Текст книги "Снежная"
Автор книги: Тихонов Сергей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
В автобусе свободно, так что я плюхаюсь на дальнее сиденье и занимаю его целиком. Обойдусь без попутчиков.
В кармане тренькает смартфон – ого, три пропущенных сообщения от Женьки. У него без изменений и, как всегда, воскресным вечером он затевает вечеринку. Я ещё успею заскочить домой, проглотить две таблетки аспирина и переодеться.
Забавная штука – новомодные "энергетики". Приходишь к другу уставшим, портишь гостям веселье кислым видом, но постепенно втягиваешься, начинаешь шутить как стендап-комик, собираешь игривые взгляды загорелых милашек, а дальше всё сливается в мареве танца и алых губ со вкусом лайма.
Не помню, как уходил. Кажется, остальные собираются в клуб, но мы едем домой.
Она горяча, но до утра её не оставлю.
Несколько часов спустя заказываю такси и отправляю девчонку в душ, не обращая внимания на разочарованную гримаску и попытку изобразить Венеру с распущенными волосами, которая гордо, но с намёком удаляется навстречу мыльной пене.
Хватит, хватит. Я давно не студент, плюс в моё время пятикурсницы не отличались таким разносторонним опытом...
Голова раскалывается, но винить некого. Я встаю и прижимаю лоб к окну. Холодное стекло бодрит, становится легче. Укрывая грязь, подтаявшую за день, валит снег, переливается и блестит в янтарном нимбе далёкого фонаря.
Чёрт! Почему Аня так себя ведёт?! Мы же нравимся друг другу. Она не признаётся и не подпускает, но искорки в глубине её глаз, улыбка, голос, непроизвольные жесты...
Во двор выруливает такси, буксует и скользит, пробиваясь через снежные заносы.
Мы одеваемся, и я провожаю девушку к машине. Она тянется с поцелуем, но внезапный порыв ветра срывает с неё вязаный беретик и я, словно глупый пёс, минут пять гоняюсь за ним по сугробам. Девчонка все же чмокнула меня на прощанье, а я ещё долго стою один в темноте. Ладони в карманах пальто, а лицо царапают колючие снежинки.
Хватит, пора спать, завтра трудный день. На полочке в ванной нахожу красный листочек с номером телефона и именем, заключённым в сердечко. Комкаю и выбрасываю в мусор.
С той стороны зеркала меня укоряют красные глаза. Да-а, хоть тёмные очки надевай, иначе засмеют. Спасаюсь остатками "эмоксипина" и прячусь под одеялом, но разве уснёшь, когда нервы звенят от эмоций: эйфория и гнев, влечение и сожаление, благодарность и угрюмая мстительность.
Наконец решаюсь и плетусь к ведру для мусора, достаю бумажку с номером и переношу в контакты смартфона. На всякий случай.
* * *
Пятьдесят девять, шестьдесят!
Итак, я опаздываю на одну минуту. Как и планировал. В голове засел свихнувшийся барабанщик, взвинченный недосыпом и убийственной дозой кофе. Я иду вразнос, словно перетянутый болт: нажми разок и резьба слетит. Стоп! Нельзя выпускать агрессию. Про себя клейми их любыми словами, мечтай о том, как засмеёшься последним, но говорить ты должен вежливо и... чёрт, профессионально!
Шагаю к проходной, не тороплюсь. Обычно, если не злоупотреблять, то никому нет дела до времени моего прихода: опоздал на пять минут, задержался после работы на два часа или вышел в субботу исправить с клиентом раздел бизнес-плана, который требовали "ещё вчера". Случается всякое, и баланс рабочего времени я перекрываю с гаком. В пользу фирмы.
Посмотрим, как меня встретят сегодня. В конце концов, от этого зависит то, что я сделаю с нашим филиалом. После всех лет работы, десятков успешных проектов и бессонных ночей меня сначала кидают с повышением, а теперь сокращают без выходного пособия. И всё потому, что мой "коллега" умело лижет задницу новому шефу, которая спит с генеральным директором, который пережидает экономический спад, вместо того чтобы рискнуть и оттяпать долю рынка у конкурентов. Как я и советовал в антикризисном плане!
Рассчитай вы меня по-честному, я бы обиделся, но не сказал и слова. Такова жизнь. Но вы захотели войны... Сегодня вам от меня не избавиться. В запасе месяц, а за это время я просверлю компании такую дыру ниже ватерлинии, что когда обнаружите – заделать не успеете!
Прохожу через турникет, и из будки охраны ко мне бросается мобильный трибунал: директриса по кадрам в извечной маске душевного сочувствия, София Петровна, перекошенная гримасой ликования и Фёдор в качестве свидетеля. Они нападают первыми и тем самым дают мне право на оборону.
В глубине души я ухмыляюсь, но делаю недоуменное выражение лица и удивляюсь:
– А я как раз хотел попасть к вам на приём.
– Андрей, – атакует кадровичка, – вы опоздали на полторы минуты. Это зафиксировано системой электронного пропуска и нашими свидетелями, – она указывает на Софию Петровну и Федьку. – Распишитесь, пожалуйста, в протоколе.
Стандартная практика. Начнут с мелочного контроля, а затем подключат тяжёлую артиллерию: подставы со сроками сдачи отчётности, служебные расследования, психологическое давление. Но мы ещё посмотрим.
– Конечно, – я с уважением склоняю голову, – только пройдёмте из холла в ваш кабинет.
Когда поднимаемся наверх я ловлю сочувствующие взгляды одних коллег и торжествующие ухмылки других. Что поделать, со всеми не подружишься.
Ставлю подпись и возвращаю протокол, а вместе с ним несколько документов и удостоверение, полученное вчера с помощью Ани. Директриса по кадрам принимает бумаги.
До чего приятно наблюдать, как торжествующее выражение на её лице сменяется недоумением, а затем растерянностью.
– Что у него там? – София Петровна заглядывает кадровичке через плечо. Она едва скрывает раздражение от неожиданной задержки.
– Не понимаю, Андрей, как вам это удалось... – голос директрисы по кадрам дрожит от волнения. Она откладывает документы и поворачивается к моей начальнице: – София Петровна, мы не можем сократить его.
– Что?!
– Здесь написано, что собрание граждан выдвинуло Андрея на должность члена участковой избирательной комиссии с правом решающего голоса. У нас же внеочередные выборы депутатов через месяц.
– Ну и что?
– По закону, гражданина, которого привлекли к временному исполнению государственных обязанностей, нельзя уволить с основного места работы. Абсолютный иммунитет до конца выборов.
Софию Петровну чуть удар не хватил. Да, смеюсь про себя, получила?! Это тебе не ноги перед генеральным директором раздвигать.
– Но, но... – бормочет она, – мы же обязаны сократить в отделе хоть кого-то. Распоряжение Центра...
Я собираю бумаги, сохраняю профессиональный, чуть заискивающий вид и выдаю фразу, которую репетировал всю дорогу:
– София Петровна, прошу прощения, если моя работа в чем-то не соответствовала высоким стандартам нашей компании. Я осознал свои ошибки. Уверяю вас, что в это тяжёлое для нас время я удвою усилия и докажу, что не зря работаю под вашим началом. Можете всецело на меня рассчитывать.
– Да, да... Конечно, – бормочет она в прострации. – Можете идти, Андрей. Возвращайтесь к работе.
– Спасибо, София Петровна, – я склоняю голову, мой голос так и сочится преданностью: – Уверяю вас – вы не пожалеете о своём решении.
Я иду к себе, кипя от ярости и негодования. Заставила меня унижаться. Она заплатит. Все они заплатят!
Фёдора уволили после обеда.
* * *
Откидываюсь в кресле и смакую очередную чашку кофе.
Завтра я приведу свой план в действие, а пока наслаждаюсь моментом. Вкус победы опьяняет лучше коньяка. Чего только стоят взгляды коллег и соперников! Особенно последних. Утром они меня хоронили, а теперь побаиваются и не понимают, как именно я переиграл начальство.
Потягиваюсь, будто сытый лев, и снимаю трубку телефона. Своей удачей я обязан Ане и здесь не обойтись одним "спасибо". Добрый вечер... Да, хочу заказать доставку цветов... Не знаю, вы можете помочь с выбором?.. Конечно для девушки!.. Нет, это слишком страстно... Скомпонуйте букет так, чтобы он напоминал о чувствах, но не давил... Да, подойдёт... Лучше корзину... Нет, карточки не надо... Имени тоже не будет... Адрес доставки... Спасибо.
Как хорошо... Но пора работать. Вспоминаю второй за день разговор с начальницей. София Петровна, конечно, уверила, что произошла чудовищная ошибка, и мы продолжим результативное сотрудничество. Ага, как же. Я сидел, кивал, вставлял подходящие фразы из словарика "эффективного" менеджера и демонстрировал преданность в каждом жесте. А неистовый барабанщик в моей голове хохотал, представляя, как она будет смотреться в тюремной робе.
Надеешься, я верю твоим словам?! Ха! Люди, которые пробились наверх за счёт "волосатой руки" или длинных ножек, не прощают обид подобных той, что ты проглотила сегодня утром. Привыкли к уважению, раболепию и опущенным глазам... Вы злокозненны, но, по счастью, предсказуемы в своём высокомерии.
Думаешь, я не понимаю, что Фёдор согласился на увольнение лишь потому, что ты обещала восстановить его через месяц, когда мой "иммунитет" закончится? Ха-ха. Я же все предвидел, София Петровна. Перед тобой три проблемы: ты не в силах уволить меня, тебе некем заменить меня, а значит – я нужен тебе. Работы – пропасть, а сама ты ни на что не годна. Забыла даже то, что знала, пока расслаблялась, скидывая проекты на подчинённых.
Я, конечно, притворюсь раболепным сотрудником, а через месяц уйду, но лишь для запуска финальной стадии моего плана!
Бреду по улице к остановке и потихоньку остываю.
Снег, подтаявший за день, прихватывает морозцем. Под ногами похрустывает ноздреватый ледок. Чёрт, всё так сразу навалилось. Не жизнь, а сплошная чёрная полоса: бывшая любимая переметнулась к богатому "папику", планы на семью и детей развеялись, как зола на ветру, карьерный рост накрылся, а экономический кризис резко снизил количество подходящих вакансий по соотношению "должность – доход". Плюс ипотека. Эх, не стоило продавать машину и влезать в ярмо. Махнул бы сейчас куда подальше из этого депрессивного региона...
Может заглянуть к Ане? Опять получить от ворот поворот?
Не замечаю, как ноги сами заводят в автобус, и я снова еду к своей мучительнице.
Знакомый парк, по аллее спешат люди, видимо после смены на заводе, что виднеется через дорогу и проступает на фоне угольного неба цепочками огней, уносящихся ввысь по вертикалям градирен и дымовых труб.
Подхожу к библиотеке и скрываюсь в темноте. Чёрная колонна узловатого дуба служит мне опорой. В комнате горит яркий свет, а уличный мрак превращает окно в трёхмерный экран. Словно в кинозале я тайно наблюдаю за ничего не подозревающей героиней.
На удивление, внутри многолюдно. Аня рассаживает каких-то женщин, что-то объясняет и рассказывает. Видимо, я успел к самому началу. На столе виднеется корзина с цветами, и взгляд девушки непрестанно цепляется за них, как рыбка за крючок.
Время от времени Аня, словно невзначай, задерживается у окна и смотрит в ночь.
Уверен, меня она не видит, но все равно становится не по себе. Мороз крепчает, пробирает сквозь модное пальто и обжигает щеки, будто подгоняет: "Либо заходи, либо уходи!"
Взлетаю по ступенькам и останавливаюсь в холле. Мой силуэт рисует смутный контур на матовом стекле двери.
– Не думала, что увижу тебя, Андрей, – Аня приглашает внутрь и указывает на стул. – Раз решился, то заходи уж, послушай. В конце концов, ты мой подчинённый.
– Разве?
– Андрей, ты член участковой избирательной комиссии, а я – председатель.
Удерживаю руку в тончайшей перчатке и спрашиваю, не привлекая внимания других людей:
– Я тебя чем-то обидел?
– Нет. Мы ведь... просто друзья, – она замечает, что окружающие посматривают на нас, и добавляет: – Всё так и должно быть. Не обращай внимания, Андрей, я сама виновата.
Хм, ладно: сяду, послушаю.
С изумлением узнаю, что мне предстоит изрядно потрудиться, а не только заявиться в день голосования и скучать до вечера.
На время инструктажа Аня превращается в строгую и требовательную начальницу. Необходимо еженедельно дежурить в библиотеке: выдавать открепительные удостоверения, проверять списки избирателей и отвечать на вопросы особо активных граждан. Ладно, полдня по выходным – не развалюсь. Как единственному мужчине придётся обойти ближайшие дома и раскидать по ящикам приглашения на участок. Не проблема, студентом я подрабатывал доставкой газет и листовок. В день выборов таскаю на себе урну к тем, кто заказал голосование на дому. Хорошо, что ещё? Всё? О, подготовка участка тоже на мне? Расставить "КОИБы", столы, кабинки для голосования, залезть на стену у входа и повесить флаги...
Чёрт! И за всё это заплатят жалкие пару тысяч рублей?!
Ладно, мой интерес в другом. Плюс, смогу включить в резюме строчку о гражданской и социальной ответственности. В "топовых" компаниях на это обращают внимание. Так и представляю, как выдаю фразу: "Я участвовал в организации избирательной кампании, так как больше не мог спокойно глядеть на происходящее в стране. Это маленький вклад, но зато я уверен, что на моем участке фальсификаций не было!"
Впрочем, ведь так оно и есть, правда?
Люди расходятся, а я поджидаю Аню на улице. Наконец она сбегает по ступенькам. На ней простая куртка с отороченным мехом капюшоном. Мы не торопясь идём к большой дороге.
– У тебя всё хорошо на работе? – спрашивает она.
– Да, отлично. Даже не знаю, как тебя благодарить.
Она улыбается и молчит. Не понимаю, то ли она разочарована тем, что я больше не пытаюсь сблизиться с ней, то ли испытывает облегчение... Я провожаю её до остановки и возвращаюсь домой.
* * *
Камерный театр потому так и называется, что помещается в небольшом дореволюционном особнячке, невесть как уцелевшем в центре постоянно растущего города. Скромный зал, маленькая сцена, тесный холл, где мы с Аней ухитряемся пробиться к высокому окну и отвоевать небольшой островок интимного пространства в водовороте зрителей, которые спешат либо в буфет, либо перекурить на улице, пританцовывая от холода в беспечно накинутых куртках.
Мы не любовники, но и не друзья. Почти две недели я балансирую между этими крайностями, не в силах ни уйти, ни взять её. Мы гуляем, ходим в кино, болтаем обо всём и я вижу, что она постепенно тает, но пока не решается переступить некую черту.
Не уверен, что смогу дождаться... Мой друг, Женька, вчера смеялся надо мной: "Вы или поженитесь, нарожаете кучу детишек и умрёте в один день, или всё закончится как у Тарантино. Бросай её. Я не хочу собирать тебе деньги на адвоката".
Мы стоим рядом, разглядываем ледяные цветы, что вытравил на стёклах мороз, и я словно невзначай обнимаю Аню за талию.
– А ты становишься мягче, Андрей, – она придвигается ближе, вряд ли отдавая себе в этом отчёт. – Раньше был взвинчен и словно перекачан гневом. Надеюсь, передумал мстить начальству?
– Нет. Перекипел, конечно, но от плана не отступлюсь. Сейчас я методично и без лишних эмоций собираю компромат на боссов.
– О, как Джеймс Бонд вскрываешь по ночам сейфы и соблазняешь помощниц генерального директора?
– Нет, конечно нет, – усмехаюсь я, поражаясь её наивности. – Только в плохих фильмах протагонист забирает из остывающих рук злодея папку: "Как я брал откаты и обманывал государство с возвратом НДС".
Она смеётся:
– Именно так, а до этого герой должен победить двадцать автоматчиков и переплыть ров с крокодилами!
– Само собой, только в реальном мире эти сложности ни к чему. Любое экономическое преступление оставляет множество следов, которые раскиданы по файлам и документам, хранящимся в разных отделах. Главное – это понимать, на что смотреть и где искать.
По отдельности они ничего не значат, но когда ты кладёшь рядом договор, служебную записку с анализом альтернатив, отчёты о движении средств по счетам, дюжину приложений и дополнительных соглашений, то понимаешь, что здание офиса новый генеральный директор арендовал по цене вдвое выше среднегородской. То же с закупками импортного оборудования, привлечением внешнего финансирования или полулегальной "мотивацией" чиновников.
Я уж не говорю про махинации с налогообложением. Мне даже не нужны оригиналы документов. Они так и останутся в десятках папок, раскиданных по отделам закупок и продаж, бухгалтерии и финансов, маркетинга и юридического сопровождения. Хватит ксерокопий и распечаток из 1С.
– Кто же верит копиям?
– Есть люди, которые может и не поверят, но задумаются. Часть документов я тайно отправлю в службу безопасности центрального офиса. Эти ребята ничем не обязаны региональному начальству, а регламент обязывает их проверять все обращения. Я лишь раскрою схему, а уж они сведут воедино оригиналы и устроят локальный Армагеддон в нашем филиале. Кое-что интересное я перешлю в госструктуры федерального уровня... и в этом случае моим шефам светят нары, а компании – глобальные проблемы.
– И ты соберёшь компромат, минуя системы разграничения доступа и прочие хитрые штучки?!
– Я уже набрал больше половины. Все эти схемы контроля решают лишь две задачи: успокоить нервы директората, создав ложное чувство безопасности, и раздуть IT-бюджет. Умный человек, который находится внутри компании, который занимает должность вроде моей, всегда сможет вытащить наружу то, что ему требуется. К тому же кризис серьёзно ударил по персоналу: многих сократили, а оставшиеся сотрудники зашиваются из-за повышенной нагрузки и новых обязанностей. В такой мутной водичке никто не удивляется моей персоне, когда я появляюсь то там, то тут...
– Ты страшный человек, – говорит она и в её глазах мелькает уважение, смешанное с... разочарованием?
– Я лишь восстанавливаю справедливость.
Аня отворачивается и словно отдаляется.
– Не одобряешь?
– Какая разница, Андрей? Ты же все равно поступишь по-своему.
– Да.
– Только не повреди невинным.
– Да они все...
Аня берет меня под руку и тянет в зал, словно намекает, что тема закрыта, и она не станет меня переубеждать. А я улыбаюсь, поражённый внезапной догадкой.
* * *
Субботнее утро, улицы безлюдны, но я, как ранняя пташка, спешу на встречу с риелтором. Впрочем, если это расколет загадку своеобразного поведения Ани, то никаких проблем!
Пару дней назад всё стало на свои места. Уверен, существует логичное объяснение её странным манерам – чувство вины, нежелание причинить вред, подвергнуть кого-то реальной или, разумеется, воображаемой опасности.
Вряд ли можно по-другому истолковать открытую симпатию, задавленную желанием держать меня на расстоянии, как эмоционально, так и... хм, физически.
Я не копаюсь в прошлом своих подружек. Сразу после знакомства я обнаружил, что страничка Ани в соцсетях закрыта от посторонних и сказал: "Окэй, я уважаю её право на личную жизнь". Но сейчас, чёрт, меня слишком влечёт к ней и раз нельзя получить сведения из открытых источников, то остаётся прибегнуть к разведке на местности.
Нахожу анкету на "Хедхантер". Просмотр только для работодателей. Не проблема, Володька из отдела кадров заходит через аккаунт филиала и распечатывает пару страниц: места работы, образование, ссылки на портфолио.
Интересно, судя по резюме, она до сих пор числится в крупном рекламном агентстве. Справа подпись мелким шрифтом, похоже, информация обновлялась полгода назад. Странно, почему Аня не поменяла старую должность на "директора библиотеки"? Не собирается возобновлять карьеру?
Так, что ещё? Ключевые навыки, возраст... ага, домашний телефон. Отлично! По номеру не сложно узнать адрес.
Хм, проблема: квартира Ани уже месяц как числится в базе агентства недвижимости, а сама она живёт где-то ещё. Впрочем – не беда: звонок риелтору и вот я спешу на встречу под маской уставшего от жизни бизнесмена, который присматривает гнёздышко для очередной содержанки.
Модная высотка, третий этаж. Пожилая женщина-риелтор профессионально, но без нажима презентует квартиру, намекает на порядочных соседей "моего" круга и безупречный сервис управляющей компании.
Ладно, ладно. Где бывший собственник?
Выписалась месяц назад.
Что с детьми? А то судись потом из-за того, что отнял единственное жилье несовершеннолетнего.
Ага, девочка зарегистрирована по месту жительства родителей владелицы... Странно, а почему не с Аней?
Так, что бы ещё спросить? Муж хозяйки не начнёт качать права?
В разводе, хорошо... Ну, в смысле хорошо, что имущество официально разделено.
– Окэй, – говорю я, – неплохой вариант, но надо подумать. Площадь маловата.
– Конечно, – риелтор собирает документы и следующим вопросом загоняет меня в ловушку: – У нас в этом же доме экспонируется похожая квартира, но метраж больше на пятнадцать квадратов.
Вот, зараза! Пристала, как запах чеснока. Ладно, раз начал игру – доводи до конца. Полчаса ничего не решат.
– Конечно, – я небрежно киваю и пропускаю женщину вперёд: – Показывайте!
На пороге второй квартиры нас встречает хозяйка с пекинесом в руках: рослая загорелая женщина лет пятидесяти с вытянутым, как баклажан, лицом и короткой, словно иглы кактуса, стрижкой. Судя по звукам, доносящимся из гостиной, в телеэфире разгорается очередная битва экстрасенсов.
Осмотр не затягиваю: владелица стремится поскорее продать квартиру, беспрестанно поминает внука, его неприятности с долгами, а мне становится невыносимо стыдно дарить ей ложную надежду.
Уже на остановке поклонница "экстрасенсов" все же настигает меня.
– Молодой человек, – она хватает за руку, не давая сесть в уходящую маршрутку. – Молодой человек, если что, я продам дешевле! Без агентства, как раз тысяч сто сэкономим на комиссионных!
– Э-э, я...
– Вас, наверное, и в другую квартиру водили, в соседнем подъезде? Не вздумайте, плохое место! – её взгляд полон решимости и я, словно хищник, чувствую приближение добычи. Информация сама плывёт в мои когти.
– Нуу, мне показали кое-что.
– Та квартира не счастливая! Возьмёшь – тоже страдать будешь!
– Да ладно, знаете, мне пора, – блефую я.
Она вцепляется в меня второй рукой и шепчет, обдавая запахом лука и жареной картошки:
– Я правду говорю. Думаете, почему хозяйка на показ не явилась? Ей это место как нож в сердце. Была семья, было счастье, а потом и муж загулял, и работы хорошей лишилась и ребёнок чуть не погиб!
– Это жизнь, кому легко-то?
Я осторожно веду наживку, и женщина глотает её, как оголодавшая щука:
– Зря смеётесь, – она качает головой и переминается с ноги на ногу. – Анна и сама чуть не пропала. После развода-то, когда бывший муж выпер её с хорошей работы, девушка уж как горевала! Благо, у неё родственники "в силе": устроили куда-то на тихое место, но что там... А месяца два назад Анна даже исчезала неизвестно где! Хорошо ещё, что её родители забрали внучку из детского садика, успокаивали всю ночь, а на утро Она и явилась. Я тогда собачку выгуливала и всё видела.
– Мало ли, женщина молодая, дело нехитрое.
– Нет, что вы, что вы. Аня с кем попало не шастала. Да и вид у неё в то утро был – жуть: бледная, куртка распахнута, снег в волосах, словно всю ночь сквозь метель брела. А уж какие морозы в тот день трещали! Родители Анны тогда на улице стояли, милицию ждали. И внучка с ними, не бросишь же одну в квартире. И вот когда девочка маму увидела, бросилась к ней, обняла, чмокнула в щеку и... Всё!
– Что всё?!
– Упал ребёнок, будто замертво. Анна аж затряслась. Ревёт и никого к себе не подпускает. Скорая приехала. Хорошо, что малышка через три дня очнулась. Вроде как не помнит ничего. С тех пор, вестимо, живёт с бабушкой. Анна тоже куда-то съехала; одна теперь. И квартиру, понятное дело, продаёт. Не счастливая она.
– Дела... – непроизвольно стягиваю вязаную шапку и ерошу волосы.
Всё понятно: тётка пересмотрела мистики, вот и мерещится ей чёрте что.
Тоже мне: "квартира не счастливая". Но рациональное зерно выделить не сложно: развод, чрезмерно впечатлительный ребёнок и вот Анна начинает во всем винить себя, не подпускает людей, избегает прикосновений, кроме как через одежду.
Эх, угораздило же запасть на такую женщину.
* * *
– А ты, Андрей, куда на масленицу пойдёшь? Или дома просидишь? – Инна Михайловна, одна из юристов нашего филиала, или попросту Инка, а иногда Ин, как я звал её лет семь назад, когда мы оба играли в команде КВН университета, взяла поднос и стала в очередь рядом со мной.
Обеденный перерыв близился к концу, но коллег в столовой ещё хватало, несмотря на субботу за окном.
– Работаю, Ин, общественная нагрузка, все дела. Я же рассказывал: в воскресенье голосование, выборы депутатов. Не пойдёшь что ли?
– Никогда не ходила. А жаль. В смысле – жаль что работаешь, приходил бы к нам по старой памяти, – она глядит с хитрецой, словно лиса, нацелившаяся на мышку-полёвку. – Машину обмываем. Гостей – вал, познакомлю с хорошей девушкой...
– Машину? – я перевожу тему и путаю следы, а то слишком много друзей пытается свести меня с кем-то: – В кредит брали?
– А что поделать?! Муж упёрся: "Все друганы на "внедорожниках", а я до сих пор в маршрутках толкаюсь", – она грустнеет и пожимает плечами. – Хорошо, что меня не сократили, а то не знала бы как деньги возвращать. Теперь главное, чтобы в компании без потрясений, а там и через кризис прорвёмся.
Мда, дела... И как же с тобой быть? Не выйдет без потрясений. После выборов моему иммунитету конец. Выкинут на улицу, вернут Федьку-лизуна. А через месяц всю их команду и накроет. Сначала внутреннее расследование по утянутым мной документам, затем госорганы подтянутся. Конец Филиалу.
Я ковыряю остывающий омлет и всё больше мрачнею. Сговорились они что ли?!
Вчера Семён из IT-департамента хвастал в баре новым оборудованием для колл-центра, оплаченным ещё до кризиса. Понятно, чему рад. Ему теперь работы с настройкой и сопровождением невпроворот. На улицу не выкинут. Всё про сына больного вспоминал, жаловался, что лекарства дорожают, жену сократили, но его зарплаты должно хватить.
Девчонки, уволенные из отдела закупок, шепнули на ушко что пересидят кризис в том же колл-центре, а там, глядишь, производство наладится. Тогда и переведутся обратно.
У Володи из отдела кадров с коллекторами проблема: сестра-наркоманка вляпалась в треклятое микрокредитование, а расплачиваются родственники.
Роман, начальник смены, цепляется за своё место из последних сил, так как...
Стоп! Нельзя давать слабину. Но что делать, если вокруг столько ни в чем не повинных людей? Господи, ну почему я со всеми пытаюсь дружить, сидел бы сейчас один и ни о ком не беспокоился!
Может, плюнуть на месть? Доказательства я собрал, фактически – победил. Ни начальница, ни генеральный директор даже не подозревают, что в моей власти отправить их куда подальше: лес валить в Сибири или спецовки отстрачивать.
Но ведь изначально я задумывал для них публичное унижение!
Проклятье! Но тогда – подставлю людей, которые ни в чем не виноваты.
Надо просто уходить. Искать работу. Или к отцу в бизнес податься. Вместе расширим сеть мясных прилавков, а то в одиночку он уже не тянет. Потому и цепляется к моей карьере. Эх, мелко, зато сам себе начальник.
Чёрт, но нельзя же уходить, не хлопнув дверью!
Так, надо успокоиться. Подумаю об этом завтра.
* * *
Вечернее небо затянуто облаками, сквозь которые не пробиться ни луне, ни звёздам. Темно. Лишь гирлянда ажурных фонарей рисует дорогу сквозь заснеженный парк.
Я опаздываю. Завтра выборы и генеральная репетиция в самом разгаре. Аня награждает меня убийственным взглядом и кивает на стул в дальнем углу. Она профессиональна, строга и уверена в себе, как любой хороший начальник.
Ещё раз проходим по обязанностям каждого из членов комиссии. Штудируем памятку по взаимодействию с наблюдателями. Вспоминаем правила работы со списками избирателей, выдачи бюллетеней и подсчёта голосов.
Скучно. Всё вызубрил ещё пару недель назад.
Аня закрывает собрание, и люди тянутся к выходу, смешно толкаются в дверях, торопятся к семьям и вечерним сериалам. Она выходит последней, и я подкрадываюсь как тень, скользящая к гаснущей свече. Обхватываю сзади за талию и даже сквозь пальто чувствую, как прижимается её тело, отвечая на ласку. Но, как всегда, Аня тут же делает неуловимый шаг в сторону, и мы просто идём по заснеженной тропинке.
– Ты сегодня задумчив, – она первой разрушает неловкую тишину и мягко толкает в бок плечом.
– Да, тяжёлый день. Казалось, что принял решение, но сейчас сомневаюсь.
– И как поступишь?
– Неважно. Ерунда. Не хочу говорить об этом.
– А о чем хочешь?
– О нас.
Она отстраняется, но я удерживаю её за руку в белой варежке и перехватываю вторую ладонь, разворачивая лицом к себе.
– Я всё знаю.
– Нет.
Аня вырывается, но я крепко сжимаю её, не позволяя сделать и шага.
– Я знаю, что ты рассталась с мужем. Я знаю, что твоя дочка едва перенесла ваш развод. Но пора двигаться дальше! Хватит прятаться от меня, скрывая тело под ворохом одежды, а чувства за эфемерной дружбой!
– Ты многое раскопал, – голос её горек как миндаль, – Выяснил, хотя так и не догадался...
– Так объясни! К чему эти игры?!
– Нет. Ты не поймёшь.
– Почему?!
– Неважно, Андрей. Мы всё ещё можем быть друзьями, не ломай наши отношения, пожалуйста!
– Не могу. Я влюбился, Аня, и хочу не дружбы.
Она упирается мне в грудь, отталкивает, но я лишь перехватываю её за плечи и встряхиваю, словно куклу:
– Хватит игр! Я не скрываю чувств и вижу, что ты тоже любишь! Твои взгляды, мимолётные прикосновения, слова, движения, улыбки... Мы либо поговорим здесь и сейчас, откроемся друг другу без остатка и всякой лжи, либо...
– Либо что?! – она вскидывает голову и свет исчезает из её глаз, словно подёрнутых ночной вьюгой, постепенно свивавшейся вокруг.
– Либо я решу за тебя и отведу ко мне домой.
– Отпусти, – она толкает, но я лишь отступаю на пару шагов, увлекая Аню за собой.
– Отпущу, если скажешь, что не любишь.
Она несколько мгновений смотрит в мои глаза. По её щекам бегут первые слезы. Я наклоняюсь и почти ловлю губами, но чья-то рука сжимает плечо и буквально отрывает от Ани.
Огромный мужик, здоровый как "КАМАЗ" и такой же квадратный, угрюмо пялится из-под насупленных бровей. Чуть дальше, с пивными банками в руках, стоят несколько мордоворотов и с усмешками посматривают в нашу сторону.
– Девушка не хочет, – прогудел здоровяк. – До тебя что, не доходит?
– Не твоё дело, – я вырываюсь, но тот лишь крепче сжимает лапу.
– Если вижу, то моё, – он поворачивается к Ане и мотает головой, указывая на дорогу к остановке: – Идите, девушка. Я его подержу, а потом отпущу.
Аня смотрит так, будто не осознает реальности происходящего, но потом кивает и просит скороговоркой:
– Только ничего не делайте с ним, пожалуйста! Это всё из-за меня!
Она убегает, растворяется в слепящей метели как ещё один снежный вихрь.
Качок выпускает плечо, я разворачиваюсь, готовый к драке, но он лишь отмахивается и уходит, что-то бормоча под нос.
Проклятье!
* * *
День выборов сливается в расплывчатое пятно, превращаясь в водоворот из сотен лиц, фамилий и бюллетеней для голосования. И в центре всего – Аня, в строгом брючном костюме, она спокойно и уверенно играет роль председателя комиссии. Мы изредка встречаемся глазами, как два преступника на очной ставке, которые хотят договориться с помощью одного лишь взгляда.
