Текст книги "Печать Харнабиса (ЛП)"

Автор книги: Тим Каррэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются «общественным достоянием» и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.

Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...

Тим Каррэн

" Печать Харнабиса "

Смерть скоро настигнет того,

кто осмелится нарушить покой мёртвого правителя!

Надпись на стене гробницы Тутанхамона.

– 1 -

Это всё произошло давным-давно, холодной осенью 1938-го.

Я тогда дежурил ночами. Патрулировал территорию и вышвыривал из подворотен алкашей и бездомных. Эти улицы принадлежали мне, и я старался держать их в чистоте.

Та ночь была довольно спокойной.

Я спугнул парочку малолетних кретинов, которые ошивались у ювелирного магазина на Западе и, возможно, уже составляли план, как его ограбить. Но я объяснил им, что это большой грех.

И больше ничего серьёзного, не считая парочки семейных скандалов.

Тишина.

Как я и любил.

Если работаешь копом и патрулируешь один и тот же участок уже пятнадцать лет, то не хочется никаких волнений и переживаний. Хочется спокойствия.

А затем начался ливень.

Гремел гром, и яркие ветвистые молнии перечёркивали небосклон, внушая окружающим страх. В одну секунду по всему городу отключилось электричество, и Аркxем погрузился во тьму.

Я добрался до телефона-автомата, но линия не работала.

Мне ничего не оставалось, как спрятаться под крышей одного из подъездов в доме на Колледж-стрит и надеяться, что никто не даст мне повода выбраться из своего убежища и промокнуть ещё сильнее.

Минут через двадцать после отключения электричества мимо меня пронёсся, разбрызгивая лужи, седан и вдруг резко затормозил.

Из машины вылез низенький мужчина в пальто.

– Офицер, – произнёс он, подойдя ближе, и отбросил со лба прядь белых, как снег, волос. – У нас в Мискатонике[1] случай… случай вандализма.

Я заскочил в седан, и мы сорвались с места.

Он объяснил, что не смог дозвониться, потому что из-за отключения электричества не работали телефоны.

Его звали Дэндридж. Доктор Дэндридж, профессор археологии. Он заработался допоздна и по дороге домой заметил, что двери главного входа в «Музей античности» были сорваны с петель. В Мискатонике была собственная служба охраны, но когда дело касалось подобного, нужны были серьёзные силы в виде правоохранительных органов.

Ночь принесла с реки влажный, холодный туман, который окутал кампус белым туманом. Из-за него все старые здания и узкие переулки казались заброшенными и одинокими, как в призрачном городе.

По дороге к музею мы не встретили ни души, что только усиливало создавшееся впечатление.

Ветер завывал, как одинокий волк, шатая деревья и заставляя их царапать чёрными ветвями небосвод. Высокие дома в колониальном стиле по обе стороны дороги напоминали готовые вот-вот упасть могильные плиты.

Мы остановились у «Музея античности» и побежали вверх по парадной лестнице под проливным дождём.

Дэндридж не преувеличивал. Входные двойные двери выглядели так, словно через них прорвался разъярённый буйвол.

Профессор нервничал. Очень.

Теперь, когда электричество отключено, а входные двери снесены с петель, любой посторонний мог войти внутрь и поживиться бесценными реликвиями.

Дэндриджа можно было понять.

Охранник по фамилии Хармс встретил нас на пороге и протянул фонарики. Мы отправились в сторону Отдела Археологии и Зала Египтологии.

Раньше я здесь никогда не был.

В здании было мрачно.

Заострённые потолки поднимались ввысь, и сейчас сквозь них мелькали молнии, изредка освещая нам путь. В углах залегали густые тени. Вдоль стен расположились стеклянные коробы со скелетами и украшениями, глиняные кувшины и богато инкрустированные саркофаги. Собственно, так, наверно, выглядел любой музей.

В свете фонарика Дэндридж быстро осмотрел помещение и, кажется, вздохнул с облегчением.

– Вроде, ничего не пропало и не разбито, – произнёс он. – Сложно сказать наверняка… Даже с включённым электричеством это может занять несколько часов.

Я стоял посреди зала, стараясь не смотреть на выставленные вдоль стен черепа и скелеты.

И вот тогда Дэндридж заметил тот ящик. Он был около двух с половиной метров в длину и чуть больше метра в ширину. Обычный ящик для транспортировки, ничего особенного.

– Откуда это здесь? – произнёс профессор.

Мы с Хармсом переглянулись и пожали плечами.

– Раньше его здесь не было, – настаивал профессор. – Я был тут днём, и ящик отсутствовал.

На ящике было написано краской под трафарет:

«ЕГИПЕТ. ДОЛИНА ЦАРЕЙ»

И больше ничего. Ни штампов с таможни, ни наклеек о ввозе-вывозе.

Ничего.

– Наверно, это один из экспонатов, док, – сказал я. – Доставили с опозданием, вот и не успели разобрать.

Но Дэндридж замотал головой.

– Я же говорю: раньше тут его не было! Кто-то его сюда принёс! Думаю, это тот же человек, который выломал дверь!

Я тоже склонялся к такому выводу, но вслух говорил иное. Потому что иногда лучше притвориться тупым копом и позволить собеседнику самому прийти к заключению, чем с пеной у рта доказывать ему очевидное.

– Не обижайтесь, профессор, но это безумие, – заметил Хармс.

– А я уверен, что его здесь не было! Я был в этих комнатах не более четырёх часов назад – и здесь было пусто!

Дэндридж был непреклонен в своей уверенности, и я не видел смысла спорить с ним. Я был уверен, что Дэндридж не из тех людей, которые любят, когда им прекословят.

– Ну, тогда это просто нелепица, – почесал голову Хармс.

Он был прав.

Я повидал кучу всего за пятнадцать лет на своём участке, но никогда не слышал, чтобы кто-то вламывался в здание, чтобы оставить что-то внутри. Обычно, все пытались вынести как можно больше.

Хармс нашёл несколько монтировок, и они с доктором вскрыли ящик.

Внутри лежал саркофаг – огромная штуковина из изумрудного дерева, украшенная золотыми листочками и драгоценными камнями, на поверхности которой был изображён фараон. Необычным было лишь то, что лицо фараона было срезано начисто.

Дэндридж весь взмок. Его красное лицо блестело от пота, когда он сломал печать и поднял крышку саркофага.

Запах, вырвавшийся наружу, был ужасен.

Мне пришлось сделать шаг назад.

Это был пыльный запах древней гнили, приправленный чем-то сладким и отталкивающим. Возможно, специями или травами.

Мы полностью сняли крышку.

Внутри не было гроба, как мы ожидали. Вместо него саркофаг был полон жуков. Насекомых. Высохшие панцири больших насекомых, похожих на стрекоз; только эти были более двенадцати сантиметров в длину, коричневые, свернувшиеся и рассыпающиеся в прах при малейшем касании.

Я осторожно коснулся одного из панцирей концом своей дубинки, и он развалился надвое. Жуков были сотни и сотни, а то и тысячи. И все они были мумифицированы и рассыпались трухой, будто пролежали в саркофаге двадцать столетий.

– Что это за хрень? – поинтересовался Хармс.

Но Дэндридж и сам понятия не имел. Я видел это по выражению его лица. Он был так же озадачен, как и мы.

Мы направили лучи от фонариков в ящик, и в кругах света заплясали пылинки и сухие останки. Насекомые разваливались. Даже такой тупой коп, как я, видел это. Наверно, всё дело было в воздухе.

Мы смотрели, как Дэндридж пытается сохранить несколько образцов, запихивая их в банку, но они рассыпались прахом. В свете наших фонариков клубился лишь мусор.

Спустя минут двадцать включили электричество, и я вызвал патруль.

Всё это было очень странно. Но я был убеждён, что на этом дело и закончится.

Как же я ошибался…

– 2 -

  Три ночи спустя.

Я снова был на дежурстве и направлялся на юг Западной улицы. Дождя не было, но дул промозглый ветер, и я всё равно закоченел. Ветер гонял по тротуарам опавшие листья, а от реки поднимался туман.

Я совершал обход, помахивая дубинкой и проверяя, заперты ли двери. Мечтал поскорее оказаться дома, залезть в горячую ванну и выпить чашечку горячего кофе.

Я укрылся от ветра на крыльце бывшего книжного магазина, закурил и направился мимо церкви к колледжу. Настроение у меня было великолепное, и дохлые жуки – последнее, что меня сейчас заботило. А всё потому, что прошлым вечером «Ведьмаки» из Мискатоника на последней секунде забили гол «Орлам» из Бостонского колледжа и выбились на самый верх турнирной таблицы, пододвинув «Крестоносцев» и «Технарей» из Вирджинии. Теперь у «Ведьмаков» всё складывалось «на ура». А значит, и у меня всё складывалось так же. Ведь прошлым вечером я поставил на них и выиграл две штуки баксов, и теперь направлялся к своему букмекеру за выигрышем.

Мир был прекрасен.

Точнее, так мне тогда казалось.

А затем я увидел толпу перед крыльцом небольшого мотеля, который местные называли «Любовным Гнёздышком», и понял: быть беде.

«Гнёздышко» располагалось напротив внутреннего дворика Мискатонского университета. Это было грязное блочное строение, зажатое между городским бассейном и забегаловкой, в которой круглосуточно подавали жареных цыплят.

Владелец и управляющий «Гнёздышка» – Буч Вайс – был настоящим душкой; он никогда не задавал постояльцем неудобных вопросов, даже если к нему на одну ночь без вещей заезжали мужчины с девушками, втрое младше их самих.

Так уж случилось, что Буч и был моим букмекером.

Вообще, многие делали ставки через него. Это была часть его жизни – и часть немаленькая, если подумать, сколько он вытрясал из безголовых, не умеющих остановиться студентов.

Однако вернёмся к мотелю. Сейчас, в этом промозглом холоде, перед зданием стояли, по меньшей мере, человек десять – и женщины, и мужчины, и даже парочка детей. И даже в тусклом свете фонаря, свет от которого едва разгонял наползший туман, я видел, что они напуганы. В тот момент у меня и появилось это мерзкое ощущение надвигающихся проблем – чувство, которое я выработал за столько лет работы на своём месте. Я хотел лишь забрать свой выигрыш, но, похоже, именно это мне сейчас и не суждено было сделать.

– Мы уже вызвали патруль, – сказал мне какой-то щёголь в выглаженном костюме-тройке.

– Позвонили по телефону. Мы понятия не имеем, что за чертовщина там происходит.

Я окинул его взглядом с головы до ног, заметил стоящую рядом молодую девушку и сложил два и два.

Интересно, его жена в курсе, где он сейчас находится? И знает ли она о том, что её мужу нравятся молодые кудрявые мулатки?

– Хорошо, что вызвали, – кивнул я. – А теперь расскажите мне, уважаемый, что здесь происходит.

– Понятия не имею, – ответил мужчина. – Но мы ни за что не останемся в этом мотеле, пока из соседней комнаты доносятся эти жуткие звуки.

Ну, естественно, найдёте себе другой мотель…

Но сначала, до того, как я начну давить сильнее, нужно, чтобы отсюда ушли дети.

Да, я прекрасно знал, что эти два мальчика и девчонка видели вещи и похуже. Они были беспризорниками и часто крали еду с лотков. Вряд ли их теперь можно удивить хоть чем-то, но я всё равно не хотел, чтобы они оставались рядом. Особенно рядом с таким местечком, как чёртово «Гнёздышко».

– Так, вы трое! – прикрикнул я, указывая на детей свободным концом дубинки. – Кыш отсюда! Нечего здесь ошиваться!

Дети пожали плечами и пошли прочь. Они знали, кто я, и знали, что я могу сделать. Поэтому никаких возражений не последовало.

– Хорошо, – кивнул я. – А теперь продолжим.

– Звуки, – сказал другой мужчина. – Странные звуки. Будто там кого-то убивают.

– Я слышал крики, – подтвердил другой.

– И вопли, – вклинился третий. – Это добром не закончится, помяните моё слово.

К нам подошла девушка. Джуди Лаперье. Она была «продажной женщиной», как мы их тогда называли.

Мы с Джуди отошли в сторонку.

Я пару-тройку задерживал её за занятие проституцией. Но всегда отпускал. Я же не зверь; я прекрасно понимаю, что девочкам нужно на что-то жить.

Но чем бы она ни занималась, я не собирался рассказывать об этом всем присутствующим. От меня этого точно никто не узнает.

– Всё так, как они и сказали, – сказала Джуди. – Даже хуже. Я как раз… хм, навещала друга в соседней комнате. И слышала этот звук. Действительно странный.

– На что он был похож?

Она сглотнула и посмотрела на меня густо накрашенными глазами. Сейчас в этой девушке не осталось ни капли невинности. Там, где у остальных находилось сердце, у этой дамы явно был сейф. Но в её огромных карих глазах я уловил то, что заставило меня напрячься – страх. Что-то напугало Джуди до чёртиков. Напугало настолько, что она утратила свой привычный циничный вид и вновь превратилась в испуганного тринадцатилетнего подростка.

Девушка наклонилась ближе ко мне.

– Это напоминало… Ты сейчас решишь, что я спятила… Но это напоминало жужжание. Словно там был целый рой жуков. Вот, на что был похож тот звук. Жуки.

– Это точно, – кивнул стоящий рядом парень. – А потом начались крики и вопли, и удары, будто там крушат комнату. Я убираюсь отсюда к чёртовой матери.

Жуки. Жуки?

Безумие.

И, тем не менее, то, что происходило в номере 205, было действительно странным. И жутким. Из ряда вон выходящим.

В этот момент показался Буч. Он вышел из номера 350; это был жирный и скользкий человек – как маринованный огурец, только что вытащенный из рассола.

– Ладно, ладно, – бурчал он. – Я сейчас со всем справлюсь. Джуди, а ты какого чёрта здесь делаешь? Ты же знаешь: у меня приличное заведение.

Джуди рассмеялась.

Буч рванул к ней и попытался дать подзатыльник. Но Джуди оказалась быстрее. Годы, проведённые на улице, научили её проворству.

– Отстань от девчонки, Буч, – попросил я.

– Конечно, Дубина, конечно. Мне просто не нужно, чтобы здесь ошивались подобные ей.

Дубина.

Забавное прозвище.

Моя старушка-мать могла назвать своего сына хоть Томми Кьюсаком, хоть Джорджем Вашингтоном, но на улицах меня всё равно все звали «Дубина».

Почему? Да потому что я не выходил из дома без дубинки и не боялся пустить её в ход. Чёрт, да я даже мог с её помощью сыграть на прутьях железного моста весёлую мелодию! И если это вас не впечатлило, то могу уверить, что у меня ещё куча других талантов.

Не поймите меня неправильно. Я никогда не пускал в ход дубинку, если человек этого не заслуживал. Если вы уважаете закон, то со мной у вас проблем не будет.

– Чёртова Джуди, – бурчал тем временем Буч. – Ты же знаешь таких, как она, Дубина. Ей бы только проказничать. Одни забавы на уме. Но если из-за неё у меня будут неприятности, я ей устрою забавы, так и знай!

– Я тебе устрою! – усмехнулся я. – Лучше расскажи, что здесь происходит. К тебе заселился какой-то псих?

– Так и есть. Всё, как они сказали тебе, Дубина. Сначала – странные звуки, потом – крики, визг… Тот парень… чёрт, он вопит так, будто ему кишки через задницу выдирают!

– А у тебя очень художественные сравнения, Буч.

Я поспрашивал его ещё какое-то время, задавал вопросы в различных формулировках, но не узнал ничего нового.

Я всё записал в свой блокнот: и про странное жужжание, и про крики, и про удары. Занёс в отчёт всё, что мне рассказали; не упомянул лишь о девушке из номера 312, которая жутко хотела где-нибудь напроказничать.

И я не забрал свой выигрыш. Не до того было.

К этому времени к мотелю подъехала патрульная машина, из которой вылезли Джонни Райан и Пит Орблански и направились ко мне. Хорошие парни; я с ними уже сто лет знаком.

– Что случилось? – поинтересовался Джонни.

Я выложил всё, что знал, и у обоих на лицах появилось странное выражение. Будто я их разыгрываю. Но я не шутил, и они это понимали. И от этого было только хуже.

– Пойдём, посмотрим, – предложил Пит.

Буч уже сказал мне, что дверь заперта изнутри, возможно, забаррикадирована, и нам придётся пойти другим путём. Я не переношу высоту, поэтому отправил Пита на пожарную лестницу, а мы с Джонни пошли к дверям.

«Гнёздышко» было не лучшим мотелем. Здесь всегда стоял запах старости и кошачьей мочи. Обычный старый железнодорожный отель, который построили в 1880-х годах, чтобы справиться с мигрантами, хлынувшими в Аркxем. Мебель вряд ли менялась с тех времён, и клиентура здесь была соответствующей. Если хочешь перепихнуться с собственной секретаршей в обеденный перерыв, или если только что вышел из тюрьмы, и нужно место, где никто не станет спрашивать о прошлом, – тогда «Гнёздышко» было тем, что тебе нужно.

Когда мы с Джонни поднялись на второй этаж по заляпанным ступенькам, открылась дверь одного из номеров, и наружу высунулся какой-то парнишка.

– Чё такое? – спросил он.

Джонни коснулся фуражки.

– В соседнем номере – бешеный пёс, парень. Уже откусил одному член вместе с яйцами.

Дверь моментально захлопнулась. Мы с Джонни остались одни.

Когда мы с ним подошли к номеру 205, в воздухе разлился странный запах. Конечно, «Гнёздышко» и в лучшие годы не пахло цветами и французским парфюмом, но такого запаха я не слышал никогда. В подобных местечках ждёшь других ароматов – гнили и, возможно, плесени. Но никак не резкого, тошнотворного запаха трав, специй и старых, химических консервантов.

Но мы чувствовали именно это, и ни одному из нас не нравилось происходящее.

Перед дверью 205-го номера мы остановились и переглянулись.

– Чувствуешь этот запах? – прошептал Джонни.

– Да, и он становится сильнее.

Проблема была в том, что подобный запах я уже слышал прежде – когда Дэндридж открыл саркофаг. И мне не нравилось, куда это ведёт.

Из-за двери не доносилось ни звука, и что-то в этой тишине было пугающим. Словно некто или нечто ждало нас по ту сторону деревянной перегородки, источая запах бальзамирования.

Звучит странно, но я не мог избавиться от этого чувства.

Когда я был ещё ребёнком, мы часто играли в одном заброшенном, полуразрушенном здании. Оно мне никогда не нравилось. Раньше там был кожевенный завод, и сейчас из номера 205 пахло так же – выдубленными и высушенными шкурами, обработанными химикатами. Тот запах, казалось, впитался в стены завода и сохранялся в нём ещё многие годы.

Я сделал глубокий вдох и принял решение.

Может, матушка Кьюсак и мой старик и не родили меня жутко умным, но в силе и выносливости мне практически не было равных. Поэтому я врезался в дверь плечом и продолжал ломиться, пока не почувствовал, как с противоположной стороны что-то поддалось, и дверь, наконец, распахнулась.

Нам в лицо ударила волна спёртого воздуха – только сейчас это был не лёгкий намёк на запах, а удушающая пелена старости, пыли и песка.

Горящая под потолком лампочка освещала полнейший хаос. Мебель была разломана, кровать перевёрнута, а зеркало разбито на мелкие осколки. Дверцы шкафа сорваны, и вся одежда валялась на полу.

Но что самое странное – когда мы переступили через порог, под ногами у нас что-то захрустело, как сухая листва. Мы опустили взгляд и увидели насекомых. Тех же проклятых жуков, которые были в саркофаге. При виде них у меня по коже пробежал холодок. Жуки были иссушены, как и в Мискатонике, но не настолько разрушены.

Я внимательно присмотрелся.

У каждого насекомого был длинный сегментированный хвост и широкие крылья, множество тонких, подогнутых под грудь конечностей и огромная голова, как у богомола или саранчи. При жизни у жука явно были огромные фасеточные глаза, но сейчас на их месте зияли пустые глубокие дыры глазниц. Складывалось впечатление, что они долгие годы сохли в банках. Сейчас перед нами остались лишь разваливающиеся под гнётом времён экзоскелеты.

Как такое может быть?

Все свидетели сошлись на том, что слышали доносящееся из комнаты жужжание. И Джуди, и второй парень описывали это, как вырвавшийся на свободу улей.

Но ведь это невозможно.

Эти насекомые мертвы. Давным-давно мертвы.

Мы с Джонни осматривали комнату с одинаковым чувством отвращения. Да, с одной стороны, это были обычные жуки, но с другой… Было в них нечто тревожное. Возможно, всё дело в их размере, или в возрасте, или в скелетообразном виде. Они больше напоминали разваливающиеся останки. И эти голые черепа, глядящие на нас своими пустыми глазницами…

Я никогда не боялся насекомых. Но сейчас у меня мурашки побежали по коже.

– Жуки, – произнёс Джонни. – Чёртовы жуки.

Они выглядели неестественно.

Я представил, какими они были при жизни: летали, глядя вокруг своими огромными глазами – и не тупыми, как у большинства жуков, а осмысленными.

В окно снаружи постучал Пит, и я подпрыгнул на месте.

Джонни направился к окну, с выражением отвращения на лице ступая на усыпанный жуками пол. Каждый раз, когда его ботинок с хрустом опускался, я вздрагивал.

Окно было заколочено изнутри.

Я осмотрелся: кондиционер был заткнут старыми тряпками, а вентиляционное отверстие забито скомканной рубашкой.

Я уже говорил, что это здание было старым. Потолок просел, а штукатурка осыпалась. Но тот, кто здесь жил, постарался забить каждую дыру, каждую щель, которую смог отыскать. Словно пытался удержать что-то снаружи и не пустить внутрь. То, что способно пролезть через крохотные отверстия.

Джонни, утирая пот со лба, жестом показал Питу, что тот может войти через дверь.

Я видел в глазах Джонни то же, что испытывал и сам – ощущение чего-то мрачного, скрытого под видом обычных жуков.

В тот момент мы и заметили дверь в ванную комнату. Мы должны были войти туда, но ни один из нас не хотел этого делать. Однако, когда ты работаешь копом, никто не спрашивает твоего желания. Если случается что-то ужасное, жуткое, люди ждут, что полицейские станут первыми, кто на это взглянет и, кто с этим разберётся. Ведь они платят налоги, чтобы такие парни, как мы, выполняли за них грязную часть работы.

Думаю, вы и так поняли, что мой желудок был готов вывернуться наизнанку, когда я открывал дверь в санузел.

И когда она распахнулась настежь, в лицо мне ударила волна запаха, напомнившего старый, забитый книгами и полусгнившими газетами сундук.

А затем я заметил тело. Тело и порядка двадцати-тридцати этих грёбаных жуков.

Тело, насколько мне удалось рассмотреть, принадлежало мужчине. Однако оно и само выглядело так, как жуки – обезвоженное, иссушённое, разваливающееся на куски. Мужчина сидел, скрючившись, под раковиной, словно пытался спрятаться, укрыться от чего-то. В воздухе плавали сухие ошмётки, напоминавшие пепел. Я знал, без всяких сомнений, что это были кусочки человеческого тела – его пергаментная кожа, запёкшаяся кровь и высохшие мышцы.

– О, Господи, Господи, – пробормотал Джонни.

Он поднял на меня глаза, и я увидел в них страх.

– Давай, Дубина… Скажи, что я сбрендил, сошёл с ума, свихнулся. Давай! Ты только взгляни на тело! Этот человек должен быть мёртв уже сотни лет, как и эти чёртовы жуки. Он же высушен, как какая-то, мать её, вобла!

Ну что я мог ответить? Если Джонни свихнулся, то и я вместе с ним.

Варианта лишь два: либо мы с ним стали главными героями какого-то дьявольского розыгрыша, либо это – настоящий кошмар.

Я был простым патрульным. В мои обязанности не входило думать. Этим пусть занимаются детективы. И всё же мой мозг не останавливался ни на секунду.

Свидетели сообщали, что человек в номере был вполне живой, что они слышали крики, вопли и жужжание… А теперь все, кто был в этой комнате, включая постояльца, превратились в мумии. В сухие, мёртвые музейные экспонаты.

И это было ещё не самое худшее.

Потому что выглядело всё так, будто мужчина пытался спрятаться под раковиной от того, что, как он знал, обязательно придёт. И судя по тряпкам и кускам ветоши, он готовился к их приходу. Господи, да даже сливные отверстия и краны в ванне и раковине были забиты одеждой!

И о чём это говорило?

Наверно, я не хочу этого знать.

Сначала – саркофаг в Мискатонике, полный странных жуков, теперь – вот это.

Я присел на корточки, желая лучше рассмотреть тело. Оно было обтянуто кожей и высохшее, словно что-то вытащило его из могилы под зыбучими песками. Я ничего не мог с собой поделать: я ткнул в него палкой, хотя и знал, что патрульные не обрадуются, если я буду копаться в уликах. Я ткнул этот мешок с костями в грудь, и как только я это сделал, одна рука сразу же отвалилась и раскрошилась в мелкий прах.

Тело дёрнулось, и туловище тут же раскололось, подняв облако пыли.

А внутри – жуки.

Да, десятки этих высушенных насекомых. Как будто они заползли ему в глотку, набили брюхо, высушили его досуха, а потом сами превратились в труху.

Парочка жучков выпала наружу и ударилась об пол, рассыпавшись на мелкие кусочки.

Джонни испуганно вскрикнул. Да и я, признаться, тоже.

Ей-богу, это было чересчур.

Мы вышли в коридор, в горле у нас пересохло, словно нам туда песка насыпали. Мы остановили Пита до того, как он вошел, и сказали ему звонить в отдел убийств.

Джонни съехал по стенке и уставился в пустоту. Думаю, он молился. Я закурил и попытался отыскать смысл в том, в чём смысла не было.

Джонни и Пит отправились обратно на патрулирование района. А мне пришлось остаться и дожидаться коронера и детективов – ведь сегодня была моя смена.

Я долго стоял в коридоре, курил и дрожал, прислушиваясь к тому, как в комнате что-то разваливается на части.

Меня мутило.

А когда я выглянул из окна и увидел напротив башни Мискатоникского университета, возвышающиеся во мраке как средневековые зубчатые стены, это чувство стало еще хуже.

Потому что я начинал связывать одно с другим.

И все мои идеи были одна хуже другой.

– 3 -

  Как вы, вероятно, догадываетесь, детективы и коронер не слишком озаботились тем, что было в номере 205.

Я их, конечно, не виню.

Но ведь это Аркxем. Вы никогда не привыкнете к тем созданиям, которые выползают из деревянных строений в этом городе, к тем, которые прячутся в тени; но если жить здесь достаточно долго и работать на улицах, как я, то можно научиться с этим справляться.

Так или иначе, я оставил работу профессионалам и вернулся на свой участок. Но от меня было мало толку.

На улицах ничего не происходило, и это было к лучшему, потому что к тому времени со мной смог бы разобраться и восьмиклассник.

Когда наступил рассвет, и моя смена закончилась, я был счастлив, как никогда. Я пропустил свою обычную чашечку кофе с парой пончиков в кафе Зудемы, и вместо этого бахнул виски.

Потом я лег спать, и весь день мне снилось, что я заперт в одной комнате с этими ужасными насекомыми, которые могут не только убить тебя, но и высосать из твоей кожи все, кроме соли.

И каждый из этих комаров заканчивался одинаково: Мискатоникским университетом.

– 4 -

 Когда позже этим же днём я проснулся, у меня раскалывалась голова.

Но я продолжал твердить себе: что бы ни случилось в той комнате, это уже не мое дело, как и то, что случилось в Мискатонике.

Дело закрыто, и с этим покончено.

Я – патрульный, а не детектив; это не моё дело.

Но, Господь милосердный, как же я ошибался...

* * *

В тот вечер я сидел в раздевалке в участке, натягивая синюю куртку и готовясь к прогулке и разговору, когда вошёл Фрэнни Коннинг.

Фрэнни был детективом из отдела убийств, которому посчастливилось заняться делом в "Любовном Гнёздышке". Когда он увидел то, что было в той комнате, он выглядел так, будто у него было сильное несварение желудка; да и сейчас его, похоже, готово было вырвать в любой момент. Или уже вырвало – и не раз.

Его стоило пожалеть.

Мне всегда было жалко этих упырей из отдела убийств, которые изо дня в день работали, как на бойне. С другой стороны, они сами выбрали такой путь. Для меня лучшей работой были патрули и моя дубинка, а для Фрэнни – трупы.

– Готов немного прокатиться? – спросил он меня.

Этого мне хотелось меньше всего, но я пошёл за ним следом.

Видите ли, это была не маленькая увеселительная прогулка, а поездка с очень определенным пунктом назначения, и я чертовски хорошо знал, что это будет за пункт назначения ещё задолго до того, как мы туда добрались.

По дороге Фрэнни всё мне выложил.

Окружной прокурор закусил удила. У него чуть пар из ушей не валил. Он искал любую белую задницу, на которую можно повесить дело. И он не собирался спускать дело в "Гнёздышке" на тормозах. Ему было плевать, что говорят факты, или что видят его собственные глаза; он не собирался связывать воедино высохший труп и сотню жуков. Он был уверен, что все это – какая-то тщательно спланированная первоапрельская шутка.

Только ему было не смешно.

Он почти обвинил Фрэнни и его людей в том, что они сами всё усложнили.

Но ему ведь нужно было кого-то винить, не так ли?

Приближались выборы, а он вел чистую предвыборную кампанию, построенную на хорошем послужном списке, и меньше всего ему хотелось, чтобы его офис был испачкан дерьмом, которое так воняло.

Ему нужны были ответы, настоящие ответы, и если он их не получит, то придется кого-то уволить.

Как вы уже догадались, ребята из прессы не были подпущены к этому месту даже на милю. Фрэнни и его парни уже объяснили вполне доходчиво Бучу Вайсу, что будет, если он решит потрепаться с журналистами. Что раньше до "Гнёздышка" никому не было дела, но если он их не послушает, всё может измениться. И естественно, Буч пообещал молчать. Я знал Буча. Он был тем ещё засранцем, но рот на замке держать умел. Особенно если это касалось его бизнеса.

А сейчас я слушал то, что выяснил Фрэнни. И чего не выяснил.

К тому времени, как мы свернули на Запад, на Черч-стрит, в старом минивэне Фрэнни, что-то начало медленно скрестись у меня в животе. Поэтому я задал неизбежный вопрос:

– Всё это, конечно, здорово, Фрэнни, но почему бы тебе не рассказать мне, что ты действительно знаешь?

Он провел рукой по своему серо-стальному костюму и съехал на обочину.

– Ладно, Дубина. Давай перейдем к делу. Мы отнесли этих жуков – точнее, то, что от них осталось – на Зоологический факультет Мискатоника. У них там есть ученый по жукам...

Фрэнни вытащил записную книжку и сверился с записями.

–...некий энтомолог по имени Мэйсон. Этот парень знает всё, что ползает или летает. Он был очень взволнован тем, что мы ему принесли, но понятия не имел, что это такое. Впрочем, он сейчас этим занимается. Забавно, что он уже видел их раньше.

– Полагаю, его фамилия – Дэндридж.

– Да-да, он самый. Это ведь ты был с ним рядом с тем ящиком с жуками, да?

– Ага.

Фрэнни кивнул.

Может, детективы иногда и не отличались особым умом, но они прекрасно видели связь между саркофагом и жуками в "Гнёздышке".

– Перейдём к сути, – предложил Фрэнни. – Ну, мы сняли с него отпечатки пальцев и пробежались по списку, но так ничего и не нашли. Судя по некоторым газетам в той комнате, он мог быть парнем по имени Дэвид Генри Браун из Мискатоника. Он... египтолог. Один из тех кретинов, которые играют с мумиями, костями и тому подобным. Дело в том, что в последний раз его коллеги слышали, что Браун был в Египте, раскапывал какую-то гробницу. Они не получали от него никаких известий уже около полугода и не очень-то были этому рады. Кажется, еще четверо или пятеро исчезли из поля зрения вместе с ним. Так что, возможно, это наш парень. Ни родственников, ничего. Просто дом в Болтоне, полный книг и артефактов. Ничего необычного.