Текст книги "Отойти в сторону и посмотреть"

Автор книги: Татьяна Соломатина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Никто не хочет «париться» в домиках базы местной геологоразведки. Погода прекрасная. Ветер – тёплый шёлк, небо – бесконечный ситец звёзд…

Мужчины – каждый себе – выбирают «на глаз» места поуютнее, куда ставят раскладушки. Кидают на них сверху тонкую овечью кошму́, чтобы равномерно свисала по краям, потом уже спальник. Всё. Готово. Ни тарантул, ни фаланга, ни скорпион не побеспокоят ночью. Инстинкт самосохранения держит их подальше от запаха овечьей шерсти. Тысячелетняя история миграций копытных прошила в геноме этих насекомых страх быть втоптанными в вечные пески.

Засыпая на крыше «шестьдесят шестого», ты видишь сквозь полусомкнутые веки только глубину за тюлем Млечного Пути. И мечтаешь – как было бы здорово полететь туда и найти что-то такое, что ни описать, ни предсказать, ни объяснить… Но не одной. А с тем, кто такой же, как ты. Кто полетит, не задумываясь… С Максом… «Нет ничего забавнее трудного…» Но и, похоже, – ничего труднее простого…

Тело, очистившееся в парной от въевшейся за несколько дней пыли, переизбытка солнечного ветра и впечатлений, не видит снов… До первого луча солнца.

Тогда оно вздрагивает и вспархивает, как мотылёк. Новое тело для нового дня. Дня, который, скорее всего, не закончится никогда…

В Байконур решили не ехать.

«Юрка – одержимый. Всё равно у него там вечные авралы… Не обидится…»

Так что к вечеру уже были на Балхаше. Заскочив по пути в Мирный – заправить баллоны газом, взять подробную – «секретную» – карту и кое-что из рыбацких снастей у каких-то знакомых Владимира Максимовича. (Интересно, есть место, где у него нет знакомых или друзей на этой земле? Или в этой галактике?..)

В какой-то момент «секретная» карта доводит всех почти до белого каления.

«Чайники! – кричит Макс, впрочем, без малейшей тени раздражения. – Вы и звезду «Плейбоя» в президиуме на съезде партии не идентифицируете! Имейте терпение, я вас в такое место привезу!»

И привозит.

Правда, уставший от дневного перегона Лёха влетает в солончак по самые оси… Но, благодаря счастливому совпадению, по соседству оказывается стоянка семьи кочевника-пастуха. Три верблюда в упряжке с опытным погонщиком, лопаты в крепких руках, наломанные и нарубленные ветки саксаула, твёрдые, как камень, – и через час «шестьдесят шестой» вновь на твёрдой почве.

«Слишком близко к дельте Или [7]7
  Река, впадающая в Балхаш.


[Закрыть]забрали», – комментирует Макс и о чём-то недолго говорит с кочевником.

И ещё пара часов проходит в поисках идеальной прибрежной стоянки.

В какой-то момент Лёха, безропотно – в отличие от остальных – подчиняясь чётким указаниям штурмана Владимира Максимовича с его «секретной» картой, выруливая между очередной сопкой и крутым бугристым барханом, вдруг резко тормозит. Перед глазами открывается бесконечная, с лёгким намёком на желтинку, синева озера. Появления которого, судя по хмурым потным лицам, уже никто не ждал.

Все, кроме Лёхи, высыпают из машины и, крича и подтрунивая над собственной быстро прошедшей нервозностью, бросаются к берегу. Лёха медленно трогается и спускается ниже, на твёрдую площадку около скал.

Стоянка действительно идеальна. Справа – неглубокий мелководный залив, поросший у берега редким камышом и осокой. Слева – невысокие гранитные скалы с округлыми впадинами и крупными валунами у подножья. Площадка для лагеря большая и ровная – Лёха спокойно маневрирует на ней, соображая, какой борт на какую сторону поставить, чтобы удобнее было натянуть тент под кухню.

«Ну что, рыбаки хреновы! Не верили штурману, иуды?! Вот вам и мелководье, вот и омуты под скалами. Погода – как в садах Эдемских! Это Рай! Истинно говорю вам – это Рай!» – доносятся с воды крики Макса, уже далеко заплывшего…

«А знаете, как они верблюдов пасут?.. – уже вечером у костра рассказывает Макс, когда все вспоминают резкие каркающие окрики кочевника, вязавшего постромки к верблюжьей упряжи. – Весной выгоняют – осенью собирают. Носятся по пустыне плюс-минус километров двести – и собирают! Вот нам бы так…»

Что «нам бы так», уже ни у кого нет сил интересоваться.

Расположившись после ужина у костра с закипающим чайником, усталые, в мягкой эйфории от предвкушения завтрашней рыбалки, все любуются безмятежной панорамой величайшего единения. Воды, земли, небес и света. Само солнце уже недоступно взору из-за скал. Но чуть подальше от берега мелкая водная рябь искрится под его прозрачными вечерними лучами. А на верхушках утёсов игра света создаёт причудливый абрис, отражаясь не то от каких-то вкраплений гранита, не то от кристаллов соли, столетиями приносимых влажными ветрами с «солёной» половины этого чудесного озера.

Лёха не выдерживает и, забредя по колено в воду, бросает спиннинг. И уже через несколько минут, с горящими глазами, чертыхаясь и жестикулируя, как мальчишка, чистит у остывающего костра двух крупных судаков. Пока все остальные, разобрав раскладушки и спальники, смежают веки под тихие всплески, шуршание травы и далёкие, еле различимые слуху вздохи уходящего навсегда дня…

Утро не разочаровывает.

В нём смешиваются и поволжские августовские плёсы, и крымские полуденные блики. И только ветер – не тугой, но в меру плотный – присутствует везде постоянной незримой силой. Напоминая, что здесь – среди песков, скал и воды – ему нет равных.

Ты вскакиваешь с первыми проблесками, но выясняется, что тебя обставили. Неугомонный Лёха, с вечера попавшийся на удочку азарта, уже заблеснил трёх жерехов и теперь деловито, с напускной важностью орудует под тентом на кухне. Он нарочито громко бряцает мисками и котелками, за что заслуживает пару грубых, но не обидных для своих, реплик от отца – его раскладушка ближе всех к машине.

Из воды, фыркая и криком желая всем доброго утра, выбирается Макс. Оказывается, он встал ещё раньше и больше часа плавал.

За завтраком обсуждается план рыбалки. Решают не возиться с лодкой, а поставить три-четыре перемёта. Забросить со скал несколько донок в ямы – на сома – и поблеснить, разойдясь в разные стороны по берегу.

Для перемётов и донок необходим живец. Точнее, «нарезка». С помощью обычной удочки нужно наловить мелкой рыбёшки. Она потом пойдёт на наживку для хищных жерехов, судаков и сомов. Тебя отсылают к заливу ловить «нарезку». «Нарезка» она – потому что тут не надо заботиться о том, чтобы «живец» был живым. «Тут рыба жадная! – объясняет Макс. – Ей что на крючок ни повесь – всё жрёт! Так что ты иди, лови, а мы пока на первый перемёт одного Лёшкиного свеженького жереха оприходуем… Что глаза выпучил?! Да мы за одну твою рыбину тридцать не хуже возьмём! – смеётся над обидчивым Лёхой Макс. – Ты вот дома-то, поди, не всю картошку подметаешь со сметаной, а? На рассаду-то откладываешь?..»

Все заняты делом.

Мужчины вяжут снасть и насаживают на тройные крюки размером чуть не с твою ладонь полоски и куски нарезанного жереха в крупной зеркальной чешуе. Хвост, плавники, жабры – всё сгодится на наживку.

Ты забредаешь в залив немного в стороне от травы, ставишь рядом ведро, предварительно наполнив водой наполовину – чтобы не всплывало, – отщипываешь от горбушки белого в кармане, пережёвываешь, скатываешь шарик, насаживаешь и забрасываешь.

Клюёт хорошо. Минут через пятнадцать поверхность воды в ведре уже плотно забита тёмными спинками.

«Сколько ещё?!»

Тебе не терпится – тоже хочется поймать толстую лоснящуюся рыбину на спиннинг. Макс обещал научить.

«С полведра вынь и положь!»

Ладно. Это ж для общего дела. Обещали же на обратном пути ребятам в Мирный завезти – угостить.

Один Лёха, вон, бегает со спиннингом – глаза на лбу, вихры в разные стороны – и ничего не делает! Но Макс говорит: «Не трогайте водителя – в его руках наши жизни. Водитель на стоянке – Бог! И если он вдруг заленился и миску за собой не вымыл – ты уж, Принцесса, корону покрепче на тыкву натяни и поухаживай за боевым товарищем!» Так-то оно так, но…

Резкий шквал срывает с головы косынку.

По воде залива начинают бегать полоски серой ряби. Ещё через несколько минут клёв прекращается. Совсем.

Странно…

Ты оглядываешься по сторонам. Ветер явно покрепчал. На гребнях ближайших сопок поднимаются вьюны позёмки из пыли и песка. Но в целом панорама не меняется: мужчины – кто на берегу, кто заводит перемёт, прежние блеск и сила солнца, чириканье каких-то мелких пичуг в камыше, шелест, небо пронзительное, слепящее, почти что белое от света.

Ещё пара минут… Клёва нет.

Выбираешься на берег, закидываешь удочку «на удачу» и садишься на горячий песок лицом к бесконечному озеру, спиной к сопкам. За которыми, невидимые глазу, тяжёлыми бугристыми валами стелются в сторону неуловимой линии горизонта древние пески Таукум [8]8
  Песчаный массив в Средней Азии (Казахстан). Расположен в Балхаш-Алакольской котловине, к югу от озера Балхаш и реки Или.


[Закрыть]… И нетрудно почувствовать, как там – далеко за спиной – катятся и катятся, одна за одной и все вместе, мириады песчинок времени… И нетрудно увидеть, как под выбеленными небесами на поверхности озера мерцают сонмы отражений крупиц времени света…

…Вдруг происходит страшное.

Тело молниеносно взвивается, как сорвавшаяся со стопора пружина. И тут же, пригнувшись, замирает в нервной дрожи.

Так маленькие звери, почуяв опасность сразу отовсюду, испытывают молниеносный ужас, который инстинктом сразу преломляется в бесконечно обострённое зрение, нюх, слух – и у кого что есть, для того чтобы немедленно знать– чтоизменилось в этом огромном мире. В отличие от людей. У последних целостность инстинкта под давлением разума и эмоций мнётся, корёжится и в конце концов рассыпается, освобождая поле битвы панике.

Но ты – зверь.

Выгнувшись, как кошка, и чувствуя ментоловый холодок, волнами сбегающий по позвоночнику, начинаешь медленно поворачивать голову…

Всё на месте. И свет, и запахи, и… Что-то с движением… Какой-то странный театральный эффект… Несогласованность…

Нет звука!!!

Всё, что видят глаза, происходит в абсолютной тишине. Настолько полной, что ты начинаешь слышать, как неприятнотрутся друг о друга песчинки времени. Ещё поворот головы – машина на площадке, из-за кабины выходит отец. Он беззвучно смеётся. Ещё… Скалы. В подножье у воды – Макс полощет руки. Ещё…

Нет! Стоп!

Краем глаза… даже скорее краем чувства – ты улавливаешь что-то за гребнем ближайшей сопки. Что-то явно присутствующее, собранное, давящее, но не проявляющее себя до поры…

Резко поворачиваешься и уже воочию видишь, как контур гребня вздрагивает, по нему пробегают волны, и что-то, ещё секунду назад таившееся за ярким ситцем беззаботного пейзажа, вдруг вырывается на свободу…

Удар шквального ветра приносит с собой звуки со всей Земли.

После второго удара ведро с «нарезкой» кубарем летит на песок, сбитое тобой при первом броске в сторону стоянки.

На втором броске ты с отчётливым ужасом понимаешь, что мужчины, занятые своими делами, не видят, как над сопками поднимается во всё ещё беззаботные небеса бурая непроницаемая стена…

Как в удушливом детском сне, ты кричишь, но звуки комкаются в гортани. Разорвавшаяся какофонией Вселенная не в силах вместить в себя ещё один крик, ещё один зов…

Ужас бессилия подкашивает ноги – ты падаешь…

«В машину!!! Быстрее!»

Чья-то рука жёстко сдавливает шею под затылком. Другая – левую руку под локтём…

Это Макс.

Рывок. И вы несётесь сквозь нарастающий каждое мгновение вибрирующий гул. Ещё рывок – борт «шестьдесят шестого». В последний момент у машины глаза успевают сфотографировать опрокидывающуюся на залив со стороны сопок огромную волну цунами, сплетённую из тысячи тысяч пыльных вихрей. Тьма охватывает всё вокруг. Гул превращается в рёв, а вибрация в пронзительный свист…

«Шестьдесят шестой» несётся, не разбирая дороги, через степь…

Неужели пришлось бросить вещи?! А Лёха?! Каково ему там – один на один с восставшей пустыней?! Это же опасно! Опасно для всех…

Что-то накрывает тебя сверху… Одеяло? Зачем?..

«Заматывайся с головой!»

Ладно. Наверное, Макс думает, что это смягчит удар, если…

«Ну что, испугалась?..»

Странно слышать его голос так близко. Зачем он залез под одеяло, тоже боится?..

«Не бойся! Не так страшен чёрт!»

Машину болтает из стороны в сторону. Под одеялом душно. Макс говорит что-то о везении и что всегда надо быть готовым к чему угодно…

К чему?.. И кому может быть угодно, чтобы милая Земля – дом для всего живого – вдруг разверзла хищную пасть и вытрясла из этого живого всю душу?..

В чём же везение?..

«Первый раз в этих землях – и сразу такое!» – кричит, как будто отвечая на твои мысли, Макс. Но его голос сливается с окружающим гулом…

Неужели такое действительно может произойти в любой момент?!.

Переходишь, например, через дорогу к лотку с мороженым – хочется фруктового за семь копеек – и вдруг асфальт под ногами вздыбливается, трещит и разверзается паутиной бездонных трещин, поглощая и тебя, и мороженщика с его колдовским льдом, и всех-всех, затягивая, уволакивая в чужое… Туда, где невозможно жить…

Или ветер… Вдруг он просто от вечной скуки решит собраться со всеми силами и дунуть. Дунуть так, чтобы развеять тоску на всей Планете. Дунуть, не поразмыслив о том, что его новая радость жизни сметёт города и леса, раскрошит горы и засыплет ими красивые равнины рек. А волны океанов и морей обретут такую немыслимую силу, что, как горсть сухих листьев, подбросят и перемешают между собой обломки островов и континентов…

Ты пытаешься представить, как за какие-то секунды мир превращается в круговерть цунами и смерчей, месиво из песка, воды и того, что только что было: не купленным ещё тобой мороженым; Максом; отцом; первым лучом солнца, забирающимся под капюшон спальника; космическим кораблём и неизвестными планетами; кусочком лаваша с брынзой, ломтиком помидора и листиком базилика; телом, ломящимся от усталости дома в постели; матерью, приносящей тебе изюм и сладкий чай с молоком, когда ты болеешь… Жизнью. Плохой ли хорошей, но жизнью… В которой, как само собой разумеющееся, есть место для «только что», «сейчас» или «подождите минуточку». Ты видишь, сквозь туман, как, стоя в пятидесяти метрах от «шестьдесят шестого», на оклик отца поторопиться ты отвечаешь: «Подожди минуточку, я сейчас», не зная, что у мира другие планы и минуточки для тебя у него уже нет. И нет ни для кого. Ни минуточки, ни времени вообще…

Машина вдруг резко останавливается. Но как-то странно. Без характерного толчка вперёд.

«Всё!»

Что всё?

Одеяло слетает – из-под тента пробивается свет.

Макс.

Смеётся.

Клубы пыли. Режет глаза. Ты вдыхаешь полной грудью – и тут же заходишься в кашле и чихаешь.

«Всё, всё! Давай наружу, мигом! А то нас потом на цементный завод сдадут, как сырьё!»

Вслед за Максом переваливаешься через борт наружу. Он подхватывает тебя под мышки и ставит на ноги.

Как же так?.. Ехали-ехали целый час – и вернулись на стоянку?!.

«Как доктор прописал – три минуты сорок секунд!»

Что три минуты сорок секунд?..

Или это всё-таки другое место, просто похожее?..

Залив похож. Но воды в нём нет. Скалы вроде те же… Но больше…

А это что? Мы мягко врезались в бархан?!

Там, где были тент и кухня, теперь гора песка чуть не до крыши…

До сумерек все раскапывают кухню, встряхивают вещи и спальники от песка и пыли, перебирают продукты, снасти и моют, моют, моют… Кое-что найти так и не удаётся.

А залив действительно исчез. Вода в средней части берега – между заливом и скалами – отступила на добрый десяток метров. Этого хватило, чтобы мелководье обнажило дно, а скалы – «выросли».

Уже под вечер, побросав с полчаса спиннинг, вернулся с пустыми руками расстроенный Лёха:

– Рыба ушла.

– Мы на южной оконечности. От нас озеро длинное, узкое и мелководное. Позади пески… Буря сработала, как поршень. Вроде быстро, но силища… Сами видели!

– Клёв-то будет, Владимир Максимович?

– Дорогой мой, рыба никуда не убежит. За всё надо платить. В каком ещё местечковом театре ты репетицию апокалипсиса воочию узришь, а?.. Ба! Смотрите! Сегодня ж ещё и полнолуние!

– Ну вот! А по рыбацкому календарю…

– Да вернётся! И вода, и рыба с ней. Тут свои календари. Скажи спасибо, что не в песках стояли. Вот там наверняка был полный штопор. Дня два откапывались бы… А вода… Что вода? Субстанция, послушная ветрам и Луне… Кстати, донки бы лучше проверил. Забыл, да? Сомы, они, знаешь ли, тихоходы – пока допетрят, что к чему, – уж и сматываться поздно. Так что, может, один-другой и висит, если не оборвало…

(… – А почему тогда звук пропал?

– Ты на самолётах летала?

– Пару раз.

– Ну и как?

– Да с левым ухом чего-то. Болит потом, и полуглухая хожу целый день.

– Это всё давление. Есть сильно чувствительные к этому делу люди. Секунда-другая резкого перепада, – а у них чуть ли не паническая атака. Ты – хрупкий device, береги себя!

– Спасибо, Владимир Максимович…

– Ты меня что, уже в дальние престарелые родственники записала?

– Нет… Макс. Извини.

– Так за что же спасибо?

– Ну… Что…

– Я просто ближе всех был. Это закон – действует тот, у кого больше шансов, запомни. И на отца не сердись – когда началось, я ему дал понять, что подберу тебя.

– Да я…

– Никогда не спорь с престарелыми родственниками. И никогда не оправдывайся! Ни перед кем! Ты – Принцесса! Тебе по штатному вселенскому расписанию не положено. А люди… Что люди? Далеко не у всех скорости реакций такие, как у ветра или… у принцесс, например! И не все они пластичные и текучие, как…

– Как что?

– Ну, хотя бы, как та же…

вода

Тебе уже пятнадцать.

После долгих среднеазиатских каникул, быстротечного подмосковного бабьего лета, жёсткой, сухопарой и грязной московской зимы и обманчивой во многих отношениях весны вернуться на новый сезон в Крым – это вернуться домой.

Ты так ждала, что праздник повторится. И Владимир Максимович увидит, как ты похорошела. Непривычно окрепшая грудь скромно заставила сменить вечную футболку на свободную рубашку. Новая причёска. И мама не поехала – какие-то неотложные дела на работе…

(… – А Макс когда приедет?

– Что, соскучилась?

– Да нет…

– Сказал, попробует, но вряд ли.

– Жаль…

– Может, вечером шариком постучим? В беседках на набережной новые столы…

– Неохота.

– А что охота?

– Не знаю.

– Не нравится мне твоё настроение…

– Настроение как настроение.

– Море-то, я надеюсь, не отменяется, коль уж всего остального неохота?

– А куда завтра?

– Думал, в залив к скалам… Ну, там, где обвал был в восемьдесят втором?..

– Мама же нам запретила. «Берегитесь осыпей и камнепадов», помнишь?

– Ну мама, мама… Её же здесь нет… Так пойдём?

– А кто ещё с нами?

– Ты же знаешь. Мы да Мишка с Серёгой – больше из наших никого на посёлке нет.

– Знаю…

– Ну и?

– А поныряешь со мной?

– Посмотрим…)

Всё как обычно – они взяли с собой пятилитровую канистру вина, сыр, фрукты и сели играть в преф.

Для стоянки место, правда, не очень. Узкая полоска берега. Народ весь день по тропе шастает. Дальше идут – там есть песчаные бухточки. А тут крупная галька да валуны. Семейные – они капризные. Сами едут за тридевять земель – отдохнуть. А потом выясняется, что Москву с собой забыли захватить. С асфальтовыми тротуарами, ступеньками, лифтами… А тут – в море без вывихов и ушибов не зайти!

Над узкой полоской берега сыпучие отроги круто уходят вверх. Лучше уж в море болтаться. А то не ровё́н час действительно по голове булыжником каким-нибудь получишь. Зато сам залив… Глубоководный. Со множеством гротов, пещер и расщелин. Особенно после памятного обвала 1982-го. И крабов всегда есть где разыскать. И «поля» рапанов на вполне доступной глубине. Есть чем заняться и из чего выбирать…

«Мидий, может, надерёшь? Всё равно весь день бултыхаешься. Вечером пожарим…»

Чёрт бы их всех подрал! Был бы Макс…

Хотя… Мидии ты любишь. Даже неизвестно, что больше – собирать, готовить или есть. Когда отколупываешь их от камня «круглым» ножом, давным-давно ещё свистнутым в местной столовке… Нет, нет. Не так. Сначала, обнаружив колонию, проводишь рукой, выбирая те, что покрупней. Они такие ладные. Как капсулы космических кораблей будущего, что так любят иллюстраторы «Искателя» [9]9
  «Искатель» – литературный журнал. Жанровая специализация – детектив, фантастика, приключения. Был основан в 1961 г. как приложение к журналу «Вокруг света».


[Закрыть]. Лежат в ладони, как огромные тусклые миндалины…

У местных свои насиженные места. А ты любишь новые, «дикие». Чтобы потрудиться на славу. Может, поэтому раковины потом и отдают весь свой вкус сполна – что по-походному зажаренные в костре на ржавом куске железа, что «со всеми почестями» – отваренные, почищенные, а потом утомлённые на сковороде с лучком и поданные со сметаной или в масле с розовыми помидорами.

Поэтому приходится много нырять, обшаривая бока огромных камней и подводных утёсов в поисках достойных колоний.

Залив глубокий. Дно обрывистое. С первого мелководного яруса глубина резко падает метров до восьми-девяти. А со второго – до двенадцати-пятнадцати. Ты можешь осилить и двенадцать. Но мало совсем остаётся времени на поиски. Так что оптимально – на первом. Но он сильнее всего загромождён после того обвала в 82-м. Множество ходов, гротов, расщелин. Сколько ты их уже здесь исследовала, а даже топография в единую картину до сих пор не складывается.

Нож и пара полиэтиленовых пакетов.

Когда один наполняется, оставляешь его на дне на видном месте.

Сегодня везёт – колонии небольшие, зато экземпляры крупные. Оба пакета забиты так, что ручки еле сходятся. Азарт есть азарт! Оставив оба мешка на дне вместе с ножом, ты отдыхаешь – греешься и нежишься под солнцем на выступающей из воды скале. Необъятные в опаловой дымке глубины, порой пугающие тенями нависающих склонов, эти же скалы – уютные и домашние над водой, в сочно-зелёной кайме мягких водорослей.

Нервозность и меланхолия проходят.

Ты уже давно заметила, что, оставаясь один на один с горами или с морем, ты быстро избавляешься от того, что приносят в жизнь люди. Их разговоры, планы, ссоры, проблемы… Почти все. Кроме разве что самых близких, своих… Вот от Макса не надо «отмываться» в естественнойсреде. И от отца раньше не надо было… Мать – не в счёт. Она, как скала – всегда на своёмместе. Для человеческой жизни что-то непреодолимое, незыблемое…

Пора назад.

Ныряешь, подхватываешь пакеты, нож – и несколькими синхронными гребками ласт выносишься на поверхность. Ещё несколько – уже спокойных поочерёдных взмахов и… Как подводная лодка, медленно – под острым углом – идёшь на погружение. Вот, блин, ёлки зелёные! Перегруз. Ещё попытка – эффект тот же. Пакеты слишком тяжелы. Всё жадность. Так ведь не оторваться же!

Приходится нырнуть и оставить половину поклажи на дне. Бросить с высоты – пакет может разъехаться. Мельком при погружении в придонной расщелине замечаешь краба. Крупный. Никуда не денется. В полдень они ленивые.

Рядом с пакетом оставляешь и нож – для ориентира. Он блестящий – хорошо виден.

Одна ходка. Вторая…

«Ты там не окоченела ещё?»

Можно даже не отвечать. В определённом состоянии сознания у мужчин все вопросы риторические.

Тебе не хочется сидеть на берегу. Поэтому, прихватив пару персиков, ты возвращаешься в залив. Где, примостившись на вершине одного из «айсбергов» метрах в ста от берега, отдыхаешь. Сладкая мякоть, приправленная солоноватым морем, не утоляет жажды, но придаёт сил. Надо нырнуть и забрать нож. Заглянуть в грот, и если краб на месте…

Кто бы там что ни говорил, а подводное царство совсем другое, когда ты в нём, а не смотришь на него через стекло маски с поверхности. Первый «прокол» глубины выполняется чисто технически. Ещё лет пять назад тебя научили этому местные ребята – вечные пажи. Для них крабы и раковины рапана – источник заработка. «Сувенирщики» в сезон не жадничают. Да и бесплатная еда. А кому уже и закуска. Социальные аспекты биогеоценоза. Да уж… Так вот. Техника простая. Руки по швам. Чуть набрав ходу на поверхности, плавно сгибаешься в пояснице, и метра три первой глубины тело проходит по инерции, без лишних движений. Это важно. Каждое движение поедает дефицитный кислород.

Глубина ещё смешная, но чувствуешь, что беззаботности в ней уже нет места. Она остаётся там – среди ярких бликов, резких теней и плеска волн.

Синхронный взмах ластами – ещё пара метров. Продуваешься [10]10
  Приём, уравновешивающий давление.


[Закрыть]. Шелест придонного песка и перестук камней далёкой линии прибоя – как будто рядом. Опаловые тени темнеют, обретают плоть. Солнечный свет – уютный и горячий наверху – превращается просто в дымчатый фон для сизых фраков подводных утёсов и холодных струй местных течений. Ещё несколько взмахов ластами. Оборачиваешься. Переливающаяся оттенками бирюзы и малахита толща зачаровывает…

Расщелина сбоку. Нож – ориентир – поблёскивает на песке чуть в стороне. Ещё раз продуваешься и касаешься ладонями дна. Перевернувшись на спину, секунду созерцаешь «небо» поверхности. Лучи солнца, рассеянные девятиметровой призмой воды, распадаются сначала на небольшие яркие пятна, а затем и они тают и осыпаются искрящейся пылью на рябой песок.

Расщелина у самого дна. Длинная, узкая. В глубине её тени мелькает сочно-оранжевым перламутром пустая раковина рапана. Прямо за ней – краб. Действительно крупный. Никак не дотянуться снаружи. До него, наверное, метра два. А то и два с половиной.

На оценку ситуации уходит время. А с ним кислород. Лёгкие начинает сдавливать. Надо возвращаться.

Несколько мощных синхронных гребков, имитация сглатывания, чтобы сбалансировать давление – и ты вновь среди яркой игры бликов, мелких брызг и панорамы беззаботного берега, где отец с ребятами играет в карты под натянутой на нескольких кольях белой простынёй…

Два совершенно разных мира. Один – подводный – с приглушёнными, но объёмными звуками, плотными тенями и неясной перспективой. По ощущениям – во всех смыслах этого слова. И другой – блистательный, галдящий, с раз и навсегда очерченными правилами.

Отдышавшись и передохнув с минуту, ты снова погружаешься. Теперь уже сразу к цели. Нельзя отвлекаться и терять время. Там, на дне, его будет от силы секунд двадцать.

Вот и расщелина.

Ещё у́же, чем казалась со стороны. Трубка цепляется за каменные своды. Ты аккуратно вытаскиваешь её, чтобы в маску не попала вода, и протискиваешься вперёд. Своды ещё немного сужаются. До краба около метра. Даже если вытянуть правую руку с трубкой. Видно, что трещина уходит дальше, искривляясь. Но там темнота. Наверное, тупик.

Своды плотно прижимаются к бокам, касаясь лопаток. Ты уже с усилием протискиваешься, стараясь минимизировать мышечное напряжение, чтобы экономить кислород. Совсем немного… Чёрт! Плечи и лопатки упираются в камень – и никак не вывернуться. Осталось-то каких-то двадцать-тридцать сантиметров… Краб вжимается в угол и растопыривает клешни в готовности обороняться.

Нет. Лучше вернуться. Запас воздуха в лёгких на исходе. Ты уже обманываешь организм, делая короткие малюсенькие выдохи. Взять на берегу длинную палку, а ещё лучше проволоку и вернуться.

Расслабляешься и, ладонью вытянутой правой руки уперевшись в дно, даёшь задний ход. Тут же что-то больно впивается в левую лопатку. Чуть поведя плечом, повторяешь движение. Уткнувшись в острый край камня, кожа на спине – теперь ближе к правой лопатке – собирается и посылает импульс боли. Да что же такое! Левой – отведённой назад – рукой пытаешься ощупать стену на предмет неровностей. Неудобно. Чуть выворачиваясь, цепляешь маской каменный свод. Та тут же наполовину заполняется водой. Чёрт! Теперь и голову не повернёшь – глаза зальёт. Резкое непроизвольное движение правой руки к маске взбаламучивает песок. Теперь вообще ни черта не видно! Подвернув под себя плечо, ладонью правой руки быстро проводишь по своду назад и обратно… Вот в чём дело! Такие «по ходу» гладкие стены в обратном направлении представляют собой рваную поверхность каменных граней. Как ножовка с направленным зубом. Свежие сколы недавнего обвала.

Даже мимолётная мысль о том, что ты можешь не выбраться отсюда, раскалывает мир пополам. Жалость пронзает сердце до самых пяток. Сначала к тёплым солоноватым персикам, потом к ветру, наполненному запахами костра и жарящихся мидий, потом… потом… безраздельно. Ко всему. Всё…

Паника.

Жгутом выкручивает мышцы. Ты резким мощным движением пытаешься вытолкнуть себя из острозубого каменного капкана. Кажется, тело подаётся на какие-то сантиметры, но… боль! Безумная боль в плечах, спине, бёдрах… Последние пузыри воздуха вырываются из лёгких. Грудную клетку сдавливает первый спазм… Панический ужас волнами прокатывается по телу. Всё. Ещё волна. Всё. Ещё…

Последнее, что ты видишь сквозь тёмно-бурую муть с обрывками водорослей, – это что-то тускло светящееся голубым в том месте, где сидел краб. Что-то похожее на…

И всё.

Ничего… »