Текст книги "Проклята луной (ЛП)"

Автор книги: Татьяна Зингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Точно!

Серебристая визитка лежала во внутреннем кармашке сумочки. Ева достала её и набрала на телефоне номер Сергея.

– Назови свой адрес, – без приветствия потребовала она.

Пораженный Сергей продиктовал. Даже не попробовал возмутиться поздним звонком или попросить объяснений. Ева записала город, улицу и номер дома на салфетке губной помадой.

– Ты переезжаешь в другой город? – изумился Олег, рассматривая салфетку.

– К другому мужчине. – Ева по-детски показала язык.

Разумеется, никуда ехать она не планировала. Так, решила напоследок задеть самолюбие Олега. С Сергеем уж как-нибудь договорится, вещи заберет. Пускай путь она выбрала нелогичный и трудный, зато увидеть в глазах Олега непонимание было гораздо приятнее, чем признаться, что, кроме Машки, Еве совсем некуда податься.

Перед тем, как окончательно уйти, она все-таки открыла дверь в ванную и застала в ванне большеглазое существо с рыжими локонами, укутанное лепестками розовой пены. Ей восемнадцать-то исполнилось?! Совсем малютка. Девица глянула на неё с невероятным ужасом и заголосила.

Олег захлопнул дверь и, качая головой, рявкнул:

– Убирайся!

Ева добежала до спальни, подхватила фиалку (разумеется, ту никто не поливал) и убралась.

Позвонила Машке, а та не взяла трубку. Пришлось ехать к сестренке домой, но дальше подъезда Ева не прошла. Консьерж попытался дозвониться до квартиры лично, да не сумел. И сказал просто:

– Дома никого. Извините.

Не спать же на улице? Ева подалась в первую гостиницу – мест нет; во вторую – заселение до десяти вечера. От третьей её отговорил администратор: туда буквально вчера заехали мигранты-строители, и сейчас вовсю отрывались, пили, голосили и, кажется, даже били друг другу морды.

Что дальше, четвертая попытка? В их захолустном городишке не так много отелей.

Квартиру ночью не снимешь, как и комнатушку в общежитии. Ева крепко ругнулась и на Олега, и на себя, вызвала новое такси.

– На вокзал, – попросила водителя.

В зале ожидания она плюхнулась на скамью, оперлась щекой на кулак. И задремала.

...Подбородок, заросший трехдневной щетиной, серые, точно вечерний туман, глаза, иронично изогнутые губы, острые скулы...

И подбородок, и глаза, и губы твердили: «К чему тебе ютиться в общежитии или у сестры? Что тебя держит в этом городе? Неспроста ты выбрала вокзал, ты уже решила, как поступишь».

Будь что будет!

Утром она прыгнула в поезд и понеслась к Сергею. Не спрашивая, а нужна ли ему вообще.

13.

Они жили вместе уже два месяца. Ева устроилась в массажный салон недалеко от дома Сергея, тот колесил по стране с гастролями, снимался в собственной передаче, писал блог. Его действительно обожали. Как-то Ева залезла на интернет-канал Сергея Савицкого и прочла сотни комментариев о том, какой он сильный маг и интересный мужчина. О нем мечтали, его хотели, ему посвящали поэмы.

Еву распирала гордость. Он нравился многим женщинам, а принадлежал ей одной. К ней он спешил после долгой поездки, ей писал длинные сообщения и её целовал в висок перед сном. Сергей уезжал на несколько дней, пару ночей проводил дома и исчезал опять. А Ева ждала.

Странно у них получилось. Ева приехала жить к едва знакомому человеку, а тот пригрел, накормил холостяцким обедом и запретил уезжать. Ева в жизни ни ела ничего вкуснее, чем те пельмени под майонезом – и не думала, что способна растаять от взгляда с прищуром.

– Со мной будет несладко, – в первый же день сказал Сергей. – Я где-то постоянно ошиваюсь и совершенно не семейный человек.

Но он врал. Сергей обожал уют, вкусный обед и женское присутствие. Тридцатилетний холостяк, любимец домохозяек, расплывался в улыбке, когда Ева готовила морковную запеканку или когда делала массаж, или когда встречала с поездки.

Не прошло и месяца, как он заявил совсем уж странное:

– У меня появилась огромная проблема. Я тебя полюбил.

– За что? – Ева захлопала ресницами.

– Просто так.

И всё. В их отношениях возникла окончательная ясность.

Вечерами Ева читала книги, а Сергей списывался с поклонницами. Ева готовила ужин – Сергей сидел за кухонным столом, уткнувшись в экран. Они вели себя будто семейная пара с двадцатилетним стажем – вместе, но порознь. Но стоило ей перестать суетиться или в шутку обидеться – он захлопывал ноутбук, прижимал к себе – называл глупышкой. И отказывался отпускать...

Машка после свадьбы переменилась. Трубку брала редко и отвечала короткими, обрывистыми предложениями. Поскорее старалась свернуть разговор. Новость о гибели участника проекта восприняла отрешенно.

– Жуть. Ты-то цела? – и услышав «да», закончила: – Ну и здорово. Мне пора.

Ева не обижалась. У сестренки семья – ей не до пустого трепа. Конечно, она звонила ей ещё и ещё, спеша поделиться какими-нибудь новостями, но в один из звонков Машка устало сказала:

– Ев, извини, на меня столько проблем навалилось, совсем не до болтовни. Давай как-нибудь попозже?

Это «попозже» на мгновение разбило сердце. Но Ева справилась с трясущимися губами и весело ответила:

– Ладушки, позвони мне сама.

И Машка изредка звонила, коротенько отчитывалась об успехах, жаловалась на погоду или описывала новый рецепт пирога. Но былое доверие из сестринских отношений куда-то делось – наверное, его стерло расстояние. Сколько Ева не спрашивала о важном – Машка предпочитала отшутиться.

Кстати, убийца «невесты» скончался в СИЗО до объявления приговора. Сокамерник перерезал ему горло заточенной ложкой. Говорят, в тюрьмах ненавидят сатанистов. Что ж, никому его жалко не было. А червячок сомнения – не убрали ли Евгения как ненужного свидетеля? – заползший в душу Евы, был растоптан. Ей до истины точно не докопаться, даже браться не стоит.

14.

Сны переплелись в клубок. Ева многих даже не запоминала. Правда, вымысел, сказка – как разобрать, где и что? Ни лиц, ни голосов, ни мыслей. Ей частенько виделась Машка, а иногда и родители: молодые и счастливые.

Жизнь текла размеренно и монотонно. Если бы не то телешоу...

После смерти лысого парня поднялась новая волна страстей. В газеты просочилась «утка» , дескать, никакой сокамерник никого не убивал. Адвокат того самого сокамерника с пеной у рта доказывал невиновность своего подзащитного. Эта новость всколыхнула общественность. Была проведена масса независимых расследований и выведена куча официальных и не очень теорий. Канал от всего открещивался, да в стороне не остался. Тут же в новостях появилась колонка про телешоу, в которой все эти теории и расследования освещались. Ведущий собирал зрительское мнение – сообщить о догадке мог каждый желающий, отправив смс-сообщение. Некоторые даже ставили на следующую жертву. На трагедии попросту наживались.

И вскоре участников пригласили в Москву. Они же колдуны, значит, должны разгадать тайну прошлого. Пускай проведут независимое расследование.

– Поедем? – спросил у Евы Сергей, переговорив с организаторами по телефону. – За два часа в студии предлагают двадцать тысяч деревянных. Неплохо, а?

Еве идея не пришлась по душе. Тревожно стало на сердце, и липко меж пальцами. Но отказать Сергею она не смогла – он умел убеждать словами, и голосом, и полуулыбкой. В воскресенье они вылетели в Москву.

…На небольшой съемочной площадке расставлены мягкие диванчики. Студия выкрашена в молочно-розовый цвет. Черные экраны выключены. Время близится к семи, и уже собираются зрители, занимают места, переговариваются. Осветительные приборы подвешены на рельсах, которые крепятся под потолком – свет то гаснет, то зажигается, то приглушается, то слепит глаза. Операторы возятся с громадинами-камерами, стоящими на массивных штативах. Гримеры, вертлявые девчонки, наносят участникам на кожу пудру, чтобы при съемке не появлялся жирный блеск.

Ева выглядывала из-за кулис. Коленки подрагивали от волнения. Как-никак прямой эфир, да и тема не из приятных.

За спиной зашуршала ткань. Ева развернулась на каблуках. Иссохшая старуха в юбке до пола дышала громко, с присвистом.

– Ты же всё видишь, – замогильным голосом заговорила старуха, и её костлявые пальцы впились в кожу Евиного предплечья. – Ты колдунья, тебя оберегает твоя сила. Она прячет твой дух от него. Давай же, опереди ведьмака, распознай его и убей. Иначе он найдет тебя сам. Смерть идет за тобой по пятам.

Ева просипела что-то в ответ. Какой же на неё нашел ужас! Сковывающий, замораживающий, лютый. Если бы не Сергей – она рухнула бы без чувств. Но тот, отстранив гримёршу, вовремя подбежал к старухе и отволок её в сторону. Потом обнял Еву за плечи:

– Что она тебе наговорила?

– Не помню, – честно призналась Ева. – Кажется, что-то про… про… она пожелала быть естественной в эфире, что ли? Нет, она назвала меня красивой…

Сергей непонимающе оглядывал ссутулившуюся Еву. Та предполагала одну версию за другой. В голове спуталось. Внезапно перед глазами помутнело. Звуки исчезли. Дыхание прервалось.

…Алый бант на платье. Заточенная ложка у горла. Юбка, шуршащая на ветру. Перья, затолкнутые в глотку. Сгорающая на теле водолазка. Белое запястье, разрезанное у родинки…

15.

Еву пригласили в студию третьей, после Ивана Харитонова (вместо тоги тот напялил серый костюм, который, к слову, сидел на нем гораздо хуже, нежели простыня) и эксперта в области сатанизма. Ведущий представил Еву и спросил, что та думает по поводу случившегося: есть ли у неё теории, видела ли она что-нибудь «третьим глазом»? На экране тем временем высветилось фото. Ева в лучах заходящего солнца, темно-каштановые волосы окрашены рыжим, на щеках румянец.

– Н-нет, – прошелестела мертвенным голосом.

В наушнике, закрепленном за ухом, мужской баритон подсказал:

– Объяснитесь, что вы не умеете читать будущее.

Ева заговорила, но слова полились совершенно другие:

– Всего жертв шестеро. – Она пристально глянула на свою левую руку, запястье которой украшала родинка. – Я умру последней.

И ногтем надавила на запястье, будто перерезая его.

– Это дело рук сатанистов? – сориентировался ведущий.

Она издала короткий сумасшедший смешок и перестала отвечать на вопросы. Перед глазами поплыли мушки. Забилась жилка у виска. Пришлось сделать глубокий вдох и долгий выдох, чтобы прийти в себя.

– Целительница Евангелина погрузилась в транс, – отшутился ведущий.

Позвали девочку-гадалку (ту, которая ходила в пижаме с мишками), следом Сергея. Девочка разревелась, когда на экранах мелькнул кадр с мертвенно-бледным лицом «невесты». Сергей отреагировал на картинку сдержанно, только сильнее прижал к себе колотящуюся от озноба Еву. В ней что-то менялось…

В студию пригласили мать парня, скончавшегося в следственном изоляторе.

– Он не мог, не мог… – твердила она, раскачиваясь. – Вы должны знать правду… Не мог… Он у меня актер-любитель, мечтал Москву покорить… Не мог…

Ведущий с садистским упорством допрашивал мать, а та заикалась и путалась. Повторяла это «не мог» как заведенная игрушка. Наконец, какой-то из приглашенных гостей потребовал отстать от похоронившей сына женщины, и ведущий прервался на рекламу.

Мать увели за кулисы. Она вырывалась, умоляла выслушать её. Успела схватить Еву за рукав платья, но Сергей скинул пальцы с обломанными ногтями.

– Не мог, понимаете?! – выкрикнула она, уже уведенная за сцену.

Ведущий скривился от отвращения.

Организатор, вышедшая в зал, обратилась к зрителям, поменяла некоторых местами для лучшей картинки. Посоветовала Сергею с Евой обниматься более открыто – для зрелищности. Девочке-гадалке подала носовой платочек.

Из несчастья устроили фарс…

И вот, ведущий объявил:

– Вновь здравствуйте! Тема нашего сегодняшнего вечера шокирует. Она не оставляет равнодушным. Тьма бродит вокруг каждого из нас. Напоминаю, что происходило в минувшее эфирное время…

– Давай уйдем? – попросил Ева Сергея. – Мне неуютно.

Она вся ходила ходуном. А главное – совсем не помнила того, о чем недавно говорила. Что-то про смерть? Она видела гибнущего в пламени Сергея? Быть такого не может!

– Перенервничала? Вот я дурак, позвал тебя сюда... Хочешь, попрошу валерьянки? – заволновался Сергей, поправляя ворот водолазки.

– Нет, давай просто уйдем?

Сергей собиралась ответить, но ведущий громогласно объявил:

– Встречаем женщину, известную всему Поволжью по событиям десятилетней давности. Жарким летом семь туристов из Санкт-Петербурга справлялись по Волге и пропали. Именно она сообщила, где их искать. Путешественники заблудились в незнакомых лесах, но она дала точные координаты. Поприветствуем Марфу.

Зал зааплодировал. Десять секунд, двадцать, тридцать. Хлопки смолкли, а старуха в клетчатой юбке так и не появилась.

– Поприветствуем Марфу! – повторил ведущий с нажимом.

Ева почувствовала тошноту.

Она скинулась с крыши телецентра. Как забралась туда, зачем полезла, кто её пропустил – загадка. Охранники уверяли: как глаза заговорила. Ничегошеньки не помнят. Её помнят, а дальше – пустота.

Всех отпустили по домам. Записи с камер наблюдения не показали ничего существенного (так сказали в краткой сводке новостей). Самоубийство и ничто иное. Старуха спрыгнула сама, на прощание улыбнувшись.

Дома Сергей отпаивал Еву чаем. Понадобился пузырек с немецкими успокоительными каплями, чтобы она пришла в себя и перестала биться в истерике. Теперь Ева смотрела на него спокойно и даже чуточку безразлично. На сердце было пустынно, но и дурные мысли не лезли в голову.

Вокруг неё клубилась энергия, электрическими разрядами прорезала воздух. Стекала к кончикам пальцев и капала на пол невидимыми огненными всполохами.

«Я – ведьма», – отчетливо поняла Ева и улыбнулась.

16.

Осень, туманная и мокрая, наступила на город холодными лапами. И в один из дней, похожих на предыдущие, тоскливый и серый, Еве позвонили с незнакомого номера. Нежный девичий голос уточнил, с ней ли он общается. Ева подтвердила. Тогда голос спросил:

– Мария Сафронова приходится вам родственницей?

Ева не почувствовала ничего опасного, услышав девичью фамилию Машки, а должна была бы.

– Сестрой.

– Вас беспокоят из третьей городской больницы. Она просила позвонить вам.

Медсестра отказалась что-либо уточнять по телефону. Ева выехала немедля, билет на поезд купила, ерзая от нетерпения в такси. Да что с Машкой?!

Больница вселяла ощущение полнейшей безысходности. Облупившиеся зеленые стены, серо-белые потолки, больные в застиранных халатах с безжизненными выражениями на лицах. Пахло хлоркой и страданиями. Еве физически было неприятно здесь находиться. Она не успела на часы приема, но всунула медсестре тысячерублевую купюру; бежала по коридору, отгоняя дурные мысли. Чуть не снесла с ног горбатую старушку в ночной рубашке. Та от неожиданности выронила чашку, Ева поймала её у самого пола и сунула в скрюченные артрозом пальцы. В спину ей посыпались проклятья.

Машку поместили в палату на шестерых. Шесть железных коек, застланных старенькими простынями. Наволочки желтоватые, рисунок на постельном белье выцвел. Неужели Егор не подобрал Машке приличной палаты?! Или она сама, глупышка, попросила не возиться с ней?

Машка лежала у окна, укутанная в одеяло до подбородка. Ева ахнула: лицо сестры покрывали кровавые ссадины. Нос распух, губы вздулись. На правой щеке бордовый синяк.

– Что с тобой?! – вскрикнула Ева.

Женщина на первой кровати от двери цыкнула.

– Не мешайте отдыхать. Позову врача, и вас выгонят!

Ева повторила вопрос одними губами.

– Упала с лестницы. – Машка отвела взгляд.

– Всем телом? – Ева села на краешек кровати, но Машка поморщилась даже от легкого прикосновения Евиного бедра к своей ноге.

– Да ерунда, – попыталась успокоить она. – Жить буду. Видишь, даже ничего не переломала. Голова только болит, как пилой пилят. Бр-р.

– Где твой муж?

Машка закусила губу. У неё был взгляд человека, не верящего ни во что хорошее. И Ева догадалась. Она сдернула с сестры одеяло. На загорелой шее синел след от удушения. На руках синяки. На животе гематома.

– Его должны наказать, – прошипела Ева. – Ты подала заявление в полицию?!

– Никто его не накажет. – Машка сжала холодной ладошкой руку Евы. – Ты забыла, кто его папа? А кем его папа приходится начальнику управления внутренних дел? Ты же не маленькая, Ев. Всё уже хорошо. Он ушел…

– Что произошло? – Она застонала от безысходности и злости. – Расскажи мне, почему ты молчала?

– Он запрещал говорить. Ев, он сначала очень добрый был, я его по-настоящему полюбила. А потом как с катушек сорвался. То пощечину влепит, то ещё что… Ну, не важно. – Она тряхнула головой, поморщилась. – И тебе запретил жаловаться, угрожал убить и тебя, и меня. Он, знаешь, по животу меня бил и повторял: «Жаль, не беременна». А я такая радостная была, что не успела забеременеть.

Машка выдавила жалкое подобие улыбки.

– А тут я сбежать удумала куда-нибудь. Представляешь, даже не подумала – куда. Просто подальше от него. Ну, не получилось, но оно и к лучшему. Он меня поймал, побил... Я сознание потеряла, – она продолжила шепотом, – тогда он меня сдал в больницу и написал заявление на развод. Смс-ку отправил, мол, я могу быть спокойна – нас развели задним числом. Видишь, всё хорошо будет! Только мне одной выть хочется. Я как подумаю, во что вляпалась. Ев, не бросай меня, пожалуйста.

Они мало поговорили. Машка старательно изображала радость, но было видно, с каким трудом дается ей каждое слово. Когда сестра совсем обессилила, Ева поцеловала её в макушку и ушла. На улице она позвонила Сергею. Не вдаваясь в подробности, сообщила, что временно уехала и не знает, когда приедет. Сергей засыпал вопросами, потребовал назвать адрес, пообещал тотчас примчаться.

– Не вздумай, если любишь меня, – мягко, но настойчиво сказала Ева. – Позже всё объясню.

Она переночевала в гостинице (в той самой, где когда-то кутили мигранты), а утром понеслась к сестре с мандаринами и её любимым молочным шоколадом. Машка приняла подарки с недоверием, долго гладила шоколадку по обертке – как маленькая девочка, которая никогда не получала сладостей.

Этот изверг искалечил её! Выбил передний зуб, но зуб – мелочи по сравнению с остальным; вставят коронку. И голова у неё безумно болела, но и головную боль они вылечат. А вот то, что Егор истерзал невинной девочке душу, вбил пинками страх – этого Ева простить не могла. Ночи напролет она продумывала план мести. Но всё впустую. Его отец – крупная шишка. Его не накажут.

Решено, как только Машка оклемается, Ева увезет сестру к Сергею. Тот поймет. Они уедут из города детства, и призрак бывшего муженька Машку отныне не потревожит. И институт она закончит дистанционно. Не страшно, всякое бывает. А вот садиста Ева непременно накажет. Поймет только, как именно.

Ева попробовала обратиться к Олегу за помощью, но тот не захотел слышать бывшую любовницу.

– Милая, прости, я забываю женщин, как только расстаюсь с ними. Сотри мой номер.

И первым повесил трубку. Ну и ладно! Сами справятся.

Две недели сестренка приходила в себя. Зашуганная, она не сразу вспомнила, как улыбаться по-настоящему. Но Ева старалась ради своей малышки. Кроме Машки, у нее никого не осталось из родных. Мама с папой погибли, дальним родственникам плевать на двух сирот. Родня погуляла на богатой свадьбе и разъехалась по другим городам, даже не пообщавшись.

Сергею она, конечно, всё рассказала, но приезжать запретила. У него много дел, да и Еве некогда – на ней лежит забота о сестре.

В день выписки Ева плясала от радости. Она прикупила Машке платьице до колена с обворожительным кружевным верхом. Кожаные сапожки на небольшом каблучке. Набрала побрякушек – сестренка обожала яркие украшения. К трем часам Ева приехала в больницу, счастливая донельзя. Влетела в палату. И застала кровать сестры пустой. Постельное белье было снято, на пружинах лежал только голый матрас с не отстирывающимися желтыми пятнами.

– Она уже ушла? – Ева приподняла бровь, обращаясь к женщине у двери.

Та покачала головой.

– Замечательная у тебя сестра была. Как же так получилось…

Что «так»?! Почему «была»?!..

От головных болей она больше не страдала. Обширное кровоизлияние в мозг, и всё. Остаток старой травмы, которую не успели вовремя приметить. Скончалась моментально, совершенно не мучаясь, с улыбкой на губах.

Машку нарядили в платьице до колена. Тонюсенькое запястье украсили браслетиком. На прощании в морге Ева долго гладила сестричке волосы, укладывая их. Сергей стоял рядом, не говоря ни слова. Он сорвался из поездки по Сибири, только бы успеть к похоронам.

А на кладбище с деревьев облетела листва, и стволы возвышались над могилами чернеющими остовами. Под ногами плыла грязь. Шел дождь. Не ливень, без порывов ветра. Мелкий, колючий мерзкий дождь, самый обычный для их захолустного городка.

– Ну, всё, – сказал могильщик. – Прощайтесь.

Ева взяла в ладонь горстку земли и кинула на гроб. За всё время она не проронила ни слезинки, но когда могильщики взялись за лопаты, чтобы закопать Машку, по-волчьи взвыла. Точно слетела каменная броня, охраняющая сердце. Ева забилась в слезах. Кинулась к могиле, рухнув на колени. Она была готова прыгнуть туда, к сестре.

Вдруг она жива?!

Сергей оттянул Еву, сжал в крепких объятиях.

– Нет! Нет! – рыдала та, вырываясь. – Нет! Пусти!

Только не её маленькая сестричка, только не она. Машка умненькая, находчивая, очаровательная девочка. Она должна выучиться и выбиться в люди. Она стихи пишет и рисует карандашные портреты. Ева так старалась заменить ей родителей, присмотреть за ней, не дать в обиду. Это она во всем виновата! Не углядела, не рассказала о своих сомнениях. Если бы не Ева, Машка была бы жива…

После она ревела в ворот куртки, пропахшей мускусом, а Сергей шептал:

– Тише-тише.

Землю могильщики притоптали, сделали неаккуратный холмик. Ева положила сверху букет белых роз, любимых Машкиных цветов.

– Говоришь, тут твои родители похоронены? – спросил Сергей, чтобы отвлечь Еву. – Веди, хоть покажусь им.

Мама с папой, наверное, и не догадывались, что произошло с их дочерью. Она лежала так далеко от них, за несколько линий. Их разделяли старые дубы и сотни захоронений. Чтобы подхоронить Машку к родителям, пришлось бы её кремировать. А Ева не представляла, что сестренка превратится в прах. Лучше так, по отдельности.

Сергей увез Еву с кладбища, пообещав поставить через год, когда земля уляжется, памятник. Но к чему Машке памятник?.. Важно только одно: месть.

Она достанет эту тварь из-под земли. Она придет на похороны и рассмеется у гроба убийцы.

Ева сможет. Она – ведьма.