Текст книги "Последний герой. Сказание о Плоском мире"
Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Последний герой.
Сказание о Плоском мире
Прежде всего, поговорим о месте, где произошла наша история. А случилось все на планете, покоящейся на спинах у четырех слонов, которые стоят на панцире гигантской черепахи. Таково уж преимущество Вселенной. Она достаточно велика, чтобы вместить в себя практически все, что угодно, чем она с успехом и пользуется.
«Но могут ли существовать черепаха в десять тысяч миль длиной и слоны высотой более чем в две тысячи миль?» – удивляются люди. Это их удивление еще раз доказывает, что человеческий мозг плохо приспособлен для мыслительных процессов – скорее всего, изначально он был предназначен для охлаждения проходящей через него крови. Первым делом человеческий мозг изумляют размеры.
Тогда как в размерах нет ничего удивительного. Куда больше поражают сами черепахи, да и слоны – крайне замечательные звери. А тот факт, что где-то во вселенной живет очень большая черепаха, куда менее примечателен, чем факт существования самой обычной черепашки.
Что же касается причин нашей истории – их было великое множество. Немалую роль сыграло естественное человеческое желание делать то, что запрещено, – просто потому, что это запрещено. А также желание раздвинуть свои горизонты и поубивать всех, кто живет за ними. Таинственные свитки – о них тоже следует упомянуть. И чуть-чуть виной всему была эротика (как считали некоторые). Но самую большую роль сыграло знание, что однажды (быть может, очень скоро) всему придет конец.
«Ну что ж, жизнь продолжается» – так обычно говорят, когда кто-нибудь умирает. Однако покойный имеет несколько иную точку зрения. Не жизнь продолжается, а вселенная. Ты был так близок к цели, и вдруг – раз, и ты всего лишился – из-за болезни, трагического происшествия или, допустим, тебя стукнуло нечто с непроизносимым названием. Почему так происходит – сие есть одна из величайших тайн бытия, столкнувшись с которой, люди либо начинают молиться… либо ругаются очень неприличными словами.
Теперь настало время поговорить о начале. Началась наша история давным-давно, десятки тысяч лет назад, бурной, грозовой ночью. Какой-то яркий огонек спускался по склону горы, высившейся в центре мира. Двигался этот огонек странными рывками, то появляясь, то пропадая, как будто невидимый человек, его несущий, то и дело оскальзывался, прыгая с камня на камень.
Затем огонек и вовсе рассыпался на искры, приземлившись вместе с лавиной на дне глубокого ущелья. Из снега осталась торчать лишь рука, сжимающая едва тлеющий, дымящийся факел, однако ветер, насланный гневом богов и движимый неким собственным чувством юмора, раздул угли, вдохнул в них жизнь…
И с тех пор пламени этому суждено было гореть вечно.
Ну а начало конца нашей истории было положено высоко-высоко в небесах. Нарезая большие круги, птица постепенно спускалась к такому древнему и такому современному городу по имени Анк-Морпорк, в котором, как утверждалось, можно было купить и продать решительно все – «ну а если у нас этого нет, мы вам это украдем».
А если не украдем, то по крайней мере выдумаем…
Птица, выискивающая острым взором нужное здание, была специально обученным альбатросом бесцельным – не самое необычное существо на Плоском мире[1]1
По сравнению с теми же пчелами-республиканцами, которые, чем заниматься делом, большую часть времени проводят в улье, голосуя за повышение объемов добычи меда.
[Закрыть]. Всю свою жизнь альбатрос бесцельный проводил, лениво фланируя и небесах от Края к Пупу и обратно – ну и скажите, пожалуйста, где тут цель?
Однако этот альбатрос был ручным – более или менее. Его безумно поблескивающий глаз-бусинка безошибочно вычислил, где можно разжиться анчоусами (как альбатрос бесцельный определяет это, остается полной загадкой). Кроме того, наконец-то с его, альбатроса, лапы снимут этот неудобный цилиндр. Игра стоит свеч, принял решение альбатрос, из чего можно сделать следующий вывод: альбатросы бесцельные на самом деле ведут себя не так уж бесцельно, но все равно довольно-таки тупо.
Не то что люди…
Считается, что в свое время огонь был великой мечтой всего человечества. Однако с тем же успехом можно утверждать, что предок человека дни и ночи мечтал о том, как бы свалиться со своей ветки. Или вот вам, к примеру, еще одна великая человеческая мечта: о том, чтобы за ним, человеком, гонялись бы огромные зубастые башмаки. А никто и не говорил, что мечта должна быть разумной.
Последние три часа выдались очень насыщенными. Лорд Витинари, патриций Анк-Морпорка, стоял в Главном зале Незримого Университета, пребывая под изрядным впечатлением от увиденного. Что ни говори, а волшебники, осознав важность проблемы, после чего плотно пообедав и подробно обсудив съеденный пудинг, могли работать очень быстро.
Хотя их метод решения проблем оставлял желать лучшего. Патриций назвал бы это языковым штурмом. Допустим, имеется вопрос: «Какое заклинание лучше использовать, чтобы превратить сборник стихов в лягушку?» Как поступит обычный человек? Первым делом заглянет в какой-нибудь справочник типа «Амфибные Заклинания и Их Влияние на Литературную Среду». Именно так поступит обычный человек, но не волшебник. Все-таки это отчасти жульничество. Волшебники ни в какие книжки не лазают, они сразу начинают спорить, прикатывают классную доску и, вырывая друг у друга кусочек мела, принимаются что-то корябать на ней. Причем один стирает то, что пишет второй, даже не дожидаясь, когда тот, второй, закончит. Однако, следует признать, этот подход работает.
В центре зала высился какой-то прибор, который искушенный и науках и искусствах патриций охарактеризовал бы следующим образом: огромное увеличительное стекло, обрамленное странного вида штуковинами.
– С формальной точки зрения, милорд, с помощью омнископа можно увидеть буквально все, – сообщил аркканцлер Чудакулли, который, с той же формальной точки зрения, считался главой всех известных волшебников[2]2
То есть тех волшебников, которые знали аркканцлера Чудакулли и соглашались, чтобы он их возглавлял.
[Закрыть].
– Правда? Поразительно.
– Буквально все и буквально в любое время, – продолжал Чудакулли, судя по всему, ничуточки не впечатлённый возможностями омнископа.
– Крайне полезный прибор.
– Все так говорят, – сказал Чудакулли, с мрачным видом пиная пол ногой. – Беда лишь в том, что эта треклятая штуковина видит абсолютно все, поэтому ничего определенного с её помощью не увидишь. По крайней мере, заслуживающего внимания. Просто диву даешься, сколько всяких мест существует во вселенной и сколько всяких времен.
– Например, двадцать минут второго, – кивнул патриций.
– И это среди прочих. Не желаете взглянуть сами, милорд?
Лорд Витинари осторожно подошел к прибору и некоторое время смотрел в большое круглое стекло. Потом нахмурился.
– Я вижу только то, что находится по другую сторону стекла, – пожал плечами он.
– А все потому, сэр, что прибор настроен на здесь и сейчас, – подсказал молодой волшебник, возившийся с омнископом.
– О, понятно, – произнес патриций. – Но, честно говоря, подобные приборы есть и в нашем дворце. Мы называем их окнами.
– А если я сделаю вот так, – ответил молодой волшебник, что-то подкручивая в оправе, – вы увидите то, что находится по эту сторону омнископа.
Лорд Витинари узрел собственное лицо.
– А это мы называем зеркалами, – сказал он терпеливо, словно бы объяснял что-то ребенку.
– Э-э, вряд ли, милорд, – откликнулся молодой волшебник. – Но чтобы понять, требуется некоторое время. Попробуйте, к примеру, поднять руку…
Лорд Витинари наградил его суровым взглядом, но руку тем не менее поднял.
– Ага, любопытно. И как тебя зовут, молодой человек?
– Думминг Тупс, сэр. Недавно возглавил факультет нецелесообразной магии. Понимаете ли, милорд, сделать омнископ было совсем нетрудно, в конце концов, он является лишь усовершенствованной моделью хрустального шара. Основная хитрость – это заставить его увидеть то, что нужно нам. Ну, вы как будто настраиваете музыкальный инструмент, и…
– Прошу прощения, какой-какой магии? – перебил его патриций.
– Нецелесообразной, милорд, – без запинки ответил Думминг, очевидно надеясь, что чистосердечное признание поможет избежать проблем. – Так или иначе, думаю, мы сумеем настроить его на нужную область. Но потребление мощности весьма значительно, поэтому придется пожертвовать еще одним хомяком.
Волшебники начали подтягиваться к омнископу.
– А в будущее тоже можно заглянуть? – спросил лорд Витинари.
– Теоретически да, милорд, – кивнул Думминг. – Но это будет несколько… неразумно. Предварительные исследования свидетельствуют о том, что сам факт наблюдения способен искажать форму волны в фазовом пространстве.
Ни один мускул не дрогнул на лице патриция.
– Прошу прощения, – сказал он, – боюсь, мои сведения о преподавательском составе несколько устарели. Это ты принимаешь пилюли из сушеных лягушек?
– Нет, милорд. Это казначей, – ответил Думминг. – Он вынужден их принимать, потому что, гм, несколько свихнулся.
– А, – откликнулся Витинари, и тут на его лице все-таки появилось выражение. Выражение человека, который изо всех сил пытается держать свое мнение при себе.
– Милорд, господин Тупс имеет в виду, – сказал аркканцлер, – что, гм, в некотором роде могут существовать миллиарды и миллиарды вариантов. Все они являются… возможными формами нашего будущего. Но скорее всего, нашим будущим станет то, которое вы увидите. И возможно, оно вам совсем не понравится. Тут, очевидно, действует знаменитый принцип неуверенности.
– Принцип неуверенности? И в чем же он заключается?
– Гм, я не совсем уверен… Господин Тупс лучше разбирается во всех этих штуках.
Мимо неторопливым шагом прошествовал орангутан с немыслимо огромной пачкой книг под мышкой. Лорд Витинари посмотрел на шланги, которые тянулись от омнископа сквозь открытую дверь через лужайку… к зданию факультета высокоэнергетической магии?
Патриций еще помнил прежние времена, когда волшебники были костлявыми, нервными, полными коварства стариками. Кто-кто, а прежние волшебники мигом расправились бы с этим самым принципом неуверенности. «Если ты о чем-то не уверен, – говорили они, – значит, ты что-то делаешь неправильно. Неуверенность Смерти подобна».
Омнископ замерцал, и в линзе появилось изображение заснеженного поля с черными горами на горизонте. Волшебник, который назвался Думмингом Тупсом, явно гордился собой.
– Кажется, вы говорили, что с помощью этой штуковины без труда можно его найти? – обратился Витинари к аркканцлеру.
Думминг Тупс поднял голову.
– У нас есть какая-нибудь принадлежавшая ему вещь? Что-нибудь личное? – спросил он. – Мы могли бы поместить этот предмет и морфический резонатор, подключить к омнископу – и хлоп! Он у нас как на ладони.
– А что случилось с магическими кругами и всякими там оплывшими свечами? – осведомился лорд Витинари.
– О, так гораздо быстрее, милорд. Круги и свечи – это если никуда не торопишься, – ответил Думминг.
– К сожалению, Коэн-Варвар не славится забывчивостью, – пожал плечами патриций. – И после него, как правило, остаются только трупы. Нам известно только, что он направляется к Кори Челести.
– К горе, которая высится прямо на Пупе? Но зачем ему туда?
– Я надеялся, вы-то и расскажете мне об этом, господин Тупс. Именно поэтому я здесь.
Мимо снова проковылял библиотекарь с пачкой книг. Как правило, на всякую неожиданную ситуацию волшебники реагировали одинаково: первым делом они бросались рыться в библиотеках, проверяя, не случалось ли нечто подобное раньше. И лорд Витинари не осуждал их, наоборот, считал это поведение весьма полезной для выживания привычкой. Ведь когда миру грозит опасность, ты сидишь себе спокойненько среди книжек и за очень толстыми стенами.
Он снова посмотрел на клочок бумаги в руке. Ну почему все люди так глупы? Одна фраза привлекла его внимание: «Последний герой должен вернуть то, что было украдено первым». Разумеется, все до единого знали, что было украдено первым героем.
Боги частенько играют судьбами людей. Игры эти не отличаются особой сложностью, так как богам не хватает терпения.
Мошенничество является частью правил, по которым играют боги. Для богов все средства хороши. Потеря всех верующих означает для бога конец. Но верующий, которому удалось уцелеть в божественной игре, обретает почет и дополнительную веру. У кого большинство верующих, тот и победил. А значит, выжил.
К верующим могут относиться и сами боги. Боги верят в веру.
В обители богов на Кори Челести, иначе называемой Дунманифестин, игры не прекращались ни на минуту. Снаружи Дунманифестин походил на перенаселенный город[3]3
Лишь в некоторых религиях существует представление о размере небес, но на планете Земля Откровение Иоанна Богослова (глава XXI, стих 16) определяет небеса как куб со стороной в 12 000 стадий. То есть полный объем составляет чуть меньше 500 000 000 000 000 000 000 кубических футов. Даже если допустить, что святой дух и прочие необходимые службы занимают две трети этого объема, на каждое человеческое существо придется где-то один миллион кубических футов – при условии допуска на небеса всякого существа, которое можно назвать «человеческим», и учитывая тот факт, что человеческая раса в целом будет засчитывать в тысячу раз больше представителей, чем жило до сегодняшнего дня Это пространство настолько огромно, что вполне хватит места даже представителям парочки внеземных цивилизаций или – какая удачная мысль! – домашним животным.
[Закрыть]. Не все боги обитали здесь, потому что кое-кто был привязан к определенной стране, а в случае совсем мелких богов – к определенному дереву. Но Дунманифестин был Местом Прописки. Именно здесь ты вывешивал свой метафизический эквивалент блестящей бронзовой таблички. Обитель богов отчасти походила на скромные по виду здания в фешенебельных районах города, в каждом из которых обитает полторы сотни адвокатов и бухгалтеров, размещенных в целях экономии места на полках или стеллажах.
Ну а почти домашний внешний облик Дунманифестина объяснялся совсем просто: не только боги влияют на людей, но и люди – на богов.
Кстати, большинство богов были весьма похожи на людей – в общем и целом, у людей не такое уж богатое воображение. Даже у Бога-Крокодила Оффлера только голова была крокодильей. Попроси человека нарисовать бога в обличье животного и получишь человекоподобное существо в уродливой маске. У людей куда лучше выходит придумывать всяких демонов, именно поэтому демонических тварей такое изобилие.
Сидящие над колесом мира боги продолжали свои игры. Но пешка, которая пересекла всю доску, может претерпеть весьма необычную метаморфозу, и об этом боги порой забывали.
На то, чтобы слух распространился по городу, понадобилось некоторое время, но очень скоро главы Гильдий по двое или по трое уже спешили к Незримому Университету. Потом новость достигла ушей послов. Гигантские семафорные башни, возведенные вокруг города и отвечающие за бесперебойное оповещение Диска касательно рыночных цен, передали сигнал очистить линию для сверхсрочного сообщения. Затем во все канцелярии и замки на континенте понеслась страшная весть.
Сообщение, естественно, передавалось в зашифрованном виде. Если у вас имеется информация о конце света, вряд ли вы захотите, чтобы об этом узнали все и вся.
Лорд Витинари обвел тяжелым взглядом собравшихся за столом. Слишком много событий произошло за последние несколько часов.
– Итак, дамы и господа, позвольте резюмировать, – сказал он, когда взволнованные голоса наконец стихли. – По сообщению властей Гункунга, столицы Агатовой империи, император Чингиз Коэн, ранее известный миру как Коэн-Варвар, выступил к обиталищу богов с устройством значительной разрушительной силы и намерением, цитирую, «вернуть украденное взад». Короче говоря, нас просят воспрепятствовать ему.
– Но почему именно нас? – осведомился господин Боггис, глава Гильдии Воров. – Он ведь не наш император!
– Как я понимаю, правительство Агатовой империи считает, что нам подвластно все, – ответил лорд Витинари. – По их мнению, у нас есть запал, накал и закал, а также от нас можно ждать чего угодно и когда угодно.
– Чего угодно – это чего?
– В данном случае – спасения мира, – пожал плечами лорд Витинари.
– Мы что, должны спасать его для всех? – уточнил господин Боггис. – И для всяких чужеземцев тоже?
– Боюсь, что да, – кивнул лорд Витинари. – Нельзя спасти только те его части, которые нам особенно нравятся. Но следует помнить одно, господа и дамы: спасая мир, мы прежде всего спасаем то, что у нас под ногами. Займемся же делом. Аркканцлер, магия может нам помочь?
– Нет, – тут же откликнулся аркканцлер. – Волшебники за сотню миль обходят Кори Челести.
– Почему?
– По той же самой причине, почему не стоит лезть на обычной лодке в центр бури. В этих горах слишком много магии. Все волшебное сразу сгорает от неимоверной перегрузки. Ковер-самолет, к примеру, просто распустится в полете.
– Или превратится в брокколи, – добавил декан. – Или в небольшой томик стихов.
– То есть вовремя нам туда никак не поспеть?
– Ну… да. Не поспеть. Именно так. Они ведь уже у самого подножия Кори Челести.
– Кроме того, они – герои, – заметил господин Лучше, глава Гильдии Историков.
– И что это значит? – вздохнув, спросил патриций.
– Они умеют добиваться своего.
– Но они, насколько я знаю, глубокие старцы.
– Вернее, очень старые герои, – поправил его историк. – А это значит, что они обладают огромным опытом в умении добиваться своего.
Лорд Витинари снова вздохнул. Ему не нравилось жить в мире героев. Строишь-строишь цивилизацию, а потом появляется какой-нибудь герой и…
– Но что такого геройского совершил этот Коэн-Варвар? – спросил он. – Я просто хочу понять.
– Ну… нам известны… самые разные его деяния…
– Какие же?
– Он сражался с чудовищами, свергал тиранов, похищал редчайшие драгоценности, спасал девиц, – расплывчато объяснил господин Лучше. – Словом, много всякого геройского совершил…
– Но кто именно определяет чудовищность чудовищ и тиранство тиранов? – спросил лорд Витинари голосом, вдруг обретшим остроту скальпеля, который не столь смертоубийствен, как меч, зато впивается в самые интимные места.
Господин Лучше с беспокойством заерзал на стуле.
– Ну, полагаю… сам герой.
– Ага. А кража редчайших драгоценностей? Здесь меня интересует только сам термин «кража», ведь это поступок, который не одобряют практически все мировые религии, не правда ли? Почему-то меня преследует странное ощущение, что все эти понятия определяются исключительно самим героем. Можно, к примеру, сказать: «Я – герой, поэтому, если я тебя убью, ты автоматически станешь человеком, которого может и должен убить герой». Короче говоря, герой – это лицо, совершающее поступки, за которые оно, согласно закону, немедленно должно оказаться за решеткой или станцевать то, что иначе называется, если правильно помню, пеньковым фанданго. А еще мы могли бы использовать такие слова, как убийство, грабеж, мародерство и изнасилование. Я правильно понимаю ситуацию?
– Только не изнасилование, – быстро произнес господин Лучше, наконец нащупав щелочку, за которую можно было уцепиться. – И только не в случае с Коэном-Варваром. Максимум это можно назвать похищением, гм, юных дев.
– С последующим изнасилованием оных.
– Последующее было невозможно в принципе, – возразил историк. – И я не слышал, чтобы по этому поводу высказывались жалобы.
– С юридической точки зрения, – встрял глава Гильдии Законников господин Кривc, – первым официально зарегистрированным геройским деянием стала кража имущества у законных владельцев. Это подтверждают существующие во многих культурах легенды.
– И то, о чем говорится в легендах, было действительно украдено? – удивился Чудакулли.
– Вне всяких сомнений, – ответил законник. – Кража является основным стрежнем легенд. У богов был украден огонь.
– В данный момент проблема не в этом, – перебил лорд Витинари. – Проблема в том, господа, что Коэн-Варвар взбирается на гору, на которой живут боги. И мы не можем его остановить. А он намеревается вернуть огонь богам. В виде… виде… сейчас уточню…
Думминг Тупс поднял голову от блокнота, в котором что-то лихорадочно строчил.
– Пятидесятифунтового бочонка с агатовой громовой глиной, – сказал он. – И как только ихние волшебники допустили, чтобы эта штука попала в руки Коэна?..
– Ну, он ведь был… и, полагаю, до сих пор является тамошним императором, – откликнулся лорд Витинари. – А когда верховный правитель континента просит о чем-либо, предусмотрительный человек вряд ли будет настаивать на квитанции, подписанной господином Дженкинсом из отдела материального снабжения.
– Громовая глина – весьма мощная штука, – заметил Чудакулли. – Но она нуждается в специальном взрывателе. Внутри смеси нужно разбить банку с кислотой. Кислота пропитывает порошок, а потом ка-ак… шарахнет! Это выражаясь культурным языком.
– И к сожалению, тот же предусмотрительный человек счел необходимым снабдить Коэна одним из таких взрывателей, – добавил лорд Витинари. – И если этот «шарах» случится на вершине горы, являющейся центром магического поля всего мира, то, как я поникаю, это самое поле схлопнется на… На сколько, господин Тупс?
– Минимум на два года.
– Правда? Что ж, парочку лет мы вполне можем обойтись и без этого магического поля, – пожал плечами господин Кривс, всем своим видом показывая, что это будет даже забавненько.
– Со всем уважением, не можем, – произнес Думминг безо всякого уважения в голосе. – Моря пересохнут. Солнце выгорит и взорвется. Скорее всего, черепаха и слоны тоже прекратят свое существование.
– И все это в течение двух лет?
– О нет. Все это случится в течение нескольких минут. Магия – это ведь не только разноцветные огоньки да шарики. Именно благодаря магии существует наш мир.
Во внезапно наступившей тишине голос лорда Витинари прозвучал резко и отчетливо:
– Есть вообще кто-нибудь, кто знает хоть что-то об этом Чингизе Коэне? И кто сможет объяснить нам, почему этот варвар, перед тем как покинуть город, похитил из нашего посольства безобидного менестреля? Взрывчатка – понимаю, варварская штука, но на что менестрель-то ему сдался? Кто-нибудь может объяснить?
Рядом с Кори Челести дул пронизывающий ветер. Вблизи всемирная гора, похожая издали на иглу, выглядела как каскад грубых, зазубренных, устремленных и небеса пиков. Центральная вершина, уходящая на несколько миль в высоту, терялась в дымке снежных кристаллов, играющих и лучах солнца. Несколько стариков, прижавшись друг к другу, сидели вокруг костра.
– Надеюсь, он не соврал о той лестнице из света, – сказал Малыш Вилли. – Мы облажаемся по полной, если ее не окажется на месте.
– Но он ведь не соврал насчет гигантского моржа, – напомнил Маздам Дикий.
– Какого-такого моржа?
– Ну, помнишь, мы шли по ледяному полю? И вдруг он как заорет: «Берегись! На нас сейчас нападет гигантский морж!»
– А, тот морж…
Вилли снова посмотрел на вершину. Воздух здесь казался разряженным, цвета – куда темнее, чем обычно: такое впечатление, подними руку – и коснешься неба.
– Никто не знает, наверху есть туалет? – спросил он.
– Должон быть, – откликнулся Калеб-Потрошитель. – Точняк, я слыхал о таком. Великий Божественный Толчок.
– Чиво?
Они дружно повернулись к тому, что на первый взгляд могло показаться кучей меха на колесиках. Однако привычный к данному зрелищу глаз видел нечто иное, а именно: древнее кресло-каталку, установленное на лыжи и покрытое сплошным одеялом из шкур. Из шкур таращились подозрительные звериные глазки-бусинки.
К спинке кресла был привязан бочонок.
– Пора кормить его кашей, – сказал Малыш Вилли, подвешивая над огнем закопченный котелок.
– Чиво?
– БАЛАНДУ ТВОЮ ГРЕЮ, ХЭМИШ!
– Снова клятый морж?
– ДА!
– Чиво?
Все они были стариками, и беседы их в основном состояли из жалоб на боли в ногах, спинах и желудках. Двигались они медленно. Но было в их облике что-то этакое. Главным образом в глазах.
А глаза говорили, что эти старики побывали везде, где бы это самое «везде» ни было. И что бы «это» ни было, они это делали – иногда по несколько раз. И никогда, ни разу в жизни эти старики не покупали местных футболок. И они доподлинно знали значение слова «страх». Страх – это то, что случалось с другими людьми.
– Жаль, Старика Винсента с нами нет, – сказал Калеб-Потрошитель, бесцельно ковыряясь палкой в углях.
– Мы, кажется, договорились больше не поминать его, – резко произнес Маздам Дикий. – Он отбыл, и клятое дело с концом.
– Да, но как он отбыл… О боги, надеюсь, со мной такого не случится. Такое… оно ни с кем не должно случаться.
– Енто конечно, – согласился Маздам.
– Настоящий был мужик. С честью выходил из всех передряг.
– Конечно.
– И в конце жизни схватить…
– Да знаем мы всё! Заткнешься ты или нет?!
– Ужин готов, – сказал Калеб, доставая из углей дымящийся кусок жира. – Шикарный моржовый бифштекс, а ну навались! Что скажет наш господин Красавчик?
Все обернулись на, судя по всему, человеческую фигуру, которая сидела, прислонившись спиной к камню. Из-за опутывавших ее многочисленных веревок фигура слегка потеряла свои очертания, но яркая расцветка одежд все равно резала глаз. В этом краю не было места ярким одеждам. Тут носили меха и кожу.
Малыш Вилли подошел к разодетому существу.
– Если пообещаешь не орать, – произнес он, – я вытащу кляп.
Некоторое время существо безумно вращало глазами, но потом согласно закивало заткнутым кляпом ртом.
– Тогда порядок, можешь жрать свой моржовый… кусок, – сказал Малыш Вилли, выдергивая кляп.
– Как вы посмели утащить меня!.. – сразу завизжал менестрель.
– Послушай, – перебил Малыш Вилли. – Будешь вопить, получишь по уху. Кое-кто с радостью окажет тебе эту услугу. Так что веди себя разумно,
– Разумно? После того как вы похитили…
Малыш Вилли воткнул кляп обратно.
– Пустое место и звать никак, – сказал он, глядя прямо в сердитые глаза менестреля. – У тебя даже инструмента нет. Что ты за бард, если у тебя даже инструмента нет? Есть только похожая на горшок деревянная ерундовина.
– Это лютня, – пробурчал Калеб сквозь набитый моржом рот.
– Чиво?
– ЭТА ШТУКА НАЗЫВАЕТСЯ ЛЮТНЕЙ, ХЭМИШ!
– Агась, я тоже иногда блюю.
– Она предназначена для того, чтобы петь всяким дамочкам модные песенки, – пояснил Калеб. – О цветочках и… всем прочем. Так романтично.
Орде было знакомо это слово, хотя связанная с ним деятельность находилась за рамками их насыщенной событиями жизни.
– Вы удивитесь, что эти песенки с бабами делают, – заключил Калеб.
– Вот когда я был молод, – сказал Маздам, – чтобы вызвать у девчонки интерес, нужно было отрубить у своего злейшего врага достоинство и преподнести его девушке в подарок.
– Чиво?
– Я СКАЗАЛ, ОТРУБИТЬ У СВОЕГО ЗЛЕЙШЕГО ВРАГА ДОСТОИНСТВО И ДЕВЧОНКЕ ПОДАРИТЬ!
– О, это было так романтишно, – согласно закивал Хэмиш Стукнутый.
– А что делать, если у тебя нет злейшего врага? – спросил Малыш Вилли.
– Попробовать отрубить достоинство у кого еще, – пожал плечами Маздам. – И злейший враг сразу же появится.
– Не, – задумчиво произнес Калеб. – Сейчас все предпочитают дарить цветы.
Маздам пожирал взглядом пытающегося освободиться от пут лютниста.
– Ума не приложу, и на что он боссу сдался… – сказал он. – Кстати, а куда Коэн пропал?
Лорд Витинари, несмотря на всё полученное образование, умел думать как инженер. Если хочешь чего-то добиться, найди нужную точку и приложи минимум усилий для достижения максимального результата. Если точка находится между ребрами, используй кинжал; если эта точка – меж двух воюющих стран, прибегни к помощи армии. Главное – отыскать точку, которая является ключом к решению всех проблем.
– Итак, сейчас ты бесплатно работаешь преподавателем жестокой и необычной географии? – уточнил патриций у доставленного к нему человека.
Волшебник, более известный как Ринсвинд, осторожно кивнул – на случай, если это признание чревато какими-то бедами.
– Э… да?
– И ты бывал у Пупа?
– Э… да?
– Можешь описать местность?
– Э…
– Ну, как выглядел тот пейзаж? – подсказал лорд Витинари.
– Гм… Я это помню весьма смутно, сэр. Я бежал очень быстро, за мной гнались.
– Правда? Кто же? И почему?
Ринсвинд шокировано воззрился на патриция.
– Сэр, я не стал останавливаться, чтобы выяснить, кто эти люди и почему они гонятся за мной. Это было бы крайне глупо с моей стороны. Я даже не оглядывался.
Лорд Витинари потер пальцами переносицу.
– Ну, хорошо, – промолвил он устало. – Тогда просто расскажи, что тебе известно о Коэне.
– О Коэне? Он – просто герой, которому так и не удалось погибнуть, сэр. Жилистый старик. Не очень смышленый, но это с лихвой компенсируется коварством и пронырливостью.
– Ты – его друг?
– Ну, мы встречались пару раз, и он не убил меня, – пожал плечами Ринсвинд. – Наверное, это можно считать утвердительным ответом.
– А что ты можешь сказать о стариках, которые его сопровождали?
– Это не просто старики, сэр… Они, конечно, старики, но они – его Серебряная Орда, сэр.
– Так это они – Серебряная Орда? Они, и все?
– Так точно, – подтвердил Ринсвинд.
– Но я считал, что именно Серебряная Орда завоевала Агатовую империю!
– Да, сэр. Это были они. – Ринсвинд покачал головой. – Я понимаю, в это трудно поверить, сэр, но вы не видели их в бою. Они – опытные бойцы. А самое главное в Коэне – он способен заразить кого угодно.
– Ты имеешь в виду, что он заразен? Ну, как переносчик чумы?
– Нет, это скорее душевная болезнь. Или магия. Он – хитер как лис, и… люди, едва пообщавшись с ним, начинают воспринимать мир так же, как он. Все такое большое, такое простое… И сразу начинают хотеть стать частью этого мира.
Лорд Витинари внимательно рассматривал свои когти,
– А я думал, Серебряная Орда уже успокоилась. Они завоевали трон, несметные богатства. Именно к этому стремятся все герои, не так ли? Попрать троны мира обутой в сандалию ногой… Кажется, примерно так выразился поэт?
– Да, сэр.
– Тогда зачем? Они хотят рискнуть в последний раз? Ради чего?
– Я тоже не могу этого понять, сэр. У них было всё…
– Само собой, – кивнул патриций. – Но всё – это так мало.
Из приемной перед Продолговатым кабинетом доносились звуки громких споров. Каждые несколько минут через боковую дверь к патрицию проскальзывал секретарь и водружал на стол очередную кипу бумаг.
Лорд Витинари молча смотрел на копящиеся документы. «Быть может, – размышлял он, – чем суетиться, проще выждать, пока гора международных петиций и требований не достигнет высоты Кори Челести, а потом просто взобраться на нее?
Запал, накал и закал…»
Однако ждать он не мог. Будучи человеком действия и противодействия, патриций поднялся из-за стола, отворил потайную дверцу в обшивке стены и уже через мгновение шагал по тайным коридорам своего дворца.
В дворцовых застенках томилось множество преступников – как говорится, «указом и волею его сиятельства», а так как воля у лорда Витинари была железная, им предстояло провести здесь довольно долгое время. Но сейчас патриций направлялся к, пожалуй, самому странному своему заключенному, который жил на чердаке.
Леонард Щеботанский не совершал никаких преступлений. К окружающим он всегда относился с благодушным интересом. Леонард был художником и самым умным человеком из всех живущих на Диске – если характеристику «умный» использовать исключительно в специальном и техническом смысле. Просто лорд Витинари считал, что мир еще не готов принять в свои объятия человека, хобби которого – изобретать самые немыслимые орудия массового поражения. Но в своей душе, в сердце, а также во всех своих творениях Леонард Щеботанский был настоящим художником.
В данный момент Леонард писал портрет некой дамы. К мольберту кнопками было пришпилено множество эскизов.
– А, милорд, – сказал он, поднимая взгляд. – И в чем проблема?
