Текст книги "Хозяйка колодца"

Автор книги: Татьяна Корсакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Это не проблема, – Морган улыбнулся. – Кстати, давай мы заедем за тобой перед ужином.

Он старался быть галантным по двум причинам. Во-первых, из-за чувства неловкости, оставшегося после их первого, не самого удачного знакомства. А во-вторых, Марьяна ему нравилась. Вот ведь странность, она не была женщиной его типа, но при этом будоражила воображение.

– Ехать нужно уже сейчас. – Сотник, который все это время деликатно не вмешивался, посмотрел на часы. – До ужина чуть больше часа. Марьяна, давай загоняй в стойло своего железного коня, наводи марафет, а мы тебя подождем.

На сей раз она раздумывала недолго, наверное, уже взвесила все за и против.

– Тогда по коням! – она улыбнулась им с Сотником, лихо оседлала свою «Ямаху».

При свете дня больница была чуть менее мрачной, но по-прежнему убогой. На веревках вместо простыней теперь болтались больничные робы. На клумбе не особо пышно колосились неведомые Моргану цветы, а на скамейке, положив на колени какой-то потрепанный альбом, сидела их давешняя знакомая Сидоровна. Завидев их, старушка засуетилась, шустро вскочила на ноги.

– Марьяночка, и голова, и суставы, и живот… – запричитала она. – Ночь кое-как отмучилась, подремала чуток, а потом все как заболит…

– Сидоровна, у меня нет с собой таблеток, – Марьяна украдкой глянула на наручные часы. – Но я скажу Марии Ивановне, чтобы она дала. Подойдите на пост. Хорошо?

– Только скажи Машке, чтобы дала сразу три таблетки. Меньше мне не поможет.

– Скажу, чтобы дала пять на всякий пожарный. Только не пейте все сразу, оставьте две штуки на ночь.

– Ой и хорошая ты девка, Марьяночка! – От радости Сидоровна была готова расплакаться. – А я вот подумала, чего смерти ждать! Забирай книжицу! Вот эту, с картинками, – она протянула Марьяне альбом.

Морган с Сотником вытянули шеи от любопытства. Наверняка «книжица с картинками» – это какой-то анатомический атлас.

Они ошиблись. Вместо картинок в альбоме были чертежи и от руки написанные заметки.

– Это же… – Марьяна подняла на них удивленные глаза. – Кажется, это записки графа Лемешева. Вот смотрите! – она указала на дату и подпись.

– Так и есть, – Сидоровна кивнула. – Это из личной библиотеки графа. Помню, когда только начинала работать, библиотеку хотели уничтожить, как пережиток буржуазного прошлого. Но это ведь книги! – она с нежностью посмотрела на альбом в Марьяниных руках. – Как их можно уничтожать?! Кое-что я припрятала, кое-что оставила себе. Но не все, много книг пропало.

Во время этого разговора о библиотеке старушка даже посветлела лицом. От ее обычной суетливости не осталось и следа. Стало совершенно очевидно, эти старые книги – смысл ее жизни.

– Здесь какие-то чертежи, – Марьяна удивленно разглядывала альбом. – И, кажется, топографический план местности.

– Я же говорю – это очень ценная книжка! – Сидоровна заискивающе заглянула ей в глаза. – Мне за нее даже деньги предлагали однажды. Но я отказалась, подумала, что ж мне такую дорогую вещь продавать не пойми кому. Лучше я ее Марьяночке подарю. Марьяночка меня жалеет, таблеточки дает. А ему другую книжицу дала, без картинок. Уж больно его графская библиотека заинтересовала. Так ты дашь таблеточки, Марьяночка? А то у меня и голова, и живот…

– Дам, Сидоровна. Я же обещала. – Прежде чем закрыть альбом, Марьяна глянула на форзац.

– А что это? – палец с аккуратным, коротко обрезанным ногтем коснулся экслибриса с изображением стоящей на хвосте рыбы.

– Это графский герб. Любил он рыб, старый граф-то. Тот еще был чудак, – Сидоровна улыбнулась. – Вот про колодец все думают, что это для полива, а Ульяна, царствие ей небесное, рассказывала, что в колодец заплывала рыба из озера. Вроде бы граф ее специально прикармливал.

– А кто такая Ульяна? – спросил Морган, переводя взгляд с экслибриса на Марьяну.

– Ульяна? – У нее было странное выражение лица, какое-то отрешенно-задумчивое. – Это мама нашей Хаврошечки. Она умерла несколько лет назад, а до этого, говорят, всю жизнь прожила здесь, при усадьбе.

– Малоумная она, – хмыкнула Сидоровна. – Конечно, не такая, как Хаврошечка, но тоже с большими странностями. Сядет, бывало, у колодца и поет колыбельную. Грустную-грустную. Тоже что-то про рыбок. Говорят, каждую ночь к колодцу приходила, воду баюкала.

– Кстати, а как тут зимой? Не замерзает вода в колодце? – спросил Сотник.

– Не замерзает, – Марьяна покачала головой. – На озере можно на коньках кататься, а тут всегда вода.

– Наверное, из-за конструктивных особенностей системы, – предположил Морган.

– А рыб старый граф любил, да, – Сидоровна словно и не слышала их разговора. – В доме лепнина в виде рыбок. Паркет, помню, в бывшем бальном зале был наборный. Это давно, еще до больницы, – она бросила быстрый взгляд на Марьяну. – И фонтан тоже в виде рыбины!

– Какой фонтан? – Морган удивленно посмотрел на Марьяну. – В вашей глуши и такое имеется?

– Имеется, – она кивнула. – Могу показать. Время еще есть. – Сейчас Марьяна выглядела вполне нормально, но на дне зрачков осталось что-то удивленно-встревоженное.

– Я бы взглянул.

– Секунду, – Марьяна обернулась к старушке: – Сидоровна, а кто хотел купить эту книгу?

– Книгу? Так не помню я, старая стала, память совсем плохая. Вот если бы ты мне дала еще десять таблеточек от памяти, я бы тогда точно вспомнила.

Морган с Сотником весело переглянулись. А бабка не промах! Сливает информацию дозированно, только в обмен на аскорбинку.

– Завтра, – сказала Марьяна твердо. – Боюсь, может случиться передозировка.

– Ну, завтра, так завтра, – старушка не стала настаивать. – Ты только Машке сейчас, вот прямо при мне позвони, чтобы таблеточки дала. А то знаю я ее – мегеру! Без твоего разрешения ничего не дает, а мне хоть помирай…

– Пожалела бабульке аскорбинки? – спросил Морган после того, как Марьяна переговорила с медсестрой. – А говорила, доза маленькая.

– Не в том дело, – Марьяна быстро шла по петляющей между яблонями тропинке. – Просто не хочу создавать прецедент. Сейчас она просит пять таблеток, а станет требовать десять.

– Далеко этот ваш фонтан? – Сотник посмотрел на часы.

– Фонтан – это сильно сказано. Но штука занятная, работает безо всяких насосов, по принципу сообщающихся сосудов. Как фонтаны Петергофа.

– А тут у вас все, как я посмотрю, на этом принципе держится, – хмыкнул Сотник.

– Все, пришли!

Тропинка вывела их к небольшой поляне, посреди которой и в самом деле что-то фонтанировало. Морган присмотрелся.

Фонтан действительно был занимательным. Когда Сидоровна говорила, что фонтан похож на рыбу, Морган ожидал увидеть нечто совсем другое. А эта конструкция и на фонтан-то была мало похожа. Из-под земли выступала только каменная спина и хвостовой плавник огромной рыбы. Из спины же торчала штуковина, похожая на обрезок трубы, из которой тонкой струйкой била вода. Больше всего это было похоже на гигантский порванный поливочный шланг. По позеленевшему от постоянной сырости рыбьему боку вода стекала в каменный желоб, который терялся в густой траве.

– Согласно авторской задумке, это выныривающая из-под земли рыба. – По лицу Марьяны было видно, что ей понятно их разочарование. – Как видите, ничего особенного, но между тем система исправно работает уже больше века.

– И куда уходит вода? – поинтересовался Морган.

– Там, чуть дальше, что-то вроде воронки в земле, – Марьяна кивнула на желоб. – Местные называют это понором, а что это такое на самом деле, я не знаю.

– Короче, ни уму ни сердцу! – усмехнулся Сотник. – Я уже было размечтался, что тут и в самом деле Петергоф.

– Когда-то давно, говорят, в саду были очень красивые каскады, – Марьяна огляделась. – Но сейчас от них не осталось и следа. Ну все! – она хлопнула в ладоши. – Экскурсию считаю законченной! Идем собираться!

* * *

От предложения Марьяны зайти в дом Морган с Сотником деликатно отказались. Правда, и в машину они тоже не вернулись, уселись на скамейку под яблоней, тем самым давая отличную почву для сплетен местным кумушкам. Уже сегодня весь Правый берег будет знать, что у докторши появились сразу два ухажера.

Прежде чем переодеться, Марьяна снова открыла альбом графа Лемешева. Вот только интересовали ее не чертежи и расчеты, интересовала ее рыба на экслибрисе.

Медальон лежал в шкатулке, спрятанной в шкафу. Марьяна открыла шкатулку, положила медальон рядом с экслибрисом. Сомнений больше не осталось. Семь лет назад в антикварной лавке она купила вещь, некогда принадлежавшую графу Лемешеву. Не то чтобы происходящее стало яснее и понятнее, вопросов, наоборот, только прибавилось, но в окружающей ее серой действительности что-то неуловимо изменилось. Как будто в руках у нее оказался ключ от двери, которую еще только предстояло найти.

Марьяна еще раз просмотрела альбом в надежде обнаружить еще что-нибудь, кроме чертежей и технических пометок, но так ничего и не нашла. Спрятала альбом и шкатулку в шкаф. С этим обязательно нужно будет разобраться, возможно, она даже покажет чертежи Моргану и Сотнику. Они ведь строители, вдруг найдут что-нибудь интересное.

На сборы и приведение себя в порядок у Марьяны ушло не больше пятнадцати минут. Ровно в половине седьмого она уже стояла перед парнями. Ловить на себе восхищенные взгляды этих двоих было приятно. Что ни говори, а жизнь на Правом берегу не до конца убила в ней женщину. Кое-что еще осталось.

– Мадемуазель, вы прекрасны! – Сотник попытался поцеловать ее руку, но Марьяна с улыбкой отстранилась. В окне второго этажа маячила грузная фигура медсестры Марии Ивановны, а давать ей дополнительную пищу для пересудов не хотелось.

А Морган ничего не сказал, ни одного, пусть самого завалящего комплимента. Но посмотрел как-то по-особенному. Марьяне нравилось, как он на нее смотрит. С этаким доброжелательным интересом, как будто пытается узнать о ней что-то очень важное, то, что она скрывает ото всех.

Не узнает! Все ее тайны, все ее неразгаданные загадки и невыплаканные слезы останутся при ней. После смерти сестры она научилась быть сильной. Ей бы еще понять… Но это не сейчас, возможно, завтра. Он обещал рассказать, требовал денег. Изгалялся, но обещал. Конечно, лучше бы уже сегодня, но сегодня никак. А завтра… завтра она узнает, кто убил ее сестру.

…Ни в несчастный случай, ни в самоубийство Марьяна тогда не поверила. Лена никогда, ни за что на свете не поступила бы с ними так жестоко. И жизнь она любила, несмотря на свалившиеся на нее трудности. Что угодно, любое безумство, но не добровольный уход из жизни!

А отец поверил. Поверил и винил в случившемся себя. Он оказался слабым, их несгибаемый, все знающий наперед папа. Он поверил, сломался и не захотел искать правду. Его правда была страшной и не нуждалась в коррективах. Его старшей дочери больше нет. Больше не будет жарких споров, оказавшегося никому не нужным противостояния. Лене никогда не стать торакальным хирургом, нет нужды интриговать, расчищая теплое местечко в пульмонологии. А самое главное так и осталось несказанным, потому что старшая дочь все решила по-своему, обошла отца на финишной прямой.

Папа поверил в самоубийство Лены и заставил поверить маму. И только Марьяна пыталась докопаться до правды.

Патанатом был добр к ней, называл то деточкой, то коллегой. Коллегой… ее, еще только поступившую в мединститут.

– Не мучайте себя, деточка, не ищите преступление там, где его нет и не может быть. Это роковое стечение обстоятельств, страшная трагедия, но никак не убийство. Слишком много алкоголя, следы наркотика в крови…

– А это? – перед глазами Ленина рука. Сломанные ногти, изодранная кожа, кровоподтеки на запястье.

– Следы падения с высоты. Такие же, как и на теле. Я бы мог перечислить переломы, но не стану. Из гуманных соображений. И из тех же соображений не стану вам ничего показывать. Не нужно помнить ее такой, деточка. Найдите в памяти самое красивое, самое радостное воспоминание и оставьте его себе, как фотографию, а остальное забудьте.

Наверное, это был мудрый совет, но Марьяна не хотела забывать. Она хотела знать правду, какой бы та ни была.

Возможно, депрессия. Возможно, даже алкоголь. Но не наркотики! Кто угодно, но только не Лена!

– Загляните к следователю, – сказал врач на прощание. – В колодце рядом с телом вашей сестры нашли украшение.

На обшарпанном столе следователя серебряная рыбка казалась чем-то чужеродным. Поблекли чешуйки, поникли плавники, а глаз-хрусталик смотрел на Марьяну с тоскливым укором.

– Забавная вещица. Сошла бы за наживку, – сказал тогда следователь. – Жаль, цепочка порвалась, нужно будет паять.

Ему она тоже пыталась объяснить, растолковать, что самоубийство исключено, что Лена не могла…

– Допускаю, – следователь слушал ее очень внимательно, кивал в такт каждому сказанному слову. – Допускаю, что не самоубийство. Несчастный случай, да? – он смотрел на Марьяну с жалостью и легким раздражением.

– Цепочка порвана. – Серебряная рыбка, похожая на наживку, одобрительно вильнула плавником. Или это из-за набежавшей слезы?..

– Зацепилась за что-нибудь при падении, порвалась. Сходите к ювелиру, пусть починит. Вещица красивая, увесистая такая. Наверное, дорогая.

…Родители погибли, когда Марьяна перешла на шестой курс. Их машина вылетела на встречную полосу. В крови отца обнаружили высокое содержание алкоголя. На сей раз речь о самоубийстве никто не вел. Несчастный случай, непоправимая утрата – так написали в некрологе. Отец хотел уйти и в своем подлом, не имеющем оправдания эгоизме забрал с собой маму…

На принятие решения у Марьяны оставался целый год. Ей нужно знать, как погибла сестра, важно понять, чем и как она жила. А Правобережной сельской больнице требовался врач. Марьяна отвела себе год на поиски ответов. Тогда ей казалось, что это просто, достаточно только поселиться в самом центре заброшенного сада, рядом с тем треклятым колодцем. Стоит только найти очевидцев и задать им правильные вопросы.

Какой же глупой, какой непрозорливой она была! Ее дальновидности и здравого смысла хватило лишь на то, чтобы взять мамину фамилию и с большой выгодой продать дачу на Левом берегу залетному миллионеру. Жизнь внесла свои коррективы, завертела, закружила в хороводе нескончаемых забот и проблем. Жизнь настоятельно требовала, чтобы она была врачом и не была частным детективом. Жизнь прятала от нее свидетелей, набрасывала пелену забвения на то, что Марьяна пыталась помнить вот уже семь лет. И только сейчас, когда отведенный ею самой для себя срок подошел к концу, в окружающей Марьяну темноте что-то забрезжило. Это «что-то» было странным, с щекочущим затылок холодным дыханием, с запахом тины и столетней, покрывшейся корой рыбы, с непонятными чертежами с изображением рыбы на графском экслибрисе, с призраком Лены на краю старого колодца…

Когда Морган предложил ей помощь, Марьяна по старой своей привычке хотела отказаться, но это странное «что-то» заставило ее согласиться. Есть вещи, с которыми не справиться в одиночку. Ей нужны помощники. И нет ничего плохого в том, что она будет использовать их вслепую.

По дороге к дому Яриго заскочили в новое бунгало, которое стало для Моргана и Сотника пристанищем на все лето. Парни переоделись с армейской скоростью, играючи побили установленный Марьяной рекорд. На пороге дома Яриго они оказались без пяти семь. Гости уже рассаживались за накрытым к ужину столом.

– Как устроились? – Яриго улыбался Моргану с Сотником отеческой улыбкой.

Марьяна знала этого человека почти год, была вхожа в его дом, пользовалась его явной симпатией, но никак не могла определиться со своим к нему отношением. Что-то неуловимое, не поддающееся анализу заставляло ее постоянно быть настороже.

– Спасибо, Влас Палыч, бунгало шикарное! – Сотник улыбался от уха до уха. Ему, похоже, не были ведомы сомнения.

– Я смотрю, вы с Марьяной Васильевной уже не разлей вода! – Борейша помахал им рукой, промокнул лысину салфеткой.

– А что, дело-то молодое! – Хлебников хитро сощурился. – Тут главное, чтобы это молодое дело не мешало работе. Что скажешь, Марьяна Васильевна?

– Не помешает, Яков Семенович! – она улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой. – Завтра же навещу вашего бригадира, проверю, как идут отделочные работы.

– Вы с ней поосторожнее, хлопцы! – Хлебников усмехнулся, подергал себя за ус. – Наша Марьяна Васильевна – та еще язва! Палец ей в рот не клади. Ишь, бригадира она будет контролировать!

– Наверное, это оттого, что Марьяна Васильевна не слишком загружена работой. – Агата томно улыбнулась, по-кошачьи выгнула спину. Сегодня она была без пашмины, и ее длинную шею украшало бриллиантовое колье. – Я слышала, в больнице почти нет пациентов. Несколько впавших в маразм стариков не в счет.

– Наверное, это все оттого, – в тон ей сказала Марьяна, – что сами вы, Агата Генриховна, предпочитаете поправлять здоровье в городе и не слишком хорошо представляете специфику работы сельского врача.

– Со здоровьем у меня, слава богу, полный порядок, – Агата раздраженно передернула плечами.

– Да, простите. Вы совершенно правы. Я ведь видела вас не в больнице, а в клинике эстетической хирургии.

Не то чтобы Марьяну порадовало поражение оппонента, но мрачное удовлетворение она все-таки испытала. Агата задирала ее с первого дня знакомства. Иногда мягко, полунамеками, а иногда довольно грубо давала понять, как неприятно ей общество какой-то деревенской докторши. Марьяна ее понимала: Яриго был очень серьезной целью для неувядающей вдовы, а в борьбе за женское счастье и миллионы любимого все средства хороши. Но ведь любому терпению может прийти конец…

– Я ж говорю – язва! – хохотнул Хлебников.

– Кстати! – нарочно громко и нарочно радостно сказал Борейша, и Марьяна испытала к нему что-то вроде прилива нежности за эту попытку отвлечь внимание на себя. – Кстати, как ваша подводная рыбалка, ребята?

– Да пока никак.

Морган под столом коснулся коленом Марьяниного бедра. Наверное, это был какой-то тайный знак. Она вежливо улыбнулась, чуть отодвинулась, а Морган принялся рассказывать про то, как они сегодня были на лодочной станции, хотели арендовать лодку, но так и не дождались сторожа.

– Обычное дело, – Дмитрий Савельев пожал плечами. – Митрич же вечно пьяный. Наверное, шатался где-нибудь. Не понимаю, как его до сих пор не погнали взашей. Так вам еще не удалось воспользоваться камерой?

– Пока нет. Боюсь, теперь уже не скоро получится, – Морган глянул на Яриго. – Работа превыше всего.

– Как раз хотел вам сказать, – Яриго рассеянно взмахнул рукой. – Планы изменились. Следующая неделя будет для меня очень насыщенной. Возникли дела, требующие моего пристального внимания и постоянного присутствия в городе. А я, знаете ли, человек суеверный, на старте любого проекта предпочитаю присутствовать лично. Так что у вас появилась еще одна неделя на раскачку. Осмотритесь пока, прикиньте что к чему, поработайте с документацией. Возможно, мне удастся разобраться с делами пораньше, так что будет удобнее, если вы поживете здесь. Считайте это отпуском за счет фирмы. А уж потом, будьте уверены, времени у вас не останется не то что на рыбалку, даже на сон. И если мы с вами сработаемся, а я почти уверен, что сработаемся, я, пожалуй, предложу вам еще один проект.

– Уж не перестройку ли усадьбы, Влас Палыч? – Хлебников с вожделением посмотрел на штоф водки. Марьяна знала: выпить сельский голова любит. Сколько уже раз приходилось навещать его гостеприимный дом, ставить Хлебникову капельницы, снимать алкогольную интоксикацию, выводить из запоя. Как бы и сейчас не сорвался.

– Никак, сговорились? – оживился Борейша. – Вы же, Яков Семенович, помнится, не собирались продавать усадьбу.

– Передумал! – Хлебников не удержался, потянулся за штофом. – Влас Палыч умеет быть очень убедительным.

– И когда же состоится сделка? – поинтересовался Савельев.

– А вот как переселим Марьяну Васильевну со всем ее хозяйством в новое здание, так и ударим по рукам. – Не дожидаясь тоста, Хлебников опрокинул в себя доверху наполненную рюмку, удовлетворенно крякнул.

– С такими темпами, которыми идет ремонт в новом здании, по рукам вы не ударите никогда, – хмыкнула Марьяна.

– А мы ускоримся! – подмигнул ей сельский голова. Выглядел он сегодня особенно довольным, как добравшийся до сметаны кот. Наверняка предстоящая сделка сулила лично ему немалую выгоду.

– И как вы намереваетесь распорядиться графской усадьбой? – Агата подперла кулаком подбородок, ласково посмотрела на Яриго.

– Пока не знаю, но как бы то ни было, а усадьба не является памятником культуры. Может так статься, что старое здание пойдет под снос, а на его месте появится что-нибудь… – Яриго усмехнулся, – более рентабельное.

– А сад? – спросила Марьяна. – Что станет с садом?

– Сад, я думаю, в любом случае придется выкорчевать, – Яриго улыбался ей тепло, по-отечески. – Нужно быть реалистом, дорогая моя Марьяна, пользы от этих старых деревьев – ноль, а мне хочется, чтобы процветал не только Левый, но и Правый берег. Я собираюсь инвестировать в возрождение местного аграрного сектора большие деньги, поэтому не могу позволить себе необдуманную расточительность.

– Да, место там жирное! – Хлебников подергал себя за ус. – И земля богатая, и озеро рядом. Эх, отличный вы стратег, Влас Палыч! А я вот за столько лет так и не распорядился этаким богатством. – Он с притворной досадой покачал головой. – А то, что сад придется выкорчевать, так это, может, даже и к лучшему. Прекратятся наконец эти… истории.

– А с колодцем что же будет? – Борейша перевел взгляд с Хлебникова на Яриго. – Это ведь вроде местной достопримечательности.

– Вениамин Петрович! – взмахнул рукой Хлебников. – Побойтесь бога! Какая там достопримечательность! Бесполезная, бессмысленная конструкция. Граф этот наш Лемешев мужик был с большими странностями. Это еще его современники отмечали. С одной стороны, технический прогресс и передовые достижения науки, а с другой – форменное мракобесие. Алхимией, говорят, увлекался, опыты-ритуалы всякие проводил.

– А про клад что же вы нам не рассказываете, Яков Семенович? – Агата, до того явно скучавшая, снисходительно улыбнулась Хлебникову. – А то ужасами всякими пугаете, а самое интересное не рассказываете.

– Так потому и не рассказываю, что не хочу это самое мракобесие множить, дорогая моя Агата! – Хлебников раздраженно замахал руками. – Хватает мне и без того проблем.

– Что еще за клад? – в глазах Яриго зажегся азартный огонь. – Что-то я про клад ничего не слыхал.

– Еще одна местная легенда, – пояснил Савельев, накладывая себе на тарелку запеченного с грибами мяса. – Ее на Правом берегу знает каждый. Если верить свидетельствам современников, граф Лемешев был человеком очень богатым. Каким образом достались ему несметные богатства, история умалчивает, но факт остается фактом: в реставрацию имения и преобразование прилежащей территории он вложил немалые средства. Для строительства фонтанов и закладки колодца был приглашен из Москвы Андрей Кирсанов, очень известный по тем временам инженер.

– Много ли нужно ума, чтобы вырыть колодец, – хмыкнул Хлебников, наливая себе еще водки.

– Я же говорю, там был не только колодец, там была целая система каскадов и фонтанов, – возразил Савельев.

– Один мы как раз видели, – сказал Сотник. – Честно говоря, ничего особенного, торчит из земли чья-то спина с хвостом.

– Понимаю, о чем ты, – Савельев кивнул, – но этот фонтан всего лишь фантом былого великолепия. Инженерное решение было передовым, фонтаны и каскады работали без насосов.

– Ага, как в Петергофе, – блеснул недавно полученными познаниями Сотник и удостоился насмешливого взгляда Марьяны.

– Именно так. Жаль лишь, что от прежней красоты мало что осталось.

– Так а что там с кладом? – спросил Яриго нетерпеливо.

– Да нет никакого клада, Влас Палыч, – Савельев покачал головой. – Сказки все это.

– Может, и сказки, – впервые за этот вечер заговорил Глеб Литте. – Но ведь ты же не станешь отрицать тот факт, что после исчезновения графа выяснилось, что и все его несметные сокровища куда-то пропали.

– Ну, во-первых, никто не знает наверняка, были ли вообще эти сокровища, – улыбнулся Савельев. – Граф мог потратить все свои сбережения на реконструкцию имения. А во-вторых, если деньги и были, то они запросто могли остаться в каком-нибудь банке. Как известно, у графа Лемешева не осталось наследников, так что вступать в права наследования было некому.

– Но ведь дыма без огня не бывает, Дмитрий Олегович! – возразил Борейша. – Вот, к примеру, я слышал, что граф прятал клад в колодце.

– Сразу видно, что вы писатель, Вениамин Петрович, – Савельев широко улыбнулся. – Богатое у вас воображение. Даже если граф был настолько безрассуден, что спрятал клад в колодце, то его уже давно нашли.

– Не было там никакого клада, – Хлебников лениво обмахнулся салфеткой. – Колодец обследовали, когда нашли ту несчастную девочку. Спускались в него спецы, это я хорошо помню, чтобы тело со дна поднять. Правда, детально его не осматривали, мне кажется.

– Это еще почему? – удивился Борейша.

– Да потому, что никто не знал, когда вода снова начнет прибывать. Из отводной трубы она уже начала подсачиваться, а кому охота рисковать? Хрен его знает, что там за механизм! Когда он включается, когда выключается. Была у одного отчаянного мысль прогуляться по трубе в подземное царство, но старшие товарищи отговорили. И правильно сделали, потому как мог случиться еще один труп. Пока эксперты тело девочки из колодца доставали, пока упаковывали и в машину грузили, колодец снова наполнился водой. Говорят, звук был такой… необычный, словно подземный гул.

– Похоже, это вода заполняла систему, – предположил Сотник.

Марьяна мысленно с ним согласилась, что-то подобное они тоже уже слышали прошлой ночью. Но эти разговоры…

Слушать про Лену, про то, как ее доставали из того проклятого колодца, было тяжело, но еще тяжелее было сохранять невозмутимость в ситуации, когда хочется кричать, выть в голос. Для всех них, для этих сытых и довольных жизнью людей, случившаяся трагедия – всего лишь любопытный эпизод, связанный не со смертью даже, а с каким-то кладом.

– С тобой все в порядке? – Оказывается, не все присутствующие были увлечены разговорами о кладе, Морган смотрел на нее внимательно, даже встревоженно.

– Жарко, – Марьяна беззаботно улыбнулась, обмахнулась салфеткой.

– Не бойся. – По его взгляду было не понять, поверил он ей или нет.

– Чего мне бояться?

– Я тебя провожу.

– Ты уже говорил.

– Решил напомнить. – Теперь улыбнулся он, вежливо, одними уголками губ.

– Спасибо. – Марьяна отвернулась, злясь одновременно на его настойчивость и на свою растерянность.

– Теперь вы понимаете, что за гадость этот графский колодец? – вывел ее из оцепенения голос Хлебникова. – То есть вода! То нет воды! А всякие… авантюристы наслушаются россказней про клад и лезут… Так что, Влас Палыч, послушайтесь моего совета, завалите вы его, к чертовой бабушке, от греха подальше.

– А вдруг клад спрятан не в колодце, а где-нибудь в трубе? – задумчиво сказал Сотник.

– А вы хотите проверить, молодой человек? – Хлебников вперил в него раздраженный взгляд. – Хотите нырнуть в колодец и проплыть по трубе до озера, как Ихтиандр?

– Но ведь теоретически такое возможно, – Сотника совсем не смутила гневная отповедь, он продолжал широко улыбаться.

– Теоретически… – простонал Хлебников. – Да что же это за молодежь такая пошла бестолковая!

– Был уже один такой теоретик, – неожиданно серьезно сказал Савельев. – Тем самым летом, когда в колодце нашли девушку, поднялась новая волна разговоров про клад.

– Были бы разговоры, а дурак всегда найдется, – хмыкнул Хлебников. – Отдыхала тут на озере компания балбесов, погружались на дно с аквалангами. Наслушались они про клад, решили обследовать трубу. Один из аквалангистов спустился, двое других остались ждать у колодца. Хорошо хоть додумались этого «Кусто» веревкой привязать. Спустился он, значит, в колодец, полез в трубу. Сколько он там лазил под землей, те двое потом толком так и не могли вспомнить, но веревки ушло метров тридцать. Сначала все было тихо-мирно, а потом веревка начала дергаться, – Хлебников выпучил глаза.

Агата испуганно ахнула, сжала руку Яриго. Тот едва заметно поморщился, но тут же покровительственно улыбнулся, спросил:

– И что же с ним стало? Утонул?

– Не утонул. Считай, повезло. Но это смотря с какой стороны поглядеть. Мне такого везения и даром не надо. Короче, кое-как вытащили его дружки сначала из трубы, потом из колодца, а он точно бесноватый, кричит что-то непонятное про чудовище, которое на него напало под землей, а самого трясет, как в лихоманке. Так никто от него ничего и не добился. К вечеру приехали за ним родители, забрали в город. А что с ним дальше стало, я не знаю, но думаю, ничего хорошего. А ты говоришь, поднырнуть, посмотреть. – Он с упреком глянул на Сотника. – Засыпать, и все дела!

– Что ж он, такой слабонервный, в аквалангисты поперся? – буркнул себе под нос Сотник.

– Кстати, а что стало с самим графом? – спросил Морган. – Дима, ты обмолвился, что он пропал…

– По официальной версии, пропал без вести.

– А по неофициальной?

– Неофициальных было несколько. Первая: граф не смог пережить утрату любимых жен и покончил жизнь самоубийством.

– А что там с женами приключилось? – Яриго, казалось, не на шутку заинтересовала эта история давно минувших дней.

– Сначала первая жена в озере утонула. Потом через год вторая, та, что актриса, в колодец упала. Если граф был натурой чувствительной, запросто мог тронуться умом от горя и покончить с собой.

– А вторая версия?

– Вторая гораздо прозаичнее и лично мне кажется более убедительной. Тело графа так и не нашли, и это наводит на размышления.

– Собрал все свои богатства и свалил куда-нибудь за границу? – предположил Сотник.

– Верно мыслишь, друг мой! – Савельев отсалютовал ему бокалом с вином. – Вот, кстати, и еще одна причина, по которой до сих пор так и не нашли клад. Все свои сбережения граф мог просто вывезти из страны.

– Не факт, – Глеб Литте с сомнением покачал головой. – Часть мог и припрятать, особенно принимая во внимание поспешность отъезда.

– А ты, Глеб, романтик, как я погляжу, – Савельев поставил опустевший бокал на стол. – Неужели до сих пор веришь в эти бабушкины сказки?

– Ну так… – Глеб неопределенно пожал плечами.

– А ведь эти сказки могут быть опасны, – сказал Борейша, и лицо его при этом было очень серьезным. – Та бедная девочка, что упала в колодец, помнится, очень заинтересовалась рассказами про графский клад. Ребята, – он посмотрел на Глеба и Савельева, перевел взгляд на Агату, – помните, в тот вечер в «Поплавке» как раз зашел разговор про графскую усадьбу, про колодец и, кажется, про клад. Я точно уже не помню, каюсь, выпил тогда лишнего. Но вы-то, Агата, вы должны были слышать.