Текст книги "Ваша до рассвета"

Автор книги: Тереза Медейрос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 14

«Моя дорогая Сесиль,

Как Вы посмели предположить, что моя семья может счесть Вас недостаточно знатной для меня? Вы – моя луна и звезды. Я всего лишь пыль у Ваших ног…»

* * *

На следующий день, вскоре после того, как часы пробили два часа дня, Саманта маршировала по холлу в своих практичных полусапожках, и выражение ее лица было таким решительным, что слуги разбегались с ее пути в разные стороны. Ее волосы были стянуты в строгий узел на затылке, а губы недовольно сжаты, словно она попробовала свои лимонные духи на вкус, вместо того, чтобы ими надушиться. Непривлекательному вырезу ее темно–серого платья удалось затмить даже намек на изящную лодыжку или красивые формы.

Она шагала по гостиной в ожидании Габриэля, ее старомодные юбки шелестели так, словно были накрахмалены. Ее настроение никак не улучшало и то, что ей было известно, что все ее ухищрения выглядеть респектабельно не произведут на Габриэля никакого впечатления. Зная его, она могла ждать в одних чулках и шелковой сорочке. Она обмахнулась рукой, ее зловредное воображение услужливо предложило ей головокружительное множество картин того, что он мог бы с ней проделать, если бы она была так одета.

Габриэль, в конце концов, вошел в гостиную прогулочным шагом в половине третьего, по дуге ощупывая тростью путь перед собой. Сэм наступал ему на пятки, держа в пасти потрепанный башмак.

Постукивая сапожком, Саманта впилась взглядом в часы на каминной доске.

– Предполагаю, что у вас нет никакого представления о том, насколько вы опоздали.

– Ни малейшего. Я ведь не вижу часов, – мягко напомнил он ей.

– Ох, – вырвалось у нее, и на мгновение она смутилась. – Тогда, я думаю, что нам лучше начать. – С неохотой прикоснувшись к нему, она схватила его за рукав рубашки и потащила его к началу своего рукотворного лабиринта.

Он застонал.

– Только не мебель снова. Я уже сто раз делал это.

– И сделаете еще сто, пока хождение с тростью не станет вашей второй натурой.

– Я предпочел бы практиковаться в танце, – сказал он, и его голос стал бархатистым.

– К чему практиковать навык, в котором вы уже дока? – парировала Саманта, легонько подталкивая его к мягкому дивану.

Когда Габриэль достиг конца лабиринта, тихо ворча что–то о Минотавре, его трость вдруг перестала встречать препятствия.

Нахмурившись, он провел тростью по широкой дуге.

– Куда подевался письменный стол, дьявол его забери? Могу поклясться, что он стоял здесь всего несколько дней назад.

В ответ Саманта обошла его спереди и толкнула французское окно от пола до потолка, открывая путь на террасу. Пронзительно тявкнув, Сэм выплюнул ботинок и пулей вылетел мимо них на улицу в погоню за воображаемым зайцем. Мягкий бриз с ароматом сирени проник в комнату.

– Поскольку вы, кажется, справились и с гостиной и с залом для танцев, – сказала Саманта, – я подумала, что вам может понравиться перемена обстановки и немного свежего воздуха.

– Нет, спасибо, – категорично отказался он.

Озадаченная его отказом, она спросила:

– А почему нет? Вы же сказали, что вам наскучила гостиная. Вот я и подумала, что вам может понравиться перемена обстановки и немного свежего воздуха.

– Весь воздух, в котором я нуждаюсь, есть в этом доме.

Удивленная Саманта посмотрела на Габриэля. Он сжимал трость так, словно от нее зависела его жизнь, суставы побелели от напряжения. Его выразительное лицо было застывшим, левый уголок рта оттянут вниз. Легкое очарование прошлого вечера исчезло, оставив после себя напряженную маску.

У нее перехватило дыхание, когда она поняла, что Габриэль не зол. Он испуган. Кроме того, подумав, она поняла, что со времени своего приезда в Ферчайлд–Парк она ни разу не видела, чтобы он выходил на солнечный свет.

Дотянувшись, она мягко вытащила трость от его руки и прислонила к стене. Она смело положила руку на его напряженное предплечье.

– Возможно, вашим легким и не требуется свежий воздух, милорд, но моим – да. И вы едва ли можете ожидать, что леди выйдет на прогулку в такой великолепный весенний день без сопровождения джентльмена.

Саманта знала, что рискует, обращаясь к галантности, которой он больше не интересовался. Но к ее удивлению, он неохотно накрыл своими пальцами ее и склонил голову в насмешливом поклоне.

– Никому не позволено говорить, что Габриэль Ферчайлд может в чем–то отказать леди.

Он сделал один шаг вперед, потом другой. Солнечный свет залил его лицо, словно расплавленное золото. Когда они переступили порог, он вдруг остановился. Она испугалась, что он сейчас повернет назад, но оказалось, что он просто сделал паузу, чтобы втянуть носом воздух. Саманта сделала то же самое, чувствуя запах свежевскопанной земли и опьяняющий аромат цветов глицинии, вьющихся по решетке рядом с ними.

Глаза Габриэля медленно закрылись, и она испытала желание сделать так же, чтобы полностью сосредоточить свои чувства на нежности нагретого солнцем бриза и щебете малиновки, ругающей своего супруга, с которым они вместе строили гнездо в ветвях соседнего боярышника. Но если бы она сделала это, она пропустила бы яркое и чувственное удовольствие, которое появилось на лице Габриэля.

Она воспряла духом и потянула его за собой, ведя к изумрудно–зеленому газону лужайки, который спускался к полуразрушенному каменному капризу на краю беспорядочно растущего леса. Каждая деталь рукотворного ландшафта парка, от недавно высеченных скал до изредка мелькающих ручьев, была искусно создана в подражание дикой природе.

Его пальцы все еще лежали на ее, Габриэль легко шел с ней в ногу и с каждым своим шагом обретал все больше уверенности и изящества.

– Мы не должны уходить слишком далеко от дома. Что, если кто–то из деревни увидит меня? Я не хочу до смерти пугать маленьких детей.

Несмотря на сухой тон, Саманта знала, что его слова были шуткой только наполовину.

– Дети боятся только неизвестного, милорд. Чем дольше вы будете оставаться в уединении Ферчайлд–Парка, тем более устрашающей будет становиться ваша репутация.

– А мы не хотим, чтобы они поверили, что я уродливый монстр, шастающий в темноте, не так ли?

Саманта посмотрела на него, но не смогла понять, дразнил ли он ее или самого себя. Его глаза, может быть, и потеряли зрение, но не свой задорный огонек. Они стали еще более эффектными при солнечном свете, их окаймленная золотом глубина была яркой и ясной, как хрустальное озеро. Трепещущий воздух придавал его волосам цвет только что отчеканенной гинеи.

– Вам нет никакой необходимости быть заключенным в вашем собственном доме, когда в вашем распоряжении есть такие прекрасные земли. Я сделала вывод, что вы вели очень активную жизнь. Должны были быть занятия вне дома, которые вам нравились.

– Такие, например, как стрельба из лука? – съязвил он. Из леса выбежал Сэм и запрыгал рядом, заставляя их замедлить шаг. – Или еще есть охота. По крайней мере, никто не обвинит меня, если я приму щенка за лису.

– Постыдились бы, – упрекнула она его. – Когда–нибудь Сэм может оказаться для вас просто спасением. Он очень умен, вы знаете.

Услышав свое имя, колли перевернулся в траве на спину и стал по ней кататься, прикрыв глаза и высунув язык. Саманта подняла юбки и переступила через него, надеясь, что ее компаньон ничего не заметит.

Но Габриэль, казалось, был озабочен совсем другими делами.

– Возможно, вы правы, мисс Викершем. Саманта глянула на него, пораженная такой легкой капитуляцией. – Возможно, есть кое–какое занятие, которое мне могло бы понравиться. Кое–что, что могло бы даже стать предметом пари, если бы они заключались.

* * *

Габриэль выигрывал каждый раунд игры в жмурки[6]6
  Blind man's bluff в буквальном переводе – блеф слепого – прим. переводчика.


[Закрыть].

Никто просто не мог с ним сравниться. Мало того, что он мог поймать даже самых проворных слуг до того, как им удавалось ускользнуть из пределов его досягаемости, но он так же мог узнавать всех по именам по одному только еле ощущаемому запаху от волос или одежды. Его реакция была такой хорошей, что он мог легко уклониться от любого водящего с завязанными глазами, просто выскальзывая из чужих пальцев моментом раньше, чем его удавалось схватить.

Когда Саманта впервые собрала слуг, чтобы сыграть к ним в игру, они были потрясены видом своего хозяина: он валялся, опираясь на локоть на залитом солнцем склоне, его волосы выбились из ленты, которой были связаны, а изо рта торчала травинка. Но их шокировало еще больше, когда медсестра объяснила, что требуется от них самих. Когда слуги выстроились в ряд так, словно собирались приветствовать сановника, Беквит прищелкнул языком, выражая свое неодобрение, а миссис Филпот объявила, что еще никогда не видела такого позорного зрелища.

Питер и Филипп были первыми, кто нарушил строй. Радостные от возможности уклониться от своей работы в такой потрясающий весенний день, близнецы не стали соблюдать тонкости игры, предпочитая бросаться и мутузить друг друга веснушчатыми кулаками при каждом удобном случае. Всякий раз, когда Филипппу удавалось оседлать своего вопящего брата, он бросал застенчивые взгляды на Элси, чтобы удостовериться, что симпатичная служанка смотрит на них.

Соблазненные успокаивающим бризом и хорошим настроением своего хозяина, другие слуги тоже медленно начали терять свою сдержанность. Когда настала очередь стать водящим Вилли, гибкому шотландцу–егерю, это кончилось тем, что он стал гоняться за прачкой Мэг, скрючив пальцы как когти. Визжащая, как школьница, Мэг, приподняв юбки, понеслась от него вниз по склону, ее крепкие ноги мелькали, как спицы в колесе, а заливающийся Сэм наступал ей на пятки. Когда она ловко повернула налево вместо права, Вилли пробежал мимо нее, споткнулся о собственные ботинки и кувыркался весь оставшийся пути с холма до самого ручья.

– Раз Вилли не смог поймать Мэг, значит снова очередь хозяина! – закричала Ханна, в предвкушении хлопая в ладоши.

Пока Мэг вытаскивала из устья ручья мокрого и ругающегося егеря, Беквит мягко направил Габриэля к вершине склона. Даже миссис Филпот начала входить во вкус. Не дожидаясь просьб, она сама вызвалась трижды обернуть своего хозяина вокруг своей оси, а затем отскочила из пределов его досягаемости с такой живой грацией, что зазвенели ключи, висящие у нее на талии.

Пока Габриэль ориентировался, остальные слуги неподвижно стояли на залитом солнцем склоне. Никому из них не было позволено сдвинуться даже на дюйм, пока Габриэль не приблизится достаточно, чтобы иметь возможность прикоснуться к ним. И только тогда им было разрешено бежать. Саманта намеренно занимала место на внешнем крае круга в каждую очередь Габриэля водить. Она была настроена не дать ему никакого оправдания, чтобы положить на нее руки.

Габриэль медленно вращался вокруг своей оси, опираясь руками на узкие бедра. Когда ветер взлохматил волосы Саманты, освобождая непослушную прядку из ее прически, она осознала, что сделала ошибку – она встала против ветра, который дул в его сторону. Его ноздри стали раздуваться, а глаза сузились во взгляде, который она слишком хорошо знала.

Он повернулся и пошел прямо на нее, его хозяйские шаги быстро сокращали расстояние между ними. Когда он пронесся без остановки мимо Элси и Ханны, девушки прикрыли рты руками, изо всех сил пытаясь не захихикать.

Ноги Саманты, казалось, приросли к земле. Она не смогла бы убежать, даже если бы Габриэль был зверем, мчащимся к ней с намерением проглотить. Она остро чувствовала на себе пристальные взгляды слуг, по ложбинке между ее грудей потекла струйка пота, а кровь в ее венах, казалось, сгустилась до состояния меда.

Как всегда, Габриэль остановился буквально в шаге от того, чтобы налететь на нее. Когда его рука задела ее рукав, Питер и Филипп застонали оттого, что она не пытается сопротивляться. Бежать было уже слишком поздно. Все, что теперь ему оставалось сделать, это назвать ее имя, и раунд будет выигран.

– Имя! Имя! – закричали девушки.

Габриэль поднял руку, прося тишины. Он опознавал слуг просто по запаху дыма или мыла из прачечной. Но он также имел право опознать пойманного через прикосновения.

Когда уголок его рта приподнялся в ленивой полуулыбке, Саманта замерла на месте, не в силах остановить приближение его руки. Все вокруг словно исчезли, оставив их в полном одиночестве.

Ее глаза медленно закрылись, когда пальцы Габриэля прошлись по ее волосам и потом играючи ощупали ее лицо. Он мягко провел рукой по ее щекам, обходя очки и прослеживая каждую выпуклость и впадину, словно запоминая их. Несмотря на тепло дня, его прикосновения вызывали восхитительное ощущение мурашек, танцующих на ее коже. Как его руки могут быть такими грубыми и мужскими, и такими нежными одновременно? Когда кончики его пальцев задели мягкость ее губ, ее страх растаял – и превратился в нечто намного более опасное. Она обнаружила, что хочет наклониться к нему, откинуть голову и принести себя в жертву, просто чтобы доставить ему удовольствие. Она откачнулась, настолько потрясенная своим позорным желанием, что ей потребовалось время, чтобы понять, что он перестал прикасаться к ней.

Она резко открыла глаза. Несмотря на то, что голова Габриэля была опущена, его прерывистое дыхание предупредило ее, что их краткий контакт не оставил его равнодушным.

– Я не полностью уверен, – громко сказал он голосом, достаточно сильным, чтобы его было слышно на другом конце склона, – но, судя по мягкости кожи и тонким духам, я полагаю, что возможно поймал … – Он сделал паузу, намеренно усиливая ожидание. – Уортона, помощника конюха!

Слуги взорвались хриплым хохотом. Один из грумов хлопнул по плечу что–то бормочущего юного Уортона.

– У вас осталось всего две попытки, милорд, – напомнила ему Милли.

Габриэль постучал по губе указательным пальцем.

– Хорошо, если это не Уортон, – он растягивал слова, его голос смягчился, – тогда это должна быть моя дорогая … моя исполнительная … моя преданная … –

Он прижал руку к сердцу, вызывая новый всплеск хихиканья служанок, и Саманта задержала дыхание, задаваясь только одним вопросом – что он собирается сказать.

– … мисс Викершем.

Слуги взорвались оглушительными аплодисментами; Габриэль выбросил руку в направлении Саманты в изящном поклоне.

Она улыбнулась и насмешливо сделала реверанс, пробормотав сквозь стиснутые зубы.

– По крайней мере, вы не опознавали меня как одну из ваших каретных лошадей.

– Не глупите, – прошептал он. – Ваша грива намного более шелковистая.

Сияющий Беквит постучал его по плечу и повесил ему на руку шелковый шарф.

– Повязка на глаза, милорд.

Габриэль повернулся к Саманте, его приподнятая бровь придавала ему дьявольское выражение.

– О, нет, вы этого не сделаете! – Она отступила назад, когда он пошел к ней, угрожающе помахивая повязкой. – С меня достаточно ваших дурацких игр. Всех, – добавила она, зная, что последнее слово не пройдет мимо него.

– Ну же, мисс Викершем, – упрекнул ее он. – Разве вы не заставляли слепого мужчину гоняться за вами?

– О, правда? – подхватив юбки, Саманта с истерическим смехом взлетела на вершину холма и тут же услышала шаги Габриэля за своей спиной.

* * *

Настроение внутри громыхающего экипажа маркиза Торнвуда колебалось от мрачного до сурового. Только семнадцатилетняя Гонория смела не скрывать своей надежды и смотрела в окно на пролетающие мимо живые изгороди, пока коляска катилась по широкой дороге к Ферчайлд–Парку.

Обе ее старших сестры практиковались в высокомерии утонченной апатии, столь присущей молодым особам их возраста, красоты и достоинства. Восемнадцатилетняя Юджиния наслаждалась общением с маленьким зеркальцем, которое она извлекла из атласной сумочки, а девятнадцатилетняя Валери отмечала каждый удар и толчок многострадальными вздохами. Валери стала совершенно невыносима после помолвки с младшим сыном герцога в конце прошлогоднего сезона. Независимо от того, о чем шел разговор, ей удавалось перед каждым предложением добавлять предисловие «Как только мы с Энтони поженимся…»

Сидевший напротив них отец вытирал покрасневший лоб носовым платком.

Глядя на его побагровевшее лицо, его жена пробормотала:

– Вы совершенно уверены, что это была хорошая идея, Тэдди? Если бы мы предупредили его, что приезжаем…

– Если бы мы предупредили его, что приезжаем, он приказал бы слугам не пускать нас дальше двери. – Поскольку в его привычки не входило говорить с женой так резко, Теодор Ферчайлд смягчил свой упрек, нежно похлопав ее по затянутой в перчатку руке.

– Если бы это решала я, то сочла бы это благом. – Юджиния неохотно оторвала взгляд от своего отражения. – Тогда, по крайней мере, у него не было бы возможности ругаться и рычать на нас, как бешеный волк.

Валери кивнула.

– Когда мы в последний раз его навещали, он вел себя просто по–скотски. Можно было подумать, что он сошел с ума, а не только ослеп. Счастье, что мы с Энтони еще не женаты. Если бы он услышал, как недостойно Габриэль ко мне обращался…

– Вы обе постыдились бы так говорить о своем брате! – Гонория резко оторвала взгляд от окна и впилась в них глазами цвета хереса, сверкающими из–под рифленого края шляпы.

Непривычные к такому строгому выговору от добродушной маленькой сестрички, Валери и Юджиния обменялись потрясенными взглядами.

Когда экипаж проехал через богато украшенные железные ворота и начал подниматься на крутой холм, направляясь к дороге для экипажей, Гонория продолжила.

– Кто вытащил тебя из ледяной воды, Джини, когда ты провалилась под лед в пруду Тиллманов, хотя тебя предупреждали, лед слишком тонкий для того, чтобы кататься на коньках? А кто защищал твою честь, Вэл, когда тот противный мальчишка в празднике у Леди Макбет утверждал, что ты позволила ему себя поцеловать? Габриэль был лучшим старшим братом, которого только могла бы пожелать любая девочка, а вы обе сидите здесь, насмехаясь над ним и оскорбляя его, как две неблагодарные коровы!

Валери выпрямилась и сжала руку Юджинии, ее светло–зеленые глаза сверкнули слезами.

– Это нечестно, Гонория. Мы скучаем по Габриэлю, так же сильно, как и ты. Но та сварливая скотина, которая бранилась и ругалась в последний раз, когда мы приезжали сюда, не была нашим братом. Мы хотим, чтобы к нам вернулся наш Габриэль!

– Хватит, хватит, девочки, – пробормотал их отец. – Не делайте эту трудную ситуацию еще хуже, ссорясь между собой. – Гонория снова уперлась своим угрюмым взглядом в окно, и он выдавил из себя призрак улыбки. – Возможно, когда ваш брат увидит то, что мы привезли для него, он смягчит свое отношение.

– Но в этом и есть проблема, – выпалила леди Торнвуд. – Согласно вашим драгоценным врачам, он ничего не видит, не так ли? И не увидит не только сейчас, но и когда–либо. – Ее пухлое лицо сморщилось, по напудренным щекам потекли слезы. Она взяла у мужа предложенный носовой платок и приложила к глазам. – Возможно, Валери и Юджиния правы. Возможно, мы вообще не должны были приезжать. Я просто не знаю, как я смогу смотреть на моего любимого мальчика, запертого в этом темном доме как какое–то животное.

– Мама? – Гонория протерла заляпанное грязью окно экипажа, в ее смягчившемся голосе послышалось удивление.

– Не тревожь маму сейчас, – возмутилась Юджиния. – Разве ты не видишь, что она обезумела от горя?

Валери вытащила из сумочки нюхательную соль и протянула ее матери.

– Вот, мама. Понюхай ее, если почувствуешь, что начинаешься приступ.

Леди Торнвуд отмахнулась от нюхательной соли, ее внимание захватило ошеломленное выражение лица младшей дочери.

– В чем дело, Гонория? Ты выглядишь так, словно увидела призрак.

– Возможно, и увидела. Думаю, тебе лучше самой посмотреть.

Когда Гонория открыла окно, леди Торнвуд перегнулась через колени своего мужа, придавив ему пальцы ног, и присоединилась к дочери. Сгорая от любопытства, Валери и Юджиния замаячили за их спинами.

За окном разворачивалось некое развлечение. Его участники рассеялись по всему травянистому склону, на котором стоял особняк, смех и крики, словно музыка, наполняли воздух. Они были слишком заняты своим весельем, чтобы заметить приближающийся экипаж.

Вытянув шею, чтобы что–то разглядеть через стену из шляп, маркиз застыл с открытым ртом.

– Почему это, спрашивается, слуги тратят время на такую ерунду, когда они, как предполагается, должны работать? Они что, думают, что сегодня Рождество? Я прикажу, чтобы Беквит уволил их всех!

– Сначала тебе придется его поймать, – сказала Валери, когда дворецкий понесся через склон за визжащей миссис Филпот.

Юджиния зажала рот рукой, чтобы приглушить шокированное хихиканье.

– Ты только посмотри на это, Вэл! Кто бы мог подумать, что этот чванливый старый козел так может?

Маркиза повернулась, чтобы упрекнуть дочь за дерзость, но тут ее взгляд упал на мужчину, обходящего веселящихся по окружности. Она так сильно побледнела, что казалось, ей действительно может понадобиться нюхательная соль.

Когда мужчина остановился на вершине холма, и его командирская фигура озарилась светом ярко–голубого неба, она прижала руку к сердцу, на какой–то ликующий момент, поверив, что ее сын вернулся к ней. Он стоял там, высокий и прямой, его плечи были расправлены, а золотистые волосы мерцали в солнечном свете.

Но он повернулся, и она увидела рваный шрам, исказивший его прекрасное лицо – мрачное напоминание о том, что Габриэль, которого она знала и любила, ушел навсегда.

* * *

Саманта знала, что не может вечно ускользать от Габриэля. Но она могла убегать от него в веселой погоне, что она и делала, кружась за спинами слуг, которые снова включились в игру. Ему, может, и недоставало зрения, но ходил он с грацией пумы, вот почему ее так потрясло, когда он споткнулся о кочку и камнем упал на землю.

– Габриэль! – закричала она, не замечая, что зовет его просто по имени.

Подобрав юбки, она помчалась обратно, в его сторону. Она упала на колени в траву около него, предполагая самое худшее. Что, если он раздробил лодыжку? Или ударился головой о камень?

Незваными пришли воспоминания о его окровавленном теле, распростертом на полу спальни. Она положила его голову к себе на колени и нежно убрала волосы со лба.

– Вы слышите меня, Габриэль? С вами все в порядке?

– Теперь да. – И прежде, чем Саманта смогла отреагировать на его хрипловатый приглушенный голос, он обхватил ее за талию и перекатил в траву, сбив с носа ее очки.

Она не ожидала, что он осмелиться швырять ее на землю прямо перед своими слугами и Господом Богом, словно он был пастушком, а она молочницей, готовой к соблазнению. Но сделав это, он запутался ногами в ее юбках, и они оба взорвались от смеха.

Следующим, что она осознала, было, что она лежит на спине, а большое теплое тело Габриэля накрывает ее собой. Его хватка стала нежной; смех замолк.

Слишком поздно Саманта поняла, что все остальные замолкли также.

Моргая в скособоченных очках, она посмотрела через плечо Габриэля. Над ними стоял незнакомец – крепкий, бочкообразный мужчина, облаченный в чулки в желто–зеленую полоску и старомодные бриджи до колена. Поблекшее золото его волос было слегка напудрено, мешая определить его возраст. Манжеты из изысканных валансийских лент обрамляли его толстые запястья. Когда он вытянул к ней руку, огромное рубиновое кольцо с печаткой, венчающее его средний палец, вспыхнуло в солнечном свете, как капля свежей крови.

– М–м–милорд, – заикаясь, выговорил Беквит. Его повязка для глаз съехала, закрывая один глаз, что придавало ему вид пухлого и одутловатого пирата. – Мы не получали никаких сообщений. Мы не ожидали вас.

– Это совершенно очевидно, – рявкнул мужчина властным тоном, который Саманта знала слишком хорошо.

Только сейчас она поняла, что она таращится на строгий облик Теодора Ферчайлда, маркиза Торнвуда, отца Габриэля – и ее собственного работодателя.