Текст книги "Последнее Правило Волшебника, или Исповедница. Книга 1"

Автор книги: Терри Гудкайнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 3

Кэлен лежала на полу практически в полной темноте, безуспешно пытаясь заснуть. На своей кровати, где-то высоко над ней, сопел во сне Джегань. У самой дальней стены на деревянном сундуке с художественной резьбой стояла одинокая масляная лампа, фитиль которой почти до конца опущен, так что свет мало рассеивал мрак внутренних покоев императора.

Аромат масла лишь слегка приглушал вонь, сопровождавшую каждую стоянку – запахи дыма и копоти костров, пота и отбросов, отхожих мест, лошадей и других животных и навоза, смешанные во всепроникающее зловоние. Ей неизменно приходили на ум, внушая ужас, воспоминания о тех усеянных насекомыми гниющих трупах, что она видела во время путешествия, от которых шел безошибочно узнаваемый, незабываемый, удушливый запах смерти. Столь же неприятен был и этот лагерь, с его характерным смрадом, таким же отвратительным, как и Имперский Орден. С момента появления в лагере Кэлен все время старалась не вдыхать слишком глубоко. Этот запах всегда будет связан в ее памяти с мучениями, горем и смертью, которыми солдаты Имперского Ордена одаряли все, чего только касались.

В представлении Кэлен люди, которые верят в учения Имперского Ордена, поддерживают их и сражаются за них, не принадлежат к миру живого и к тем, кто ценит жизнь.

Сквозь просвечивающую ткань, закрывавшую вентиляционные отверстия в самой верхней части шатра, Кэлен могла видеть отсветы яростных вспышек молний, возникающих где-то к западу, освещающие небо над головой, объявляя о приближении бури. Императорский шатер, благодаря драпировкам, коврам и дополнительно увешанным мягкой тканью стенам, был относительно тихим местом, принимая во внимание постоянный шум от протянувшегося через равнину лагеря, и услышать гром было затруднительно, но временами она могла чувствовать рокот его раскатов, растекающийся по земле.

Мало того что холодало, дождь предвещал сделать погоду еще более скверной.

Будучи неимоверно уставшей, Кэлен все же не могла заставить себя перестать думать о том человеке, которого видела в начале этого дня, о человеке, глянувшем на нее из клетки, которую перевозили через лагерь, о человеке с серыми глазами, о человеке, который был способен видеть ее – он посмотрел прямо на нее – и произнес ее имя. Для нее это было самое возбуждающее происшествие.

Чтобы кто-то мог видеть ее – такое граничило в ее представлениях с чем-то сверхъестественным. Кэлен была невидима почти для всех. Хотя «невидима» было не вполне точным выражением: люди на самом деле видели ее, но просто моментально забывали об увиденном, забывали, что осознавали ее присутствие всего лишь миг назад. Так что, не будучи реально невидимкой, она по сути оставалась таковой.

Кэлен на себе испытала леденящее прикосновение забвения. Та же самая магия, что заставляла людей вычеркивать ее из памяти, едва они ее видели, уничтожила до последней крупицы ту память, которую сама она имела о своем прошлом. И какой бы ни была ее жизнь до встречи с сестрами Тьмы, теперь она полностью утрачена.

Среди миллионов солдат, собранных на обширной голой равнине, пленившим ее удалось найти лишь горстку людей, которые могли видеть ее, – всего сорок три, если говорить точно. Эти сорок три были теми людьми, которые, подобно кольцу на ее шее, подобно сестрам и самому Джеганю, стояли между ней и свободой.

Кэлен задалась целью изучить каждого из этих сорока трех человек, узнать их сильные и слабые стороны. Она молча наблюдала за ними, делая в уме заметки. Каждый из них имел особенности, по-своему ходил, по-своему следил за окружающим и происходящим вокруг него, обращая на что-то внимание, или, наоборот, пренебрегая чем-то, как мог выполнял работу стража. Она узнала все, что сумела, об их индивидуальных привычках.

Сестры были уверены, что именно аномалии в действии магии, запущенной ими, причина того, что изредка встречаются люди, способные осознавать присутствие Кэлен. Вполне возможно, что среди огромной армии Ордена есть и другие, кто может видеть и помнить ее, но пока что Джегань больше таких не нашел. Только эти сорок три солдата могли быть использованы в качестве ее стражей.

Разумеется, сам Джегань мог видеть ее, как могли видеть и сестры, которые и запустили ту самую магию. К великому ужасу сестер, они оказались захвачены в плен Джеганем и завершили свое путешествие там же, где и Кэлен, – в этом отвратительном лагере Имперского Ордена. Никто из тех немногих, кто способен видеть ее, кроме сестер и Джеганя, не знал, кто она такая, и не знал ничего о ее прошлом – которого не знала даже сама Кэлен.

Но тот человек, в клетке, был другого сорта. Он знал ее. Она же не могла даже вспомнить, видела ли его раньше. Это означало только то, он был кем-то, кто знал ее в прошлом.

Джегань обещал ей, что, когда она наконец-то обретет память и узнает, кем была, когда узнает все, – только тогда для нее и начнется самый настоящий ужас. Он наслаждался, подробно и точно выписывая яркие детали того, что намеревается сделать с нею, как собирается превратить ее жизнь в сплошное бесконечное страдание. А поскольку она не помнила своего прошлого, его обещания душевных мук не значили для нее так много, как ему бы хотелось. Невзирая на это, все, что он обещал, было достаточно ужасающим и само по себе.

Всякий раз, когда Джегань обещал эти муки, Кэлен реагировала на это лишь пустым взглядом. Это был способ скрывать от него собственные эмоции. Она не хотела, чтобы он был доволен тем, что видит ее переживания и страх. Кэлен даже гордилась тем, что заслужила враждебность столь мерзкого, отвратительного человека, хотя это дорого ей обходилось. Это укрепляло ее уверенность, что все, что она ни делала в прошлом, ее взгляды и убеждения были направлены против желаний и воли Ордена.

Из-за угрозы ужасных мучений, о которой Джегань постоянно напоминал, Кэлен страшилась вспомнить свое прошлое, однако после того, как увидела неприкрытое возбуждение в глазах того пленника, у нее возникло непреодолимое стремление узнать о себе как можно больше. Его радостная реакция при виде ее резко контрастировала с реакцией всех, кто окружал ее, кто ее презирал и оскорблял. Ей было очень интересно, кем она была, кто та женщина, которая могла быть удостоена такого внимания со стороны того человека.

Ей хотелось, чтобы у нее было больше времени рассмотреть его, нежели тот короткий миг, на который ей это довелось сделать. Она была вынуждена отвернуться. Если ее интерес к пленнику оказался бы замечен, Джегань наверняка убил бы его. Кэлен чувствовала ответственность за этого человека. Она не хотела по недосмотру принести зло кому-либо, кто знал ее, кому-то, кто столь очевидно обрадовался при виде ее.

Кэлен очередной раз попыталась дать отдых своему истерзанному рассудку. Она зевнула, продолжая наблюдать за отсветами молний на небольшом кусочке темного неба. Уже скоро рассвет, и ей необходимо поспать.

С рассветом наступит первый день зимы. Она не знала почему, но сама мысль о первом дне зимы внушала ей беспокойство. Она не могла даже представить истинную причину этого, но что-то, касающееся этого дня, стягивало всю ее изнутри, наполняя беспокойством и страхом. Это казалось чем-то таким, что, заслоненное подсознательной способностью запоминать скрытые опасности, она не могла даже вообразить.

Звук падения чего-то вынудил ее приподнять голову. Он донесся снаружи, из помещения за пределами спальни Джеганя. Кэлен приподнялась на локте, но не осмелилась двинуться со своего места, отведенного ей на полу, рядом с кроватью императора. Она очень хорошо знала последствия неподчинения его приказам. Если ей и предстоит вынести боль, которую он причинит посредством кольца на ее шее, то это должно быть за нечто большее, чем просто за попытку подняться с ковра.

Кэлен в темноте слышала, как вверху Джегань сел в своей кровати.

Внезапные крики и стоны прорвались снаружи через плотно обитые стены спальни. Судя по звукам, их производила сестра Улисия. С тех пор как оказалась в плену у Джеганя, Кэлен не раз доводилось слышать рыдания и крики этой сестры Тьмы. Кэлен и самой доводилось проливать слезы из-за этих сестер, особенно из-за Улисии.

Джегань сбросил покрывало.

– Что там происходит?

Кэлен знала, что за такое преступление, как причинение беспокойства императору Джеганю, у сестры Улисии появится, и очень скоро, еще более существенная причина стонать.

Джегань спустился на пол, перешагивая через Кэлен, лежавшую на ковре рядом с его кроватью. Он вполне сознательно посмотрел вниз, чтобы убедиться, что в тусклом свете стоящего на сундуке фонаря она может видеть его обнаженного и совершенно открытого для обзора, стоявшего прямо над ней. Удовлетворенный этой демонстрацией молчаливой потенциальной угрозы, он подхватил с соседнего стула свои штаны. Подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, натянул их и тут же направился к выходу, даже не побеспокоившись надеть что-либо еще.

Он задержался у плотного занавеса, закрывающего проход в спальню, обернулся и пальцем поманил Кэлен. Он хотел все время держать ее в поле зрения. Едва Кэлен поднялась с пола, Джегань отвел в сторону тяжелый полог, прикрывающий вход. Кэлен бросила взгляды по сторонам и увидела одну из недавно пленных женщин, доставленную императору в качестве подношения, сжавшуюся на кровати, зажимая в кулаках одеяло, подтянутое к подбородку. Подобно всем остальным, эта женщина тоже не видела Кэлен и была крайне смущена и напугана предыдущим вечером, когда Джегань разговаривал в комнате, по-видимому, с призраком. Происходящее сейчас было для нее наименьшей из причин быть испуганной этой ночью.

Кэлен ощутила волну боли, обжигающе пробежавшую по нервам плеч и рук, – напоминание Джеганя, переданное через кольцо на шее, не задерживаться и не отвлекаться, а скорее выполнять приказание. Стараясь не показывать ему, насколько ей больно, Кэлен заторопилась вслед за ним.

То, что она увидела во внешней комнате, приводило в замешательство. Сестра Улисия каталась по полу, размахивала и колотила руками, пытаясь между приступами криков и стонов что-то бессвязно лепетать. Сестра Эрминия, склонившаяся над ней, скользила, словно в танце, то туда, то сюда, следуя за движениями сестры Улисии, боясь и прикоснуться к ней, и позволить ей продолжать, и боясь того, что все это вызвало. Она выглядела так, будто хотела обхватить сестру Улисию руками и утихомирить ее, чтобы не создавать беспокойства, которое привлечет внимание императора. Она еще не поняла, что с этим уже опоздала. Обычно, когда одна из этих двух женщин бились в агонии, приступы боли вызывал Джегань, контролировавший их сознание. Но сейчас он и сам стоял, наблюдая за этим странным зрелищем, явно не вполне понимая, что могло вызвать подобное поведение.

Сестра Эрминия, склонившаяся над женщиной, бьющейся на полу, вдруг заметила императора и склонилась еще ниже.

– Ваше превосходительство, я не знаю, что с ней. Весьма сожалею, что она побеспокоила ваш сон. Я пытаюсь успокоить ее.

Джеганю, как сноходцу, не требовалось разговаривать с теми, чей разум был его владениями. Он запросто мог странствовать среди их самых сокровенных мыслей.

Сестра Улисия металась из стороны в сторону, ее неестественно вывернутая рука колотила по стулу. Охрана – те самые стражи, что специально отобраны, поскольку способны видеть и помнить Кэлен, – отступили подальше и осторожно наблюдали за катавшейся по полу женщиной. Их задачей было следить за тем, чтобы Кэлен не покидала шатер без Джеганя, сестры же не входили в зону их ответственности. Другие стражи – элитные стражи из личной гвардии Джеганя, рослые, грубые и жестокие люди, сплошь покрытые татуировками и металлическими шипами, торчащими из кожи во многих местах, – стояли как каменные статуи у самого входа в шатер. Их задачей было только чтобы никто не вошел в шатер без соответствующего приглашения. Они, похоже, очень мало интересовались тем, что происходит внутри охраняемого ими пространства.

Забившись в самые темные углы огромного шатра, рабы ждали, все время держась в тени, все время молчаливые, все время готовые исполнить желания императора. И они тоже очень слабо реагировали на все, что бы ни происходило в этом пространстве прямо перед ними. Их задачей было служить прихотям императора, и ничего более. Любому из них в отдельности было вредно совершать хоть что-либо, привлекающее к нему внимание.

Сестры, будучи все колдуньями, были персональным оружием Джеганя, его личной собственностью, и потому отмечены кольцами, продетыми сквозь нижнюю губу. Стражи никак не отвечали за их действия, если на то не было особых указаний. Джегань вполне мог перерезать горло сестре Улисии, или изнасиловать ее, или пригласить ее на чай, и его элитная стража не повела бы и глазом. И если император пригласит на чай, рабы тут же послушно накроют стол. А если на их глазах произойдет кровавое убийство, они терпеливо подождут, пока он закончит свое дело, а затем без всяких прекословий вычистят грязь и приведут все в порядок.

Когда сестра Улисия вновь принялась кричать, Кэлен поняла, что происходящее явно не похоже на то, как показалось на первый взгляд, что женщина испытывает какую-то боль. Это более походило на то, что она… одержима чем-то.

Вызывающий ночные кошмары взгляд императора прошелся по дюжине стражей.

– Она сказала перед этим хоть что-то?

– Нет, ваше превосходительство, – произнес один из особых стражей. Остальные солдаты из тех, что могли видеть Кэлен, согласно кивнули головами. Элитная стража императора не считала нужным комментировать заявления низших по отношению к ним людей.

– Тогда что же с ней случилось? – спросил Джегань сестру, которая, похоже, была готова грохнуться на землю и ползать у его ног.

Сестра Эрминия вздрогнула, почувствовав гнев, наполняющий его голос.

– Не имею ни малейших представлений, ваше превосходительство, клянусь вам. Я спала в ожидании, когда может понадобиться моя служба. – Она указала рукой в дальнюю часть пространства шатра. – И сестра Улисия тоже спала. Я проснулась оттого, что услышала ее голос. Сначала я подумала, что она обращалась ко мне.

– И что же она говорила? – спросил Джегань.

– Я не смогла понять ее, ваше превосходительство.

В этот момент Кэлен поняла, что и Джегань не представляет, что именно говорила сестра Улисия. А он всегда знал не только речи сестер, но и их мысли и планы. Он был сноходцем. Он странствовал по закоулкам их сознания. Он был тайным участником всего.

И тем не менее он не принимал участия в том событии.

Или, как подозревала Кэлен, возможно, он не хотел произносить вслух то, что уже знал, и при этом любил испытывать и проверять людей вот таким образом, задавая вопросы, на которые уже заранее знал ответы. И всякий раз бывал ужасно недоволен, когда ловил кого-либо на лжи. Не далее как накануне он излил свою ярость и просто задушил насмерть нового пленника-раба, который соврал ему по поводу кусочка еды, взятого с подноса, предназначенного для императорского обеда. Джегань, такой же огромный и мускулистый, как любой из его элитных стражей, совершил это одной могучей рукой, обхватив ею шею худого изможденного человека. Остальные рабы терпеливо ждали, пока император завершит ужасающее убийство, а затем унесли бездыханное тело из шатра.

Джегань наклонился и, схватив сестру своей мясистой рукой за волосы, поставил на ноги.

– Так что с тобой, Улисия?

У женщины закатились глаза, ее губы продолжали шевелиться, а язык бесцельно болтался в открытом рту.

Джегань схватил ее за плечи и с силой тряхнул. Голова сестры Улисии безвольно качнулась сильно вперед и назад. Кэлен даже подумала, что он сейчас может запросто сломать ей шею. Ах, как ей хотелось, чтобы он сломал! Тогда заботы Кэлен уменьшились бы на одну сестру.

– Ваше превосходительство, – лебезящим тоном сказала сестра Эрминия, – она очень нужна нам. – А когда император бросил взгляд в ее сторону, добавила: – Ведь именно у нее роль участника.

Джегань задумался над словами сестры Эрминии, они явно пришлись ему не по душе, но он не стал с ней спорить.

– Первый день… – простонала сестра Улисия.

Джегань подтянул ее чуть ближе.

– Первый день чего?

– Зимы… зимы… зимы, – продолжала бормотать сестра Улисия.

Джегань огляделся по сторонам, хмурым взглядом пройдясь по всем, кто был шатре, будто спрашивая у них объяснений. Один из солдат рукой указал на выход из шатра.

– Всего лишь рассвет, ваше превосходительство.

Джегань пристально взглянул на него.

– Что?

– Ваше превосходительство, сейчас наступает утро первого дня зимы.

Джегань выпустил сестру Улисию из рук, и та тяжело свалилась на покрывающие пол ковры.

Он пристально смотрел на выход из шатра.

– Пожалуй, действительно так.

Через небольшую щель, протянувшуюся вдоль края занавеса, закрывающего выход, Кэлен смогла различить снаружи появившиеся на небе первые цветные полоски. И еще она смогла заметить других элитных стражей из личной гвардии императора. Ни один из них не мог заметить Кэлен; все они были в полном неведении относительно ее присутствия здесь. Но люди из особой охраны, которые были сейчас внутри шатра, прекрасно видели ее. И рядом с элитной стражей Джеганя были такие же. Их задачей было следить, чтобы Кэлен никогда не покидала шатра без сопровождения.

А сестра Улисия на полу, будто впав в транс, продолжала бормотать:

– Один год, один год, один год.

– Так что «один год»? – закричал Джегань. И несколько стоявших поблизости охранников даже отступили назад.

Наконец сестра Улисия села. Но при этом продолжала раскачиваться назад и вперед.

– Начинается. Год начинается. Начинается снова. Один год. Начинает отмеряться заново.

Джегань поднял глаза на другую сестру.

– О чем она бормочет?

Сестра Эрминия развела руками.

– Сама не понимаю, ваше превосходительство.

Взгляд его помрачнел.

– Ты лжешь мне, Эрминия.

Сестра Эрминия с совершенно побелевшим лицом облизала губы.

– Что я про это думаю, ваше превосходительство, так это единственное, что могу вообразить: должно быть, она говорит о чем-то, связанном со шкатулками. Ведь, в конце концов, именно она привела их в действие.

Рот Джеганя брезгливо скривился.

– Нам и так известно, что у нас есть год с того момента, когда Улисия привела их в действие… – он сделал жест рукой в сторону возвышающегося плато, – сразу после того, как Кэлен забрала их из дворца там, наверху.

– Новый участник! – выкрикнула, закрыв глаза, сестра Улисия, будто поправляя его. – Новый участник! Год начинается снова!

Джегань, похоже, был искренне удивлен, услышав ее слова.

Кэлен недоумевала, как могло получиться, что сноходец удивлен подобным фактом? По какой-то причине он, похоже, не мог использовать свои способности применительно к сестре Улисии. Если только не обманывал преднамеренно. Джегань на самом деле никогда не показывал, что знает, а чего не знает. Кэлен никогда не ощущала, что он может читать ее мысли, но всегда соблюдала осторожность, помня, что он мог просто склонять ее к такому убеждению. А что если на самом деле он каждую минуту читает каждую ее мысль?

Но все же она не верила, что это именно так. Она не могла сказать ничего конкретного, почему думает, что он не может использовать свои способности сноходца по отношению к ней, скорее это было впечатление, основанное на совокупности большого количества мелких деталей.

– Как такое возможно, чтобы появился новый участник? – спросил Джегань, а тон его заставил сестру Эрминию вновь трястись, как ничтожнейшее из ничтожеств.

Она сделала пару безуспешных попыток, прежде чем смогла заговорить.

– Ваше превосходительство, ведь у нас нет… всех трех шкатулок. Их у нас всего лишь две. Но существует еще и третья, которая была у Тови.

– Ты имеешь в виду ту шкатулку, которую похитили из-за вас, глупых сук, отправивших Тови одну, вместо того чтобы держаться всем вместе. – Это была скорее вспышка гнева, а не вопрос.

Сестра Эрминия, на грани паники, ткнула пальцем в сторону Кэлен.

– Это из-за нее! Если бы она сделала так, как мы велели, и принесла все три шкатулки, мы тут же отправились бы в путь, и сейчас все три шкатулки были бы у нас. Но она не сумела принести их все три сразу. Это ее вина!

Сестра Улисия велела Кэлен уложить три шкатулки в свою дорожную сумку и вынести их все вместе. Все три не помещались, поэтому она вынесла одну, намереваясь вернуться за остальными. Сестра Улисия, мягко говоря, была очень недовольна этим. Она побила Кэлен в кровь едва ли не до смерти за то, что ей не удалось сделать невозможное: затолкать все три шкатулки в одну сумку, которая оказалась недостаточно вместительной.

Кэлен даже и не думала что-либо говорить в свою защиту. Он не собиралась унижаться в попытке переубедить людей, которые не воспринимали никаких оправданий.

Джегань бросил через плечо взгляд на Кэлен. Она встретила его отсутствующим выражением лица. Он вновь повернулся к сестре Эрминии.

– Ну так что? Сестра Улисия привела шкатулки в действие. И это сделало ее участником.

– Другой участник! – закричала сестра Улисия, все еще лежа на полу между ними. – Теперь два участника! Год начинается снова! Это невозможно! – Сестра Улисия приподнялась и рванулась вперед. – Невозможно!

Перед ней не было ничего, ее руки схватили лишь воздух.

Она тяжело опустилась на пол, учащенно дыша и прикрывая лицо дрожащими руками, будто была ошеломлена тем, что только что произошло.

Джегань отвернулся, углубившись в размышления, в попытках осмыслить происходящее.

– Может ли такое быть, чтобы два человека одновременно привели шкатулки в действие? – спросил он сам себя.

Взгляд сестры Эрминии метался по сторонам. Казалось, она терзалась сомнениями в попытке дать ответ. И в итоге осталась бессловесной.

Сестра Улисия терла глаза.

– Он исчез.

Джегань нахмурился, глядя на нее.

– Кто исчез?

– Я не видела его лица. – Она сделала неясный жест. – Он только что был здесь, разговаривал со мной, но исчез. Однако я не знаю, кто это был, ваше превосходительство.

Женщина выглядела потрясенной.

– Что ты видела? – спросил Джегань.

Она вскочила на ноги, будто подброшенная внезапным ударом. Глаза ее расширились, округляясь от боли. Из уха струйкой потекла кровь.

– Что ты видела? – повторил Джегань.

Кэлен не раз доводилось видеть, как он причинял сестрам боль. Был ли он или не был в разуме сестры Улисии прежде, но ясно, что сейчас он в состоянии сделать свое присутствие ощутимым.

– Кто-то был здесь… – задыхаясь, сказала сестра Улисия. – Кто-то только что был здесь, в шатре, ваше величество. Он сказал мне, что есть новый участник, и поэтому отпущенный нам год начинается снова.

Джегань нахмурился, сдвинул брови.

– Новый претендент на обладание силой Одена?

Сестра Улисия осторожно кивнула, будто боялась допустить такое.

– Да, ваше превосходительство. Кто-то еще тоже привел в действие шкатулки Одена. И мы получили предупреждение, что год начинается снова. Теперь в нашем распоряжении один год, начиная с сегодняшнего дня, первого дня зимы.

С видом глубокой задумчивости Джегань направился к выходу из шатра. Два элитных стража распахнули перед ним двойной занавес, позволяя своему императору выйти наружу без малейшей задержки. Кэлен, зная, что если она не окажется рядом, в непосредственной близости, то боль от кольца на шее последует через мгновение, двинулась за ним, прежде чем он применит подобное напоминание. Сестры Улисия и Эрминия поспешили за ней, стараясь не отставать.

Рослая элитная стража, находившаяся снаружи шатра, привычно расступилась, давая дорогу императору. Обычные солдаты – охранники Кэлен – сновали возле них то в одну, то в другую сторону.

Стоя позади Джеганя, но по-прежнему вблизи него, Кэлен в свете холодного рассвета терла руки, стараясь хоть как-то согреться. Стена темных туч надвигалась с запада. Даже сквозь ужасающую вонь лагеря она могла ощущать запах дождя, повисший в сыром воздухе. Мелкие облака, бегущие к востоку, были измараны кроваво-красным отсветом восхода первого дня зимы.

Джегань молча стоял, созерцая вздымающееся вдали плато. На плоскогорье сверху находился Народный Дворец. Несмотря на то, что он выглядел как дворец, он был немыслимо огромен. Практически это был город, служивший местом сосредоточения могущества земли Д’Хара. Этот город оставался последним оплотом сопротивления стремлению Имперского Ордена править миром и распространять на все человечество свои убеждения. Армия Имперского Ордена разлилась ядовитым черным морем на равнинах Азрита возле плато, изолируя его от всякой надежды на спасение.

Первые лучи солнца едва лишь коснулись далекого дворца, заставляя мраморные стены, колонны и башни испускать золотистое сияние. Это было удивительное, захватывающее зрелище. Хотя всем людям Ордена вид дворца, такого красивого, но недоступного их вожделеющим рукам, внушал лишь зависть и злобу. Они жаждали разрушить дворец, исключить такое величие из реальности, чтобы увериться, что человек никогда вновь не будет стремиться к чему-то подобному.

Кэлен поднималась в этот дворец – дворец Лорда Рала, – когда четыре сестры Тьмы приказали ей выкрасть шкатулки из Сада Жизни. Окружающие блеск и великолепие повергали в трепет. Кэлен очень не хотела забирать эти шкатулки из сада. Они не принадлежали сестрам, и, хуже того, сестрами двигало зловещие намерения.

На том алтаре, где стояли эти шкатулки, Кэлен оставила вместо них свою единственную ценную вещь. Это была маленькая резная фигурка, изображавшая женщину с запрокинутой головой, выгнутой спиной и сжатыми кулаками, противостоящую тем силам, что пытались покорить ее. Кэлен не могла даже вообразить, откуда у нее взялась столь прекрасная вещь.

Она очень горевала по поводу того, что пришлось расстаться с этой резной фигуркой. Ей было приказано уложить в сумку две остававшиеся шкатулки, и если бы она этого не сделала, сестра Улисия наверняка убила бы ее. Несмотря на то, что Кэлен сильно любила эту маленькую фигурку, свою жизнь она ценила больше. Она надеялась, что Лорд Рал, когда увидит эту вещицу, так или иначе поймет о ее сожалении, что пришлось взять принадлежащее ему.

А теперь Джегань захватил в плен сестер и владеет этими зловещими черными шкатулками. Во всяком случае, двумя из них. Сестра Тови первой отправилась в путь, увозя с собой одну из трех шкатулок. Теперь она мертва, а шкатулка, что была с ней, пропала. Сестру Цецилию убила сама Кэлен. В результате из четырех ее первоначальных похитителей осталось двое: сестра Улисия и сестра Эрминия. Но были и другие сестры Тьмы, которых Джегань держал под своим контролем.

– Кто мог привести шкатулку в действие? – спросил Джегань, насмотревшись на дворец, возвышающийся на плато. И было не вполне ясно, требовал он ответа от сестер или просто размышлял вслух.

Сестры Улисия и Эрминия лишь обменялись взглядами. Элитная стража стояла как высеченные из камня часовые. Люди из ее особой охраны медленно прохаживались взад и вперед, а ближайший из них, особо внимательно следивший за Кэлен, бросал в ее сторону надменный самодовольный взгляд всякий раз, когда начинал двигаться в противоположном направлении. Кэлен хорошо знала этого человека, знала его привычки. Это был один из наименее сообразительных ее стражей, подменяющий эту способность высокомерием.

– Ну, – наконец произнесла сестра Улисия в тревожном затянувшемся молчании, – это должен быть кто-то, обладающий обеими сторонами дара – как магией Приращения, так и магией Ущерба.

– За исключением сестер Тьмы, которые все у вас здесь, при себе, ваше превосходительство, – добавила сестра Эрминия, – я не знаю никого, кто способен справиться с подобной задачей.

Джегань посмотрел на нее через плечо. Тот солдат был не единственным, кто безосновательно относился к другим с высокомерным превосходством. Джегань был куда хитрее сестры Эрминии; она же была недостаточно умна, чтобы понимать это, но при этом довольно сообразительна, чтобы по выражению глаз Джеганя определить, что его взгляд говорит о том, что она солгала ему. Она перепугалась и моментально замолчала под этим испепеляющим взором.

Сестра Улисия, будучи значительно умнее сестры Эрминии, мгновенно оценила всю опасность ситуации и произнесла:

– Есть лишь два человека, способных осуществить подобное, ваше превосходительство.

– Это, должно быть, Ричард Рал, – вновь торопливо вступила в разговор сестра Эрминия, в попытке исправить положение.

– Ричард Рал, – повторил Джегань ровным тоном, наполненным холодной ненавистью. Его голос звучал так, будто он ни капельки не был удивлен подобным предположением.

Сестра Улисия откашлялась, прочищая горло.

– Или сестра Никки. Она единственная из сестер, которая не находится при вас и способна использовать магию Ущерба.

Взгляд Джеганя на некоторое время был прикован к ней, затем император отвернулся и продолжил созерцание Народного Дворца, теперь уже залитого солнцем так, что он светился как путеводная звезда, как маяк, пылающий над темной долиной.

– Сестра Никки знает обо всем, что сделали вы, глупые суки, – заявил он наконец.

Сестра Эрминия удивленно заморгала. Она не смогла удержаться, чтобы не спросить:

– Как такое возможно, ваше превосходительство?

Джегань сцепил за спиной мясистые руки. Его чрезмерно мускулистая спина и шея казались скорее бычьими, чем человеческими. А вьющиеся черные волосы по всему телу только усиливали это впечатление. Бритая голова делала его облик еще более грозным.

– Никки была вместе с Тови, когда та умирала, – сказал Джегань, – после того, как ее закололи и выкрали у нее шкатулку. До того я уже очень давно не видел Никки. И очень удивился, внезапно обнаружив ее. Я был там, в разуме Тови, наблюдая за всем этим. Хотя Тови и не знала, что я был в ее разуме, точно так же, как не знали и вы с сестрой Улисией.

И Никки тоже не знала.

Никки расспросила Тови, воспользовавшись тяжелым ранением женщины, побуждая ее к тому, чтобы выдать ваш план. Никки рассказала Тови целую историю о том, как ей хотелось избежать контроля с моей стороны, и благодаря этой лжи сумела завоевать ее доверие. Тови рассказала ей все. Все о магии Огненной Цепи, которую вы запалили, о шкатулках, которые украли с помощью Кэлен, и о том, как эти шкатулки предполагалось использовать совместно с магией Огненной Цепи. Короче говоря, все, все и все.

Сестра Улисия стала выглядеть еще более нездоровой.

– Тогда определенно это сделала Никки. Это должен быть кто-то из них – или один, или другой.

– Или Никки и Ричард Рал вместе, – предположила сестра Эрминия.

Джегань промолчал, продолжая разглядывать дворец.

Сестра Улисия чуть подалась вперед.