назад. Хороший парень, из правильных. Говорил грамотно; возможно, с хорошим образованием. Использовал кучу заумных слов, словно привык к долгим дискуссиям. Он заплатил за неделю вперед, у него было много денег. В книге учёта записался как "Брукс".
Кроме этого, с этим парнем не было ничего странного вплоть до той суматохи прошлой ночью.
– Совсем ничего?
– Ничего. Я даже толком не знал, есть ли он в комнате.
Буч покачал головой.
– Как я уже сказал детективам, я видел его всего раз или два, и всё. Он казался немного взвинченным, понимаешь? Нервным. Но это всё.
Ещё бы ему не нервничать.
Буч и большинство его оставшихся жильцов, вероятно, тоже немного нервничали.
Я и сам начинал дёргаться.
Если честно, я не собираюсь бахвалиться, какой я был крутой и бесстрашный. Да, когда имеешь дело с такими людьми, с каким я встречался на каждом дежурстве, – это одно. Ты черствеешь, сердце уже не колотится от каждого шороха, да и вообще тебя становится не так-то легко испугать.
Но это... К такому было трудно привыкнуть.
Я всё время пытался понять, что же меня гложет, найти в этом хоть какой-то смысл, но никак не мог. Это было просто предчувствие надвигающейся беды, и я не мог избавиться от него.
Во всем этом не было прямой угрозы, которая касалась бы меня, верно? Это ведь не какой-то маньяк, который прячется в тени и охотится именно за мной!
И все же я чувствовал угрозу, страх и тревогу.
Как будто что-то надвигалось на меня из темноты; что-то, чего я не мог видеть, но что я определенно мог чувствовать.
* * *
Наконец, ночь подошла к концу, и я отправился домой.
Весь день мне снились безумные сны о ползающих мумифицированных существах. Я проснулся в холодном поту сначала в одиннадцать, а потом – в час. В конце концов, я встал, послушал игру по радио, но не смог заставить себя поесть.
Это начинало действовать мне на нервы, и мне это не нравилось.
То есть... Чёрт, да я бывал в нескольких перестрелках, а уж рукопашные с плохими парнями вообще не поддавались счёту! Я вытаскивал тела из комнат, где было столько червей, что в них можно было открывать лавку с наживкой. Черт возьми, именно я нашел Марлу Кабрини, когда тот парень отрубил ей голову и забрал ее с собой.
И я был одним из тех копов, которые впервые увидели Уилбура Уэйтли на полу библиотеки в 28-м, а этого было достаточно, чтобы у человека пропал аппетит на добрый месяц.
Но все это никогда не беспокоило меня так, как сейчас.
И когда что-то захватывает вас и не отпускает, лучше поверить, что для всего этого есть веская причина.
И той ночью я узнал, какая именно.
– 7 -
Сразу после двух я совершал обход и обнаружил разбитое окно в ломбарде, поэтому нашёл телефон и позвонил в отдел.
Я еще не успел закончить, как ко мне, стуча каблучками, подбежала Джуди Лаперье.
– Дубина, – сказала она, задыхаясь. – Ты... ты должен сейчас же пойти в "Любовное Гнёздышко". Буч нашел какого-то парня, пытавшегося проникнуть в ту комнату. Он удерживает его для тебя.
И снова это жуткое ощущение. Что-то вроде того, что, как я полагал, чувствовал Дэвид Генри Браун или тот парень Старнс, когда в них кишели насекомые.
Мы с Джуди помчались к "Любовному гнёздышку" и нашли Буча в задней комнате.
В кресле сидел какой-то парень. А Буч дрожащей рукой целился в него из револьвера калибра .45.
– Это он, Дубина, – прошипел Буч.
– Ладно, железку-то брось, – произнёс я.
Возможно, мне следовало сказать ему, что бывшие заключенные не должны иметь огнестрельного оружия, но я этого не сделал. За свои смены я вижу кучу мелких правонарушений, но на некоторые смотрю сквозь пальцы. Приходится.
Я был уверен, что револьвер Буча нигде не зарегистрирован, но учитывая то, какие у него бывают постояльцы, я не мог его за это винить. Я бы тоже держал оружие при себе.
Он убрал револьвер, и я посмотрел на парня в кресле.
– Это простая ошибка, – произнёс он. – Клянусь вам, офицер.
– Сейчас разберёмся, – ответил я.
Должен признать: выглядел он не слишком внушительно.
Худой щупленький паренёк в плаще цвета хаки с расстёгнутой верхней пуговицей. Хороший покрой, определенно сшитый на заказ, а не купленный уже готовым в магазине. Это сразу же выделяло его среди обычного сброда в "Гнёздышке". У него была светлая бородка и такие же волосы, слегка растрепанные. Лицо у него было обветренное, загорелое, а глаза – темные и проницательные.
– Начнём с имени. Как вас зовут? – спросил я.
– Бернем, – ответил он. – Уинстон Бернем.
Буч начал хихикать.
– Да кто ж тебя так назвал, бедняжка?
– Заткнись, – бросил я. – А теперь скажите, зачем вы пытались проникнуть в эту комнату?
Бернем вздохнул.
– Мы с мистером Брауном были коллегами, друзьями. Старая дружба. У него есть кое-что мое, что-то, что он хотел, чтобы я получил в случае его смерти, и я просто решил забрать это. Это правда, офицер, клянусь вам.
– Эта комната опечатана, – сказал я. – Это место преступления. Ваш друг был найден там мертвым... но вы ведь и так знали об этом, да?
Бернем уставился на меня огромными глазами.
– Конечно, он был мертв. Это был лишь вопрос времени.
– Ладно, идёмте со мной в участок, – кивнул я. – Кое-кто из сотрудников захочет с вами поговорить.
– Я арестован?
– Нет, всего пару вопросов. Станете сотрудничать – и будете свободны на все четыре стороны.
Бернем кивнул.
– Отлично... А то у меня не так много времени.
Я вывел его наружу, стараясь не вести себя грубо.
От этого парня пахло воспитанием и образованием, как трубочным табаком и кожаными креслами – в кабинете богача. Поэтому я не стал вцепляться ему в предплечье и обращаться так, как с остальными. Он был джентльменом, и я отнесся к нему с некоторым уважением.
Когда мы вышли наружу, он остановился и спросил:
– Вы... Вы видели тело?
Я кивнул.
Бернем сглотнул, изучая тени, словно ожидая чего-то.
– Оно было... иссушено? Мумифицировано?
– Именно. Словно он был мёртв уже сто, а то и тысячу лет.
– А вы нашли... насекомых?
– Да. На обоих местах преступлений.
Он выглядел так, словно у него вот-вот случится инфаркт.
– На обоих?
– Одно – здесь, второе – в университете.
Я выложил ему все, что знал, и с каждой минутой он бледнел всё сильнее.
– И Старнс тоже... О, Господи, Старнс тоже...
Но больше всего его, похоже, обеспокоила доставка таинственной мумии из Египта и тот, кто мог её прислать.
– Не хотите рассказать мне о Египте? – предложил я. – О телах, которые превращаются в мумий? О жуках?
Он попросил сигаретку, и я протянул ему одну из своей пачки.
– Вы мне не поверите, но я всё же расскажу. Кто-то должен знать.
Он сделал несколько глубоких затяжек и уставился вдаль невидящим взглядом, рассматривая то, что мне было недоступно.
– Я надеялся, что мы оставили всё в Луксоре, но мне следовало догадаться...
– Что оставили?
Он пропустил мой вопрос мимо ушей.
– Полагаю, вы задаетесь вопросом, что могло вызвать такое быстрое старение и высыхание?
– Ага, задумывался, – кивнул я. – Давайте, я вызову патрульную машину, и вы расскажете всё в участке.
Бернем покачал головой.
– На это нет времени. У меня есть кабинет в Музее Античности. Пойдёмте туда. Возможно, это ваш единственный шанс, офицер. К утру я буду мертв, так что всё, что у вас останется – это одна грандиозная тайна. Я расскажу эту историю, но только вам. У меня нет времени, чтобы проходить через это больше одного раза.
Я заколебался.
Да, мне нужны были ответы в этом деле, но я знал, что Фрэнни и ребятам не понравится, если я стану совать нос не в свое дело.
Но в ту секунду я решил: к черту все это.
Этот парень был напуган, и он знал ответы, и у меня было безумное чувство, что если я не услышу весь рассказ прямо сейчас, то он будет мертв, как и сказал. Возможно, то, что я делал, было против правил, но мой инстинкт подсказывал мне, что я поступаю правильно.
Поэтому мы направились в Мискатоник.
– 8 -
Кабинет Уинстона Бернема был большим, с прекрасным видом на кампус, но он казался тесным и переполненным книгами, сваленными с полок, стопками рукописей, египетскими статуэтками и реликвиями, сложенными в коробки.
Он сел за стол, отодвинул в сторону один из ящиков и сразу же начал говорить:
– Что вы знаете о Египте, офицер? О его темном прошлом, преданиях и истории? О фараонах и божествах?
Я признался, что знаю немногое.
– Я видел несколько мумий в музее; некоторые из тех реликвий, которые вы храните в Зале Египтологии. Высохшие на вид существа вроде твоего друга. Он не очень-то походил на героя Карлоффа в том фильме.
Мой собеседник усмехнулся.
Ну да, такие парни, как я, учатся в основном по кино.
Я сказал ему, что слышал о Тутанхамоне и его проклятии. Обо всех парнях, которые умерли, потому что вошли в его гробницу. Не то чтобы я в это верил...
– Это хорошо. Я рад, что вы знаете о Тутанхамоне и проклятии. Я хочу, чтобы вы помнили об этом, когда я начну рассказывать о том... о том, что с нами случилось.
– А что с вами случилось?
Он не ответил на прямой вопрос.
Насколько я успел понять, Бернем вообще не любил отвечать на прямые вопросы.
Он делал все по-своему и на своё усмотрение.
Он рассказал мне о погребальных культах и богах плодородия Древнего Египта, о том, как часто было очень трудно установить действительную историю этих давно ушедших людей, ибо для них не существовало разделительной линии между реальным и нереальным, естественным и сверхъестественным.
Их боги были частью их повседневной жизни.
Он рассказал мне о шакалоголовом Анубисе, боге бальзамирования, и Нехбет, богине в облике коршуна.
О Горе с головой сокола и Сете с головой змеи.
О крокодильем культе Себека и боге-скарабее Хепри.
У меня сложилось такое ощущение, что у египтян сушествовал бог на каждый день недели.
– Я специально упомянул именно Хепри, потому что насекомые были очень важны для религиозной и символической жизни этого великого исчезнувшего народа, – сказал Бернем. – Жук-скарабей использовался во всем – от талисманов удачи до погребальных обрядов, религиозных церемоний и надгробных иероглифов. Это ничтожное насекомое было воплощением жизни и возрождения. Но другие насекомые также играли заметную роль. Медоносные пчелы символизировали плодородную дельту Нила. Мухи символизировали смерть и воскрешение. А кузнечики, которые уничтожали вредителей на посевах, были символом нападения на врагов. Очень увлекательно, вы не находите?
Я кивнул, соглашаясь, хотя история древнего мира меня мало интересовала.
Я хотел перейти к сути.
Я хотел знать о людях, превращенных в мумии, и о том, какое отношение к этому имеют эти странные насекомые.
Может быть, Бернем увидел мое нетерпение, потому что он начал рассказывать мне о другом Боге, называемом Харнабис или Карнабик, в зависимости от перевода, который изображался либо как человек с головой насекомого, либо – более конкретно – как человек с головой саранчи.
Это божество было почти неизвестно, и все потому, что египтяне изо всех сил старались стереть его существование из своей истории.
– Для них не было ничего необычного в подобных вещах, – сказал Бернем, – потому что всякий раз, когда какой-то фараон, жрец или Бог обрушивал смерть или разрушение на их народ, его или ее имя стиралось из свитков навсегда.
Именно это они и сделали с Харнабисом.
И причина была довольно веской.
Этот бог с головой саранчи был духом мора, болезни и разрушения. Ему поклонялся могущественный и темный культ, который любил забавляться с человеческими жертвами. Большая часть того, что было известно о Харнабисе, взята из некоторых редких и запрещенных книг древности. Такие вещи, как “Cultus Vermis”, «Книга Карнака» и «Liber Ivonis» – печально известные «трактаты ведьм», как их называли во времена инквизиции, когда большинство копий было сожжено.
Бернем сказал, что он и его коллеги почерпнули из них довольно много информации о таинственном Харнабисе, но настоящим благом для них был древнегерманский том под названием «Die Auferstehung des Morbiden Insekts» – «Возрождение Жуткого Насекомого».
Эта книга была невероятно редкой. Ее написал австрийский дворянин по имени Жозеф Граф Регула, осуждённый за ведьмовство. Еще в XVI веке барон Регула был арестован и четвертован за ересь, колдовство и тому подобное.
– Он написал не одну ужасающую книгу, но «Die Auferstehung des Morbiden Insects» была единственной, которая нас действительно заинтересовала, – сказал Бернем. – Вся книга написана с помощью шифра. Любопытное сочетание латыни, арабского и древних племенных германских диалектов. Мы перевели только один раздел, но и этого было более чем достаточно. Ибо он поведал нам историю этого загадочного Бога. Мы обнаружили, что Харнабис был известен в ассирийской, шумерской, кельтской и даже майяской культурах. Его называли Гор-Готра, или Гор-Готогуа, или даже Гор-Готис, в зависимости от культуры – Великий Отец Насекомых, Охотящийся Богомол из Чёрных Туманов, Бог Роя. И что особенно интересно, Гор-Готис был известен в Древнем Египте как Харнабис.
– И египтяне пытались уничтожить этого парня? Чтобы никто никогда не узнал? – поинтересовался я.
– Именно. Ибо согласно народному поверью, Харнабис был известен как "тот, кто призывает вредителей". А теперь, может быть, вы вспомните из воскресной школы что-нибудь, известное под названием "десять казней египетских"? Регула писал об этом. По его мнению, – и одно из наших исследований это подтверждает, – подобно многим вещам в христианской Библии, таким как великий потоп, эти бедствия были заимствованы из знаний другого народа. В данном случае – из египетских преданий.
Я вспомнил о казнях из посещений церкви в детстве.
Бернем сказал, что Библия полна таких примеров: когда особенно драматический эпизод другой культуры был “христианизирован” и приписан учению популярного святого. Казни, по его словам, были взяты непосредственно из египетского фольклора и не имели ничего общего с христианским Богом, а все дело было в отвратительном языческом божестве по имени Харнабис – в “том, кто призывает вредителей”.
Согласно тому, что узнали Бернем и его коллеги, именно Харнабис вызвал казни кровью и лягушками, фурункулами и градом, мошками, мухами и саранчой. Тысячи людей погибли, и именно из-за этого культ Харнабиса был распущен, его жрецы преданы смерти, а имя их бога навсегда вычеркнуто из летописей.
– Давай не будем терять время, – сказал я. – Какое это имеет отношение к тому, о чем мы говорили? К Брауну и Старнсу?
– Это имеет прямое отношение к делу, – упрекнул он меня. – Видите ли, в книге Регулы мы узнали, где находится гробница, в которой был похоронен верховный жрец культа Харнабиса. Она располагалась в Долине Царей. Видите ли, с тех пор как Говард Картер обнаружил там гробницу Тутанхамона в 1922 году, в Долине Царей не было обнаружено ни одной значительной находки. И мы внезапно оказались посвященными в местонахождение погребальной камеры не менее важного значения.
Бернем сказал, что погребальная комната этого жреца была оставлена без внимания по очень веской причине.
Одна из самых известных гробниц в Долине Царей принадлежала фараону из 18-й династии
– Аменхотепу. Его гробница находилась в скалах близ Нила. Но, по словам Регулы, она была построена прямо на вершине гораздо более древнего склепа и храма из Среднего Царства, в котором находился один из самых могущественных и самых страшных жрецов культа Харнабиса. Подобно тому, как христиане строили свои церкви на развалинах кельтских храмов и языческих святынь, этот фараон Аменхотеп сделал то же самое со своей гробницей. Может быть, чтобы показать свое неуважение к Харнабису, а может быть, потому, что это место в древности считалось священным.
Теперь я начал понимать.
– Значит, вы отправились в Египет и откопали там мумию?
Он кивнул.
– Да, с помощью гранта от Мискатоника. Я, доктор Браун и несколько моих коллег – Старнс и Густавсон, Пирн и Найтли – отправились в Карнак и собрали команду с помощью Каирского музея. Вот так все и началось. Мы собрали группу туземцев-носильщиков и проделали все это очень тихо. Мы не хотели, чтобы пресса преследовала нас в Долине. Мы не хотели превращать нашу экспедицию в балаган. Поэтому мы сидели тихо и молча, собирая припасы и снаряжение и готовясь к путешествию. Мы обосновались в деревне Аль-Карнак на берегу Нила. А для египтологов это был настоящий рай! Аль-Карнак расположен в северной части того, что когда-то было древними Фивами. Южную половину занимает Луксор. Можно было практически почувствовать, как уходят века, как перед нами открывается анатомия Древнего Египта. Ах, славный Аль-Карнак, как я был взволнован! Храмы Мут[3] и Менту[4], Аллея сфинксов, богато украшенный и массивный храм Амон-Ра с его скульптурами, пилонами и величием... невероятно! Мне хотелось бы, чтобы мы просто остались там и стали счастливыми маленькими туристами среди древностей, но мы пришли с определенной целью. Итак, после нескольких недель подготовки мы отправились в Долину Царей.







