Текст книги "Мертвые воды Московского моря"

Автор книги: Татьяна Гармаш-Роффе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Татьяна ГАРМАШ-РОФФЕ
МЕРТВЫЕ ВОДЫ МОСКОВСКОГО МОРЯ

Автор выражает огромную признательность за консультации участникам форумов на сайте больных диабетом http://www.dialand.ru/ и на сайте судебно-медицинских экспертов http://www.sudmed.ru

Глава 1

– …Умер дорогой мне человек… – Сидящая напротив женщина посмотрела Алексею в глаза и повторила с нажимом: – Очень дорогой. И я хочу узнать, почему!

Она позвонила час назад. Солнце беспардонно лезло в комнату сквозь плотные занавески, и стыдило, и к совести нещадно взывало, грубо намекая, что рабочий день уже давно начался. Начался-то он начался, кто же спорит, на часах одиннадцать, – но сегодня у обоих в кои веки выдался день спокойный и неспешный, и они все еще нежились в постели, то ласкаясь, то снова засыпая…

Приподнявшись на локте, он ухватил трубку. Александра, полупроснувшись, обвила его рукой. Ужасно не хотелось, чтобы это утро кончалось…

– Новая клиентка, – проговорил он с сожалением, положив трубку на место. – Будет здесь через час.

– В таком случае у тебя есть еще полчаса для меня, – плотоядно облизнулась Александра, не размыкая век.

– Неужто тебе получаса хватит?

– Размечтался! Недостачу я вечером взыщу, – засмеялась она, притягивая его к себе.

В душ Алексей помчался только пятнадцать минут назад, заглотнул на ходу чашку кофе с первым подвернувшимся печеньем; с разбегу вскочил в костюм и теперь восседал на рабочем месте, строгий и подтянутый. Благо бежать было недалеко: из спальни своей большой старой квартиры на Смоленке он просто переместился в соседствовавший с ней кабинет. Ласки Александры все еще отзывались в его теле блаженной ленью, и Алексей надеялся, что его строго подтянутый вид не слишком фальшив, а щеки не излишне румяны.

– Надо понимать, что официальный диагноз вас не удовлетворяет? – обратился он к клиентке.

– Именно.

Она умолкла – видимо, решила предоставить детективу право задавать вопросы. Алексей тоже помариновал паузу: он предпочитал, чтобы клиент выдавал ему поток сознания, не направленный его руководящей рукой. Пока что он, отгоняя от себя сладостную лень, разглядывал женщину. Высокая брюнетка, смуглая, худая, с широкой костью, – про таких иногда говорят: «лошадь». Выглядит лет на сорок, ухожена; одета в бирюзовый брючный костюм, дополненный шейным платком, заколотым сбоку брошью из бирюзы, и крупными серьгами из того же камня.

За годы практики Алексей научился обращать внимание на одежду: она говорила о характере, а характер – о складе ума. Непомерное желание нравиться, заметное в одежде, рассказывало о болезненном тщеславии, – и тогда детектив готовился услышать немало лжи: подобные люди будут подавать события исключительно в свете, выгодном для них, нимало не заботясь о том, как все происходило на самом деле.

Полное пренебрежение к одежде почти всегда было свидетельством асоциальности, трудного и негибкого характера, который непременно сказывается на мышлении человека, приводя к неповоротливости ума.

Что же до вкуса (который Алексей ощущал как некую гармонию в сочетании вещей), то люди, им не обладающие, обычно плохо сопоставляли различные факты и не «секли» нюансы…

Этой клиентке детектив проставил плюсы во всех графах, кроме одной: ей почему-то решительно не шел бирюзовый цвет. Детектив не знал, в чем тут фокус, но этот цвет был отдельно от нее, вот и все.

Дама не представилась, но и Алексей не торопился: ее имя значило куда меньше, чем дело, с которым она к нему пришла. И именно о нем он хотел услышать. Однако клиентка по-прежнему молчала, и Алексею пришлось взять инициативу на себя.

– О каком человеке идет речь? Кто вы ему? И как он умер?

– Этот человек всегда занимал крупные посты. Он был хорошо известен в определенных сферах, хотя публично его имя упоминалось редко… Я назову вам его фамилию только в том случае, если вы возьметесь за дело.

Редко или нередко, но некрологи в газетах недавно были, и Кисанов немедленно догадался, о ком идет речь. Однако смущать посетительницу не стал.

– Я ему была… Как сказать… В русском языке нет достойного слова, чтобы обозначить такого рода отношения… Я была ему женой, но отношения мы не регистрировали.

Алексей понимающе кивнул. У него у самого была похожая ситуация: любимая женщина, с которой они не оформляли брак по тысяче мелких причин – ни одной веской среди них не имелось. Поначалу он запинался, когда представлял Александру знакомым. «Гражданская жена» пахло протоколом, «подружка» – инфантилизмом, «сожительница» – пошлостью, а «любовница»…

Одна его давняя клиентка, психолог, как-то сказала: «Не надо стесняться этого слова, оно хорошее. «Любовница» происходит от слова «любовь», а «жена» – так, всего лишь от старинного обозначения женщины, не более…» Однако совершать переворот в русском языке (или менталитете?) Алексей не рискнул и называл Александру просто «любимой женщиной», что наиболее точно соответствовало ее статусу в его жизни.

– …Мы разошлись больше трех лет назад. Но он остался для меня дорогим человеком, даже если наши отношения прекратились. Теперь о том, как он умер: это никому не известно. Он должен был уехать в отпуск, и никто его не искал. Спустя неделю его племянник пришел проведать квартиру, а нашел почти разложившийся труп.

Она говорила лаконично, сдержанно, последовательно. Наверняка развитый интеллект: цепко держит мысль, не отвлекается. Скорей всего, научный работник, защитила диссертацию, пишет статьи…

– Заключение о причинах смерти есть?

– Разумеется. Ишемическая болезнь сердца.

– И оно вас не устраивает.

– Нет. Это достаточно стандартный вывод в тех случаях, когда судебный эксперт не может установить причину смерти. А учитывая состояние трупа, он не мог ее установить. Но я сама медик. И я знала этого человека. У него было здоровое сердце. Он занимался в спортзале, очень следил за собой.

– Но вы расстались три года назад…

– Иногда созванивались, реже встречались. Меня интересовало его здоровье. Кроме того, вы можете легко получить подтверждение у его лечащего врача.

– Значит, вы как медик полагаете, что…

– Именно. Сердце тут ни при чем.

– Он жил один?

– С дочерью… Но она в этот момент находилась в отпуске. Впрочем, она и сейчас там находится. С ней не сумели связаться, и похороны прошли без нее.

– У вас плохие отношения с его дочерью? – предположил Алексей, уловив особую сухость тона в последней фразе.

– У меня с ней никаких отношений. Мы расстались вскоре после того, как она переехала жить к отцу.

За ее словами чувствовалась целая история и даже, возможно, целая драма. Но любопытствовать было преждевременно. Пока что детектива интересовали самые первые и основные факты.

– Следы взлома квартиры имелись?

– Нет, насколько мне известно. Учтите, что я все знаю только со слов его племянника.

– Учту. А следы борьбы в квартире?

– Тоже нет.

– Следы насилия на теле?

– Очень сложно сказать, учитывая состояние трупа. Если и были, то исчезли. Аутопсия проводилась стандартно, а в милиции палец о палец не ударили для осмотра места происшествия. Все ограничилось приходом участкового и отправкой тела в морг. Если бы экспертиза показала, что это убийство, то следствие бы начали, конечно. Но экспертиза не показала. А милицию это очень устроило, как я понимаю.

Надо признать, что понимала она верно. Алексей Кисанов сам много лет проработал на Петровке, да и теперь связь с коллегами не потерял. Потому и хорошо представлял, что убийство крупной шишки чревато для милиции постоянным намыливанием шеи со стороны начальства и неприятным зудом в другом месте, через которое обычно влезают журналисты. Куда радостнее списать смерть на естественные причины…

– В квартире ничего не пропало?

– По словам племянника, нет.

– Вам известно, в каком положении он нашел тело?

– Как если бы человек упал, не дойдя до кровати.

– И вы при всем при этом подозреваете убийство? – спросил он женщину в бирюзовом костюме, которая до сих пор ему не представилась.

– Он был болен диабетом. Вам известно, что это такое?

– В самых общих чертах. Уколы с инсулином.

– Смотря какой диабет. Уколы обязательно делаются при диабете первого типа. Он возникает у людей достаточно рано, иногда в детстве, и чаще всего объясняется генетической предрасположенностью. Диабетом второго типа заболевают обычно после сорока. При нем больные могут лечиться таблетками, хотя со временем тоже переходят на уколы. Но у него был диабет первого типа. То есть он должен был постоянно делать уколы с инсулином. Думаю, что подробней вам не надо.

– Пока нет, – согласился детектив.

Женщина одобрительно кивнула, и Алексей Кисанов подумал, что она наверняка преподает: так кивают студентам на экзамене, пока они не несут чушь.

– Я подозреваю диабетическую кому.

Алексей посмотрел на нее повнимательнее. Черты ее лица вполне приятны, но выражение сухой строгости делает его неженственным. Оно напоминало запертую на замок дверь, открывавшуюся трудно, редко и со скрипом.

– Я не медик, – напомнил он. – Вам придется мне объяснить.

– В двух словах. У больного диабетом очень строгая зависимость от приема пищи и уколов с инсулином. Все должно быть точно дозировано и принято четко по расписанию. Если нарушить этот порядок, то может случиться гипергликемия или гипогликемия. То есть избыток глюкозы в крови или ее недостаток.

– Это смертельно?

– Нет, если сразу принять меры. И все диабетики прекрасно знают, что делать в таких случаях. Кроме того, они имеют при себе глюкометры, которые…

– Как вы сказали? Глюко-метры?

– Именно, – она поджала губы. – Это не для того, чтобы измерять «глюки». Это для измерения глюкозы.

– Извините.

– …которые показывают точный уровень сахара в крови. Сахар – это и есть глюкоза.

Детектив кивнул: мол, я в курсе, еще в школе проходил… Но почувствовал раздражение от ее менторского тона.

– Вы преподаете? – спросил он.

– Да. Я профессор, доктор медицинских наук. Это имеет отношение к делу?

– Имеет. Мне не нравится ваш тон. Я не студент.

Она удивленно уставилась на него. И вдруг улыбнулась.

– Вы правы. Я знаю за собой этот недостаток…

Атмосфера словно разрядилась с ее улыбкой. Детектив и посетительница обменялись потеплевшими взглядами.

– Вы остановились на глюкометрах…

– Они значения не имеют. Важно другое: диабетик не только сам прекрасно распознает неполадки в организме, но и может их с точностью диагностировать при помощи глюкометра и разных других тестов. После чего он принимает срочные меры. Либо выпьет сладкий сок, либо добавит порцию инсулина.

– Сладкий – чтобы повысить сахар, а инсулин – чтобы понизить?

– Верно. Вы способный студент, – улыбнулась она.

«Странно, – озадачился детектив, – когда она улыбается, ей начинает идти бирюзовый цвет!»

– Как вас зовут?

– Ляля. Елена то есть.

Имени «Ляля» бирюзовый цвет шел еще больше. Но детектив фамильярничать не стал и выбрал строгое «Елена».

– Иными словами, Елена, вы подозреваете, что кто-то мог помешать ему принять необходимые меры, отчего и случилась кома? Из которой человек уже не вышел?

– Именно.

– В таком случае мне понадобится осмотреть квартиру погибшего. Причем в вашем обществе – без медика я могу упустить важные детали. У вас есть ключи?

– Если бы они у меня были, я бы уже давно сама все исследовала.

Алексей усмехнулся: выходит, Ляля его нанимала на добычу ключей?!

– Там укрепленная дверь?

– Да, и с сейфовыми замками – изготовлена по индивидуальному заказу.

Значит, отмычки, о которых первым делом подумал детектив, отпадают. Стало быть, придется добывать настоящие ключи. Они имеются у племянника – коль скоро именно он явился в квартиру и обнаружил тело. И еще у дочери покойного – коль скоро она жила в той же квартире. Но ее нет в городе.

– А племянник?

– У него ключи есть. Проблема, однако, в том, что я уже давно никто его дяде и не могу вот так явиться и попросить ключи… У меня нет никакого предлога. А объяснять ему мои истинные намерения я не собираюсь.

– Вы полагаете, что он мог бы…

– Не могу этого исключить. Он неплохой мальчик – но в жизни очень много «неплохих мальчиков», способных на подлости…

В глазах ее зажегся недобрый огонек. М-да, немало досталось, должно быть, этой бирюзовой лошади с нежным именем Ляля за ее жизнь…

Алексей помолчал, раздумывая. Ляля ждала, не проявляя никакого беспокойства. Все-таки приятно иметь дело с умным человеком: он понимает, что, кроме разговорной деятельности, существует еще и мыслительная.

Плод своих размышлений он выдал минуты через три.

– Вы сможете явиться к племяннику вместе со мной и представить меня как своего друга?

– Зачем это? – с подозрением спросила Ляля.

– Вы звоните племяннику… Как его имя, кстати?

– Иннокентий. Кеша.

– Вот, Кеше. И говорите, что нашли у себя ключи от квартиры покойного и хотите ему вернуть. У вас дома наверняка завалялись какие-нибудь старые ключи, вот и подберите связочку. Желательно похожую на искомую.

– Это не так просто. Пара ключей очень хитрые.

– Вы имеете право забыть за три года, как они выглядят. Кеше скажете, что не совсем уверены, что это ключи от квартиры покойного…

– Его звали Афанасий Павлович Карачаев.

Видимо, Ляля сочла, что коль скоро детектив взялся за столь сложное дело, как добыча ключей, то ему можно доверить и имя «дорогого человека». Что ж, Алексей не ошибся: именно на смерть Карачаева он читал некрологи.

– После чего вы под это дело напрашиваетесь к Кеше на чашку чая, являетесь к нему в моем обществе, представляете меня как друга – типа мы с вами заехали к Кеше по дороге в… ммм… ресторан, например…

Ляля посмотрела на детектива заинтересованным взглядом – словно прикидывала, как бы они смотрелись рядом, если б и в самом деле отправились в ресторан. Уголки ее губ тронула легкая улыбка, и она кивнула – не как преподаватель кивнула на этот раз, но как женщина. Надо думать, детектив выдержал экзамен на ресторанного спутника с оценкой никак не менее «удовлетворительно».

– …И просите показать связку ключей от квартиры Карачаева, чтобы сверить, – закончил несколько смущенный детектив.

– Но Кеша скажет, что ключи не те!

– Верно. Но зато я узнаю, где он хранит «те».

– Вы их выкрадете?

– Это уж моя забота. Ключи у нас будут – вот и все.

– Ваш гонорар?

Кисанов порадовался этому вопросу. К нему не так уж редко обращались люди, которые до сих пор полагали, что «все вокруг народное, все вокруг мое». Когда детектив называл стоимость своих услуг, с ними случался шок. В начале своей карьеры он еще объяснял: у нас капитализм нынче, сударь (сударыня). Бесплатно вам и кусок хлеба в магазине не дадут, не так ли? Всякая работа денег стоит и должна быть оплачена, вы ведь тоже не за бесплатно работаете…

Но больше агитацией он не занимался: пустое дело. Совок не поймет, а не-совок к нему и сам приходит с правильным пониманием вещей. Теперь он только произносил сакраментальную фразу: «Мой гонорар… Плюс оплата издержек…»

Исключением, – когда он работал без оплаты, – были редчайшие случаи с близкими людьми.

Сумма, которую он назвал Елене, была невелика: пока что он брался только за добычу ключей и осмотр квартиры. Ляля согласно кивнула и отсчитала деньги.

– Если дело продвинется дальше, то вы мне назовете следующую сумму, – строго сказала она.

Алексей Кисанов охотно заверил ее, что именно так и поступит.

Глава 2

Она позвонила через день. Встреча с Кешей была назначена, и Алексей, повязав ненавистный галстук (статус «друга» профессорши обязывал), отправился с Лялей к племяннику погибшего Афанасия Карачаева.

– Тетя Ляля! – воскликнул в прихожей Кеша. – Проходите, проходите, рад познакомиться, – это уже Алексею.

Елена успела шепнуть, что «тетей Лялей» Иннокентий повадился ее называть, когда она жила вместе с Афанасием, его дядей, – вроде как на правах «тети».

Кеша показался Алексею типичным анекдотным интеллигентом. Тщедушный, в очках, он, как выяснилось, был аспирантом исторического факультета. Его мать, сестра могущественного Карачаева, умерла несколько лет назад, и дядя опекал племянника, как мог.

Детектив предоставил Елене вести «родственный» разговор, вопросов не задавал: они преждевременны. Вот если что-то обнаружится в квартире, тогда и посмотрим. На данном этапе его задача ограничивалась ключами.

…Все прошло как по маслу. Дядину связку Кеша снял с ключницы в коридоре, показал: «Видите, тетя Ляля, ничего общего!»

Вот и чудненько: слепок стоил детективу всего лишь одного похода в туалет.

…Два ключа из четырех действительно оказались очень «хитрыми», и пришлось Алексею ждать пару дней, пока задушевный друг-слесарь изготовит ему точные копии. Даже универсальные отмычки для детектива он срабатывал быстрее!

Но все же через два дня они с Еленой входили в квартиру Карачаева на проспекте Вернадского.

«Следов взлома квартиры Карачаева не обнаружили», – вспомнил детектив, приноравливаясь к замкам. В это Алексей охотно поверил. Такие замки по зубам только избранным специалистам. Но подобные специалисты взламывают их с целью ограбления, а в квартире Карачаева ничего не взяли. А вот зато копии с ключей сделать можно, хоть и непросто: он только что сам убедился в этом… Впрочем, об этом размышлять еще рано.

– Ни к чему не прикасайтесь. Если увидите что-то подозрительное, зовите меня, – предупредил детектив, входя в квартиру.

Елена обещала, и Кисанов доверился ее мозгам, которые работали весьма четко. Они разделились: Ляля отправилась изучать содержимое холодильника и показания глюкометра, Алексей же внимательно осматривал, предмет за предметом, всю квартиру.

Она была огромной. Помимо четырех просторных комнат (гостиная, кабинет и две спальни), здоровой кухни и бесконечного коридора, в ней имелось три глухих чулана. В комнатах царил порядок, одна спальня выдавала мужское присутствие, другая – женское: дочери, стало быть. В гостиной на одной из полок стояло несколько фотографий. Кучерявый, темноволосый, массивный, но подтянутый мужчина, присутствовавший на всех них, был, без сомнения, сам Карачаев. Алексей бы не удивился, если б оказалось, что Карачаев родом из кубанских казаков. На одной фотографии он узнал Кешу, еще подростком; женщина рядом была, со всей очевидностью, его матерью, то есть сестрой Карачаева, уже покойной. На другой фотографии Карачаев стоял, обнимая за плечи темноволосую девушку лет восемнадцати, очень миловидную. Следующая фотография запечатлела родителей Карачаева – сам он, совсем молодой, стоял между маленькой кругленькой матерью и высоким крепким отцом. Три последних снимка зафиксировали Карачаева с еще одной девушкой, постарше первой, но на нее похожей: прямые каштановые волосы до плеч, темные глаза, красиво очерченный рот… Одна из них дочь, другая любовница? Или дочь подросла и немного изменилась?

Алексей гадать не стал – сейчас его интересовало исключительно состояние квартиры и возможные находки, которые могли бы пролить свет на причины смерти Афанасия Павловича. По той же причине он не заинтересовался и бумагами на письменном столе в кабинете.

Закончив осмотр, он обнаружил, что Елена стоит в гостиной спиной к окну – руки сплетены на груди, а взгляд примерз к стене.

– Елена? – потревожил ее задумчивость детектив. – Вы что-нибудь нашли подозрительное?

…Она не нашла. В холодильнике имелось все, что нужно диабетику, начиная от коробок с картриджами для «длинного» и «короткого» инсулина и кончая продуктами. Она ни к чему не прикасалась, коробок не открывала, как велел Алексей Кисанов, но для просмотра показаний глюкометра испросила разрешение детектива. Глюкометр зафиксировал нормальное для диабетика содержание сахара в крови, а дата на приборе указывала на последний вечер перед смертью.

Кисанов затребовал комментарии к «длинному» и «короткому» инсулину.

– «Длинный» создает под кожей «депо» и впитывается медленно, постепенно, на протяжении нескольких часов. «Короткий» поступает сразу в кровь. Поэтому «длинный» колют большими дозами, а «короткий» – малыми. Люди с диабетом обычно имеют два разных шприца-ручки… Кстати, в холодильнике я видела только один.

– Второй нашел я.

– Так вот, два шприца, каждый на свой тип инсулина, – чтобы не перепутать.

– А что, их легко перепутать?

Она почему-то отвернулась к окну. Алексей чувствовал, что с ней что-то творится, но не совсем понимал, что именно.

– На самом деле нет, – донесся до него приглушенный ответ от окна. – «Длинный» инсулин – непрозрачный, тогда как «короткий» – прозрачный. Разница видна на глаз.

– Посмотрите, Елена. Я нашел это под кроватью. – Алексей показал ей шприц-ручку, держа его носовым платком со стороны иглы. – Он содержит прозрачную жидкость.

Елена едва обернулась, и Алексею показалось, что у нее покраснели глаза.

– Значит, это «короткий».

– Название марки не видно…

– Мне оно все равно много не скажет… Я уже три года как не живу с Афанасием… – Ее голос едва заметно дрогнул. – С диабетиком то есть… А новые лекарства появляются как грибы…

Все понятно. Ляле, видимо, сейчас очень непросто находиться в квартире, где она когда-то жила с любимым человеком… Которого уже нет.

Надо заканчивать на сегодня, уводить ее отсюда, подумал Алексей. Он собрал заинтересовавшие его предметы в портфель и заявил, что пора уходить. И только на улице, пока они шли к припаркованным рядом машинам, он вернулся к расспросам.

– Как принимаются эти два типа инсулина?

– «Длинный» – утром и вечером, два раза в сутки. В дополнение к нему «короткий» – трижды, перед едой. Итого – пять уколов в день. Такова распространенная схема, хотя бывают и другие.

– Вам известно, кто видел Карачаева живым последний раз? И когда?

– Кеша. Он был у Афанасия вечером… Судя по данным судебной экспертизы, Карачаев скончался в последующие сутки. Точнее они сказать не смогли.

– Странно… А время, в которое Кеша ушел, не знаете?

– Дайте подумать… На кладбище Кеша плакал и сокрушался, что провел с дядей такой славный вечер, вместе смотрели футбол, и, уходя, он и помыслить не мог, что видит его последний раз живым… Время он вроде бы не называл…

– Футбол, – ответил Алексей. – Я узнаю время по программке.

– Вы сказали «странно». О чем вы?

– Шприц, который я выудил из-под кровати… По логике вещей, из него был сделан последний укол. Потому что Карачаев, по непонятным пока причинам, почувствовал себя плохо сразу после него. Шприц выпал у него из рук и закатился. Но в шприце «короткий» инсулин, по вашим словам, то есть прозрачный. И, по ним же, его колют днем. А он вечером еще был жив-здоров!

– Не днем, а перед едой… Он мог поесть поздно.

– Однако во всех случаях укол был сделан после ухода Кеши! Иначе бы Афанасий потерял сознание у Кеши на глазах, и тот должен был бы оказать ему немедленную помощь или хотя бы вызвать «Скорую»… Чего не случилось.

– Я вспомнила: Кеша говорил, что ужинал с дядей!

– Так-так… Стало быть, «короткий» инсулин он ввел себе перед ужином, верно? И продолжал быть жив-здоров… Непонятно тогда, отчего упал шприц… Но всяко бывает. Может, не упал, может, его позже нечаянно смахнули с тумбочки, к примеру… А вот что интересно: кто помыл посуду после ужина?

– Кеша наверняка. Он очень выслуживался перед дядей – ведь тот ему постоянно подкидывал на жизнь, причем немало. Афанасий чувствовал себя в долгу перед умершей сестрой…

– В таком случае почему Кеша не помыл три стакана, которые я обнаружил в мойке? Дядя пил с племянником позже? Под футбольный матч? Но тогда третий стакан чей? Или кто-то другой навестил его в тот же вечер?

– Найдите мне ответы на эти вопросы, Алексей. – Ляля повернулась к нему, и детектив снова увидел недобрый огонек в ее глазах. – Сколько бы это ни стоило!

Вопросов у Алексея образовалось еще множество, но он не стал грузить ими Лялю, которая и без того выглядела подавленной. Они распрощались, и детектив поехал к себе на Смоленку, чтобы как следует подумать.

Шалопая Ваньки, его жильца и ассистента, дома не было. В последнее время он все чаще пропадал у какой-то девицы. Похоже, малец вырос, а Алексей как-то и не заметил… Ванек жил у детектива уже несколько лет, выполняя несложную ассистентскую работу в качестве платы за жилье. Алексей привык к нему. Нет, не так: он привязался. Они с Ванькой давно стали друзьями, несмотря на разницу в возрасте. И сейчас, войдя в пустую квартиру, детектив вдруг подумал, что Ванюшка, того и гляди, заведет семью и съедет из его большой квартиры на Смоленке…

От этой мысли сделалось тоскливо и захотелось позвонить Александре, любимой женщине, да пойти поужинать с ней в ресторан… Но у Александры, известной журналистки, сегодня имела место какая-то светская тусовка, от которой никак нельзя было уклониться. А ему самому следовало серьезно поразмыслить. И потому, перекусив в одиночестве, Алексей устроился на самом «размыслительном» месте в мире: в большом черном кожаном кресле перед компьютером. Сигареты на месте, кружка кофе тоже – можно начинать!

Больше всего его пока занимал найденный шприц. Из него ли был сделан последний укол? В таком случае шприц выпал из рук и закатился, когда Карачаев падал, теряя сознание. Что вполне соотносится с местом нахождения тела: в спальне.

Но, по словам Ляли, в нем находился «короткий» инсулин, который колют перед едой. А ужинал Карачаев с Кешой и был жив. Тогда одно из двух: либо Кеша соврал, либо укол тут ни при чем.

Если Кеша соврал, то дело нечисто. Просто даже так-таки грязно: в таком случае он причастен к смерти Карачаева, случайно или намеренно. Иначе ему врать было бы незачем.

Если же Кеша не соврал, то Афанасий Павлович был вполне здоров, когда племянник уходил, и собирался спать. Перед сном же ему следовало сделать еще один укол: с «длинным» инсулином. Вторая ручка-шприц находилась в холодильнике. Стало быть, и этот укол не произвел на диабетика никакого мгновенного отрицательного действия: ведь он в таком случае сходил и положил ручку на место в холодильник… Тогда допустим, что найденный под кроватью шприц упал не из рук Карачаева, а с тумбочки, к примеру.

Как детектив понял из объяснений Елены, гипогликемическая кома может случиться от значительной передозировки инсулина. Сахар снизится мгновенно (если введен быстродействующий «короткий» инсулин), и человек может «вырубиться» на месте. Но с какой стати опытный диабетик будет себе передозировать инсулин? И перепутать его он не мог: один инсулин прозрачный, другой мутный…

Голова детектива вспухла от избытка новой и еще малопонятной информации. Он был уверен только в одном: Карачаев следующего дня после ухода Кеши не прожил: мусорное ведро было абсолютно пустым. Надо думать, что услужливый Кеша, прибираясь после ужина на кухне, вынес его. И больше Карачаев в него ничего не бросил. Потому что утром уже был мертв. От живых людей много мусора скапливается – и откуда только берется…

Хорошо, передозировать инсулин Карачаев, диабетик с большим стажем, не мог. Перепутать тоже. Ну а если кто-то впрыснул яд в картридж? Допустим, не самого быстрого действия, что позволило Карачаеву аккуратно положить на место шприц-ручку… И дойти до спальни, чтобы там упасть, смахнув заодно и предыдущий шприц, оставшийся на тумбочке в спальне…

Да, но если он такой аккуратный, то почему не убрал и этот шприц в холодильник после укола? Обычно такие действия отработаны до автоматизма…

В общем, завтра придется топать в одну услужливую лабораторию, где за хорошие бабки ему сделают исследования в кратчайшие сроки. Так что глянем, что содержится в шприце да чьи отпечатки на нем, и на трех стаканах заодно. Хорошо бы с Кешей побеседовать, но Ляля настоятельно просила пока не действовать открыто. «Пока» – это до того момента, когда не будут найдены доказательства насильственной смерти. Если они будут найдены, конечно…