Текст книги "Разрушенная"

Автор книги: Тери Терри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ГЛАВА 4

Просыпаюсь рано, с затекшими ногами и напуганная тем, что, кажется, не могу пошевелиться. Потом понимаю – это Скай забрался на диван и растянулся на моих ногах: этакое тяжелое золотистое одеяло из ретривера, который не желает подниматься, а скинуть его непросто.

Пробираюсь на кухню приготовить чай и выглядываю в окно. Мир погружен в иней, и рукам не терпится взять карандаш и блокнот: затейливые белые узоры покрывают изгороди и деревья, украшают автомобили и запчасти на заднем дворе Мака, больше похожем на мастерскую, чем на сад. Снега нет, по крайней мере пока, так что я ошиблась. И, что лучше всего, нет белого фургона – значит, Эйден уехал. Это упрощает мой план на сегодня. Потому что я твердо решила, что сделаю.

Нахожу блокнот и устраиваюсь на диване с чаем и со Скаем, намереваясь зарисовать ажурную роспись инея, но вместо него на бумагу просится круг из камней. И маленькая девочка со светлыми волосами – сколько мне тогда было, лет восемь? – прижимающая ладони к камню. Связан ли этот сон с реальным местом? Все внутри меня говорит, что да. Я могу найти его, когда поеду в Кезик; могу коснуться каждого камня и снова пересчитать Детей Гор. Но папа меня там не найдет, теперь нет. Он ушел навсегда.

Папа погиб, пытаясь спасти меня от Нико и АПТ, пять лет назад, но воспоминание свежо: оно было погребено так глубоко и так долго, что когда оно наконец вернулось, то оказалось настолько ярким, словно все случилось только что.

Зачем я возвращаюсь? Папы там не будет. Никого больше из той жизни я вспомнить не могу. Была ли та женщина, от которой я убежала во сне, моей настоящей матерью?

Она тебя любит, сказал папа. Скрестила я пальцы или нет, но обещала, что больше не убегу. Пропала я не по своей воле, но теперь сделала выбор: я должна вернуться.

Но пока я не готова, не могу уехать не попрощавшись. Не в этот раз. Я должна рассказать маме и Эми, что на самом деле случилось.

Когда наконец появляется зевающий, с заспанными глазами Мак, я натягиваю ботинки.

Бровь его ползет вверх.

– Так, дай угадаю: ты собираешься на прогулку со Скаем. Просто короткая вылазка туда и обратно.

– Конечно, так и есть. – При слове «прогулка» Скай колотит хвостом по полу.

– Куда ты собралась?

– Думаю, ты знаешь.

– Эйден выйдет из себя.

– Ты не выйдешь. Потому что знаешь – я должна это сделать.

Он не отводит взгляд.

– Все больше и больше убеждаюсь, что бывают случаи, когда, несмотря на риск, приходится что-то делать. Приходится что-то говорить. Это один из таких случаев?

– Да. Я должна рассказать маме. Она потеряла слишком многих за свою жизнь. – Уж кто, как не Мак, должен меня понять – из-за вины, с которой он живет с тех пор, как шесть лет назад взорвался его школьный автобус. Да, вины за то, что выжил, но еще большей за то, что не рассказал об остальных выживших, таких, как сын мамы, Роберт, который потом исчез и подвергся Зачистке. Исчез без следа. Как ее родители, первый премьер-министр лордеров и его жена: обоих убила бомба террористов. Тогда мама была моложе, чем я теперь. Я не могу оставить ее с мыслью, что и со мной случилось то же самое.

Скай уселся на пол между нами, очевидно, поняв, что прогулка отменяется – по крайней мере со мной.

– Я позже тебя выведу, – обещает Мак, потом снова поворачивается ко мне. – На днях как раз проезжал через вашу деревню.

– Правда?

– Ваш дом все еще необитаем после взрыва. Никто в нем не живет. Где они могут быть?

– Ой, об этом я не подумала. Возможно, они остались у тети Стейси. – В душу закралась тревога. Тетя Стейси с мамой близки, и она кажется нормальной. Но ее брат, бывший ухажер мамы, – лордер. Если Стейси меня увидит, будет ли помалкивать? – Придумала: попытаюсь застать маму на работе. Она говорила, что во время обеда почти каждый день ходит гулять. Я притаюсь неподалеку и увижу, можно ли ее перехватить на выходе или перед возвращением.

– Звучит сомнительно.

– Это лучшее, что у меня есть.

– Хочешь, подвезу?

– Нет. Когда я одна, меньше подозрений. – Последнее не совсем верно, просто это я должна сделать в одиночку. И, несмотря на новые волосы, несмотря на новое удостоверение, поход туда остается рискованным. Если меня на самом деле ищут, удастся ли их одурачить?

– Возьми мой велосипед.

– Ладно. – Я улыбаюсь. – Спасибо.

– Значит, все нормально. Но будь осторожна. И сначала позавтракай.

До маминого перерыва на обед у меня остается время, и что-то заставляет притормозить у кладбища. Слезаю с велосипеда, прислоняю его к крошащейся каменной стене. Голые деревья оделись в иней, надгробные камни стоят призрачно-белые. Прохожу в ворота и шагаю по дорожке, вся в движущемся облаке пара от дыхания на холодном воздухе.

Деревенская церковь здесь маленькая, и самую свежую могилу найти нетрудно. Надгробного камня пока нет, если он вообще тут будет, но земля перекопана – коричневый лоскут на серой, побитой морозом траве, покрытый россыпью цветов.

Похоронили здесь другую неопознанную девушку или гроб был пустой? Может, положили камней для веса, чтобы никто не заметил?

Опускаюсь на колени, снимаю перчатки и неуверенно протягиваю пальцы к замерзшей лилии. Похоже, мороз сохранил ее хрупкую красоту. Нет. От прикосновения лепесток рассыпается.

– Привет. – Я слышу голос, пронзающий тишину, и подпрыгиваю. Голос мне знаком.

Я встаю, поворачиваюсь. Смотрю на нее, не в силах вымолвить ни слова.

– Ты была подругой Кайлы? – спрашивает мама.

– Мы разве не знакомы?

Она сводит брови. Выглядит заметно старше, хотя с нашей последней встречи прошло так мало времени. Глаза уставшие, красные.

– Прости, мы встречались?

Слезы закипают в глазах. Снимаю очки, отвожу свои темные волосы на одну сторону, слегка морщусь, потому что их тяжесть еще причиняет боль.

– Это я, Кайла, – шепчу ей.

Мама бледнеет, трясет головой.

– Мама? – Протягиваю к ней руки, но она вдруг отступает, обводит взглядом церковный двор и дорогу за ним.

– Надень свои очки, – говорит она и, когда я подчиняюсь, берет меня под руку. Тащит вниз по дорожке за церковь, потом из ворот в расположенный рядом лес, шагает быстро. Тропинка вьется, затем расходится, и мы выбираем менее натоптанное ответвление.

Наконец она останавливается. Слегка задыхаясь, поворачивается и смотрит на меня.

– Это действительно ты. С тобой действительно все в порядке.

У меня опять льются слезы, потом и у нее. Она притягивает меня и крепко обнимает. Мы надолго замираем в молчании.

Выплакавшись, она отстраняется.

– Твои волосы? – Мама протягивает руку, чтобы потрогать. – ТСО?

Я киваю.

– Как? Нет, не отвечай! Это… – она колеблется, – это лордеры?

Качаю головой.

– Они не знают, где я. И это не они пытались убить меня, но по какой-то причине объявили, что я погибла. Не понимаю, почему.

– Значит, это была не их бомба. Дэвид говорил, что не их, но… – Она пожимает плечами; нет необходимости заканчивать предложение. Она ему не поверила. Как мама могла верить своему опостылевшему мужу после того, что он нам устроил?

– Нет. Это сделали АПТ.

Она бледнеет.

– Они преследуют тебя?

Я пожимаю плечами.

– Думают, что я предала их лордерам.

– Ты это сделала?

Трясу головой.

– Ненамеренно. Лордеры отследили мою дорогу к ним. – Про остальное я не рассказываю – о том, что пошла против планов Нико. Что отсутствовала на встрече мамы и всей семьи с премьер-министром и Нико не смог взорвать бомбу, которую я, сама того не зная, носила на себе. Что вместо этого отправилась выручать доктора Лизандер, моего врача, которая находилась у Нико в плену. Ту самую, что изобрела Зачистку. Если Нико узнает, что я все еще жива, им овладеет безудержное желание отомстить; для него это станет личным делом.

– Тогда, возможно, оно и хорошо, что лорде-ры объявили тебя погибшей. Может, в АПТ им поверят. – Она касается моей щеки. – Я так рада, что ты жива, но зря ты пришла сюда. Это слишком опасно. И как тебе в голову взбрело искать меня здесь? Я сама не знала, что загляну. Просто вышла прогуляться, ноги сами принесли.

– Я не угадывала. Думала, ты на работе, собиралась перехватить там. Не могла уехать и оставить тебя с мыслью, что я погибла.

Мама снова крепко обнимает меня.

– У тебя есть надежное укрытие?

– Думаю, да. Попозже постараюсь переслать тебе весточку.

– Не надо. Так безопасней.

– Что насчет Эми? Как она?

– Она потрясена. Но я не могу рассказать ей о тебе. По крайней мере, не сейчас.

Опять плачу. Эми стала моей старшей сестрой с тех пор, как меня после Зачистки распределили в ее семью. Не имеет значения, что я жила у них всего несколько месяцев; Эми никогда сознательно не причиняла мне зла. Но сможет ли она сохранить такую важную тайну?

– И для нее будет лучше, если не узнает, – говорит мама. – Я о ней позабочусь.

– Знаю. Все нормально.

– Звонила доктор Лизандер, прислала цветы. Кажется, по-настоящему горюет о тебе.

Еще одна волна боли. Доктор Лизандер заслуживает того, чтобы знать правду, но безопасного способа сообщить ей обо мне нет.

Мама смотрит долго, словно запоминает мое лицо, потом целует в щеку.

– Я лучше пойду. Выжди немного и тоже уходи. – Еще раз крепко обнимает меня, отворачивается. Чуть ли не бегом удаляется по тропинке.

Прислоняюсь к дереву и обхватываю себя руками.

Как много боли – маминой, Эми, моей. И эта шарада с похоронами. Ради чего? Зачем лордеры делают вид, будто я погибла?

Чуть позже бреду через лес. Дойдя до церкви, выглядываю за ворота, но никого поблизости не замечаю. Сажусь на велосипед и отправляюсь в обратный путь к дому Мака.

Вскоре с неба начинают падать и кружиться вокруг тяжелые белые хлопья снега. Я протягиваю ладонь и ловлю их на лету; они покрывают шапку, волосы, делают их из каштановых белыми. Изменяют всю мою внешность. Снег валит на землю, крутить педали все трудней, и немного погодя я слезаю с велосипеда и веду его рядом.

Добираюсь, наконец, до дома – промокшая и замерзшая. Мак с облегчением встречает меня и усаживает у огня.

Скай возле окна, как приклеенный, следит за хлопьями снега.

– Похоже, обалдел от такой погоды, – говорю я.

– Ничего страшного. Во время грозы дрожит и прячется под кровать. Кстати, о прятках: Эйден звонил, пока тебя не было.

– И?

– Я сказал, что ты пошла гулять.

На лице у Мака все написано.

– Полагаю, он тебе не поверил и выразил недовольство.

– Как ты догадалась? Ладно. Все прошло нормально? Ты рассказала, что собиралась рассказать?

– Да.

– Готова двигаться дальше?

– Можно я сначала согреюсь?

– У тебя есть время до завтрашнего утра. Эйден приедет в девять. Поезда ходят, билеты продаются; вечером изучи на компьютере файл с подробностями твоей новой жизни.

Мне нужно попрощаться еще кое с кем. Поздно вечером, когда Мак уходит спать, я залезаю на кухонный стул и снимаю с холодильника скульптуру совы. Ставлю ее на стол и пробегаю пальцами по клюву и расправленным крыльям. Она собрана из обрезков металла, но с замечательным мастерством: смотришь и ощущаешь ее почти живой. Изготовлена она матерью Бена для меня, по его просьбе и по моему рисунку. Кажется, это было так давно. Теперь она мертва, лордеры убили ее вместе с мужем. Только потому, что задавала слишком много вопросов о случившемся с Беном.

Я скольжу пальцами по спине совы, пока не нащупываю маленький уголок сложенной бумаги. Захватываю его ногтями двух пальцев и вытаскиваю.

Разворачиваю записку, в которой содержатся последние слова Бена ко мне; его последние слова из того времени, когда он еще был моим Беном.

 
Дорогая Кайла,
Если ты нашла это, значит, все пошло не так.
Извини, что доставил тебе боль.
Но таково было мое решение.
Только мое. И никто другой не виноват.
С любовью, Бен
 

В то время я не обращала внимания на его слова и считала, что виновна и в желании Бена избавиться от «Лево», и в том, что случилось дальше, – в его приступе, в появлении матери, велевшей мне убегать. Его забрали лордеры, и я не знала, жив он или мертв. Потом люди из ПБВ нашли Бена: лордеры так над ним поработали, что он даже не узнал меня. В тот последний раз, когда мы виделись, я пыталась, на самом деле пыталась, достучаться до него, убедить, что надо сопротивляться лордерам. В какой-то момент я увидела что-то в его глазах, подумала, что он верит мне, понимает. Теперь все, что я могу сделать для Бена, – надеяться.

И еще одна вещь, которую я поняла позже, заключалась в том, что Нико пытался воздействовать через Бена на меня. Но даже с учетом всего этого я еще чувствую свою вину. Если бы не я, Нико не заинтересовался бы Беном, разве не так?

Смотрю на записку в руках. Забрать ее с собой? Чувствую искушение. Но неким образом она принадлежит тому месту, где я ее впервые нашла, где она всегда пряталась. Сворачиваю записку, аккуратно вставляю внутрь совы и возвращаю скульптуру на холодильник Мака. Здесь она сохранится в целости.

Быть может, однажды мы с Беном вернемся за ней. Вместе.

ГЛАВА 5

На следующее утро земля покрыта глубоким слоем снега; по переулку не проехать. После звонка Эйдена Мак говорит, что проводит меня до его фургона на главной дороге.

Я задерживаюсь у двери, с неохотой покидая знакомое место ради незнакомого. Здесь я чувствовала себя в безопасности, а там?.. Мак встречается со мной взглядом.

– Ты вернешься.

– Вернусь?

– Ну конечно. Скай будет очень расстроен, если ты снова не приедешь. – Он открывает дверь, Скай вырывается наружу, прыгает с крыльца и тормозит всеми лапами, ошеломленный тем, что снег поднимается почти до его носа.

Выхожу, рукой в перчатке черпаю снег и даю ему понюхать.

– Это снег, – объясняю я. Скатываю снежок и бросаю подальше. Он прыгает следом, ныряя вверх-вниз, вместо того чтобы просто бежать сквозь снежное одеяло, потом смотрит озадаченно, потому что снежок неразличим на белом покрове, в который упал.

Мак смеется и настаивает, что понесет мой маленький мешок с вещами. Мы бредем по переулку по колено в снегу.

– Ну что, Эйден до сих пор сердится? – спрашиваю я.

– На меня.

– О… Прости.

Мак пожимает плечами:

– Он успокоится. Как только увидит, что с тобой все в порядке.

Когда мы добираемся до главной дороги, к счастью, расчищенной, фургон Эйдена уже ждет.

– Спасибо, что терпел меня. Спасибо за все. – Как я теперь буду без укромного уголка у Мака, где можно отсидеться?

Мак обнимает меня, потом открывает дверь фургона и держит Ская, который вслед за мной пытается запрыгнуть в машину. Я машу через стекло, отчаянно моргая, стараюсь держать себя в руках, пока они не скрываются из вида.

Эйден только кивает, когда я здороваюсь, потом переводит все внимание на скользкую дорогу, старается удержать фургон на шоссе. Пока не подъезжаем к железнодорожной станции, в кабине висит молчание, как холод в воздухе морозным зимним утром.

– Извини, Эйден. Но я должна была увидеть маму перед отъездом. Не вини Мака – он не мог остановить меня. Давай не будем прощаться вот так.

Он берет мои ладони в свои. Лицо серьезное, темно-синие глаза смотрят в мои.

– Кайла, пожалуйста, в будущем веди себя осмотрительнее. Не сболтни что-нибудь. Твоя жизнь и жизни других людей зависят от того, схватят тебя или нет.

– Не сболтни что-нибудь, например, свое прежнее имя?

– Именно.

– Как ты сейчас? Я теперь Райли, забыл?

По его лицу пробегает слабая улыбка. Он лезет в папку, протягивает мне пластиковую карточку.

– Вот твой билет на поезд. Не потеряй.

Я закатываю глаза, сую билет в карман.

– Постараюсь не потерять.

– Удостоверение личности с собой?

Сверлю его взглядом, но он не реагирует.

Вздыхаю, вытаскиваю и протягиваю ему мое новое удостоверение, чтобы посмотрел, потом прячу обратно.

– В точности запомнила свою легенду с файла, который я переслал? Расскажи.

– Меня зовут Райли Кейн. Мне восемнадцать, родилась 17 сентября 2036 года. Я из Челмсфорда, единственный ребенок в семье. Родители – школьные учителя. Еду в Кезик, остановлюсь в заведении для девушек, не достигших двадцати одного года, «Уотерфолл-Хаус», у озера Деруэнтуотер. Я зарегистрирована в КОС – Камберлендской образовательной системе. Что бы это ни значило. Кстати, я на самом деле должна так поступить?

– Ты не можешь просто приехать; ты должна находиться там по какой-то причине. – Теперь он улыбается по-настоящему, и скованность внутри меня ослабевает. – Я позаботился насчет работы в пансионате, вероятнее всего, посудомойкой; у нас есть контакт в тамошнем заведении. Так что могло быть и хуже.

– Спасибо. Но ты не сказал мне одну очень важную вещь.

– Какую?

– Как я узнаю, кто сообщил о моей пропаже?

Он кривит губы:

– Я тебе уже говорил: каждый знает то, что ему необходимо.

Возмущенно смотрю на него:

– Кому это знание необходимо больше, чем мне сейчас? Ты скажешь или нет?

– Мне можно оставить это в качестве сюрприза?

Я не отвожу пристального взгляда.

– Просто шучу. Найти твою мать, Стеллу Коннор, будет нетрудно. Она руководит «Уотерфолл-Хаусом». Знает, что ты едешь, знает, что ты ее дочь.

Моя мать. Моя настоящая родная мать, та, что дала мне жизнь, а не из назначенной лордерами семьи. Именно она сообщила о моей пропаже – как я и думала. Моя мать… Которой я даже не помню.

Эйден сжал мою ладонь, словно прочитал мысли, из-за которых я потеряла дар речи.

– Иди и не смотри так, словно тебя волнуют охранники, иначе на тебя обратят особое внимание. Просто плыви через ворота, будто тебя ничто на свете не касается.

– Ладно, – умудряюсь выговорить я. Но продолжаю сидеть в фургоне, а Эйден все так же сжимает мою руку

– Кайла, я хотел сказать Райли, позаботься о себе. Ты знаешь, что делать, если потребуется помощь, если что-то пойдет не так?

Я киваю. В файле Эйдена упоминалась доска объявлений некоего сообщества, на которой я могу оставить закодированное сообщение для его контакта.

– Надеюсь, у тебя все получится. Желаю найти то, что ты ищешь. А если нет… – Он замолкает. – Как бы то ни было, тебе лучше идти. – Но не отпускает мою руку, и во взгляде столько невысказанного сильного чувства, что я не могу отвести глаз. Медленно текут мгновения, наконец он отпускает меня.

С сумкой в руке я выбираюсь из фургона, закрываю дверь, оборачиваюсь и поднимаю руку в прощальном жесте; теперь ладонь пустая и холодная. Слова застряли в горле, перехваченном от эмоций. Еще один друг, которого я, возможно, никогда не увижу. Смотрю на него через стекло, запоминая облик: как он склоняет голову на сторону, пристально глядя на меня, вот как сейчас, огненный блеск его рыжих волос на утреннем солнце. Эйден сделал так много для меня, а я только создавала проблемы и доставляла беспокойство. Ни одну из проблем невозможно было решить с легкостью, а я не сумела даже внятно поблагодарить его.

Но он словно видит, что творится у меня внутри, и кивает головой. Все нормально. Иди, говорит он одними губами.

Я поворачиваюсь, расправляю плечи и шагаю прочь от фургона, ко входу на станцию. Когда подхожу, барьер открывается: в файле Эйдена говорилось, что детекторы повсюду проверяют соответствие билетов удостоверению личности и срабатывают автоматически; они же сканируют на наличие оружия. Охранник в будке смотрит в мою сторону, потом опять на свои мониторы безопасности. Прохожу. Под ногами светится стрелка, реагируя на код билета, и показывает направление движения. Иду от барьера к указанному лифту и все еще думаю о том, что мне нужно было сказать…

Ди-Джей! С этими псевдопохоронами, выбившими меня из колеи, потом с недовольством Эйдена моим свиданием с мамой я совсем забыла о просьбе врача по ТСО. Он хотел увидеться с Эйденом. Я поворачиваюсь и смотрю сквозь стеклянные двери, но фургон Эйдена уже пропал из вида.

Слишком поздно. Надеюсь, это было не очень важно.

ГЛАВА 6

Лифт быстро падает и открывается на подземной платформе. Поезд уже здесь; опять под ногами стрелка реагирует на мой билет и указывает в сторону правого вагона, затем на мое место. Вокруг двигаются остальные пассажиры, следуя своим стрелкам.

Ездила ли я раньше на поездах? Если и ездила, не помню.

Кладу сумку на верхнюю полку, потом, мгновение подумав, снимаю, достаю удостоверение личности, засовываю в карман и заталкиваю сумку на место. Нельзя терять удостоверение. В отличие от остальных людей мне будет крайне трудно получить новое.

Поезд едва заполнен наполовину; возле меня никто не садится. Мое место возле окна, и, когда через несколько секунд состав трогается, по стеклу бегут слайды: восхитительные виды сельской местности, ледники Антарктики, жаркие джунгли. Они мелькают, сменяя друг друга под щелчки переключателя, и я не могу оторваться, стараясь разглядеть все. Радуюсь, что Эйден предупредил меня об этом, иначе я испугалась бы и растерялась. Немного погодя замечаю, что почти никто не смотрит на окна, и выключаю свое. Вместо этого начинаю разглядывать пассажиров.

Молодых, таких как я, в джинсах, совсем немного – может, студенты или учащиеся, – остальные похожи на людей деловых. И мужчины, и женщины в костюмах, как у моего приемного отца, когда он ездил якобы устанавливать и обслуживать компьютеры правительственной системы. Хотя кто знает, как он на самом деле служил лордерам? Разъезжал по всей стране – по крайней мере, так рассказывал. Эта тревожная мысль заставляет меня рассматривать каждого пассажира, чтобы убедиться, что его среди них нет. Иногда он ездил на машине, а для коротких поездок, например в Лондон, пользовался автобусами. Дальние путешествия на автомобильном транспорте теперь запрещены: все должны пользоваться высокоскоростными, экологически чистыми поездами.

Минуты складываются в час; поезд несколько раз останавливается на подземных станциях. На одной в вагон входит заметно встревоженная мамаша с мальчиком лет четырех; она крепко сжимает ладошку малыша в своей руке. Садятся в нескольких рядах впереди меня. Вскоре над спинкой сиденья появляется мальчишечья голова; темные глаза рассматривают меня. Я улыбаюсь, и голова ныряет вниз. Через несколько секунд снова выскакивает, хихикая и щербато улыбаясь, пока мать не заставляет ребенка сесть на место. Он сворачивается у нее на коленях, мать обнимает сына.

Ребенок в объятиях матери. С моей мамой и со мной было так же? Я смаргиваю слезу, смотрю на экран окна, такой же пустой и мертвый, как моя память о ней. Закрываю глаза. Может, когда мы увидимся, все вернется, я стану такой же, как в десять лет. Может, мы бросимся друг к другу, она обнимет меня, и я окажусь дома. И узнаю, кем была, кто я такая.

А может, и не узнаю.

Внутри поднимается паника, всплывает мысль, что нужно бежать. Что незнание, может быть, лучше, чем знание; что все переменится, а перемены не всегда к лучшему. Раньше мне отчаянно хотелось узнать, кто я, откуда взялась, почему стала Зачищенной. Узнала правду о Нико, антиправительственных террористах и их планах, и это не принесло мне ничего хорошего, разве не так?

Мимоходом отмечаю, что, пока я размышляла, поезд остановился. Стоит гораздо дольше, чем на других станциях. Открываю глаза; двери все еще закрыты. Мы не на станции?

Смотрю на других пассажиров и замечаю, что тревога в вагоне нарастает. Что происходит? Женщина с мальчиком встает со своего места, они идут к двери, соединяющей наш вагон с соседним, расположенным впереди состава. Я видела, как через нее входили и выходили люди, возвращаясь с дымящимися чашками в руках. Но сейчас двери не открываются. Они возвращаются на свое место.

Через несколько секунд дверь открывается, и тревога сменяется ужасом. Лордеры. Двое, с холодными, как сталь, мертвыми глазами. В черной форменной одежде, в жилетах. У одного в руке оружие, у другого – маленькое электронное устройство. С ними поездной охранник, с капельками пота на лбу.

– Приготовьте билеты и удостоверения, – командует охранник не совсем твердым голосом. Начинается шевеление, пассажиры достают карточки из сумок и карманов. Дрожащими пальцами достаю свои. Держи себя в руках. В информации от Эйдена говорилось, что проверка билетов и удостоверений – обычное дело. Что с моими документами все пройдет прекрасно, если не терять спокойствия. Но он не предупреждал об участии в проверках лор-деров.

Вооруженный лордер остается у двери, второй следует за охранником. Они подходят к первому пассажиру, охранник сканирует его билет и удостоверение. Потом лордер поднимает свое устройство и приказывает пассажиру смотреть в него, пока не раздастся звуковой сигнал, сначала одним глазом, потом другим.

Портативный сканер сетчатки?

Это не обычная проверка. Обволакивающий страх перерастает в панику. Для сканирования придется снять очки; они увидят, что я прячу цвет глаз. Если бы я позволила Ди-Джею навсегда изменить его! Капризное желание сохранить глаза зелеными может погубить меня. Попробую снять очки до того, как они подойдут, и буду надеяться, что не заметят. Снова паникую: вдруг моя сетчатка выдаст код не того имени, назовет погибшую девушку, Кайлу Дэвис? Нас ведь не сканировали в школе. И в больнице. Я оглядываюсь, но у задней двери тоже стоят лордеры. Блокируют выход.

Бежать некуда. Я в ловушке. Для Зачищенной попытка узнать свое прошлое является преступлением. Не говоря уже о ТСО и поездке под вымышленным именем. И это все, чего я достигла после стольких испытаний? До Кезика, должно быть, всего несколько минут езды. Вызовет ли мое поддельное удостоверение тревожный звонок? Неужели они ищут меня?

Они приближаются. Переходят от ряда к ряду. Охранник проверяет каждый билет, каждое удостоверение; лордер манипулирует со сканером.

Что-то ударяется о мои ноги, и я чуть не вскрикиваю. Смотрю вниз – маленький мальчик. Ползет под сиденьями. Проверяющие дошли до его матери. У нее смертельно бледное лицо, скорее серое; трясущимися руками протягивает удостоверение и билет. Охранник сканирует их – все в порядке. Но лордер кривит губы в удовлетворенной улыбке: он знает. Он уверен, что нашел то, что искал. И это не я. Поднимает свой сканер к ее глазу. Устройство не бибикает, а гудит. Улыбка лордера становится шире.

Он кладет ладонь на ее плечо и поднимает женщину с сиденья. Толкает в проход.

– Шагай! – гаркает он. Они идут к передней двери вагона. Сзади слышится слабый крик. Я не смею повернуться, но мать глядит назад, у нее искажается лицо. Мгновение спустя один из лордеров тащит мимо меня добравшегося до задней двери мальчишку.

Они исчезают в дверях соседнего вагона. Никто не говорит ни слова, никто ни на кого не смотрит. Я испытываю ужас и одновременно облегчение. Они приходили не за мной. Не в этот раз. Но если бы я сидела перед ней и они просканировали мне сетчатку… Меня бросает в дрожь.

А потом мне становится стыдно. Что теперь будет с ними? Я никогда не узнаю, совершила ли она нечто настолько плохое, что лордеры получили разрешение на ее арест таким вот образом, и что станет с ней и ее сыном. А если бы все в этом вагоне дружно сказали: нет, вы не можете их забрать. Смогли бы мы остановить лордеров?

Возможно, ответ такой: да, на несколько минут. Но на следующей станции они получили бы подкрепление; нас всех арестовали бы и увезли. И нас ожидала бы та же судьба, что и несчастную мать. Это достаточная причина, чтобы помалкивать?

Что, если каждый человек в нашей стране вместе со всеми разом скажет нет? Эйден уверен: люди так и сделают, когда узнают, что на самом деле происходит. Лордеры не могут арестовать всех и каждого.