355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Татьяна Устинова » Колодец забытых желаний » Текст книги (страница 1)
Колодец забытых желаний
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 03:08

Текст книги "Колодец забытых желаний"


Автор книги: Татьяна Устинова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Татьяна Устинова
Колодец забытых желаний

«…О, как много попыток, как мало проку. Это значит, придется мне вам и вашему королю в сотый раз показывать этот фокус. Запускать во вселенную мелкую крошку из ваших тел, низводить вас до статуса звездной пыли. То есть можно подумать, что мне приятно. Я не хотел, но не я виноват, что вы все забыли! Раз-два-три. Посчитать расстояние по прямой. Небольшая вспышка в точке прицела. До чего надоело, господи боже мой. Не поверишь, боже, как надоело».

Дмитрий Быков. Двенадцатая баллада

Глухим звоном, как из подполья, вдруг зашелся телефон, и Василий Дмитриевич, пробормотав: «Простите великодушно, юноша», проворно потрусил в полумрак, куда не доставал желтый свет лампочки.

Олег неторопливо перевернул икону и взглянул на нее с обратной стороны, хотя все равно ничего особенного не высмотрел бы – в иконах он совсем не разбирался. Но именно в этой была какая-то странность, причем не простая, а радостная странность, иначе он не мог ее определить. Лик был светел, и от него не хотелось отводить глаз. Олегу вдруг подумалось, что радость исходит именно от лика. Пожалуй, он даже чувствовал ее, как тепло.

Удивительно.

В пахнущей пылью и мышами глубине что-то стукнуло, по-немецки пробормотали: «Atzend» (дурак, козел), телефонные трели оборвались, и Василий Дмитриевич сказал солидно:

– У аппарата.

Собственно, Олегу ничего не было нужно, и зашел он просто так. Он любил старика, а тут вдруг среди бела дня оказался на Фрунзенской набережной, как не зайти!.. Прислушиваясь к разговору и по опыту зная, что беседа может затянуться очень надолго, Олег аккуратно поставил икону на богатый секретер, который он на глаз определил как недурную подделку под модерн, и стал пробираться к выходу.

На пути ему попались китайские вазы, «Ундервуды», два дивных портрета – на одном прекрасная дама на летней веранде, глаза возведены к небу, в пухлых руках груда незабудок, а на другом Сталин в окружении колхозной детворы, – несколько парчовых кресел с вытертой обивкой, напольные часы без стрелок, как пить дать из салона Анны Павловны Шерер, и еще много всякого разного, в чем он так любил копаться, когда у него было время!..

Он дошел почти до заваленного бумагами и всяким старьем письменного стола, за которым обычно сидел Василий Дмитриевич и читал под зеленой лампой толстую засаленную книгу, помедлил и оглянулся на поддельный модерн с оставленной иконкою.

Нужно забрать, вдруг сказал кто-то у него в голове. Забрать и отдать кому-нибудь, кто понимает, чтобы посмотрели и оценили. А вдруг это подлинник?..

– Голубчик вы мой, – бормотал за ширмой Василий Дмитриевич, – да где же я вам возьму второй точно такой же?! Этому торшеру черт знает сколько лет, черт знает сколько!.. А плафон я вам заказал, заказал, голубчик! Вася к среде не обещал, но сказал, что на следующей неделе уж точно!.. Нет, нет, и супруге вашей передайте, что плафон будет в точности… Да где же мы с вами достанем второй?! Нет, я очень уважаю вашу супругу, но где же?!

Олег сунул руки в карманы джинсов, пошевелил там пальцами, вынул и еще раз оглянулся на икону.

Да. Странно.

…или на самом деле забрать?

Зачем? Он ничего не понимает в иконах, и даже специалистов никаких не знает!..

У порога звякнул меланхоличный колокольчик, проскрипели замороженные петли тяжелой двери, и по каменному полу процокали каблучки.

Девушка сощурилась в полутьме, поизучала его, улыбнулась и сказала негромко:

– Привет.

– Привет, – согласился Олег.

– Я пришла, – объявила девушка, – как договаривались, после двух!

– Я рад, – сказал Олег, не найдя ничего лучшего.

Она поводила головой, разматывая шарф, локоны падали ей на щеки, и она досадливо смахивала их рукой в перчатке.

– Ужас, – воскликнула она, сняв шарф, – ну и мороз!.. Градусов триста!

Она сунула шарф ему в руки, и он его принял, а девушка стянула перчатки и протянула ладошки к раскаленному рылу допотопного рефлектора, который среди прочих нужных вещей был помещен на столе у Василия Дмитриевича.

– Тепло, хорошо, – сказала она весело. – А как вас зовут?

– Олег Петрович.

От ее шарфа пахло духами и улицей, и мех щекотал ладонь, и Олег никак не мог придумать, куда бы его деть.

– Значит, Олег, – подытожила девушка. – Называть вас по отчеству я не буду. А мое имя Виктория.

Олег не понял, почему она не будет называть его по отчеству, хотя именно так его называет большинство знакомых, но слегка поклонился.

– Ну, показывайте! – велела Виктория. – Я так давно жду! Вам ведь наверняка Василий Дмитрич оставил все инструкции. Кстати, а где он сам?..

Олег помолчал, а потом принял решение.

Он пристроил пахнущий духами шарф на крюк поверх потертой, выгоревшей и довольно пыльной кепки с надписью «Динамо», заглянул за ширму и сказал громко:

– Василий Дмитриевич! Тут к вам прекрасная барышня! Говорит, что вы должны были оставить мне инструкции!..

Старик пробормотал по-немецки: «Blödsinn»[1]1
  Глупость, идиотство, чепуха (нем.).


[Закрыть]
, зажал желтую телефонную трубку большой рукой и стал делать Олегу знаки лицом.

– Я не понимаю ничего, – громко и весело признался тот. – Вы мне словами скажите!

– Да пойдите же, пойдите к ней, – прошипел Василий Дмитриевич и локтем подтолкнул Олега Петровича. – Ну, покажите ей что-нибудь!

– Василий Дмитриевич! Вы где? – позвала сзади прелестная барышня Виктория. – Я пришла!..

– Она пришла, а у меня ничего! А она платит!.. Большие деньги! – телеграфно выстукивал Василий Дмитриевич на ухо Олегу. От его фуфайки несло нафталином, табаком и кофе. – Займите ее! Только пусть не уходит! Давайте, вы должны ее очаровать!

– Васи-илий Дмитриевич!

Старик прокричал в телефон, который шмелиным басом гудел у него в ухе:

– Да, голубчик мой, да! Сейчас! – И опять зажал трубку.

– А что хоть она просила-то?! – тревожным шепотом спросил Олег.

– Ах, ну что они все нынче просят! Стулья из дворца! Непременно кресло и непременно гамбса! Давайте, идите! Покажите ей секретер! – И снова в телефон: – Голубчик вы мой, да где же я вам возьму второй точно такой же, даже любя вашу супругу более самого себя?!

Олег вышел из-за ширмы и оценивающе посмотрел на девушку.

Локоны, распахнутая шуба, замшевый жакет, каблучки. Ногти – лепестки, щечки – пионы.

– Ну?! – спросила она весело. – И что дальше?!

– Посмотрим, – ответил Олег Петрович уклончиво. – Только никакого гамбса у Василия Дмитриевича, конечно, нет, а я уполномочен показать вам секретер. Хотите?

– Как нет?!

Он удивился, что она до сих пор не догадалась.

– Да вот так. Не повезло вам.

– Ну, он же обещал! – беспомощно вскрикнула Виктория. – Мне так нужно! Мне для мамы нужно, не себе! У нее ремонт заканчивается!

– Хотите, покажу секретер?

– Ах, зачем мне секретер?! Он же обещал кресло, и именно гамбсоновское!

Олегу вдруг стало ее жалко.

– Ну, ведь Василий Дмитриевич не сам их делает! Он же не Гамбс!

Виктория посмотрела на него подозрительно.

– Смеетесь?

– Ну, вот не Гамбс и не Гамбс, – повторил Олег Петрович. – Итак, или секретер, или мне придется откланяться и вверить вас заботам Василия Дмитриевича, хотя он и не Гамбс!

– Подождите, – сказала она с недоумением, – а разве вы здесь не работаете?

Олег Петрович признался, что работает совершенно в другом месте.

– А зачем вы мне тогда столько времени голову морочите?!

Олег Петрович решительно отказался от того, что он в принципе может морочить голову такой прекрасной барышне.

– А тогда вы кто?

Олег Петрович поинтересовался, в каком смысле «кто», а Виктория окончательно рассердилась и повернулась к нему спиной.

Игра неожиданно стала его увлекать, да и девушка на самом деле была красивой. Красивой и забавной.

– Извините меня, – сказал он с известным раскаянием в голосе. – Я правда здесь не работаю, я просто дружу с Василь Дмитричем и иногда к нему заезжаю. У него действительно нет сейчас никакого гамбса, хотя, быть может, он вам его и обещал.

– Но ведь…

– Ну нету! – перебил Олег и развел руками. – Хотите посмотреть секретер? Подделка, конечно, но очень хорошая!

Он и сам толком не знал, чего именно ему больше хочется – развлекать барышню или вернуться к оставленной иконе.

Виктория пожала плечами под легкой шубкой и посмотрела на Олега оценивающе.

Да. Ничего такого, что можно было бы оценить в положительном смысле. Одеваться он не умел и не любил. Следуя за ее изучающим взглядом, он осмотрел свои джинсы – джинсы как джинсы, не слишком новые, но любимые, – черный свитер грубой шерсти с полосой на животе и ботинки на толстой подошве.

– Олег Петрович, Олег Петрович, – сокрушаясь, часто повторял Гена Березин, его водитель, – мне бы ваши возможности да ваши денежки, я бы выглядел, как Микки Рурк!

Олег Петрович всегда в таких случаях представлял себе Гену с набриолиненным пробором, в ботинках на босу ногу, пиджаке на голое тело и с гарденией в петлице, и разговор о моде как-то сам собой увядал.

Должно быть, джинсы и свитер Виктории тоже не внушили никаких оптимистических надежд, потому что она стала изучать его лицо.

Лицо у него тоже так себе, Олег знал это совершенно точно. Кроме того, он рано начал лысеть и уже много лет брился наголо, что общей красоты ему решительно не добавляло.

Вот так возьмешься произвести впечатление на барышню, распушишь хвост, встопорщишь перья, как-то даже притопнешь молодцевато, словно парубок на гулянье, а тут раз – череп лысый, рожа небритая, ботинки так себе, джинсы посредственные, на пузе полоса. И что дальше?..

Виктория еще какое-то время смотрела на него почти с отвращением, потом вздохнула тихонько и сказала обреченно:

– Ну, пойдемте, что ли! Показывайте ваш секретер. Хотя он мне совершенно, совершенно не нужен!

Мимо «Ундервуда», динамовской кепки, скрытой под ее норковым шарфом, мимо китайских ваз, Сталина в окружении детворы и дамы в окружении незабудок они добрались до секретера, на котором светлым ликом сияла давешняя иконка, и уставились на него.

Собственно, Олег смотрел на икону, а Виктория на секретер.

Что такое, думал он напряженно. Почему меня тянет взять икону в руки и больше никогда и никому ее не отдавать?! Может, так и сделать, и шут с ней, с экспертизой?..

Что такое, думала она расстроенно. Почему нет кресла, маме так хотелось, и я ей обещала, и этот старый хрыч сказал, что достанет! Ну, не в Лондон же лететь, на самом деле! Нет, можно и слетать, но контейнер оттуда придет неизвестно когда, а маме хочется именно сейчас! И еще этот бритый привязался! Можно подумать, что он мне пара!..

– Ну вот, собственно, – промямлил Олег и указал рукою на секретер. – Это не модерн, конечно, но вполне может статься, что в похожем секретере хранил свои рукописи Осип Мандельштам или… или…

– Анна Ахматова, – мрачно подсказала Виктория.

– Ну, это скорее мужская мебель, чем женская, но почему нет?.. Почему, собственно, не Анна Андреевна?..

– Да потому что мне не нужен секретер, а нужно кресло!

Щеки у нее еще горели с мороза, и она была розовая, хорошенькая, вкусно пахнущая. И тут Олег Петрович все придумал.

– Слушайте, – сказал он, – давайте начнем все сначала. Как будто вы не приняли меня за приказчика, а я вам вовсе не хамил. Я приглашаю вас на… – Он отогнул манжету своего рыбацкого свитера и посмотрел на часы. Во-первых, потому, что так делал герой в каком-то кино, приглашая на свидание героиню, а во-вторых, потому, что на пять у него была запланирована встреча, которую он отменить никак не мог, и необходимо было управиться. – На кофе с бутербродами.

– Меня?! – поразилась Виктория.

Он помолчал.

– Если бы я хотел пригласить Василия Дмитриевича, то сделал бы это заранее.

Лицо у нее стало насмешливым, и он совершенно точно знал, о чем она думает.

Конечно, ты мне не пара. Конечно, я тебе нравлюсь, я красавица, а ты урод. Конечно, тебе до смерти хочется показаться со мной на людях. Но я сейчас тебе откажу. И я не понимаю, как ты вообще решился!.. А впрочем, день все равно испорчен! Кресла-то нету!..

– Ну… хорошо, – сказала она, запнувшись именно там, где нужно, и именно так, как нужно. – У меня есть полчаса, раз уж так вышло!.. А вы знаете где-нибудь поблизости приличное место?

Олег Петрович знал поблизости много разных мест – разных как раз по степени приличия и неприличия, – но особенно разгоняться не стоило. В пять встреча, и вообще он видит ее первый раз в жизни!

– За углом чудесная французская кофейня. Называется «Кадо». Вы знаете, что означает это слово?

– Подарок, – буркнула девушка, и Олег Петрович порадовался, что не ошибся. Мало того, что хорошенькая, еще и по-французски говорит. А может, и не говорит, так, нахваталась где-нибудь!..

Аккуратно и чуть брезгливо неся полы шубки над пыльной рухлядью, она пробралась к выходу, а Олег Петрович помедлил и взял с секретера икону. Старец смотрел теперь прямо на него, и ему показалось, что одобрительно.

Господи, что за чепуха! Blцdsinn, сказал бы Василий Дмитриевич, любивший крепкие немецкие словечки.

– А это что такое?

– Где?

– Да у вас в руках.

Олег не понял вопрос.

– Икона. Вы разве не видите?

– Да уж вижу, – сказала Виктория с сарказмом. – А вы что? Православный любитель икон?

– В какой-то степени, – пробормотал Олег, – в какой-то степени любитель.

– Дайте посмотреть.

Выпускать икону из рук Олегу не хотелось. Ну вот совсем не хотелось!.. И он просто повернул ее ликом к девушке. Она глянула насмешливо.

– Что это вы в нее так вцепились? Боитесь, что отниму?

Он пожал плечами. С ним уже давно – сто лет! – никто не разговаривал в таком тоне, и он… терялся немного.

За ширмой продолжали бормотать, и время от времени слышались немецкие ругательства.

– Василий Дмитриевич, мы пошли! – громко сказал Олег в сторону ширмы. – До свидания!

– Голубчик, простите великодушно, но как раз привезли ваш плафон, – залихватски соврал старик за ширмой, и Олег улыбнулся. – Да, да, непременно перезвоню, голубчик! Непременно! Как только увижу своими глазами, так сей же момент перезвоню!..

– Ну, дайте мне уже мой шарф, – приказала Виктория. – Или вы думаете, я сама буду его оттуда… стягивать?

– Да, да, всенепременнейше, голубчик, а супруге передайте поклон и уважение и уверения во всяческом…

– Держите ваш шарф, и где-то здесь была моя куртка…

– Вон на стуле что-то валяется, это не она?

– Вы не поверите, но как раз она.

– Да, да, голубчик вы мой, вынужден прервать, чтобы бежать. Плафон, знаете, вещица хрупкая…

Олег натянул куртку, не выпуская из рук икону. Ну, вот не хотелось ему ее выпускать!..

– Василий Дмитриевич, мы пошли! Прекрасную барышню я у вас забираю! – Он почти выговорил «похищаю», но в последний момент чувство юмора все же вмешалось и не позволило так уж напрямую следовать законам жанра.

– Нет, нет, постойте! Ради бога, простите!.. Нет, это я не вам!

– А икону я возьму, покажу специалистам, – негромко продолжил Олег, заглядывая за ширму. Старик посмотрел на него несчастными глазами и попилил рукой по синему шарфу, который был намотан у него на шее. Олег еще понизил голос. – Да я все понимаю, и она все понимает и не обижается! Выгодного клиента вы не потеряете, я вам точно говорю. Икону на следующей неделе привезу.

– Да, да, да, только вы уж с девушкой поласковее, Олег Петрович! Платит много! Хорошая девочка и платит много!..

После полумрака антикварной лавки свет морозного дня показался Олегу ослепительным, почти невыносимым. В лицо дохнуло холодом с реки, он прищурился, и глаза сразу заслезились.

Виктория, поправляя на носике темные очки, посмотрела на него насмешливо.

– Ну, и где это ваше «Кадо»?

– Да вот направо и за угол. – Он вытер глаза, сознавая, что выглядит не очень, и показал рукой, куда именно.

– Мы что?! – спросила Виктория. – Пешком пойдем?! В такой мороз?!

Олег открыл глаза, уже немного привыкшие к свету, набрал полную грудь мороза, с силой выдохнул и посмотрел на Нескучный сад на той стороне замерзшей реки. Сад стоял белый, торжественный, недвижимый, как немецкая рождественская декорация возле вертепа.

– Мы пойдем пешком, и вы вполне можете взять меня под руку, – сказал галантный Олег Петрович, согнув руку кренделем. – Это всего в двух шагах.

Краем глаза он видел свою машину и Гену, который, перегнувшись через руль, пристально на него смотрел.

Никаких подвохов со стороны Гены он не ожидал. Тот все сообразит правильно и окажется в нужное время в нужном месте, в этом можно не сомневаться. Они работали вместе уже много лет и никогда друг друга не подводили.

Раз хозяин ведет барышню за угол, да еще выставив локоть крендельком, значит, так нужно, значит, в машину он приглашать ее не изволит – у него свои планы. А мы потихонечку тронем, и никакая барышня нас не заметит!.. Мы дадим им отойти подальше и уж только потом тронем, и машинка у нас тихая, прокрадется неслышно, а уж когда Олег Петрович выйдет – мы тут как тут!

Виктория брать своего новоявленного кавалера под руку не стала, опять зачем-то поправила на носу очки и раздраженно засеменила рядом, а он еще раз взглянул на торжественный сад на той стороне реки, услышал, как аппетитно скрипнул снег под колесами его тяжеленной машины, понял, что Гена Березин тронулся следом, и поудобнее пристроил икону под курткой.

– Итак, что у нас в программе? – лихо спросил он у Виктории и все же поддержал ее под локоток, когда она чуть-чуть споткнулась. – Горячий кофе и французский сливочный торт! Или вы любите шоколадный?

– Я вообще не ем никаких тортов.

– Напрасно! В Париже напротив Люксембургского сада есть чудесная кофейня, называется «Delvayou», там подают изумительные шоколадные тарталетки с вишней.

– А вы что? Бывали в Париже?

– Бывал, – признался Олег Петрович, – и не раз, Виктория! И в Париже бывал, и в кафе! Завсегдатаи там французские старушки с фиолетовыми кудрями, старики в клетчатых пиджаках, ну и, разумеется, их бульдоги. И какое-то количество молодежи из Сорбонны, способной заплатить за кофе с пирожным сорок евро или около того.

– Господи боже мой, – пробормотала Виктория и пожала плечами. – Сорок евро, какая чепуха!..

– Не скажите, дорогая Виктория, не скажите, – развлекая себя, продолжал Олег Петрович, – может быть, для нас с вами это и чепуха, но для огромного большинства людей…

– Ах, какая мне разница! Если у человека нет денег, особенно у мужчины, он или туп, как пробка, или ничего не может, или слабак.

– Вы уверены? Вы совершенно уверены в этом, Виктория?

– Ну конечно! И какое мне может быть до них дело?! У моего папы есть деньги, и у всех его друзей есть, и у мамы тоже – папа ей дает! Па-адумаешь, сорок евро!

– То есть все до одного, кто не может потратить сорок евро на кофе, – сплошь слабаки и тупицы?

– Ну конечно! Если остальные могут, почему они не могут?

Он помолчал, потому что девушка неожиданно стала его раздражать, и рука, сложенная кренделем, утратила всякий смысл, и пионовые щечки потеряли привлекательность, и приключение превратилось в глупость.

Сорок евро?.. Сорок евро на кофе?..

И он опять прищурился на Нескучный сад на той стороне.

…денег не было. Денег не было никогда. Он писал статьи в научные журналы, во все подряд, и иногда ему давали гонорар. Долларов, может быть, тридцать, и это было счастье, праздник, сказка! Он ехал в Академию наук, подгадывая электрички так, чтобы успеть, пока открыта касса, расписывался в ведомости, которую подавала ему толстая насморочная женщина в шали. Он до сих пор помнил, как ее звали – Любовь Петровна, вот как. Шмыгая носом, она подвигала к нему бумагу, а он всегда ревниво изучал в разграфленных прямоугольниках другие фамилии, против которых были суммы, казавшиеся ему огромными, – некто Дынин должен был получить сто восемьдесят долларов тридцать семь центов. Как он тогда завидовал этому неведомому Дынину! Сто восемьдесят долларов, да еще тридцать семь центов, они-то откуда взялись?!. Олег расписывался, и получал денежки, и бережно складывал их в бумажник, где болтался рубль или два и мелочь в отдельном карманчике! Потом ехал домой, чувствуя себя богачом, миллионером, дельцом, доллары в кошельке придавали ему уверенности в себе и в том, что он все может, что он хороший муж и отец!.. В кооперативном гастрономе на площади он обязательно покупал колбасу, ма-аленький кусочек, и десяток яиц, и молоко, и тогда наутро у них был омлет, райское наслаждение, пища богов! И жена светлела лицом, когда он вынимал десятки с американским президентом, – две он всегда привозил «нетронутыми», шиковал на одну, а разменянные рублики они прятали. Ну, вот просто брали и прятали, куда придется, в карман шубы, если было лето, или в сарафан, если зима. Прятали, чтобы потом «найти»! Какое это было счастье – неожиданно найти в кармане неучтенный рубль, и как это было много!..

Он тогда все время думал лишь о том, как ему добыть денег. Он был совершенно уверен, что, как только он придумает и добудет, его жизнь станет сказочно прекрасной. Счастье, которого и так полно, можно будет просто хлебать ложкой, как щи.

Сорок евро!..

Он придумал, как добыть денег, и добыл их, и только бог знает, чего ему это стоило. Жена ушла – или он от нее ушел, сейчас уже и не вспомнишь, – дочка почти выросла и почти без него, и к сорока годам выяснилось, что счастье – это когда есть два свободных часа и можно заехать к Василию Дмитриевичу, покопаться в пыльном старье, найти непонятную икону, сунуть ее под куртку и шагать по скрипучему снегу, прищуриваясь на Нескучный сад.

Такое счастье выпадает нечасто.

Девушка – он вдруг позабыл, как ее зовут, – стрекотала рядом с ним, кажется, на что-то сердилась, а он все щурился и слушал, как скрипит снег под подошвами его тяжелых ботинок.

Тут он сообразил, что они идут не просто так, а «на кофе».

Кофейню они прошли, и пришлось немного вернуться, и, пока они возвращались, он пристально смотрел на Гену, а Гена из-за лобового автомобильного стекла – на него, и казалось, водитель спрашивает, что это такое Олег Петрович затеял ни с того ни с сего, да еще в середине дня.

Отвечая на безмолвный Генин вопрос, Олег Петрович пожал плечами и придержал дверь перед Викторией – вот как ее зовут, теперь он вспомнил!..

Внутри никого не было и вкусно пахло – кофе, сдобой, свежим пирогом, – и все столики у окна оказались свободны, и он сел так, чтобы Гене было его видно. Они и так все время ругались, что Олег Петрович фланирует в одиночестве, без охраны.

– Мне бы ваши возможности и ваши денежки, – восклицал Гена, – на меня бы такие профессионалы работали, что блоха носа не подточит!

Олег Петрович моментально представлял себе Гену в окружении профессионалов, почему-то исключительно в темных очках и спецагентовских костюмах, и еще представлял блоху, которая не может подточить свой нос, и они кое-как договаривались, что, покамест Олег Петрович начальник, а Гена водитель, никаких профессионалов в свою жизнь они привлекать не будут. Обойдутся как-нибудь.

И вот как только Олег разместился сам, пристроил на свободный стул икону, и Викторию усадил, и меню попросил, у него зазвонил телефон. Полдня не звонил, а тут вдруг на тебе!..

– Простите великодушно, – сказал Олег, решив придерживаться выбранного тона до конца, вытащил трубку, посмотрел и удивился. Звонил Василий Дмитриевич, с которым они десять минут назад насилу расстались.

– Что такое у вас случилось, дорогой вы мой Василий Дмитриевич?

– Может, мой стул нашелся? – не глядя на Олега, спросила Виктория, положила ногу на ногу, достала из крохотной сумочки серебряный портсигар, щелкнула блеснувшей на солнце крышечкой и достала тонкую коричневую пахитоску. Олег оценил и портсигар, и пахитоску.

В трубке молчали, и он повторил удивленно:

– Алло? Что вы там сопите?..

– Может, заедете, Олег Петрович? – вдруг умоляюще сказал старик прямо ему в ухо. – Мне бы… потолковать с вами.

– Да я только от вас! За угол зашел!

– Очень нужно, – почти простонал Василий Дмитриевич. – На пять минут, клянусь честью моего покойного отца, а он был кристальный человек! Просто кристальный!

Олег Петрович даже растерялся немного.

– Я верю в кристальную честность вашего покойного батюшки, но, может быть… до завтра, Василий Дмитриевич? У меня сегодня еще встреча, да и сейчас я не один, если вы помните!..

– Blцdsinn! Чепуха! Она и без вас обойдется, ваша барышня!

– Позвольте, но вы сами просили меня…

– Да, да, просил, ну и что?! Все изменилось! Если вы не приедете, Олег Петрович, я погиб, пропал, уничтожен!

– Хорошо, – сказал Олег довольно холодно. Театральные представления, которые время от времени устраивал Василий Дмитриевич, не доставляли ему удовольствия. – Только не раньше чем через час и не больше чем на три минуты.

– Отлично, – деловым тоном резюмировал старик и пропал из трубки.

– Ну что? Моего стула у него как не было, так и нет?

– Нет, – сказал Олег Петрович, раздумывая над тем, что именно могло понадобиться антиквару, да еще так срочно. – Да, может, и бог с ним, с гамбсом, Виктория! Купите чиппендейл, их кругом полно!

Виктория разобиделась.

– Про Чипа и Дейла смотрит моя сестра, ей девять лет! И вообще, вы обещали больше мне не хамить.

– Не буду, – торопливо, чтоб не хихикнуть невзначай, сказал Олег Петрович. – Ни за что не буду, вы правы. Давайте лучше говорить о вас. Чем вы занимаетесь? Учитесь?

– Учусь.

– В МГИМО?

– Откуда вы знаете?

– Факультет международной журналистики?

– Да откуда вы знаете-то?!

– Что-то подсказало мне, что иначе просто и быть не может!

Виктория недоверчиво посмотрела на него сквозь сигаретный дым.

– Да вам, наверное, сказал кто-нибудь. Или вы меня по телевизору видели. Видели, да?

– А вас показывают по телевизору?

– Ну да, – сказала она совершенно спокойно, – конечно. Нас всех показывают. Есть такая передача – «Светский раут». Наверняка вы видели! И еще на третьем канале молодежный проект, про студентов, меня туда тоже часто приглашают. Ну, признайтесь, видели, да?

Последняя программа, которую Олег Петрович видел по телевизору, была посвящена обзору мировых фондовых рынков и состояла из диаграмм, индексов, стрелок и разноцветных треугольников. В ней не было ни слова о светской жизни и про студентов тоже речь не шла. Тем не менее Олег уставился на Викторию – губки коралл, щечки пион, зубы жемчуг, посмотреть есть на что – и как бы вспомнил.

– Вы правы! – заключил он, откинулся на спинку стула и сложил большие руки на полосе, которая проходила поперек его живота. – Точно! Я видел вас по телевизору.

– Ну конечно, – опять спокойно согласилась Виктория. – А вы чем занимаетесь? Оценкой разного старья?

– Да… пожалуй, – согласился Олег Петрович. – Пожалуй, оценкой.

Она красиво затянулась и посмотрела в окно.

– И вам это интересно?

– Было бы неинтересно, я бы не занимался.

– Это вы по своим антикварным делам в Париж летаете?

– Да по разным делам я летаю в Париж, – сказал Олег Петрович, любуясь ее профилем, очерченным солнцем.

А что?.. Может, поиграем в декаданс? Закрутим студенческий романчик? Но за столиком в любимой кафешке разреши поцеловать тебя в щечку!.. Будем ходить в кино и в клубы – Олег Петрович терпеть не мог клубы и никогда в них не ходил, – пить «Манхэттен», курить коричневые пахитоски, тусоваться с мажорами, слушать странные сентенции модных фотографов, скучные сентенции модных писателей и вовсе невразумительные сентенции модных светских львов и львиц постпубертатного возраста. Мажоры, а также львы и львицы чуть более старшего возраста тусуются в других местах. В других, но очень похожих.

Ну что?.. Играем?.. Или скучно?

К сорока годам Олег Петрович понял совершенно отчетливо, что скука – это не отсутствие веселья, а полное отсутствие какого бы то ни было смысла.

Как там у нас со смыслом?.. Есть или нет? Кажется, вовсе никакого смысла ни в чем этом нету!

– Ужасно не люблю холод, – говорила между тем Виктория, – просто какой-то ужас, а не климат! Ну что нам стоило поселиться где-нибудь на Средиземноморье, а не здесь?

– Нам – это кому? – уточнил Олег Петрович.

– Ну, славянским племенам, кому же еще! – воскликнула хорошо образованная Виктория. – Почему именно здесь, где зима девять месяцев в году?

– Вы вполне можете переселиться на Средиземноморье, а племена покамест останутся на прежнем месте. Раз уж они все равно поселились именно здесь.

– Нет, ну у нас, конечно, есть дом в Ницце, но я же учусь! Хотя мама мне все время твердит, что такие морозы очень вредны для кожи. Она говорит, что от любых морозов можно преждевременно состариться. Она считает, что нужно перевестись в любой университет, в Париж или в Лондон. Или в Рим на худой конец, но мама считает, что там плохое образование.

– А вы что же?

– А я не хочу. Здесь друзья, папа, ну и вообще… интересно. А там скука такая!

– А как же преждевременная старость?

Виктория взглянула на него подозрительно, как давеча в антикварной лавке.

– Смеетесь?

Олег кивнул.

Он все не мог решить, как ему быть с романом. Хорошенькая, молоденькая, губки, глазки, щечки, каблучки – это все плюсы. Мама, папа, МГИМО, куча времени впустую – это минусы.

Хотя что он теряет?..

Она все что-то стрекотала про маму, по Ниццу, про климат, про институт, а он уже совсем не слушал, и время его поджимало – впереди еще впавший в трагический пафос Василий Дмитриевич и гораздо более важная встреча, которую он не мог отменить и на которую не мог опоздать.

Итак, нужно решаться. Ну?..

И он решился.

– А где ваша машина? – перебив ее на полуслове, спросил Олег Петрович.

Она пожала плечами. Она все время пожимала плечами, он заметил.

– А… меня привез папин водитель.

– И бросил здесь одну?! – изумился Олег Петрович. – Практически на произвол судьбы?! А вдруг вас похитят страшные лесные разбойники? Во главе со своей атаманшей?

Она чуть забеспокоилась, и это было видно.

– Какие же тут… лесные разбойники?

– Я вас подвезу.

– Спасибо, не нужно. Я поймаю машину.

Он не стал возражать. Он твердо знал, что, когда она увидит его автомобиль, моментально согласится на все, не только на то, чтобы он ее подвез!..

Как хорошо, что я это понимаю, вдруг подумал он с некоторой иронией в свой адрес.

Мой автомобиль производит на девушек гораздо более сильное и неизгладимое впечатление, чем я сам, и в этом нет ничего ужасного, это не хорошо и не плохо, это просто правила игры, а играть можно по любым правилам, самое главное – их знать!..

Олег помахал рукой официантке, чтобы принесла счет. Та сделала вид, что не заметила. Она вообще на них сердилась, особенно на Викторию – из-за ее шубы, каблучков, щечек и всего остального. Официантка была неопределенного возраста и замученная, поэтому на Викторию сердилась, а Олега презирала – такой взрослый, лысый дяденька, а туда же, за красотками ухлестывает!.. Нет бы дома сидеть и какую-нибудь работу работать! Развелось вас таких, которые в середине дня по кофейням шастают!..


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю