Текст книги "Озорница"
Автор книги: Тереза Медейрос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
11
«Конечно, тебе хотелось бы узнать, какое сокровище мы нашли здесь…»
Эмили возвращалась домой через лес, умытый вчерашним дождем. Вокруг все сверкало и переливалось сочными красками, воздух был чист и прозрачен, дышалось легко, и девушка будто летела над землей, не замечая тяжести плетеной корзинки, доверху наполненной необычными зелеными фруктами. Эмили впервые увидела странные эти плоды, покрытые легким пушком, и прошла бы мимо, но Кавири убедил ее, что фрукты вполне съедобные и очень вкусные. Она послушалась мальчика и набрала плодов, тем более что это было кстати. Назавтра племя Трини устраивало большие торжества по случаю предстоящего визита своих соседей, и приходить на чужой праздник с пустыми руками было бы неловко.
Когда девушка приблизилась к хижине, до ее слуха донеслись мужские голоса, о чем-то яростно спорившие. Это было столь необычно, что Эмили остановилась, отступила и даже огляделась по сторонам. Может, забрела не туда? Нет, все правильно. Она чуть не выронила корзинку, услышав, как кричит Пенфелд.
– Наш господь всемогущий и милосердный выразил эту мысль гораздо лучше меня, когда сказал фарисеям: «Я требую милосердия, а не жертвоприношений». Боюсь, вы совершаете непоправимую ошибку… сэр.
В последнее слово Пенфелд вложил столько сарказма, будто хотел оскорбить своего господина, и Эмили невольно усмехнулась. Походило на то, что ручной хомяк Джастина просто взбесился.
– Ату его, Пенфелд! Куси! – прошептала девушка, Она была готова поддержать любого, кто осмелится бросить вызов всемогущему Пакехе.
– Если бы возникла нужда в твоей интерпретации Священного писания, я бы сам попросил тебя высказаться, – парировал Джастин язвительным тоном.
За годы учебы в пансионе Фоксуорт Эмили пренебрегала занятиями в классе, но многому научилась у многоопытной горничной Тэнси, в том числе искусству подглядывать и подслушивать. Она тихонько подкралась к окну и осторожно заглянула в комнату. Джастин стоял к ней спиной, но зато можно было хорошо рассмотреть Пенфелда. Он был красный, как вареный рак, и пребывал в том состоянии, которое мисс Винтерс охарактеризовала бы как «вне себя от ярости». В этот момент Джастин повернулся, и Эмили отпрянула от окна.
– Эта баба, будь она трижды проклята, поставила меня в безвыходное положение, у меня нет иного выбора, – твердил Джастин. – В кармане пусто, но надо что-то послать старой ведьме в качестве жеста доброй воли. Я просто обязан чем-то ее ублажить.
– Вам не приходило в голову вырвать сердце и преподнести ей на блюдечке? – ехидно поинтересовался Пенфелд. – Согласитесь, это можно рассматривать как достойное подношение от человека, привыкшего жертвовать собой. На мой взгляд, вы получите несравненное удовольствие, истекая кровью. До сих пор не могу понять, как вы удержались и не бросились в могилу, когда хоронили вашего друга.
Наступило тягостное молчание, из чего можно было заключить, что слуга зашел слишком далеко. При упоминании похорон отца у Эмили защемило сердце. После длительной паузы вновь заговорил Джастин, бесстрастно, но тоном, не терпящим возражений, властно и повелительно. Сказывалось знатное происхождение. Не вызывало сомнений, что имеешь дело с наследником герцога.
– За такие речи тебя следует уволить.
– Если вы действительно так считаете, готов искать новое место, – с достоинством ответил Пенфелд.
Нужно отдать должное Джастину: он не указал слуге, насколько нелепо его намерение искать работу на стороне. Кому нужен слуга в этом захолустье, на диком острове? Вряд ли в его услугах может нуждаться вождь племени Трини. Да и какое занятие способны подыскать маори для Пенфелда? Гладить набедренные повязки или чистить до блеска серьги?
– Не верю я мисс Винтерс ни на грош, – со вздохом признался Джастин.
Эмили до боли впилась ногтями в ладони, чтобы не вскрикнуть и не выдать себя. Значит, весь сыр-бор разгорелся из-за нее! Нет, не совсем так. Речь шла о Клэр Скарборо.
– Если в ближайшее время директриса не получит от меня письма, она способна выкинуть девочку на улицу, – продолжал Джастин.
«Или в море», – мысленно подсказала Эмили, едва сдерживая смех.
– Если вы не доверяете мисс Винтерс, почему девочка до сих пор остается в пансионе? – рассудительно заметил Пенфелд. – Почему бы не забрать оттуда бедняжку? – В голосе слуги послышались просительные нотки. – В конце концов, эта дама, которую вы недолюбливаете и, должен признать, вполне заслуженно, может пойти иным путем. Судя по всему, она руководствуется расчетом и личной выгодой, так что вполне способна продать информацию о вашем нынешнем адресе вашей семье за большие деньги. Думаю, ваш отец может…
– Отец считает меня мертвым, – прервал слугу Джастин. – Он дал мне это ясно понять, когда я прямо ему сказал, что не претендую на наследство.
Пенфелд признал свое поражение и замолчал. Эмили решилась краем глаза взглянуть в комнату, откуда слышался шелест бумаги и тонкое позвякивание. Джастин снял с шеи золотые часы Дэвида Скарборо и держал их на цепочке над коробкой с тонкой упаковочной бумагой. Девушка присела, уперлась горящими ладонями о прохладную землю и задумалась. В голове теснились вопросы, на которые не было ответа. Куда, черт побери, подевался золотой прииск? Неужели в войне с маори Джастин потерял не только своих друзей и компаньонов, но и все свое состояние? Только сейчас Эмили поняла, что он не посылал мисс Винтерс больше денег по очень простой причине: этих денег у него не было. А теперь приходится отправлять последнее и самое дорогое – часы Дэвида, ради того лишь, чтобы утолить ненасытный аппетит жадной директрисы.
Эмили на секунду представила, как злобная старуха рвет длинными когтями тонкую оберточную бумагу, спеша поскорее добраться до содержимого коробки, как жадно смотрит на блестящую золотую вещицу, открывшуюся на ее дне. В тот же день она наверняка велит Барни сходить к ювелиру, чтобы тот превратил великолепные отцовские часы в бесформенный слиток драгоценного металла.
На душе стало муторно, Эмили судорожно сглотнула подступивший к горлу комок. То, что она услышала, полностью подтвердило ее подозрения: все, что могла унаследовать Клэр Скарборо от Джастина Коннора, – это золотистые огоньки, плясавшие в его глазах.
– Ах ты, дрянь такая! Куда тебя, черт побери, занесло? Какого дьявола туда забралась? Сейчас же иди сюда, а то уши надеру!
Заслышав нечто подобное на лондонской улице, Джастин бы ухом не повел, но грубые слова произносил Кавири. Мелодичный голосок, сдобренный бранью, так резанул слух, что Джастин выронил корзину и обменялся изумленным взглядом с Пенфелдом. Не сговариваясь, они повернули к пляжу.
Кучка детишек перебирала фрукты, грудой сваленные у воды. Их предстояло помыть к предстоящим торжествам, и все были при деле. Только Кавири возвышался над согнутыми спинами, грозно глядя на сестру, а Дани подбоченилась и вдруг высунула язык. Ее поза показалась Джастину до боли знакомой. Смотреть с таким вызовом и дразниться могла лишь Эмили.
– Не дорос еще меня учить, подонок! – крикнула Дани. Джастин поморщился. Дети перебранивались, как уличные торговки в Лондоне, не стесняясь в выражениях. – Только попробуй тронь! Вот скажу Эмили, и она тебе уши надерет.
Джастин решил, что девочке не стоит затрудняться, и взял на себя почетную миссию.
– Эмили! – заорал он во весь голос.
– Чего изволите? – поинтересовалась несносная девчонка, вылезая из свежевырытой западни для крабов и стряхивая влажный песок с живота.
Дивное зрелище! Щеки разрумянились и пылают на полуденном солнце, влажные темные волосы растрепались и повисли мокрыми прядями, обрамляя веселую улыбку, в которой светятся доброта и готовность к новой проказе. В девушке было столько природного обаяния, что в первое мгновение Джастин не нашелся, что сказать, засмотрелся и забыл, что намерен был хорошенько ее отчитать. Его привел в чувство глухой стук корзин у моря.
– Дети! – воскликнул Джастин, указывая перстом на расшалившихся ребятишек. – Чему ты учишь детей?
– Королевскому английскому? – несмело предположила девушка, ковыряя ногой в песке.
– Осмелюсь заметить, что короли так не говорят. То, что я слышал, попахивает сточной канавой. Твоим ученикам не место при дворе. Они встретят понимание только в лондонском Ист-Энде у обитателей трущоб. Чего ты хочешь добиться? Пытаешься изгладить из их памяти все хорошее, чему я их научил?
Эмили продолжала ковырять ногой песок, она извлекла на свет крохотного краба и, казалось, созерцала его с неувядающим интересом.
– А ты когда-нибудь слышал из уст Дани законченную фразу? Ты обратил внимание, что она говорит по-английски обрывками? – тихо спросила девушка.
– Но эта ужасная сцена, которую я только что наблюдал, эти жуткие слова и выражения… – Джастин запнулся, почесал в затылке и был вынужден признать: – Впрочем, ты права, Дани еще не умеет связно излагать свои мысли по-английски.
Возможно, он бы еще что-то сказал, но его прервал звучный шлепок и ответный жалобный вой. Джастин недовольно поморщился.
– Ладно, постараюсь послужить им добрым примером, – пообещала Эмили, прошмыгнула мимо, сграбастала Кавири и Дани и для острастки обоим надрала уши. – Молчать, негодники, а то еще и по заднице достанется! – пригрозила она.
– Да, мэм, простите, мэм, мы больше не будем, – запищали в ответ хором малыши.
Губы Джастина дрогнули в улыбке, когда взгляд упал на аппетитный зад Эмили, но веселиться долго не пришлось.
– Эй, приятели, пошевеливайтесь! Чего развалились? Времени у нас в обрез, – подстегнул работающих густой бас.
– Нет, нет, только не это. Ты бы не посмела. Только не Трини, – простонал Джастин.
Эмили недоуменно пожала плечами, сделала вид, будто происходящее ее не касается, и спрыгнула в западню для крабов. Джастин расхохотался, случайно задел ногой корзину, и оттуда покатились в воду киви, на сбор которых он потратил все утро.
В тот вечер Эмили не вернулась домой к ужину, и Джастин отправился на поиски, оставив Пенфелда клевать носом за столом. Обычно пустынный пляж сейчас напоминал оживленную набережную в одном из курортных городов Англии. Многие туземцы решили не возвращаться в селение и предпочли остаться на берегу. Джастин переходил от костра к костру, вежливо улыбался знакомым, обменивался приветствиями и изо всех сил старался не подать виду, как ему одиноко и горько на душе.
Из густых зарослей послышался пронзительный крик киви-киви, промышлявшей съестное, и стало жалко бедную птицу, пугливую, неловкую и обреченную вечно топтать землю. Как бы она ни старалась, как бы ни тужилась, ей не суждено взлететь.
Издалека донеслась мелодия, перекрыв шум прибоя, и грусть как рукой сняло. Джастин ускорил шаги, ориентируясь на звук, хрустя песком под ногами.
В дальнем конце пляжа на фоне черного бархата ночного небосвода плясали яркие искры от большого костра. Джастин решил остаться незамеченным и присел на корточки у края светового круга.
Эмили собрала всех детей, выступая в роли курносого ангела среди голых херувимов, и дирижировала хором, которому мог бы позавидовать настоятель собора Святого Павла в Лондоне. Звонкие чистые голоса выводили мелодию самозабвенно, с таким вдохновением, что Джастин невольно усмехнулся, представив реакцию английских обывателей, если бы им довелось услышать, как аборигены Новой Зеландии исполняют песню о похождениях ветреной Мод с улицы Шрюсбери.
Уронив голову на ладони, Джастин глубоко задумался. Да, судьба сыграла с ним злую шутку. Всю жизнь он мечтал попасть в Вену, чтобы проникнуть в таинства музыки с помощью великих мастеров, но очутился на другом краю света и познал истинное звучание мелодии коленопреклоненный у ног простой девчонки.
Подняв глаза, он встретил устремленный в его сторону поверх детских голов взгляд Эмили и затаил дыхание. Хор сменил репертуар, и место разухабистой песни заняла печальная мелодия, всколыхнувшая воспоминания о лучших днях прежней жизни. В глазах Эмили читалось робкое приглашение. В эту минуту она была не ребенком, не ангелом, она стала женщиной, таившей обещание любви и ласки. Джастин почувствовал, что пора ослабить вожжи, дать себе волю.
Неужели прав Пенфелд, утверждая, будто его хозяин получает удовольствие, принося себя в жертву? Зачем терзаться и лишать себя возможности неземного счастья? Что мешает ему утонуть в объятиях Эмили? Засыпать, храня жар ее губ, и просыпаться по утрам, любуясь чудесным созданием, даром моря, прикорнувшим рядом. Какое наслаждение отдаться душой и телом падшему ангелу и погибнуть, сгорев в пламени собственных страстей!
Нет, нет, ни за что! «Одиночество – вот что мне требуется, – убеждал себя Джастин. – Нужно, чтобы все оставили меня в покое. Я прожил отшельником семь долгих лет на краю света с одной лишь целью – чтобы никто никогда не смотрел на меня так, как только что смотрела Эмили!..»
Решение принято. Джастин вскочил, холодно кивнул Эмили и растворился в темноте, унося с собой память о тени грусти, сменившей улыбку на лице девушки. Издалека доносился жалобный крик птицы киви-киви.
В день большого праздника племя Трини собралось на холме и в торжественном молчании наблюдало за тем, как вдоль морского побережья колышется и сверкает линия факелов. Джастин положил руки на плечи стоявшей перед ним Эмили, а она боялась вздохнуть, чтобы не спугнуть нежное чувство, расправившее крылья в ее душе. Девушка так давно не испытывала ничего подобного, что забыла, до чего приятно ощущать прикосновение дорогого человека. Наверное, она была счастлива в эти минуты, сердце трепетало радостью и пело, как праздничный перезвон церковных колоколов на легком ветру.
Неожиданно возникла песня и полилась могучей рекой, заполонив все вокруг. Чудесная мелодия будто повисла в воздухе светлым лучом, прорезав ночную мглу. Джастин отдался на волю музыке, а Эмили склонила голову на его плечо и поплыла в неведомом танце, слившись воедино с темноголовым красавцем и поглотившей их ночью.
Гости рассыпались по пляжу, внимая приветственной песне в благоговейном молчании. Как только смолкли голоса, Джастин тихо шепнул ей на ухо:
– Только не аплодируй, а то начнется война.
За минутой полной тишины последовал взрыв криков и веселья. Ни один самый состоятельный лорд при дворе английского короля не мог бы позволить себе столь расточительной щедрости, с какой приняли маори своих друзей. Им были оказаны воистину королевские знаки внимания.
Вперед выступил величественный вождь Вити Ахамера, за которым следовал по пятам седовласый жрец и врачеватель, радушно приветствовавшие дорогих гостей. От них не отставал Джастин, признанный наследный принц, которого, видимо, знали и уважали далеко за пределами племени Трини.
Вначале Эмили засмущалась и попыталась смешаться с толпой, но Джастин ее не отпустил, взял под свое крыло и представил гостям. Глядя на то, с каким восторгом смотрят на него маори, девушка почувствовала себя наследной принцессой.
Чуть позднее начался пир. Эмили с удовольствием попробовала сочной ветчины и душистых фруктов, а насытившись, стала наблюдать за игрой красок на берегу. Ей очень понравились пляски туземцев, но больше всего – неугомонные дети, сновавшие среди танцующих и весело передразнивавшие плавные их движения. Все тело невольно подрагивало в такт музыке, и сами собой ритмично дергались ноги. По обе стороны девушки на песке сидели скрестив ноги Джастин и Трини.
К ним приблизилась туземная девушка и, застенчиво улыбаясь, предложила отведать жареной курицы, разложенной аппетитными кусками на подносе. Эмили засмеялась и погладила себя по туго набитому животу, давая понять, что сыта по горло. Консервированные бобы, которыми ежедневно потчевал Пенфелд, смертельно надоели, и Эмили ни в чем себе не отказывала на празднике маори, отдав должное всем блюдам. Особый восторг у нее вызвали морские моллюски, запеченные в горячем песке.
Приметив, что Джастин поглощен беседой с беззубым стариком, сидевшим слева от него, Эмили потянулась к его чаше, но он перехватил ее руку.
– Ты куда? Опять плохо себя ведешь?
– Я уже не маленькая, – запротестовала девушка, – и хочу пить. Жажда вконец замучила.
Оба знали, что в его чаше с холодной родниковой водой примешан ром, который девушке не достался. Склонив голову набок, Джастин на миг задумался, а потом сказал:
– Ладно, можно, думаю, позволить тебе один глоток.
– Верно говоришь. Если бы отказал, тебе же было бы хуже.
Но Джастин отвел ее руку.
– Не надо спешить, любовь моя. Позволь-ка мне.
Сорвавшееся с его губ ласковое обращение так ошарашило Эмили, что она вздрогнула, когда ее рта коснулся прохладный край чаши. Шум веселья удалился, затих, и девушка будто утонула в золотистом жаре, сверкавшем в глазах Джастина. Он наклонил чашу, и Эмили сделала большой глоток, ощутив, как по жилам растекается огненная жидкость. Джастин забрал чашу, а на губах девушки еще пылало пламя, она жадно облизнулась и погасила огонь.
В этот момент старик дернул Джастина за руку, чтобы привлечь его внимание.
– Ну вот, теперь обещаю вести себя прилично, – пообещала Эмили с вымученной улыбкой.
Она подождала, пока Джастин поставит чашу на песок, и быстро поменяла сосуды местами. Эмили старалась пить медленно, небольшими глотками, памятуя, что с ромом шутки плохи, он не чета слабенькому хересу, который употребляли на кухне в пансионе для приготовления пищи. Бывало, Эмили с помощью Тэнси удавалось стащить стаканчик и отведать запретный плод. Но ром намного крепче, и не успеешь опомниться, как голова пойдет кругом, а потом ничего не сможешь вспомнить.
В круг света от факелов, вставленных в песок, прыгнула группа молодых воинов, кружась и изгибаясь в диком танце, который рассказывал о победных сражениях и грядущих битвах. Эмили раскачивалась, подхваченная ритмом боевой песни. Воины не били в барабаны, а отбивали такт пятками, и под их ногами содрогалась земля, вскипала кровь, становилось радостно и жутко. Девушка беспокойно заворочалась, стараясь чуть отодвинуться от Джастина, чье прикосновение стало вдруг немилосердно жечь бедро.
На смену воинам пришли девицы обоих племен, исполнявшие медленный ритуальный танец под тягучую мелодию, и на душе стало спокойнее, но не надолго. Эмили с тревогой следила глазами за хорошенькой девушкой, которая отделилась от танцующих и направилась к Джастину. Эмили ожидала, что незнакомка отвесит церемониальный поклон и зайдется в восторженном крике: «Пакеха!» Но ничего подобного не произошло.
– Джастин, дорогой! – воскликнула красавица, зазывно улыбаясь.
– Рангимэри! Какой приятный сюрприз! Я и не знал, что ты здесь! – радостно улыбнулся в ответ Джастин.
Эмили насторожилась. Девица упала на колени и обняла Джастина, отгородив его от мира потоком длинных шелковистых волос. Эмили тронула пальцем собственные пряди, скрутившиеся на влажном воздухе в жгуты, и загрустила.
Полинезийская красотка присела, раскинув юбку, и затараторила на языке маори. Джастин ответил на том же языке, взял девушку за руку и поцеловал с чисто английской галантностью. Возможно, просто из вежливости, как того требуют приличия, но Эмили расценила его поступок как признание в любви, как если бы Джастин тут же повалил девицу на песок и вступил с ней в интимную связь у всех на виду. Не было и тени сомнения, что когда-то они были любовниками. Достаточно посмотреть, как эта бесстыдница трясет своей пышной гривой и кокетливо ухмыляется, будто напоминает, как хорошо им было в постели. А что, если схватить ее за волосы и вырвать с корнем? Интересно, начнется ли из-за этого новая война?
Эмили ткнула Трини локтем в бок с такой силой, что он чуть не выронил чашу, и зло прошипела:
– Как ты думаешь, она действительно хороша собой? Впрочем, можешь не отвечать. Тебе наверняка нравятся татуированные женщины.
По правде говоря, только подбородок незнакомки украшала татуировка, подчеркивая полные губы и косой разрез экзотических глаз. Она потянулась через Эмили, взяла с подноса золотистый фрукт, впилась в него ровными белыми зубами и откусила добрую половину. Обильно растекшийся по подбородку сок ее нисколько не смутил.
– Нет, ты только посмотри! – воскликнула Эмили, снова толкнула Трини под руку и на этот раз расплескала чашу на его голую грудь. – Она абсолютно не умеет вести себя за столом, у нее жуткие манеры. Да такой наглой, беспардонной дамочке отказали бы в чашке чая у мисс Вин… – Эмили запнулась, нервно поглядывая на Трини, но ему было не до вежливой беседы. Трини был слишком занят, вытирая мокрую грудь краем накидки.
Эмили окончательно сразило то, что девица засунула вторую половину фрукта в рот Джастину. Смуглые пальцы задержались у его губ, будто напоминая о прежних любовных утехах и обещая несказанное наслаждение в будущем. Сердце пронзила острая, нестерпимая боль, и Эмили осознала себя маленькой девочкой, уродливой, усыпанной веснушками, никому не нужной. Она низко склонила голову, жалея о том, что у нее недостаточно длинные волосы, чтобы спрятать лицо.
Танцующие затянули новую мелодию и перешли на быстрый ритм, чувственный и гипнотический. Незнакомка рассмеялась, вскочила на ноги и присоединилась к подругам.
– Теперь, надеюсь, ты понимаешь, почему я нахожу маори столь привлекательными? – обратился к Эмили Джастин. Он был вынужден кричать, чтобы перекрыть голосом шум веселья. – Как видишь, они все делают с песней.
– Неужели все? – холодно спросила девушка.
Джастин что-то мурлыкал под нос, пребывая в счастливом неведении, что оказался по соседству с небольшим вулканом, в любую минуту грозящим извержением.
– Рангимэри в свое время была одной из лучших моих учениц. Я обучал ее английскому.
– И только?
Вопрос сопровождал такой взгляд, что, если бы можно было убить взглядом, Джастин был бы сражен на месте. Однако он ничего не заметил, поглощенный созерцанием пышного бюста «лучшей ученицы» с глазами газели. Девица извивалась и трясла телесами, будто хотела сбросить юбку, а потом приблизилась и завертела бедрами под носом Джастина. То ли приглашала на танец, то ли звала уединиться вдали от пирующих.
Кончики длинных волос коснулись щеки Эмили и ужалили, как змеи, когда красотка склонилась над Джастином и что-то произнесла на языке маори. В ответ Джастин улыбнулся и тряхнул головой. Эмили готова была поклясться, что он покраснел до корней волос, но это могла быть и игра света в пляске факельных огней. Как только незнакомка уплыла в танце прочь, Эмили ткнула Трини кулаком в бок и требовательно спросила:
– Что она сказала?
Трини лукаво усмехнулся, от чего захотелось хорошенько ему врезать, игриво помахал пальцем перед носом Эмили и весело заявил:
– Нет, нет, это не для слухового аппарата подрастающего поколения.
– Не для слухового аппарата… – тупо повторила девушка, пока до нее наконец не дошел смысл сказанного: не для детских ушей, значит.
Вспомнилось, как Джастин снисходительно, будто перед ним малый ребенок, попросил ее вести себя прилично. «Выходит, они считают, что я еще не выросла из пеленок и меня нужно время от времени шлепать по рукам?» Эмили разозлилась, схватила чашу с ромом и одним глотком осушила ее. Огонь побежал по жилам, все поплыло перед глазами.
Танцующие в свете факелов преобразились и стали похожи на самодовольных воспитанниц мисс Винтерс. На уроках балета в пансионе они скользили по сверкающему паркету в воздушных белых пачках из тонкой кисеи, а Эмили была вынуждена скучать в углу и провожать их тоскливыми глазами. Ей отчаянно хотелось присоединиться к ним, но не было денег на наряд балерины, и каждую весну, когда ставили сцены из «Жизели», главная роль выпадала Сесилии. Лишь в прошлом году Эмили взяла реванш: Сесилия низко поклонилась зрителям, хотела поднять голову, но не смогла оторвать свою белокурую гриву, намертво приклеившуюся к полу.
Эмили искоса взглянула на Джастина и поняла, что сейчас для него не существует ничего, кроме девушек маори. Они кружились, изгибались, вертели бедрами, отбивали такт ногами, и в ритме танца закипала кровь. Пустая чаша выскользнула из ее руки. До смерти надоело торчать за кулисами и наблюдать за теми, кому благодарно аплодирует зал. Эмили встала и присоединилась к танцующим. Ей не пришлось имитировать их движения. Как только она прикрыла глаза и приподняла руками душные волосы, ее подхватил и понес общий ритм, девушка начала колебаться, как дивный цветок на высоком тонком стебле под порывами свежего ветра. Песня взмыла в небо, тело трепетало и рвалось вверх, появилось ощущение, будто выросли крылья, и Эмили летела над землей, не чувствуя под собой ног.
Зачарованные ритмичной мелодией, туземцы один за другим покидали свои места и присоединялись к танцу. Неподалеку прыгал, гримасничал Кавири. Перескакивала с ноги на ногу Дани, потряхивая гривой темных волос. Грациозно кружился Трини, и даже беззубый шаман раскачивался в такт, обнажив в улыбке десны.
На какое-то мгновение Эмили почувствовала, что одиночество отступило, она стала частью одной большой семьи; девушка повернулась и лицом к лицу столкнулась с Джастином. В толпе возбужденных веселых людей он выглядел очень одиноким, и на лице его лежал отпечаток грусти. Эмили замерла на месте. Джастин вежливо поклонился, выпрямился и откинул упавшие на лоб волосы. Да, где-нибудь на балу в Лондоне такому блестящему кавалеру не смогла бы отказать ни одна красавица.
– Вы позволите пригласить вас на танец, миледи?
Притихла ритмичная музыка туземцев, ее сменила плавная мелодия вальса, знакомая, полузабытая, звучавшая в мечтах.
– Сочту за честь, милорд.
Он обнял ее за талию и уверенно повел в танце, держа на расстоянии вытянутой руки; широкая теплая ладонь, лежавшая на голой коже, подсказывала, куда и как двигаться. Лица окружающих слились воедино, когда молодая пара закружилась вихрем, делая все большие круги и не замечая, что маори отступают, давая дорогу новому, невиданному доселе танцу белых.
Эмили всматривалась в дорогое лицо, невольно любуясь четкой линией крепкого подбородка и блеском кошачьих глаз. Этот танец не шел ни в какое сравнение с попытками вальсировать с Тэнси в тесной конуре на чердаке пансиона.
Сколько она себя помнит, Эмили всегда мечтала танцевать именно для него и ради него не раз мечтала о возможности исполнить главную партию. Допустим, Сесилия подвернет ногу и не сможет выступать, а тут неожиданно является таинственный опекун, усаживается в заднем ряду и восхищенно смотрит на сцену, где царит божественная Эмили. А когда она грациозно раскланивается, ее опекун – широкоплечий высокий мужчина, одетый по последней моде, – вскакивает и зал заполняет красивый его баритон: «Браво, браво, малышка!», а мисс Винтерс и ее воспитанницы глядят на него во все глаза и мучаются завистью.
Эмили часто заморгала, чтобы смахнуть набежавшие слезы, и тут же об этом пожалела, потому что теперь ясно увидела лицо Джастина. Нежность и страстное желание читались в его взгляде, и девушка поспешно зажмурилась. Кружилась голова, и ноздри щекотал теплый пряный запах его кожи. Куда-то исчез забитый людьми пляж. Казалось, они одни кружились в полутемном бальном зале под мелодичный перезвон хрустальных подвесок, свисавших с огромных канделябров.
Джастин крепко прижал девушку к себе, и она положила голову ему на грудь, почти ожидая ощутить щекой шелковистую ткань жилета, а не теплую кожу. Он нежно потерся щекой о темные пряди, и Эмили задрожала всем телом. Теперь они уже не кружились, а застыли на месте, чуть покачиваясь, не желая расстаться с магией вальса.
Когда растаял последний звук, в голове Эмили созрел исключительно простой, но дьявольски хитрый план мести. Если провести его в жизнь, от репутации Джастина не останется и следа. Тэнси не раз повторяла, что настоящего мужчину можно поставить на колени лишь одним путем.
Переход от музыки к полной тишине был слишком резким и действовал на нервы. Джастин хотел было приподнять голову девушки и взглянуть ей в глаза, но она вдруг вырвалась из его объятий и стремглав бросилась прочь, будто стремилась как можно быстрее убежать от него и от самой себя; впрочем, в глубине души Эмили прекрасно знала, что Джастин непременно за ней последует.
