Текст книги "Закон семи"

Автор книги: Татьяна Полякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Вот так, – прошептала она, а потом улыбнулась, поворачиваясь ко мне. – Через полгода умерла от тифа моя бабка, и маленький Лева остался со своей няней. Царство ей небесное, святая была женщина, доброты необыкновенной! В двадцать пятом они вернулись в наш город. Марфа Семеновна записала Леву под своей фамилией, выдав за сына, что впоследствии уберегло отца от многих неприятностей. А то вполне ведь мог оказаться в лагере – за «контрреволюционное прошлое». Так мы стали Ивановыми, и только твой отец уже в двадцать лет решил взять фамилию прадеда. Странная прихоть, которую никто не понимал.

– Никто? А ты?

– Я, конечно, понимала. И дело вовсе не в том, что мода пошла на дворянское происхождение. Дело в этих дневниках.

– Расскажи мне об отце, – попросила я.

– Я тебе сто раз о нем рассказывала, – неожиданно рассердилась она.

– Расскажи в сто первый.

– Не сегодня, – упрямилась бабуля. – Ты мне лучше объясни, откуда у тебя кинжал?

– Отец его искал? – в свою очередь спросила я, увиливая от ответа.

– Разумеется. Он просто помешался на этой истории. Ездил по монастырям, изучал какие-то документы.

– Но он ведь не был историком? Кстати, почему он не пошел на исторический, а стал инженером?

– Потому что его интересовала одна конкретная история, – вздохнула бабуля. – И ей он посвятил свою очень короткую жизнь. Постарайся не повторять его ошибок. Человек должен прожить свою жизнь, а не копаться в чужой.

– Ты же сама говорила, что моего здравого смысла хватит на двоих. Если он так настойчиво искал разгадку, должны остаться какие-то документы…

– Коробка из-под телевизора была доверху набита бумагами, – перебила бабка.

– И где она?

– Твоя мать отдала бумаги какому-то другу отца.

– Что значит «какому-то»? Ты его не знаешь?

– В том-то и дело, что нет. Твой отец совершенно помешался на этих кинжалах и даже собрал группу единомышленников. Вместе с ними он отправился на раскопки. В сорока километрах от города, бывший Троицкий монастырь, который разрушили после революции.

– Какие раскопки? – нахмурилась я. – Он поехал в составе какой-то экспедиции?

– Нет, – вздохнула бабуля. – Чистая самодеятельность. Там все бурьяном поросло, и что искали трое чокнутых, никого не интересовало.

– Они были кем-то вроде «черных» археологов? – удивилась я.

– Ну да, вроде, – опять вздохнула бабуля. – И все трое исчезли. Никаких следов. Там рядом село, и местные жители о них знали, но после их исчезновения ничего сообщить не могли. Отца с друзьями объявили в розыск. А через пять лет нашли тело твоего отца в заброшенном колодце, в десяти километрах от их стоянки. Опознавать его ездила твоя мать, я не смогла. Теперь он покоится на кладбище деревни Суховей, бывшем родовом имении его прапрабабки, жены Константина Ивановича. У него была странная фантазия быть погребенным именно там. Разумеется, я не предполагала, что мне придется выполнить его волю. – На глазах бабули навернулись слезы, но она смогла сдержать их, отвернувшись к окну и немного помолчав. – А через полгода появился друг, которого интересовали его бумаги.

– И мама их отдала?

– Думаю, она была просто рада избавиться от хлама, – усмехнулась бабуля. – Не подумай, что я ее осуждаю. Увлечение отца – чрезмерное увлечение, так будет правильнее сказать, – не прибавило ей счастья. Уверена, она ненавидела все, что связано с поиском кинжалов.

– Подожди, подожди… – забеспокоилась я. – Значит, продолжение все-таки было, и отцу удалось…

– Не знаю, что там ему удалось… – устало махнула рукой бабка. – Если вначале его интерес к истории семьи мне нравился – да что там, я была просто рада, что мой мальчик так серьезно ею увлекся! – то потом… – Она вновь махнула рукой. – Собственно, тут моя вина. Я проклинала день, когда дала сыну дневники. Ты бы видела своего отца в последние годы. Он стал буквально одержим. Забросил работу, жил случайными заработками, носился по всей области в поисках каких-то свидетельств… Даже твое рождение его не образумило! У твоей матери имелся повод проявлять недовольство, тем более ей было совершенно не понять, что такое он ищет. Если бы какой-то клад, золото, бриллианты, а он искал ключи неизвестно от чего.

– Почему же неизвестно? – пожала я плечами. – От места заточения нечистой силы. Бабка хмуро взглянула на меня и отрезала:

– Не юродствуй, твой отец верил в это. Впрочем, убеждена, что в самое последнее время у него появилась другая теория.

– Да? Какая? – заинтересовалась я.

– Не знаю. Он что-то рассказывал, но в то время любое упоминание о кинжалах вызывало у меня нервный тик. Однажды я застала его за тем, что он рассказывал тебе о монахах-воинах, а тебе тогда не было и годика.

– Ну и что?

– Нормальный отец рассказывал бы сказку про Колобка, – огрызнулась бабка, а я пожала плечами.

– Про Колобка банально, а вот монахи-воины…

– Он специально возил нас в Троице-Сергиеву лавру, в тот самый храм, где Сергий Радонежский благословил иноков Александра и Родиона и отправил их в войско Дмитрия Донского. По легенде, они начали Куликовскую битву поединком с лучшими воинами Орды.

– Помню, помню, – кивнула я, боясь, что бабуля чересчур увлечется и от рассказа об отце перейдет к историческим событиям, которые меня совершенно не волновали в тот момент. – Пересвет и Ослябя. А кстати. Пересвет – это что, фамилия?

– Темнота! – хмыкнула бабуля. – Какие тогда могли быть фамилии у простых парней? Александром он стал после пострига, а имя, данное ему родителями, Пересвет. Точно так же Родион до пострига звался Ослябя.

– С этими именами у нас вечная путаница, – хихикнула я, намекая на свое собственное, и показала бабуле язык. – А почему отца так заинтересовали эти двое?

– Он утверждал, что в Средневековье существовал орден монахов-воинов…

– Конечно. Были тевтонский, ливонский, а еще знаменитые тамплиеры.

– Нет, он имел в виду Россию. Тайный орден, который, если верить ему, просуществовал чуть ли не до революции. И, возможно, существует даже в наши дни.

Мысль показалась мне довольно фантастической, но в целом понравилась. Почему бы и нет?

– Иноки давали клятву и проворачивали тайные операции во имя веры. То есть творили черт те что по приказу церковного начальства. Надеюсь, им не часто приходилось грешить во имя Господа.

– Ты хочешь сказать, это было что-то вроде касты убийц? – ахнула я. – Круто. Очень бы подошло для триллера. Слушай, а какое-либо подтверждение идее есть или отец просто все выдумал?

– Конечно, есть. Твой отец был на редкость щепетилен, когда дело касалось истории, все перепроверял по несколько раз. Разумеется, никаких документов, подтверждающих существование воинов Господа, он не нашел. Да их и не могло быть, раз Орден тайный. Но вот косвенные доказательства…

– И прапрадед, по его теории, нарвался на этих самых воинов Господа? – наливая себе вторую чашку чая, спросила я. – Но какой смысл в убийствах? Боялись, что правда о них выйдет наружу? Ну и что? На дворе был двадцатый век, и все их тайны…

– Откуда мне знать? – отмахнулась бабка. – Я читала то же, что и ты.

– Могла бы послушать отца повнимательнее, – попеняла я. – Тогда бы я сейчас знала продолжение и не изнывала от любопытства. А что за друг забрал бумаги? Надеюсь, он все-таки представился?

– Кажется, его фамилия Ильин. Да, Ильин. Но твой отец никогда не упоминал человека с такой фамилией, поэтому я немного рассердилась на твою мать. В конце концов, бумаги – это все, что осталось мне на память о сыне. Не считая тебя, конечно.

«Представляю бабулино "немного рассердилась", – мысленно усмехнулась я. – Ураган в прериях или наводнение в Майами! Надо знать бабулю… Надеюсь, мама пережила тот катаклизм без глубокой душевной травмы».

– Ты не пыталась их вернуть? – задала я вопрос, неплохо изучив свою бабушку.

Она взглянула исподлобья.

– Пыталась. Но не преуспела. Потом прошло время, и я успокоилась. В общем, бумаги пропали.

– А имя у того Ильина было, пли, представляясь, он обошелся фамилией? – допытывалась я.

– Зачем тебя его имя? – нахмурилась бабка.

– Для общего развития.

– Нестор. Ильин Нестор Васильевич. Тебя так увлекли дневники? – В голосе бабки звучало беспокойство.

– Не настолько, чтобы я бросилась разыскивать Ильина, если ты об этом. А имя Матюша тебе ни о чем не говорит?

– Матюша? – еще больше нахмурилась бабка. – Откуда ты о нем знаешь?

– Может, ты все-таки ответишь на мой вопрос? – съязвила я.

Бабуле он не понравился. Я испугалась, что отвечать она не будет, но бабушка, как видно, здраво рассудила, что в таком случае и она от меня ничего не добьется, и любопытство, как всегда, победило.

– Был у твоего отца один приятель… Непонятно, что их связывало? Совершенно непутевая личность. Тщедушное создание с задатками хронического алкоголика. Кажется, он коллекционировал оружие, а еще скупал краденое.

– Барыга? – вскинула я голову. – Действительно, занятное знакомство.

– Что за выражение! – скривилась бабуля. – Ладно. Твои познания в воровском жаргоне я спишу на увлечение детективами. Теперь твоя очередь. Откуда ты о нем знаешь?

– Вчера познакомилась на рынке, – вздохнула я. Врать бабуле не хотелось.

– Да? И что?

– Ничего. Подошел и спросил мое имя, затем поинтересовался именем моего отца.

– И ты не послала его к черту?

– Как можно! Человек уже в годах…

– И он отдал тебе кинжал?

Я вздохнула вторично:

– Не сердись, я хотела сначала понять…

– И соврала родной бабке.

– Но я же покаялась.

– Слава богу, хоть на это ума хватило. И что сказал Матюша?

– Что это ключ и теперь я за него в ответе.

– Чушь.

– Согласна. Должно быть, он решил, что раз отец столько лет искал этот кинжал, он должен отдать его мне.

– Интересно, как он к нему попал? – озадачилась бабуля.

– Мне тоже интересно. Но ничего объяснить он не пожелал, а я стояла дура дурой, знать не зная, что в свертке. Сегодня постараюсь его найти и задать этот вопрос.

– Было бы лучше, если б ты держалась от всего этого подальше.

– Обещаю, что, как только удовлетворю свое любопытство… А фотографии прапрадеда у нас случайно нет? – решила я сменить тему.

– Нет. Все, что осталось – только четыре тетради дневников. Марфа Семеновна сберегла их в память о родителях любимого Левушки. Она всю жизнь посвятила ему, даже замуж не вышла. Она и меня вырастила, умерла, когда мне было тринадцать. Ее похоронили на Снегиревском кладбище. А после войны разрушенную церковь снесли и устроили там заводской полигон, так что ее могилу сровняли с землей, как и многие другие.

– Сама говоришь, время было такое.

– Да уж… Ну что? Сварить тебе кашу на завтрак или пирогами обойдешься?

– Обойдусь, – кивнула я.

* * *

Через полтора часа я отправилась на работу. Меня слегка мучила совесть из-за того, что вчера я отменила встречу с клиентом, увлекшись дневниками, я намеревалась компенсировать вчерашний прогул сегодняшним трудом. Однако день выдался на редкость бестолковым: сначала один клиент перенес встречу, потом второй, затем я вместе с шефом отправилась на телевидение, туда нас пригласили на передачу. То есть пригласили, конечно, шефа, но он теряет дар речи при виде камеры, и говорить в основном пришлось мне. Шеф, мужчина пятидесяти пяти лет, испытывающий ко мне прямо-таки отеческие чувства, после передачи потащил меня обедать, сто раз произнес: «Что бы я без тебя делал!» и пятьдесят раз: «Как я устал!» Потом он решил, что я тоже устала, и отправил меня домой. В другое время я бы возразила, потому что только у солдата служба идет, когда он спит, а у дизайнеров как раз наоборот, но теперь воспользовалась добротой шефа, чтобы поскорее найти Матюшу – уж очень мне не терпелось выспросить, откуда у него кинжал. В общем, простившись с шефом, я отправилась на рынок.

Полчаса без всякого толка сновала вдоль овощного ряда, в надежде повстречать Матюшу, и когда стало ясно, что звезды нашей встрече воспротивились, перешла к более радикальным мерам поиска, то есть решила поспрашивать граждан. Вчерашней тетки тоже на месте не оказалось, за прилавком торчала девица лет двадцати пяти и сейчас нахваливала бананы бритому молодцу, который с умным видом тыкал в них пальцем.

– Почем килограмм? – наконец спросил он, девушка ответила.

Я терпеливо ждала, пока клиент получит товар и расплатится, а я смогу задать продавщице вопрос.

– А вас что интересует? – улыбнулась она. – Персики очень вкусные.

– Я ищу Матюшу, – ответила я немного смущенно.

Имя совершенно не подходило человеку в возрасте, а я считала себя девушкой воспитанной. Но вчерашняя тетка назвала его так, моя бабка тоже знала его как Матюшу, и я понятия не имела, как его зовут на самом деле. Однако девушка ничуть не удивилась моему интересу, повернулась и крикнула кому-то:

– Люба, ты Матюшу видела?

– Он сегодня не работает, – раздалось в ответ.

– А где он живет, вы знаете? – задала я вопрос.

Ясно было, что я злоупотребляю добротой девицы, тем более что к фруктам уже приценивались покупатели, но она проявила завидное терпение.

– Я не знаю, а Люба, должно быть, знает, вы у нее спросите. Это соседний ряд, сорок пятое место.

И я отправилась искать Любу.

Здоровенная тетка лузгала семечки, лениво поглядывая по сторонам пользуясь тем, что особого наплыва покупателей не наблюдалось. Я повторила свой вопрос, тетка оглядела меня с ног до головы и поинтересовалась:

– Зачем он тебе? Натворил чего?

– Нет, – замотала я головой. – Он сказал, что был знаком с моим отцом, вот я и хотела расспросить его.

– А что отец? Бросил вас?

– Умер. Давно.

– Вот как… – вздохнула тетка, продолжая приглядываться ко мне, должно быть, гадала стоит ли мне верить.

– Не работает он сегодня, – продолжила она после паузы, которая уже начала меня беспокоить – А живет тут неподалеку, двухэтажный дом на Михайловской напротив ветеринарная аптека. Первый этаж номер квартиры не помню, спросишь, там его каждая собака знает.

– Чем же он так знаменит? – весело спросила я, надеясь, что тетке захочется ответить на мой вопрос, и я что-нибудь узнаю о Матюше.

Тетка усмехнулась:

– Матюша в старые времена был таким умельцем, только держись. Золотых дел мастер говорят, даже царские червонцы подделывал. Кое-кто до сих пор уверен, что у него золото килограммами напрятано. Но это глупости, конечно. Каким умным Матюша ни был, а все равно попался. Пока сидел, много чего изменилось, вернулся совсем в другую жизнь. Не стал бы он, если б миллион спрятал, ящики таскать. А то, что болтают… – Тетка махнула рукой.

Я поблагодарила ее и отправилась на Михайловскую. Что общего могло быть у моего отца с таким человеком, как Матюша, оставалось лишь гадать. Впрочем, теплилась надежда, что скоро я все узнаю. С одной стороны, историк-энтузиаст, с другой – ювелир, нечистый на руку… Если вспомнить, что отец занимался незаконными раскопками, то точки соприкосновения сами собой приходили на ум, но думать, что отец сбывал через Матюшу найденные ценности, не хотелось Сведения, полученные на рынке, настроения мне не прибавили, а прибавили морщин, раз всю дорогу я хмурилась. Морщины девушку не красят, и я поспешила избавиться от неприятных мыслей.

Нужный мне дом я нашла сразу. Надо сказать, улица Михайловская примыкала прямо к рынку. Дома здесь наверняка еще помнят моего прапрадеда, хотя жил он в другой части города, но и здесь, вероятно, не раз бывал. Дом губернатора, как ему и полагалось, расположен в центре (там сейчас офис телерадиокомпании). Костя когда-то снимал дом неподалеку. Странно, наверное, было называть прапрадеда Костей, но мы ведь почти ровесники. А после того, как я прочла дневник, он для меня стал больше другом, чем предком. Дом, где Костя жил, к сожалению, не сохранился. Еще до моего рождения его снесли и построили ресторан. Но сейчас меня вдруг поразила мысль, что старая липа на открытой веранде ресторана вполне может быть той самой, по которой злоумышленник забрался в квартиру прапрадеда. Алмазов жил на Гончарной, которая выходит на Михайловскую, на улице осталось всего несколько домов. Этот район до революции заселяли мещане, в большинстве своем огородники – возле реки тянулись сады и огороды, лук и вишня, выращенные в губернии, были знамениты на всю Россию. Ну и еще, конечно, огурцы. До сих пор жителей одного из районных городов зовут «огуречниками».

В общем, народ здесь жил работящий, степенный, и дома строили основательные, под стать хозяевам. Вторую сотню лет стоят, и все им нипочем, время точно стороной обходит. Сто лет назад вот по этой улице шел мой прапрадед, а теперь иду я… Правда, под ногами у меня асфальт, зато дома, как и тогда, утопают в зарослях сирени.

Нужный мне дом выглядел довольно обшарпанным. Первый этаж сложен из кирпича, второй деревянный, лет десять назад выкрашенный зеленой краской, с тех пор подновить его не удосужились. Резные наличники потеряли былое великолепие, а жаль, в деревянном кружеве чувствовалась рука мастера. Когда-то такой дом занимала одна семья, комнаты на втором этаже часто сдавали постояльцам. Посередине стены широкая дверь, над ней металлический козырек. Теперь, судя по звонкам возле двери, здесь живет пять семей. Подумав, я нажала тот, что сверху. Через некоторое время в окне рядом с дверью появилось лицо бабули.

– Вам кого? – крикнула она в открытую форточку.

– Матюшу, – улыбнулась я и весело соврала: – Меня с рынка прислали. Где его найти?

– Вход со двора, – ответила женщина. – Там увидите.

Я поблагодарила и направилась к калитке в глухом заборе. Толкнула ее и оказалась в чистеньком дворике. Непременная сирень и скамейка, на которой, по моим представлениям, должны сидеть бабульки. Но скамейка была пуста, рядом с ней лежал здоровенный пес, который при моем появлении приподнялся. Но особого интереса я у него не вызвала, он зевнул и отвернулся, а я по тропинке прошла в глубь двора: сарайчик, который, думаю, должен был рухнуть еще лет тридцать назад, детские качели и клумба. Тропинка привела к двери, выкрашенной ярко-красной краской, на фоне побеленного кирпича она выглядела заплатой.

Дверь была приоткрыта, вниз вела лестница, на верхней ступеньке сидел кот и щурился на солнце.

– Идиллия, – хмыкнула я.

Новостройки вовсю теснили старые дома, почти вплотную к забору высилась девятиэтажка, и я с грустью подумала, что очень скоро и этот дом снесут, до сего времени он простоял лишь из-за упорства жильцов, не желавших покидать родные пенаты. За шатким забором слева тянулись сараи, облюбованные торговцами с благословенного юга (они использовали их под склады), ветхий сарайчик во дворе тоже не был обойден вниманием – возле него высились штабеля пустых ящиков.

Стараясь не спугнуть кота, я сделала шаг к лестнице (кот все-таки сбежал) и начала спуск. Пять ступеней, впереди дверь, другой не наблюдалось, значит, именно здесь живет Матюша.

И вдруг дверь начала открываться… Я замерла, ожидая появления Матюши, растянула рот до ушей, готовясь произнести: «Придется вам мне кое-что объяснить», но вдруг подумала, что вовсе не хозяин может сейчас появиться, а кто-то другой, к примеру, те самые ребята, которых я видела в джипе и на рынке, а Матюша между тем по какой-то причине не хотел, чтобы я с ними встречалась. В общем, вместо того, чтобы сделать шаг вперед, я поспешно сделала три назад. Если выйдет хозяин, мы можем и во дворе поговорить. Быстро оглядев двор, я прошла к скамейке и как раз успела устроиться на ней, наклонилась к собаке, с намерением ее погладить. Пес, кстати, не возражал. Если сейчас покажется кто-то из тех парней, моего лица он разглядеть не сможет, а если Матюша…

Дверь распахнулась, и во двор вышел мужчина. Рослый блондин в шикарном бежевом костюме в тонкую полоску. Под мышкой он держал трость и вообще выглядел франтом. При этом в нем было столько достоинства, что хихикать по поводу его внешнего вида сразу расхотелось. И шикарный костюм, и даже дурацкая трость непостижимым образом выглядели очень естественно. Одно было непонятно: что такой тип мог здесь забыть?

Он притормозил, достал из кармана очки и тут заметил меня. Я же всецело сосредоточилась на собаке, лишь исподлобья поглядывая на блондина. Собачка повела себя загадочно, вскинув морду, собралась зарычать, но вместо этого вдруг заскулила и даже сунула голову под скамейку.

– Ты чего, дурень? – слегка растерялась я, машинально приподнимаясь.

Блондин усмехнулся, надел очки и не спеша, пошел со двора.

Надо сказать, сердце у меня в груди по неизвестной причине екнуло, что здорово разозлило, потому что я некстати подумала: я вроде собачки – вместо того чтобы победно усмехнуться в ответ, начала ерзать. «Сукин сын! – подумала я в досаде (данные слова относились к блондину). – Каким взглядом одарил… Ладно, сочтем его комплиментом моей красоте». И в самом деле, разве нашу красоту можно не заметить?

Вместо того чтобы спокойно двигать к Матюше, я поднялась и весьма осторожно направилась к калитке, самой себе не желая признаться, что блондин меня очень заинтересовал.

И в этом интересе, как ни странно, не было ничего сексуального. То есть, наверное, все-таки что-то было, уж очень хорош, черт бы его побрал, но вместе с тем зрела в душе уверенность, что он не просто так тут появился. «А как?» – попыталась я себя образумить, но не преуспела – в голове творился полный кавардак, так что выходило, я сама не знаю, с какой такой стати отправилась за ним.

С самым что ни на есть скучающим видом я распахнула калитку и вышла на улицу, даже начав что-то мурлыкать себе под нос. Блондина нигде не было. Он точно сквозь землю провалился! Улица вообще была пуста: ни машин, ни прохожих. Выглядело это почему-то странно, точно не взаправду. И я вдруг подумала, что видела это когда-то во сне: пустынная улица, на которой не правдоподобно тихо, и я сама… «Не мог же он раствориться в воздухе», – вторично призвала я себя к порядку. И тут услышала громкое «ка-ар», подняла голову и обнаружила здоровенную ворону. Она сидела на ветке дерева, что напротив, и вроде бы глумливо ухмылялась.

– Ну, уж нет! – сказала я и хихикнула слегка нервно. – Если бы он был брюнетом, еще куда ни шло, а так… Кыш! – махнула я рукой, ворона каркнула еще раз, точно дразнясь, и полетела. – Это у меня, как видно, наследственное, – постояв немного в печали, изрекла я, – вечно натыкаться на ворон…

Я проследила за полетом птицы – а ну как рухнет о землю и обернется блондином? Он о землю, а я в психушку. Но нет, птичка благополучно переместилась на соседнюю крышу, а потом и вовсе скрылась с глаз.

– Психушка отменяется, – кивнула я удовлетворенно и вернулась во двор.

За короткое время там произошли кое-какие перемены: кот теперь сидел на заборе, а дворняга без особого энтузиазма его облаивала, на меня опять-таки внимания не обращая. Я спустилась по лестнице. Лампочка внизу не горела, но света, который струился в распахнутую дверь, хватало, чтобы увидеть: звонок отсутствовал, Я постучала в дверь и стала ждать. Прошло не меньше минуты, за дверью тишина. Я вновь постучала и снова безрезультатно. Это показалось странным. Я подергала дверь – закрыто. Матюша не мог покинуть двор, минуя меня. Или мог? Может, есть еще калитка? Я поднялась по лестнице и, выйдя во двор, огляделась. Пес угомонился, кот исчез. Калитки не было. Мог Матюша махнуть через забор? Если только теоретически…

Тут я обратила внимание на окна рядом с дверью. Если я ничего не путаю, это как раз окна квартиры Матюши. Дом за давностью лет просел, и ближайшее окно оказалось на одном уровне с землей. Две короткие шторки задернуты. Слегка стыдясь, я заглянула поверх них. Передо мной была просторная гостиная, с высоким потолком с лепниной, все довольно обшарпанное, однако этот недостаток компенсировали антикварная мебель и роскошная люстра.

В первое мгновение мне показалось, что комната пуста, пока, приглядевшись как следует, я не увидела Матюшу – он стоял на коленях возле роскошной печи, выложенной изразцами с бело-синим рисунком. Потеряв остатки стыдливости, я вытянула шею, стараясь понять, что он там делает. В этот момент он чуть сдвинулся вправо, и я увидела, что он пристраивает на место паркетные дощечки. Потом Матюша поднялся, придавил их ногой, а я шарахнулась от окна, боясь, что он меня заметит.

Так-так… У старикана тайник в полу. Может, и не врут люди, утверждая, что у него остались золото-бриллианты? Зачем еще человеку нужен тайник? Матюша был занят, оттого и не стал дверь открывать. Надеюсь, теперь мне повезет больше. Я спустилась по лестнице и опять постучала. С тем же результатом: дверь мне не открыли. Это здорово разозлило. Я собралась пнуть дверь ногой, чтобы дядя сообразил, что просто так я не уйду, и тут услышала:

– Вы чего стучите?

Вздрогнув от неожиданности, я подняла голову и увидела женщину, которая заглядывала в распахнутую дверь наверху.

– Мне нужен Матюша, – пояснила я, переведя дух.

– Так нет его, ушел. В магазин ушел, минут тридцать назад. Я в окно видела.

Объяснять тетке, что я тоже видела Матюшу в окно, в его собственное, и не далее как три минуты назад, я не стала, и с хмурым видом начала подниматься по лестнице. Никуда этот хмырь не денется, придется ему объяснить мне, что за странные у него фантазии и с какой такой стати он решил, что я должна в них участвовать.

– Говорите, в магазин ушел? – спросила я, потому что тетка все еще стояла в дверях и настороженно на меня поглядывала. Может, заподозрила во мне квартирную воровку? Вот спасибо…

– Да. А вы ему кто? – спросила тетка.

– Дочь его друга. Давно не виделись, вот решила узнать, как у него дела.

– Из запоя вышел, значит, нормально, – буркнула она и вроде бы смутилась:

– Он вообще-то смирный. Вот только ходят к нему, не пойми кто, а он как запьет – дверь нараспашку, боимся, вынесут все.

«Похвальная бдительность», – хмыкнула я, но вслух говорить сие поостереглась.

– Я попозже зайду, – кивнула ей на прощание и отправилась восвояси.

Невозможность встретиться с Матюшей меня огорчила – сидит себе в своей квартире и на стук не реагирует, а вот бдительные соседи начеку. Вдруг выяснилось, что встречу с ним я считаю очень важной, и сейчас просто не знала, что делать. И тут почувствовала чей-то взгляд. Весьма настойчивый и уж точно неприятный. «Если опять ворона, метну камнем», – пообещала я самой себе, повернула голову и…, сбилась с шага. Хорошо хоть не споткнулась. В узком переулке стояла роскошная спортивная тачка, приоткрытое окно со стороны водителя, когда я повернула голову, стало закрываться, но я успела увидеть светлые волосы с аккуратным пробором слева. Машина плавно тронулась с места и через мгновение исчезла за поворотом, а я досадливо покачала головой.

– Ворона, ворона… Я ворона и есть, не догадалась заглянуть в переулок!

Однако жизнь становится насыщенной: кинжал, вековые тайны, Матюша с подозрительными личностями, а теперь еще и блондин. Надо сказать, блондин – самая загадочная фигура. Интересно, он меня здесь поджидал? Если моя красота так на него подействовала, то я не против, только что ж он тогда столь поспешно смылся?

Я прибавила шагу и вскоре оказалась возле стоянки такси. Решение пришло внезапно. И что на меня вдруг нашло такое? Наверное, предчувствие, что я каким-то образом оказалась, замешана в далеко не простую историю. И пока я не понимаю, что происходит, следует проявлять осторожность. В общем, устроившись в такси и назвав адрес, я достала мобильный и позвонила подруге, которая работала в банке.

– Эля, мне надо арендовать ячейку, – после обычных приветствий и вопросов «как дела?» сказала я.

– Без проблем. Приезжай завтра с утра.

– Сегодня, – сиротски вздохнула я, чтобы подруга поняла, что сейчас как раз тот самый момент, когда ей следует пойти на жертвы.

– А что случилось?

– При личной встрече.

– Ладно, – в свою очередь вздохнула она, – жду через полчаса. Паспорт не забудь. Через двадцать минут я была в банке, сверток с кинжалом лежал в сумке.

– Рассказывай, что у тебя? – спросила Элька, заполняя бумаги.

– Деньги.

– О, господи, а что за спешка?

– Боюсь по ночам спать. Вдруг ограбят…

– Что ты дурака валяешь? – усмехнулась она. – Или появился еще один богатый дядюшка?

– К сожалению, нет. «Бабки» откладываю на отпуск, а вчера в новостях сказали, что в городе серия квартирных краж…

– Ну так положи деньги на счет, у тебя же карточка есть.

– Пусть лучше в ячейке полежат.

– Что за дикость? За ячейку платить надо, а там проценты…

Еще несколько минут она меня воспитывала, а потом препроводила к ячейкам. Выйдя из банка, я почувствовала заметное облегчение. Но вместе с тем вдруг очень захотелось снова взять кинжал в руки, рассмотреть, потрогать…

– Еще насмотришься, – пробормотала я и поехала домой.

Только я переступила порог своей квартиры, как меня сразу же потянуло к дневникам прапрадеда. Это уж вовсе никуда не годилось. Игнорируя дневники, я устроилась за компьютером с намерением поработать, но из этого ничего не вышло. Поскучав полчаса, я перекусила и вновь отправилась к Матюше, на сей раз взяв свою машину со стоянки.

Появлением в моей жизни новенькой «Хонды» я была обязана все тому же дяде бабушки, который так удачно устроился за границей. В знак большой к нему благодарности я хотела слетать в Канаду, посетить, так сказать, могилу, но бабуля заявила, что дядю кремировали, а прах развеяли. Довольно странная фантазия у дяди, но о вкусах не спорят. Я долго приставала к бабуле с расспросами: раз уж родственник о нас позаботился, должна же я о нем что-то знать, но бабуля и сама ничего толком не знала, фотографий тоже не сохранилось, его вообще все считали погибшим, и вдруг наследство…

– Давай хоть панихиду закажем, – предложила я как-то в отчаянии. Бабуля так на меня посмотрела, что с вопросами и предположениями пришлось завязать.

С тех самых пор я взяла за правило, садясь в машину, бормотать под нос что-нибудь: «Господи, благослови усопшего раба твоего, который тебе известен, безусловно, лучше, чем мне». Элька, однажды услышав мое бормотание, заявила, что я спятила. Но мне лично казалось нечестным просто взять и забыть щедрого родственника.

* * *

Когда я вновь появилась на Михайловской, жизнь там бурлила. Возле многочисленных сарайчиков стояли «Газели», около них сновали торговцы, детвора оглашала окрестности криками и визгом, во дворе дома появились бабульки, присматривавшие за детьми. Я поздоровалась и справилась у них о соседе.

– На рынке, – ответила бабка в цветастом платье. – Думали, угомонился, но какое там… Беда с мужиком, – добавила она со вздохом.

Я поехала на рынок. Через несколько минут он должен был закрыться. В зале, где было непривычно тихо, сновали несколько запоздавших покупателей, продавщицы подсчитывали выручку. Я отправилась к знакомой тетке и спросила Матюшу.