Текст книги "Чудо в пушистых перьях"

Автор книги: Татьяна Полякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Татьяна Полякова
Чудо в пушистых перьях

Моему сыну Родиону в день восемнадцатилетия.

Не ищи в жизни подвигов, они тебя сами найдут.

Ступенька стремительно приближалась к моей физиономии. Я слабо охнула и выставила руки перед собой (это единственное, что я могла сделать в данной ситуации), локти вывернулись в разные стороны, глаза сошлись у переносицы, а нос коснулся ступеньки лестницы, но без особого для меня ущерба. Я невнятно произнесла что-то в высшей степени неприличное и попробовала приподняться, уцепившись рукой за перила.

Подъем я осуществляла поэтапно и для начала села, вцепившись все в те же перила. Закрыв один глаз и прищурив другой, я смогла различить стену напротив с надписью на ней «Оля дура», а чуть ниже «Витя козел» и с тоской вздохнула: выходит, я еще в районе первого этажа. До квартиры оставалось два пролета. В моем теперешнем состоянии путь практически непреодолимый, однако ночевать на лестнице я тоже не могу. Надо собраться с силами и подняться.

Слабо постанывая и держась за перила, я поднялась, но тут же поняла, что это была плохая идея. Мое туловище, независимо от меня, начало вращаться, я выдала еще что-то неприличное и поспешно приземлилась на четвереньки. Туловищу сразу стало легче, и голове тоже. Выбирать не приходилось, и я начала подъем, медленно переставляя руки и ноги и приговаривая:

– Ничего, глаза страшатся, руки делают… дойдем, должны дойти… – Таким образом я достигла лестничной клетки и ненадолго прилегла. Мысли начали путаться, клонило в сон, я сказала себе: – Позади Москва, отступать некуда. – Так обычно приговаривал папуля, открывая третью бутылку. Я подумала, что папуля прав: пьянство – это вам не фунт изюма, пьянство – это судьба, если хотите – крест, и его надо как-то нести, то есть доволочь хотя бы до своей квартиры.

Я вновь начала подъем, счастливо улыбаясь, потому что отсюда уже была видна дверь моей квартиры. Но тут над головой что-то хлопнуло, а буквально через секунду в нос мне уперлось что-то влажное и теплое. Я скосила глаза и увидела перед собой лохматую морду, слабо охнула, кто-то жалобно заскулил над самым моим ухом, и я сообразила, что передо мной соседский пес Келли. Я очень смутилась, потому что где Келли, там и его хозяин, Сашка Осипов, а являться его очам в том виде, в котором я пребывала в настоящий момент, мне очень не хотелось.

Слезы навернулись на глаза, когда я услышала Сашкин голос:

– Василиса, ты чего здесь? Потеряла что-нибудь?

– Ага, – жалобно кивнула я и мысленно прошипела: «Немедленно, слышишь, немедленно поднимись с четверенек…» Но не тут-то было, я это поняла сразу, а Сашка чуть позднее. Он наклонился ко мне, присвистнул и заявил:

– Ничего себе… Ты где ж так нализалась?

– Юбилей, – пробормотала я, – двадцать пять лет…

– Тебе? – удивился он.

– Не-а, – отчаянно замотала я головой, потому что считала себя значительно моложе. – Подруге…

– Вот оно что… Чего ж не проводил никто?

– Проводил, – с третьей попытки произнесла я. – Он у подъезда лежит. Не наступи, когда будешь выходить.

– Понятно, – хихикнул Сашка и поднял меня, подхватив под локти. Я благодарно прильнула к его плечу и ненадолго затихла. – Давай потихоньку, подняла ножку, опустила… хорошо получается, – приговаривал Сашка, направляясь со мной к двери квартиры. Теперь на моих глазах выступили слезы благодарности. Сашка мне нравился уже семь месяцев, до этого я обращала мало внимания на соседа, а тут как-то у него Келли заболел, и Сашка обратился ко мне, потому что я ветеринар. Я заглядывала к ним по вечерам сделать Келли укол, ну и с Сашкой чаю выпить, а потом он пригласил меня в ресторан, потому что деньги за лечение пса я брать отказывалась: мы ведь соседи, и к Келли я испытывала самые нежные чувства.

Вернувшись из ресторана, мы обнаружили возле Сашкиной двери рыжую девицу с очень злющим лицом. И хоть потом Сашка говорил, что рыжая – пройденный этап, к тому же не любит собак, но я не поверила и по вечерам к нему больше не заглядывала. Когда же сосед наведывался ко мне, торопилась избавиться от него под любым благовидным предлогом, потому что неоднократно видела, как рыжая выходит из нашего подъезда. Я считала Сашку вруном и бабником, хотя он мне от этого меньше нравиться не перестал, но я сама себе рекомендовала держаться от него подальше. И держалась. И вдруг такая незадача: надо было нарваться на него, когда я в таком состоянии. И добро бы я этим делом злоупотребляла, ни-ни, я вообще пью редко и, как правило, только пиво, а сегодня я так отчаянно напилась исключительно из-за галлюцинаций. Галлюцинации начались где-то в середине вечера и потом уже не кончались, то есть не они не кончались, а мое скверное самочувствие и беспокойство.

Но лучше я все расскажу по порядку, чтоб было понятно. В общем, так. У моей подруги Людки Самохиной был день рождения. Само собой, она решила его отметить, ну и назвала гостей с три короба, но не к себе в квартиру, а в студию. Студия ее располагалась на первом этаже старинного дома в самом центре города, здесь когда-то жила Людкина бабушка. Бабушка умерла, квартира досталась моей подружке, она поломала все перегородки и устроила студию, потому что считала себя художником. Говорю «считала», оттого что живописью ее подвиг заняться мой папуля. Людка с самым серьезным видом по сию пору зовет его «учителем» и дважды в месяц вместе с ним медитирует, уходя в астрал, и подолгу оттуда не возвращается, чем очень меня тревожит. Один придурок вот так однажды ушел, а назад не вернулся, где-то там заплутавшись. У папули были неприятности, не то чтобы серьезные, но все равно были. Позднее, правда, выяснилось, что дядька умер вовсе не от медитации, а от алкогольного отравления (попросту говоря, водка была «паленой»), но меня медитация с тех пор начала беспокоить. Я несколько раз намекала Людке, что она ей, по большому счету, ни к чему, раз пишет Людка исключительно цветы в горшках. Ей стоит быть ближе к природе, выезжать на пленэр и все такое, а не сидеть истуканом на коврике, закатив глаза. Людка меня не слушала и продолжала сидеть истуканом.

Раз в неделю я сопровождала ее в художественный салон, куда она сдавала свои полотна. Перед самым днем рождения мы заглядывали в салон раз пять, Людка работала как лошадь, только успевай картины в рамы вставлять, а раскупались они весьма неплохо. Во-первых, цветочки всегда выходили нарядными, во-вторых, рамки были красивыми, а в-третьих, просила за них Людка копейки, а широкой общественности нравятся незабудки на подоконнике. В общем, к моменту торжества на руках у Людки оказалась приличная сумма, и она решила разгуляться.

Народу в студию набился целый табун, что и неудивительно, художники – они ведь чокнутые, мне это доподлинно известно, раз у меня папуля художник. Пива было много, а водки и того больше, а из закуски только вобла; все очень быстро перезнакомились, и началось настоящее веселье. Людка сунула мне стакан в руку, до середины наполненный водкой, и сурово сказала:

– До дна. За мое здоровье.

Меня перекосило от одной мысли, что все это придется выпить, но Людка смотрела на меня укоризненно и даже напомнила, как прошлым летом держала кота, когда я ему вытаскивала занозу. В общем, пришлось выпить. Людка торопливо протянула мне бутылку пива, шепнув:

– Запей.

Я запила, и после этого у меня начались видения. Я совершенно отчетливо увидела на диване возле окна папулю и, как примерная дочь, подошла поздороваться с ним.

– Привет, папа, – сказала я. Он не отозвался. Родитель мог в тот момент медитировать, ну, я и подошла к Людке, говорю: – Ты, оказывается, папулю пригласила?

А она мне:

– Приглашала, но учитель не пришел.

– Как не пришел, когда он на диване сидит?

– Где? – спрашивает Людка. Я тычу пальцем в диван, то есть в папулю, а подруга качает головой: – Там никого нет.

– Как это «никого»? – заволновалась я.

– А так, – ответила подруга и потопала к подоконнику, где стояла водка. Малость разволновавшись, я подхватила под руку какого-то парня и спросила, сидит кто-нибудь на диване или нет.

– Нет, – ответил он и был совершенно прав, потому что к тому моменту там действительно никто не сидел.

Я стала высматривать папу в толпе и волноваться все больше. За этим занятием меня застал Севка Матвеев, тоже художник. Выслушав мои сомнения, он загнул что-то насчет астральных тел, сунул мне стакан в руки и сказал:

– Выпей, полегчает.

Я повертела стакан в руке и выпила, но легче не стало. Папуля начал являться мне в толпе и тут же исчезать. То есть он плавно кружил по студии, но я за ним не поспевала, а когда спрашивала о нем знакомых, мне дружно отвечали, что папули здесь нет. Я беспокоилась все больше и больше, а лекарство от беспокойства мне предлагали только одно. Где-то через пару часов, обнаруживая папу в толпе, я весело хихикала и подмигивала ему, а он скользил как тень, не реагируя на присутствующих, пока окончательно не исчез часам к десяти.

Я присела на подоконник и малость вздремнула, а открыв глаза, увидела возле подъезда милицейскую машину и забеспокоилась, хотя до одиннадцати времени было достаточно, а соседи Людки к шумным сборищам привыкли. Не успела я как следует осмыслить происходящее, как обнаружила рядом с собой парня лет двадцати восьми, очень приятной внешности. Пьян он был в меру, а улыбался так зазывно, что я с ходу поверила, когда он сказал:

– Я влюбился с первого взгляда.

И только уточнила:

– В кого?

– В тебя, естественно. Весь вечер глаз не свожу.

«Очень может быть», – подумала я. Занятая поисками в толпе папулиного астрального тела, я многое что могла пропустить.

– Потанцуем? – предложил он, и я кивнула. Парня звали Володя, он пришел с другом, а друг куда-то исчез. Лично меня это не удивило, раз папуля тоже исчез, точнее, и не появлялся даже, если верить Людке.

– Надо выпить за именинницу, – заорал кто-то, и я выпила, уже не сопротивляясь.

Потом мы только и делали, что пили за именинницу, перемежая это занятие танцами. С каждым разом водка вызывала у меня все меньше отвращения, а под конец я просто брала стакан из чьих-то рук и пила ее как воду. Правда, длилось это недолго. Очень скоро я оказалась на полу возле углового окна, рядом дремал Володя, пристроив голову на моем плече, и я подумала, что вечеринка удалась и пора отсюда сматываться. Но решить было гораздо легче, чем сделать. Я слабо шевельнулась и попыталась встать. Совершенно неожиданно мне на помощь пришел Володя, оказалось, он не только может встать сам, он еще умудрился поднять меня, и мы побрели к выходу, держась друг за друга. Тут подскочила Людка и проблеяла:

– На посошок… – И я, конечно, выпила, потому что поняла: сто грамм уже практически ничего не решат, а мой спутник, взяв стакан из Людкиных рук, принялся икать и икал так долго, что Людке надоело ждать и она ушла. Володя сунул стакан бредущему мимо нас парню с копной волос и серьгой в ухе, величиной с куриное яйцо, мы наконец покинули студию и вскоре оказались на улице.

Тут выяснилось, что на вечеринку Володя прибыл на машине, она стояла в переулке. Я оказалась перед нелегким выбором: либо рискнуть и отправиться домой с подвыпившим водителем (Володя казался мне именно подвыпившим, потому что крепко держал меня за локоть и практически не раскачивался), либо идти пешком, потому что ни один таксист в здравом уме меня не повезет. Второй вариант казался мне гораздо опаснее первого, ведь ясно было, что до дома мне не дойти, это ж четыре троллейбусные остановки, а у меня хватит сил только-только добраться до угла.

Чем больше я смотрела на Володю, тем трезвее он мне казался; в общем, я согласно кивнула, и мы пошли к машине. Вскоре я смогла повалиться на заднее сиденье, благодарно икнула и затихла, а в себя пришла только возле своего дома, и то после того, как Володя потряс меня за плечо и прокричал на ухо:

– Василиса, это твой дом?

Пятнадцать минут мы потратили на выяснение данного обстоятельства. То мне казалось, что дом точно мой, то вдруг появлялись сомнения. Володя предложил спросить у кого-нибудь, вышел из машины, вынул меня, и мы направились к подъезду. Тут случилось непредвиденное. То есть я-то как раз могла бы это предвидеть, если б была в здравом рассудке, но здравым он не был, оттого про ступеньку я забыла, а Володя о ней, само собой, вовсе не знал. Он споткнулся, пролетел немного по касательной и грохнулся в трех шагах от подъезда, тюкнувшись головой о ту самую ступеньку, но с другой стороны, и жалобно застонал.

Я нашла его на ощупь и заплакала, а он попросил:

– Помоги встать.

Я очень хотела помочь ему, но не могла. Тогда он попросил воды. Я пообещала достать и с этой целью вошла в подъезд, с намерением быстренько подняться в квартиру и взять минералки. А еще лучше – прихватить Юрасика, ежели тот еще не успел набраться до такой степени, что уже не может ходить, вместе с ним вернуться за Володей и оказать ему необходимую помощь.

Планы у меня были наполеоновские, но на пути их осуществления встала лестница, то есть она не вставала, она здесь была всегда, раз живу я на втором этаже. На преодоление нескольких ступенек я потратила столько сил, что начала забывать, куда и зачем я так тороплюсь, а потом встретила Сашку. Мое желание выглядеть трезвее, чем я была, сыграло злую шутку, на симуляцию вертикального положения при ходьбе ушли последние силы, облик Володи, отчаянно нуждавшегося в помощи, отступил, затем начал стремительно удаляться все дальше и дальше, пока окончательно не исчез из моего сознания.

Между тем мы с Сашкой под жалобное поскуливание Келли (пес сочувствовал мне изо всех сил) достигли моей двери, и Сашка спросил:

– Ключи есть?

– Нет, – коротко ответила я.

– Как нет? А где они?

Я невнятно что-то промычала. Сашка собрался нажать кнопку звонка, но тут я толкнула плечом дверь, и она распахнулась. Я с облегчением вздохнула, потому что Варвара не любит, когда ее будят по ночам, а то, что сейчас ночь, было совершенно ясно, хотя я и затруднялась ответить почему.

В общем, я влетела в квартиру, Сашка вошел вслед за мной. Келли залаял, так как я нечаянно наступила ему на лапу, Варвара проснулась и зычно крикнула:

– Да когда вы прекратите безобразничать?

Мы в ужасе замерли и к моей комнате уже пробирались на цыпочках. Келли вообще выскочил из квартиры и ждал на пороге, потому что здорово боялся Варвару.

Ключ от моей комнаты лежал под ковриком, Сашка, прислонив меня к стене, достал его, открыл дверь и поволок мое бесчувственное тело к софе. Увидев ее, я в последнем проблеске сознания радостно хихикнула, потому что поняла: я достигла тихой пристани, теперь на окружающее можно не реагировать. Сашка стал раздевать меня, приговаривая:

– Ох, как плохо тебе будет завтра…

А я ответила:

– Мне и сегодня плохо… – Окончательно отключилась и должна была бы беспробудно спать до утра, но выпитое пиво этого не позволило. Пришлось просыпаться. Я в отчаянии застонала, нащупала рукой колокольчик, дернула за него, и над моей головой включилось бра, а я застонала еще громче. На эти действия ушли все мои силы, а еще ведь предстояло подняться и как-то дойти до туалета.

Сказав себе: «Есть такое слово – «надо», я поднялась, подхватила халат жестом фокусника и, натыкаясь на все, что встретилось на пути, перебежками отправилась к туалету. Выключатель куда-то запропастился. По крайней мере нащупать его я так и не смогла, влетела в туалет, хлопнулась на унитаз и тут увидела, что прямо напротив в кухне за моим столом сидит какой-то мужик и таращит на меня глаза.

– Пардон, – пробормотала я и поспешно закрыла дверь, оказавшись в кромешной тьме. То, что на кухне сидит незнакомец, в принципе меня не удивило. Кроме бабки-соседки, которую я прозвала за дурной нрав Злой Варваркой, в квартире жил еще одинокий пьяница Юрик. От роду Юрику было лет тридцать, хотя на вид все пятьдесят, пил он горькую с малолетства, причем так отчаянно, что соседи предрекали ему близкую кончину еще лет пять назад, но Юрику на это было наплевать. Он пил все больше и, с моей точки зрения, здоровел на глазах. Когда я сюда только-только вселилась, он выпивал бутылку водки и скатывался под стол вместе с ней, а теперь мог запросто усидеть две, а то и три, если, конечно, находились дураки ему поднести эти бутылки. Юрик принципиально нигде не работал, собирал макулатуру, летом ездил за ягодами, осенью за грибами и картошкой, а к Новому году за елками и таким образом существовал вполне сносно. К тому же он имел золотые руки и в нашем доме, жильцы которого были почти сплошь либо одинокими старушенциями, либо разведенными молодухами, пользовался бессрочным кредитом.

Гостей Юрик очень любил, оттого почти каждый вечер в нашей кухне кто-нибудь засиживался до тех самых пор, пока Злая Варварка не появлялась там и, уперев руки в бока, не вопрошала гневно:

– Когда же кончится это безобразие? – После чего гости поспешно удалялись. Надо сказать, Варвару боялись не только соседи, но и наш участковый. Так что удивило меня не то, что мужик сидит себе за моим столом (Юрик часто путал столы, а мой действительно расположен удобнее, опять же вид из окна), а то, что мужик сидит один, без моего соседа.

Немного поразмышляв над этим, я пришла к выводу, что Юрик отправился за бутылкой, а гость терпеливо ждет его, и застыдилась, что человек застал меня не в лучший момент моей жизни. Я подумала: может, стоит задержаться в туалете подольше, чтоб он обо мне забыл, но испугалась, не сделать бы хуже – вдруг я, к примеру, усну, а гостю понадобится в туалет. В общем, стыдясь и краснея, я выскользнула из туалета, покосилась в сторону гостя и, буркнув «здрасьте», шмыгнула к своей двери. Мой взгляд успел зафиксировать бутылку водки, стоявшую на столе. Это меня слегка удивило: раз водка здесь, то где ж тогда Юрик? Тут он и появился из своей комнаты в трусах и майке, надетой задом наперед.

– Ты что, забыл про гостя? – спросила я и, не дожидаясь, что ответит сосед, прошла в комнату, рухнула на софу и блаженно вздохнула.

Но проклятое пиво вскоре вновь дало знать о себе, и я опять побрела в туалет. Едва покинув комнату, я услышала голос Юрика:

– Ну, вот значит, я ей говорю, Надька, говорю я ей, ты ж дура, прости господи, и куда ты все лезешь… – Куда лезла Надька, я так и не узнала, потому что достигла туалета, а Юрик, сидя за столом напротив своего гостя, обернулся, увидел меня и радостно закричал: – Это Василиса, соседка моя… Васена, иди, посиди с нами…

– Отвянь, – ответила я, прикрыв дверь, но, возвращаясь к себе, отметила, что на столе, кроме двух стопок, появились хлеб, огурцы и грибы в банке. Ни у меня, ни у Юрика солений не водилось, значит, позаимствовал он все это в холодильнике у Варвары. Завтра бабка будет гневаться, грозить милицией, а меня позовет в свидетели того, что так дальше жить нельзя.

Я покачала головой, думая об утре, которое неминуемо наступит, и твердо решила не просыпаться как можно дольше. Но мечтам моим не суждено было сбыться. Только мне стало сниться что-то приятное и далекое от моей коммуналки, как вдруг меня встряхнули за плечи, а потом над моей головой зажегся свет и Юркин голос отчаянно забормотал:

– Васька, да просыпайся ты… Бабка ругается, давай убирай своего гостя.

– Какого гостя? – испугалась я.

– Почем я знаю? Я уж и так, и эдак, а он молчит и, главное, ничего не пьет. Что с таким делать, скажи на милость? Я по-честному ему оставил. Не скажу, что половину, нет, врать не буду, ты ж знаешь, я человек правдивый, я всегда как есть… но и не на донышке… оставил, в общем… А он сидит… и молчит, и не пьет. Скажи, как такое вынести? А тут еще Варвара со своими грибами пристала, дались ей грибы. Грибов я, что ли, никогда не видел. Да я этих грибов, если хочешь знать, каждый год по полтонны на рынок таскаю, а она удивила – грибы… Вот до чего бабка у нас вредная…

– Юрик, тебе чего надо? – промычала я.

– Как чего? Говорю, бабка наша разгневалась за грибы эти, грозилась милицию вызвать. Я вот и подумал: а ну как вправду вызовет? В общем, убирай своего гостя.

– Какого гостя? – ошалела я.

– Ну, мужика, что с тобой пришел.

– Да никто со мной не… – начала я, и тут из глубины моей памяти выплыл облик Володи, и я даже вспомнила, что собиралась с помощью Юрика занести его в квартиру. Может, и занесла, только этот момент из памяти стерся. – А где он? – спросила я, с трудом принимая вертикальное положение.

– На кухне ждет, – с готовностью ответил Юрик. Я пошарила рукой по постели в поисках халата, с тоской обвела глазами комнату, уже поняв, что подниматься все-таки придется, а вот как сделать это половчее, я не представляла.

– Как же плохо-то, – пробормотала я.

– Кому? – удивился Юрик.

– Мне, – вздохнула я.

– А чего тебе плохо?

– Ничего. Лучше помоги подняться.

Сосредоточиться на Юркиной физиономии мне было крайне затруднительно. Я взирала на него одним глазом, да и то напряженно щурясь. Оттого различала его плохо, потому-то и решила, что он трезвее меня. Я поднялась с постели, оперлась на его руку, и вот тут выяснилось, что Юрик, что называется, на ногах не стоит. Под моей тяжестью он согнулся сначала влево, потом начал заваливаться на спину, а еще через мгновение мы лежали на полу, довольно громко выражая недовольство таким поворотом событий.

Я прикрыла глаза и подумала, что с пола мне уж точно не подняться, и если Володю мы в самом деле занесли в квартиру и он в настоящий момент сидит на кухне, то пусть там и продолжает сидеть, даже если Злая Варварка начнет вопить на весь дом и грозить милицией. Помочь Володе я просто не могу.

Я перевернулась на бок, пытаясь устроиться поудобнее, и тут увидела Варварку. Не увидеть ее было невозможно, раз она склонилась к самому моему лицу и трясла меня за плечи.

– Васька, – рычала она, – открой глаза, слышишь?

– Открыла, – пробормотала я, симулируя прозрение. Бабка начала трясти меня с удвоенным рвением. – Васька, да ты пьяная, что ли?

– Конечно, пьяная, – обиделась я. – Чего б мне тогда на полу валяться?

– А этот, на кухне, правда твой?

– Кто? – спросила я, пытаясь выиграть время.

– Мужик.

– Не знаю, – не рискнула я соврать. – Может, мой, а может, нет. Я его еще не видела.

– Ее, – пискнул Юрик и попытался подняться. Бабка в сердцах пнула его ногой, и он ненадолго затих.

– У, алкаш проклятый, – зашипела она. – Всю дрянь в дом тащит… Васька, ты одна пришла или с мужиком этим? Давай вспомни, а то милицию вызову, вот ей-богу вызову…

– Зачем? – удивилась я.

– Затем. Нечего кому попало на кухне спать. Если с тобой мужик, забирай в свою комнату, а нет, я его в вытрезвитель сдам.

– Зачем? – опять спросила я, не очень вслушиваясь в слова соседки.

– Чтоб не шастали. Иди и посмотри, твой или нет.

– Я бы пошла, да не могу, – вздохнула я.

– Что ты придуриваешься? – рассвирепела Варвара, а я с тяжким вздохом приняла вертикальное положение, то есть села на пол и попробовала смотреть на мир сразу двумя глазами. Рядом со стоном приподнялся Юрик и сказал обреченно:

– Васена, соберись с силами, мужика спасать надо, ведь эта мымра… – За «мымру» он тут же схлопотал от Варвары подзатыльник и затих, втянув голову в плечи, а я разозлилась и рявкнула:

– Руку дай…

По всему выходило, что спасать мужика мне придется, и это в моем состоянии. Я даже не была уверена, что мужик этот мой, а не приблудился без моего на то желания. Варвара подала руку, и я смогла подняться. Нетвердой походкой я направилась в кухню, Юрик последовал за мной. Руки ему никто не подал, и передвигался он на четвереньках, но очень прытко и не без удовольствия. Однако обоих нас обошла Варвара, и в кухне она появилась первой. Она ткнула пальцем в сидящего за столом мужика и громко рявкнула:

– Твой?

Я подошла поближе, облокотилась на стол и сказала, заглядывая под шляпу:

– Здравствуйте.

Мужчина не ответил, тараща в пространство глаза без всякого толку. И это слегка насторожило – не меня, бабку. Она приблизилась, ткнула его пальцем в плечо и прошептала:

– Да он никак помер…

– С чего бы это ему помереть? – удивился Юрик, сидя на полу в позе лотоса. – Нормально сидит мужик…

– Васька… – пискляво зашептала бабка. Я бы решила, что она испугалась, если б доподлинно не знала: наша бабка никого и ничего не боится, наоборот, это при ее появлении вся округа трепещет, особенно наш участковый. – Ты глянь-ка, Васька, у него и руки холодные. Ты пощупай…

– Больно надо, – насторожилась я и попыталась присмотреться к мужчине получше.

– Глаза-то как таращит, – не унималась Варвара, – не иначе подавился. Водкой. Облопался, прости господи… Может, «Скорую»? Васька, да ты слышишь ли?

– Слышу, – кивнула я, потому что в самом деле слышала, а вот видела плохо. То есть картинка была, но до сознания упорно не доходила. – Он живой, – пробормотала я, чтоб бабка наконец перестала визжать. У меня от этого звенело в ушах и голова начинала болеть еще больше.

– Живой, – подтвердил Юрик, – мы с ним выпивали…

– Живой? – не поверила бабка. – Хорошо, если так. Хоть бы моргнул, ирод, ишь, глаза-то выкатил…

– У него этот… столбняк, – подсказал Юрик, который, в отличие от меня, чувствовал себя отлично. Этот факт я могла объяснить только его постоянной тренировкой.

– Столбняк, – взъелась бабка, – чтоб у тебя столбняк был, пьянь ты подзаборная. – Тут она вновь переключилась на меня. – Твой мужик или нет?

На этот вопрос я так просто ответить не могла. С одной стороны, никого в плаще и шляпе я с ходу не могла вспомнить, с другой – физиономия с выпученными глазами казалась знакомой, и я даже подумала, что зовут парня Коля, о чем не преминула сообщить бабке. Но откуда Коля взялся на моей кухне – я не представляла. Во мне даже крепла уверенность, что делать ему здесь нечего, и я опять-таки прямо заявила об этом бабке. Тут я вспомнила о Володе и обвела кухню ищущим взглядом.

– А больше здесь никого нет? – спросила на всякий случай.

– Есть, – обрадовался Юрик.

– Где?

– Здесь… – Он широко улыбнулся, а бабка принялась голосить:

– Вы долго мне нервы трепать будете? Ладно, этот поганец, а ты что делаешь? – сурово спросила она, а я погрозила пальцем.

– Тихо. Я вспоминаю.

– Чего ты вспоминаешь?

– Откуда он взялся, разумеется.

– О, господи… – Варвара воздела руки к потолку и коленом двинула Юрику по спине, тот охнул и попросил:

– Васька, вспоминай быстрее…

Однако к этому моменту путеводная нить, то есть мысль, была мною полностью утрачена, и парень в шляпе не вызывал у меня ничего, кроме недоумения.

– Ты мне скажешь или нет? Он с тобой пришел? – не унималась бабка.

– Не знаю, – вздохнула я. – Я пришла с Сашкой.

– С каким Сашкой? – насторожилась она.

– С соседом, естественно.

– А этот?

– Да чего вы ко мне пристали? Я хотела с Володей прийти, а это Коля. С ним я не приходила. Он мне даром не нужен, я даже не помню… – Тут в голову мне неожиданно пришла мысль, что и Володю я помню крайне смутно, то есть, сиди он сейчас передо мной, и вот так, с налета, я и не скажу, он это или нет. А может, я все путаю, и парень в шляпе никакой не Коля, а самый что ни на есть Володя… – Пусть до утра сидит, – решила я. – Утро вечера мудренее.

И тут наш гость совершенно неожиданно рухнул на пол, причем с таким громким стуком, что мы разом вздрогнули.

– Я его только за плечо дернула, – испугалась бабка, а мы кивнули, таращась на лежащего парня, ожидая, что последует за этим. Но ничего не последовало. Любой другой на его месте непременно бы заорал или хотя бы слабо пискнул, но парень в шляпе, тюкнувшись носом в пол, замер в этой неудобной позе, не издав ни звука и не шевелясь. – Помер, – охнула бабка, а Юрик, напряженно вглядываясь куда-то в угол, мрачно заявил:

– Конечно. Разве можно человека башкой со всего маха…

И тут Варвара нас просто потрясла, хотя я-то всегда считала, что наша бабка на многое способна, однако вынуждена была признать, что такого от нее и я не ожидала. Ухватив парня за ворот плаща, она поволокла его к входной двери, причем развила такую скорость, что мы с Юриком при всем желании догнать ее не могли. Варвара, достигнув двери, распахнула ее, выволокла бесчувственное тело на лестничную клетку и захлопнула дверь, после чего навесила на дверь цепочку, о существовании которой я успела забыть, так как никогда ею не пользовались. Совершив этот подвиг, бабка повернулась к нам и грозно сказала:

– Всем спать. Вот только трупов мне в квартире не хватало.

– И правильно, – согласно кивнул Юрик и тут же шмыгнул в свою комнату, должно быть опасаясь, что станет следующей жертвой, а я побрела к себе, злясь, что меня не только разбудили, но и озадачили, теперь лежи и думай: парень в шляпе труп или не труп, и кто он такой вообще. Коля, Володя… Что он делал на кухне, а главное, когда подавился, то есть когда лишился чувств, и какое я могу иметь ко всему этому отношение.

Однако я здорово переоценила свои силы. Думать мне в ту ночь вовсе ни о чем не пришлось, не успела моя голова коснуться подушки, как я мгновенно потеряла сознание. Когда я вновь обрела его, в комнате вовсю жарило солнце. Не помогали даже плотные шторы на окнах, в настоящий момент задернутые (не мною). С ними было даже хуже, духота в комнате стояла страшная, хотя окно и было распахнуто настежь (тоже не мною), и в комнату долетал веселый визг ребятни и грохот трамвая на соседней улице.

– Ох, как мне плохо, – простонала я, переворачиваясь на спину, и в тот же миг увидела Варвару. Она стояла возле кровати с литровой банкой в руках, наполненной какой-то мутной жидкостью.

– На, – сказала бабка, протягивая мне банку.

– Это что? – испугалась я.

– Рассол. Покойный Петр Алексеевич всегда им похмелялся…

Покойный Петр Алексеевич был бабкиным мужем и являлся выдающимся алкоголиком. О нем ходили легенды, например, как он однажды на спор выпил ведро самогона или как свалился с пожарной каланчи, причем головой вниз, и ничегошеньки себе не повредил. Смерть его тоже была героической: загорелся винный склад, и Петр Алексеевич бросился его тушить, бутылки начали взрываться, граждане покинули опасное место, а Петр Алексеевич остался. Когда пожарные выволокли его, оказалось, что герой не дышит. Впоследствии выяснилось, что он вовсе не задохнулся в дыму, как предполагали многие, а захлебнулся, отчаянно пытаясь спасти государственное добро. Бабка о покойнике говорила с неохотой. Думаю, не без его стараний Варвара стала столь нетерпимой к пьянству вообще и отдельным представителям этого порока в частности. Характер ее закалился в долгой позиционной войне, пока не приобрел вид железобетонной конструкции, способной выдержать удар танковой армии.

Однако сейчас физиономия Варвары имела скорее смущенное выражение. В открытых дверях маялся взлохмаченный Юрик. Видя, как я припала к банке, он с тяжким вздохом заметил: