Текст книги "Предупреждение малым кораблям [другой перевод]"
Автор книги: Теннесси Уильямс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Теннесси Уильямс
Предупреждение малым кораблям
Small Craft Warnings (1972)
Перевод с английского Валентина Хитрово-Шмырова
Посвящается Биллу Барнсу
Ты мне сказал: «Продолжи путь свой».
Я так и поступил.
Действующие лица:
Вайлет
Док
Монк
Билл Маккоркл
Леона Доусон
Стив
Квентин
Бобби
Тони, полицейский
Действие первое
Занавес поднимается. Доносится шум океана. Сцена слабо освещается. На ней – смутные очертания бара в одном из городков Западного побережья, где-то между Лос-Анджелесом и Сан-Диего. Фасад бара обращен к океану. Почти все посетители – старые знакомые, для них это место своего рода клуб. Большинство из них проводит тут целые вечера. Желательно, чтобы стены бара, все три, казались как бы окутанными наплывающим с океана туманом. Голубая неоновая вывеска гласит: «У Монка». Бар расположен по диагонали сцены на всю ее ширину; к потолку подвешено покрытое лаком чучело парусника – широко раскрытое клювообразное рыло и выпученные глаза придают рыбине изумленный вид. В баре три стола, застеленные скатертями в красную клетку. Справа стоит музыкальный автомат. Рядом двери в мужской и женский туалеты. Слева – лестница, ведущая в жилое помещение. Мы видим только несколько нижних ее ступенек. Помещение бара освещено слабым, но ровным светом. По ходу пьесы, когда кто-то из персонажей отделяется от общей группы, чтобы произнести реплику или монолог, фигура его освещается отдельным прожектором.
Монк стоит за стойкой бара и обслуживает Дока. Монк – владелец бара, а Док – врач, лишившийся из-за пьянства лицензии, но негласно практикующий. Оба они среднего возраста.
За столом – в центре сцены – сидит Вайлет, у ее ног перевязанный веревкой потрепанный чемодан. У нее непропорционально большие, постоянно влажные глаза: судя по ее внешности – она не от мира сего; и все же ее бледное и необычное лицо по-своему красиво.
Как заметила в одной из реплик Леона Доусон, она своим обликом напоминает водоросль.
Монк(Доку). Видишь? (Делает движение головой.) Вон там.
Док отрывается от своих мыслей и поворачивает голову. Оба пристально смотрят на Вайлет.
Вайлет(начинает напевать; она явно смущена).
А колесо фортуны все вертится
И вертится…
Запинается.
Док(с поднесенным ко рту стаканом со спиртным). Пожалуй, в ней что-то есть. Не от мира сего. Какая-то отрешенность, я бы сказал. Задумана хорошо, но до совершенства не доведена.
Монк. Да я про чемодан. Ты только посмотри.
Док. А, ну да, чемодан. У нее такой вид, как будто сидит на станции в зале ожидания.
Монк. Нашла место.
Док. Ну да, и ты занервничал.
Монк. Какой догадливый. Я лицензию получил, чтоб в этом заведении спиртное предлагать, а не номера для бродяг. Лестницу-то видно. Ясно, что там мои апартаменты.
Док. Вот-вот, видят лестницу и сердце екает: думают, как бы улучить момент да напроситься к тебе наверх попозже, чтобы утешить по-матерински. Что там говорить, утешение и участие – не самые дешевые товары на полках дурацкого супермаркета, и мужчина моего возраста все еще может позволить себе их приобрести. Так что, обе эти добродетели идут по цене еще мне доступной. Помнишь, прошлым летом была у меня одна латиноамериканочка, пухленькая такая. Приводил я ее к тебе по вечерам. Такая маленькая, придурковатая, ноги у нее все время потели, а задница была во какая. Познакомились, когда на прием ко мне пришла.
Монк от души смеется.
Входит Билл; вид у него сверхрастерянный, как у проигравшегося вдрызг игрока. Суть его характера можно выразить одним словом: самец.
Монк заученным движением достает банку с пивом, но подать ее не торопится.
Диагноз я поставил правильный – глисты. Сидела на одной мексиканской дряни – на говядине с кукурузой и перцем. Дал ей баночку, деревянную палочку и сказал: «Принесешь мне кал на анализ». А до нее не доходит – языковой барьер. Ну я и выдал: «Синьорита, принесите завтра в этой баночке кусочек вашего дерьма».
Док и Монк заразительно смеются.
Билл замечает, что банка с пивом не вскрыта, и начинает нервничать.
Вайлет. Эй, Билл…
Док. Вот такое начало любовного романа. Выгнал я из нее глистов, а расплатиться попросил «натурой». Боже мой, ну и любовь. Имел ее все лето. А в сентябре одну толстушку смазливую подцепил. И давай она меня стыдить. Обозвала меня грязным старикашкой, ну мы и расстались.
Билл. Эй, Монк. Как насчет пива?
Монк(не обращая на него внимания). Что-то я ее не припоминаю.
Док. А мы за крайний стол садились и все торговались насчет ее задницы.
Билл. Ну-ка, Монк, скажи: больше Леона у тебя стала денег просаживать? А? (Перегибается через стойку и выхватывает у Монка банку с пивом. Монк больше раздражен его поступком, нежели словами.)
Монк. Я тебе вот что скажу: я ее счета в компьютере не держу. Она расплачивается аккуратно. Если хочешь, чтобы я вскрыл банку, дай ее сюда. (Вскрывает банку.) Из-за твоих счетов я бы, может, и занервничал, а с ее – все в порядке. Понял? Только не обижайся и не ной, а…
Вайлет. Билл.
Билл. У меня есть что рассказать.
Монк. Вот с Вайлет и поделись, уже три раза звонила, тебя спрашивала.
Билл(смотрит в сторону). Вай, привет.
Вайлет. Этот господин Мензис закатил сегодня скандал в биллиардной. (Всхлипывает.) Что делать – ума не приложу. Это все из-за Мина. Вломился вчера вечером. Мензис мне и выдал… Подсядь ко мне. И еще принеси мне пива и колбасу с острым соусом. Умираю с голоду. С голоду и с тоски.
Билл. Ну что, накормить тебя и пожалеть?
Вайлет. Да, будь так добр.
Билл(Монку). Еще банку «Миллера» и пару колбасок.
Монк. Вас понял. Ты что, ушел от Леоны?
Вайлет. А где Леона, Билл?
Билл. Ревет над кастрюлей в своем чертовом трейлере.
Монк открывает еще одну банку с пивом, и Билл семенящей походкой направляется к Вайлет; в руках у него пиво и закуска, на лице – улыбка-маска. Это лицо бесцеремонного самца, уже не молодое, но еще сохраняющее былое юношеское очарование.
Вайлет. Спасибо, Билл.
Монк крутит ручку стоящего на стойке радиоприемника.
Голос диктора. «Штормовая погода от „Пойнт Консепшн“ на юг до мексиканской границы, туман сегодня и завтра, особое предупреждение водителям на участках шоссе, проходящих вплотную к океану».
Монк(выключая радио, с иронией). На лодках в океан лучше не выходить, Док.
Док. То-то и оно, Монк. Человек – посудина тем более уязвимая, лучше всего непогоду у тебя переждать.
Вайлет(пододвигаясь к Биллу). Ты что, ушел от Леоны? Насовсем?
Билл. Пока не перестанет дурью маяться. Был у нее братец, придурок, на скрипке в церкви пиликал. Так вот, как она напьется, начинает слезы лить и каяться, что дала его арестовать за то, что он торчал без дела в мужском туалете на автобусной станции в Грейхаунде. А когда я ей говорю: «Сам напросился», начинает швырять в меня чем попало.
Вайлет(нежно прижимаясь к нему). Ты мужчина что надо.
Билл. Что надо?
Вайлет. Такой большой. Ручищи во какие. (Гладит его обнаженную руку.)
Билл. У меня еще кое-что большое есть.
Вайлет. Ты читаешь мои мысли?
Билл. Не веришь, можешь пощупать.
Вайлет опускает руку под стол и начинает ею орудовать.
Хорошо, когда тебя с полуслова понимают. Я тут на прошлой неделе от одной письмо получил. Она в Сакраменто в конторе служит. Так вот она Ригану сочувствует.
Вайлет. Да ну?
Билл. Дрянь. С шестьдесят пятого не встречались, а помнит все до мелочей; хочет затащить меня на свой водяной матрац, а на таком раз попробуешь, уже и не слезешь.
Дверь распахивается, и, подобно бычку, впервые выпущенному на арену, врывается ЛЕОНА. Это неуклюжая, крупного сложения женщина; на ней широкие брюки и розового цвета шерстяной свитер. На голове соломенная шляпа с низкой тульей и узкими полями; из-под нее свисают длинные крашеные локоны. Время от времени она сдергивает шляпу и ударяет ей то по стойке бара, то по столу, то по чье-либо спине – для большей выразительности. Билл и Вайлет резко отстраняются друг от друга. Леона обращает внимание только на Билла.
Леона. ТВОЮ-Ю… МАТЬ! Стоило мне к плите повернуться, как тебя и след простыл! Ты все телек смотришь, а я, чтобы праздничный обед приготовить, полдня на магазины и плиту угрохала.
Билл. Жаркое с овощами.
Леона(задушевно, нараспев). Жаркое из барашка со свежими овощами с «Фармерз Маркет», приправленное лавровым листом и тимьяном.
Билл. Жаркое.
Леона. Установила в трейлере маленький банкетный столик, достала бабушкино серебро, кружевную скатерть, хрустальные подсвечники с серебряным узором в виде виноградной лозы, надраила их до блеска, все как положено, свечи поставила по бокам моей единственной вазы с одной только что распустившейся розой – талисманом, ну прямо как на фото в журнале «Дом и сад». Оказывается, я сама с собой разговаривала, пока у плиты возилась. Открываю я холодильник, чтоб достать студень с томатами… «Ну вот, готово», – говорю. Вхожу я и что вижу: телевизор и настежь открытую дверь; в голове начало путаться, тут я граненый графин с бургундским и грохнула. С импортным.
Билл. За бутылочкой пошел. Ты дрянь купила, хоть и импортную. Уткнулась в свое жаркое и кричишь: «Самое дорогое покупала».
Леона. Не сказал ни слова и даже записки не оставил. Взял и исчез! Разве так поступают? Куда тебя понесло?
Вайлет. Билл сегодня что-то не в настроении, Леона. Оставь уже его в покое.
Леона. Не в настроении уже двое, и у одного оно нарочно испорчено! Это твой чемодан? Опять выгнали, то есть выселили? Уличная аристократка? Хотите анекдот про двух таких «аристократок» из Дублина? Сегодня в магазине слышала. Одна из них, вся из себя, входит в паб и говорит бармену: «Два джина для двух аристократок». Он оглядел ее с ног до головы и говорит: «А вторая где?». – «А вторая – в канаве, отдыхает».
Никто, кроме нее, не смеется.
А я-то думала, рассмешу вас. (Подсаживается к Вайлет и Биллу.) Посмотри-ка на свои ногти, милая моя.
Вайлет. Сама знаю, что лак сходит.
Леона. Вот именно! Всю грязь видно.
Вайлет прячет руки под стол.
Бог ты мой, не будем, не будем больше говорить о таких пустяках. Чепуха все это.
Вайлет молчит.
Извини, я отлучусь на минутку. Пойду вон с той машиной разберусь, а тебе – вот лак для ногтей, оранжевый… Не унывай. А лучшее средство против уныния – это гильотина.
Вайлет. А я и не унываю.
Леона(смеется). Тогда извини. (Подходит к музыкальному автомату.) Надеюсь, никто не будет возражать против музыки, которую я буду проигрывать сегодня целый вечер. Понравится она кому-то или нет. (Наклоняется к автомату и ищет нужный номер на указателе «Классические мелодии».) Рок? Нет! Популяр? Нет! Классические мелодии? Да! Какой же номер? Какой же?
Вайлет. Нет у меня никакой тоски, пусть все знают. (Опускает руку под стол и начинает ею орудовать.)
Билл. Сама в тоске… И на других ее нагоняет. (Сидит на стуле, раскинувшись. Смотрит на Леону. Говорит не громко, но отчетливо.) Не дурно, а? Добро что надо. Свое.
Монк включает радио. Слышен только шум.
Леона. Выключишь, когда я… (Чувствует перемену в настроении сидящих за передним столом. Глаза ее широко раскрываются. Руки сжимаются в кулаки. Делает несколько шагов по направлению к столу, садится на корточки и заглядывает под него. Резко, как выстреливая.) ТЫ-Ы-Ы… ТВАРЬ! (Бросается на Вайлет. Та вскрикивает и подскакивает, опрокидывая стул.)
Монк. Держи ее!
Билл удерживает ее, загораживая своей массивной фигурой Вайлет. Он держит ее за плечи и ухмыляется в лицо. Следующие реплики звучат почти одновременно.
Леона. УБЕРИ РУКИ!
Монк. Не отпускай ее, ни в коем случае не отпускай!
Леона. Маккоркл, Я СЕРЬЕЗНО ТЕБЕ ГОВОРЮ!
Монк. Прижми ее к столу!
Во время этой сцены Монк выходит из-за стойки.
Ошеломленная Вайлет поворачивается кругом, затем вбегает в женский туалет.
Леона наступает Биллу на ногу. Тот вскрикивает и на секунду отпускает ее. Только Леона делает рывок, как Билл со всей силы бьет ее по заду. Она оборачивается, чтобы дать ему сдачи, и в этот момент Монк хватает ее сзади. Леона бьет его по голени, а Биллу достается удар шляпой прямо по лицу.
Билл(протирая глаза). Вот черт, прямо…
Монк. Не потерплю никаких потасовок в моем заведении! Ни при каких условиях! Кто бы тут ни находился! Кто бы тут ни был!
Неожиданно все замолкают, секундная пауза во время «корриды».
Леона(сдержанно-проникновенно, пытаясь задеть Билла за живое. Прямо ему в лицо). КАК ТЫ ПОСМЕЛ? Заниматься с ней этим! В моем присутствии?.. НА ЛЮДЯХ!.. В БАРЕ!
Билл. Подумаешь! Прямо в глаза мне попала своей…
Леона(демонстративно поворачивается и кричит). ГДЕ же она? Куда убежала? (Не получив ответа – из женского туалета не доносится ни звука – устремляется к лестнице.)
Монк. Наверху никого нет! Отойди оттуда.
Вайлет начинает хныкать.
Леона. А! В ЖЕНСКОМ туалете заперлась! Смени табличку на этой двери.
Монк. Я в своем заведении обслуживаю приличных мужчин и женщин. (Нервничает.)
Леона. Приличных мужчин и… кого?
Монк. Приличных женщин.
Леона. Да перестань. Какое может быть приличное заведение, если ты пускаешь… таких? Приличная женщина? И он? Приличный мужчина? (Указывает рукой в сторону женского туалета, потом – на Билла.) Есть же предел…
Монк. Согласен. Только отойди…
Леона направляется к женскому туалету. Монк преграждает ей путь.
Леона откидывает назад голову и разражается громкой пророческой тирадой. В ее голосе весь человеческий гнев и протест.
Хватит хулиганить…
Леона(принимая героическую позу; прямо Монку в лицо). КТО ТАКАЯ ПРИЛИЧНАЯ ЖЕНЩИНА, Я УЖ ТОЧНО ЗНАЮ! Это женщина, уважающая себя и которую уважают другие! НО УВАЖАТЬ ЕЕ? КОГДА ОНА ЗАПЕРЛАСЬ ТАМ И ПРИЧИТАЕТ? За что?.. Она ни капельки себя не уважает и правильно делает! И винить ее за это никак нельзя! (Расхаживает по бару, ударяя шляпой по чему попало.) А за что ей себя уважать? Комната у нее, как конура, даже ванной нет и прямо над увеселительным заведением, у самого пирса, да-да, прямо над бильярдной и боулингом, шары с утра до вечера катают – бум, бум, бум, да телек круглые сутки со своими вестернами орет. Тут и здоровый свихнется, а ей хоть бы что. Ни шкафа нет, ни комода с зеркалом, белье развешивает на протянутой в углу веревке, а все свои вещи держит на полу в коробках.
Билл. А тебе-то что?
Леона. Да ничего, провались все пропадом! А когда она заболела? Принесла я ей цыпленка и спрашиваю: «А посуда где твоя?». Так у нее даже посуды никакой не было: ни вилки, ни ложки, ни тарелки – ни черта. А цыпленка-то она слопала, у-у-у, еще как слопала. Взяла его в руки, как собачонка лапами, и давай грызть. Ну прямо как собачонка. Хоть одна живая душа пришла проверить, жива она или нет? Я ОДНА! ОДНА-ЕДИНСТВЕННАЯ! И комод ей достала, и нож с вилкой, и ложку, и посуду, и смену постельного белья, и каждый божий день после работы тащилась в ее чертову крысиную нору – когда с бутылью горячего мясного бульона, когда с цыпленком или куском мяса – лишь бы угодить. И вот захожу к ней в очередной раз, чтоб узнать, не надо ли чего, а этой сучки и след простыл. Господи, думаю, никак померла да уже и свезли куда положено. Сбегаю вниз, а она в боулинге – визжит от радости. В руках шар, а вокруг целая компания пьяных моряков, на меня ноль внимания.
Билл. Опротивела ты ей, наверное. Чем не причина?
Леона. Скорее она мне опротивела, но я-то боялась, что эта сучка от недоедания помирает, я-то ее человеком считала, а ведь жизнь человеческая стоит того, чтоб ее спасти, если она не дерьмо собачье. Да разве она из людской породы? Паразит она самый настоящий, и состоит она не из плоти, а из сырого теста и размягченных костей.
Билл(ударяя банкой о стол). Я ЧТО, ТВОЯ ВЕЩЬ? Я САМ СЕБЕ ХОЗЯИН, Я САМ ПО СЕБЕ.
Леона. Ну, ты, ничтожество… самонадеянное! (Ко всем присутствующим.) Пальцем о палец ни разу в жизни не ударил… И оправдание у него есть. Какой-то Джуниор. Все твердит, что Джуниор не даст ему пропасть. Ну и сколько это будет продолжаться, а? И сколько еще он думает Джуниор кормить его будет, а? А?!.. До гроба или как?.. Решил, что все золото мира у него между ног, что из-за этого в трейлере своем приютила, кормлю, на пивко подбрасываю, притворяюсь, что не замечаю, как то пятерка, то десятка из записной книжки пропадает. Ложусь спать – деньги целы, проснусь – как не бывало.
Билл. Шла бы ты на берег со своими тирадами чаек развлекать.
Вайлет(из женского туалета, визгливо). На помощь, на помощь, кто-нибудь, кто-нибудь – вызовите поли-и-цию!
Леона. Это она в окно туалета воет?
Вайлет. Сколько мне еще торчать здесь, пока вы полицию вызовете?
Леона. Если эта стукачка воет в окно, ей богу, сейчас выйду и запущу в нее кирпичом.
Монк. Ладно, Леона, остынь.
Леона. Я и убытки возмещу, и больницу оплачу.
Монк. Леона, может, лучше включишь автомат? Заиграет скрипка, присядешь за стол, а…
Леона. Какой там еще стол, когда я оскорблена до глубины души. Я ВСЯ КАК НА ИГОЛКАХ!
Пока Вайлет всхлипывает и причитает, появляется СТИВ. На нем цветастая спортивная майка, желтовато-коричневая куртка и в сальных пятнах поварские штаны.
Стив. Это Вайлет там?
Леона. А кто же еще, кроме нее, может завывать перед окошком женского туалета? Только ты в это дело не лезь, мы сами разберемся.
Стив. Что произошло? Ты что, ударила ее?
Леона. Вот прямо в точку попал: прямо по пасти этой грязной сучке врезала. Только пусть из туалета выйдет, пусть только нос высунет, я ей опять по пасти вмажу, заставлю задницу себе поцеловать. Уж я постараюсь! МОНК! НАЛЕЙ МНЕ ВИСКИ!
Монк. Ты уже прилично набралась, в таком состоянии я спиртным никого не обслуживаю.
Леона. Ну, могу и тебе задницу для поцелуя подставить, образина. (Ударяет шляпой по стойке бара.)
Стив. Эй, так ты ударила ее?
Вопрос задан явно невпопад, и Билл смеется.
Леона. Ты что, оглох, уши тебе, что ли, заложило? Не слышишь, как она там воет? Двинула я ей разок? Так вот я отвечаю: да, и еще она от меня получит. (Леона подходит к двери женского туалета.) А НУ, ВАЙЛЕТ, ВЫХОДИ, А НЕ ТО Я ДВЕРЬ ВЫШИБУ! (Стучит кулаком в дверь, затем с презрительным видом бьет по ней шляпой и снова расхаживает по авансцене.)
Билл ухмыляется и хихикает.
Стив. За что она Вайлет ударила?
Леона. А почему ты меня не спрашиваешь?
Стив. За что ты ее ударила?
Леона. А за то, что эта сучка, которую я полгода кормила, неприлично себя ведет.
Стив. Что значит «неприлично»?
Леона. Бог ты мой, ты что, не понял, с кем имеешь дело? Ты что, до потери памяти каждый вечер напиваешься? Сначала здесь, в баре, а потом в ее крысиной норе, а? Сунула свои грязные лапы под стол и начала ими орудовать – вот что значит «неприлично». Когда я вошла сегодня, она руки на столе держала. Красный лак на ногтях почти весь облупился, а под самими ногтями – грязь черная-пречерная. Как будто целый месяц, забыв про воду, лепила куличи из грязи с мерзкими беспризорниками. Это же ужасно, она на глазах деградирует. Ну, я ей и говорю: «Вайлет, пожалуйста, посмотри на свои руки, посмотри на свои ногти. Пожалуйста, Вайлет».
Стив. И поэтому ты ей наподдала?
Леона. Черт возьми, НЕТ! Ты будешь меня слушать? Я сказала, чтоб она на ногти свои посмотрела. А она: «Ну и что, подумаешь, лак сходит». Я и говорю – как лак облезает, она заметила, а что под ногтями грязища – нет.
Стив. Вот поэтому ты ей и врезала?
Леона. Тьфу, да заткнись ты, дай по порядку все рассказать. Я бы ее пальцем не тронула за эту грязь и антисанитарию. Это ее дело, тут драку затевать не из-за чего. А сейчас, если будешь слушать меня внимательно, я скажу, за что ей врезала. Встала я из-за стола, чтобы «Сувенир» прокрутить.
Стив. О чем это она? Ты что мелешь?
Леона. Возвращаюсь и вижу – руки под столом спрятала. Ну, думаю, пристыдила я ее слишком, вот она руки и убрала.
Стив. Поэтому ты ей врезала?
Леона. Ты что, в бар все время пьяный приходишь? ДА НЕТ ЖЕ! СЛУШАЙ ДАЛЬШЕ! Она их спрятала под стол не из стыда за грязные ногти, а по старой привычке – такой же отвратительной. Свои мерзкие руки она сунула под стол, чтобы заниматься неприличным делом между ног у этой вот обезьяны. Пожил в моем трейлере и хватит, сегодня же пулей из него вылетит. Теперь понял, почему я ей врезала? Имей ты между ног, что положено иметь мужчине, ты бы сам ей врезал, а не заставлял меня руки пачкать. Но, похоже, ты не мужчина.
Стив. Я ничего не видел, меня здесь не было. Но почему ты ей все-таки врезала?
Леона. Вижу, у тебя в голове туман такой же густой, как над океаном.
Из туалета доносятся причитания Вайлет.
Стив. Я ей не муж, не был и никогда не буду. Просто хотел выяснить, кто и за что ей врезал.
Леона(бьет его шляпой). А-а-а!
Стив. Убери шляпу. Я за нее не отвечаю, причем тут я?
Леона. Значит, не отвечаешь? И чувств к ней никаких нет? Даже жалости? Стоишь там, слушаешь, как она в туалете причитает, и еще говоришь, что между вами ничего нет? Ладно, тогда мне ее просто жаль. Зря я ее поколотила. Пусть выходит, я ее и пальцем не трону. Я ее раскусила. Как же это омерзительно: прятать руки под стол, шарить по привычке между ног у кого попало и пытаться ухватиться за мужское добро. Пусть выходит из туалета, я к ней больше не притронусь. Уж слишком мне ее жалко. Выйду-ка я для начала, свежим воздухом подышу, затем найду бармена посговорчивее, чтоб налил мне, а уж потом вернусь – рассчитаюсь сполна и сделаю ручкой покрытой шеллаком и реющей как флаг рыбине, подвешенной над… над… людишками, которые и понятия не имеют, что такое идти под парусом…
Последнюю фразу Леона произносит с паузами: ее внимание привлекают вошедшие в бар молодой человек и мальчик. Не отрываясь, смотрит на них, пока они подходят к переднему столу. Продолжает говорить, но как бы сама с собой.
Исчезну прямо сегодня же, только вы меня и видели. Доберусь до магазина, открою дверь отмычкой, наберу всего, чтоб хватило свой магазинчик открыть, чиркну записку Фло, все-таки она еще не последняя тварь; пока я ей помогала, у нее дела в гору пошли – ведь скучать по мне будет, бедняжка Фло; потом положу отмычку на видное место и назад – в трейлер; одну секунду соберусь и вперед…
Билл. …и куда же?
Леона. Куда надо. Тебе знать необязательно, уж на газ я буду нажимать как следует, будь уверен. (Тут же расстается со своим намерением и направляется к сидящим за столом молодому человеку и мальчику.)
Мальчик, его зовут БОББИ, одет в выцветшие джинсы и потник, на задней стороне которого выведены слова: «От Айовы до Мексики». Молодой человек, КВЕНТИН, одет небрежно, но с претензией: на нем ветровка, темно-бордовые слаксы и шелковый шарф. Несмотря на свой костюм, выглядит он как бы бесполым, но не женоподобным. Несколько лет назад он, наверное, был очень хорош собой. Сейчас же на его худом лице лежит отпечаток душевного недуга.
Леона(неожиданно, очень дружелюбно). Привет, мальчики!
Квентин. А, привет. Добрый вечер.
Бобби(застенчиво-дружелюбно). Привет.
Билл усмехается, потом хихикает. На доносящиеся из туалета причитания Вайлет никто, похоже, не обращает внимания.
Леона(Бобби). Ну и как у вас с кукурузой, растет как положено?
Бобби. Ну да, как положено.
Леона. И пусть растет. А из какого ты города в Айове?
Бобби. Голденфилда. Это рядом с Дюбюком.
Леона. С Дюбюком, ты не шутишь? Да я всю телефонную книгу Дюбюка наизусть знаю. Сейчас я отойду на минутку поставить свою любимую мелодию, потом подойду к вам опять и поговорим о Дюбюке. Ладно? (Умиротворенная, направляется к музыкальному автомату и достает из кармана несколько монет. Роняет их на пол. Нагибается, чтобы подобрать монеты, передумывает, слегка поддевает их ногой, достает из кармана долларовую банкноту и выкрикивает.) Монк, ну-ка разменяй мне доллар. (Леона идет к стоящему за стойкой Монку, размахивая банкнотой.)
Квентин. Бармен… Бармен, вы меня слышите?.. Интересно, он вообще меня слышит?
Леона подходит к стоящему с правой стороны сцены музыкальному автомату. Бобби, подобрав с пола мелочь, передает ее Леоне. Леона ищет нужную кнопку.
Монк. Слышу я вас. Только вот заведением вы ошиблись. Вам нужен «Джангл Бар», он тоже на побережье, в полумиле отсюда.
Квентин. Значит, вы обслуживать нас не собираетесь?
Монк. Пусть мальчуган удостоверение личности предъявит.
Бобби. Мне только кока-колы.
Квентин. Ему чистой кока-колы, а мне водки с тоником.
Леона опускает монетку и автомат освещается. Она нажимает нужную кнопку – начинает звучать исполняемая на скрипке мелодия «Сувенир». При первых же звуках музыки лицо ее расплывается в блаженной улыбке.
Билл. Да ничем ты их не проймешь, им как об стенку горох, двинуть бы им как следует да выгнать отсюда в шею.
Бар едва освещен. Специальный прожектор освещает фигуру Билла. Звучит нежная мелодия.
Смотрю, стоит он у самой двери – собрался выходить и тут меня заметил. И не уходит. Такой весь из себя – явно напрашивается. Ну, думаю, подожду еще минут пятнадцать, потом зайду в мужской туалет, он за мной, как миленький, и готов – на крючке. Начнет петь, чтоб я к его машине шел или ехал в «Уайт Касл» и ждал там. Время терпело, дай, думаю, припугну его и все. Я до мордобоя дело не довожу. Они над собой не властны. А кто властен? Я, например, нет. Из дома сбежал в пятнадцать и, как говорит Леона, пальцем о палец в жизни не ударил да и не собираюсь, во всяком случае, пока Джуниор везет на себе весь дом, но с Леоной теперь все кончено. Она наверняка уедет, а я останусь, тоже наверняка…
Бар снова освещается. Леона стоит, прислонившись к автомату, и не отрываясь слушает музыку.
Монк(стуча в дверь женского туалета). Эй, Вайлет, выходи, она свою любимую скрипку слушает.
Билл и Стив смеются. Бар опять погружается в полумрак, прожектор направлен на Стива. Скрипка все звучит.
Стив. Свинья-свиньей эта Вайлет, мне б стыдиться, что связался с ней. А привередничать смысла нет: мне уже сорок семь, неженатый, работаю поваром в буфете, еле-еле свожу концы с концами. Вот и приходится довольствоваться одними объедками, черт бы их подрал, а эта Вайлет – доходяга – к ним в придачу… (Горестно опускает плечи и подносит ко рту банку с пивом.) И все-таки лучше она, чем никто – одному еще хуже. Подцепил я от нее гонорею, а она мне: «Ты ее в туалете заработал, когда на унитазе сидел». Пошел я к врачу и спрашиваю: «Можно на унитазе гонорею подцепить?». (Печально улыбается и, потягивая пиво, качается из стороны в сторону.) …Эх, жизнь моя убогая, цена ей грош. Как будто собаке кость бросили! Только собака – это я, а кость – она. Черт, уж я-то знаю, что она за фрукт. Как ни приду за ней, все в боулинге торчит, к какому-нибудь матросику прилипнет и вот одной рукой орудует. Шлюха? Вроде того. Мне-то ее не прокормить, это уж точно; ну пивком ее угощу, а когда провожаю – сосисками! Что это она вдруг с Биллом спуталась? Как-то раз он своим добром хвастал: «Смотри, какой большой», – говорит. – «Только брюки в обтяжку надеть да на улицу, и уж на пропитание я себе заработаю». Эх, дела… Такую бы жизнь – да псу под хвост. Ну, уж нет. Буду держаться. Пусть выходит, плевать я на нее хотел, как сидел, так и буду сидеть…
Бар освещается, прожектор меркнет. Спустя некоторое время из туалета медленно выходит Вайлет. Вид у нее жалкий. Клочком туалетной бумаги вытирает нос. Губы сложены так скорбно – будто она святая мученица. Заметив Леону, делает шаг назад и тяжело дышит, потом, время от времени всхлипывая, садится на краешек высокого стула у стойки бара. Монк подает ей пиво. Стив во все глаза смотрит на нее. Вайлет старается избежать его взгляда. Билл, сидя за столом, ухмыляется и хихикает.
Леона не обращает никакого внимания на Вайлет; поглощенная музыкой, она расхаживает по бару.
Леона. Боже мой, что за инструмент, прямо сердце щемит от тоски, только сладкой… пьянит и одурманивает…
Вайлет(жалобно). Не знаю: пить – не пить. Живот так болит.
Леона. Да ну тебя, Вайлет. Кому ты сказки рассказываешь? До чего своими лапами дотянешься, все вылакаешь. (Ударяет себя по бедру шляпой и смеется.)
Вайлет. Правда, живот болит.
Леона. Хорошо, что живот, – стошнило тебя и все, а вот когда душа заболит – хуже не бывает: душу от прошлого, как желудок, не очистишь. А как хочется. Выплеснуть бы все горе, я в жизни много натерпелась. А радости у меня какие? Салон красоты да мой трейлер. Сесть бы в него прямо сейчас и махнуть в Саузалито. Одной… (Смотрит на Билла, тот ухмыляется и хихикает. Вайлет снова жалобно всхлипывает. Леона сильно бьет ее шляпой по спине. Та наиграно вскрикивает.) Да заткнись ты, не трону я тебя. Стив, оттащи ты ее от стойки и усади за стол, а то мне ее истерика на нервы действует.
Стив(Вайлет). Слезай и садись за мой стол, а то свалишься еще.
Леона. Да на ней ни одного синяка нет, ни единого, а ревет как корова, будто я ее прибила. И та вот обезьяна тоже хороша. Связалась с ним на свою голову, приютила в трейлере. А какая в машине жизнь: мотаешься туда-сюда, а попутчик только один – ветер, дует-дует и тоску нагоняет. Но больше я такой дурой не буду… постучу по дереву! (Стучит по столу.)
Стив(пытаясь разрядить атмосферу). А знаешь, что это значит – стучать по дереву? Это значит коснуться дерева истинного креста, Леона. (Близоруко всматривается в ее лицо. Вид у него серьезный.)
Леона. Ну да, чтоб все обошлось, так принято.
Монк(Вайлет). Это мое! Твое – вот. (Вайлет нацелилась на пиво Монка.)
Стив. Слезай оттуда, Вайлет, садись за стол.
Леона. Пересади ее. Ее надо пересадить.
Стив подчиняется. Он поддерживает обмякшую Вайлет за хрупкую талию и ведет к стоящему на авансцене столу. В последний момент Вайлет незаметным движением руки удается сцапать со стойки бара банку, которую Монк приготовил для себя. Звонит телефон. Монк поднимает трубку.
Монк. «У Монка»… Док, это тебя.
Док(идет с другого конца бара). Благодарю, Монк.
Монк. А старина Док неплохой клиентурой обзавелся, если учесть, что он на пенсии.
Леона. Это твоя задница на пенсии – вышибли его из медицины. Он когда хирургом работал, так надирался, что не мог аппендикс от кишок отличить.
Монк. Хватит бродить, Леона, сядь на место.
Леона. А ты пробовал за человеческую жизнь отвечать, а?
Монк. Билл, по-моему, ей пора домой.
Леона. Это уж я сама решу, не надо мне советов.
Билл. Был я как-то в цирке и видел, как белый медведь на трехколесном велосипеде катался. Смотрю на тебя – а у меня этот самый медведь перед глазами.
Леона. Нарываешься, Маккоркл, да? Я же из тебя душу вытрясу.
Билл. Сядь и заткнись.
Леона. У меня к тебе предложение. Вот тебе на такси… (Швыряет на стол горсть мелочи). Поезжай и собери свои шмотки; все собери, чтоб, когда я вернулась, все было упаковано как следует. Я их вышвырну, а дверь на засов закрою. Это я серьезно тебе говорю.
Билл. У меня сердце разрывается.
Леона. Какое еще сердце? Мы в трейлере полгода вместе прожили, а помощи от тебя было – ноль.
