Текст книги "Скала прощания"
Автор книги: Тэд Уильямс
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Иногда по вечерам Страве присоединялся к ее прогулкам по саду. Его приносил на руках угрюмый Ленти, он сажал графа на стул с высокой спинкой, покрывал его усохшие ноги узорным ярким пледом. Чувствуя себя несчастной в неволе, Мириамель сознательно сдержанно реагировала на его попытки развлечь ее забавными морскими историями или портовыми слухами. Тем не менее она обнаружила, что ей не удается вызвать в себе истинную ненависть к старику.
По мере того, как она убеждалась в бесполезности попыток бежать, а время смягчало горечь заточения, она начала находить неожиданное успокоение, когда сидела в саду по вечерам. Обычно в конце дня, когда небо над головой становилось из голубого синим, а затем черным и свечи догорали в канделябрах, Мириамель чинила порванную за время путешествия одежду. Когда ночные птицы робко пробовали свои голоса в начале ночи, она пила вечерний чай и делала вид, что не слушает рассказов старого графа. Когда солнце скрывалось, она куталась в плащ для верховой езды. Этот ювен был необычно холодным, и даже в защищенном саду ночи были прохладными.
Когда Мириамель провела пленницей замка Страве неделю, он пришел к ней с печальной вестью о гибели ее дяди герцога Леобардиса в битве под стенами Наглимунда. Старший сын герцога Бенигарис, двоюродный брат, которого она всегда недолюбливала, вернулся в Санкеллан Магистревис, чтобы занять трон в Наббане. Не без помощи, как предполагала Мириамель, своей матери Нессаланты, еще одной родственницы, которую никогда не жаловала Мириамель. Известие расстроило ее: Леобардис был добрым человеком. К тому же это означало, что Наббан покинул поле боя, оставив Джошуа без союзников.
Через три дня, в первый вечер месяца тьягара, Страве, наливая ей чай своей дрожащей рукой, сообщил, что Наглимунд пал. По слухам, там была кровавая бойня и мало кто уцелел.
Когда она зарыдала, он неловко обнял ее дрожащими руками.
Свет угасал. Пятна неба, просвечивавшие сквозь кружево листвы, неприятно лиловели подобно синякам на человеческой коже.
Деорнот споткнулся о незамеченный им корень и вместе с Сангфуголом и Изорном рухнул на землю. Изорн отпустил, падая, руку арфиста. Сангфугол прокатился по земле и застонал. Повязка на щиколотке, сделанная из полосок женского белья, снова покраснела от крови.
– Ой, бедняга, – сказала Воршева; прихрамывая, подошла к нему, присела, расправив потрепанную юбку, и взяла Сангфугола за руку. Глаза арфиста, в которых читалась невыносимая боль, были устремлены на ветви над головой.
– Мой лорд, мы должны остановиться, – сказал Деорнот. – Становится слишком темно.
Джошуа медленно повернулся. Его легкие волосы были растрепаны, лицо выглядело рассеянным.
– Мы должны идти до полной темноты. Надо дорожить каждой светлой минутой.
Деорнот проглотил ком в горле. Ему стоило болезненных усилий возражать своему господину.
– Мы должны обеспечить безопасный ночлег, мой принц. Это будет трудно сделать в темноте. А для раненых продолжение пути представляет дополнительный риск.
Джошуа рассеянно посмотрел на Сангфугола. Деорноту не нравилась перемена, которую он наблюдал в принце. Джошуа всегда был тих, и многие считали его странным, но тем не менее он всегда был несомненным лидером, даже в последние недели осады и падения Наглимунда. Теперь, казалось, он ко всему утратил интерес, как в малом, так ив большом.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Если ты так считаешь, Деорнот.
– Прошу прощения, но не могли бы мы продвинуться немного дальше по этому… этому ущелью? – спросил отец Стренгьярд. – Это всего несколько шагов, но там кажется безопаснее для лагеря, чем здесь, на дне. – Он вопросительно посмотрел на Джошуа, но принц не сказал ничего внятного. Тогда архивариус повернулся к Деорноту: – Как вы считаете?
Деорнот осмотрел отряд: оборванные люди с испуганными глазами на грязных лицах.
– Это хорошая мысль, ваше преподобие, – сказал он. – Мы так и сделаем.
Они разложили маленький костер в яме, обложенной камнями, больше для света, чем для иных целей. Очень хотелось тепла, тем более, что с наступлением ночи воздух стал пронзительно холодным, но они не могли рисковать, выдавая свое местоположение, да и есть было нечего. Они шли слишком быстро, чтобы можно было поохотиться.
Отец Стренгьярд и герцогиня Гутрун вместе занялись раной Сангфугола. Черно-белая стрела, сбившая его с ног вчера, задела кость. Несмотря на тщательность, с которой стрелу доставали, часть наконечника, видимо, застряла в ране. Сангфугол пожаловался, что нога почти онемела, потом заснул тревожным сном. Воршева стояла рядом, с жалостью глядя на него. Она намеренно избегала Джошуа, но его, казалось, это не волновало.
Деорнот молча проклинал свой легкий плащ. Если бы я мог предвидеть, что мы будем шататься по лесам, я бы взял свой плащ на меховой подкладке. Он мрачно улыбнулся своим мыслям и вдруг рассмеялся вслух, коротко, как будто пролаял, чем привлек внимание Айнскалдира, присевшего радом.
– Что смешного? – спросил риммер, нахмурившись. Он точил свой топорик о камень. Приподняв его, он опробовал лезвие на своем заскорузлом пальце, затем снова стал точить.
– Да в сущности ничего. Я просто подумал, как мы были глупы, как неподготовлены.
– Чего уж теперь плакать, – проворчал Айнскалдир, не отрывая глаз от лезвия, которое он рассматривал в свете огня. – Сражайся и живи, сражайся и умирай – всех нас ждет Господь.
– Не в этом дело, – Деорнот на минуту замолчал, раздумывая. То, что зародилось в нем, как праздная мысль, стало чем-то большим. Вдруг он испугался, что потеряет нить. – Нас толкали и тянули, – медленно сказал он, – гнали и тащили. Нас преследовали три дня с того момента, как мы покинули Наглимунд, не давая ни минуты опомниться от страха.
– Чего бояться? – ворчливо сказал Айнскалдир, дергая свою темную бороду. – Если нас поймают, то убьют, а есть вещи похуже смерти.
– В этом-то как раз и дело! – сказал Деорнот. Сердце его громко билось. – В этом-то вся суть! – он наклонился вперед, поняв, что почти кричит. Айнскалдир перестал точить топор и уставился на него. – Вот это-то меня и мучает, – сказал Деорнот уже тише. – Почему они нас не убили?
Айнскалдир посмотрел на него и проворчал:
– Они же пытались.
– Нет. – Деорнот вдруг обрел уверенность. – Землекопы… или как вы их называете, буккены, пытались. А норны нет.
– Ты с ума сошел, эркинландер, – сказал Айнскалдир с отвращением. Деорнот удержался от резкого ответа и прополз вокруг кострища к Джошуа.
– Мой принц, мне нужно с вами поговорить.
Джошуа не ответил, опять погруженный в свои далекие мысли. Он сидел, глядя на Таузера. Старый шут спал, прислонившись к дереву, а лысая голова его болталась на груди. Деорнот не уловил ничего интересного в этом зрелище и вторгся в пространство между принцем и предметом его внимания. Лица Джошуа практически не было видно, но язычок пламени, вырвавшийся из костра, позволил Деорноту уловить бровь, приподнятую в удивлении.
– Да, Деорнот?
– Мой принц, вы нужны вашим людям. Почему вы так странно себя ведете?
– Мои люди очень малочисленны теперь, не так ли?
– Но они все равно ваши, и вы им тем нужнее, чем больше опасность.
Деорнот услышал, как Джошуа вздохнул, как будто удивившись или готовый к резкому замечанию. Но когда принц заговорил, голос его был спокоен:
– Пришли дурные времена, Деорнот. Каждый встречает их по-своему. Ты об этом со мной хотел поговорить?
– Не совсем, мой лорд. – Деорнот подобрался поближе, на расстояние вытянутой руки. – Чего хотят от нас норны, принц Джошуа?
Джошуа усмехнулся:
– Мне это кажется очевидным – убить нас.
– Почему же они этого не сделали?
Наступило молчание.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что сказал: почему они нас не убили? У них было много возможностей.
– Мы бежим от них уже…
Деорнот порывисто схватил Джошуа за руку. Принц был очень худ.
– Мой лорд, неужели вы полагаете, что норны, прислужники Короля Бурь, разрушившие Наглимунд, не могли бы поймать дюжину голодных и раненых людей?
Он почувствовал, как напряглась рука Джошуа.
– И что это значит?
– Я не знаю! – Деорнот отпустил руку принца и, подняв с земли ветку, стал нервно ощипывать с нее кору. – Но я не могу поверить, что они не справились бы с нами, если бы захотели.
– Узирис, покровитель лесов! – выдохнул Джошуа. – Мне стыдно, что ты принял на себя мою ответственность, Деорнот. Ты прав. Это нелепо.
– Возможно, есть что-то более важное, чем наша смерть, – сказал Деорнот, раздумывая. – Если они хотят, чтобы мы умерли, почему им не окружить нас? Если на нас свалился этот ходячий труп, заставший нас врасплох, почему этого не могут сделать норны?
Джошуа на мгновение задумался.
– Может быть, они боятся нас? – принц снова помолчал. – Позови остальных. Это слишком серьезно, чтобы держать в тайне.
Когда остальные собрались, сгрудившись вокруг костра, Деорнот сосчитал их и покачал головой. Джошуа, он сам, Айнскалдир, Изорн, Таузер, все еще сонный, и герцогиня Гутрун, еще были Стренгьярд и Воршева, врачующая Сангфугола. Вот и все, осталось только девятеро, возможно ли это? Два дня назад они похоронили Хельмфеста и служанку. Гамвольд, пожилой стражник с седыми усами, умер при нападении на Сангфугола. Им не удалось добыть его тело, не то что похоронить его. Они были вынуждены оставить его лежать на выступе скалы, открытой ветрам и дождю.
Осталось девять, подумал он. Джошуа прав: королевство действительно маленькое.
Принц закончил свои объяснения. Стренгьярд нерешительно заговорил.
– Мне неприятно даже говорить об этом, – начал он, – но… но, может быть, они просто играют с нами, как играет кошка с загнанной мышкой?
– Какая ужасная мысль, – сказала Гутрун. – Но они язычники: от них всего можно ждать.
– Они страшнее язычников, герцогиня, – сказал Джошуа. – Они бессмертны. Они живут с незапамятных времен, они существовали задолго до прихода Эйдона на холмы Наббана…
– Они умирают, – сказал Айнскалдир. – Я это знаю.
– Но они чудовищны, – сказал Изорн. По его мощному телу пробежала дрожь. – Мне уже было известно, что именно они пришли с севера, когда нас держали в плену в Элвритсхолле. Даже от теней этих тварей веет холодом, как от Страны смерти.
– Подожди-ка, ты мне о чем-то напомнил, – сказал Джошуа. – Изорн, ты рассказывал, что когда вы были в плену, некоторых из вас мучили.
– Да, этого не забудешь.
– Кто мучил?
– Черные риммеры, те, что живут под сенью Стурмспейка. Они были союзниками Скали из Кальдскрика, хотя я, помнится, говорил вам, они не получили того, на что рассчитывали, и под конец были напуганы не меньше нас, пленников.
– Но вас мучили черные риммеры. А что же делали норны?
Изорн на минуту задумался, на его широком лице появилось озадаченное выражение.
– Нет… – сказал он медленно. – Мне кажется, что норны не имели к этому никакого отношения. Они были просто черными тенями в плащах с капюшонами, которые сновали по Элвритсхоллу. Казалось, они ни на что особенно не обращали внимания, да мы и видели их, к счастью, крайне редко.
– Итак, – сказал Джошуа, – похоже, что норны пытками не занимаются.
– Похоже, им на это наплевать, – проворчал Айнскалдир. – Но судя по Наглимунду, они нас не любят.
– Тем не менее, мне кажется, они не станут преследовать нас через весь Альдхортский лес ради своего удовольствия. – Принц задумчиво нахмурился. – Трудно придумать, почему они могут нас бояться, нас, жалкой кучки людей. Что еще им может быть от нас нужно?
– Посадить нас в клетки, – ворчливо сказал Таузер, потирая больные ноги. Долгий путь, проделанный задень, сказался на нем сильнее, чем на остальных, кроме Санпругола. – Заставят нас танцевать перед собой.
– Молчи, старик, – огрызнулся Айнскалдир.
– Не командуй им, – сказал Изорн, многозначительно взглянув на Айнскалдира.
– Я думаю, Таузер прав, – сказал Стренгьярд в своей тихой извиняющейся манере.
– Что ты этим хочешь сказать? – спросил Джошуа.
Архивариус прокашлялся:
– Возможно, они хотят именно этого, конечно, не заставить нас танцевать, – он попытался улыбнуться, – но посадить нас в клетки. Во всяком случае, вероятно, они хотят нас поймать.
Деорнот подхватил эту мысль.
– Думаю, Стренгьярд прав: они не убили нас, когда могли это сделать, потому что хотят взять нас живыми.
– Или взять живьем некоторых из нас, – осторожно сказал Джошуа. – Возможно, именно поэтому они использовали тело этого несчастного молодого копьеносца: хотели чтоб он внедрился в наш отряд и выкрал одного или нескольких его членов.
– Нет, – возбуждение Деорнота вдруг улеглось. – Почему же тогда они не окружили нас? Я уже задавался этим вопросом, но не могу на него ответить.
– Если они намеревались… захватить кого-то из нас, – предположил Стренгьярд, – может, они побоялись, что он-то и будет убит.
– Если это так, – сказала герцогиня Гутрун, – они точно выбрали не меня, потому что от меня мало толку даже для себя самой. Они охотятся за принцем Джошуа. – Она сотворила знак древа.
– Конечно, – сказал Изорн, обнимая мать за плечи. – Элиас послал их на поимку Джошуа. Он хочет взять вас живым, мой лорд.
Джошуа стало не по себе.
– Может быть. Но почему они стреляют из луков? – Он указал на лежащего на земле Сангфугола, голову которого поддерживала Воршева, пытаясь напоить его. – Так опасность попадания в нужного человека становится еще большей: мы ведь все время в движении.
На это никто не мог ответить. Они долго сидели, смущенные и встревоженные, прислушиваясь к звукам сырой ночи.
– Подождите-ка, – сказал Деорнот. – Мы сами себя запутали. Когда они последний раз на нас напали?
– Рано утром после той ночи, когда… когда к нашем костру пришел тот молодой парень, – сказал Изорн.
– Кто-нибудь пострадал?
– Нет, – сказал Изорн, вспоминая. – Но нам с трудом удалось спастись. Многие стрелы едва в нас не попали.
– Одна из них сбила с меня шляпу, – сварливо сказал Таузер. – Мою лучшую шляпу!
– Жаль, что не твою лучшую башку, – огрызнулся Айнскалдир.
– Но ведь норны – превосходные стрелки, – продолжал Деорнот, не обращая внимания на перепалку. – А когда кого-то вообще подстрелили?
– Вчера! – воскликнул Изорн, качая головой. – Тебе бы нужно помнить, что Гамвольд умер, а Сангфугол сильно ранен.
– Но Гамвольда не застрелили.
Все повернулись к Джошуа. В голосе принца прозвучала такая сила, что мурашки пробежали по спине Деорнота.
– Гамвольд упал, – сказал принц. – Все, кого мы потеряли, кроме Гамвольда, были убиты землекопами. Деорнот прав. Норны гонятся за нами три дня, целых три дня, и много раз в нас стреляли, но досталось лишь Сангфуголу.
Принц встал, и лицо его оказалось в тени. Он прошелся у костра.
– Но почему? Почему они рискнули выстрелить в него? Мы чем-то их испугали? Что же мы делали? Или мы куда-то шли?..
– Что вы имеете в виду, принц Джошуа? – спросил Изорн.
– Мы повернули на восток, к середине леса.
– Точно! – воскликнул Деорнот, вспоминая. – Мы продвигались на юг вдоль Перехода от Наглимунда. А там мы впервые попытались повернуть на восток, в чащу леса. Потом, когда арфиста ранили, а Гамвольд упал, мы вернулись назад и снова пошли на юг.
– Нас пасут, – сказал Джошуа медленно. – Как безмозглый скот.
– Но это потому, что мы пытались делать что-то, что им не нравится, – настаивал Деорнот. – Они не дают нам повернуть на восток.
– А мы все еще не знаем почему, – сказал Изорн. – Нас гонят в западню?
– Скорее на бойню, – сказал Айнскалдир. – Они просто хотят расправиться с нами дома. Попировать. Созвать гостей.
Джошуа почти улыбался, когда садился: в свете огня сверкнули зубы.
– Я решил, – сказал он, – отклонить их приглашение.
За час или два до рассвета отец Стренгьярд потрепал Деорнота по плечу. Деорнот слышал шорох, когда архивариус пробирался к нему, тем не менее прикосновение заставило его вздрогнуть.
– Это я, сир Деорнот, – сказал Стренгьярд торопливо. – Пора мне заступить на вахту.
– Не обязательно. Думаю, я все равно не засну.
– Тогда, может быть, мы сможем… покараулить вместе, если мой разговор не раздражает вас…
Деорнот улыбнулся про себя:
– Конечно нет, отец мой. И не нужно называть меня «сир». Приятно хоть часок провести спокойно – нам за последнее время их так мало выдавалось.
– Хорошо, что мне не нужно караулить одному, – сказал Стренгьярд. – У меня ослабло зрение в том единственном глазу, который еще видит. – Он слегка усмехнулся, как бы извиняясь. – Ничего нет страшнее, чем видеть, как тускнеют буквы в твоей любимой книге.
– Ничего более страшного? – спросил Деорнот мягко.
– Ничего, – подтвердил Стренгьярд. – Не то, чтобы я не боялся другого. Я не боюсь смерти: знаю, что Господь призовет меня, когда сочтет нужным. Но проводить последние дни в потемках, без возможности заниматься единственным своим делом на этой земле… – архивариус смущенно замолчал. – Извините, Деорнот. Я болтаю о пустяках. Видимо, сейчас то самое время суток, когда я дома, в Наглимунде, просыпался, как раз перед рассветом… – священник снова замолчал. Оба они молча задумались о том, что случилось с их родным городом.
– Когда мы будем в безопасности, Стренгьярд, – вдруг начал Деорнот, – если вы не сможете читать, я буду приходить и читать вам. Мои глаза не так быстры, как ваши, и ум мой тоже, но я упрям, как некормленный конь. Я наловчусь и буду вам читать.
Архивариус вздохнул и помолчал.
– Вы очень добры, – сказал он вскоре, – и у вас будут более важные дела, когда мы будем в безопасности, а Джошуа займет высокий пост правителя Светлого Арда. У вас будут гораздо более важные дела, чем чтение для старого книжного червя.
– Нет, нет, я так не думаю.
Они долго сидели, прислушиваясь к ветру.
– Итак, мы двинемся… мы двинемся на восток сегодня, – сказал Стренгьярд.
– Да. И я думаю, это не обрадует норнов. Я боюсь, что еще кто-то из нас будет ранен, а, может быть, и убит. Но нам нужно крепко взять свою судьбу в свои руки. Принц Джошуа осознал это, слава Всевышнему!
Стренгьярд вздохнул:
– Знаете, я подумал. Это, конечно, покажется… совершенно нелепым, но… – Он замолчал.
– Что?
– Может быть, они стремятся захватить не Джошуа. Может быть… меня.
– Отец Стренгьярд! – Деорнот был потрясен. – Как это может быть?
Священник затряс головой, смущенный:
– Я знаю, что это покажется глупым, но я должен об этом сказать. Видите ли, именно я изучал манускрипт Моргенса, описывающий Три Великих меча, и он находится сейчас именно у меня. – Он похлопал по карману своего обширного одеяния. – Вместе с Ярнаугой я исследовал его, пытаясь определить судьбу меча Миннеяра, принадлежавшего Фингилу. Теперь, когда он мертв, мне, конечно, не хочется приписывать себе особое значение, но… – Он протянул вперед нечто маленькое, висящее на цепочке, еле различимое в предрассветных сумерках. – Он вручил мне рукопись и знак его Ордена. Может быть, это делает меня опасным для остального отряда. Может быть, если я сдамся, они отпустят остальных?
Деорнот рассмеялся:
– Если они хотят сохранить в живых вас, отец мой, тогда нам повезло быть вместе с вами, иначе нас бы уже давно перебили, как цыплят. Никуда не отлучайтесь.
Стренгьярд засомневался:
– Ну, если вы так полагаете, Деорнот…
– Да, уж не говоря о том, что нам необходим ваш ум, и это нам нужнее всего, кроме самого принца.
Архивариус скромно улыбнулся:
– Вы очень добры.
– Конечно, – сказал Деорнот и почувствовал, как портится у него настроение, – если нам дано пережить предстоящий день, нам понадобится не только ум. Нам еще потребуется везение.
Посидев еще немного с архивариусом, Деорнот решил найти себе местечко поудобнее, чтобы урвать часок сна до наступления дня. Он слега подтолкнул задремавшего было Стренгьярда.
– Я дам вам возможность закончить вахту, отец мой.
– Ммм? Ох! Да, сир Деорнот. – Священник энергично закивал, изображая бодрость духа.
– Солнце скоро взойдет, отец мой.
– Несомненно, – улыбнулся Стренгьярд.
Деорнот отошел на несколько десятков шагов и пристроился к поваленному дереву на ровном участке. Леденящий ветер носился над землей как бы в поисках теплых человеческих тел. Деорнот плотнее закутался в плащ и старался найти удобное положение. Он долго пытался согреться и заснуть, но понял, что это ему не удастся. Тихо ворча, чтобы не разбудить спящих вокруг, он вскочил на нога и пристегнул пояс с мечом, а затем направился обратно к посту отца Стренгьярда.
– Это я, отец мой, – сказал он тихо, выходя из-за деревьев на маленькую полянку, – и замер, потрясенный: на него смотрело белое лицо с прищуренными черными глазами. Стренгьярд обмяк в руках напавшего на него неизвестного. Он спал или был без сознания. Лезвие ножа, похожее на шип огромной розы из черного дерева, было приставлено к обнаженной шее священника.
Когда Деорнот бросился вперед, он увидел еще два бледных узкоглазых лица в ночных сумерках и закричал:
– Белые лисы! Норны! На нас напали!
Вопя, он ударил бледнокожее существо и обхватил его руками. Они повалились на землю, архивариус упал вместе с ними. Все так перепуталось, что на мгновение Деорнот не мог разобраться в смешении брыкающихся рук и ног. Он почувствовал, как это существо тянет к нему свои тощие конечности, исполненные неуловимой, ускользающей силы. Руки вцепились ему в лицо, отталкивая подбородок, чтобы открыть шею. Деорнот двинул кулаком во что-то похожее по твердости на кость. Наградой послужил сипящий крик боли. Теперь были слышны треск и крики в деревьях вокруг поляны. Он не знал происхождения звуков: еще лисы или, наконец, проснувшиеся друзья.
Меч! – подумал он. Где мой меч?
Но он застрял в ножнах, запутался в поясе. Лунный свет показался вдруг яркой вспышкой. Над ним снова возникло белое лицо, губы раздвинулись, обнажив зубы. Глаза, устремленные на него, были так же холодно бесчеловечны, как морские камни. Деорнот попытался достать кинжал. Норн одной рукой схватил его за горло, другая, свободная, взмыла в воздух.
У него нож! Деорноту почудилось, что он плывет по широкой реке, что его несет медленный полноводный поток, но в то же время в голове мелькали панические мысли, как полевые мошки: Черт возьми, я забыл о его ноже.
Еще одно бесконечное мгновение он смотрел на норна – на потусторонние черты, на белые, похожие на паутину волосы, спутанные на лбу, тонкие губы, плотно облегающие красные десны. И тогда Деорнот мотнул головой, целясь в похожее на труп лицо. Прежде чем он почувствовал шок от первого удара, он уже нанес второй, врезавшийся в лицо противника. Внутри у него как бы разросся огромный бесплотный гриб: Пронзительные крики и ночной ветер перешли в приглушенный замирающий гул, а луна погрузилась во тьму;
Когда к нему вернулось сознание, он увидел Айнскалдира, тот плыл к нему, руки его вертелись, подобно крыльям ветряной мельницы, а его боевой топорик казался мерцающим штрихом. Рот риммерсмана был раскрыт в крике, но Деорнот не слышал ни звука. Джошуа следовал прямо за ним. Оба они набросились на две тенеподобные фигуры. Клинки вращались и сверкали, рассекая мглу молниями отраженного лунного света. Деорнот хотел подняться и помочь им, но на нем лежало что-то тяжелое, какой-то бесформенный груз, которого он не мог сбросить. Он не оставлял попыток, не понимая, куда ушли его силы. Наконец ему удалось сбросить этот груз, и он почувствовал дуновение ветра, холодившее тело.
Джошуа и Айнскалдир все еще мелькали перед ним, их лица казались причудливыми масками в голубизне ночи. Другие фигуры появились из лесных зарослей, но Деорнот не мог решить, друзья это или враги. Глаза его застилал туман: в них что-то попало, что-то их жгло. Он удивленно провел руками по лицу. Оно было мокрым и липким. Его пальцы, когда он поднял их к свету, были черны от крови.
Длинный сырой тоннель вел вниз, прямо в гору, полтысячи стертых от старости ступеней змеились прямо через сердцевину Ста Мироре – от дома графа Страве к маленькому тайному доку. Мириамель догадалась, что тоннель неоднократно спасал ранее обитавших здесь аристократов, вынужденных покидать в ночи свои роскошные жилища, когда крестьяне вдруг начинали беспокоиться или выяснять правомочность привилегий вельмож.
В конце утомительного пути под неусыпным надзором Ленти и еще одного из загадочных графских слуг Мириамель и Кадрах очутились на каменной пристани между нависающей скалой и свинцовой водой гавани, расстилавшейся перед ними потрепанным ковром. Прямо под ними маленькая гребная лодка, привязанная канатом, прыгала на волнах.
Чуть позже появился сам граф. Его принесли по другой тропинке в резном занавешенном паланкине четверо дюжих парней в матросской форме. На старом графе был теплый плащ и шарф, чтобы уберечься от ночного тумана. Мириамель подумала, что в бледном свете раннего утра он выглядит древним.
– Что же, – сказал он, сделав знак носильщикам остановиться, – настал час расставания. – Он грустно улыбнулся. – Мне очень жаль вас отпускать, причем не последней причиной служит то. Что победитель Наглимунда, твой обожаемый папаша, много бы заплатил за твое благополучное возвращение. – Он покачал головой и закашлялся. – Но что поделаешь, я честный человек, а невыполненное обязательство подобно неукрощенному привидению, как мы говорим здесь в Пирруине. Передай привет моему другу, когда встретишь его, передай мое почтение.
– Вы нам не сказали, кто он, этот ваш друг, – сказала Мириамель с нескрываемой тревогой. – Кто тот, кому вы нас препоручаете?
Страве махнул рукой, отметая вопрос:
– Если он захочет сообщить вам свое имя, он это сделает сам.
– И мы отправляемся по морю в Наббан в этой утлой лодчонке? – проворчал Кадрах. – В этой рыбацкой скорлупе?
– Да это в двух шагах, – сказал граф. – И при вас будут Ленти и Алеспо, чтобы защитить вас от килп и им подобных. – Он показал на двух слуг дрожащей рукой. Ленти что-то мрачно жевал. – Ты же не думаешь, что я тебя отпущу одну? – Страве улыбнулся. – Я бы не мог быть уверен, что ты прибудешь к моему другу и оплатишь мой долг.
Он жестом приказал слугам поднять паланкин. Мириамель и Кадрах спустились в качающуюся лодку и с трудом втиснулись на узкое сиденье на корме.
– Не поминайте меня лихом, Мириамель и Падреик, прошу вас, – крикнул Страве из паланкина, который слуги тащили по скользким ступеням. – Мой маленький остров вынужден балансировать, причем очень деликатно. Иногда, приспосабливаясь к этому, можешь показаться жестоким. – Он задвинул занавески.
Тот, кого Страве назвал Алеспо, отвязал канат, а Ленти оттолкнул веслом маленькую лодочку от причала. Когда они начали удаляться от огней пристани, Мириамель почувствовала, что сердце ее упало. Они направлялись в Наббан, который не обещал ей ничего хорошего. Кадрах, ее единственный союзник, был мрачен и тих с момента их воссоединения. Как назвал его Страве? Она уже раньше слышала это имя. Теперь она направлялась к какому-то неизвестному другу графа Страве в качестве залога в какой-то таинственной сделке. И все, начиная с местных вельмож и кончая последним крестьянином, казалось, знают ее дела лучше ее самой. Чего еще ждать?
Во вздохе Мириамели были тоска и безнадежность.
Ленти, сидящий напротив нее, напрягся.
– Не вздумай ничего затевать, – сказал он жестко. – У меня нож.