Текст книги "Она так долго снилась мне..."

Автор книги: Тьерри Коэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Да, по крайней мере, он так говорит…

– А какой он, этот мсье Лучиани? – спросила она.

– То есть?

– Ну, чисто внешне.

– Ему на вид лет пятьдесят.

– Ну, красавец-мужчина в годах или старая развалина? Типа Ричарда Гира или нашего консьержа?

– А к чему этот вопрос?

– Разведенный, богатый, нежный, тоскующий… Я уже вижу себя в роли утешительницы.

– Какая ты противная, фу!

– Так как?

– Не буду отвечать.

– Ладно, как хочешь. Я и так сейчас все узнаю.

Она выпрыгнула из кровати, схватила ноутбук и набрала в Гугле «Лучиани».

– Ого, а старик-то вполне ничего! Красавец-итальянец, раскаявшийся мафиозо, типаж равнодушный мачо, я обожаю таких!

– Как ты можешь…

– Только не говори, что тебе это не пришло в голову!

– Мне это не пришло в голову! – возмутилась я.

– Да, кстати сказать, в этом вся разница между нами.

– Но ему пятьдесят лет!

– Ну и что? Мне как раз это и нужно. Зрелый мужчина, уверенный в себе, который прожил целую жизнь и мою молодость будет воспринимать как подарок, как последний шанс, будет ценить меня, как драгоценность, юную и прекрасную. Ну… по крайней мере юную.

Она глубоко вздохнула.

– Ты нас познакомишь?

– Даже и не рассчитывай.

– И она называет себя моей подругой! – вскричала она, притворяясь оскорбленной.

– Да, наша дружба – самое дорогое, что есть у меня.

– Ух, как это славно! – воскликнула она, смягчаясь. – Знаешь, когда я умираю от горя, то каждый раз, когда меня бросают, то есть примерно раз в неделю, лишь одна мысль не дает мне окончательно погрузиться в пучину мрака. Я говорю себе, что я все-таки, наверное, совсем не так плоха, если такая девушка, как ты, выбрала меня в свои подруги и не бросает ни при каких обстоятельствах.

Я протянула ей руку, и она свернулась клубочком возле меня.

– Не сомневайся, мы отличные девчонки, – шепнула я ей.

Она вновь села на кровати:

– А можно, я поставлю музыку?

– Если хочешь, но, пожалуйста, ради всего святого, не твою любимую.

– Ну давай Азнавура! – предложила она, словно не расслышав моих слов.

– Нет, опять тоску наведет, сердце заноет…

Она протянула руку к проигрывателю:

– Ладно, вот эта тебе точно нравится: «Опять она мне снилась…»

– Ой, нет, пожалуйста, только не эту…

Я не успела закончить фразу, как раздались первые ноты фортепьяно.

Поскольку я один раз похвалила этот шлягер семидесятых годов, она решила, что это – моя любимая песня. Мне действительно нравился ее старомодный романтизм, нежные голоса, сливающиеся в один и славящие любовь. Обычно ее прослушивание сопровождалось у нас с Эльзой целым ритуалом. У каждой была своя определенная роль, мы разыгрывали пантомиму, сопровождая слова песни утрированными жестами и страстными гримасами, чтобы нас не одолела тоска, чтобы прогнать нахлынувшую грусть.

Эльза пропела первый куплет, используя швабру в качестве микрофона, принимая вычурные позы. Я не могла сдержать смех, хотя наблюдала это зрелище далеко не в первый раз. С Эльзой мне повезло в жизни. Близкая подруга – любящая, искренняя и веселая. Сестра, что уж там говорить.

Второй куплет я уже исполняла вместе с ней.

ИОНА

Мало того что теперь у меня была возможность оплачивать текущие расходы, новая работа показалась мне истинным счастьем, до того она была приятна. Мсье Гилель отнесся ко мне с большим уважением. Как же: в его распоряжении появился настоящий писатель, и он счел, что настал его звездный час, что теперь у него появился мощный козырь в соперничестве с соседним большим книжным супермаркетом, который распространил свою гегемонию на все окрестные улицы. Мсье Гилель придумал себе призрачную конкуренцию с этим гигантом и приводил массу примеров того, как сперва оказывался жертвой этого безжалостного механизма, но затем, в результате ему одному заметных событий, неизменно выходил победителем.

– Я никогда не уступлю, – говорил он, гордо вздергивая подбородок. – Им меня не одолеть! Я окончу свои дни на рабочем месте, здесь, и меня вынесут из нашего магазина вперед ногами, а вместо лепестков роз благодарные клиенты будут забрасывать гроб страницами любимых книг!

Я сомневался, что в знаменитом торговом доме хотя бы раз слыхали о нашем магазинчике, но не лишал старика уверенности, что готов бок о бок с ним биться до последней капли крови на этой беспощадной войне.

Моя работа заключалась в том, чтобы читать и классифицировать романы. Когда к нам приходила новая книга, она откладывалась на отдельный столик, пока ее не прочитает кто-нибудь из нас двоих или же кто-то из числа клиентов магазина, пользующихся доверием мсье Гилеля. Прочитанная книга сопровождалась специальной карточкой и отправлялась на полки. Рецензирование романов было совершеннейшей синекурой. По сути дела мсье Гилель установил способ классификации, руководствуясь логикой одновременно прекрасной и странной. По его мнению, в первую очередь ценность представляло основное ощущение от романа, тот след, который он оставляет в душе читателя. «Не важно, к какому жанру отнесут книгу наши модные издательские дома. Ставить книги по алфавиту – этот принцип оставим занудным прагматикам. Мы должны в первую очередь думать о читателях, об их желаниях, об их чувствах. Потому что мои клиенты приходят не за детективом или за научно-фантастическим романом, но скорее за некоторым ощущением, за раздумьем. Они вступают с книгами в определенные взаимоотношения».

Поэтому следовало узнать каждое литературное произведение, выявить его основную тональность, прежде чем найти ему место в наших «галереях ощущений». Предприятие было не из легких, потому что ни одна из галерей не имела четкого названия. «Назвать – значить сузить, обеднить понятие», – объяснял мсье Гилель. Со временем и с помощью мсье Гилеля я научился определять основные «галереи»: романы, объединенные принципом веры в любовь, а на полке напротив – романы, поселяющие сомнения в любви; романы, чтоб бояться – в эту группу объединялись приключенческие романы и романы ужасов, а также политические детективы; романы, создающие новые пространства, к ним относились книги, действие которых происходило в одном каком-нибудь замкнутом географическом районе – во Франции и за рубежом, и к ним же примыкали научно-фантастические романы; отдельно стояли романы о боли и горе, объединяющие рассказы о личных переживаниях, и произведения о Холокосте, геноциде армян или событиях в Руанде; были еще исторические романы, наиболее общепринятая и очевидная из всех категорий, но и они подразделялись на произведения о победе человека и поражении человека. И еще десятки «галерей» в таком же духе.

Я мало общался с клиентами, а если и общался, то не по своей инициативе. Мсье Гилель объяснил мне, что для него предпочтительней, чтобы посетители в магазине чувствовали себя свободно, могли ходить вдоль полок и читать на месте, если им заблагорассудится, а докучать им объяснениями не следует. «Это не клиенты, это наши гости. Мы занимаемся книгами, а книги сами занимаются гостями», – торжественно объявил он.

Таким образом, в мои обязанности входило только отвечать на вопросы, если клиентам нужны были какие-то пояснения или если они хотели обсудить прочитанную книгу. И действительно, немногие были просто клиентами. Люди заходили, приветствовали мсье Гилеля быстрой улыбкой или кивком головы и мгновенно забывались за чтением или принимались ходить вдоль полок, зорко вглядываясь в обложки.

– Вас не беспокоит, что в основном все эти… гости только ходят и никогда ничего не покупают? – поинтересовался я однажды, наблюдая, как он подсчитывает скудную выручку.

– С какой стати? Ты что, думаешь, я держу эту лавочку, чтобы подзаработать деньжат? Если бы передо мной стояла такая задача, я бы здесь все устроил по-другому: на главное место поместил бы эти дурацкие книги о политике, а также романы тех писателей, что нынче в моде.

– А зачем тогда вам все это?

Он окинул меня взглядом, помолчал, подбирая нужные слова, а потом с улыбкой ответил:

– Ну потому же, что я нечто вроде свата! Это не книжный магазин, а брачное агентство! Я представляю книги читателям и надеюсь, что они познакомятся, обретут и полюбят друг друга. Видишь ли, каждый читатель тоже по-своему книга. Книга в стадии написания. История в поисках другой истории.

Он опять замолчал, потом наклонился к моему уху, словно желая доверить великую тайну:

– Каждый читатель ищет свою книгу-светоч.

– Книгу-светоч? – переспросил я. Выражение меня удивило.

– Чтение не есть процесс потребления, как пытается уверить всех тот проклятый большой магазинище, который жаждет моей смерти. Это нечто гораздо большее. Отношения между читателем и книгами подчиняются мистической логике. Послушай внимательно, что я скажу тебе, Иона: каждому из нас дано встретить одну книгу, свою книгу. Одну-единственную книгу, которая поджидает где-то на полке магазина. Она придаст смысл его существованию, озарит светом его дорогу, отзовется на его боль, подарит надежду, укажет правильный путь, расставит приоритеты и будет сопровождать до самого смертного одра. Это и есть книга-светоч. И мне нравиться воображать, что я как раз тот, кто подтолкнет мужчину или женщину к встрече с ним. Я создал благоприятную обстановку для такой встречи. Именно поэтому книги расположены по принципу основного посыла, атмосферы, которую они создают, их обаятельности для читателя. Вы все принимаете меня за эксцентрического старика, неспособного правильно организовать торговлю в своем магазине! Нет-нет, я хорошо знаю, что делаю. Гости всегда направляются к нужному им, правильному собранию. Они инстинктивно чувствуют, в каком месте найдут книгу своей жизни, ту, что пробудит их и озарит путь, с которого они уже не сойдут на протяжении всей своей жизни. Некоторым читателям непросто приходится: они читают один, десять, сто, тысячу романов, так ничего и не находят и продолжают искать. А другие находят очень быстро и потом читают его и перечитывают. А если они берутся за другую книгу, то чтобы найти в ней опять ту же самую, главную. А мы, книготорговцы, мы в какой-то мере ангелы. Мы подготавливаем для них почву, подталкиваем их в нужном направлении, облегчаем им задачу. Мы ангелы, мы сваты, вот кто мы на самом деле.

Я буквально онемел, меня поразили и тронули широта натуры, благородство идей и необычный образ мысли этого человека. В глубине его живых и умных глаз таился глубокий и недоступный мир, сложная и таинственная судьба. Я мало что знал о его жизни. Он был не слишком расположен к откровениям, но иногда в ходе беседы, к слову, в виде байки или анекдота, рассказывал кое-какие истории. Таким образом я узнал, что в детстве он был депортирован и потом рос без семьи. Может быть, именно это общее сиротство медленно, но верно скрепило узы нашей дружбы. Он постоянно интересовался моим здоровьем, спрашивал, что я читаю. Иногда останавливался передо мной, брал меня за руку, встряхивал ее с чрезвычайно довольным видом: «Писатель! Настоящий писатель! А я его начальник!» И его детский смех разносился в воздухе, распадаясь на множество чистых нот.

Ему удалось раздобыть несколько экземпляров моего романа у издателя, и он поместил их на видное место на своем прилавке. Иногда я видел, как он склонялся к клиентам – из числа тех, что приходили в магазин развеять тоску и поболтать с ним о литературе, – и заговорщицки шептал им на ухо, стараясь понизить голос, но не умея скрыть ликующих ноток: «Это роман вон того интересного юноши, он здесь работает. Прекрасный, между прочим, писатель!» Я смущенно кивал, что еще мне оставалось делать? Он тут же устремлялся ко мне: «Она купила твой роман! Надпиши ей, пожалуйста», – торжествующе заявлял он, уверенный, что способствует распространению мой славы и помогает устранить финансовые проблемы. Я писал несколько дружелюбных слов внутри обложки. Он приписывал дату и примечание: «Подпись сделана в магазине „Книжный дом“».

– Я хочу попросить тебя об одном одолжении, – серьезно заявил он мне как-то раз.

– Да, конечно, пожалуйста.

– Вот в чем дело: я знаю, что ты больше не пишешь, ты говорил мне об этом. Но исключительно в порядке предположения: если вдруг… всяко бывает… хм… мало ли что… зарекаться нельзя, можно взять и в одночасье изменить всю жизнь… Короче, если ты вдруг решишь вновь взяться за роман, и если его опубликуют… мне бы хотелось, чтобы ты предоставил нашему магазину исключительное право на автографы… Ну, скажем, в нашем районе.

– Но вы же прекрасно знаете, что я не желаю больше…

– Знаю, знаю, – сухо прервал он меня. – Я же сказал, что речь идет всего лишь о предположении.

– Чисто теоретический разговор, да? – спросил я, про себя улыбнувшись.

– Понимай как хочешь, – проворчал он.

– Ну тогда я согласен, – ответил я.

Он подпрыгнул на месте и радостно уставился на меня:

– Правда?

– Правда.

– И во всем городе?

– Вы сперва говорили о районе, – решил я пошутить.

– Да боже мой, это же только чтобы позлить моего докучливого конкурента, так что исключительного права на автографы в нашем районе мне вполне хватит, – согласился он.

– Но речь идет всего-навсего о предполагаемой ситуации. – Я счел себя обязанным охладить его энтузиазм.

– Да замолчи ты! Оставь мне только твои последние слова. Не разрушай магию момента! Не отнимай горючее у машины моих мечтаний, его теперь хватит на несколько дней, а то и недель! Как я буду представлять себе физиономию директора того супермаркета, толпы людей, выстраивающихся в очередь возле нашего магазина, чтобы увидеть тебя и получить твой драгоценный автограф! Я буду угощать их кофе с пирожными, чтобы они слегка успокоились. Они наконец поймут разницу между мастером, влюбленным в литературу, и всеядным торгашом, помешанным на прибыли. Боже мой, голова кипит от всевозможных мыслей! – ликовал мсье Гилель.

Он возбужденно прошелся взад-вперед и вновь подошел ко мне. Лицо его стало вдруг суровым и решительным.

– Вы должны начать писать, молодой человек, – бросил он мне с упреком в голосе, внезапно перейдя на величественное «вы». – Вы не вправе закапывать в землю свой талант!

ЛИОР

Через две недели после знакомства с Лучиани я уже входила в их дом с намерением приступить к работе.

Клод, ожидавший меня у двери, приветливо улыбнулся.

– Очень рад вас видеть! – воскликнул он.

Затем он наклонился к моему уху и доверительно прошептал:

– Мсье Лучиани тоже очень рад.

– Спасибо.

– Вы пришли чуть раньше, – заметил он, взглянув на стенные часы возле входной двери.

– Я часто прихожу пораньше.

– Тем лучше, – с воодушевлением откликнулся он. – У нас будет возможность немного поболтать. Серена сейчас с отцом. Мне рекомендовано проводить вас к ней ровно в девять. Не желаете выпить чего-нибудь горячего? И у меня есть замечательные свежие булочки.

Я уже позавтракала дома, но не хотела обижать его отказом.

Кухня была как в лучшем ресторане. Просторная, оборудованная по последнему слову техники, сияющая чистотой, она казалась совершенно новой, будто ее никогда не использовали.

– Когда-то у мсье Лучиани постоянно бывали гости, – со вздохом поведал мне Клод. – А сейчас мы используем только малую часть помещения.

Он предложил мне сесть за стол.

– Чай? Кофе? Горячий шоколад?

– Чай, пожалуйста, – ответила я.

– С мятой? – спросил он, явно надеясь, что я не откажусь.

– Да, прекрасно, благодарю.

– Это мой любимый чай. Я прожил несколько лет в Марокко и научился искусству заваривать чай с мятой.

Он сорвал несколько веточек с кустика мяты в горшке на окне, промыл их, снял с полки изящный серебряный чайник в восточном стиле.

– Вы давно работаете на мсье Лучиани?

– Пришел за год до того, как родилась Серена.

– Вы оставались верны ему столько лет? – удивилась я.

– Мсье Лучиани хороший человек. И дом мне нравится.

– Вы здесь живете?

– Да, у меня неплохая квартирка в правом крыле дома.

– Вы женаты?

– Да. Но у меня нет детей. Мы с женой слишком долго выжидали, и, когда наконец решились, было уже поздно.

– А кто здесь еще живет?

– Джеральдина, кухарка. Я вас познакомлю.

Он бросил горсть чая в чайник, положил туда же листики мяты, две столовые ложки сахарной пудры и залил кипятком.

– Одно время нас много работало на мсье Лучиани, – продолжил он. – Где-то человек пятнадцать.

– А что, действительно нужно столько народу, чтобы следить за домом?

– Нет. Вполне достаточно пяти человек. Кухарка, экономка, горничная, сторож и я. Но у мсье Лучиани доброе сердце, и он нанимал кузенов, дядюшек и племянников тех людей, которые у него работали. Надо сказать, в доме вечно было полно гостей. Родственники, друзья, клиенты, деловые партнеры, которые, приезжая в Париж, останавливались у мсье Лучиани. А бывали очень и очень шикарные гости! Если я вам перечислю всех звезд, которые здесь появлялись…

– Все это было до ухода его жены?

– Да. Когда она бросила его, он перестал устраивать приемы. Его мужское самолюбие (он ведь к тому же итальянец!) было глубоко уязвлено. Потом, когда Серена заболела, дом стал совсем безжизненным. Слуги один за другим уходили. Остались только Джеральдина, помощница мсье Лучиани Анжела и я. Потом Анжела умерла, рак. Я знаю, что вы были с ней знакомы. Удивительная женщина, какое величие души!

Мы замолчали, в тишине ощутив незримое присутствие мадам Дютур.

Клод поставил два стакана на стол. Наполнил один кипятком и вылил в чайник.

– А Серена, получается, росла на ваших глазах.

Он опять на мгновение замолк, словно перебирая в памяти светлые образы прошлого, и горестно вздохнул.

– Ох, какая же это была чудная девочка! Надо было видеть, как смотрел на нее отец, когда она влетала к нему в кабинет во время каких-нибудь важных переговоров, ускользнув из-под надзора гувернантки. Он расцветал улыбкой. Забывал про протокол, про напускную важность и профессиональные обязанности. Вмиг превращался в бедного итальянского иммигранта, склонялся над девочкой, целовал, шептал ей ласковые слова на родном языке. Малышка любила всех нас, всех, кто работал в доме у ее отца. Мы были ее дядюшками и тетушками и одновременно товарищами ее детских игр. Поскольку она росла в закрытом пространстве, в тепличной атмосфере, созданной отцом, она стала скромной, мечтательной и достаточно замкнутой.

Он поднял чайник и неторопливыми уверенными движениями начал наливать заварку в стакан.

Он еще помолчал, глядя на меня, и добавил:

– А вы с ней похожи.

Я молча пила чай, а Клод рассказывал мне о доме. Но я слушала вполуха, думая о семье Лучиани и всех домочадцах, о странных событиях, которые мне поведали, и о своей роли во всей этой истории. Я явилась сюда не для того, чтобы спасти Серену, это не удалось бы никому из людей, но моей задачей было принести в ее жизнь немного радости и нежности. Я одновременно и гордилась такой миссией, и смущалась – эти люди проявляли ко мне такое необычное уважение, возлагали на меня такие надежды…

В назначенный час Клод проводил меня до дверей Серены.

– Здравствуй, Серена, это Лиор, – сказала я с порога.

На мгновение ее бледное лицо озарилось радостью.

Она и правда была на меня похожа.

Глава 6
Любовь – это тайна

ИОНА

Меня постепенно засасывало в воронку финансового краха, но тут стало происходить нечто странное.

В тот день я встал, проглотил чашечку кофе и растянулся на диване, чтобы в очередной раз обдумать теорию мсье Гилеля о сватовстве людей и книг. Действительно ли каждому из нас предназначена некая книга? Роман, который способен примирить нас с жизнью, но при этом придать ей смысл, приоткрыть истину о предназначении человека?

Если это так, то, соответственно определению мудрого книготорговца, я еще не нашел ее. Эта мысль одновременно и пугала меня, и пьянила. С самого детства книги меня зачаровывали, опутывали волшебными сетями и уносили в параллельные миры, где я мог жить легко и бездумно, не тяготясь гнетом праздности и безделья. Многие повлияли на меня, многие порадовали и увлекли. Иногда персонажи книг жили в моей душе еще долгие дни и недели после того, как я закрывал последнюю страницу. Многие оставляли в ней след своей красоты и силы. Но ни одна книга не была для меня тем откровением, о котором говорил мсье Гилель. Ни одна не была адресована непосредственно моей душе, ни одна не прояснила мне смысл моей жизни.

Да, было совершенно очевидно, свой роман-светоч мне еще предстоит найти.

Эта мысль мне как читателю очень нравилась. Она сулила удивительную встречу, которая в один прекрасный день перевернет мою жизнь и наполнит ее новым содержанием. Но, когда я представлял себя в качестве писателя, эта мысль, наоборот, начинала меня тревожить. Я вспоминал об ответственности перед читателями и боялся пойти на поводу у собственного тщеславия.

Эти доводы говорили в пользу решения никогда больше не писать книг.

Когда я наконец решил встать с дивана и пойти пройтись, в дверь постучали. Не успел я спросить, кто там, как удары участились.

– Открывайте, мсье Ланкри! Я знаю, что вы дома!

Я узнал хриплый голос домовладельца и сразу приуныл: разговор явно предстоял неприятный. Этот тип славился тяжелым и вспыльчивым нравом.

– Вы что, прячетесь от меня, мсье Ланкри? – взревел он, когда я наконец открыл дверь.

– Нет, я просто… был в ванной.

– Ну ладно, поглядим. Вам известно, почему я здесь?

– Конечно! Не беспокойтесь, я не какой-нибудь жулик, я заплачу вам всю просроченную квартплату.

– Когда? – спросил он, воинственно вздернув подбородок.

– Ну как… Я не знаю… Как смогу, сразу заплачу.

– Это не ответ, мсье Ланкри! Вы должны мне за пять месяцев! Я вынужден обратиться к судебному приставу. Он заберет все, что сможет, и вышвырнет вас отсюда!

– Я нашел работу. Но только на полставки.

– И что из того? Думаете, вы сможете отдать мне долг, работая на полставки в забегаловке или на автостоянке?

– В книжном магазине, – уточнил я. – Нет, конечно, но я ищу другую работу и…

– Я не стану ждать, мсье Ланкри! Сейчас же начну процедуру взимания долгов и выселения из квартиры. Вы, понимаешь, богема, думаете, вам все можно! А мне ваши книжки до лампочки! Тем более две книги за пять лет! Не больно-то утруждаетесь!

Он злобно вперился в меня своими глазками, презрительно хмыкнул и вышел, повернувшись на каблуках.

Я бессильно рухнул на диван, постыдная сцена отняла у меня все силы.

Зазвонил телефон, но я не сдвинулся с места, памятуя о неумолимом и неотвратимом правиле: беда никогда не приходит одна.

Потом, когда до меня дошла вся странность ситуации, я все же соскочил с дивана и устремился к телефону, чтобы удостовериться в реальности этого звонка. Но он уже смолк, а я так и стоял в недоумении возле аппарата.

Дело в том, что линия была две недели назад отключена за неуплату.

Солнечный свет, ворвавшийся через окна в мою комнату, все-таки вынудил меня решиться на небольшую прогулку. Я зашел в булочную, купил свежий багет, а на обратной дороге проверил почтовый ящик. Обнаружил там письмо с печатью банка на конверте. Поднимаясь по лестнице, открыл его, готовый к самому худшему, и тут на лестничной площадке услышал, как открывается дверь Жоша.

– Привет, Жош, – поздоровался я.

– Привет, дружище.

– Ты не на работе?

– Сегодня у меня выходной.

– Позавтракаем вместе? – предложил я.

Мы вошли в мою квартиру. Я положил письмо на стол в гостиной и отправился варить кофе.

Вернувшись в гостиную и протянув Жошу чашку, я заметил, что он смотрит на меня с нескрываемым любопытством и как-то таинственно улыбается.

– Что это ты на меня так смотришь?

Вместо ответа он пожал плечами.

– Нет, правда, что за кретинская улыбочка? – с нажимом поинтересовался я. – Такое впечатление, что ты от меня что-то скрываешь.

– Скорее ты.

– Что я?

– Ты что-то скрываешь.

– Что еще я там скрываю? Черт, Жош, говори яснее! Я не понимаю, о чем ты.

Вместо ответа он показал мне рукой на выписку из банка.

– Я подсмотрел, – смущенно сказал он. – Нечаянно. Прости, пожалуйста.

Я схватил бумагу, и у меня вырвалось:

– Ни хрена себе! Что за ерунда?

Выписка сообщала, что я вполне кредитоспособен. На моем счете лежало больше семи тысяч евро.

Увидев такую мою реакцию, Жош удивленно поднял брови.

Поскольку мой счет был заблокирован, выписка была достаточно лаконичной, и поэтому я сразу смог вычленить строчку о поступлении суммы в десять тысяч евро – для меня это были огромные деньги.

– Ты правда не знаешь, откуда эти деньги? – спросил Жош.

– Понятия не имею. Это перевод. Кто же мог мне отправить такую сумму?

– Ты серьезно?

– Абсолютно серьезно. Я ничего не понимаю. Мне никто не должен денег.

– Какая-то ошибка?

– Я бы так и подумал, что ошибка, если бы был только перевод. Но это уже вторая ошибка!

– Как так вторая ошибка?

И тогда я рассказал ему, как волшебным образом мне включили телефон:

– Я тогда сразу позвонил оператору. Счет был пополнен с помощью почтового перевода. И невозможно установить личность человека, сделавшего перевод.

– Попробуй спросить в банке.

Я живо вскочил, набрал номер банковского агентства и попросил к телефону сотрудника, контролирующего мой счет. Молодой человек, обычно холодный и высокомерный, был на удивление приветлив.

– Мсье Ланкри! Как я погляжу, ваша ситуация существенно улучшилась, меня это безмерно радует.

– Мне необходима информация, – перебил я. Его двуличие меня просто бесило.

– К вашим услугам.

– Кто-то перевел деньги на мой счет. Десять тысяч евро. Я хотел бы узнать, откуда пришли эти деньги.

Его мой вопрос явно удивил.

– Узнать… А вы что, не знаете? – спросил он, явно озадаченный.

– Нет, раз я вас спрашиваю.

– Ну да, конечно. Признаться, ваша просьба несколько… необычна. Но я попытаюсь установить.

Я услышал в трубке, как он стучит пальцами по клавишам компьютера.

– Непонятная история! – наконец сказал он. – Я не могу ответить на ваш вопрос. Перевод поступил со счета, который находится за границей. И никакое имя там не фигурирует, только номер.

– А вы можете по номеру определить имя владельца счета?

– Нет. Банки этой страны не предоставляют доступ к такой информации.

– Так что ж получается: кто угодно может положить мне деньги на счет? – возмущенно воскликнул я.

Он солидно кашлянул и начал:

– Следует понимать, что ситуация с жульническими поступлениями на чей-то счет как-то… нехарактерна. Тяжбы обычно касаются скорее жульнического снятия средств. Хотя в любом случае возможна ошибка… Мы проведем более подробное расследование. Предварительно мы могли бы блокировать эти деньги, чтобы начать процедуру… Но это платная услуга.

– Ну давайте так и сделаем.

– Не сочтите мое замечание за насмешку, но… если я заблокирую эту сумму, у вас не останется средств, чтобы оплатить операцию. По крайней мере на счету в нашем банке.

Он вновь обрел свой самодовольный язвительный тон.

Я сообщил, что приду в банк и урегулирую вопрос через кассу, положил трубку и пересказал наш разговор Жошу.

– Ты правильно решил к ним не прикасаться. Мало ли что… Иногда случаются ошибки. Тогда тебе в любом случае пришлось бы возместить эти деньги.

Телефон, банковский счет… У меня возникло предчувствие, что эти странные события таят неясную угрозу.

Мы сидели в «Итальянском кафе» за бутылкой сухого вина.

– Клянусь, это не я оплатила твой телефон, а уж тем более не я перевела на твой счет десять тысяч евро! – воскликнула Хлоя. – Я неплохо зарабатываю, но все же мое благородство имеет пределы.

– Банк должен провести расследование, но за результат они не ручаются. И потом, это долгая история, несколько недель как минимум, – объяснил я.

– Если это не ошибка, то может кто-то хочет тебе помочь, – высказалась Хлоя. – Давайте рассмотрим все возможные варианты. – Она задумалась на мгновение. – Друзья? Нет, других таких кретинов, как мы, готовых поощрять твою лень, больше не сыскать.

– Может, твой издатель? – предположил Жош.

– Вряд ли. Он со мной полностью рассчитался и не рассчитывает, что я снова начну писать.

– Кто-нибудь из твоей семьи? Может, какой-нибудь кузен или кузина, которые привязаны к тебе и, узнав, в какой ты ситуации, решили помочь.

– Невозможно. Всем моим немногочисленным родственникам на меня наплевать, они не интересуются моими делами.

– А твой шеф? – воскликнула Хлоя. Ее ноздри раздулись, как у гончей собаки, взявшей след.

Я мысленно взвесил все «за» и «против».

– С одной стороны, он очень даже способен на благородные поступки. Но он ничего конкретно не знает про мою финансовую ситуацию.

– Может, кто-то из твоих знакомых ему рассказал?

– Это маловероятно. У нас нет никаких общих знакомых.

– А ты уже спрашивал у него про аванс?

– Да вроде бы… Что-то такое было.

– Ну и вот, – заключила Хлоя. – Он мог догадаться, что у тебя проблемы с деньгами. В конце концов, полставки недостаточно для нормальной жизни, он должен это понимать.

Мы на мгновение замолчали, обдумывая новую версию.

Мсье Гилель со старомодной, преувеличенной учтивостью проводил до двери последнюю клиентку. Сперва идея о том, что он виновник невероятных происшествий со счетом и телефоном, показалась мне невероятной, но теперь я утвердился в противоположном мнении: старик был очень непрост, его окружала какая-то тайна, и поэтому глупо было исключать его из числа подозреваемых.

Когда мы остались одни, я подошел к его рабочему столику. Он, как обычно, поднял ко мне улыбающееся лицо. Казалось, каждый раз он радовался мысли, что я работаю в его магазине.

– Можно задать вам вопрос?

Он положил книги, которые держал в руке, снял очки и сосредоточенно сдвинул брови, всем своим видом показывая, что готов разрешить любую проблему в классификации или оценке произведения.

– Несколько необычный вопрос, – уточнил я, внезапно смутившись.

– Необычный? – с интересом переспросил он.

– Он не имеет отношения к магазину. Это личный вопрос.

Он помрачнел, он вновь надел очки, взял в руку книги и сделал вид, что собирается вновь погрузиться в работу.

– Я знал, что рано или поздно ты меня об этом спросишь, – произнес он упавшим голосом.

Я решил, что нашел наконец разгадку своей тайны.

– Я рассказал тебе то ли слишком много, то ли недостаточно, – вздохнув, начал он. – Мое одиночество, жизнь без жены и семьи, маленькие странности, темное прошлое… и этот номер, вытатуированный на руке… Каждый человек в конце концов задает мне этот вопрос. Но я не люблю об этом рассказывать, видишь ли, и вот…

– Но я собирался поговорить вовсе не об этом! – перебил я его. Признаться, меня удивила его тирада.

Он встал, вновь снял очки и уставился на меня.

– Правда?

– Правда.

– Понимаешь, я, конечно, ворчу, как не ворчать, но с тобой я готов об этом поговорить, – смущенно признался он. – У писателя хватит такта и ума выслушать все с пониманием. Не то чтобы понять, это никому не удастся. Но хотя бы выслушать.