Текст книги "Судьба No. 5 (Любовь наотмашь)"

Автор книги: Татьяна Корсакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

В ночь перед вылетом ему приснилась Зинон. Теперь в образе пантеры. Роскошная черная кошка разлеглась на Климовой кровати, довольно мурлыкала, хитро щурила янтарные глаза.

– Вот такой я себе нравлюсь гораздо больше. – Зинон-пантера выпустила длинные когти, полюбовалась ими, как кокетка любуется маникюром.

– Ты мне тоже очень нравишься. – Климу захотелось пробежаться пальцами по лоснящемуся меху, почесать кошку за ухом.

– Да ладно, погладь уж. – Зинон-пантера приглашающе выгнула спину.

Он не удержался, погладил, ощутил под ладонью ритмичное урчание, сказал:

– Я магазин на Кутузовском на тебя с Алисой переоформил.

– Я знаю. – Пантера зевнула.

– И Алису нашел.

– Ты уже рассказывал.

– Тогда в чем дело? Возвращайся!

– Не знаю. Кошкой быть хорошо, намного лучше, чем летучей мышью.

– А женщиной – еще лучше.

– Тебе откуда знать? Ты же мужчина! – Пантера снисходительно фыркнула.

– Ну, я так просто… предполагаю. – Клим смутился.

– Бежишь? – вдруг спросила она.

– Уезжаю в командировку.

– Нет, бежишь. Дурак! – Пантера раздраженно дернула кончиком хвоста.

– Почему дурак?

– От судьбы не убежишь.

– А ты все знаешь про судьбу?

– Ты тоже знаешь.

– Ничего я не знаю! И вообще, не тебе меня судить. Сама вон возвращаться не спешишь.

– Твоя правда. – Пантера покаянно вздохнула. – Ты уж там не задерживайся, в своем Лондоне…

* * *

Клим задержался в Лондоне на целых три месяца. Бизнесу эта задержка, безусловно, пошла на пользу, а вот ему самому…

И не полегчало, и не отпустило. Может, если бы Клима оставили в покое, все было бы по-другому. Но оставлять в покое его и не думали. Особо усердствовал Виталик. Этот паршивец считал своим товарищеским долгом информировать его обо всем, что происходит на родине. Сначала он названивал каждый день, а после того, как Клим ему это запретил, принялся заваливать электронными письмами. Письма слал под благовидным предлогом – модельер Виталий Топильский желает отчитаться о проделанной работе, высылает наброски своих будущих шедевров. Так-то оно так, да вот только среди набросков попадались и фотографии, никакого отношения к бизнесу не имеющие.

Вот смеющаяся Диана машет рукой кому-то за кадром. Она пока еще в джинсах, но еще одна операция в женевской клинике пластической хирургии – и девочка будет сражать мужиков наповал своими стройными ножками. А одного она, кажется, уже сразила. Что-то подсказывало Климу, что в случае с Дианой неугомонным Виталиком движет отнюдь не чистое человеколюбие. Хитрецу даже удалось уговорить Панкратова спонсировать раскрутку певицы. Клим посопротивлялся, скорее для проформы, а потом взял и согласился. А как только согласился, заваливать его электронными письмами начала уже Диана. Слова благодарности, смешные открытки… Черт, а ведь ему были приятны эти виртуальные финтифлюшки.

Еще одна хорошая новость касалась Зинон. Она вышла из комы, как раз в день его отлета на чужбину. Два месяца Зинон восстанавливалась, проходила курс реабилитации, училась жить заново. Клим и не знал, что после комы нужно учиться жить заново, он считал – очнулся, встал, пошел, начал жить. А тут вот оно как…

Виталик писал, что Зинон идет на поправку удивительно быстро, что свой исключительно вредный и стервозный характер она проявляет с первых дней выздоровления. Что в стремлении восстановиться как можно быстрее доводит персонал клиники до белого каления. Клим ни на секунду в этом не сомневался. Зная ту Зинон, из своих сновидений, он предвидел, что ее прототип будет именно таким – целеустремленным, напористым и стервозным.

А магазин на Кутузовском в дар не приняли. Виктор написал, что «дамы велели кланяться господину Панкратову и передать, что к такому щедрому подарку не готовы, но зато с удовольствием рассмотрят предложение о продаже магазина». Просили передать! Вообще-то, могли бы и сами позвонить, хоть одна из них. И не важно, что бы они ему сказали, хотелось просто услышать голос…

Они не позвонили, зато Виталик отдувался за всех. В том электронном письме не было текста, только фото…

Трогательный ежик черных волос – она все-таки перекрасилась в свой «родной» цвет, – тонкая шея, раскосые глаза печенежских ханов, взгляд – задумчиво-отсутствующий. Она не смотрела в кадр, скорее всего, даже не знала, что ее фотографируют.

Алиса вернулась из Зазеркалья. К Алисе вернулась ее разлюбезная подруга Зинон. У Алисы есть магазин на Кутузовском. Тогда почему она выглядит такой несчастной? Или просто фото неудачное? Если бы Виталик выслал еще одно, просто для сравнения…

Клим хотел уничтожить фотографию, но не смог. Мало того, он урвал полдня из своего напряженного графика на то, чтобы найти фотохудожника и переделать обычное фото в портрет. Сумасшествие и непозволительная слабость… Панкратов никогда не сможет забыть Алису Волкову, если ее портрет будет стоять на его рабочем столе.

Да что там забыть, он и работать нормально теперь не мог, кожей чувствовал этот задумчиво-отстраненный, никому конкретно не адресованный взгляд. Было бы разумнее портрет спрятать, убрать со стола. Каждое утро Клим порывался это сделать, но наступал вечер, а ничего не менялось.

Зря он улетел в Лондон. Ни покоя тебе, ни забвения! Только море вопросов, ответы на которые можно получить исключительно дома. Решено! Он возвращается. Что там говорила Зинон? От судьбы не уйдешь? Женщина-пантера оказалась права: Клим попробовал, и у него ничего не получилось. А дома скопилось много неотложных дел. Виталик закончил работу над коллекцией. Надо искать толкового пиарщика и думать о предстоящем показе. Все должно пройти на высшем уровне. И не оттого, что в мальчишку вложены его деньги, а просто оттого, что Виталик по-настоящему талантлив и заслуживает славы.

И с Дианой надо что-то решать. Девочке нужен продюсер.

Да, получается, что он теперь – прямо как заботливый папаша. Одному ребенку – модный показ, второму – продюсера. Кто б раньше сказал, что Клим таким станет, он ни за что бы не поверил! Он – банкир, циничный и предприимчивый, и на роль благодетеля никак не годится. Поправочка – не годился, до тех пор, пока в его спокойной жизни все не встало с ног на голову.

Надо возвращаться, нельзя насиловать душу. А душа рвется обратно – домой. Да и воспетый классиками лондонский туман уже порядком ему поднадоел. Нет, Лондон – не для русского человека, что бы там ни писали журналисты…

Родина встретила Клима дождем пополам со снежной крошкой и пробирающим до костей октябрьским ветром. Вот оно как: в Лондоне – туманы и затишье, а в Москве – вечная борьба стихий. Клим поежился – щегольское кашемировое пальто совсем не грело, – вдохнул пропитанный сыростью и выхлопами московский воздух, сказал рассеянно:

– Вот ты и дома, Клим Панкратов…

* * *

Алиса устала. Ощущение было таким, словно за три месяца она прожила целую жизнь. Врачи говорили, что это астенический синдром, последствие травмы и все скоро пройдет, но Алиса точно знала, что никакой это не астенический синдром и что ничего не пройдет. Просто ее жизнь изменилась раз и навсегда, а она никак не может с этим смириться.

Мелиса… Сестру похоронили без нее. Алису не отпустили врачи. В глубине души она радовалась, что не отпустили. На кладбище принято скорбеть и говорить об ушедшем добрые слова…

Она скорбела, только не по нынешней Мелисе, а по той беззаботной и искренней девчушке, которой та была много лет назад. Что случилось? Может, Мелиса оказалась права, обвиняя сестру в своих бедах? Может, она что-то упустила, проморгала момент, когда славная девчушка начала превращаться в чудовище? Она ведь старшая, она должна была присматривать за младшей, а она – упустила…

Силы, чтобы сходить на могилу Мелисы, она нашла в себе только спустя два месяца. Сходила, положила белые розы на черное надгробие, посмотрела в хмурое осеннее небо и ушла, так и не получив прощения. Мелисе до нее больше не было никакого дела, Мелиса обрела долгожданную свободу. И не важно, что цена слишком высока, она никогда не обращала внимания на такие мелочи как цена собственной прихоти…

Был еще Ольгерд. Об Ольгерде Алиса старалась не думать, вспоминала о нем, только когда начинались головные боли, последствие травмы. Ольгерд нанял хороших адвокатов, и теперь они пытались убедить следствие в том, что их клиент стал жертвой невероятной мистификации, что действовал в состоянии аффекта и вообще – он агнец невинный. Алиса знала, что никакой он не агнец, а самый обыкновенный слабак и трус, что даже если ему удастся избежать наказания, больше никакой опасности для них с Зинон он представлять не будет. Возможно, если бы не Мелиса, Ольгерд бы до пенсии прожил добропорядочным гражданином, просто сестре удалось нащупать его болевую точку и надавить на эту точку с нужной силой. Р-раз – и нет больше добропорядочного гражданина…

Пустое все это, не стоит оно того, чтобы расстраиваться и переживать. В ее жизни есть и радостные моменты. Зинон вышла из комы! Алису к этому времени еще не выпустили из реанимации, и о радостном событии она узнала от персонала.

Зинон не изменилась. Господи, какое счастье, что Зинон не изменилась! Она еще с трудом разговаривала и плохо двигалась, но едва ли не в самый первый день потребовала парикмахера и сигареты. В услугах парикмахера Зинон не отказали – частная клиника как-никак, – а вот на курение было наложено табу.

Они не знали Зинон! Не понимали, что для нее «табу» – это пустой звук. Сигареты появились у Зинон уже на второй день. Алиса подозревала, что их контрабандой пронес в клинику Александр. Разразился скандал, но подруга отстояла свое право на «дозу никотина», просто теперь на перекуры ее вывозили на балкон.

А на третий день Зинон, с достоинством королевы восседающая в инвалидном кресле, вкатилась в палату Алисы.

– Привет, красотуля! Хреново выглядишь.

Зинон улыбалась, а она разревелась.

– Красотуля, кто сказал, что тебе идут белые волосы? Плюнь этому гаду в морду! Мы с тобой хорошо смотримся только в брюнетистом варианте.

Зинон все знала: от начала до конца, в малейших подробностях. Алисе оставалось только удивляться такой поразительной осведомленности. Конечно, можно было бы спросить, но она почему-то считала, что правды от подруги все равно не добьется. Да и неважно это; главное, что Зинон вернулась, и теперь в ее жизни есть хоть одна постоянная величина.

А потом в ее жизни появились еще две постоянные величины – Виталик и Диана. У ребят все складывалось удачно. Это хорошо – они заслужили. Виталик нашел спонсора для своей новой коллекции, Диана собиралась в Женеву на последнюю пластическую операцию. А еще они были влюблены друг в друга. Это стало видно невооруженным глазом. Славные ребята, им повезло…

И ей повезло: ее вытащили с того света. Медсестры рассказали, что в клинику ее привезли двое: приятный юноша и какой-то мрачный тип. Тип вел себя ужасно, мешал персоналу работать, разносил клинику и рвался в операционную. А потом его скрутила охрана, и он немного успокоился, поговорил с врачом Алисы и уехал.

Этим «мрачным типом» был Клим Панкратов. Это он спас ее от верной смерти, рвался в операционную и дебоширил? Это он – так сказал «приятный юноша» Виталик, – но это так на него не похоже…

Зачем? Ради чего?

Теперь уже неважно. Клим Панкратов уехал и больше не вернется. Он уехал не просто из города, он уехал из страны. Виталик говорил, что по неотложным делам, но Алиса знала правду: он уехал из-за нее, он больше не хочет ее видеть.

Ну и правильно! Так даже лучше. А то, что на душе скребут кошки, – это ерунда, всего лишь астенический синдром, последствия травмы.

Алиса уже почти успокоилась и смирилась, когда на них обрушилась еще одна новость. Клим отказался от магазина на Кутузовском в их пользу. Да что там – отказался! Он подарил им с Зинон магазин стоимостью в четыре миллиона долларов! Царский подарок, только им чужого не нужно. После долгих переговоров с Виктором, правой рукой Клима, Алиса и Зинон выкупили магазин и зажили с чистого листа.

Зинон, выйдя из комы, переродилась, как перерождается в бабочку невзрачная гусеница. Черный цвет, некогда так горячо любимый, был предан забвению. Даже волосы она перекрасила в жизнеутверждающий красный и черную «Тойоту» сменила на небесно-голубой «Рено». Что уж говорить об одежде? Гардероб Зинон теперь отличался богатейшей цветовой палитрой. И в личной жизни подруги произошли перемены: вместе с черным цветом ушла и душевная боль. Зинон вдруг заметила, какими влюбленными глазами смотрит на нее верный Александр…

А у Алисы все что-то не клеилось: и астенический синдром не исчез, и депрессия не проходила, и на показ идти не хотелось. Если бы вопрос касался не Виталика, а какого-нибудь другого модельера, она бы ни за что не пошла. А так – пришлось взять себя в руки. Мальчик достоин славы и признания, и его обязательно признают. А когда это случится, рядом должны находиться близкие люди: она, Диана, Зинон, Клим… Нет, Клима не будет, он в Лондоне…

Ну и пусть! А она придет! А потом возьмет Виталика в оборот и выкупит часть коллекции, если даже не всю коллекцию, для своего магазина на Кутузовском. Очень выгодно, понимаешь ли, дружить с гением.

Приглашение на показ Виталик доставил Климу собственноручно.

– Только на одну персону? – Клим повертел в руке конверт.

– Вообще-то, для тебя пригласительные – это чистая формальность. А ты собираешься прийти на показ с дамой? – Виталик изо всех сил делал вид, что ему неинтересно.

– Нет, я собираюсь прийти один.

Мальчишка кивнул, широко улыбнулся:

– Тогда, может, приедешь пораньше, поприсутствуешь на генеральной репетиции? Это же твои деньги как-никак.

Клим махнул рукой:

– Некогда мне, друг Виталий. И вообще, я в тряпках не разбираюсь.

При слове «тряпки» Виталик оскорбленно нахмурился.

– Да не хмурься ты, гений! – сказал Клим примирительно. – Тебе самому-то коллекция нравится?

– Мне – очень, – проворчал Виталик. – Я в эти тряпки, между прочим, душу вложил!

– А я – деньги.

– Теперь будешь деньгами меня попрекать?

– Ерунда! Я знаю, что ты гений и что все будет хорошо. Волнуешься?

Виталик пожал плечами:

– Честно? Я уже забыл, когда спал нормально. Понимаешь, после «Блиндажа»…

– В том, что случилось в «Блиндаже», не было твоей вины, – напомнил Клим.

– Я понимаю, но люди…

– У людей очень короткая память. Кстати, кто составлял список гостей? – Вот он и подобрался к самому главному. Страсть как хочется узнать, кто будет на показе, а спрашивать напрямую как-то неловко. Хотя что уж тут неловкого? Показ – это бизнес, и от приглашенных гостей зависит очень многое. Например, грамотное освещение в прессе – это уже полдела.

– Наш пиарщик составлял.

– Ты сам-то этот список видел?

– Конечно, видел! – удивился Виталик. – Очень серьезная соберется публика. У меня уже поджилки трясутся.

– И кто-нибудь из этой «очень серьезной публики» отказался от приглашения?

– Только два человека, их в день показа не будет в городе. А так, кажется, все в порядке.

– Вот и нечего волноваться, если все в порядке. – Клим жизнеутверждающе улыбнулся, хотя главного так и не узнал.

Виталик скептически хмыкнул, мол, тебе легко говорить. Все-таки переживает мальчишка. Клим его понимал. Он и сам волновался. Не из-за предстоящего показа, нет. Талант Виталика и вложенные в проект деньги обязательно дадут результат. Волнение Клима носило иррациональный характер и было связано отнюдь не с бизнесом…

Зинон опаздывала. Этим вечером Зинон решила поразить всех.

«Красотуля! Алекс! Я – в салон! Маникюр, педикюр, макияж и прочая дребедень. Езжайте на показ без меня, а я потом… как Царевна Лебедь…»

Вот так! Зинон возомнила себя Царевной Лебедью, а Александр, еще до конца не поверивший в свое счастье, страдал и нервничал, думал, что Зинон просто его стыдится, вот и не хочет ехать вместе. Алиса, как умела, его утешала. Кажется, не слишком успешно.

Они приехали рано, в числе первых гостей. Алисе хотелось осмотреться, подбодрить Виталика перед показом. Все будет хорошо, она в этом уверена. Виталику помогает очень грамотный пиарщик. Взять хотя бы место проведения показа. Это же просто чудо какое-то! Алиса даже представить себе не могла, что в Москве есть такое. Зал находился на последнем этаже стеклобетонного небоскреба. Небоскреб был самым заурядным – таких в городе десятки, – а вот зал поражал.

Первое, что бросалось в глаза, – это стеклянный потолок и огромное, во всю стену, панорамное окно. За окном, где-то далеко внизу, сиял огнями вечерний город, а через прозрачный потолок заглядывала полная луна. Луна была большой, непривычно яркой и походила на диковинный светильник – еще один ловкий дизайнерский ход.

– Здорово, правда? – послышался за ее спиной взволнованный голос.

Алиса обернулась. Виталик выглядел измученным и напуганным. Зря – теперь она точно знает, что все пройдет на «ура».

– Коллекция называется «Лунная соната». Понимаешь? – Холодными пальцами он сжал ее руку.

– Понимаю. – Алиса ободряюще улыбнулась. – Лунная соната под лунным небом. Очень красиво! А аранжировка?

– Угадай с трех раз. – Виталик нервно поежился.

– Бетховен?

– Как думаешь, не слишком много луны?

– Думаю, все очень здорово. Кстати, познакомься, это Александр, друг Зинон.

Мужчины обменялись рукопожатиями.

– А где сама Зинон? – спросил Виталик.

– Перевоплощается, решила сразить всех наповал, – усмехнулась Алиса.

– У нее получится. Лично меня она уже сразила. – Виталик бросил быстрый взгляд на напрягшегося Александра, добавил: – Друг, тебе повезло, Зинон – уникальная женщина.

– Я в курсе. – Александр неуверенно улыбнулся.

– Все, я вас оставляю. Бегу встречать остальных гостей. – Виталик поднял глаза к лунному небу, сделал несколько глубоких вдохов.

– Ну, ни пуха ни пера! – Алиса потрепала его по волосам.

– К черту! – выдохнул модельер и сорвался с места.

Алиса улыбнулась: видно, на сегодняшний вечер у нее такая доля – успокаивать взволнованных мужчин. Вот и Александр снова приуныл, чувствуется, что ему неловко и маетно: по напряженно сжатым губам, по мрачному взгляду, по тому, как он то и дело нервно поправляет идеально сидящий пиджак. Она его понимала, светская тусовка – это испытание не для слабонервных. К этому нужно привыкнуть и набраться опыта, а Зинон, Царевна Лебедь, бросила парня одного в такой ответственный момент…

Алиса взяла Александра под руку, шепнула на ухо:

– Успокойся, все будет хорошо.

Он с благодарностью улыбнулся:

– Зинон тоже так говорит.

– Ну, вот видишь! А Зинон никогда не ошибается, у нее чутье.

Все-таки Клим приехал на показ раньше положенного срока: прислушался к доводам Виктора. Друг, в отличие от него, относился к предстоящему показу максимально серьезно. «Коль уж мы вбухали в этого гения столько денег, то, как минимум, должны проследить, чтобы все прошло гладко. Так что давай, Климушка, впрягайся, не все же мне одному».

Пожалуй, друг прав. Он и так самоустранился на целых три месяца, занимался исключительно лондонским филиалом, а Виктору приходилось все расхлебывать одному: и с бизнесом, и с Дашей…

По словам друга, после разрыва с Климом Даша очень страдала. Сначала пыталась уйти в запой. Потом запой плавно перетек в загул. Выбивала Клима клином, как образно выразился Виктор. В конце концов ему пришлось вмешаться. На вразумление непутевой сестры ушло почти два месяца. Виктор уже потерял надежду, когда внезапно все Дашины страдания закончились. Помог психотерапевт, к которому еще на заре ее депрессии Виктор отвел сестру. Помощь была, на взгляд Виктора, не слишком профессиональной, но зато весьма эффективной. Говорят, так часто бывает, что пациенты влюбляются в лечащего доктора. Даша влюбилась, а доктор, вопреки законам медицинской этики, ответил ей взаимностью. Сначала Виктор хотел вмешаться, а потом передумал. Избранник сестры оказался мужиком неплохим: порядочным и самостоятельным. Да и Даша с ним изменилась: перебесилась, успокоилась. Вот тебе и чудеса психотерапии! Или, может, это и в самом деле – любовь? Виктор не знал, но за младшую сестру был рад несказанно.

И Клим был рад. Раньше бы сообразить, что они с Дашей – не пара, и не морочить девчонке голову. Но теперь уж что? Хорошо то, что хорошо кончается. Даша «перебесилась», нашла свое женское счастье, а он…

А что – он? У него все хорошо. Бизнес идет в гору, совесть его чиста. Что еще нужно для жизни? Вот сейчас на показе поприсутствует, приобщится к прекрасному. Кстати, приобщаться можно начинать прямо сейчас, вон сколько очаровательных барышень кругом! Настоящий цветник! Может, за моделькой какой приударить? А что, и не слишком хлопотно, и приятно. Клим уже четвертый месяц один, непорядок.

– Любуешься? – Виктор понимающе улыбнулся. – Все-таки ты, Панкратов, хитрец! Ну, признайся, ты с этим гением связался исключительно из-за возможности общаться с такими вот красавицами? Я-то сначала не врубился, думал, на кой хрен тебе эта морока с показом, а потом как-то попал на репетицию, посмотрел, как эти ангелы длинноногие порхают по подиуму, и прозрел. Молодец, Панкратов, масштабно мыслишь!

– Да ладно тебе, – отмахнулся Клим. – Ты лучше скажи, кто помещение для показа выбирал? – Он с удивлением осмотрел зал, похожий на огромный аквариум. Снаружи, близко-близко, огни и звезды, и луна в полнеба, а внутри – люди-рыбки.

– Так твой гений на пару с пиарщиком и выбирали. А что, не нравится?

– Нравится. – Ему не просто нравилось, ему чертовски нравилось! Грамотный, что ни говори, ход: много воздуха и света, и ночное небо с неестественной яркой, точно нарисованной флуоресцентной краской луной. Ничего общего с «Блиндажом», все по-другому. И атмосфера…

Алиса стояла у прозрачной стены, так близко, что Клим испугался – вдруг она оступится, вдруг стекло недостаточно толстое, а до земли – сотни метров…

Зря он боится: она ведь не одна, она вместе с каким-то типом, держит его под руку, шепчет что-то на ухо, а тип улыбается. Интересно, что такое особенное должна сказать женщина, чтобы превратить мужика в такого счастливо-мечтательного идиота?..

Нет, Климу неинтересно! Ему вообще плевать, он давно решил, что освободился.

…Климу не хватило времени, еще секунда-другая – и он сумел бы взять себя в руки, подобрать подходящее случаю выражение лица. Лучше – равнодушное или вежливо-снисходительное.

…Она обернулась раньше, заглянула прямо ему в душу своими печенежскими глазами и увидела все, что он не успел скрыть за привычной светской маской. Многое успела рассмотреть? Клим не знал. Наверное, многое, в противном случае не стала бы улыбаться так… так радостно.

Радуется! Чему? Тому, что он один и душа его – сплошная рваная рана, дымящаяся и кровоточащая? А у нее есть этот молодой хлыщ, и можно прижиматься к нему всем телом и шептать на ухо всякие глупости.

Панкратов все-таки взял себя в руки – лучше поздно, чем никогда, – и сумел ответить на ее улыбку равнодушной ухмылкой. Пусть думает, что ошиблась, что ему все равно.

А ему и в самом деле все равно. И на показе ему ровным счетом нечего делать. Справятся и без него. Раньше ведь справлялись. А Виталику он потом все объяснит, придумает что-нибудь правдоподобное. Зря он вернулся из Лондона, ох, зря…

Если бы она знала! Она считала, что Панкратов в Лондоне, и поэтому растерялась, стояла и улыбалась, как глупая девчонка-первокурсница. Интересно, он заметил ее радость? Скорее всего, заметил… И эта его усмешка… Хорошо уметь вот так улыбаться. За такой усмешкой можно спрятать любую боль и любую радость. Он банкир, ему не привыкать, а она – дура…

Если бы у нее было время, если бы он не появился так неожиданно, все было бы по-другому. Она ведь так его и не поблагодарила: ни за себя, ни за Зинон, ни за магазин на Кутузовском. Благодарить в письме – это невежливо и неправильно, а вот лично…

Алиса боялась. Боялась, что на ее невнятное «спасибо» Клим ответит вот этой своей коронной усмешкой. И тогда уже – все, тогда она не сможет сказать ни слова из того, что собиралась.

Она оказалась права: Климу Панкратову без надобности ее благодарность. Он даже спасибо ей сказать не позволил, он просто взял и ушел…

На улице было хорошо – прохладно и чуть ветрено. Самая подходящая погода для глухой тоски. Захотелось курить, прямо здесь, на крыльце железобетонного монстра. А ведь он бросил, уже два месяца как.

– Хочешь курить? – послышался смутно знакомый хрипловатый голос.

– Хочу. – Он обернулся, встретился взглядом с прищуренными угольно-черными глазами. – Рад видеть тебя наяву.

– Наяву?! – Зинон удивленно выгнула бровь, но по глазам было видно – она знает, о чем он.

– Ты изменилась. – Клим с легкостью принял правила игры.

Она действительно изменилась, стала женственнее, что ли. И белоснежное норковое манто чудесно гармонировало со смуглой кожей, и рубиново-красные волосы не вступали в диссонанс с этой гармонией. Красивая женщина! Странная, дикая, неприрученная… как Алиса.

О чем это он? Алиса уже прирученная.

– Уже уходишь? – Зинон взмахнула мундштуком с тонкой сигаретой.

– Дела. – Клим пожал плечами, с вожделением посмотрел на сигарету. – Дашь?

– Она дамская.

– Ерунда.

– И с ментолом.

– Тоже ерунда.

– Бери. – Зинон протянула ему начатую пачку и зажигалку.

Ветер… из-за него пришлось повозиться, но Клим справился, жадно затянулся. Ментоловый дым непривычно холодил нёбо. Никотина в сигарете было чуть-чуть, но Панкратову полегчало.

– Спасибо, – вдруг сказала Зинон.

– За что?

Она пожала плечами, по белоснежному меху пробежала искрящаяся волна.

– За все, за магазин…

– А ты мне снилась. – Все-таки он не удержался.

– Да?

– Помнишь?

– Я должна помнить твои сны?

– Ты была сначала летучей мышью. – Зинон скептически фыркнула. – А потом черной пантерой.

– Пантера мне нравится больше.

– Мне тоже.

Странный у них получался разговор…

– И ты подсказала мне, где искать Алису.

Зинон улыбнулась:

– Тебе повезло, Панкратов, у тебя вещие сны. И Алисе повезло, – добавила она после недолгой паузы.

– Так ты ничего не помнишь?

Зинон покачала головой.

– Когда ты была летучей мышью, я угощал тебя сигаретой.

– Я тоже угостила тебя сигаретой.

– Утром сигареты исчезли с прикроватной тумбочки.

– Думаешь, это я? – Женщина звонко рассмеялась.

– А на шторах остались следы от когтей.

Зинон посмотрела на свои покрытые серебристым лаком ногти, сказала:

– Панкратов, я была в коме.

– Ты мне снилась.

– Я ничего не помню.

– А следы…

– Что касается сигарет, просто загляни под тумбочку.

– А затяжки от когтей?

– Расспроси свою домработницу.

– Так все просто?

– Думаю, да.

– Не знаю. – Он сделал глубокую затяжку, ментоловое облако осело где-то в желудке, и от этого в животе стало холодно и щекотно. – Все равно, ты мне очень помогла.

– Подозреваю, что ты мне тоже очень помог. Мелиса собиралась отключить мне аппаратуру и затем убить Алису. Ты видел Алису? – Черные глаза сузились до щелочек.

– Видел.

– Разговаривал?

– Нет. – Он бы поговорил, если бы она была одна, но… она была не одна.

– Почему?

– Твоя подруга оказалась занята. – Курить расхотелось. – А у меня появились неотложные дела.

– Жаль. – Зинон пробежалась длинными пальцами по пушистому меху. – Она хотела поговорить с тобой, поблагодарить…

– Пустое. – Клим отшвырнул сигарету. – Я уже и не помню, за что меня нужно благодарить.

– А она помнит. Ты спас ей жизнь! Виталик говорит, что ты теперь за нее в ответе.

– Мне бы за себя ответить. – Он горько усмехнулся. Говорить Зинон о том, что у Алисы теперь есть новый защитник, Клим не стал. Зачем? Можно подумать, она не в курсе! – Пора мне.

Женщина молча кивнула. Клим шел к машине и затылком чувствовал ее задумчивый взгляд. Пусть смотрит, с него не убудет…

Показ прошел великолепно. «Лунная соната» Виталика взорвала мир моды. Зинон, Царевна Лебедь, произвела фурор в узком кругу друзей и знакомых. Александр сиял от любви и свалившегося на него счастья.

Алиса потерялась и запуталась. Алиса выгорела изнутри. Панкратов улыбнулся ей своей коронной усмешкой, Панкратов ушел, и душа, все эти месяцы медленно тлевшая, вспыхнула ярким пламенем.

Больно. Огонь – это всегда больно…

Алиса уже собиралась уезжать, когда на плечи ей легли прохладные руки. Зинон улыбалась, Зинон не чувствовала ее огня. Странно…

– Красотуля, мне нужно кое-что тебе рассказать…

Первое, что сделал Клим, когда вернулся домой, – заглянул за тумбочку. Пачка сигарет нашлась именно там – Зинон оказалась права.

Вторым пунктом был звонок домработнице. И снова в точку. В следах от когтей не было ничего мистического. Кот, банальный кот, любимец домработницы. Она везла его к ветеринару, а перед визитом в клинику заехала прибраться у Клима. Кот выбрался из сумки…

Пунктом третьим Панкратов напился. Хороший армянский коньяк – достойный собеседник, с ним можно поделиться самым сокровенным, как с психотерапевтом…