355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Теодор Гладков » Легенда советской разведки - Н Кузнецов » Текст книги (страница 23)
Легенда советской разведки - Н Кузнецов
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 21:58

Текст книги "Легенда советской разведки - Н Кузнецов"


Автор книги: Теодор Гладков


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

В Москве не сразу поверили в такую двойную удачу, сделали соответствующий запрос. 30 ноября Борис Черный, как он рассказывал автору, передал в Москву: "Убийство Ильгена подтверждают находящиеся у меня окровавленная форма1, пять орденов, оружие, записная книжка генерала. Теракт над Функом был совершен в коридоре суда. "Колонист" удрал через задний двор суда, где его ждал "Спокойный" на легковой автомашине".

В те же дни другие ровенские разведчики нанесли еще несколько запланированных командованием чувствительных ударов по оккупантам.

10 ноября в два часа дня по немецкому времени в здании ортскомендатуры на углу Дойчештрассе и СС-штрассе взорвалась мина, заложенная боевиком из пленных, бывшим командиром Василием Борисовым. В результате взрыва убито три сотрудника ортскомендатуры и ранено четверо.

14 ноября в окно казино на углу Дойчештрассе и Банхофштрассе бросил противотанковую гранату Михаил Шевчук. Убито семеро немецких военнослужащих, ранено двадцать один.

Связанные с отрядом подпольщицы Лиза Гельфонд, Галя Гниденко и Ира Соколовская, проявив исключительное самообладание, устроили взрыв в офицерской столовой, где работали подавальщицами. Отважные девушки сумели пронести в помещение и незаметно разместить под столами два заряда. Взрывы произошли в обеденное время. Было убито несколько офицеров, в том числе полковник.

Самая эффективная операция подобного рода была поручена Михаилу Шевчуку, которому придали подпольщиков-боевиков из бывших пленных Василия Борисова, Павла Серова и Петра Будника. Для выполнения задачи Шевчука снабдили мощным взрывным устройством, основу которого составили две противотанковые мины весом в семь килограммов, снабженные часовым механизмом и уложенные в невзрачный фибровый чемодан. Этой четверке было поручено совершить диверсию на железнодорожном вокзале.

Михаил Макарович был разведчиком опытным и лезть на рожон не любил. Он решил не маячить вблизи вокзала на глазах патрулей, а искать попутчика немца посолиднее – на боковых привокзальных улочках. Такой попутчик, как он и надеялся, нашелся: немолодой подполковник, с трудом волочивший два тяжеленных чемодана. У Шевчука имелась специально выделенная для операции пролетка. Он нагнал подполковника, остановил лошадь и предложил подвезти его до вокзала. Обрадованный немец не знал, как и благодарить словно с неба свалившегося благодетеля. Дальше все было просто. Шевчук лихо подкатил к главному входу в вокзал. Серов и Будник под видом носильщиков подхватили все три чемодана (третий – свой, тот самый) и вместе с гитлеровцем направились к двери. Жандармский унтер было преградил им путь, но подполковник поспешил им заявить, что "эти люди с ним". Борисов дежурил снаружи, чтобы, в случае надобности, вместе с Шевчуком прикрыть отход товарищей огнем.

Следом за подполковником разведчики проникли в зал ожидания первого класса, предназначенный только для старших офицеров и сопровождающих их лиц. Но и этот привилегированный зал был набит до отказа. С большим трудом разведчики отыскали для "своего" немца свободное место на деревянной скамье, поставили рядом два офицерских чемодана, перехваченных толстыми кожаными ремнями. Третий неказистый чемодан затолкали под скамью. Никто не обратил на них ни малейшего внимания.

Пожелав подполковнику счастливого пути, Серов и Будник спокойно покинули вокзал – выпускали беспрепятственно.

Мощная мина сработала в установленное время – два часа тридцать минут в ночь с 15 на 16 ноября. Потолок зала ожидания первого класса обрушился целиком. Осколками мин и обрушившимися глыбами были убиты двадцать один старший офицер – от майора и выше, около ста двадцати ранены и контужены.

Поднялась паника. Слились в невообразимую какофонию крики и стоны раненых, пистолетные выстрелы...

Заслышав взрыв и стрельбу, солдаты из подходившего к Ровно воинского эшелона решили, что вокзал захвачен советскими парашютистами. Они высыпали из вагонов, залегли вдоль путей и открыли интенсивный огонь из винтовок и автоматов по пылающему зданию. Видимо, та же самая мысль – о высадке парашютного десанта – пришла в голову и охране вокзала, но она, естественно, приняла за десантников солдат из эшелона. Завязалась перестрелка, которая длилась до самого рассвета. При этом было убито четыре солдата.

Наконец, уже после Нового года, 2 января, Василий Серов на Шульштрассе прямо на улице застрелил из пистолета фон Клюка – начальника штаба генерала Китцингера.

Фактически этими операциями завершилась в Ровно боевая деятельность Николая Кузнецова, его товарищей и остальных групп медведевских разведчиков.

Уйдя из-под Ровно после боя с карателями и совершив по совершеннейшему бездорожью, лесами, топями, проселками тяжелейший 150-километровый переход, отряд временно остановился в лесу, в окрестностях большого села Велки-Целковичи. Здесь отряд привел себя в порядок, после сильных боев партизаны смогли наконец отдохнуть, набраться сил. Но для разведчиков этот временный, вынужденный отрыв от источников информации был крайне нежелателен. Поэтому уже через две недели было решено, что, поскольку немцы наверняка убедились, что партизаны от "столицы" ушли, группа разведчиков под командованием Александра Лукина в сопровождении роты Льва Ермолина вернется в Цуманские леса, а следом за ними и весь отряд.

19 декабря на группу Лукина на свою беду напоролся целый выпуск школы старшин (офицеров) Украинской повстанческой армии – УПА. Как потом выяснилось, курсанты совершали ночной марш в качестве одного из выпускных экзаменов. Несостоявшихся старшин партизаны разбили наголову и взяли хорошие трофеи: тяжелый пулемет, ротный миномет, много стрелкового оружия и боеприпасов. К тому же в их распоряжении оказалось более сотни новеньких, еще не выданных старшинских дипломов, украшенных печатями и витиеватыми подписями командующего группой УПА "Заграва" Дубового и начальника штаба Бористена (так в древности назывался Днепр). Вожаки националистов очень любили присваивать себе громкие псевдонимы – достаточно вспомнить того же "Тараса Бульбу". Дипломы эти вскоре весьма пригодились медведевцам.

...Все ближе и ближе фронт подходил к государственной границе СССР. Вначале исподволь, а потом все более поспешно гитлеровцы эвакуировали оккупационные учреждения из Ровно. Город стал терять свое значение "столицы" временно захваченной немцами Украины и, следовательно, уже не мог интересовать, как прежде, советскую разведку. Громоздкий аппарат администрации оккупантов и военные учреждения перемещались во Львов. Поэтому спустя некоторое время в Центре было принято решение перебазировать в тот регион и отряд под командованием Д.Н. Медведева.

Словно подводя итог ровенскому – главному – периоду деятельности отряда "Победители", Президиум Верховного Совета СССР наградил свыше ста пятидесяти медведевцев орденами и медалями. Николаю Приходько посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Дмитрий Медведев (повторно), Сергей Стехов, Николай Кузнецов, Николай Струтинский, Ян Каминский и Мечислав Стефаньский были награждены орденами Ленина, Михаил Шевчук, Александр Лукин, Борис Черный, Жорж Струтинский – орденами Красного Знамени, Валентин Семенов, Альберт Цессарский, Лидия Лисовская, Мария Микота – орденами Отечественной войны, Виктор Семенов и Владимир Ступин орденами Красной Звезды...1

Под самый Новый, 1944 год Николай Кузнецов и Николай Струтинский пришли в дом на улице Легионов и под нарядной елкой поздравили сестер с правительственными наградами. Это стало прекрасным подарком для обеих патриоток.

Кузнецов, Леля и "Майя", разумеется, не подозревали, что никому из них не суждено получить эти награды Родины, что это их последняя встреча и что наступающий Новый год станет последним в их жизни...

Глава 16

С наступлением Нового, 1944 года фронт значительно приблизился к Ровно. До освобождения города от немецко-фашистских оккупантов оставался всего лишь месяц2. Порывы студеного ветра доносили до города отдаленные раскаты артиллерийской канонады. Шла сплошная эвакуация.

Выполняя приказ Центра, разведчики и отряд в целом должны были сняться с места, на сей раз окончательно, и направиться уже не на север, а на запад. Целью был, разумеется, Львов, крупнейший город и исторический центр Западной Украины, "столица" так называемого "дистрикта Галиция", в состав РКУ не входившего.

На этот раз главная трудность для разведчиков заключалась даже не в самом сложном и опасном переходе: во Львове не имелось твердых связей и явочных квартир, то есть никаких опорных пунктов. Правда, у некоторых партизан там жили родственники или знакомые. Но было известно, что немцы расстреляли во Львове десятки тысяч жителей, в их числе могли оказаться и лица, на которых, как предполагалось, могли рассчитывать разведчики хотя бы первое время. Приходилось учитывать, что в городе располагались многочисленные и сильные службы безопасности гитлеровцев, а также и то, что Львов всегда был центром украинских националистов, их собственной "безпеки".

Подыскать квартиры, установить связи с надежными людьми, определить места расположения складов, штабов, узлов связи, казарм, посеять в городе панику несколькими диверсиями и актами возмездия, по возможности выявить подготовленное для оседания в городе националистическое подполье и немецкую агентуру – с таким серьезным заданием решено было заслать во Львов небольшую группу (три пары) разведчиков. Наконец, им было поручено разведать фашистский план минирования Львова, чтобы воспрепятствовать разрушению старинного и красивого города гитлеровцами перед их неизбежным уходом. В случае потери связи с отрядом (такое не исключалось) разведчики должны были самостоятельно связываться с передовыми частями Красной Армии и передавать им добытую информацию.

6 января 1944 года группа в составе двадцати одного бойца (включая шестерых разведчиков и радиста Бурлаку) под командованием лейтенанта Бориса Крутикова отправилась в опасный путь по маршруту Ровно (Цуманские леса)-Дубно-Почаев-Броды-Злочев-Перемышляны-Львов (Гановичевский лес). Здесь часть группы должна была остаться в качестве "зеленого маяка", а другая – парные разведчики – проникнуть в город и приступить к выполнению своего задания. Радист Бурлака должен был обеспечивать регулярную связь с отрядом, а если потребуется, то и с Москвой.

Выбор Крутикова в качестве командира был обоснован: во-первых, Борис за время пребывания в отряде проявил себя хорошим строевым командиром, во-вторых, он знал все обычаи, структуры, порядки боевиков УПА, вплоть до их воинских званий и специфического жаргона.

Командование решило отправить во Львов и Николая Кузнецова. Руководствовалось оно при этом двумя соображениями. Во-первых, как уже было отмечено ранее, Ровно перестало интересовать советскую разведку. Во-вторых, и это немаловажно, многое указывало на то, что обер-лейтенант Зиберт свой ресурс пребывания в Ровно исчерпал и близок к разобличению.

Лет двадцать-тридцать назад, когда речь заходила о провале советского разведчика или подпольщика на оккупированной территории, непременно искали выдавшего его предателя. Загодя предполагалось, что иначе как по чьей-то подлой измене неуязвимый герой провалиться не может, исключалась также, скажем, собственная ошибка или оплошность разведчика. Фактически это было проявлением болезненной подозрительности, характерным для сталинских времен недоверием к людям. Получалось, что на каждую проваленную подпольную организацию, на каждого схваченного разведчика, парашютиста, партизана, радистку непременно должен отыскаться свой Иуда. Разумеется, случаи гибели патриотов из-за предательства имели место, но не всегда и не только они становились причиной провалов.

Нельзя презрительно сбрасывать со счетов работу вражеских спецслужб: СД, гестапо, абвера, крипо. Немецкая контрразведка и уголовная полиция (из рядов которой вышел, к слову, и сам Мюллер-гестапо) была высокопрофессиональной, с давними традициями, хорошо поставленной подготовкой сотрудников и агентов, она обладала первоклассной для того времени спецтехникой. Кроме того, на захваченной территории в ее распоряжении находился весь мощный аппарат оккупационных властей и военная сила, используемая для карательных экспедиций, проведения массовых облав и обысков, патрулирования местности.

К концу ноября 1943 года гитлеровские спецслужбы в Ровно уже точно знали, что в городе находится советский разведчик, совершивший ряд диверсий и терактов. Они уже знали, что он носит военную форму с погонами обер-лейтенанта, имели даже приблизительное описание его внешности, поскольку заместитель Коха Даргель лично дважды видел покушавшегося.

Можно полагать, что спецслужбы уже проверили негласно всех относительно молодых обер-лейтенантов, зарегистрированных в военной комендатуре, и могли взять на заметку некоего Пауля Зиберта, появляющегося в городе от случая к случаю и завязавшего здесь обширный круг знакомств. Вполне мог сделать профессиональный словесный портрет Зиберта и адъютант рейхскомиссара гауптман Бабах.

Не исключалось, что ровенские контрразведчики успели проверить или проверяли установочные данные Зиберта в Берлине и Кенигсберге. Во всяком случае, буквально дышали ему в затылок, когда после нового года арестовали Валентину Довгер и вторично Лидию Лисовскую и подвергли обеих достаточно жестким допросам. Они держались стойко, на вопросы дознавателей твердили одно: да, знали Пауля Зиберта как заслуженного офицера-фронтовика. Одна, Валентина, была им увлечена, мечтала выйти за него замуж после войны, вторая – Лидия – просто сдавала ему комнату с пансионом, о его служебных делах ничего не знала. Разумеется, немцы вряд ли верили ей на все сто процентов, поскольку слишком уж странным было совпадение: возможно, именно Зиберт похитил генерала Ильгена, у которого именно Лисовская в ту пору работала экономкой.

Поразительное дело: находясь под арестом на Постштрассе, 26, Лидия сумела оказать Кузнецову неоценимую услугу. Совершенно случайно, когда ее отводили с допроса в камеру, она невольно услышала разговор между собой двух сотрудников-немцев. Оказывается, по Ровно отдан секретный приказ: всем офицерам немедленно сменить удобные здешними теплыми зимами плащи на шинели. Выходит, немцы точно знали, что Зиберт ходит в эту пору именно в плаще, а коль скоро он не мог быть осведомлен о секретном приказе, то непременно выдаст себя несмененной верхней одеждой.

Одна из сокамерниц Лидии, из фольксдойче, арестованная из-за какого-то пустяшного правонарушения, выходила в тот день на свободу. Лидия попросила ее отнести записку домой, за это отдала свое обручальное кольцо, которое, по счастью, у нее при аресте не отобрали. Записку она написала эзоповым языком, но умница "Майя" все поняла. Вместе с Леной, младшей родной сестрой Лидии, они несколько часов ходили по центру города и в конце концов высмотрели Зиберта на одном из самых оживленных перекрестков улиц Мазепы и СС-штрассе. Николай Кузнецов успел переодеться, а плащ его так и остался в квартире на улице Легионов...1

Немецкие дознаватели опрашивали всех лиц, что работали в тех заведениях, в которых бывал или мог бывать подозрительный обер-лейтенант: ресторанах, кафе, казино (к слову, в их персонале кто-то непременно был секретным осведомителем спецслужб). К тому же к зиме гитлеровцы вышли на след многих городских подпольщиков, всех их жестоко пытали, нескольких человек 4 января 1944 года публично повесили на площади, других расстреляли в тюрьме. Не исключено, что кто-либо из арестованных, не выдержав истязаний, дал показания, способствующие изобличению Зиберта, но прямых, убедительных свидетельств сознательного предательства обнаружить не удалось.

Показательная история произошла с Николаем Струтинским, участником почти всех акций Николая Кузнецова в Ровно. Вот как он описывал этот эпизод в "Комсомольской правде":

"В конце декабря 1943 года я и Иван Приходько оказались окруженными на квартире Антона Марциняка по улице Горького, 341. Группой захвата руководил начальник зондеркоманды СД Виктор Каминский. Нас хотели взять живыми, но мы сумели вырваться из кольца. В той схватке я убил Каминского, нескольких его подопечных ранил. Словом, все закончилось благополучно и, может, не стоило бы упоминания в этом рассказе, если бы не одна деталь. Бывший подчиненный Каминского Мисько показал, что его начальник "был убит при попытке захватить русского разведчика".

Выходит, немцы точно знали, что жилище Марциняка было одной из конспиративных квартир Николая Кузнецова. Именно с нее он ехал на прием к рейхскомиссару Коху".

Кузнецов отправлялся во Львов самостоятельно в сопровождении лишь двух человек: уже испытанного Яна Каминского и шофера Ивана Белова. Иван Васильевич Белов, уроженец Саратовской области, служил в Красной Армии, в сентябре 1941 года под Киевом попал в плен, выдал себя за украинца по фамилии Белько и на этом основании был освобожден. (В первый период войны немцы часто освобождали из демагогических соображений рядовых красноармейцев и младших командиров украинской национальности.) Иван осел в Ровно, работал здесь шофером и связался с группой Михаила Шевчука. "Пан Болек" и рекомендовал Белова как хорошего водителя и надежного подпольщика. Для предстоящей операции Белова одели в форму и снабдили документами на имя солдата военно-транспортной организации Ивана Власовца. Ему был присвоен агентурный псевдоним "Ил".

Во Львове наряду с основной разведывательной работой Кузнецову следовало, при возможности, осуществить акт возмездия над губернатором дистрикта Галиция Оттоном Вехтером или его заместителем Отто Бауэром. Ему также была дана санкция на уничтожение старших офицеров или крупных чиновников по своему усмотрению.

В случае приближения к городу Красной Армии Кузнецову надлежало, если окажется возможным, следовать вместе с отступающими немецкими войсками к Кракову. Именно сюда, в "столицу" генерал-губернаторства, должны были эвакуироваться высшие оккупационные учреждения и рейхскомиссариата и дистрикта. В случае крайней опасности разведчикам предписывалось уйти в подполье и дождаться прихода Красной Армии.

Предполагалось, что во Львов из Центра доставят новые документы, поэтому с ним были обговорены условия встречи со связником: каждый четный день в двенадцать часов по немецкому времени у главного входа в знаменитый своей красотой оперный театр. Обусловили также, на всякий случай, условия встречи с разведчиками из группы Крутикова.

15 января 1944 года Кузнецов, Каминский и Белов распрощались с боевыми товарищами, как тогда полагали, ненадолго, и выехали во Львов через Луцк. (Если быть точным, следует оговориться, что выехали не сразу: стояла такая грязь, что до шоссе автомобиль пришлось вытягивать волами.)

В Луцке Кузнецов и его спутники совершили небольшую остановку по очень важной причине: группа связанных с отрядом польских патриотов Винцента Окорского, жившего на Банковой улице, 18, заранее приготовила для них новый автомобиль: серый французский "пежо", принадлежавший местному гебитскомиссару Линднеру. Старые машины Пауля Зиберта, рассудило командование, слишком "скомпрометировали" себя в Ровно.

16 января на этой машине "Колонист", "Ил" и "Кантор" отправились дальше, во Львов.

"Накануне в селе Германувка, – вспоминал А. Лукин, – фактически окраине Луцка, я в последний раз виделся с Николаем Ивановичем Кузнецовым. Встреча проходила в старом заброшенном сарае на краю села. Николай Иванович приехал вместе с Каминским и Беловым, я – в сопровождении доктора Альберта Цессарского, "смотрителя луцкого маяка" Владимира Ступина, моего адъютанта Сергея Рощина и еще нескольких бойцов1.

Николай Иванович коротко рассказал, что до Луцка они добрались в потоке отступающих войск спокойно, что "фиат"2, который ему достали поляки, по отзыву Белова в полном порядке, что сам Белов, как ему кажется, выдержанный и надежный товарищ.

Я понимал, что от личных и профессиональных качеств водителя во многом будет зависеть успех поездки Кузнецова, и был рад, что Белов ему со всех точек зрения понравился. Но понял и другое: Кузнецов, зная, что это не может нас не волновать, сам, не дожидаясь моих вопросов, похвалил нового своего товарища. О Каминском говорить не было нужды: Николай Иванович и Ян давно сработались и понимали друг друга с полуслова.

Так мы провели часа два: уточнили задания, обсудили некоторые детали. Цессарский на специально захваченной немецкой машинке печатал на бланках соответствующие тексты, а я расписывался за нужных начальников и прикладывал ту или иную печать из своей походной канцелярии. Соответствующая доработка была проведена с документами Каминского и Белова, а также с бумагами на новый автомобиль Зиберта. Потом я отдал Николаю Ивановичу большую сумму марок.

Как всегда, Кузнецов, прежде чем спрятать документы в карман, тщательно их изучил – чтобы в случае проверки ответить на любой вопрос без запинки, не спутав ни фамилий, ни дат. Деньги разделил на несколько частей – чтобы на людях не показывать слишком солидную пачку.

Настроение его в тот последний день, что мы виделись, было хорошим. Он был бодр, собран, не сомневался, что успешно выполнит очередное задание. Лишь сожалел немного, что его встреча с близкой как никогда Красной Армией отодвигается на неопределенный срок. Это было понятно – все мы с нетерпением ждали ту радостную минуту, когда увидим первого красноармейца.

Потом мы сидели уже все вместе, оставив охрану, обедали, обсуждали последние военные сводки, гадали, когда наконец наступит День Победы и откроют ли союзники к тому времени второй фронт. О задании больше не говорили. Теперь, после того как деловой разговор с Николаем Ивановичем был закончен, я больше приглядывался к его спутникам. Убедился, что и Каминский и Белов настроены по-боевому, понимают задачу своей маленькой группы.

Подошло время расставаться. Нам нужно было возвращаться к своим, Кузнецову и его друзьям – спешить на запад, к Львову. Мы обнялись, расцеловались, и вот уже Николай Иванович, чуть пригнувшись у низкой двери, первым выходит во двор".

...Группа Бориса Крутикова ушла хорошо вооруженной под видом отряда бандеровцев, выполняющих особое задание. Большинство ее участников были либо украинцами, либо знали украинский язык. Их снабдили хорошими документами – теми самыми дипломами школы старшин УПА, что были взяты медведевцами в ночном бою 19 декабря. И все же с самого начала все пошло не так, как планировалось. Группа смогла пробиться к намеченному пункту лишь с огромным трудом и весьма ощутимыми потерями. Погиб в бою и ее единственный радист Бурлака, вдребезги разбита пулями рация. Гибель Бурлаки уже сама по себе ставила перед будущими разведчиками во Львове множество проблем, ибо связь в разведке едва ли не самое главное. Что толку в ценнейшей информации, если ее нельзя вовремя передать своим?

Только 19 января оставшаяся часть группы Крутикова подошла к селу Гуте-Пеняцкой, где установила контакт с небольшим отрядом польских патриотов под командованием Казимира Войцеховского. В Гуте Крутиков, сам уже раненный, решил на время обосноваться, отправив все же одну пару разведчиков – Степана Пастухова и Михаила Кобеляцкого (агентов "Хуста" и "Этну") во Львов. Степана Петровича Пастухова включили в состав группы, в частности потому, что когда-то до войны он работал во Львове инженером коммунального хозяйства, а посему отлично знал не только сам город, но и подземные коммуникации, систему водоснабжения, канализации и другие важные вещи.

Ушел в город и третий разведчик – Борис Харитонов, также по предвоенной поре знавший неплохо город.

Поскольку новые документы Кузнецову вовремя получить из Москвы не удалось, то для изменения его "установочных данных", хотя бы внешних, сделали максимум возможного еще в отряде: "присвоили" задним числом очередное воинское звание гауптмана, так что на его погонах прибавилось по второй рифленой звездочке. Технически проделать операцию производства было поручено доктору Цессарскому, владевшему немецким языком. Он рассказывал автору, что очень волновался, предварительно тренировался на чистом листе бумаге, прежде чем внес в "зольдбух" Зиберта одно-единственное немецкое слово "гауптман" и цифрами дату приказа.

Эта предосторожность оправдала себя уже при последней поездке Кузнецова в Ровно накануне Нового года.

...Как только Кузнецов и Струтинский въехали в город, на окраинной тогда улице Коперника автомобиль остановил патрульный пост.

– Ваши документы, господин гауптман.

Кузнецов предъявил – удостоверение личности и путевой лист. Внимательно просмотрев бумаги, проверяющий офицер разрешил следовать дальше. Не успели они отъехать метров на триста – снова оклик:

– Хальт! Документы!

Зиберт удивился:

– В чем дело? У нас только что проверяли.

Жандармский офицер ничего не ответил. Только просмотрев документы, сказал:

– Не обижайтесь, гауптман. Сегодня вас будут останавливать часто. Мы разыскиваем террориста, он в форме нашего обер-лейтенанта. Так что соблюдайте осторожность и бдительность. Этот человек очень опасен.

В душе Кузнецов поблагодарил командование, так своевременно позаботившееся о его росте на службе в вермахте.

Отъехав на квартал, Кузнецов приказал Струтинскому свернуть в переулок и остановиться. Оставив там "адлер", они вышли на улицу и стали помогать немцам.

Через несколько минут они остановили "свою" первую машину. Немолодой майор раздраженно заявил:

– Вам что, делать нечего? У нас только что проверяли, сказали, что все в порядке, можно ехать. В чем, собственно, дело?

Кузнецов сочувственно пожал плечами и слово в слово повторил то, что только что ему говорил жандармский офицер.

Еще раз козырнув, Кузнецов вернул документы и разрешил ехать дальше, до следующего, уже настоящего патруля.

После небольшой практики Николай Иванович вошел во вкус и проверял документы с дотошностью и сноровкой заправского офицера патрульной службы. Занятие это, кстати, оказалось не таким уж бесполезным: из документов задерживаемых офицеров он запомнил немало интересного и достаточно ценного.

Они останавливали все проезжающие автомобили – и легковые и грузовики – больше часа. И никто не проявил и тени сомнения в их полномочиях. Такова уж была сила слепого повиновения властному тону в гитлеровской армии.

Так продолжалось до тех пор, пока по улице не промчался мотоцикл и сидевший в коляске эсэсовский офицер не выкрикнул на ходу:

– Дополнительные посты снимаются! Можете быть свободны, гауптман!

Кузнецов благодарно помахал мотоциклистам рукой вдогонку и улыбнулся Струтинскому. Теперь можно было трогаться в нужную сторону, не опасаясь каких-либо осложнений.

Разумеется, Кузнецов ездил в Ровно не только для того, чтобы поздравить сестер с наградой. За последние месяцы Кузнецов фактически стал основным резидентом советской разведки в этом городе. Он возглавлял и координировал деятельность нескольких подпольных групп, включая зболдуновскую и небольшую организацию польских патриотов. Сейчас, перед уходом отряда на запад и предстоящим освобождением, следовало передать остающимся в Ровно подпольщикам необходимые распоряжения и наконец забрать с собой Яна Каминского.

...Вернувшись в отряд, Кузнецов со смехом рассказал Цессарскому, что несколько старых "приятелей", встреченных им в городе, поздравляли его с производством в гауптманы.

...Вслед за группой Крутикова и Кузнецовым снялся с места и приступил к двухсоткилометровому переходу в сторону Львова и весь отряд, насчитывающий к тому времени примерно тысячу четыреста человек. Идти пришлось с боями. Несколько дней потребовалось только для того, чтобы прорваться через усиленно охраняемую железную дорогу Ровно-Луцк.

Последняя остановка отряда состоялась в большом селе Нивицы, примерно в шестидесяти километрах (если по прямой) до Львова. Именно здесь произошел короткий, но жестокий ночной бой, когда староста села, немецкий прислужник и скрытый оуновец, навел на отряд партизан подразделение из украинской эсэсовской дивизии "Галичина".

К утру противник отступил, оставив на поле боя около тридцати убитых. В этой схватке едва не погиб командир отряда Дмитрий Медведев – его заслонил телом ветеран обоих медведевских отрядов, тракторист из Казахстана Дарпек Абдраимов. Сам же Дмитрий Николаевич даже не был ранен, хотя утром насчитал в своей шинели двенадцать, а в шапке две пулевые пробоины.

На следующем привале командир радиовзвода Лидия Шерстнева приняла приказ Верховного главнокомандующего об освобождении Красной Армией городов Луцка и Ровно. Затем она же в очередном сеансе связи с Москвой приняла приказ Центра о выводе отряда в ближайший тыл Красной Армии. Отряду пришлось двинуться в обратный путь. Пятого февраля близ все той же железной дороги Луцк-Ровно он в последний раз дрался с гитлеровцами – прорвавшейся на запад мотомеханизированной группировкой немцев, в составе которой были даже танки. По сути дела, отряд уже находился в тылу наступающей Красной Армии.

Похоронив павших в этом бою восьмерых товарищей, партизаны увидели первых за полтора года советских солдат: в потрепанном, еще не смененном на летнее обмундировании, но с новыми, непривычными для их глаз знаками различия – погонами на плечах...

Этим боем Дмитрий Николаевич командовал через связных, лежа в повозке. Дал остро знать поврежденный за полтора года до этого при неудачном приземлении с парашютом позвоночник.

Теперь автор намерен привести обещанные в одной из предыдущих глав итоги боевой деятельности отряда "Победители" в немецком тылу за период с 20 июня 1942 по март 1944 года.

Убито в боях, стычках, из засад, уничтожено во взорванных эшелонах свыше 12 тысяч солдат и офицеров врага, а также пособников оккупантов из числа эсэсовцев дивизии "Галичина", полицаев, боевиков-оуновцев. Уничтожено 11 генералов и приравненных к ним высших немецких чиновников.

Диверсионными и агентурными группами уничтожен 81 эшелон врага, при этом разбиты 76 паровозов, до 800 вагонов, повреждено до 800 вагонов. Взорвано 6 железнодорожных мостов, сожжено 3 склада, сожжено или взорвано 12 железнодорожных депо, механических мастерских, электростанций, других предприятий. Взорваны вокзал в Ровно, ортскомендатура, две офицерские столовые. Разбито, уничтожено, уведено из гаражей до 35 грузовых и легковых автомобилей, выведено из строя свыше 70 автомобилей. Сбит один двухмоторный самолет, уничтожено одно тяжелое самоходное орудие "фердинанд".

Взяты трофеи: 4 пушки, 5 батальонных и 5 ротных минометов, до 60 пулеметов, свыше тысячи винтовок и карабинов, 150 автоматов и пистолетов, до 500 ручных гранат, до 700 артиллерийских снарядов, до 700 мин к минометам, свыше 200 тысяч патронов, до трех тонн взрывчатки, 3 полевые радиостанции, до 400 лошадей...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю