Текст книги "У Троицы окрыленные"

Автор книги: Тихон Архимандрит (Агриков)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Преступное малодушие

Как лед и пламя, огонь и вода, так добро и зло не могут ужиться рядом. Каждое стремится уничтожить другое. Добро старается образумить людей искренним сердечным словом, горячим призывом к правде Божией, будит в человеке уснувшую совесть, собственным примером укрепляет его слабую волю, властно влечет за собой. Зло, наоборот, желает задушить в зародыше всякий добрый почин, всякую благую мысль; никакими средствами оно не брезгает: где можно, оно действует прямым насилием; где нельзя взять силою, прибегает к хитрости, лести, обману; в крайнем случае, довольствуется грязной сплетней, скверной клеветой, обидной шуткой, злой насмешкой, грубым издевательством.

Припомните Евангелие. Только что родился в Вифлееме обещанный миру Спаситель, и с Ним полностью снизошла на землю правда Божия, а зло уже пытается погубить Его в колыбели: Ирод избивает тысячи младенцев, чтобы вместе с ними умертвить и Богомладенца Иисуса… Проходит тридцать лет. Иисус Христос в пустыне постом и молитвою готовится к делу спасения людей, готовится призвать их к новой, доброй, Божией правде, жизни – дух зла различными искушениями, соблазнами, лестью, лукавством пытается отклонить Господа от Его миссии. Выступает Иисус на проповедь, словом Божественной любви собирает вокруг Себя несметные толпы, очищает сердца блудниц и мытарей – над Ним смеются, называют Его веельзевулом(Мф. 12, 24), не хотят считать своим, иудеем; говорят, что Он самарянин, отверженный, отщепенец избранного народа (Ин. 7, 48), что Он беса имеет в Себе. Таков неизбежныйтернистый путь правды, добра и любви и тех, кто служит им, работает во имя их. Так было, есть и всегда будет. Спаситель говорит Своим ученикам: «Так гнали и пророков, бывших прежде вас, так гонят Меня, так будут гнать и вас» (См.: Мф. 5, 12).

Жизненный путь людей густо порос колючим тернием: людские неправды, беззаконие и всякое распутство, словно дремучий лес, непроходимой чащей преграждают нам дорогу к Богу, к Его Любви и Истине, к Царству Божию на земле. Надо, чтобы кто-то в этой дремучей чаще протоптал дорогу к Божией Правде, прорубил просеки и расчистил колючий терн, а без труда и царапин это дело не исполнишь: порою больно хлестнет веткой, зацепит сучком, глубоко вопьются терновые иглы. «Царство Божие силою берется, и употребляющие усилие восхищают его», – предупреждал Иисус Христос (Мф. 11, 12).

Путь на гору всегда бывает тяжел и утомителен, но какая даль открывается с вершины, какие дивные картины рисуются взору, какой чистый и укрепляющий воздух веет наверху, как легко и свободно дышит грудь! «Горе имеем сердца».

Стыдно и преступно бояться труда и тягот подъема нашей жизни на вершину Правды Божией. Сколько усилий мы употребляем, чтобы лучше устроить внешнее благополучие свое, наших детей и потомков! Ради торговли и наживы люди десятками дней идут по безводным пустыням, переплывают бурные и опасные моря, пробираются через страшной крутизны горные хребты; чтобы добыть насущный хлеб, люди ныряют за жемчугом на дно океана, – взбираются на неприступные скалы за дорогим пухом боязливой птицы гаги; как кроты, роются глубоко в подземельях, добывая металлы и каменный уголь.

Неужели золото Правды Божией и жемчуг Любви Христовой не стоят таких жетрудов? Нет более ценного наследства для детей, чем наследство любви, добра и правды. Если мы действительно хотим устроить благополучие свое и ближних, то для этого прежде всего необходимо направить свои собственные силы и силы других людей на устроение доброй, правдивой и братски-любовной жизни. В Евангелии сказано: «Ищите же преждеЦарства Божия и правды Его, и это все (остальное. – Авт.) приложится вам» (Мф. 6, 33).

Было бы неправдой, обидной клеветой, если бы кто стал утверждать, что люди не ищут Правды Божией, не стремятся к добру, чуждаются евангельской любви, что нет работников, которые бы трудились для дела Христова, отдавали бы силы на устроение Царства Божия на земле. И теперь евангельские слова «жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9, 37) не утратили своей силы; так или иначе, а ряды работников на ниве Божией растут. Главный недостаток не в числе работников (Иисус Христос послал на проповедь всего только горсть апостолов, а они преобразовали жизнь всего мира), а в недостатке силы духа, веры в свое дело у тех, кто берется за дело Божие.

На христианском поприще мы порою готовы бываем самоотверженно трудиться во имя Христово, отдаем бескорыстно на то или другое доброе дело свои силы, время и труд, но при этом нуждаемся, чтобы нас и наше дело поддерживали общим сочувствием. Когда же в награду нам дают терновый венец и никто не хочет нам помочь, а все смеются над нашим делом, как над праздною, ненужною затеей, мы падаем духом, у нас опускаются руки и пропадает охота дальше трудиться. Это позорное, преступное малодушие. Мы забываем пример Самого Господа Иисуса Христа, апостолов, древних христиан-мучеников и тех великих тружеников Царства Божия, трудами которых и теперь семя Христово растет и множится в людях. Против Иисуса Христа был царь Ирод, синедрион, все книжники и фарисеи – вожди и учители народа; Его не принимали самые близкие Ему по плоти люди, не разумели во многом постоянно бывшие с Ним ученики; народ, о котором Иисус так болел сердцем и которому оказал столько благодеяний, предпочел Ему разбойника Варавву и, несмотря на все это, Спаситель ни разу ни на шаг не отступил от Своего дела. Он говорил: «Мне должно делать дела Пославшаго Меня» (Ин. 9, 4). А что другие будут делать, как они отнесутся к делу Божию – в том они сами дадут отчет Богу, это дело их совести. То же Спаситель заповедует и нам: ты знаешь, что людям прежде всего и больше всего надобна Истина Божия, так и сей ее вокруг тебя; делай добро, как можешь и сколько позволяют силы; это твой долг, твоя обязанность.

Хочет ли больной принимать лекарство или не хочет, хвалит врача или бранит, встречает ли его с радостной улыбкой или отворачивается со злобой – врач все же не оставляет больного и думает только об одном: как бы помочь ему, вернуть силы, поставить его на ноги. Будь таким врачом для душ твоих слабых братьев. «Иисус, – сказано в Евангелии, – говорит им (ученикам. – Авт.): Моя пища есть творить волю Пославшаго Меня и совершить дело Его» (Ин. 4, 34). Не будь никогда пресыщен этой пищею, не бросай ее потому, что она не нравится другим. Эта пища – воля Божия – главный источник жизни вечной. Люди пока плохо знают вкус ее, не умеют ценить ее. Как малые дети, они, вместо сытной здоровой пищи, тянутся к вредным лакомствам, пагубным сластям. Если и ты отвернешься по малодушию от здоровой пищи, кто их научит питаться тем, что одно действительно питает?

Над древними христианами смеялись за их проповедь Христа, считали их безумцами, хотели тюрьмами, пытками и казнью отвратить от новой веры – христиане твердо держались своих взглядов на жизнь и своими страданиями за веру внушали даже врагам уважение к христианству. «Значит, христианство – не пустое суеверие, – думали язычники, – если за него так охотно жертвуют жизнью; в нем, стало быть, есть что-то, что может быть людям дороже жизни», – и, таким образом, твердость духа христиан внушала язычникам высокое уважение к Учению Иисуса Христа.

Заставить других ценить выше всего дело Божие можно только тогда, когда сам ценишь его выше всего и об этом свидетельствуешь жизнью.

Несколько лет тому назад в Швейцарии в одно фабричное селение прибыл для проповеди Евангелия отряд «Армии спасения». Жители селения – рабочие окрестных фабрик и заводов – представляли из себя людей крайне испорченных: пьянство, грубый разврат, страшная брань и богохульство, постоянные драки делали деревню маленьким Содомом.

В первый же субботний день, когда, после получения рабочими заработной платы, эти трудовые, добытые потом и кровью гроши пошли затем на дикий бесшабашный разгул, прибывшие проповедники, мужчины и женщины, стали обходить трактиры и кабаки. «Добрые люди, – говорили они, – опомнитесь, побойтесь Бога, пожалейте своих жен и детей! Дома вас ждут холодные и голодные семьи, а вы здесь пропиваете последние деньги». Не понравились эти слова рабочим. Призыв к исправлению, к трезвой доброй жизни был встречен насмешками, грубой бранью, угрозами зажатьрот.

Проповедники не смутились неприятностью первой встречи, всю неделю ходили по домам, по местам работы, беседовали с женщинами и детьми, а в субботу снова начали свой поход против пьянства их мужей и отцов. Раздосадованные рабочие от брани перешли к драке и незваных пришельцев с побоями вытолкали из деревни. Те безропотно подчинились, но в следующую субботу опять были в той же деревне и опять делали то же свое дело, стараясь вразумить огрубевший народ. Пьяные рабочие обезумели от злобы; со страшными проклятиями набросились на тех, кто говорил им о Боге и о Его правде; били их смертным боем и, наконец, схватили начальника отряда… Они пригвоздили его, по примеру Христа, ко кресту и с пением богохульных песен носили крест с распятым по деревне, а потом его и всех его друзей, избитых до бесчувствия, выкинули за деревню.

Наутро, когда хмель прошел, рабочие вспомнили вчерашнее и с ужасом стали размышлять, что им теперь будет за их дикое буйство и насилие. Они ждали тяжелых наказаний властей; но случилось то, чего они никак не предполагали.

Избитые, измученные рабочими, проповедники покаяния, как только немного оправились и собрались с силами, наутро снова пришли к своим вчерашним мучителям и, словно ничего не было, снова кротко и любовно говорили им о позабытом ими Боге, о поруганной Его правде, о загубленной ими их собственной душе. Любовь оказалась сильнее злобы; рабочие были не в силах более упорствовать перед словами благовестия; со слезами окружали тех, кого вчера заставляли плакать, целовали им руки, ноги, молили о прощении, клялись начать другую жизнь, просили не уходить от них. Прошло два года, деревня стала неузнаваема: ад сменился раем, трезвость жителей, семейный мир, достаток в домах стали примерными и небывалыми в округе.

Вся эта перемена в жизни испорченных жителей рабочего селения зависела, конечно, не от числа пришедших к ним добрых людей, а от силы духа последних, от стойкой, несокрушимой любви их к погибающим братьям, от глубокой убежденности, твердости веры в то, что свет победит, осилит тьму, что правда одолеет ложь и что добро возьмет верх над злом. Не только потому, что в добре неодолимая сила, а потому что и мы должны быть тверды в борьбе с миром, при первом же отпоре с его стороны малодушно не бросать начатое доброе дело, не отходить в сторону и не оставлять жизнь идти прежним грустным путем.

Как часто достаточно бывает нескольких глупых насмешек, чтобы охладить пыл, казалось, искренней вдохновенной души, ослабить энергию пастыря, в зародыше загубить его добрый почин! А смеются у нас над всем: станет ли человек религиозным, богомольным; примется ли за изучение Слова Божия; бросит ли разгул и начнет трезвую жизнь; отстанет ли он от картежной или иной какой игры; начнет ли добрым словом останавливать других – все высмеют, надо всем будут издеваться. Кто-то справедливо сказал: «Потому у нас так часто и приходится плакать над многим, что очень уж много мы смеемся над всем».

Не то грустно, что часто слышится и громко раздается глупый смех, а то, что многие его боятся, прячутся от него, словно стыдятся своего доброго дела, своих прекрасных слов, благородных мыслей, светлого замысла. Многие не боятся привидений, зная, что это бред больной головы, бесстрашно стоят под пулями на поле брани, не пугаются гнева начальства, смело скажут правдивое слово, но как огня боятся насмешки, косого взгляда толпы, смущаются тем, чтостанут говорить о них вокруг.

Один английский писатель рассказывает такой случай. В казарму, в среду грубых, испорченных солдат попал кроткий, богобоязненный юноша. Он у себя дома привык начинать и кончать день молитвой к Богу. То же стал делать и в казарме. Товарищи с первого же дня осыпали его насмешками, кидали в него подушками и сапогами, с хохотом, свистом и богохульным пением окружали его и не давали ему молиться. Смутился молодой солдатик, не выдержал насмешек. «Бог, – думал он, – видит ведь везде, буду молиться в постели, под одеялом». Так и стал делать. Прошло долгое время. Однажды наконец сосед по койке, старый закаленный в бою солдат, заметил это и, улучив минуту, когда они были одни, стал его стыдить: «Я не молюсь, потому что огрубел, отвык от молитвы, а тебе стыдно прятаться с молитвой. Какой ты после этого солдат! Испугался насмешек, прячешься под одеяло. Что же, в битве, когда на тебя посыплются пули, ты тоже будешь прятаться под одеяло? Не хочешь молиться – не молись, а если дорожишь молитвой, не прячься с нею. Глупые люди смеются, а ты и уступил, нет, ты стой на своем и их заставь уступить тебе». Ободрился солдатик, снова стал открыто молиться. Насмешки поднялись опять, но он не обращал на них больше внимания, и они постепенно смолкли; и как-то даже уважать стали больше.

«Малая закваска, – говорит Апостол, – заквашивает все тесто» (Гал. 5, 9), а соль и в большом количестве, если «потеряет силу…уже ни чему не годна, как разве выбросить ее вон на попрание людям» (Мф. 5, 13). Что же, друзья мои, чем мы с вами будем для окружающей нас жизни – доброю ли закваскою Христовой или солью, потерявшей силу? Пойдем ли к людям вместе со Христом и вместе с Ним, если понадобится, будем терпеть и смех, и поругание, и скорби? Или заодно с неправдою людскою и человеческим невежеством сами посмеемся над Евангельским словом, поставим крест на деле Спасителя?

Две разные дороги лежат перед нами, а какая лучше – пока не поздно, выбирайте сами, если кто еще не выбрал твердого пути. «Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф. 12, 30).

Красота жизни

У древних греков был знаменитый оратор Демосфен. Когда он говорил на площади перед народным собранием, толпы народа с затаенным дыханием слушали его целыми часами. Его сильный ясный голос слышался в самых далеких рядах; речь лилась плавно, осанка, движения рук и головы – все было изящно и прекрасно, дополняло впечатление от его слов.

Однако когда Демосфен в первый раз выступил перед толпой, он потерпел позорную неудачу: ему велели замолчать, прогнали с возвышения, где он пытался говорить, и насмешками и свистом проводили с площади. Демосфен шел домой, от стыда закрыв голову плащом. По дороге его догнал какой-то незнакомец. «Милый юноша, – сказал он, – тебя сегодня жестоко осмеяли, и осмеяли по заслугам. Ты говорил очень скверно, как нельзя хуже. У тебя слабый голос, тебя не слышно за десять-пятнадцать шагов, ты очень часто запинаешься, останавливаешься, чтобы набрать воздух, ты картавишь, неправильно выговариваешь некоторые слова и, наконец, очень смешно подергиваешь плечом и некстати болтаешь руками. Между тем, в тебе есть задатки оратора. Я много слышал всяких речей и вижу, что из тебя будет толк. Надо только работать над собою. Не учась, нельзя садиться на горячего коня: он сбросит тебя. Как же ты хотел вдруг оседлать тысячную толпу, заставить идти у тебя на поводу, действовать по твоей указке, если сам не подготовился, не научился, как лучше словом действовать на народ? Всякое искусство, кроме природной способности, требует еще упражнения, работы над собой. Будешь работать – выйдет из тебя большой оратор».

Послушался Демосфен доброго совета. Решил упорной работой над собой избавиться от недостатков. Чтобы ничто не развлекало его, не мешало делу, он удалился в пустынное место, на берег моря, в уединенную лачугу, а чтобы не соблазниться, не вернуться раньше времени в город, он начисто выбрил полголовы. В уединении он стал укреплять голос и развивать слабую грудь. Для этого он старался взбегать на гору без передышки, не переставая кричать. Вначале он мог пробежать только малую часть дороги, а затем останавливался отдохнуть. Но чем чаще он упражнялся, тем пробегал все далее. Наконец, он оказался способным с громким криком вбегать без передышки на самую вершину.

Чтобы укрепить голос, Демосфен в часы бури, когда море ревело и с грозным воем билось о скалы, выходил на берег и старался перекричать бурю. Вой и рев волн заглушали его, но с каждым разом голос крепчал и наконец смог меряться силою с ревом бурного моря. Против картавости Демосфен придумал класть камешки под язык. Он ворочал язык на разные лады, пока слово не выходило правильно. Так он научился говорить совершенно ясно и отчетливо. Оставалось отучиться смешно подергивать плечом. Демосфен придумал простой способ. Он в своей низенькой лачужке прикрепил к потолку острием вниз кинжал и становился плечом прямо под ним. Затем, представив, что перед ним народ, громко держал речь. Пока помнил, что не следует дергать плечом, шло хорошо, а когда, увлекшись речью, забыл, дернул, то больно укололся. Один, другой, и двадцать, и тридцать раз кольнул себя до крови – перестал дергать плечом.

За полгода обросла выбритая голова. Вернулся Демосфен в город, пошел на собрание. Взошел на возвышение, начал речь. Народ вспомнил первую неудачу, стал смеяться, но Демосфен громким, властным голосом остановил смех. Толпа затихла, и умная изящная речь полилась, как широкая полноводная река. В самых дальних уголках площади голос звучал ясно, движения юноши были плавны, красивы. Народ жалел, что кончилась речь… Так долго и много приходилось работать Демосфену над собой, чтобы научиться красиво говорить, сделаться великим оратором.

Чтобы научиться красиво жить, красиво поступать, сделаться хорошим человеком, надо работать над собою еще более. «Я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя» (Пс. 50, 7), – говорит псалмопевец Давид. Мы рождаемся уже со многими грубыми задатками. Как иные тяжелые болезни, так и многие дурные навыки мы получаем по наследству. Родители передают детям не одно телесное, но и душевное сходство. Деды получили много злых навыков по наследству от прадедов; своей распущенностью, потворством всякой своей блажи развили, укрепили их и прибавили еще новых от себя. Все это передали нашим отцам. Отцы, в свою очередь, принятое еще более укрепили и кое-что вновь прибавили. Сколько, стало быть, злых семян мы носим в себе? Душа наша, выходит, не чистая земля, а густо засоренная вредными зернами. В иную пору и западет в душу доброе семя: тронет евангельское чтение, умилит церковная песнь, поразит умная книга, пленит добрый пастырь – но все это глохнет среди густой поросли зла. Требуется много труда, особенно в юные годы, много усилий воли, большая борьба с дурными навыками и задатками, чтобы расположить душу к доброй жизни, к красивым делам.

Один древний мудрец говорил: «Человек, если он действительно хочет быть человеком, а не грубым животным в человеческом виде, должен работать над собою, как кожевник над кожею». Долгим трудом кожевник из толстой и грубой кожи выделывает мягкую замшу, нежную, тонкую лайку. Так и человек, если он хочет стать красивым делателем добра, должен долго и много работать над собою. Как работать? Первое условие – быть внимательным к своему внутреннему миру, храму внутреннему. Мы часто знаем улицы и площади самых отдаленных городов – и не знаем собственного сердца. Много лет подряд упорно изучаем Святое Евангелие и много делаем внешних дел, но иногда годами не подумаем: все ли в порядке у нас внутри. Наш внутренний мир для многих из нас – полные потемки, и мы там, как в густом тумане, ничего не можем разобрать.

Нам мало помогает даже наша совесть. Совесть – это зеркало, в котором отражаются всякая кривизна души и каждое пятнышко сердца, но зеркало, как бы оно велико и прекрасно ни было, в потемках служить не может. Необходимо в темную горницу нашей души внести свет – свет Слова Божия. Это второе условие. При свете правды Божией мы увидим, что наше сердце – не тот храм Божий, каким оно должно быть по слову Апостола: «Вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас» (1 Kop. 3, 16), а может быть, и вертеп разбойников, какой-то дремучий лес со всякими страстями и пороками. Чтоб укротить их, единственное средство – не распускать себя, не потакать своим дурным чувствам. Дурные чувства и наклонности, как и все остальное, образуются не вдруг, а постепенно: большой пожар возгорается от ничтожной искры. И Москва сгорела от двухкопеечной свечи, и громадное дерево вырастает из малого зерна. Надо тушить искру пожара, вырывать корень в зародыше.

На побережьях больших морей в известные часы дня бывают приливы и отливы. Во время прилива вода начинает подниматься и заливает берег на целые версты. Кому случится быть на берегу во время морского прилива, чуть только замечают подъем воды, убегают от волн. Когда же мы замечаем, что то или другое скверное чувство при данных условиях и обстановке может подняться, вырасти и затопить нас – мы должны избегать этого чувства и этой обстановки. Это третье условие.

Одному христианину представился удобный случай сделать очень неприятное дело своему обидчику. Даже, кажется, и голос справедливости говорил ему, что следует вскрыть, обнажить, обнародовать скверный и даже злостный поступок обидчика. Однако он этого не сделал, не отомстил; он долго боролся с собой, но удержался от мести. Он поступил очень красиво: наедине сказал приятелю, что, мол, не надо бы ему делать больше таких скверных дел (он воровал вещи у других), иначе будет очень плохо. Приятель сделал усилие над собой, исправился. Красивый подход, разумный.

Другой совершил более высокий подвиг, прямо-таки жертвенный, христианский, благородный. Его коллегу по курсу постановили отчислить за неблаговидный поступок. Однокурсник пошел к директору школы и сказал: «Я виноват во всем, в чем вы обвиняете того человека, гоните меня, я это заслужил». Представьте, остались оба в школе. Красиво поступил.

А вот один молодой батюшка шел на службу, спешил. Заплаканная женщина сунула ему бумажку: «Помолись: горе у меня»… В бумажке 10 руб. Батюшка так небрежно взял эту бумажку и так грубо ответил, что бедная женщина отскочила, как обваренная. И, стоя за Литургией, напрасно напрягала слух, ожидая услышать родное имя болящей дочери, о которой просила батюшку помолиться. Сунув записку в карман, он забыл эту слезную просьбу. Безобразный поступок.

Когда нам не нравится какой-нибудь запах, мы зажимаем нос; неприятные звуки – затыкаем уши; страшит нас видение – мы закрываем глаза. Так следует поступать и против дурных чувств и наклонностей. Трудно это, конечно, но Спаситель и предупреждает, что Царствие Божие силой берется и что только употребляющие усилие восхищают его. Демосфен, язычник, чтобы научиться хорошо говорить, долгие месяцы работал над собой. Неужели мы, христиане, испугаемся внутренней работы, чтобы учиться по-Божьи, красиво жить? Пора приниматься за работу, пора взяться за себя. Много всяких травм душевных получено нами по наследству, много их нажили уже мы сами. Что же, и дальше пойдет все так же, по-старому, все глубже будем забираться в тину? Или когда-нибудь, наконец, остановимся? Пора начинать жить красиво, жить так, как это прилично верным чадам Божиим. «Вы – храм Божий…». А если так, то этот храм должен быть светел, чист и прекрасен.