Текст книги "«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIХ века"
Автор книги: Татьяна(2) Литвинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
ФОРМИРОВАНИЕ НАУЧНО-ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИХ ДИСКУРСОВ КРЕСТЬЯНСКОГО ВОПРОСА
Второй историографический период – конец 1920‐х – конец 1980‐х годов – совпадает с советской эпохой. Именно здесь происходит разграничение во взглядах между советской и западной историографиями, т. е. становление двух противоположных метадискурсивных историографических практик. До конца 1920‐х историческая мысль России развивалась в едином европейском историографическом пространстве, еще сохранялись возможности для конструктивного диалога, «в науке имело место многообразие исторических взглядов, а также представлений о путях поисков исторической истины»303303
Афанасьев Ю. Н. Феномен советской историографии // Советская историография. С. 19; Шмидт С. О. К изучению истории советской исторической науки 1920–1930‐х годов // Шмидт С. О. Путь историка: Избранные труды по источниковедению и историографии. М., 1997. С. 130.
[Закрыть], еще не произошел распад на эмигрантскую и неэмигрантскую историографию, а «сменовеховская» альтернатива и на украинской, и на российской почве могла представляться как путь к соборности, во всяком случае историографической, интеллектуальной. Последующее развитие политических реалий создало, по сути, два неравнообъемных направления, потока.
Взгляды же на крестьянский вопрос у представителей разных историографий могли совпадать. Но принципиальные разногласия не давали возможности договориться. Например, в украинской диаспорной и в советской историографии восприятие крестьянства было почти одинаковым, в целом соответствуя духу народнической традиции. Поэтому для данного периода в качестве маркера могут выступать не столько методологические позиции, сколько принадлежность к тому или иному историографическому потоку. При этом внешний фактор остается доминантным и определяет водораздел в историографии проблемы. В таком смысле конец 1920‐х годов формально не отличается от конца 1980‐х. И все же в пределах периода можно выделить ряд этапов – в соответствии с динамикой идейно-политической ситуации в СССР.
Конец 1920‐х – первую половину 1940‐х годов можно условно назвать этапом сегрегации, геттизации («гетто» не в негативном смысле), поскольку именно в это время расхождения с ведущими тенденциями европейской науки получили логическое завершение в практически полной изоляции советской историографии от мировой304304
Афанасьев Ю. Н. Феномен советской историографии. С. 21; Таран Л. В. Новые тенденции в мировой и украинской историографии // ДВ. М., 2004. Вып. 13. С. 211–212; Бессмертный Ю. Август 1991 года глазами московского историка. Судьбы медиевистики в советскую эпоху // Homo Historicus. Кн. 1. С. 43; Каждан А. П. Трудный путь в Византию. С. 41.
[Закрыть]. В значительной степени это было связано и с утверждением новой методологии. С точки зрения «внешних» подходов данный этап, особенно рубеж 1920–1930‐х годов, может рассматриваться и как начало марксистской историографии не только в идейном, но и в функциональном смысле305305
Рубинштейн Н. Л. Русская историография. С. 488.
[Закрыть]. Отныне марксизм, одна из многих теорий исторического процесса, превратился, причем не столько в результате идейной борьбы, в единственно возможную теорию, с обязательным ее усвоением. Помимо прочих, важным фактором влияния на историографическую ситуацию, думаю, стала публикация первых собраний сочинений Ленина, Г. В. Плеханова, появление лемковского издания произведений А. И. Герцена. Рубежным годом для отечественной исторической науки считается 1929‐й, год первой Всесоюзной конференции историков-марксистов, на которой «…общий с другими странами процесс развития исторического знания в СССР, в частности Украине… оказался прерван, был положен конец плюрализму мнений»306306
Таран Л. В. Новые тенденции в мировой и украинской историографии. С. 213–214.
[Закрыть]. Это не могло бы произойти без «внешних» толчков, перечислению которых уже уделено достаточно много внимания. Вмешательство партийных органов было вполне закономерно, если учесть распространение в исторической науке догматизма, вульгаризации, шаблонности мышления307307
Худолеев А. Н. Дискуссия о «Народной воле» на рубеже 1920–1930‐х годов в отечественной историографии // ДВ. Вып. 22. С. 231, 237, 238.
[Закрыть].
Официальной доминантой исторического сознания в это время стало гиперкритическое отношение к дореволюционному прошлому, в том числе и историографическому. Советские историки должны были наглядно продемонстрировать, что российская история с древнейших времен вполне укладывается в марксистскую теорию социально-экономических формаций и вся пронизана классовой борьбой трудового народа с поработителями. Поэтому приоритетными направлениями становились социально-экономическая история и история революционного движения в России, которые должны были образовать идеологический каркас «новой» исторической науки308308
Иллерицкая Н. В. Становление советской историографической традиции: наука, не обретшая лица // Советская историография. С. 171.
[Закрыть]. Акцентируя на этом внимание, историки-марксисты таким образом отодвигали в тень целый ряд ключевых тем российской истории. Началось замалчивание истории нобилитета. Марксистский режим, по словам Э. Глисона, был «изначально не расположен уделять много внимания политической истории побежденного класса»309309
Глисон Э. Великие реформы в послевоенной историографии // Великие реформы в России. С. 10.
[Закрыть]. Политическая история приобретала гротескный характер, либерализм подвергался осмеиванию. Даже любимые темы, связанные с историей рабочего класса, крестьянства, революционного движения, так идеализировались, что обычно искривлялась сама сущность исторического явления310310
Сахаров А. Н. Дискуссии в советской историографии: убитая душа науки // Советская историография. С. 130.
[Закрыть].
Перед украинскими историками в условиях централизованного планирования научно-исследовательской работы возникла необходимость тематической переориентации, отказа от исследования целого ряда проблем, встала задача вписывания отечественной истории в «своеобразие» российского прошлого в соответствии с концепциями, разработанными ведущими «официальными» историками. Например, специалисты по социально-экономической истории Украины, без оговорок о местной специфике, взяли на вооружение закрепленную в науке усилиями Б. Д. Грекова311311
Иллерицкая Н. В. Становление советской историографической традиции. С. 172.
[Закрыть] марксистскую концепцию генезиса и развития феодализма в России. Однако драматизм ситуации в украинской историографии заключался в глубоком разрыве с предыдущей историографической традицией, в потере преемственности, чему способствовало «идеологическое наступление против буржуазной идеологии», начатое в сентябре 1929 года Всеукраинским совещанием по делам науки312312
Лось Ф. Є., Сарбей В. Г. Основні етапи розвитку радянської історичної науки на Україні // УIЖ. 1968. № 1. С. 17.
[Закрыть], что происходило не без участия «старых» авторитетных историков.
Достаточно яркая тому иллюстрация – труд Д. И. Багалея «Нарис (Очерк. – Примеч. ред.) української історіографії»313313
Багалій Д. I. Нарис української історіографії за доби феодалізму й доби капіталістичної // Багалій Д. I. Вибрані праці. Т. 2. С. 335–572.
[Закрыть], в котором прозвучала и совсем иная характеристика А. М. Лазаревского. Хотя монография эта тогда не была опубликована и не могла непосредственно повлиять на дальнейший историографический процесс, она отражает и стремительные метаморфозы писаний самого Дмитрия Ивановича, отчетливо демонстрируя соответствие подобных метаморфоз изменениям в украинской историографии рубежа 1920–1930‐х годов. Багалей также фактически определил линии расхождения с дореволюционной, а полемизируя с М. С. Грушевским о наследии «признанного шефа историков Левобережья»314314
Він же. Iсторіографічний вступ. С. 253.
[Закрыть] – и с украинской национальной историографией. Писалось это, очевидно, не только под действием критики в адрес самого Багалея и не только с учетом кампании, развернутой против украинских историков. Главный труд Грушевского уже не мог удовлетворить Багалея именно из‐за построения концепции не на классовом, а «на национальном стержне»315315
Він же. Нарис української історіографії за доби феодалізму й доби капіталістичної. С. 573.
[Закрыть]. Достаточно большой раздел об Александре Лазаревском также можно считать вполне репрезентативным для того времени: академик критически отнесся, помимо прочего, к материалам семьи Лазаревских, изданным в 1927 году без учета «марксовской переоценки и источников, и представителей украинской историографии»316316
Там же. С. 450–451.
[Закрыть], равно как и к оценкам наследия самого историка Гетманщины в статье Грушевского, где Александр Матвеевич, вместе с Н. Костомаровым, П. Кулишом, В. Антоновичем, М. Драгомановым, И. Франко, был назван одним из крупнейших украинских историков317317
Грушевський М. Кілька слів про його наукову спадщину та її дослідження: В двадцять п’яті роковини смерті Ол. М. Лазаревського // Україна. 1927. Кн. 4 (23). С. 3–17.
[Закрыть]. Не соглашался Багалей и с выводом Грушевского о влиянии работ Лазаревского на углубление социально-экономических исследований: «Его труды не могли повлиять на исследования его последователей, хотя бы только потому, что у него самого социально-экономических исследований почти не было»318318
Багалій Д. I. Нарис української історіографії за доби феодалізму й доби капіталістичної. С. 455.
[Закрыть]. И тут же наоборот: «Книга его („Малороссийские посполитые крестьяне“. – Т. Л.) до сих пор не потеряла своего значения и по своим материалам, и даже по некоторым выводам»319319
Багалій Д. I. Нарис української історіографії. С. 467.
[Закрыть].
О каких выводах шла речь, трудно сказать. Ведь главный из них, о генезисе крепостного права, Багалей уже не поддерживал. Если раньше концепция Лазаревского относительно происхождения крепостного права казалась Багалею новой и верной320320
Він же. Iсторіографічний вступ. С. 253.
[Закрыть], то на рубеже 1920–1930‐х годов она уже «абсолютно не удовлетворяет, потому что здесь не сказано, что в России крепостничество появилось гораздо раньше пол[овины] XVII века»321321
Він же. Нарис української історіографії за доби феодалізму й доби капіталістичної. С. 467.
[Закрыть]. Итак, «схема образования крепостных отношений», предложенная Лазаревским, теперь воспринималась Багалеем как «слишком, так сказать, элементарная и на сегодняшний день полностью не удовлетворяющая, поскольку не имеет под собой твердой социальной базы, не раскрывая в основном ни роли украинской старшины, ни роли дворянского централизованного правительства»322322
Там же. С. 468.
[Закрыть].
В «Очерке» отрицалось и народничество Лазаревского, которому не прощалась свобода от политики, скептическое отношение «к национальным украинским организациям» (т. е. к «Старой громаде»), то, что он «резко выступал против национального пыла, пережитков национальной романтики», «сторонился сколько-нибудь ясной и наглядной увязки своих исторических исследований с теми общественными и политическими вопросами и движениями, которые волновали современное общество»323323
Там же. С. 452–453.
[Закрыть].
Отныне Лазаревский превратился в представителя дворянско-буржуазных украинских историков, «малоросса», «идеологически был связан с дворянством и буржуазией, которые поддерживали самодержавие». В исследованиях руководствовался якобы исключительно классовыми дворянскими интересами324324
Там же. С. 455, 471 и др.
[Закрыть].
Отличались у Багалея оценки наследия «главного историка Гетманщины» и в области истории элиты. Нарекания вызвала идеализация «украинского дворянства», признание «малороссийского дворянства» «почти единственной силой в обществе», «недопустимо широкие» рассказы «о всех его представителях», что объяснялось классовым дворянским подходом. Книгам Лазаревского не хватало «важнейшего для пролетарского читателя – …оценки исторических явлений со стороны пролетариата того времени и беднейшего крестьянства»325325
Там же. С. 475, 479–480.
[Закрыть]. При этом труды последователей «шефа» – В. А. Мякотина и В. А. Барвинского – были просто квалифицированы как «явно враждебные марксизму»326326
Там же. С. 468.
[Закрыть].
Итак, на рубеже 1920–1930‐х годов народническое направление исторической науки и ее безусловный лидер в исследовании Левобережной Украины приобрели новое историографическое качество. Они вписывались в суперсинкретичный поток украинской националистической историографии. Таким путем украинские советские историки не просто отказывались от наследия предшественников. В тех условиях маркировка, выставленная Лазаревскому и его направлению, фактически превращалась в клеймо, что автоматически выводило их из историографического оборота, образуя в нем пропасть и заставляя искать новые континуитеты. Трансформации историографического образа историка Гетманщины и поднятой им проблематики, в свою очередь, влияли и на изменения в структуре крестьянского вопроса.
Вместе с тем, несмотря на новые методологические предписания и необходимость работать в русле сталинской концепции истории, такой прерывности у российских историков, думаю, не произошло. Хотя советской историографии и была чужда сама мысль о научной преемственности, тем не менее еще многие десятилетия после революции, пока жили или имели возможность работать историки «старой формации», «традиция давала о себе знать, сказываясь в достаточно высоком профессионализме и общей культуре, в работах высокого научного уровня, в частности в области медиевистики»327327
Ястребицкая А. Л. Историография и история культуры // Одиссей. 1992. С. 70; Гуревич А. Я. «Путь прямой, как Невский проспект», или Исповедь историка // Гуревич А. Я. История – нескончаемый спор. С. 467; Бессмертный Ю. Август 1991 года глазами московского историка. С. 35; «Начать с начала…» Интервью Ю. Л. Бессмертного Н. Е. Копосову (20 сентября 1991 года) // Homo Historicus. Кн. 2. С. 351–352; Каждан А. Трудный путь в Византию. С. 37.
[Закрыть]. А. Я. Гуревич считал, что русская школа аграрной истории Средневековья, частично изменяя свои общие подходы и перестраивая исследовательскую методику, просуществовала до 1950–1960‐х годов328328
Гуревич А. Я. Историческая наука и научное мифотворчество (Критические заметки) // Гуревич А. Я. История – нескончаемый спор. С. 525–526; Он же. Позиция вненаходимости. С. 126.
[Закрыть].
Не выпадали из обоймы достижений российских ученых и произведения их дореволюционных предшественников. В. О. Ключевский, один из трех «богатырей российской науки истории в XIX в.», «оставался неизменно популярным на протяжении почти всего следующего, XX столетия»329329
Шмидт С. О. Ключевский и культура России // Шмидт С. О. Путь историка. С. 305.
[Закрыть]. М. М. Сафонов, анализируя курс лекций С. Б. Окуня по истории СССР, изданный в 1939 году и знаменовавший становление марксистской концепции внутренней политики российского правительства начала XIX века, также отметил не только опору историка на подходы М. Н. Покровского и А. Е. Преснякова, но и попытку «использовать всю сумму фактов, накопленных дореволюционными историками различных направлений»330330
Сафонов М. М. Проблема реформ в правительственной политике России на рубеже XVIII и XIX вв. Л., 1988. С. 18.
[Закрыть]. Б. Ю. Кагарлицкий вообще считает, что после разгрома «школы Покровского» советская историческая наука в основном вернулась к традиционным концепциям исследователей XIX века, лишь украсив их цитатами из Маркса, Ленина и Сталина331331
Кагарлицкий Б. Периферийная империя: Россия и миросистема. М., 2004. С. 11.
[Закрыть].
В значительной степени заслуга сохранения преемственности признается за Н. Л. Рубинштейном332332
Корзун В. П., Колеватов Д. М. «Русская историография» Н. Л. Рубинштейна в социокультурном контексте эпохи // ДВ. М., 2007. Вып. 20. С. 24–62.
[Закрыть], «Русская историография»333333
Рубинштейн Н. Л. Русская историография.
[Закрыть] которого и до сих пор удерживает статус одного из самых фундаментальных историко-историографических исследований. Книга, достойная «первого ряда историографической классики», была опубликована в 1941 году и стала первым общим курсом российской историографии, подготовленным в послеоктябрьский период334334
Муравьев В. А. «Русская историография» Н. Л. Рубинштейна // Археографический ежегодник за 1998 год. М., 1999. С. 228, 230; Медушевская О. М. Источниковедческая проблематика «Русской историографии» Н. Л. Рубинштейна // Там же. С. 233; Цамутали А. Н. Рубинштейн Николай Леонидович // Историки России. С. 700.
[Закрыть]. Здесь было представлено творчество выдающихся российских историков – от В. Н. Татищева до Г. В. Плеханова, Н. А. Рожкова и многих других. Несмотря на резкую критику, развернувшуюся уже в конце 1940‐х годов, особенно во время кампании «по борьбе с космополитизмом», историографическая концепция Рубинштейна в целом закрепилась в советской исторической науке и нашла отражение в других историко-историографических трудах, в том числе и украинских авторов.
Учитывая историографическое значение титанического труда Н. Л. Рубинштейна, в контексте данной темы следует выделить ряд моментов: 1) концепции социально-экономической истории наиболее ярких выразителей «народнической», «буржуазной» историографии, в частности «либерально-народнического» направления, «буржуазного экономизма», «легального марксизма», «экономического материализма», не отождествлявшегося с марксизмом, были довольно основательно проанализированы; 2) поскольку проблемно-историографический принцип не был доминирующим, элементы крестьянского вопроса «растворились» в ходе анализа специфики того или иного течения, направления, школы; 3) работы В. И. Семевского и его школы по истории крестьянства и в то время сохраняли видное место в историографии вопроса; 4) не упоминая Ключевского, Рубинштейн фактически повторил его оценки наследия Семевского, добавив тезис об истории в конкретном развитии классовых противоречий; 5) линия историографической эволюции проблемы проводилась Рубинштейном от Семевского к его ученице И. И. Игнатович, которая, в отличие от учителя, отказалась от «общей постановки крестьянского вопроса» и в своих трудах перешла к истории крестьянства и крестьянских движений; 6) украинский историографический материал не попал в поле зрения Рубинштейна, специальный раздел, посвященный Н. И. Костомарову, касался преимущественно изучения им русской истории.
Итак, этот анализ не только суммировал, но и определял новые приоритеты. Главное – изучение идеологического аспекта крестьянского вопроса начиналось с В. И. Семевского. Полнота его трудов, как считал Рубинштейн, в значительной степени освобождала историка от «повторения проделанной автором работы, от обращения к использованным им источникам». Советским историкам оставалось только поставить проблему в контекст классовой борьбы, а анализ позиций авторов тех проектов решения крестьянского вопроса, что уже введены в оборот, провести с точки зрения классовых интересов и того практического смысла, который в эти проекты вкладывался. Историю идеи необходимо было рассматривать с точки зрения общественного движения335335
Рубинштейн Н. Л. Русская историография. С. 405, 408, 509.
[Закрыть]. Возражая против ограничения Семевским крестьянского вопроса проблемой эмансипации, Рубинштейн сам фактически «растворял» данный вопрос в истории крестьянства и истории общественной мысли, где приоритет оставался на стороне истории социальных движений. Такой подход и направил исследовательское внимание в указанное русло.
Украинские историки на этом этапе историографических трудов не писали. Как отмечал В. Г. Сарбей, ни Институт истории, ни Институт истории Украины не занимались специальной исследовательской работой в области историографии. Основные усилия этих учреждений были направлены на подготовку обобщающих работ по истории Украинской ССР336336
Сарбей В. Г. Iсторіографічні дослідження на Україні за 70 років Радянської влади. С. 124; «Iсторіографічні дослідження в Українській РСР» у контексті культурної та пізнавальної ситуації кінця 1960‐х – початку 1970‐х років // Iсторіографічні дослідження в Україні. Київ, 2010. Вип. 20. С. 7.
[Закрыть], к чему подталкивали и отказ от концепции М. С. Грушевского, и необходимость вписать украинскую историю в общегосударственный контекст. Поэтому, как выглядело восприятие наследия предшественников украинскими советскими специалистами по социально-экономической истории, можно представить на основе историографического вступления к монографии И. А. Гуржия, которая (вместе с работами Т. Журавлевой, А. Пономарева, Е. Черкасской, И. Шульги) знаменовала восстановление исследований социально-экономической истории дореформенной эпохи, но уже на следующем этапе, ограниченном с учетом историографической традиции серединой 1940‐х – серединой 1950‐х годов337337
Лось Ф. Є., Сарбей В. Г. Основні етапи розвитку радянської історичної науки на Україні. С. 18.
[Закрыть]. Современные историографы также отмечают, что именно с этого времени для украинской науки и культуры настали «особенно драматические дни». С постановлением ЦК компартии (большевиков) Украины от 1947 года «О политических ошибках и неудовлетворительной работе Института истории Украины Академии наук УССР» связывается очередной раунд «уничтожающей критики „старых“ работ» (т. е. обобщающих курсов, созданных К. Гуслистым, Н. Супруненко, Ф. Ястребовым, Н. Петровским и др.) и изъятие их из библиотек338338
Калакура Я. Українська історіографія: Курс лекцій. Київ, 2004. С. 319–320; Величенко С. Суперечливі схеми національної історії: російські та українські інтерпретації власної минувшини // Схід–Захід: Iсторико-культурологічний збірник. Харків, 2002. Вип. 5. С. 34.
[Закрыть].
Вместе с тем именно в послевоенный период советское руководство пыталось поддерживать положительный имидж страны. Истории здесь отводилась не последняя роль. Как считают историки, не только в условиях шовинистического разгула 1940‐х – начала 1950‐х годов, но и в последующем пропаганда беспокоилась о придании историческому облику Российской империи цивилизованно-европейского вида и привлекательных черт339339
Поликарпов В. В. «Новое направление» 50–70‐х гг.: последняя дискуссия советских историков // Советская историография. С. 352; Корзун В. П., Колеватов Д. М. Образ исторической науки в первое послевоенное десятилетие: трансформация историографических координат // ДВ. М., 2010. Вып. 33. С. 74.
[Закрыть]. Россия теперь должна была восприниматься не как «тюрьма народов», а как «родина слонов». Побочным результатом этого стала возможность некоторой ревизии – «реабилитации» если не политики царской власти и господствующего сословия, то по крайней мере отдельных его представителей. Это позволило расширить круг «прогрессивных деятелей». Например, А. Т. Болотов уже трактовался не как ярый крепостник, а как естествоиспытатель, представитель передовой отечественной агрономической науки340340
Акульшин П. В. Болотов Андрей Тимофеевич. С. 57.
[Закрыть]. Смягчались и определения ряда общественно-политических направлений, в частности славянофильства, расширились возможности для работы в архивах и т. д.341341
Минаева Н. В., Эймонтова Р. Г. Слово о Сергее Сергеевиче Дмитриеве // Историографический сборник: Межвузовский сборник научных трудов. Саратов, 1998. Вып. 17. С. 5; Чудакова М. В защиту двойных стандартов // НЛО. 2005. № 74. С. 207–208.
[Закрыть] Итак, с конца 1940‐х годов, вопреки потрясению, которое в очередной раз перенесла историческая наука от борьбы с «безродными космополитами» и «буржуазными националистами»342342
Гуревич А. Я. «Путь прямой, как Невский проспект». С. 462–463; Копосов Н., Бессмертная О. Юрий Львович Бессмертный и «новая историческая наука» в России // Homo Historicus. Кн. 1. С. 124–125.
[Закрыть], закладывались основы для изменения историографической ситуации в целом.
Докторская диссертация (1953) и монография (1954) И. А. Гуржия «Розклад феодально-кріпосницької системи в сільському господарстві України першої половини XIX ст.» («Разложение феодально-крепостнической системы в сельском хозяйстве Украины первой половины XIX в.») – этот труд выбивался из общего потока работ украинских историков того времени не только своей проблематикой, но и исключительно пространным историографическим очерком, который дает возможность понять направление историко-историографической мысли в украинской исторической науке. В конкретно-исторической части труда вернулся в научный оборот крестьянский вопрос, которому посвящен особый подраздел. Однако он фигурировал не как самостоятельная проблема, а как составляющая концепта кризиса и разложения феодально-крепостнической системы. Именно под таким углом зрения рассматривалась история дореформенного периода. История же крестьянского вопроса фактически отождествлялась с историей крестьянства343343
Гуржій I. О. Розклад феодально-кріпосницької системи в сільському господарстві України. С. 13–14.
[Закрыть].
Гуржий подверг анализу наследие российских и украинских «буржуазных историков», ученых «из лагеря народников», и в первую очередь Семевского, оценивая его, хотя и без ссылки, по Н. Л. Рубинштейну. Были упомянуты и «легальные марксисты» – П. Б. Струве и М. И. Туган-Барановский, а также их последователи. Упреки им делались на основе ленинских статей, с неоднократным рефреном об ошибочном понимании процесса разложения феодально-крепостнической системы, недооценке решающего значения антикрепостнической борьбы. Но если русскую историографию Гуржий критиковал довольно спокойно, то в отношении украинской был непримирим, употребляя довольно резкие высказывания, оценки, характеристики. Весь удар приняли на себя за украинских историков М. Е. Слабченко и А. П. Оглоблин, которые «специализировались главным образом на фальсификации вопросов истории экономики»344344
Там же. С. 15–18.
[Закрыть]. В историографическом очерке Гуржий совсем не упомянул А. М. Лазаревского и его последователей, хотя в работах, не имевших широкого историографического резонанса, иногда прямо ссылался на его труды, а также на некоторых других «буржуазных» историков345345
Гуржий И. А. К вопросу о характере помещичьего хозяйства на Левобережной Украине во второй половине XVIII в. // Исторические записки. 1950. № 34. С. 333–338.
[Закрыть]. Итак, новыми ориентирами для украинских ученых теперь стали работы П. И. Лященко, Н. М. Дружинина, С. Г. Струмилина, П. А. Хромова346346
Гуржій I. О. Розклад феодально-кріпосницької системи в сільському господарстві України. С. 19.
[Закрыть]. Изменяться такая ситуация будет только на следующем этапе – середина 1950‐х – начало 1970‐х годов, – когда начнет понемногу восстанавливаться связь с народнической историографией.
Выделение этого этапа, так же как и внеисториографические факторы, его определяющие, не требует объяснений. Об этом уже достаточно много сказано историками исторической науки. Напомню лишь, что во времена относительной либерализации научно-организационная зависимость украинских историков от Москвы, от «центра» не только не ослабела, но даже увеличилась347347
Iсаєвич Я. Українська історична наука. С. 9.
[Закрыть]. Хотя этот период и определяется иногда как историографический «микроренессанс», все же, думаю, научные ориентиры украинских историков того времени формировались преимущественно не в результате осознания потребностей разработки тех или иных проблем отечественной истории, а партийными постановлениями, рекомендациями центральных академических институтов и «официальных» историков348348
Сарбей В. Г. Iсторіографічні дослідження на Україні за 70 років Радянської влади. С. 125.
[Закрыть]. Поэтому, несмотря на попытки современных историографов выделить группу «непровластно настроенных историков в УССР», «фрондирующих украинских исследователей», «нонконформистов»349349
Яремчук В. Минуле України в історичній науці УРСР післясталінської доби. Острог, 2009. С. 258.
[Закрыть] (хотя это и вступает в противоречие с конкретными биографиями350350
Ясь А. «История – точная наука…» Интеллектуальные поиски Елены Компан // День. 2010. 2–3 апреля. № 58–59. С. 11; Рубльов О. С. «Український історичний журнал»: історія офіційна й залаштункова (1957–1988 рр.) // УIЖ. 2007. № 6. С. 18–55.
[Закрыть]), мы видим все более тесную корреляцию между научными результатами украинских ученых и «указаниями» сверху. Более того, создается впечатление, что украинская историография прочно закрепилась в фарватере российской, все больше превращаясь в провинциальную. Украинские историки уже не ставили самостоятельных исследовательских задач, хотя бы в виде создания новых обобщающих курсов, а только успевали реагировать на критику и отвечать на столичные научные инициативы, подбирая местный материал для иллюстрации тех или иных концепций общегосударственного значения.
Историографическим началом этого этапа можно считать две статьи-передовицы, важные в контексте данной темы, которые появились в 1955 году в «Вопросах истории». Ими, с одной стороны, подводился итог уже сделанному в области истории украинского народа и истории общественной мысли, а с другой – представлялось ви́дение перспектив дальнейших исследований. Констатации и установки подобных статей воспринимались как ориентир и руководство к действию.
Статья-призыв «За глубокое научное изучение истории украинского народа»351351
За глубокое научное изучение истории украинского народа // ВИ. 1955. № 5. С. 3–10.
[Закрыть] фактически стала первым после длительного перерыва осмыслением состояния развития украинской исторической науки. Настойчивое подчеркивание «слабостей» украинской советской историографии было призвано изменить ситуацию. В данном контексте важными представляются нарекания по поводу невысокого уровня историографической проработки исследований, по поводу невнимания к источникам (в том числе и опубликованным) и отсутствия их критических обзоров352352
Там же. С. 6.
[Закрыть]. По сути, прозвучал призыв, наряду с углублением критики буржуазно-националистической историографии, восстанавливать преемственность и прекращать практику игнорирования работ Н. И. Костомарова, В. Б. Антоновича, Д. И. Багалея, А. Я. Ефименко, А. М. Лазаревского, М. А. Максимовича. В перечне приоритетных сюжетов крестьянский вопрос в этой «передовице» не назывался, очевидно частично растворившись в важной для изучения социально-экономической истории Украины.
Украинские историки оказались весьма чувствительными и к тематическим определениям, и к советам ликвидировать элементы перестраховки, продемонстрировать настоящую научную смелость. «Передовица» обсуждалась на заседании Ученого совета Института истории 17 октября 1955 года, по результатам чего была подготовлена подробная информация о принятых мерах и планах отделов Института. Несколько позже появились рекомендации со стороны координационной комиссии по истории при Академии наук Украинской ССР (АН УССР)353353
Сарбей В. Г. Iсторіографічні дослідження на Україні за 70 років Радянської влади. С. 125.
[Закрыть]. Результатом этого стали статьи в основанном в 1957 году издании «Український історичний журнал», монографии об историках, в том числе и о Лазаревском, где он снова определялся как «выдающийся»354354
Полухін Л. К. Видатний історик України О. М. Лазаревський. Київ, 1964.
[Закрыть], обобщающие работы по украинской историографии, а также ряд конкретно-исторических исследований, в первую очередь по предложенной «центром» проблематике.
Передовица девятого номера «Вопросов истории» за тот же 1955 год355355
О некоторых вопросах истории русской общественной мысли конца XVIII – начала XIX в. // ВИ. 1955. № 9. С. 3–12.
[Закрыть], которую историки исторической науки считают этапной вехой развития советской историографии отечественной общественно-политической мысли и одновременно отправной точкой ее «оттепелевых» трансформаций356356
Руднев М. А. Историография русского консерватизма. С. 36.
[Закрыть], была посвящена анализу состояния разработки истории общественной мысли. Подытоживая достижения, здесь отмечали рост интереса к этому направлению в целом, плодотворную работу по изданию источников, в частности произведений Н. Г. Чернышевского, В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Н. А. Добролюбова, очередных томов материалов серии «Восстание декабристов», завершение третьего тома «Дела петрашевцев». В то же время много места уделялось анализу недостатков и начертанию программы дальнейших исследований. В перечне наиболее актуальных тем-задач близких к проблемам данной книги не оказалось, поскольку история общественной мысли приводилась в жесткое соответствие ленинской схеме русского освободительного движения. Но важно отметить, что в данном случае все же шла речь о необходимости глубокого исследования взглядов не только выдающихся «прогрессивных» русских мыслителей, но и менее известных представителей общественной мысли различных идейных течений, в том числе «консервативной и реакционной идеологий». Хотя это и было нужно лишь для раскрытия их «негативной сущности», все же увеличивались возможности смягчения оценок, расширения тематического, персонологического спектра.
Программные статьи и дискуссии, разворачивавшиеся на страницах официальных профессиональных изданий, также были призваны направить историографическое движение в правильное русло. Причем, с одной стороны, наблюдалось оформление определенного полемического поля, многообразие подходов к трактовке целого ряда проблем социально-экономической истории, в частности представителями «нового направления»357357
Поликарпов В. В. «Новое направление» 50–70‐х гг. С. 350.
[Закрыть], звучали призывы к научности, объективности, историзму358358
Савельев П. И. Пути аграрного развития России в дискуссиях российских историков // Россия сельская. XIX – начало XX века: Сборник статей. М., 2004. С. 25–53; Сидорова Л. А. Инновации в отечественной историографии: опыт рубежа 50‐х – 60‐х годов // Проблемы источниковедения и историографии: Материалы II Научных чтений памяти академика И. Д. Ковальченко. С. 406; Дмитриев С. С. Подход должен быть конкретно-исторический // Вопросы литературы. 1969. № 12. С. 74.
[Закрыть], а с другой – настойчивыми напоминаниями придерживаться ленинской концепции исторического развития России жестко указывался «единственно верный» ракурс научных исследований.
В разработке истории дореформенной эпохи ведущими, главными были уже утвержденная ранее проблема кризиса, разложения феодально-крепостнической системы, а равно и генезиса капиталистических отношений, и концепция «революционной ситуации». В подготовленном Институтом истории АН УССР и вышедшем в 1958 году труде «Основні проблеми розвитку (развития. – Примеч. ред.) історичної науки в Українській РСР» впервые были осуществлены масштабное планирование и широкая координация научной работы в республике359359
Сергієнко Г. Я. Деякі питання розвитку досліджень з історії феодалізму // Вісник АН УРСР. 1978. № 12. С. 32.
[Закрыть]. Одним из трех важнейших направлений в области истории феодализма, требующих немедленных исследовательских усилий украинских ученых, называлось разложение феодально-крепостнической системы и развитие капиталистических отношений в Украине во второй половине XVIII – первой половине XIX века360360
Основні проблеми розвитку історичної науки в Українській РСР. Київ, 1958. С. 5.
[Закрыть]. Интерес к этому периоду объяснялся, кроме наличия источниковой базы, принятой датировкой процесса генезиса капитализма361361
Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1985. Т. 5. С. 202.
[Закрыть]. Причем с конца 1950‐х – начала 1960‐х годов внимание историков с проблем возникновения мануфактурной промышленности, первоначального накопления капитала, формирования пролетариата, развития всероссийского рынка переключилось на аграрный аспект, на исследование социально-экономических отношений на селе362362
Там же. С. 187, 193.
[Закрыть].
Этому способствовала работа созданной еще в 1950 году при Институте истории АН СССР Комиссии по истории земледелия, издававшей «Материалы по истории земледелия СССР», «Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства», а также деятельность симпозиумов по аграрной истории Восточной Европы, где началась реальная дискуссия и определялись главные проблемы, требующие коллективного внимания историков-аграрников363363
Круус Х. Х. Об итогах симпозиума по аграрной истории Восточной Европы в Таллине в 1958 г. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1959 г. М., 1961. С. 15; Шапиро А. Л. Об опасности модернизации экономической истории русского крестьянства XVII – первой половины XVIII в. // Там же. С. 52–68; Яцунский В. К. Генезис капитализма в сельском хозяйстве России // Там же. С. 30–51.
[Закрыть]. Крупным историографическим событием стало начатое в 1959 году издание многотомного труда под редакцией Н. М. Дружинина – «Крестьянское движение в России в XIX – начале XX века». В течение 1959–1968 годов вышло десять томов этой «дружининской» документальной серии364364
Федоров В. А. Дружинин Николай Михайлович // Историки России. С. 606.
[Закрыть]. Привлекали внимание к аграрной проблематике и дискуссии конца 1950‐х – начала 1960‐х годов по проблеме расслоения крестьянства, разложения феодализма и генезиса капитализма365365
Очерки истории исторической науки в СССР. Т. 5. С. 193–201; Яцунский В. К. Основные этапы генезиса капитализма в России // Яцунский В. К. Социально-экономическая история России XVIII–XIX вв.: Избранные труды. М., 1973. С. 71–115.
[Закрыть]. Но, несмотря на разворот в сторону аграрной составляющей проблемы кризиса и разложения крепостнической системы, аграрные отношения исследовались гораздо меньше, «практически их целостная характеристика содержалась лишь в учебной литературе и в общих курсах. <…> Специально изучались главным образом классовая борьба и освоение окраин страны»366366
Очерки истории исторической науки в СССР. Т. 5. С. 187, 201.
[Закрыть].
Ленинская концепция «революционной ситуации» начала активно внедряться исследовательской группой, созданной в 1958 году при Институте истории АН СССР под руководством академика М. В. Нечкиной, и вскоре стала господствующей, особенно в изучении истории общественной мысли и публицистики середины XIX века367367
Сладкевич Н. Г. Борьба общественных течений в русской публицистике конца 50‐х – начала 60‐х годов XIX века. Л., 1979. С. 4.
[Закрыть]. Явление, по наблюдениям Нечкиной, до 1940‐х годов не замеченное ни в научной, ни в учебной литературе368368
Нечкина М. В. Революционная ситуация в России в исходе 50‐х – начале 60‐х годов XIX в. С. 347, 351; Она же. Революционная ситуация в России в середине XIX в. // Нечкина М. В. Встреча двух поколений. С. 505, 506.
[Закрыть], теперь было призвано стать «очками», сквозь призму которых рассматривалась предреформенная Россия.
Тематическое же наполнение концепта было зафиксировано в статье Н. И. Мухиной, где при помощи метода библиографической статистики обобщались штудии по данной проблеме с конца 1917 года по апрель 1959-го369369
Мухина Н. И. Изучение советскими историками революционной ситуации 1859–1861 гг. (Опыт библиографической статистики) // Революционная ситуация в России 1859–1861 гг. М., 1960. С. 522–527.
[Закрыть]. Автор представила основные блоки, которые охватывали работы по экономической истории, истории массового и общественно-политического движения, реформе 1861 года, культурным явлениям, кризису правительственной политики, самóй революционной ситуации и т. п. С оговоркой об определенной ограниченности метода, избранного для анализа, делался вывод о возможности определить тенденции для заполнения в дальнейшем выявленных лакун. В данном контексте важно отметить, во-первых, значительное доминирование работ по истории общественного движения (70%). Сюда вошли исследования по истории публицистики, революционного, либерального, национально-освободительного движений. Подавляющее большинство этих работ (665) касалось взглядов и идеологии Чернышевского (341 позиция), Добролюбова, Герцена, Огарева, только восемь – либерального движения и ни одна – «реакционного движения и идеологии»370370
Там же. С. 527.
[Закрыть]. Второе место, со значительным количественным отставанием, занимали работы по истории реформы 1861 года (142). Во-вторых, показательной была и «картина географического распределения сил советских историков» – в Москве и Ленинграде было издано 1187 работ. На втором месте из 94 городов оказался Киев, которому принадлежало всего 62 позиции. Кроме столицы Украины, в перечень также попали Харьков (17 позиций), Одесса и Львов (по 7), Днепропетровск (4), Ужгород и Чернигов (по 1), что говорит о незначительном внимании украинских специалистов к истории первой половины XIX века. Правда, в данной статье учитывались только русскоязычные публикации.
