Текст книги "Мужчины не плачут"
Автор книги: Татьяна Корсакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Маша опустила умытого Ваньку на пол, потрясение посмотрела сначала на бабу Тоню, потом на развалившегося посреди кухни Тайсона.
– Тут они, денежки-то. – Баба Тоня уселась на табурет, выудила из-за пазухи стодолларовую купюру, помахала ею перед Машиным носом. – А остальное завтра, сказал, отдаст, после того, как у Тайсона и евонной сучки все сладится.
Тай поднял голову, с интересом посмотрел на бабу Тоню, тихо рыкнул.
– Вишь, понимает! Даром, что на четырех лапах. Лучше иного мужика соображает. – В голосе бабы Тони послышались уважительные нотки. – Пойдем с тобой завтра, Тай, бизнес делать. А ты чего молчишь? – она посмотрела на Машу. – Язык проглотила или не рада?
– Рада.
– Что-то по тебе не видно.
– Мне сегодня в шести местах отказали.
Баба Тоня покачала головой, сказала преувеличенно бодро:
– В шести отказали, в седьмом возьмут.
– Боюсь, в седьмом тоже откажут. Я тут подумала, – Маша тяжело вздохнула, погладила сына по белокурой головке, – надо планку снижать.
– Это как?
– Буду искать работу не по специальности, продавцом на рынке или уборщицей.
– С ума сошла! – ахнула баба Тоня. – Куда ж тебе в уборщицы с высшим-то образованием?! Зря, что ли, пять лет в институте корячилась?!
Маша пожала плечами. Конечно, идея пойти работать уборщицей, нравилась ей не больше, чем бабе Тоне. Конечно, у нее было высшее образование, и гонор, и чувство собственного достоинства. Но еще у нее был сын, баба Тоня и Тайсон… и она чувствовала себя ответственной за них.
– Еще месяц поищешь нормальную работу, а потом, если не найдешь, можешь уборщицей устраиваться, – прервала ее размышления баба Тоня. – Я вот тут подумала, может, мы будем нашего Тайсона напрокат сдавать? За деньги или за щеночков? Хороший бизнес получится.
Маша хотела было возразить, что не всякий согласится платить такие же большие деньги за «услуги» Тайсона, но окрыленная новой идеей баба Тоня уже вышла из кухни. Маша невесело улыбнулась, налила Ваньке молока, высыпала в миску Тая остатки собачьего корма, потянулась за туркой, но вспомнила, что кофе кончился еще вчера утром.
– Баба Тоня! – позвала она.
– Чего тебе? – послышалось из недр квартиры.
– Можно деньги тратить, которые вы с Таем заработали? Продукты на исходе.
– Да трать ты! Что я, для себя, что ли, старалась? Ваньке фруктов купи, Таю чего-нибудь вкусненького, заслужил. И кофе купи. Знаю, что ты уже весь кофе попила.
Маша снова улыбнулась, на сей раз почти счастливой улыбкой. Все-таки хорошо, что у них есть баба Тоня. Как они вообще без нее раньше жили?! Повинуясь внезапному порыву, Маша подошла к сидящей перед телевизором женщине, обняла ее, поцеловала в щеку.
– Это что еще за щенячьи нежности? – баба Тоня сердито посмотрела на нее поверх очков.
– Это я так. – Маша смутилась. – Спасибо вам.
– Спасибо на хлеб не намажешь. Бери деньги и ступай, – баба Тоня на мгновение задумалась, махнула рукой: – И чего уж там, купи-ка ты нам граммов двести шоколадных конфет. Страсть как хочется чайку с шоколадными конфетами…
Они пили чай с конфетами, когда в дверь позвонили.
– Небось Анжелка твоя, – недовольно проворчала баба Тоня.
Она невзлюбила Лику с самой первой встречи, и Маша никак не могла понять причину этой странной неприязни. «Вот не нравится мне эта Анжелка, и все тут, – упрямо повторяла баба Тоня, – не нашего она поля ягода. Ванюшку зря балует, к роскоши с младенчества приучает. Ну и что, что она его любит?! Пусть своего родит и любит!»
Объяснять, что «своего» у Лики после тех трагических родов никогда не будет, что что-то там нарушилось в ее организме, и теперь она бесплодна, не имело смысла. Баба Тоня упрямо качала головой и доводов Маши не слушала. Наверное, причина этой странной неприязни – банальная ревность, нежелание делить своего «драгоценного Ванюшку» с «какой-то там богачкой», но все равно неприятно и перед Ликой неудобно. К счастью, подруга проявляла чудеса терпимости, к «заскокам» бабы Тони относилась с пониманием, была с ней вежлива и предупредительна. Даже колкости в свой адрес выслушивала с улыбкой.
Маша немного завидовала умению Лики «держать лицо». У нее самой «держать лицо» получалось не всегда. Да что там, чаще не получалось, чем получалось. Наверное, дело тут в чувстве собственного достоинства или в чем-то еще, что дается или не дается от рождения. У Лики это «что-то» было, а сама она всякий раз срывалась на глупые бабьи слезы, теряла лицо…
– Чего сидишь? – проворчала баба Тоня. – Иди дверь открой богачке своей.
Маша бросила на нее укоризненный взгляд, встала из-за стола.
Баба Тоня оказалась права – на пороге действительно стояла Лика.
– Привет! Ничего, что так поздно? Ванюшка еще не спит? – спросила она, целуя Машу в щеку.
– Привет. Ты не поздно. Ванька еще не спит, – улыбнулась Маша.
– Ика! Ика! – Из кухни донесся радостный Ванькин визг, послышалось топанье маленьких ножек, и в прихожей появился Ванька собственной персоной.
– Ах, ты мой зайчик! – Лика подхватила малыша на руки, принялась целовать перемазанную кашей мордашку.
– Испачкаешься, – предупредила Маша.
– А, ерунда! – отмахнулась подруга. – Ну, как вы тут, мои хорошие?
– Все хорошо.
– А я с новостями! – Не спуская довольного Ваньку с рук, Лика прошла на кухню. – Здравствуйте, Антонина Артамоновна.
– Ну, здравствуй, раз пришла, – отозвалась баба Тоня.
– Баба Тоня… – зашипела Маша.
– А что – баба Тоня?! Время-то позднее, чего на ночь глядя по гостям шляться?
– Антонина Артамоновна права. – Лика невозмутимо улыбнулась, присела за стол, пристроила Ваньку у себя на коленях.
– Чай будешь? – Маша пыталась загладить бестактность бабы Тони.
– Буду, – Лика снова улыбнулась. – А вы, Антонина Артамоновна, не переживайте. Я по делу зашла, всего на пару минут.
– Какие у тебя могут быть дела? – пренебрежительно фыркнула баба Тоня.
– А я не по своим, я по Машиным делам зашла. – Лика потянулась за чашкой с чаем.
– Куда?! – сорвалась с места баба Тоня. – С дитем на руках собралась кипяток пить?! Ну-ка, давай Ваньку сюда, бестолковая! Еще ошпаришь пацаненка! – Она подхватила на руки протестующего Ваньку, отошла к окошку.
Лика бросила быстрый взгляд на Машу. В ответ та лишь виновато пожала плечами. Иногда баба Тоня становилась до ужаса вредной, и в такие моменты спорить с ней было бесполезно.
– Пей чай, – сказала Маша примирительно. – Есть конфеты. Будешь?
– Спасибо, я только чай. – Лика улыбнулась, но по глазам было видно, что выходка бабы Тони ее расстроила. Похоже, и в ее броне есть бреши. – Как дела с работой? – спросила она после небольшой паузы. – Есть новости?
– Мать-одиночка с маленьким ребенком на руках никого не интересует. Пойду работать на рынок или дворником, если по профилю устроиться не удастся. А может, в дворники матерей-одиночек тоже не берут?
Баба Тоня выразительно хмыкнула, но промолчала.
– Я тебе работу нашла, – сказала Лика, – по профилю и с приличной зарплатой. Хочешь?
Конечно, Маша хотела! В ее положении было грех отказываться от какого бы то ни было предложения.
– Спасибо, Лика. А что за фирма?
– Там не то чтобы фирма, там целый холдинг. Называется «Трио». Может, слышала?
Еще бы она не слышала! Реклама этого самого «Трио» не сходила с экранов телевизоров. Растяжками и щитами с его логотипом пестрила вся Москва. Но вот вспомнить, чем конкретно занимается холдинг с незатейливым и каким-то непрезентабельным названием «Трио», Маша не смогла, как ни старалась.
– У них широкий круг интересов. – Лика, казалось, читала ее мысли. – Сырье, строительство, перевозки, благотворительность.
– И чем скромный программист вроде меня может заинтересовать такого монстра, как холдинг «Трио»?
– Своими профессиональными качествами. Чем же еще?
– Не темни, Лика. До сих пор мои профессиональные качества никого не заинтересовали. У тебя в этом «Трио» кто-то знакомый работает? Наверное, в компьютерном отделе, да?
– Ну, в общем, да, – сказала Лика как-то не слишком уверенно. – Только не тяни с решением. Сама понимаешь, свято место пусто не бывает.
– А чего это ты так стараешься? – встряла в разговор баба Тоня. – Работу-то хоть законную Машке предлагаешь? А то мало ли что!
– Баба Тоня! – не удержалась Маша.
– Молчи уж! Большие деньги сейчас только за криминал платят. Порядочные люди много не зарабатывают.
– Сами же сегодня триста долларов заработали, – напомнила Маша.
– Так то ж я! Меня не проведешь! А ты дуреха доверчивая. Тебя любой облапошит.
– Лика не любой, она моя лучшая подруга! Да и сама я не такая уж и доверчивая. Лика, когда мне нужно на собеседование подойти?
– Не позднее следующей недели, а лучше уже на этой. Только, – подруга замялась, виновато посмотрела на Машу, – давай сначала сходим к моему стилисту. Ты не обижайся, пожалуйста, но с твоими волосами надо что-то делать.
У окна снова многозначительно фыркнула баба Тоня. Маша вздохнула. С волосами действительно надо что-то делать. Вопрос лишь в том, сколько это будет стоить.
– О деньгах не беспокойся. Я тебе дам взаймы, в счет будущей зарплаты.
– Не надо ей ничего занимать! – приосанилась баба Тоня. – Есть у нас деньги на твоего стилиста, чай, не бедствуем!
Маша вспомнила пустое нутро холодильника, но промолчала.
– Сто долларов тебе на марафет хватит? – спросила баба Тоня тоном доброй феи.
Маша хотела было поинтересоваться, где она возьмет эти сто долларов, когда в разговор вмешалась Лика.
– Сто долларов определенно хватит. Еще и сдача останется, – заверила она бабу Тоню.
– А хоть и не останется! Нам-то что? Нам без разницы, – проворчала та.
– Вот и хорошо! – Лика улыбнулась бабе Тоне, сделала «козу рогатую» Ваньке. – Значит, завтра в десять утра мы идем к стилисту, а послезавтра – знакомимся с работодателем.
– Ох, не нравится мне эта твоя подруга! Нахлебаешься ты с ней! – проворчала баба Тоня, когда за Ликой закрылась дверь.
– Глупости! – отмахнулась Маша.
– А я говорю – нахлебаешься! – упрямо повторила баба Тоня. – И чего она, такая богатенькая и красивенькая, к тебе таскается?! Какая она тебе подружка?! Деньги к деньгам плывут. А с тебя, Машка, чего взять?
Спорить с бабой Тоней не хотелось, тем более в свете предстоящих перемен. Неужели фортуна повернулась к Маше лицом и у нее наконец появится нормальная работа?! Вполуха слушая ворчание бабы Тони, Маша расстелила постель, переодела ко сну Ваньку. Поняв, что ее обличительные речи никто всерьез не воспринимает, старушка замолчала и вышла из спальни. Обиделась.
Обычно Маша спешила извиниться, сгладить острые углы, потому что по опыту знала – с бабой Тоней мириться нужно как можно быстрее. В противном случае та будет дуться, ходить с оскорбленным видом и изводить ее гробовым молчанием. Но взбудораженный приходом Лики Ванька капризничал, не хотел укладываться спать. Маша вышла из спальни только в одиннадцатом часу, на цыпочках прокралась в гостиную, в темноте, почти на ощупь, добралась до дивана, на котором спала или делала вид, что спит, баба Тоня.
– Баба Тоня, – позвала шепотом. Ответом ей стала тишина. Маша пожала плечами, направилась к двери.
– Там на комоде деньги, – послышалось за спиной. – Только выбери самую лучшую парикмахершу. Не вздумай к неумехе какой пойти. Только самую лучшую, за такие-то деньжищи…
– Спасибо, – шепотом сказала Маша.
– Иди уж, непутевая… – Пружины старого дивана сердито скрипнули.
«Вот и помирились», – подумала Маша с облегчением.
* * *
– Все, приехали. – Лика остановила машину напротив старинного или стилизованного под старину трехэтажного особняка.
Маша с неохотой выбралась из уютного, вкусно пахнущего Ликиными духами салона, украдкой вытерла о юбку вспотевшие ладони, со страхом посмотрела на особняк, служащий холдингу «Трио» центральным офисом.
– Не волнуйся, все будет хорошо. – Лика ободряюще, улыбнулась.
– Я не волнуюсь. – Маша тряхнула головой, почувствовала, как по шее пробежал ветерок, осторожно коснулась кончиками пальцев своего коротко стриженного затылка. Ощущение было, мягко говоря, неожиданное: гладкий шелк волос вместо привычной жеваной пакли. Ликин стилист не подвел, сотворил с ее бедной головой почти невозможное. Он колдовал долго, Маше показалось – больше двух часов. Стрижка короткая, почти мальчишеская. Цвет – благородный коньяк. Мейк-ап с максимальным акцентом на глаза. Маша не стала в одночасье красавицей, но в ней появилось нечто. Стилист называл это сексапильностью. Лика назвала это шармом. А Маша так до сих пор и не определилась, что же это такое.
Привыкать к новому имиджу, дерзкой, немного легкомысленной стрижке, глазищам вполлица, беззащитно открытым и по-детски розовым ушам, было тяжело. Точно и не ее это вовсе – волосы, глаза, уши. Странное ощущение, будоражащее. Словно она влезла в чужую шкуру: красивую, модную, но чужую. А тут еще это собеседование…
Маша убеждала себя, что бояться не нужно, что все будет хорошо, что Лика обо всем договорилась, но все равно боялась. Безумно, до дрожи в коленках. Вот оно – ее неумение «сохранять лицо».
– Ну, пошли! – Лика щелкнула брелком сигнализации, потянула Машу к крыльцу, на котором в расслабленной позе стоял парень, несмотря на жару, одетый в строгий костюм. Наверное, охранник. Парень проводил их цепким, изучающим взглядом.
– Не обращай внимания, – шепнула Лика, удостоив охранника едва заметным кивком.
– Я и не обращаю. – Маша из всех сил старалась выглядеть независимой. Такой, как Лика.
В просторном холле царила кондиционированная прохлада.
– Нам туда! – Не замедляя шаг, Лика направилась к лифту то ли хорошо отреставрированному, то ли удачно стилизованному под старину. Всего три этажа – и лифт!
Они вошли в кабину, отделанную полированными деревянными панелями. Лифт тронулся с тихим, совершенно не раздражающим дребезжанием. Наверное, он мог бы работать абсолютно бесшумно. Наверное, дребезжание тоже стилизовано под старину. Интересно, каким должен быть хозяин всей этой красоты?
Воображение тут же нарисовало мужчину, еще молодого, но с налетом искусственной старины, этакой благородной патины, высокого, с серебром в волосах…
Впрочем, что ей до хозяина? Нет, не так, что хозяину до нее, рядовой компьютерщицы? Он даже не подозревает о существовании какой-то там Маши Литвиновой. Не царское это дело! Ей предстоит собеседование с кем-нибудь, кто рангом значительно ниже, максимум, с начальником отдела.
Лифт остановился, с мелодичным треньканьем открылся. Маша ступила на желто-коричневый, цветом похожий на мокрый пляжный песок ковер и едва поборола желание разуться, чтобы не запачкать эту «пляжную красоту». Ей всегда казалось, что ковры в присутственных местах – это непрактично и неуместно.
– Не волнуйся. – Лика слегка коснулась ее локтя.
Маша кивнула, сделала шаг – каблуки тут же утонули в ворсе.
Ковер цвета мокрого песка вывел их к просторной, залитой солнечным светом приемной.
Рабочий стол с выключенным компьютером, коммуникатором и ровными стопками пластиковых папок. Офисный стул, небрежно задвинутый в угол. Пасторальные картины на стене, прямо над кожаным диваном для посетителей. Живые цветы в вазе богемского стекла на изящном столике. Все дорого, уютно, стильно. Вот только хозяйки этого стильного великолепия нигде не видно. Наверное, отлучилась выполнять поручения Большого босса.
От мысли, что за массивной дверью находится кабинет не какой-то там мелкой сошки, а именно Большого босса, желудок свело судорогой, ладони опять взмокли.
– К кому ты меня привела? – Маша бросила на подругу беспомощно-осуждающий взгляд.
– К хозяину этой конторы. – Лика беззаботно пожала плечами. – Точнее, к одному из хозяев.
– А сколько их всего?
– Три. – По безмятежному Ликиному лицу пробежала тень. – Раньше было три, а сейчас только два. Один из них мой хороший знакомый, он с радостью предоставит тебе работу.
– Так уж прямо и с радостью?! – Маша скептически хмыкнула.
– Успокойся.
– Я спокойна. Только, знаешь, я к встрече с финальным боссом не готовилась. Ну не рассчитывала я, что мне будет оказана такая высокая честь! – Маша выразительно посмотрела на закрытую дверь. – Мне бы с кем-нибудь не столь представительным пообщаться.
– Тебе работа нужна? – Лика едва заметно нахмурилась.
– Нужна.
– Тогда доверься мне. Иван нас уже ждет.
– Иван? – То, что Большого босса зовут так же, как и ее сына, показалось Маше добрым знаком. Да и вообще, ну не съест же он ее, в самом деле!
– Готова? – спросила Лика.
Вопрос прозвучал так, словно Маша собиралась войти не в кабинет добросердечного олигарха Ивана, из чистого альтруизма согласного облагодетельствовать неизвестную деваху, а в клетку с диким зверем. Ей вдруг стало смешно. Скорее всего, это было нервное – нестандартная реакция на стрессовую ситуацию.
– Тогда вперед! – Лика распахнула перед ней дверь.
Маша сделала глубокий вдох, улыбнулась отчаянной улыбкой и переступила порог.
После светлой приемной глаза не сразу привыкли к полумраку, царящему в кабинете. Стало неуютно, словно с залитого солнцем пляжа она шагнула прямиком в склеп. Маша моргнула, привыкая к резкой смене освещения.
– Здравствуйте, дамы! – Вежливо-холодный и, как ей с перепугу показалось, не слишком приветливый голос доносился из самых недр склепа.
Перестав наконец моргать, Маша посмотрела на вставшего из-за стола мужчину. Сначала это был просто силуэт, серая тень на стене. А потом она разглядела своего будущего работодателя…
Знакомый Лики, добросердечный олигарх Иван, альтруист и меценат, оказался тем самым желчным мужиком со злыми глазами и дребезжащим от раздражения голосом, который совсем недавно обозвал Машу дурой. Судьба-злодейка снова сыграла с ней злую шутку, забросила не в кабинет к сердобольному дяденьке, а в клетку к зверю. Может, и не дикому, судя по интерьеру клетки, но достаточно опасному.
Только бы не узнал! Кто она такая? Пыль на его ботинках ручной работы. Не узнает…
Самовнушение, или самообман, подействовали. Маша взяла себя в руки и перестала наконец улыбаться, как воспитанница садика для умственно отсталых.
* * *
Без Аннушки было тяжело. Не в том смысле, что некому было варить ему кофе по утрам, отвечать на телефонные звонки и ополаскивать пепельницу каждые полчаса. Последнее, кстати, его больше бесило, чем умиляло, но в этом была вся Аннушка, с ее пониманием своих служебных обязанностей. Теперь, когда Аннушку положили в НИИ онкологии, в его рабочем пространстве образовался вакуум, который раньше заполняла не слишком организованная и чрезмерно заботливая секретарша.
Серебряный понимал, что рак груди для тридцатилетней женщины – это почти приговор. Даже если ей удастся сохранить жизнь, то грудь ей не сохранить – это факт. Женщины – странные существа. Им кажется, что в восприятии мужиков они состоят исключительно из бюста и ног. Лишиться одной из составляющих для них хуже смерти. И Аннушка не исключение.
Она держалась, ни о чем не рассказывала, ни на что не жаловалась. О ее страхах и глупых бабьих комплексах по поводу утраты сексуальной привлекательности в глазах всех мужчин и любимого мужа в частности рассказал Серебряному Степан, его бессменный водитель и муж Аннушки.
Вообще-то, Серебряный не терпел панибратских отношений, с подчиненными всегда соблюдал дистанцию, но горе Степана было таким безысходным, едва ли не большим, чем горе самой Аннушки, что на сей раз он сделал исключение – после трудового дня велел ехать не домой, а в кабак. Там Серебряный потратил два часа на то, чтобы напоить ошалевшего Степана водкой и выяснить, в чем тот видит корень зла.
Проблема сводилась к одному: Аннушка переживает за свою привлекательность, а Степан переживает за Аннушку, потому что рак – это не хухры-мухры, а они еще только жить начали, о детях только задумались…
Серебряный внимательно выслушал все доводы, отвез пьяно всхлипывающего Степана домой, сделал несколько звонков в НИИ онкологии, оставил рядом с бесчувственным телом водителя бутылку водки на опохмел и отправился колесить по ночному городу… Ему всегда хотелось уравновесить совершенно доброе дело чем-нибудь менее благородным, иногда даже вовсе неблагородным. Это происходило не из-за космической черноты бессмертной души Ивана, а от стремления к равновесию, этакой вселенской гармонии. Хорошего и плохого должно быть поровну. А иначе все – кирдык!
Наверное, восстанавливая вселенскую гармонию, он немного перестарался, потому что впервые за последние пять лет не смог вспомнить, как именно он эту гармонию восстанавливал. Судя по колоколом гудящей голове, без экспериментов с алкоголем не обошлось. Судя по перепачканной губной помадой рубашке, без женщины не обошлось. Судя по измятым простыням, без секса тоже не обошлось. Судя по отсутствию посторонних личностей в его квартире, повел он себя не как джентльмен и среди ночи выставил прекрасную незнакомку за дверь. Пожалуй, последний поступок снова сдвинул равновесие в сторону зла, но голова болела так сильно, что Серебряный решил не заморачиваться. Обычно он не был груб с дамами и наверняка хорошо заплатил ночной гостье за причиненные неудобства. В итоге после недавнего загула Серебряного тревожила лишь головная боль, да и та после двух таблеток аспирина стала терпимой и почти родной.
Аннушки на рабочем месте не было. Да и с чего бы ей там находиться, если он собственнолично вчера хлопотал за нее в НИИ онкологии? Аннушка теперь под присмотром самых лучших врачей, и к исполнению своих профессиональных обязанностей наверняка вернется еще не скоро. Серебряный сложил разбросанные по Аннушкиному рабочему столу папки в аккуратные стопки, сварил себе кофе и с головой ушел в трудовой процесс.
Нет, все-таки без секретарши тяжело! Уже к одиннадцати он замучился отвечать на бесконечные телефонные звонки, в двенадцать твердо решил, что Аннушку срочно необходимо кем-нибудь заменить, а в час дня пришла Лика и приволокла свою протеже.
Он узнал ее не сразу. И не из-за короткой стрижки и строгого костюма, а из-за этой ее дебильной улыбки вполлица.
Разве можно так улыбаться?! Или теперь так принято – с первой минуты знакомства косить под дурочку? Серебряный порылся в памяти – определенно, такое поведение во все времена считалось идиотским. А чего можно ждать от дурынды, бросающей маленького ребенка на попечение бешеного ротвейлера?! Неприятные воспоминания усилили почти исчезнувшую было головную боль. Серебряный поморщился.
– Здравствуйте, дамы, – сказал он, пожалуй, чуть суше, чем того требовал этикет.
– Добрый день, князь Серебряный. – Лика ослепительно улыбнулась, поцеловала его в щеку.
От нее пахло французскими духами и отчаянием. Серебряный накрыл ее ладонь своей, заглянул в глаза. Он знал причину этого отчаяния. Знал и ничем не мог помочь.
Лика вздрогнула, слегка отстранилась. Ее улыбка поблекла.
– Ты же не забыл о моей просьбе?
– Ну что ты?! Как я мог забыть!
Серебряный врал. Конечно, он забыл. Без Аннушки, которая была его «говорящим ежедневником», Серебряный мог помнить только о самом важном. Трудоустройство дуры, в нерешительности топчущейся сейчас на пороге его кабинета, к разряду «самое важное» не относилось. Если бы не Лика, он бы, не раздумывая, выставил претендентку за дверь.
Но Лика… Лике Серебряный отказать не мог.
Девица перестала улыбаться, испуганно захлопала ресницами.
«Вот и свиделись!» – злорадно подумал Серебряный и сам удивился своему злорадству. Можно подумать, с этой перепуганной гусыней его связывает не мимолетная, не стоящая воспоминаний встреча, а долгие и сложные отношения. Это казалось по меньшей мере странным. Серебряный был скуп на эмоции и редко делился ими даже с близкими людьми. Посторонние же для него оставались – просто фоном. Разве можно испытывать к фону какие-то чувства?
Оказывается, можно. Девица определенно его раздражала. Скорее всего, дело даже не в ней самой, а в тех болезненных воспоминаниях, которые породила их предыдущая встреча. Серебряный пытался их похоронить, а эта улыбающаяся дурочка, сама того не ведая, выдернула их на свет божий. С мясом, с кровью выдернула… За такие вещи не говорят спасибо.
Усилием воли он подавил растущее раздражение и улыбнулся девице. Наверное, улыбка получилась так себе, потому что в ответ та поежилась, словно от холода. Серебряный удовлетворенно кивнул.
– Присаживайтесь, дамы, – сказал он официальным тоном.
– Спасибо. – Лика выразительно посмотрела на свою протеже. – Маша, ну иди же сюда! Он совсем не страшный. Я вас сейчас познакомлю.
Похоже, в то, что он совсем не страшный, девица не поверила. Несколько мгновений Серебряному казалось, что она не сдвинется с места никогда, так и останется стоять живой статуей на пороге его кабинета. Он многозначительно усмехнулся и переключил внимание на Лику. Этого хватило, чтобы девица обрела наконец способность двигаться. Краем глаза Серебряный видел, как она осторожно, точно по топи, подходит к его столу.
– Познакомься, Маша, это Иван Матвеевич Серебряный, мой хороший друг и твой будущий шеф.
– Здравствуйте, – У нее оказался низкий, с хрипотцой голос. При их первой встрече никакой хрипотцы не было и в помине.
Волнуется. И есть с чего. Серебряный задумчиво посмотрел на протянутую ладошку. На длинных пальцах никаких колец, ногти коротко подстрижены, покрыты бесцветным лаком. Интересно, она действительно думает, что он станет жать руку первому встречному?
Наверное, девица прочла его мысли, потому что залилась краской не то стыда, не то злости, спрятала руку за спину.
– Меня зовут Мария Андреевна Литвинова. – В ее голосе прибавилось хрипотцы. От этого он стал весьма чувственным. С таким голосом работать бы ей диктором на радио или, на худой конец, промышлять сексом по телефону. От клиентов не было бы отбоя.
– Ну, вот и познакомились! – сказала Лика преувеличенно бодрым голосом, бросив на Серебряного удивленно-неодобрительный взгляд. – Может, угостишь нас кофе? Или сразу к делу?
– Лучше сразу к делу, с кофе у меня напряженка. – Он виновато улыбнулся. Улыбка предназначалась только Лике. – Остался без секретарши.
– Незадача. – Лика усмехнулась, грациозно присела на стул, потянув за собой Марию Андреевну Литвинову. Та тяжело, точно не молоденькая девушка, а столетняя старуха, плюхнулась на соседний стул, метнула в Серебряного острый, как лезвие, взгляд. Ишь, злится…
…Она не сумела удержать лицо – потеряла его, как только переступила порог этого проклятого, похожего на склеп кабинета. Большой босс ее узнал, Маша почувствовала это по его насмешливо-брезгливому взгляду. Как его назвала Лика? Князь Серебряный?
Точно князь! Надменный, спесивый средневековый феодалишка. Не князь даже, а князек. Наверное, полжизни тренировался смотреть на людей вот так, как сейчас смотрит на нее, – точно она пустое место, никто. Впрочем, для него Маша действительно никто. И то, что за нее просит Лика, ничего не изменит. Она чуть не умерла от стыда и унижения, когда он отказался пожать протянутую руку. Стоять с протянутой, точно за милостыней, рукой…
Она бы, наверное, и умерла, если бы Лика не отвлекла князя светской беседой, давая ей возможность поднять с пола «уроненное лицо», отряхнуть его от пыли и кое-как приладить на место. Ничего уже не исправишь! Важно первое впечатление, а свое первое впечатление этот надменный князек составил о ней еще тогда, когда, сжимая в дрожащих губах сигарету, обозвал дурой.
Странно, но эти малоприятные воспоминания придали Маше сил. Она вдруг с отчетливой ясностью поняла, что тогда, при их первой встрече, господин Серебряный тоже потерял лицо, и теперь просто отыгрывается на ней, свидетельнице его мимолетной слабости. На работу он ее теперь точно не возьмет. Зачем ему? Получается, из потенциального работодателя, из великого князя Серебряного для нее, Маши Литвиновой, он автоматически превращается в обычного гражданина. Можно сказать, теперь он для нее тоже никто. Значит, можно расслабиться…
– Не возражаете, если я закурю?
Маша недоуменно посмотрела на сидящего напротив мужчину. Не возражает ли она?! Можно подумать, его волнует ее ответ.
– Тогда я тоже, за компанию!
Лика достала из сумочки сигареты. Серебряный предупредительно щелкнул зажигалкой. Она благодарно кивнула в ответ, глубоко затянулась. По кабинету поплыл сизый табачный дым. Маша почувствовала себя лишней на этом никотиновом междусобойчике, но не расстроилась. После того как Его Княжество был мысленно послан ко всем чертям, жить стало легче, жить стало веселее. И сохранять лицо тоже оказалось намного проще.
Она огляделась. Кабинет у Князя был ничего, стильный такой кабинет. Чувствовалась кропотливая работа хорошего дизайнера. Вот только присутствия хозяина не чувствовалось – не кабинет, а гостиничный номер, дорогой, но безликий. Впрочем, не совсем безликий. Опущенные жалюзи, например, настораживают. На улице благодать, лето, солнце, а тут – полумрак. Может, Его Княжество состоит в отдаленном родстве с графом Дракулой? То, что попить человеческой кровушки он не дурак, видно невооруженным глазом. Не в буквальном смысле, конечно, а в фигуральном. Хотя чем черт не шутит…
– Я сказал что-то веселое? – Он смотрел на нее в упор и даже не пытался скрыть раздражение.
– Простите, – Маша вежливо улыбнулась, – я потеряла нить разговора.
На лице несостоявшегося работодателя отразилось такое изумление, что за собственное уроненное лицо теперь можно было не переживать.
– Хотите, чтобы я повторил?
– Если вас не затруднит.
…Контролировать себя становилось все труднее. Метаморфоза, внезапно произошедшая с этой безмозглой курицей, бесила Серебряного все сильнее и сильнее. Сначала она вела себя как готовящаяся к первой брачной ночи девственница, краснела, бледнела, собиралась упасть в обморок, и вот вам, пожалуйста, – сидит с невозмутимым видом, крутит башкой по сторонам и совсем его не слушает. А от него, между прочим, зависит ее будущее… Нет, ну точно клиническая дура! А зачем ему, скажите на милость, дуры в компьютерном отделе?!
– Мы тут рассматривали варианты вашего трудоустройства, Мария Алексеевна, – процедил он сквозь стиснутые зубы.
– Андреевна, – поправила она и закинула ногу за ногу.
– Не понял?
– Меня зовут Мария Андреевна.
– Не суть важно.
– Ну, это как посмотреть.
– Давайте посмотрим на это с моей позиции, с позиции работодателя.
– Хорошо, давайте! – Девица кивнула и провела кончиками пальцев по своим коротко стриженным волосам.
Да что же это такое! Раздражение, которое она в нем вызывала, медленно, но неуклонно трансформировалось в бешенство. Давно забытое ощущение будоражило, электрическими импульсами пробегало по нервам. Даже немногочисленным врагам, даже многочисленным конкурентам Серебряного не удавалось привести его в бешенство, а этой пигалице удалось. Ну, почти удалось…
