Текст книги "В Москве-матушке при царе-батюшке. Очерки бытовой жизни москвичей"
Автор книги: Татьяна Бирюкова
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Государственная винная монополия в России вводилась поэтапно с 1894 года. И почти одновременно с этим, с 6 декабря того же года, постепенно стали открываться попечительские общества о народной трезвости.
В задачи каждого из них входило: следить за торговлей спиртными напитками согласно установленным правилам, изыскивать средства к тому, чтобы народ мог проводить свое свободное время вне питейных заведений, и с этой целью устраивать для него чайные, столовые, библиотеки, воскресные школы, самодеятельные хоры и оркестры.
Попечительские общества содержали лечебницы для страдавших алкоголизмом, оказывали помощь учреждениям и частным обществам, деятельность которых также была направлена на борьбу с пьянством. В 1910 году в России насчитывалось 252 попечительских общества трезвости.
Когда началась Первая мировая война, на территории всей Российской империи был введен «сухой закон».
Однако в результате революционных событий в 1917 году он был отменен, и все общества народной трезвости прекратили свое существование. В стране стала, практически в открытую, проводиться пропаганда пьянства.
Исследователь работ на эту тему канд. истор. наук Б. И. Гудков в своих записках (в середине ХХ века) отмечал: «В связи с алкогольной политикой, проводимой советским правительством на деле, а не на словах, литература, исследующая данную проблему, отсутствует».
Реклама пьяного образа жизни не прекращается до сих пор. Правда, скромные попытки борьбы с ней со стороны здравомыслящих людей уже становятся заметными.
Как жила «похмельная» Россия в преддверии освобождения от старого мира, до разрушения его порядков?
Весьма любопытной может показаться современному читателю заметка в одной из популярных газет 1900 года. Издание сообщало, что своей специальной командировкой подмосковное село Нахабино посетил заведующий соляными промыслами князя Голицына в Пермской губернии. Этот человек приехал издалека для беседы с местным священником отцом Сергием Пермским по совету преосвященного Петра, епископа Пермского.
Предметом разговора была благая цель учреждения на голицынских соляных промыслах общества трезвости – в подобие тому, что существовало в Нахабине. Руководство предприятия не имело сил в борьбе с пьянством среди своих рабочих, которое достигло наивысших пределов.
Там же почти одновременно с посланцем из Перми побывали и руководители фабрики из крупного фабричного центра – села Орехова-Зуева.
Но не только из этих мест в Нахабино приезжали за заимствованием опыта и поддержкой: к началу ХХ века многие россияне знали Нахабино. Многие стремились совершить в это село паломничество.
Так кто же такой отец Пермский, что такое Нахабино начала XX века и дорога к нему?
«Средь высоких хлебов затерялося…»
Российские дороги в давние времена были большие и малые, благоустроенные и простые проселочныe, относительно комфортные или вовсе никудышные. В старину они еще делились на пошлые и непошлые (зависело от оплаты – пошлины).
Бывали тогда и очень важные дороги – что вели на богомолье. Например, Троицкий тракт из Москвы в Сергиев Посад. По ней ходили с почтением, часто – босыми ногами.
Но была на Руси одна чудесная дорога государственного значения, нынче она благоустроена и активно эксплуатируется. Это – дорога в Нахабино, которая не превышает и сотни километров. Чтобы пройти ее, в Москву приезжали тысячи паломников из разных концов России.
Само же село Нахабино издавна находится у речки Нахабинки и стоит на 28-й версте бывшего большого почтового тракта из Москвы в Волоколамск. В старину Нахабино принадлежало Троице-Сергиевой лавре.
В начале ХVII века село, разоренное литовцами, перешло в разряд пустоши. Но вскоре его вновь заселили крестьяне, которые в 1633 году соорудили для себя деревянную церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы с приделом преподобного Сергия Радонежского.
По переписным книгам 1646 года в селе насчитывалось 26 дворов, проживало 58 душ (мужского пола). К 1704 году число крестьянских дворов увеличилось до 35, а крестьян – до 129. К началу ХХ века здесь было уже 100 дворов и до 500 жителей.
Первая в Москве женщина-извозчица М. О. Иванова
С годами деревянный храм заменили на каменный с очень красивой, в византийском стиле, архитектурой. Он был невысоким, но широким, с одним объемистым куполом, на синем поле которого сверкала масса золотых звездочек. Сооружение было окрашено в довольно редкий для церквей цвет – шоколадный. Церковь вмещала человек 150. В ней было много дорогих украшений, которые поступали от благодарной паствы.
Главное – характер
Священник отец Сергий Пермский родился в Москве и был сыном священника Всехсвятского единоверческого монастыря, обучался в Спасо-Вифанской семинарии. По окончании семинарии был определен в сане священника к Покровской села Нахабина церкви Звенигородского уезда Московской епархии.
С 1891 года, в свои 29 лет, отец Сергий уже вел беседы о вреде пьянства со служащими фабрик Знаменской мануфактуры. Поначалу своим твердым и активным доброжелательным характером он удивлял своих прихожан. Даже в Москве были люди, которые после долголетнего беспробудного пьянства, познакомившись с отцом Сергием, вдруг переставали пить водку и переходили в разряд «благопреобразившихся».
Это было похоже на сказку. Если раньше эти люди, голодные, грязные, шатавшиеся из одного кабака в другой, ютились в притонах Хитровки, то вдруг они так менялись, что их никто не узнавал. Многие прилично одевались, часто – занимали хорошие должности по службе. Когда у них спрашивали, как произошла такая метаморфоза, они рассказывали о своем знакомстве с нахабинским батюшкой.
Простые рабочие, мастеровые, извозчики, даже купцы и люди из среды интеллигентов рассказывали приблизительно одно и то же о своей поездке в Нахабино. О том, как давали обет.
По примеру ирландца и в память святого Сергия
Поводом к учреждению в Нахабине общества трезвости послужило прочитанное отцом Пермским сказание о деятельности проповедника трезвости ирландского священника Теобильда Матью, жившего в конце XVIII века. Этот ирландец обладал могучим даром убеждения, решительностью в своей борьбе с пьяным безумием.
Когда нахабинский батюшка только заступал в свою должность, он был поражен почти поголовным пьянством и особенно тем, что в этот порок втянуты многие подростки села.
А. К. Саврвсов. Вид на Москву от Мазилова. 1861 год
Приближалось 500-летие кончины Сергия Радонежского, и отец Пермский решил связать свое доброе дело с именем этого святого.
25 сентября 1891 года состоялось торжественное открытие при церкви общества трезвости. Батюшка на своей проповеди дал перед иконой преподобного Сергия обет не употреблять спиртных напитков. Он пригласил прихожан последовать его примеру и записаться в члены своего нового общества.
В первый год в состав общества трезвости входило лишь 47 сельчан, причем нарушителей обета было 15. Во второй год в обществе значились уже 118 членов. Потом отца Пермского пригласили вести беседы среди рабочих на фабрике А. А. Полякова, работавшей в соседнем селении Баньки. Именно на этой фабрике пьянство полностью искоренилось. Это немало удивило ее владельца. Поляков, благодарный священнику, стал материально помогать обществу. Его супруга, Анна Алексеевна, стала председательницей совета.
Число членов общества все росло. На третьем году в нем состояло 314 человек, на четвертом – 358, на пятом – 1273, на следующий год – 10 368, а еще через год – 30 945 (!).
В быту у селян были сборы по разным поводам: сходки, поминки. Но водка на них вовсе отсутствовала. Лишь иногда ее выставляли на свадьбах. Но пили водку немногие.
В церкви никогда не было пьяных: ведь батюшка строго наказывал таким в храм не являться.
Проповедь у молодого священника всегда была ясной и короткой. Он выговаривал слова певучим сильным голосом…
Общества трезвости стали образовываться и в окрестных приходах. Репутация села Нахабина (а о нем в Московской губернии исстари знали как о разбойном и неприглядном) резко изменилась. Прекратились грабежи и нападения. Не только в Подмосковье, но и по всей России стал известен Покровский приход Нахабина. Имя села стало нарицательным. Со всех концов страны в Нахабино потянулись паломники.
Об отце Сергии Пермском говорили, что он имеет необыкновенную силу воли, громадную положительную энергию. Батюшка не обладал специальными медицинскими знаниями. Он вышел на борьбу с русским пьянством, имея лишь духовный настрой. То, что не могли сделать тогдашние медицинские светила, специальные клиники, он совершал в своем приходе в селе Нахабине.
«Скажите, как пройти…»
Между тем в Москве, на 2-й Тверской-Ямской улице, у дома Капелькина, организовалось регулярное линеечное сообщение города с Нахабином. Линейки, ходившие три раза в день, содержал проживавший в этом доме коммерсант П. А. Воронов.
Было множество пожеланий наладить регулярные и недорогие рейсы экипажей в село Нахабино. Лишь содержатель московских линеек Воронов брал за свои услуги с пассажиров недорого – 1 руб. 30 копеек. Правда, и эту сумму многим было оплатить нелегко.
Бывало и так, что будущие трезвенники приходили-приезжали в Нахабино «мертвым телом», так как по дороге много раз прикладывались на прощанье к бутылочке и пропускали по последней, да не по одной. А позднее, когда было открыто движение по Виндавской железной дороге и в Нахабино пошли поезда, эти составы называли не иначе как «пьяными».
Приехавших навеселе паломников священник сразу принять не мог. Они готовились на месте к даче обета, порой несколько дней.
Все было похоже на фантастику: за город линейки, как правило, шли шумные и развеселые, а обратно они везли людей спокойных и умиротворенных. При остановках в дороге они требовали для питья лишь молоко да квас.
В Нахабино многие из Москвы шли пешком, как в Троице-Сергиеву лавру. Некоторые брали с собой гармоники, останавливались по дороге, выпивали, пускались в пляс. Встречались люди, которые были одеты в рубище, грязное разорванное белье, без картузов и фуражек. Были небриты, со слипшимися нечесаными волосами, с синяками на лице, босые…
В Нахабине некоторые давали зарок не пить полгода, год. Потом снова приезжали, благодарили и опять обещали у иконы Сергия Радонежского воздерживаться в новый срок.
Селяне рассказывали, что один приехавший фабричный не выдержал и после клятвы пошел в придорожный кабак. Работяга ухватил рюмку, вспомнил о святом, поставил ее и сказал: «Прости, святой угодник, не могу снести обета». Только снова взял было в руки рюмку и хотел поднести к раскрытому уже рту, как вдруг что-то с ним случилось, несчастный затрясся, захрипел и грохнулся на пол. Когда к нему подбежали, он уже дергался в предсмертных конвульсиях.
Многих пьяниц в Нахабино посылали за свой счет владельцы отдаленных заводов и фабрик. Потом по возвращении домой они долго помнили обещание, данное святому Сергию.
В трактире Воронова
Московский линеечник П. А. Воронов имел и собственный большой трактир в Тушине, по дороге к Нахабину. В нем был настоящий «клуб нахабинцев», где рассказывались разные истории, как бы незапланированно готовившие всю эту братию к вступлению в общество. Наверное, только в этом трактире так много говорили о человеке в рясе. Здесь могучий нрав и духовная сила отца Сергия Пермского возвеличивались до неимоверных вершин.
Получалось, что из трактира Воронова шли в народ люди-трезвенники. Они разъезжались по всей Руси, поднимая значение своего общества.
Принятие клятвы
Перед торжественным обетом большинство приезжавших купалось в «новом Иордане» – речке Нахабинке. Очищались. Регистрацию и прием в трезвенники отец Пермский проводил после молебна и принятия обета. Он выдавал уставы общества трезвости, членский билет, несколько брошюр о вреде пьянства. Дома на почетном месте члены общества хранили полученный в Нахабине образок преподобного Сергия.
Ежегодно день 25 сентября собирал многочисленных паломников у Покровского храма. Торжественно отмечался день кончины Святого Сергия Радонежского – Всея России чудотворца, вспоминалась дата основания общества.
Ученые удивлялись
Многие профессора Московского и других университетов отправляли больных людей на излечение не на курорт, на воды или «в санаторию», а… к отцу Пермскому.
Узнав о сосредоточении озабоченных недугом православных и некоторых иноверцев в подмосковной местности, в Нахабино стали приезжать и любопытствующие специалисты-невропатологи. Все они, не сговариваясь, сделали вывод, что отсюда исходит могучая сила, связанная с напряженным доброжелательным внушением, подобным гипнозу.
Справка о современном состоянии
Времена «отречения от старого мира» не прошли бесследными для нахабинской «мекки». Покровский храм был разрушен до основания в 1935 году. Как сложилась судьба отца Сергия Пермского – можно только догадываться. В атеистические годы жители села тайком ходили, преодолевая 12 километров пути, на службы в Боголюбскую церковь Красногорска.
Желание возродить свой Покровский храм не покидает нахабинцев. Им удалось собрать некоторые средства и в 2000 году возвести вблизи намоленного места временную небольшую церквушку того же наименования. Это деревянное строение из необшитого неокрашенного бруса радует всю округу.
Церковный приход небольшой – около 100 человек. Во время праздничных служб у храма собирается такое количество народа, что большинство людей стоит вне его стен. Для них с помощью телекамер и радиоусилителей осуществляется трансляция происходящего внутри церкви у алтаря.
Общество трезвости пока еще не возрождено. Отец Димитрий (Фролов), посланный в Покровскую церковь из Николо-Перервинского монастыря, вместе со своей паствой не перестает молиться и надеяться на строительство просторного каменного храма. Конечно, икона Божьей Матери «Неупиваемая чаша» стоит в маленькой церкви на почетном месте. Она собирает возле себя редких паломников. У нахабинцев пока не появилось серьезного попечителя: крупного предприятия или частного мецената. Ведь о прошлом Нахабина мало кто знает.
Первая извозчицаВ нашей обыденной жизни повелось, что в сфере предоставления транспортных услуг работают по большей части мужчины.
Этот обычай сложился не сегодня и даже не вчера. А так давно, что начала его уже никто не помнит.
В старых архивах нет ни строчки об обязательной монополии мужчин в этом занятии: без того ясно, кто здесь работал. Момент же появления в Москве женщины-извозчицы, из-за уникальности этого события, не замедлили отразить некоторые газеты начала ХХ века. Это произошло в первые холодные дни 1908 года. Крестьянка Калужской губернии Тарусского уезда Воротниковской волости села Ильинского Мария Осиповна Иванова вдруг в одночасье стала знаменитой на всю Москву, благодаря неравнодушию к ней со стороны шустрых репортеров. Каждому из них хотелось на страницах своих печатных изданий запечатлеть что-то, из ряда вон выходившее. Это было похоже на публикации о наших первых космонавтах в 1960-х годах. В 1908 году журналы подробно известили своих читателей о судьбе «новатора».
Мария Осиповна осталась одна с двумя детьми-малютками на руках. Никаких средств к существованию у нее не было. Как обыкновенная деревенская жительница, она не читала ни газет, ни книжек. Переодевания с целью скрыть свой пол русской «кавалерист-девицы» Надежды Дуровой в 1812 году и Жанны Д’Арк в далекой от Воротниковской волости стране были ей, конечно, неведомы.
Не чужой пример, не патриотический пламенный порыв, а что-то совсем иное подсказало Марии пойти подобным путем, чтобы спасти жизнь своим детям. И она, торопясь получить хоть какой-то заработок для их пропитания, решила надеть рабочую одежду своего умершего мужа и отправиться в Москву.
Продолжая в большом городе дело главы семейства, Иванова ежедневно садилась на козлы и ездила по улицам, как заправский возница. Никто, за исключением родных и друзей мужа, не знал, что ловко управляет лошадью женщина.
Проезд Петровского бульвара
Но каким-то образом городская полиция проведала об этом. Полицейские очень удивились и поначалу не поверили своим доносителям. Велено было человека Иванова-Иванову срочно доставить в участок. Здесь служители порядка дотошно расспросили нарушителя. Узнав, что перед ними действительно женщина, они посочувствовали Марии. Ее отпустили, но запретили дневную работу.
Мария Осиповна Иванова стала выезжать только ночью.
Иванова никогда и не узнала про то, что подобную практику годом ранее вполне легально ввели в Париже. Там в 1907 году женщинам официально разрешили заниматься извозным промыслом, и французская публика отнеслась к ним весьма снисходительно.
МазиловоМазилово принадлежало к числу наименее удобных подмосковных дачных мест. Здесь была какая-то необустроенность. Но, несмотря на это, поселение было переполнено простонародными дачниками.
Люди переезжали сюда с появлением первой зеленой травки и уезжали перед Покровом, в октябре, в преддверии серьезных морозов.
В Мазилове можно было летом неплохо экономить на расходах по жилью: за небольшую цену 50–60 рублей на четыре-пять месяцев снимались сносные дачи в то время, когда на этот срок можно было вовсе отказаться от аренды московской квартиры.
Но что было плохо? Дорога. Направленная на Мазилово, она никого не устраивала, шла от Дорогомиловской заставы, к которой не было в то время даже конной железной дороги. Поэтому до Мазиловской дороги надо было либо семь верст идти из города пешком, либо дорого платить извозчику, потому что в обратную сторону пассажира он бы ни за что не нашел.
Но был и другой путь. По Брестской железной дороге доезжали до полустанка Кунцево и от него возвращались назад в сторону города пешком минут сорок по совершенно открытой местности, часто под солнечным припеком или под дождем, бредя грязной и пыльной дорогой посреди пашни.
Когда ехали в Мазилово от московской окраины – Дорогомиловского кладбища, то долго пассажиров мучило сильнейшее зловоние от скотобойни. Она стояла прямо у дороги. В этих местах постоянно бродили толпы нищих.
Проехав немного подальше, приходилось пересечь проселок в глубоких рытвинах. А там уже было рукой подать до знаменитого на всю округу Мазиловского моста.
Со второй половины XIX века весной наполовину развалившийся мост был буквально «объездным», причем либо справа, либо слева – без разницы, через какие-то канавы и полноводные лужи.
Говаривали, что именно здесь сложился давний анекдот об Алексее Степановиче Хомякове (1804–1860). Этот писатель, ученый-философ, глава славянофилов, ехал как-то проселком на рыдване, запряженном шестеркой лошадей. Экипаж подъехал к мосту через речушку, и возница вздумал на него въехать. Как только лошади вступили на переправу, мост неожиданно провалился. Колеса завязли в грязи, а лошади застряли ногами между бревнами и отчаянно ржали.
На помощь, побросав работу, сбежались сельские мужики. Они принялись вытаскивать потерпевшую крушение колымагу и спасать лошадок.
Но тут среди работающего народа знаменитый славянофил и борец с крепостничеством вдруг решил произнести назидательную философскую речь. Хомяков с пафосом стал упрекать своих спасителей в отвратительном состоянии дороги и местного моста. По окончании мужицкой возни и выступления оратора один работавший старик крестьян не сдержался, подошел к барину и сказал: «Ну уж и ты-то хорош! Видишь мост, нет, чтобы его объехать, так прешь прямо на него! Чудной какой-то ты, барин!» Ученый затих и задумался…
Объезд Мазиловского моста выводил каждого ездока почти до Филей. По подъезде вновь к Мазилову он опять попадал в царство ям, ухабов и бугров в тех местах, где должна была бы быть улица.
Ни в поселении, ни вокруг него практически не было никакой зелени – полное безлесье, а при домах – убогие и жалкие редкие палисаднички.
Кроме того моста, других достопримечательностей здесь не было.
Дачники жили, все перезнакомившись, одним коллективом, часто заходя друг к другу в гости. Мило и дружелюбно.
На краю Мазилова по дну оврага протекал маленький и грязный ручеек, который около села Кунцева образовывал большой пруд. На этом пруду летом ставилось около десятка рогожных купален. Не только они одни были удовольствием дачников-мазиловцев, но и прогулки в Кунцево: скачком через ручей вброд или в обход через плотину. А там они попадали в посаженную в 1870-х годах аллею, приводившую к дому владельца Кунцева.
В этом селе жизнь была налажена совсем иная: здесь прохлаждалось на отдыхе только богатое купечество.
Купцы и купчихи по вечерам восседали на краю крутого берега Москвы-реки на большой скамейке, прозванной ими же Биржею. Мазиловцы к этому месту с Биржей подходить не смели. Таков был закон.
