Текст книги "Темный рай"
Автор книги: Тэми Хоуг (Хоаг)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)
Глава 21
Трио Дрю играло в гостинице «Загадочный лось» с семи часов вечера до часу ночи. Мэри присоединилась к ним, исполняя по две песни на каждые две вещи, исполняем группой. Группа предлагала публике, которая все прибывала и прибывала, электросмесь джаза, народной музыки, кантри и тяжелого рока. Мэри же немало потрудилась над составлением своего репертуара, включавшего медленные и блюзовые песни, как всегда, отражавшие ее собственное настроение. Если музыканты знали исполняемую Мэри песню, они поддерживали ее, ненавязчиво подыгрывая. Это был один из тех замечательных редких примеров, когда вкусы и интуиция исполнителей мгновенно сошлись, выдав волшебный результат. Выступление постоянно сопровождалось восторженными аплодисментами.
В начале первого перерыва Мэри шмыгнула на стульчик рядом с сидевшим за роялем Дрю. Два других члена группы в поисках выпивки и друзей растворились в толпе. Гул разговоров в зале усилился, компенсируя недостаток музыкального фона.
– Это – великолепно! – ласково улыбнувшись Дрю, пробормотала Мэри. – Спасибо за приглашение.
– Для нас это тоже сплошное удовольствие, дорогая. У тебя редкий талант. – Дрю взял свой стакан с тоником и лимоном, медленно отпил и, слегка поморщившись, потянулся, чтобы поставить стакан на место.
– Как ты себя чувствуешь?
– Замечательно, – рассеянно ответил Дрю, подвигав правым плечом. – Мышцы потянул – вот и все. Неуклюжий болван! А ты выглядишь сегодня немного подавленной. – Он пристально посмотрел на Мэри.
– О Боже, – усмехнулась она, – ты считаешь, я действую на людей угнетающе?
– Вовсе нет! – засмеялся Дрю. – Они тобой восхищаются. Просто я вижу что-то ужасно печальное в этих милых голубых глазах. Я могу чем-нибудь помочь?
Мэри покачала головой и скорчила забавную рожицу.
– Вляпалась в то, во что не следовало бы. Ничего страшного. Я – большая девочка и лучше всех умею переносить жизненные невзгоды.
Дрю нахмурился и, протянув к Мэри руку, убрал ей за ухо выбившуюся прядь серебристо-белых волос.
– Что ты имела в виду, сказав, что влипла во что не следует? Это связано с Люси?
– Нет, а что? Тебе известно что-то, что следует знать и мне?
Дрю отвел взгляд и оглядел море человеческих лиц зале, пожалев о своем вопросе.
– Я знаю: запахни здесь бедой, Люси сразу бы почуяла – вот и все.
– Бедой, которая могла бы стоить Люси жизни?
– Я этого не говорил.
Подавшись к Дрю, Мэри резко дернула его за пыльный рукав изумрудного цвета шелковой рубашки.
– Черт возьми, Дрю, – отчетливо прошептала она. Если ты что-нибудь знаешь, скажи мне. Я не считаю, что Люси погибла в результате несчастного случая, но я могу найти ни одной души, которой не было бы на это наплевать.
Дрю помрачнел и, сделав вид, что занят лежавшими на пюпитре нотными листами, принялся нетерпеливо перелистывать.
– Я ненавижу подозрения – благодарю покорно, знаю, что Люси была втянута в какую-то историю с Макдональдом Таунсендом, вот и все.
– Она его шантажировала?
– Возможно, – уклончиво ответил Дрю. – Конечно, Таунсенд играл определенную, не очень презентабельную роль в жизни Люси, но убить ее он не мог.
– Не мог?
Дрю опустил руки на клавиши и внимательно посмотрел на Мэри.
– Господи Боже мой, Мэри, этот человек – судья! воскликнул он с придыханием. – Судьи не занимают отстрелом женщин.
– А пластические хирурги занимаются?
– Это был несчастный случай. У Шеффилда не было причин убивать Люси.
– Что делает его очень удобным мальчиком для битья. ты не находишь? – не унималась Мэри. – Нет мотива нет и обвинительного акта. Он признает себя виновным в том, что сделал «ба-бах» из мощного ружья, и зарабатывает аплодисменты. Бен Лукас – адвокат Шеффилда. Jlyкас и Таунсенд – старые приятели. И все они собираются на маленькой гасиенде Брайса…
Дрю раздраженно покачал головой:
– Ты хватаешься за соломинку!
Мэри развела руками и пожала плечами:
– Может, да, а может, и нет. Ты считаешь, что Таунсенд вне подозрений? Но мало кто ожидает от окружных судей, что они нюхают кокаин, а я своими глазами видела, как Таунсенд занимался именно этим в бильярдной у Брайса. Хотелось бы мне знать, какие еще дурные привычки могут быть у судьи.
– Полагаю, ты этого не узнаешь.
Дрю вернулся к своим нотным листам. Какое-то время Мэри сидела и пыталась, подобно психоаналитику, проникнуть в его мысли. Усилия эти ни к чему не привели, но на лице Дрю застыло каменное выражение, и мысли его, казалось, были спрятаны за толстыми стенками стального сейфа.
– Дрю, что еще тебе известно? – спросила она наконец.
– Я не могу пролить свет на обстоятельства смерти Люси, – заявил Дрю голосом тихим и раздраженным. – И не знаю, должен ли был, если бы мог. Иногда бывает лучше не будить спящих собак.
– А у этих собак есть конкретные имена? – жестко спросила Мэри.
Дрю издал глубокий вздох сквозь зубы и закрыл глаза;
– Мэрили…
– Невероятная музыка!
Голос Брайса разорвал напряженность момента, выведя ее на новый уровень. Мэри крутанулась на стульчике и, оказавшись с ним лицом к лицу, изобразила вежливую улыбку:
– Благодарю.
Брайс стоял с бутылкой «Пеллегрино», покачивавшейся в его костлявой руке, и на лице его сияла улыбка. Мэри безжалостно подумала о том, не была ли эта улыбка на самом деле гримасой боли: джинсы Брайса были до того узки, что вполне могли поднять его кровяное давление до опасного уровня. Рука Брайса как бы невзначай легла на плечи Саманты Рафферти.
Девушка, казалось, чувствовала себя очень неуютно в данной ситуации. Взгляд ее карих глаз стрельнул в сторону Дрю, после чего Саманта отвела глаза, словно искала предлог поскорее смыться из зала. Мэри подумалось, слышала ли уже Саманта об аварии, в которую угодил Уилл. Вопрос так и вертелся у нее на кончике языка, но она попридержала его за зубами. Не набила ли она и без того уже достаточно шишек, вмешиваясь в дела семейства Рафферти?
– Нет, в самом деле, очень жаль, что вы не принесли с собой гитару на ту вечеринку, – сказал Брайс, склоняя голову и с осуждением глядя на Мэри. – Робу Голду и: «Коламбии» очень понравилось бы ваше пение. Сейчас он уже вернулся в Лос-Анджелес.
Мэри пожала плечами, не выразив особого восторга от перспективы знакомства с известным продюсером студии звукозаписи, особенно если учесть посредника такого знакомства.
– Может быть, как-нибудь в другой раз…
– «Может быть» не считается, – заявил Брайс. – Вам нужно немедленно ловить самолет и мчаться вслед за ним Если хотите, я могу сделать пару звонков…
«И убрать меня из Монтаны», – добавила про себя Мэри.
– В любом случае благодарю вас, но, думаю, сейчас для меня не лучшее время влезать в какое-то новое дело.
– Такие возможности выпадают не каждый день.
– Да, но и подруг у меня убивают не каждый день Мне нужно какое-то время, чтобы прийти в себя.
Брайс одарил Мэри отечески-покровительственным взглядом:
– Милая, вы слишком склонны к самообвинениям Люси, глядя на вас с небес, вероятно, тихо посмеивается Она бы коршуном ринулась на столь лакомый кусочек Люси никогда и ни за что не упустила бы шанс продвинуться вперед… Не так ли, Дрю?
Глаза мужчин на какое-то мгновение встретились и наблюдавшей за ними Мэри сдавило грудь. Дрю элегантно встал из-за рояля и взял Саманту за руку:
– Саманта, дорогая, могу я сказать тебе словечко?
Глаза у Саманты стали круглыми.
– Мистер ван Делен, я сегодня выходная.
– Да, дорогая, я прекрасно об этом знаю, – ласково возразил Дрю, уводя ее от Брайса в направлении бокового выхода на террасу.
Брайс отпустил свою спутницу без малейших возражений. Он присел на стульчик, освобожденный Дрю, и сделал большой глоток из бутылки. Адамово яблоко в его горле запрыгало, как пробка. Плотно сжав губы, он вытер их тыльной стороной ладони, после чего повернулся к Мэри и притворился крайне озабоченным;
– Как дела, Мэрили? Мы слышали, у тебя вчера ночью случилась стычка с грабителем.
– Да, нечто в этом роде, – пожала плечами Мэри. – На мое счастье, он стукнул меня по голове. А голова у меня настолько твердолобая, что ее трудно чем-либо пробить.
– Тут дело не шуточное, ангел мой, – нахмурился Брайс. – Тебя могли убить.
– В самом деле?
– Такое случается, – в свою очередь, пожал плечами Брайс, как бы выражая этим, что насильственная смерть всего лишь одна из тех непредсказуемых неприятных вещей, которая может случиться на маршруте любого туриста. – Итак, когда же ты собираешься навестить нас и провести денек в «Ксанаду»? После всех этих событий тебе, наверное, будет приятно провести денек возле бассейна, ни о чем не беспокоясь.
– Я дам вам знать, – сказала Мэри, вставая и разглаживая складки на джинсах. – Перерыв кончился. Пора вводить войска.
– Выруби их, милочка!
Брайс лучезарно улыбнулся Мэри. Всегда благоволящий монарх. Он отправился к своему постоянному столику. Высокие каблуки ковбойских сапог заставляли узкие бедра Брайса нелепо покачиваться. За столом его ждали Лукас и актриса Ума Кимбол, прилепившаяся к Брайсу как банный лист. Таунсенда в компании не было. В дальнем конце стола сидел все тот же жиголо, выглядевший культуристом с картинки и наслаждавшийся собственной игрой могучих мускулов под голубым шелком рубашки. Мрачная Шерон Рассел, в черном кожаном топике, с длинным ожерельем на шее сидела на своем обычном месте – по правую руку от Брайса.
Появившаяся в боковых дверях Саманта, казалось, вот-вот расплачется. Бросившийся к ней Брайс тут же увел девушку обратно за дверь. Дрю, пройдя мимо рояля, устремился сквозь толпу к своему офису.
Подойдя к микрофону, Мэри взяла аккорд и запела открыто подражая стилю Мэри-Чапин Карпентер и размышляя о том, что жизнь в Новом Эдеме становится все более и более любопытной.
Джей Ди услышал ее голос еще до того, как переступил порог гостиницы. Томный и низкий, исполненный сильного чувства – боли, сомнения, стремления к чему-то недостижимому. Рафферти вошел в зал и встал в тени.
Мэри сидела на высоком стульчике перед маленькой группой музыкантов, мягкий свет юпитеров обрамлял сиянием ее серебристо-белые волосы. Покоившаяся на одном колене Мэри старая гитара казалась неотъемлемой частью ее тела. Пальцы перебирали струны, извлекая и них медленную, меланхолическую мелодию. Мэри пела oб отношениях, становящихся холодными, о человеке, на ткнувшемся на стену молчания и безразличия. Невысказанные слова боли повисали в воздухе, наполняя его невидимым тяжелым гнетом. Женщина – в своем бессилии предотвратить невыносимую потерю. Печаль о возможном счастье, которому никогда не суждено сбыться.
В паузах между куплетами он постепенно пробрался вдоль стены к свободному креслу, довольно далеко от сцены, и опустился в него. И все же Мэри почти тут же отыскала его взглядом в освещенном зале. Джею Ди показалось что голос ее на какую-то секунду сорвался, но пальцы ни на мгновение не оторвались от струн. Взяв последний аккорд, Мэри низко опустила голову на деку гитары. Непокорные волосы упали вниз, полностью закрыв лицо. Пока публика восторженно аплодировала, Мэри сидела неподвижно, потом отставила гитару в сторону, сошла со сцены и исчезла за дверью служебного выхода.
Трио принялось исполнять джазовый номер. Джей Ди встал и, пройдя перед сценой, поспешил к выходу, в котором исчезла Мэри Ли.
– Что с тобой, Рафферти? – спросила его Мэри, кaк только Джей Ди вышел на террасу. Она стояла, прислонившись спиной к перилам, скрестив на груди руки. Последний янтарный луч заходящего солнца освещал ее сзади окрасив лицо в золотисто-темные тона. Она, прищурившись, с вызовом смотрела на Рафферти. – Ты испортил мне утро. Испортил день. Не можешь успокоиться, не испортив мне еще и вечер?
– Я пытался застать тебя на ранчо, но ты уже уехала.
– Так что теперь ты имеешь возможность испортить мне вечер на глазах у сотни свидетелей. Вероятно, именно это окончательно тебя успокоит.
Джей Ди безропотно принял словесные пинки, подозревая, что совершенно справедливо их заслуживает.
– Знаешь, я не намерена больше это терпеть, – хриплым голосом произнесла Мэри с каменным выражением лица. Гневно сверкнув глазами, она оторвалась от перил и двинулась мимо Рафферти.
Джей Ди схватил ее за руку и притянул к себе:
– Я не хотел обидеть тебя, Мэри Ли. Собственно говоря, я приперся сюда убедиться, что ты не обиделась.
Взглянув на него, Мэри выдернула руку из его ладони.
– Пароход ушел чуть раньше, шкипер, – сказала она и снова двинулась прочь от Рафферти, не совсем уверенная в том, что у него на уме, зная только, что не хотела видеть его, когда пришла сюда. Однако последовавшие за этим слова Джея Ди заставили ее похолодеть.
– Миллер Даггерпонт убит.
Шок ударом кулака в солнечное сплетение поразил Мэри. Она повернулась к Рафферти, чувствуя, как слабеют ноги;
– Что? Что ты сказал?
– Миллер Даггерпонт убит. Я нашел его сегодня после полудня на Маленькой Змейке. Куин считает, что у него случился сердечный приступ.
– А ты что считаешь?
– Сдается мне, кто-то его придушил.
Рука Мэри машинально метнулась к горлу. Она отошла от Джея Ди и вернулась на свое прежнее место у перил, оперлась о них и уставилась на затухающий закат. Перед ее глазами стоял образ адвоката, удивленный взгляд выпученных мертвых глаз за толстыми стеклами темных очков. Картина заставила Мэри содрогнуться.
Шагнув к ней, Джей Ди положил свою большую ладонь на плечо Мэри и провел вниз по ее руке. Их тела разделял какой-то дюйм воздушного пространства. Стоило Мэри чуть отклониться назад, и она оказалась бы в его теплых и надежных объятиях. Но ей не пришлось долго задаваться вопросом, стоит ли это делать, поскольку Джей Ди сам сократил разделявшее их расстояние и прижался щекой к волосам Мэри.
Собственный порыв показался Рафферти одновременно и незнакомым, и машинально естественным. Джей Ди был не из тех мужчин, которые вот так запросто предлагай свои услуги. Но Мэри выглядела такой маленькой, такой растерянной! И, несмотря на все данные себе зароки, все грубости, что он ей наговорил, страстное чувство все еще не ушло, оставалось первобытным, основным, ответившим на какой-то невидимый призыв, поданный Мэри. Она была беззащитна – он хотел придать ей сил. Она была напугана – он хотел придать ей мужества.
Глупо. Опасно. Он думал… Она думала.
Мэри не сомневалась, что в конце концов Рафферти оттолкнет ее, чтобы не подпустить к себе слишком близко. Но пока что… Пока что она могла закрыть глаза и представить… притвориться… пожелать… надеяться… Все эти нелепые, наивные штучки.
Господи, какая же ты дура, Мэрили!.. Оставаться с человеком, которого ты не любишь, любить человека, который, никогда не будет с тобой…
Рафферти ясно дал это понять там, на ранчо. Нежность, проявляемая им сейчас, говорила о худшем – означала конец. Она так устала быть игрушкой и девочкой для битья. И все же Мэри хотела… желала… и надеялась…
Крепко вцепившись в перекладину перил, Мэри выпрямилась.
– Куин послал тело на вскрытие в Бозмен, – сообщил Рафферти.
– Зачем ты мне об этом говоришь?
– Миллер был адвокатом Люси.
– И что? Ты же считаешь, что Люси погибла в результате несчастного случая, и никак не хочешь допустить другой возможности.
– Это неправда.
Мэри засмеялась и, повернув голову, посмотрела и Джея Ди:
– Нет, правда. Тебе на всех наплевать! Неужели ты о этом забыл, Джей Ди? Ты – одинокий волк, защищающий свею территорию. Земля – вот единственная вещь, на которую тебе не наплевать.
– Есть, вероятно, добрая дюжина людей, которые могли бы желать смерти Миллеру. – Рафферти проигнорировал выпад Мэри с той же решительностью, с которой игнорировал чувства вообще. – Он приложил руку к немалому числу темных сделок по земле. Но если это убийство как-то связано с делом Люси, оно может касаться и тебя. Я не хочу видеть тебя убитой, Мэри Ли.
– Что ж, а мне это представляется довольно удобным, – саркастически заметила Мэри. Повернувшись лицом к Рафферти, она опять скрестила руки на груди и с вызовом вздернула подбородок. – Ведь в этом случае тебе не пришлось бы тратить уйму времени на то, чтобы переспать со мной и заполучить землю Люси, не так ли?
Мэри хотелось оскорбить Рафферти так же, как он оскорбил ее, и она безжалостно ударила по его чувствам чести и достоинства. Но ей от этого не стало легче, как только она увидела его сузившиеся глаза и стиснутые челюсти. Она почувствовала себя только еще более одинокой.
Джей Ди склонился к Мэри – большой, грубый, грозный – и вцепился в перила, взяв Мэри в кольцо своих рук.
– Признаюсь: я хочу эту землю, – голосом дрожащим, низким и горловым, как рычание пумы, сказал Рафферти. – Но постель была просто для забавы. Ты хочешь сказать, Мэри Ли, что тебе не понравилась эта часть моего «зверского» плана?
– Ты – подонок!
Взгляд Джея Ди был тяжел и темен, как горный гранит.
– Скажи, что не хотела этого. Ты не дала мне и крохи того, к чему я стремился, в то время как я предоставил тебе великолепную верховую прогулку.
– Думаю, ты меня с кем-то путаешь, – пристально посмотрела на него Мэри. – Очень плохо, что она умерла. Я начинаю думать, что вы просто были созданы друг для друга.
Мэри Ли смотрела на Джея Ди и в ее больших глазах блестели слезы и читалось осуждение. Рафферти совсем не нравилась роль, которую он пытался сыграть. Он физически ощущал тяжесть ее взгляда, наблюдая за Мэри боковым зрением. Опять противостоящая ему. Сражающаяся за себя.
– Я поняла, что тебе было нужно, Джей Ди, – жестко сказала Мэри. – Я ошибалась, думая, что в тебе есть нечто стоящее, помимо всего этого деревенского дерьма. Что-то хорошее. Нежное. Какой же я была дурой, считая, что ты, быть может, позволишь мне открыт в тебе это! Что за тупость была полагать, что в тебе что-то было. – Изобразив ледяную холодность, Мэри оторвалась от перил и, шаркая башмаками по деревянному полу террасы, медленно направилась к двери. Остановившись на полпути, она обернулась и откинула назад упавшие на лицо волосы. – Ты продолжаешь путать меня с Люси. Так что скажу тебе напрямую несколько вещей, ковбой. Я – не Люси. Я не люблю, когда меня используют. Я не терплю, когда меня оскорбляют. Я не играю в игры. Если я о ком либо забочусь – это честно, не всегда умно и удачно, но честно. Если тебе это не нравится, что ж – отлично. Тебе же хуже. Но не утруждай себя указаниями, как я должна поступать. У тебя ничего не выйдет, Рафферти. Ты не можешь просто взять, что хочешь, наплевав на все остальное.
Джей Ди повесил голову и вздохнул. Грудь его словно сдавило тисками. Он не хотел этого. Он убеждал себя, что никогда этого не хотел. Гораздо проще было держаться от всего этого подальше. Он должен вести битву за право владеть своим ранчо. Он не мог позволить себе бесполезно тратить энергию.
Мэри, затаив дыхание, смотрела на него и ждала. Глупая часть ее сердца ждала от Джея Ди, что он примет прощение и признается в своих чувствах. Дура с больше буквы! Не такой человек этот Рафферти. Нежность, которую Мэри в нем открыла, была лишь отклонением. О вырос настолько грубым, что способен только вязать быков и бороться с медведями. Мэри не могла изменить прошлое Джея Ди или правила, по которым он жил. И не было смысла пытаться продолжать их отношения. Чем скорее она смирится с потерей, тем лучше, и теперь надо просто уйти.
Дверь на террасу приоткрылась, из нее высунулся Дрю и, пристально посмотрев на Джея Ди, потом – на Мэри спросил:
– Здесь все в порядке, дорогая?
Мэри задержала дыхание чуть дольше – еще на несколько секунд бесполезной надежды – и посмотрела на понурившуюся голову Рафферти. Он не произнес ни слова.
– Нет, – пробормотала Мэри. – Но я как-нибудь это переживу.
Проскользнув в дверь мимо Дрю, она направилась в дамскую комнату.
* * *
В половине второго ночи в музыкальном зале «Загадочного лося» остались лишь служащие. Бармен Тони собирал со стойки бутылки и расставлял их на привычные места под грандиозным зеркалом мадам Бель. Официант громоздил перевернутые стулья на столы и пылесосил ковер. Гари и Мич, партнеры Дрю по трио, попрощались и ушли вместе, разговаривая о музыке. Кевин, стоя за расположенной за баром кассой, проверял счета и смеялся ковбойским шуточкам Тони. Мэри уложила гитару в футляр и захлопнула защелки.
– Не хочешь поговорить об этом? – тихо спросил Дрю.
Она слегка покачала головой и, выдавив из себя улыбку, обняла футляр, точно партнера по танцу.
– Тут не о чем особенно говорить. Я руководствуюсь позывами сердца. А это всегда не очень-то умно.
Дрю нахмурился:
– Возможно, что и нет, но представь себе, в какое чудесное место превратился бы этот мир, если бы все мы позволили себе такую роскошь. – Он крепко обнял Мэри вместе с гитарой. – Если ты решишь, что тебе нужны уши, которые услышат тебя, или плечо, в которое ты могла бы поплакать, ты знаешь, к кому прийти.
– Спасибо.
– Пойди поспи немного. – Дрю чуть отступил назад. – Ты выглядишь как выжатый лимон. Что же до остального… Оставь это, дорогая. Сейчас ничего хорошего из этого не выйдет. Я бы не хотел, чтобы ты причинила себе вред, пытаясь изменить то, что изменению не поддается.
Мэри смотрела, как Дрю, лавируя между столиков, шел к стойке бара, и на память ей пришла еще одна присказка Люси: все стоящие мужики либо женаты, либо геи. Она не сомневалась в том, что Дрю знал о жизни Люси гораздо больше, чем рассказывал, но он дал себе обет не омрачать ее светлой памяти, и Мэри находила это правильным.
Пожелав Тони спокойной ночи, Мэри вышла в боковую дверь и медленно побрела по тротуару вдоль гостиницы. Эхо стычки с Джеем Ди отдавалось в голове с каждым шагом. Мэри отмахивалась от этих мыслей, как могла. Несмотря на то, что она совсем мало спала последние две ночи, Мэри была слишком измучена, чтобы отправиться прямо в номер, будучи совершенно уверена, что не сможет сразу уснуть. Перегруженное подсознание не давало шансов на нормальный отдых.
Чувствуя, как в душе борются ненависть и жажда примирения, Мэри добрела по сырому от росы лугу до своего камня и, усевшись на него, стала смотреть на Новый Эдем. Окна гостиницы золотыми прямоугольниками светились в темноте. Там, за этими окнами, обитали люди, не знающие забот. Она подумала, какие из этих окон принадлежат Дрю и Кевину и как давно Дрю в ссоре со своим партнером.
Веселье в «Проклятых и забытых» было в самом разгаре. Бар сиял в ночи, как дом, охваченный пламенем пожара. Шум, который прорывался оттуда, из-за значительного расстояния становился неясным гулом, так что Мэри могла различать лишь буханье бас-гитары и резкий, точно звук разбивающегося стекла, звон тарелок ударника. Интересно, сидит ли там Уилл, в очередной раз до потери сознания заливая горе спиртным?
Сердце Мэри болело за Уилла – отщепенца, белую ворону в семействе Рафферти. Странно, как это она не влюбилась в Уилла – у них было очень много общего. Но ведь у Уилла имелась жена.
Вспомнив о Саманте, Мэри покачала головой. Ну что за мешанина! Она приехала в Монтану, чтобы уйти от реальности; а угодила в самый центр тривиальной мыльной оперы: добро против зла, алчные земельные бароны против небольшой фермерской семьи, интриги, измены и бог весть что еще. Пустынная дорога вдруг превратилась в довольно оживленное шоссе с не совсем понятными правилами движения.
Какой-то частью своего я Мэри ничего так не хотела, как поскорее убраться отсюда. Но эта часть была очень мала – рудимент прежней Мэрили. Она отбросила ее, точно высохшую шелуху, и почувствовала прилив сил. Мэри не собиралась покидать Монтану. Она хотела принадлежать этой земле – не только жить на ней, но именно принадлежать. Ей хотелось стать частью этих мест, такой же, какой был для них Рафферти, и горы, и огромное-огромное небо. И если Мэри собиралась доказать, что достойна стать частью этой земли, она должна принять все ее законы: поступать правильно, уважать честь, мужество и здравый смысл. И первой ее обязанностью на этой стезе станет необходимость выяснить правду о смерти Люси. Задача непростая, с трудными вопросами. И никто не поможет Мэри.
Откинув голову назад, она посмотрела на миллионы ярких звезд, усеявших черное ночное небо, отыскала среди них Полярную звезду, сияющим фонарем висевшую над вершинами гор. Свет далекой звезды… Мэри смотрела на бело-голубые алмазные пятнышки и всей душой желала только одного: чтобы эта ночь никогда не кончалась.
* * *
Шерон устремила взгляд в черное, как дно бездонного колодца, небо, усыпанное маленькими блестящими точками. Она представила себе, что все эти звезды вливаются в ее сердце, питают его, заряжают новой энергией, но свет звезд был холодным и белым, и Шерон ничего, кроме пустоты, в своей душе не чувствовала.
Она лежала на балконе нагая, растянувшись в шезлонге длинным, угловатым телом, увеличенные силиконом груди двумя пирамидами устремились в небо. Шерон знала, что ее могли прекрасно видеть рабочие фермы, живущие в квартирах, надстроенных над конюшней. И знала, что именно в этот момент один из рабочих как раз и глазеет на нее, но Шерон было наплевать. Сегодня голова ее была занята другими заботами.
Брайс еще не ложился в постель. Он заперся в своем кабинете на внутренний замок и обдумывал какие-то планы.
Собственно, в этом обстоятельстве не было ничего необычного. Мозги у Брайса работали, как швейцарские часы: колесики и шестеренки крутились безупречно синхронно, в голове кружились идеи, одна лучше другой. Острый ум и отсутствие совести сделали Брайса богатым человеком. Эти качества Шерон в нем уважала. Но сегодня ночью, подозревала Шерон, мысли Эвана заняты не делом – он думал о Саманте Рафферти, и мысль об этом острой косой ранила сердце.
Одержимость Брайса углублялась, как это было и в случае с Люси Макадам. В Люси Брайса привлекали ее стиль и изобретательность, умение взять власть над мужчиной. То была борьба силы воли, схватка двоих кобр. Саманта Рафферти являла собой совершенно противоположное явление – простодушие, открытость, неуверенность.
Шерон закрыла глаза: небо пропало, а перед мысленным взором возникли Брайс и девушка. Она намеренно мучила себя этим видением. При этом страх змеей скользил по душе, обвивался вокруг сердца, сдавливал его. Возбуждение как отравленное вино жгло душу. Воспоминания теснили друг друга: все, что делала Шерон, было для Брайс; ради Брайса. Все – только для него.
А эта девчонка никогда не будет для Брайса достаточно сильным партнером. Ее невинность очень скоро надоест Эвану. Его же пристрастия оттолкнут ее. Шерон постаралась успокоить себя этой мыслью. Не открывая глаз она принялась думать о Брайсе, как о мужчине, будя воображении его образ. Она любит его. Эван – единственный человек в этом мире, которого она любит, если, конечно, не считать самой Шерон. От этих мыслей Шерон почувствовала, как долгожданное тепло разливается по ее жаждущему телу.
Но, открыв глаза, снова увидела, что она одна на балконе. А звезды были от нее за миллионы миль.
* * *
Джей Ди сидел на крыльце и прищурившись, смотрел в ночное небо. Чистое небо. Отличная погода! Завтра будет хороший денек для того, чтобы перегнать скот… Только скот они перегонять не будут. Рук не хватает.
Джей Ди должен был бы радоваться уходу Уилла. Больше не будет этого разгильдяя. Больше не будет разговоров о преданности и чувстве ответственности. Не надо буде интересоваться, когда он очухается и отправится на родео или когда наконец соберется погасить двухмесячную задолженность по банковским платежам. Никаких напоминаний о длинной и печальной истории братьев Рафферти. Джей Ди должен бы радоваться. Однако вместо этого душе царила грызущая пустота.
Мне жаль тебя, Рафферти. Ты кончишь тем, что у тебя останется только твоя земля, и больше ничего.
Он попытался сказать себе, что на него никак не подействовали ни слезы, ни слова Мэри Ли, скасзанные ею на террасе гостиницы «Загадочный лось». Что ему наплевать на то, что он обидел ее, но в таком случае он еще больший сукин сын, чем эта скотина Эван Брайс. Они друг другу не подходят. Ему не нужна такая женщина, как Мэри Ли. И что ей нужно от такого человека, как Джей Ди? Она – яркая, современная, стоящая на пороге новой богатой жизни. А он – ископаемое животное, Его жизнь старомодна. Он привязан к традиции, держащей его, точно якорь. Добровольный отшельник, привыкший к одиночеству, доведший его до совершенства и называющий это внутренним миром.
Да пошел ты к черту, Джей Ди!
– Прекрасная ночка!
Возникший ниоткуда Часки опустил свое худое старое тело на ступеньку рядом с Джеем Ди. Тот искоса взглянул на него.
– Тоже собираешься сказать мне, что я задница? – спросил он с вызовом. – Бьюсь об заклад, Такер тебя подговорил.
Часки пожал плечами, словно говоря: «А вот и не угадал!» – и полез в задний карман джинсов. Тонкая папиросная бумага блеснула в темноте бело-голубым светом.
– Я не хочу это выслушивать, – сказал Рафферти.
– М-м-м…
– Уилл – это Уилл. Я – это я. Рано или поздно, этот день должен был наступить.
– М-м-м… – Старик достал из тряпичного кисета щепотку табака и ровной линией насыпал его на бумагу. С помощью зубов Часки затянул узел на кисете, а потом скрутил сигарету, лизнув языком край бумаги неуловимым, выработанным за долгие годы движением.
– Уилл уходит, – сказал Джей Ди, обращаясь в основном к самому себе. – Нам остается только смириться с этим. Завтра позвоню и попробую найти кого-нибудь в помощь нам. Мы еще можем подождать с перегоном скота в горы до среды.
Джей Ди всмотрелся в старое, обветренное, бесстрастное лицо, на котором ничего нельзя было прочесть.
– Он не вернется, Часки. На этот раз – нет.
Часки что-то проворчал, все еще вглядываясь в ночь. Зажав маленькую сигарету между большим и указательным пальцами, он сделал длинную затяжку, надолго задержав дым в легких. Когда он выдохнул, воздух наполнился сладковатым ароматом жженой конопли.
– Скот может подождать. Скота у тебя много. Брат у тебя один. – Часки опять затянулся так, что сигарета превратилась в его пальцах в крошечный красный уголек. Приподнявшись со ступеньки, Часки загасил окурок о доски крыльца и отбросил его на землю. После чего медленно поднялся и потянулся с кошачьей грацией. – Надо идти. У меня свидание.
– Сейчас второй час ночи! – удивленно приподнял бровь Джей Ди.
– Она у меня ночная совушка. Мужчина должен ценить каждую женщину за ее индивидуальные качества. У этой есть несколько очень милых, хороших качеств. – Часки кивнул. Воплощение мудрости в выцветшей футболке. – Та маленькая блондинка… Держу пари, у нее тоже есть некоторые хорошие качества. Есть на что посмотреть. Может, тебе стоит выяснить?
Джей Ди слегка скрипнул зубами, удержавшись от желания сказать Часки, чтобы тот побольше заботился о своих делах. Привычные правила никогда не были применимы к Часки. Он заявлял, что связь с древней магией позволяет ему жить в ином измерении.
