Текст книги "Шесть дверей страха"

Автор книги: Тим Доннел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава третья

Заря за окном разгоралась все ярче, и король вспомнил, что приказал стражникам ломать дверь, если утром не откроет ее сам. Снова прошелся по спальне, заново привыкая к знакомой обстановке. Потянулся, предвкушая долгий день жизни, отодвинул засов и распахнул дверь. Стражники не шелохнулись, по-прежнему неподвижные, как изваяния.

Дамунк поднялся с кресла и шагнул ему навстречу. Видно было, что он не спал всю ночь, усталость и беспокойство окружили черными тенями его глаза, руки взволнованно вздрагивали. Зато Имма безмятежно спала, свернувшись на подушках, как котенок. Конан улыбнулся, глядя на нее и вспоминая последние слова Рагон Сатха. «Ах ты, старая бестия! Как ты хорошо нас знаешь! Зато тебе это не дано жить собственной жизнью. Но советом твоим я воспользуюсь, клянусь Кромом! Хороший сегодня будет день!»

Он отпустил усталых стражников, и они ушли, гремя доспехами. Дамунк, увидев ошейник на могучей шее короля, всплеснул руками и горестно запричитал:

– О, мой король! Теперь этот колдун замучает тебя до смерти! Что он делал с тобой этой ночью? В какие бездны ужаса забросила тебя его злоба?

– Все совсем не так, добрейший Дамунк! Это могучий маг, но движет им не злоба, а отчаяние. Ну, ладно, больше я тебе пока ничего не скажу, потом, если все кончится хорошо, я буду долго рассказывать, а ты сядешь и все запишешь – получится большая толстая книга, не хуже тех, что стоят у тебя на полках. А сейчас распорядись, пусть подают завтрак – я умираю от голода.

Дамунк вышел, а Конан остановился около крепко спавшей девушки, бережно поднял ее на руки и поцеловал сначала сонные глаза, потом полуоткрытый рот.

Она, не просыпаясь, обвила его шею, но прикосновение к холодному металлу ошейника мгновенно разбудило ее. Их глаза встретились – голубые, жадно-требовательные, и золотистые, радостные и испуганные. Она хотела что-то сказать, но властный поцелуй опередил слова.

Конан унес ее в спальню, опустил на ложе и, прошептав: «Сиди тихо, я сейчас вернусь!» – быстро вышел из опочивальни, плотно прикрыв за собой дверь. Вскоре слуги внесли обильный завтрак, а следом поспешно вошел Дамунк, ожидая дальнейших приказаний.

– Можешь идти отдыхать, вечером ты мне снова понадобишься. Имма тоже ушла, я ее отпустил. Я позавтракаю у себя и выйду чуть позже. Ночь была действительно трудная, и мне тоже хочется отдохнуть.– Он притворно зевнул и прикрыл глаза, пряча вспыхнувший огонь страсти под полуопущенными веками.

Дамунк, почтительно поклонившись, отправился к себе, мысленно поражаясь стойкости короля, так небрежно говорившего о встрече со страшным магом, веками наводившим ужас на смертных.

Имма сидела на королевском ложе, притихшая и счастливая. Она не смела поверить, что король все-таки заметил ее любовь, в конце концов, понял, что она тоже женщина. Но губы еще хранили жар его поцелуя, а тело до сих пор чувствовало нежное объятие могучих рук. Прикрыв глаза, девушка пыталась удержать это ощущение и не услышала, как вошел король.

Конан запер дверь и неслышными шагами приблизился к зажмурившейся девушке. Как она была хороша сейчас, с высоко поднятыми удивленными бровями, маленьким полуоткрытым ртом, слегка запрокинутой кудрявой головкой! Он тихо засмеялся и ласково провел рукой по смуглому плечу, сдвигая легкую ткань платья. Имма, глядя на него сияющими глазами, нетерпеливо повела другим плечом, сбрасывая лиф, и притянула к груди его голову. Ее тело, как натянутая струна, трепетно отзывалось на каждый его поцелуй, на каждое прикосновение. Время или остановилось, или понеслось вскачь, или вообще перестало существовать – вихрь любви подхватил их, закружил и понес, ни на мгновение, не давая опомниться, снова и снова заставляя с жадностью, искать друг друга.

Девушка, всегда казавшаяся Конану такой маленькой и хрупкой, здесь, на ложе любви, напоминала ему, то резвящуюся пантеру, то породистую чуткую лошадь…

Солнце стояло уже высоко, когда они смогли, наконец, разомкнуть объятия. Имма быстро надела платье и легкой тенью выскользнула из спальни, подарив королю на прощание нежную улыбку и благодарный взгляд.

Конан лежал, ни о чем не думая, и чувствовал себя освеженным и помолодевшим, как будто искупался в ледяной горной речке. А впереди был почти целый день! Целый день жизни! Он вспомнил, что его уже давно дожидается завтрак, засмеялся, вскочил на ноги и упруго прошелся по комнате. Каждая частица сильного тела радовалась жизни, кровь играла, как молодое вино, солнце за окном манило на простор, и он уже было шагнул к двери, но тут взгляд его упал на кусок ткани, лежавший на полу. Тот самый кусок, который там, в медной башне, закрывал таинственную дверь и казался таким мрачным, теперь сиял переливами шелков и радовал глаз причудливым переплетением узоров. Конан подхватил ткань, перебросил через плечо и вышел из спальни.

Он шел по галерее и чувствовал, что самые разные желания переполняют его и рвутся наружу. И меньше всего его волновали сейчас государственные дела. Вельможи и нарядные дамы, ожидавшие его выхода на галерее, так как он распорядился не допускать их сегодня во внутренние покои, почтительно склонялись перед ним в поклонах. От их глаз, привыкших замечать любую мелочь, не укрылось радостное настроение короля, задорный блеск голубых глаз, легкая, как будто летящая походка.

Паллантид, доверенный советник короля, командир отборной гвардии Черных Драконов, сделал шаг навстречу, желая что-то сказать. Конан, усмехнувшись, увлек его за собой и, обернувшись через плечо, сказал притихшим придворным:

– Сегодня – игры в Приречной Роще! Маркос, распорядись, чтобы как можно скорее все было готово! Надеюсь, после веселой ночи бароны смогут удержаться в седле?– И он ушел, громко смеясь и похлопывая по плечу Паллантида, который, как и многие, явно перебрал этой ночью.

Но, как бы ни затягивались королевские пиры, этот суровый воин, умевший храбро сражаться на поле битвы и самозабвенно веселиться за пиршественным столом, всегда сохранял ясный ум и был для Конана неоценимой опорой в нелегком деле правления.

Маркос, главный распорядитель королевских увеселений, тут же засуетился, спеша выполнять приказание. Его атласный голубой камзол и рубиново-красная шапочка с щегольским золотистым пером мелькали, то около конюшен, где суетились конюхи, седлая и выводя лошадей для короля и свиты, то около хозяйственных построек, где слуги поспешно нагружали повозки и везли к Роще все необходимое для рыцарской потехи, то его властный голос раздавался в кухне, приводя в трепет важных поваров и многочисленных поварят. Не успел отгреметь ночной праздник, как наступило время для очередной забавы.

Давно король Конан не был таким веселым! Обленившимся слугам пришлось побегать этим утром! Но желание короля – закон, и вереница повозок уже потянулись в Приречную Рощу, чтобы на огромной поляне, которую Конан особенно любил за широкий вид, открывавшийся на могучие воды Хорота, соорудить легкие трибуны для короля и придворных, а на самой поляне установить невысокую ограду для рыцарских игр.

Дамы пестрыми бабочками упорхнули в свои покои, спеша переодеться в наряды, подходящие для рыцарского праздника, а князья и бароны велели своим оруженосцам готовить доспехи.

Жизнь во дворце закружилась и забурлила в праздничном водовороте, а сам король Конан, отдав несколько распоряжений верному Паллантиду, поспешил к королеве, которую не видел со вчерашнего вечера.

Она проснулась совсем недавно и сейчас сидела у окна, любуясь цветущим тюльпановым деревом, бледно-зеленые цветки которого были похожи на бокалы для небесного вина. Служанка, прибежавшая с галереи, рассказала ей о желании короля, и, когда Конан вошел в ее опочивальню, Зенобия встретила его радостной улыбкой и сияющими глазами:

– Конан, милый! Как ты хорошо придумал! Игры в Приречной Роще! Как я люблю видеть тебя в боевых доспехах, верхом на славном Дрионе!– Зенобия пошла навстречу королю, легкие руки легли на могучие плечи, но тут она увидела стальной обруч, охвативший его шею. Она вскрикнула, как раненая птица:

– О Боги! Конан, что это?! Кто посмел надеть на тебя рабский ошейник?! Как ты позволил?– Ее пальцы на миг прикоснулись к ледяному металлу и тут же испуганно отдернулись.– Какой он холодный! Скажи мне, что это значит?!

– Не спрашивай сейчас, дорогая, я все равно не смогу тебе ответить!– Конан на мгновение нахмурился, вспомнив Рагон Сатха и предстоящее испытание, потом, тряхнув головой, улыбнулся, отгоняя мрачные мысли.– Пока этот ошейник должен быть на моей шее, а потом я избавлюсь от него, и мы навсегда о нем забудем. Ты мне веришь, дорогая?– И он жадно прильнул к ее губам, отгоняя тревогу от ее сердца.

Наконец, вздохнув, она положила голову на мускулистую грудь супруга, и тут ее взгляд упал на узорчатую ткань, переброшенную через его плечо.

– О, какая прелесть! Конан, откуда это? Какая дивная ткань! Как раз для нового полога над моим ложем!

– Да, для нового полога над твоим ложем! Пусть она охраняет твой сон и навевает чудесные видения. Я велю сегодня же повесить ее в твоем изголовье, а ты пока одевайся. Хочу погарцевать перед тобой на верном Дрионе, а то он, наверное, уже застоялся в конюшне и забыл, что такое битва!

Струящаяся ткань соскользнула с плеча на пол, король поцеловал черные улыбающиеся глаза прекрасной Зенобии, нежно провел рукой по волнистым волосам и вышел из опочивальни. Королева, проводив его любящим взглядом, села перед зеркалом, велев служанкам уложить волосы низким, ложащимся на шею узлом. Она знала, что эта прическа подчеркивает природную грацию ее гибкой шеи и лучше всего подойдет к новому наряду. Зенобия радовалась случаю надеть парадное платье, как будто специально сшитое для такого случая.

Служанки надели на нее обновку из переливающегося изумрудно-зеленого шелка. Узкий лиф из малинового бархата с золотыми застежками и глубоким вырезом, надетый поверх шелкового платья, делал ее похожей на отважную всадницу, ожидавшую, когда к ней подведут горячего коня. Малиновая шапочка с пушистым зеленым пером диковинной птицы, кокетливо надвинутая на лоб, и искрящиеся зелеными лучами изумрудные серьги, довершали наряд королевы.

Улыбнувшись своему отражению и представив себе восхищение короля, она отошла от зеркала, с удовольствием поглядывая на мелькающие из-под зеленого платья малиновые носки изящных туфель. Все было так благородно и просто в этом наряде, и так хороша была в нем молодая королева, что даже служанки не смогли удержаться от восхищенных возгласов.

Разрумянившаяся в ожидании праздника, Зенобия в сопровождении нарядных придворных дам вышла на галерею, опоясывающую огромный двор, вымощенный древними базальтовыми плитами. Сбоку, у стены, конюхи держали под уздцы горячих, бьющих копытами и пританцовывающих от нетерпения лошадей. Зенобия сразу увидела свою любимую верховую лошадь, резвую шалунью Файрис. Кобыла нетерпеливо перебирала тонкими ногами, капризно изгибала шею, потряхивая шелковистой гривой с вплетенными в нее разноцветными кисточками, и была чем-то неуловимо похожа на свою хозяйку.

Король в сопровождении свиты, облаченный в сверкающие позолотой парадные доспехи, поджидал дам на нижних ступенях широкой лестницы. Увидев королеву и уже не сводя с нее восхищенного взгляда, он легкими шагами взбежал по ступеням, подал ей руку и торжественно повел вниз. Конюхи подвели лошадей, и вскоре блестящая кавалькада прекрасных дам и воинов в доспехах, сопровождаемых многочисленными оруженосцами, конюхами и слугами, поскакала к Приречной Роще.

Жители Тарантии, прослышав о королевской забаве, высыпали на улицы и радостными криками приветствовали своего короля. Многие спешили в сторону Приречной Рощи, желая полюбоваться на королевские игры. Зная щедрую натуру короля, они предвкушали не только замечательное зрелище, но и богатое угощение.

Рыцари гарцевали по поляне, а с высоких скамей, покрытых коврами, на них взирали прекрасные дамы. Король и королева сидели в просторной ложе с шелковым навесом, защищавшим их от солнца. Герольды обошли вокруг поляны, трубя в трубы и возвещая начало праздника. Рыцарям предстояло проехать в боевом вооружении мимо королевской ложи и показать свое искусство управлять конем. Потом, после жеребьевки, рыцари будут сражаться друг с другом, а в завершение, король выберет среди победивших соперника для себя.

На королевских играх воины должны были показать ловкость и умение владеть боевым оружием, и часто победа доставалась не самым сильным, а самым проворным.

Толпы простолюдинов облепили ограду, громко высказывая свое суждение о каждом из бойцов:

– Смотри, Хамс, сколько их собралось и как сверкают доспехи! Интересно, кто в этот раз сразится с королем?

– Я ставлю на тощего Ройлунда! Гляди, какой у него конь! Так и пляшет, так и пляшет, как будто на нем сидит не рыцарь в тяжелых доспехах, а какой-нибудь мальчишка-конюх! Только, скажу тебе, Ройлунд совсем не мальчишка, и дерется он знатно!

– Ну, ты и скажешь! Тощий Ройлунд! Где уж ему против Боффина! Я тебе точно говорю – король выберет Боффина!

Тем временем рыцари по одному выезжали на середину поляны и, искусно правя лошадьми, заставляли их, то вышагивать чинной поступью, то резко останавливаться. Породистые горячие кони, повинуясь властной руке своих хозяев, гарцевали перед королевской ложей, вызывая одобрительные крики толпы и восхищенные возгласы придворных.

Потом, после жеребьевки, рыцари попарно выезжали для поединка. Вызываемый имел право выбрать оружие – копье, булаву, боевой топор. Но многие предпочитали меч, излюбленное оружие короля. По старинным правилам на турнире воины должны были показать все свое искусство, поэтому бой был похож скорее на изящный танец, чем на настоящее сражение.

Рыцарь считался проигравшим, даже если допускал такую оплошность, как потерянное стремя. Конан, сидя в ложе рядом с королевой, в легких сверкающих доспехах, всей душой рвался туда, на поляну, где перед ним сражались рыцари. И часто, когда он видел удачный выпад или молодецкий удар, его зычный голос разносился над поляной, подбадривая ловкого бойца.

Королева Зенобия, видя, с каким нетерпением он стремится в бой, не могла удержаться от улыбки. Королю уже за сорок, невозможно сосчитать, сколько сражений он выиграл за свою жизнь, в скольких стычках участвовал, и все равно ржание коня и звон мечей снова и снова будят в нем этот воинственный дух, зажигают огонь в глазах, заставляют руки тянуться к оружию. Как она его любила в такие мгновения, как радовалась, что ей, именно ей выпало счастье стать его женой, его королевой! Победители полукругом выстроились напротив ложи, трубачи и барабанщики оглушительными звуками возвестили начало королевского поединка.

Конан повернул голову и встретился с сияющими глазами Зенобии.

– С кем ты сегодня будешь сражаться, милый? Кто сегодня заслужил эту честь?

– И барон Боффин, и герцог Карино, и даже этот повеса, барон Готнар, что не сводит с тебя влюбленных глаз, дрались неплохо, но я, пожалуй, сегодня выберу графа Ринци.

– А почему именно его, Конан? Мне показалось, что барон Боффин сражался лучше всех, а каким ударом он выбил меч у графа Ройлунда!

– Ты права, он действительно прекрасный боец, но я не могу этого объяснить… Просто я так хочу!

Королева давно уже знала, что для Конана это был самый главный довод, и понимающе улыбнулась.

Король подозвал глашатая и объявил о своем выборе. Рыцари разъехались по своим шатрам, разбитым на краю поляны, а граф Ринци пересел на свежего коня и стал ждать поединка. Сегодняшняя победа досталось ему легко. Конь его противника, молодой и горячий, испугался звона мечей и, шарахнувшись в сторону, порвал подпругу. Граф Ринци, жизнерадостный толстяк, любитель пиров и охоты, неожиданно для себя был выбран королем, чтобы участвовать в главном поединке. Он стоял на краю поляны, важно подбоченясь и, поглядывая в сторону скамей, где сидели придворные дамы. Сегодня он стал героем, и, хотя знал, что король всегда выходит победителем из поединка, ему хотелось показать, на что он способен.

А король в это время объезжал поляну на Дрионе, великолепном мощном вороном жеребце, который легко нес своего закованного в сталь господина. Он повиновался малейшему движению руки всадника, легко и послушно выполняя повороты, вставая на дыбы и переходя в галоп.

Но вот снова взревели трубы, и всадники разъехались на противоположные концы поляны.

Конану не хотелось сражаться всерьез, поэтому он и выбрал противником графа Ринци. Но добродушный толстяк, за королевским столом евший и пивший за пятерых и часто отпускавший такие шуточки, что нежные дамы пунцово краснели, здесь вдруг преобразился. Раньше Конан не принимал его как воина всерьез, но теперь почувствовал, что поединок будет нешуточным.

Они кружились друг против друга, не нападая, один – могучий, широкий в плечах, в сверкающих золотом доспехах, другой – огромный, с грузным животом, обтянутым кольчугой, в черных с бирюзой латах и в шлеме с высоким гребнем. Мощные кони, фыркая и грызя удила, нетерпеливо рвались в бой, и наконец, Конан ринулся в атаку. Меч скользнул по ловко подставленному щиту, всадники разъехались и вновь помчались навстречу друг другу.

Никогда еще поединок не длился так долго. Граф Ринци, казалось, позабыв, что сражается с самим королем, не хотел уступать и все яростнее атаковал Конана.

Наконец, они сшиблись с такой силой, что щит графа разлетелся вдребезги, а Конан невольно покачнулся в седле. Поединок был окончен. Дамы восторженными возгласами приветствовали победу короля, а он, объехав на разгоряченном коне вокруг поляны, снял шлем, бросил его оруженосцу и остановился напротив ложи, где сидела королева. Приняв от слуги посланный ею кубок вина, он велел наполнить еще один и протянул его графу Ринци. Тот тоже снял шлем и, довольный собой, осушил кубок одним глотком.

Слуги подвели к нему могучего рыжего коня, к седлу которого были приторочены большие кожаные кошели с золотом. Сняв с руки щит с изображением Аквилонского льва, Конан положил его сверху на седло. Такая награда сулила графу в дальнейшем милости, и народ, собравшийся вокруг поляны, разразился восторженными воплями.

Пока рыцари, удалившись, снимали доспехи, слуги торопливо расставляли пиршественные столы для господ и выкатывали бочки с вином для простонародья.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда Конан, весь день отгонявший от себя мысль о предстоящей ночи, велел седлать лошадей. Пир на поляне еще продолжался, а король и королева с небольшой свитой поскакали обратно во дворец.

У широкой лестницы всадники спешились, конюхи бросились выводить разгоряченных лошадей, прикрывая попонами, а Конан поднялся на галерею.

– Милый, ты был сегодня просто великолепен! А этот толстяк, граф Ринци, как он сражался! Я и не думала, что он так крепко держится в седле! Мне казалось, что он полетит на траву после первого же удара!

– Мне тоже так казалось… Но, как видишь, он не только за столом, но и в бою хоть куда! Надо подумать о подходящем деле для графа, а то скоро его конь не сможет таскать такое брюхо!– Конан улыбнулся, но Зенобия видела, что он думал о своем.

– Ты придешь ко мне сегодня? Я буду ждать!– Она погладила нежными пальчиками его нахмуренный лоб, пытаясь прогнать мрачные мысли.

– Нет, я не приду. И еще несколько ночей мы пробудем в разлуке. Поверь, мне ничего так не хочется, как остаться с тобой, но я не могу… Не спрашивай сейчас ни о чем, потом я все тебе расскажу…– Он жадно поцеловал ее и, не оглядываясь, пошел в свои покои, а Зенобия еще долго смотрела ему вслед, огорченная и встревоженная.

Дамунк уже ждал его у дверей опочивальни, и, когда король вошел, он встретил его словами:

– О, государь! Я целый день размышлял над твоими словами и сейчас осмелюсь тебе возразить!

– Да? С чем ты не согласен, мудрейший Дамунк? Я уже не помню, что сказал тебе утром!

– Ты сказал, что Рагон Сатхом движет не злоба, а отчаяние! Но ведь именно за свою злость он и заточен в этой башне, а отчаяние… Отчаяние делает злодея лишь более изощренным и опасным! Не верь ему, будь осторожен, колдун может тебя страшно обмануть! Сейчас ты ему нужен, а потом… Я еще не встречал злобного мага, который выполнял бы обещания!– Голос старика звенел от волнения, он готов был снова и снова предостерегать короля против коварства колдунов, но в этот момент вошли Имма и две служанки с вином и фруктами.

Имма встала рядом с лекарем, не сводя с Конана золотистых глаз. Она хотела что-то сказать, но не решалась. Наконец Дамунк спросил:

– Что с тобой, девочка? Ты хочешь что-то сказать королю?

– Да, учитель, если мой король разрешит!

Конан улыбнулся и погладил ее по щеке:

– Ну, что ты хочешь сказать, маленькая ученица великого лекаря? Говори, не бойся, я тебя слушаю!– Он сел в кресло и с удовольствием смотрел, как разрумянившаяся девушка разливает в кубки вино.

Она поднесла Конану его любимый огромный кубок, подошла к лекарю и сказала, поглядывая то на него, то на короля:

– Я – всего лишь твоя ученица, Дамунк, но все же и я кое-что знаю. Пусть король смело закрывает глаза и погружается в сон – сегодняшняя ночь будет трудной, но не последней. Так говорит мое сердце. Дамунк, скажи, ошибается ли оно?

– Нет, девочка, если ты говоришь, значит, так оно и будет. Твое сердце видит дальше, чем моя мудрость. Я рад, что король выйдет живым из этой передряги. А сейчас, наверное, уже пора, мой господин?

Конан боролся со сном, допивая последние глотки вина. Он устало поднялся, кивнув Дамунку и Имме, вошел в опочивальню и задвинул засов. Тряся головой, чтобы отогнать сон, он быстро переоделся в заранее приготовленную простую одежду, пристегнул к поясу меч и как подкошенный рухнул на ложе.