Текст книги "Ведьмин клад"
Автор книги: Татьяна Корсакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Зачем? – Ей совсем не хотелось, чтобы под ногами путались всякие сумасшедшие фотографы.
– Затем, что здесь тебе тайга, а не аллейка в городском парке культуры, – Макар поднес нож к глазам, полюбовался отблесками костра на лезвии.
– Я знаю, что это тайга, – сказала Настя упрямо. – По этой самой тайге я ходила не один день. Мне охрана не нужна.
– Не нужна, говоришь? – Егерь посмотрел на нее как‑то странно. Или просто почудилось?
– Макар, пусть одна идет, – Егор лениво потянулся, – с подружками своими пообщается.
– С какими это подружками? – впервые за ужин Антон проявил интерес к разговору.
– С кикиморами, – сказал Егор без тени иронии, и Настя от обиды сжала кулаки так сильно, что ногти больно впились в кожу.
Дурак! Не нужно было его спасать. От этой безбожной мысли обида тут же сменилась угрызениями совести.
– Сама пойду! – Она решительно встала, подхватила с земли котелок.
Отговаривать ее никто не стал, и набиваться в провожатые тоже. Ну и ладно!
Только выйдя за пределы освещенного костром пространства, Настя пожалела, что отказалась от помощи. В лесу было темно, от ущербной луны света почти никакого. Зато были звуки: лес жил своей обычной ночной жизнью, шурша, потрескивая и постанывая. Скорее бы уже река! Настя ускорила шаг.
При свете дня расстояние от лагеря до реки казалось коротким и безопасным, а сейчас оно словно увеличилось в разы. Настя, подстегиваемая совершенно иррациональным животным страхом, бросилась бежать. Сумка, которую она по инерции взяла с собой, неприятно хлопала по спине.
От реки веяло сыростью. Сыростью и туманом. Его полупрозрачные щупальца тянулись к Насте и делали окружающий мир нереальным. Настолько нереальным, что она едва успела притормозить у самой кромки воды. Еще шаг – и намочила бы ноги.
– Не бойся! – сказала она сама себе нарочито громко. – Это всего лишь туман.
Котелок опустился на влажный песок с противным хлюпаньем, по дну его заскрежетали грязные алюминиевые ложки. «Как когти», – подумала Настя и испугалась еще больше. К страху присоединился холод, сырой и липкий, как ночной туман.
Все, хватит стоять столбом, ведь и дел‑то совсем ничего – просто ополоснуть котелок с ложками да зачерпнуть воды для чая. Но ноги точно вросли в землю, и волоски на всем теле встали дыбом, не то от холода, не то от страха.
Ерунда! Всего лишь туман.
Настя подхватила котелок, шагнула к воде. Вода была студеной, даже не верилось, что днем она могла в ней купаться. То ли оттого, что от холода онемели пальцы, то ли виной всему рассеянность, но одна из ложек выскользнула из рук, скрылась под водой. Вот незадача! Настя едва удержалась, чтобы не чертыхнуться.
Сзади послышались шаги, тихое хлюпанье, сливающееся с плеском волн. Может, и не шаги вовсе? Может, показалось?..
Настя уже собиралась обернуться, посмотреть, но ей не дали. Ремень сумки захлестнулся на шее и натянулся до упора. Настю дернуло куда‑то вверх. Рывок, еще рывок… С каждым таким рывком воздуха в легких оставалось все меньше и меньше, а стук крови в висках становился все громче. Она хотела закричать, но из горла вырвался лишь слабый хрип – вестник скорой смерти.
Туман оказался живым, он хотел ее убить…
Когда кислорода почти не осталось, а легкие разрывались от боли, хватка тумана ослабла, совсем чуть‑чуть, только затем, чтобы позволить Насте маленький глоток воздуха. А дальше стало еще хуже: ее толкнули вперед, и река тут же облапила ледяными пальцами сначала руки, потом коленки, хлынула в сапоги, мокрой одеждой прилипла к телу. Удавка на шее затянулась еще туже, и что‑то больно уперлось между лопаток, надавило… Сопротивляться больше не было сил, и Настя сдалась…
Когда‑то, еще в далеком детстве, соседка, тетя Шура, так избавлялась от новорожденных котят: засовывала в мешок и топила в реке. Теперь Настя знала, что чувствовали перед смертью те несчастные котята. Ей и самой была уготована точно такая же участь…
За что, Господи?..
Дышать нельзя, потому что воздух уже не воздух, вокруг студеная речная вода. Дышать водой нельзя… Но она все равно вдохнула, впустила в легкие смертельный холод, забарахталась, забилась. Где‑то на самом краю почти угасшего сознания мелькнула мысль‑мираж – ее больше никто не держит, и удавка на шее больше не свивается в тугие кольца, а висит линялой змеиной кожей…
Мираж, но как же хочется жить!
Настя рванула вверх. Оказалось, для того чтобы вдохнуть спасительный, упоительно сладкий воздух, ей достаточно лишь поднять голову. Оказалось, что она едва не утонула на самом мелководье…
Первые судорожные вдохи дались тяжело, из горла вырывался кашель и речная вода, так много воды… Тело била крупная дрожь, зубы выстукивали дробь, но все это: и кашель, и холод, и дрожь – помогали Насте чувствовать себя живой. Жаль только, что сил они не прибавляли. Ей еще нужно как‑то вернуться обратно на стоянку, а вокруг туман и лес, и где‑то притаился тот человек, который хотел ее сначала задушить, а потом утопить…
…На плечи легли тяжелые ладони, и Настя закричала. Кошмар не кончился, он вернулся, чтобы убить ее теперь уже наверняка. Нет, она так просто не сдастся, не позволит утопить себя как слепого котенка. Она будет сопротивляться до последнего…
И она сопротивлялась: вырывалась из цепких лап убийцы, брыкалась, царапалась и кричала. Конец сопротивлению положила весьма ощутимая оплеуха и смутно знакомый голос:
– Да угомонись ты, ненормальная!
Окружающий мир неожиданно обрел четкие контуры, даже туман, повинуясь этому злому голосу, кажется, стал реже.
– Что, черт побери, с тобой происходит?! – Егор встряхнул ее за плечи так сильно, что она едва не прикусила язык.
– Ни… ничего. – От холода и пережитого ужаса говорить внятно не получалось.
– Значит, ничего?! Просто решила искупаться? В одежде?
Только сейчас Настя сообразила, что оба они стоят по колено в воде, и одежда на ней насквозь мокрая. И волосы мокрые, и лицо, а на шее висит какая‑то веревка…
Она зажмурилась, прогоняя совершенно иррациональное, но очень сильное ощущение, что веревка сейчас оживет и холодной змеей обовьет шею.
– Что это? – Егор потянул за край веревки, и Настя не удержалась – взвизгнула.
– Тихо! – На сей раз он не стал ее бить, просто крепко‑крепко прижал к себе. Так крепко, что Настя чувствовала тепло, исходящее от его тела. Собственное тепло она давно растеряла, отдала ледяной воде. – Все, выходим. Хватит купаться.
Она не заметила, как оказалась на берегу: то ли сама вышла, то ли Егор вынес.
– Что случилось? – он не желал оставлять ее в покое, тормошил, задавал вопросы.
– На меня кто‑то напал. – Холод пробирал до костей, и говорить совсем не хотелось.
– Кто? – по голосу чувствовалось – Егор ей не поверил. – Зверь? Кто на тебя напал, Лисичка?
Зверь? Наверное, зверь, только на двух ногах. Напал сзади и пытался задушить ручкой от ее же собственной сумки. Сумка… нет больше сумки, а веревка, которую Егор зачем‑то намотал на кулак – это та самая ручка. Ой, мамочки…
– …И кто это тут так орал? Кого режут? – Прибрежные кусты раздвинулись, выпуская на берег Антона.
– Никто не орал, – буркнул Егор. – Ты лучше вместо того, чтобы вопросы глупые задавать, дай‑ка сюда свою рубашку.
– А на кой тебе моя рубашка? – Антон подошел поближе, подозрительно уставился на клацающую зубами Настю. – Что это с тобой такое?
– Напал на нее кто‑то, – не слишком уверенно объяснил Егор. – Ладно, Померанец, хватит трепаться, давай сюда рубашку. Видишь, она мокрая вся.
– Мокрая. – Похоже, расставаться с рубашкой Антону не хотелось. Настя его понимала – комары, да и не жарко. Но джентльмен взял‑таки верх над обывателем: после секундного колебания он снял рубашку, протянул ее Насте.
– Переодевайся, пока окончательно не околела! – прикрикнул на нее Егор.
Она держала рубашку на вытянутых руках, чтобы ненароком не замочить, и в нерешительности переводила взгляд с одного парня на другого.
– Ну, что еще не так? – спросил Егор раздраженно.
– Думаю, дама ждет, когда мы отвернемся, – предположил более догадливый Антон и заговорщицки подмигнул Насте.
Та попыталась улыбнуться в ответ, но у нее ничего не получилось: мышцы лица словно судорогой свело. Наверное, от холода…
– О, господи! Апофеоз чистоты и непорочности! – простонал Егор, но все‑таки отвернулся.
Вслед за ним спиной к Насте повернулся и Антон. Она торопливо стащила с себя мокрую футболку, бросила на траву у берега.
– И джинсы тоже снимай, – инструктировал Ялаев.
– Зачем? – она тут же насторожилась.
– Затем, что они тоже мокрые, и рубашка сразу намокнет, а так будет что‑то вроде халата. Понимаешь?
Настя понимала: рубашка длинная, почти до колен, но демонстрировать голые ноги незнакомым мужчинам…
– Барышня, одевайтесь побыстрее, а то меня сейчас комары заживо сгрызут, – взмолился Антон, и это решило исход дела.
Настя торопливо переоделась в рубашку, мокрое белье и одежду свернула в рулон, сбросила сапоги, в любом случае без них не будет холоднее. Едва она успела вылить из сапог воду, как к реке вышел Макар. В отличие от остальных, он был вооружен и выглядел так, словно готовился к неприятностям.
– Что тут у вас происходит? – спросил он, окинув Настю хмурым взглядом.
– Ничего особенного, – не спрашивая разрешения, Егор обернулся, сказал не то в шутку, не то всерьез: – В халатике тебе, Наталья, красивее.
Наверное, в другое время Настя обязательно бы покраснела, но сейчас ей было не до того, поэтому в ответ на беспардонное замечание она лишь молча одернула рубашку.
– Кто кричал? – продолжал допытываться Макар.
– Она, – Егор невежливо ткнул в Настю пальцем. – Не мы же с Антохой!
– А чего она голая?
– Кто голая?! Она не голая, она мокрая… Стоп, – Егор осекся: – Ты что это, Макар, думаешь, что мы ее с Померанцем того, домогались?!
Все‑таки Настя покраснела, несмотря на холод и пережитые мучения.
– Так, ладно, – егерь задумчиво посмотрел на ее босые ноги. – Пошли в лагерь, там разберемся, кто кого домогался. И пусть котелок кто‑нибудь заберет.
* * *
Вот не зря говорят, что баба на корабле не к добру! Баба на охоте, похоже, тоже к неприятностям. Теперь Егор в этом почти не сомневался. И даже созерцание голых Наташкиных коленок было недостаточной компенсацией за пережитое волнение и промокшую одежду.
А начиналось все так хорошо, почти по‑семейному. Когда Наташка поскакала к реке мыть посуду, у всех сразу нашлись какие‑то неотложные дела. Макар решил проверить, как там медвежья шкура. Померанец скрылся в кустах по нужде, и только Егору было нечем заняться. Минут пять он просто сидел у костра и медитировал, а потом медитировать надоело и в голову от нечего делать полезли всякие благородные мысли.
Уже почти ночь, а упрямая девчонка шастает где‑то у реки совсем одна. Врет ведь, что ничего не боится. Ничего не боятся только дураки. Вот и она тоже дура, из‑за каких‑то глупых принципов отказалась от помощи. Так, нечего рассиживаться, надо ноги перед сном размять. А ноги лучше всего разминать у реки, там пространства для маневров больше…
От реки на лес наползал туман, такой густой, что уже в нескольких метрах ничего не было видно. Пробираться приходилось почти на ощупь, ориентируясь только на тихий плеск. Уже на самых подступах к реке звуки изменились. Егор отчетливо услышал какую‑то возню. Видать, Наталья усердствует, посуду моет. Осознание того, что возня эта отнюдь не мирная, пришло само собой, точно озарение. Рационализма в этом чувстве не было никакого, но Егор все‑таки ускорил шаг. Разгоняя руками ошметки тумана, он выбрался на берег, постоял секунду‑другую, восстанавливая дыхание, а потом услышал не то кашель, не то плач, не то стон.
Открывшееся его взору зрелище было незабываемым и попахивало мистикой и русскими народными сказками. Слабый плеск реки, туман, почти разумный и от этого вдвойне противный, и девчонка… С девчонкой творилось что‑то неладное. Ох, не к добру он вспомнил про всякую речную нечисть. Наталья сейчас как раз и была похожа на эту самую нечисть. Разве ж нормальный человек полезет в ледяную воду, да еще в одежде?! А эта не просто полезла, стояла на четвереньках, точно не человек, а зверь, и тихо поскуливала. Может, она припадочная какая или лунатичка? Егор задрал голову к небу, посмотрел на тонкий серпик луны. Нет, лунатики, кажется, в полнолуние активизируются. Или это не лунатики, а оборотни? Как бы то ни было, а с девчонкой нужно было срочно что‑то делать, чтобы она не трансформировалась окончательно…
Егор торопливо сбросил ботинки и носки, закатал штанины, шагнул в ледяную воду. Девчонка на его появление отреагировала совсем уж неадекватно – таким истошным визгом, что заложило уши. А потом еще и брыкаться начала, кусаться и царапаться. Ну точно, бесноватая.
Средство от бесов Егор знал только одно: хорошая затрещина переломила исход битвы. Конечно, окончательно вменяемой Наташка не стала, но хотя бы прекратила вырываться. Дальше пошло легче, к ней вернулся дар речи, и она тут же сообщила, что на нее кто‑то напал. Не то чтобы Егор ей не поверил, но все же кое‑какие сомнения остались. Кто мог напасть на эту ненормальную ночью посреди глухой тайги?! И вообще, кому она нужна?! Нет, это все из‑за богатой фантазии и неустойчивой психики. Шутка ли – почти неделю по лесу одна бродила, наверное, чуток умом повредилась. А тут еще эта история с медведем. Скорее всего почудилось что‑нибудь, или, может, зверь какой напугал, вот она и ударилась в панику. Туман опять же – самый подходящий фон для ужастика.
Выяснить, что к чему, Егору так и не дали: на берег примчался сначала Померанец, а потом и Макар. Ничего удивительного – Наташка так орала, что, наверное, в Бирюково было слышно. Макар разбираться не стал, сначала с ходу обвинил их с Померанцем в дурных намерениях, а потом велел двигать обратно в лагерь. Вот это было правильное решение: у Наташки от холода зуб на зуб не попадал, а Померанец, отбиваясь от прожорливых комаров, размахивал руками, точно ветряная мельница, вполголоса матерился и проклинал тот день, когда решил отправиться на охоту. В душе Егор был с ним полностью солидарен. Ему и самому уже порядком поднадоела эта таежная романтика, с каждой минутой все сильнее хотелось вернуться в лоно цивилизации, отлежаться в горячей ванне, побриться, в конце концов, а то кожа под отросшей бородой чешется невыносимо. И вообще, со щетиной он выглядит просто ужасно, как миссионер‑неудачник…
На полянке было по‑домашнему уютно, костер потрескивал весело и призывно, сразу захотелось растянуться рядом, протянуть к огню озябшие руки и ноги. А еще захотелось Макарова первача, хоть глоточек. Егор стащил мокрую футболку, повесил на воткнутую невдалеке от костра палку. Померанец влез в охотничью куртку и, продолжая чертыхаться и чесаться, подсел к костру. Наталья растерянно маялась за границей освещенного костром круга – стеснялась, наверное, дуреха. Какое тут, к чертовой бабушке, стеснение, когда холодно и комары жрут живьем?! Да и чего стесняться? Голых коленок? Можно подумать, никто из них не видел женских ножек?
– Ну что ты там стала как сирота казанская? – Макар не собирался выпускать бразды правления из своих мозолистых рук. – Иди к огню, просушись. Сапоги свои у костра поставь, если повезет, до утра просохнут.
В том, что сапоги успеют высохнуть за ночь, Егор сильно сомневался, но озвучивать свои сомнения не стал.
– И одежки повесь просушиться, – командовал Макар. – Да не стесняйся ты, Наталья! Нечего стесняться! В походных условиях мужиков и баб нету, есть товарищи.
– Совсем как в твоей коммуне, – не удержался Егор от колкости.
– Вот, вытри голову, – Макар бросил на него сердитый взгляд, протянул девчонке свое полотенце.
Та тихо поблагодарила и вместо того, чтобы последовать совету, обмотала полотенце вокруг бедер. Получилась импровизированная юбка, к слову, довольно длинная. Таким нехитрым способом модернизировав свой гардероб, девушка заметно приободрилась, бочком протиснувшись мимо Егора и Померанца, принялась развешивать у костра свое барахлишко. От мокрой одежды тут же пошел пар, а Егор вдруг подумал, что было бы неплохо выпить горячего чаю, если уж Макар зажал первач. Точно прочтя его мысли, егерь хлопнул в ладоши, предложил:
– Ну что, давайте еще по пять капель для сугреву?
Предложение было принято с энтузиазмом, даже Померанец перестал ворчать и чесаться, с интересом посмотрел на заветную фляжку. Равнодушной осталась только Настя. Она словно и не услышала Макарова предложения: возилась со своими одежками, по сторонам не смотрела и вообще выглядела подавленной и задумчивой. Как ни странно, но раздачу своего волшебного эликсира Макар начал именно с нее, плеснул граммов тридцать на дно алюминиевой кружки, сказал строго:
– Пей, красавица! Не удовольствия ради, а пользы для.
Егор ожидал, что девчонка начнет ломаться, отказываться, но она молча приняла кружку. Так же молча, залпом выпила и, буркнув «спасибо», отвернулась. Во, как оно! Кремень – девка! Медведя на скаку остановит, в холодную реку войдет, первач жахнет и не поморщится…
Кружка пошла по кругу, и когда очередь наконец дошла до Егора, он и думать забыл о всякой там ерунде. Первач и исходящее от костра тепло сделали свое дело – измученное таежными невзгодами тело погрузилось в блаженную негу, захотелось спать, но Макар расслабиться не позволил. Макару вдруг приспичило разбираться с тем, что произошло у реки.
– Ну, рассказывай, Наталья! – Выглядел он при этом не то чтобы слишком заинтересованным, скорее сосредоточенным.
– Что рассказывать? – девчонка съежилась, испуганно посмотрела на Егора.
А что она смотрит?! Он, между прочим, ничего особенного не видел.
– Все по порядку рассказывай. Что случилось, почему ты в реке оказалась, отчего кричала так, словно тебя режут?
– Душат…
– Не понял.
– Не режут, а душат, – Настя потрогала свою шею. Егор присмотрелся – где‑то в желудке заворочался холодный и скользкий ком. Девчонка не врала и не фантазировала, на белой коже был отчетливо виден лиловый след.
– Ну‑ка? – Макар в ту же секунду растерял все свое недавнее благодушие, подсел поближе, всмотрелся в след от удавки, даже пальцем потрогал, сказал: – Едрит твою бабушку! Это чем же тебя?
– Вот этим, – Егор достал из кармана веревку, которую в запале сунул туда еще на речке.
– Где взял? – Макар отобрал веревку, поднес к глазам, подслеповато сощурился.
– Эта дрянь у нее на шее болталась, – Егор кивнул на Настю, с безучастным видом разглядывающую костер.
– Неправильные вопросы ты задаешь, Макар, – подал голос Померанец. – Стоило бы осведомиться у нашей прекрасной незнакомки не чем, а кто ее душил.
– Я не знаю! – в голосе девчонки слышались слезы. – Я посуду мыла, когда он сзади напал.
– Интересное кино получается. – Словно невзначай, Макар подвинул поближе к себе винтовку, и жест этот Егору очень не понравился. – Значит, говоришь, сзади напал и душить начал?
Анастасия кивнула и добавила:
– А потом толкнул в воду и стал топить.
– И дальше что? Да ты не бойся, дочка, рассказывай, как дальше‑то дело было, – Макар обвел Померанца и Егора недобрым взглядом. Особенно долго он всматривался в мокрые Егоровы штаны.
– А дальше отпустил.
– Странно, топил‑топил и не дотопил.
– Его Егор спугнул, – сказала девчонка не слишком уверенно.
– Откуда ты знаешь?
– Я не знаю. Просто когда я в себя пришла, там уже был Егор и спрашивал, что со мной происходит.
– Где там? На берегу?
– Нет, он в реку зашел.
В этот самый момент Егор понял, куда клонит Макар, и узловатая рука, небрежно поглаживающая приклад винтовки, была лучшим тому доказательством.
– Думаешь, это я ее? – спросил он и бросил быстрый взгляд на насторожившегося Померанца.
– А у кого еще из нас троих штаны мокрые? – вопросом на вопрос ответил Макар и теперь, уже не таясь, положил винтовку к себе на колени, так, что черный зрачок дула аккурат нацелился Егору в живот.
– У меня мокрые! Ну и что с того? Я же ее из реки доставал. Ясное дело, намочил.
– Ну, это еще неизвестно, доставал ты ее из реки или топил…
– Слышь, мужик?! – Померанец от возмущения даже на ноги вскочил. – Ты что несешь?! На хрена ему эта твоя девица?
– Сядь, – сказал Макар тихо и очень убедительно положил указательный палец на курок. – Я никого не обвиняю, я просто хочу разобраться, что тут у нас происходит.
– Дурдом тут у нас происходит, – проворчал Померанец, но все же подчинился. А как тут не подчиниться, когда его собственный карабин лежит метрах в трех, если не дальше? По‑любому, дотянуться не успеешь.
– Зачем мне на нее нападать? – Нацеленное в живот дуло действовало на Егора как‑то странно: вместо паники вселяло просто спартанское спокойствие.
– Ну, – Макар пожал плечами, – я же тебя не знаю.
– А ее ты знаешь? – Померанец зло зыркнул на девчонку.
– И ее не знаю, – егерь кивнул, – но, видишь ли, какое дело, убить пытались не вас, а ее. Так что она автоматически выпадает из круга подозреваемых.
– А у нас уже и круг подозреваемых имеется? – осведомился Егор.
Ответить Макар не успел.
– Это не он, – сказала молчавшая все это время Настя и придвинулась к Егору вплотную, видать, хотела собственной грудью защитить от вражеской пули. – Это не он. Я точно знаю.
– Откуда?
– Знаю, и все! – В голосе ее было столько уверенности, что хватило бы на всех присутствующих.
– Защищаешь, – сказал Макар досадливо. – Ну, смотри, Наталья, тебе виднее. Только вот следующий раз у него все может получиться.
– У кого это – у него? – Егор сжал кулаки.
– У того, кто на нее напал. А ты что подумал? – Макар недобро усмехнулся.
– Ничего я не подумал.
– Ну, а если ничего, так и разговаривать не о чем. Спать давайте, завтра вставать ни свет ни заря.
* * *
В спальнике было тепло и уютно, но сон все равно не шел. Некрасиво получилось: Егор ее, можно сказать, от смерти спас, а Макар его заподозрил в таких жутких вещах, что даже и вспоминать не хочется. Настя перевернулась на другой бок, украдкой осмотрелась. Макар лежал невдалеке, метрах в двух. Свой спальник он уступил ей, а сам улегся поверх свежесрубленных веток. Ружье положил рядом и даже руку с приклада не убрал. Плохо, что из‑за нее в отряде начались разброд и шатание. Она этого не хотела, честное слово.
Егор с Антоном расположились по ту сторону костра. Карабин лежал между ними, и Настя готова была отдать руку на отсечение, что он, как и винтовка Макара, заряжен. А может, это и хорошо, что оружие наготове? Что‑то подсказывало Насте, что напавшего на нее человека надо искать не в лагере, а за его пределами. И если интуиция ее не подводит, то заряженное оружие – отнюдь не излишняя предосторожность. Главное, чтобы эти трое не начали палить друг в друга…
Сколько Настя ни думала, но выход из сложившейся ситуации ей виделся только один – она не должна засыпать. Если проявить бдительность, то грядущих неприятностей можно избежать. Надо только присматривать за мужчинами, чтобы не позволить им совершить какую‑нибудь непоправимую глупость. Это ведь только на первый взгляд в лагере царит сонная умиротворенность, но она‑то знает, что никто из компании не спит. Егор с Антоном еще пять минут назад о чем‑то шушукались. Да и Макар не выглядит расслабленным, хоть и лежит с закрытыми глазами. Ну что ж, и она полежит. Только не с закрытыми, а с открытыми глазами. Как раз будет время поразмыслить над случившимся и решить, как жить дальше. Не век же ей слоняться за этими охотниками! Придет время, и нужно будет выбирать свой собственный путь…
Не спать получалось довольно долго, почти до самого рассвета. А на рассвете, как Настя ни сопротивлялась, сон ее одолел. Ну, может, не полноценный сон, а зыбкая, на самой границе с бодрствованием дрема.
Наверное, именно эта тревожная настороженность и подсознательная готовность к неприятностям ее и спасли. А еще звук – уже знакомое лисье тявканье. Одно дело – выбираться из дебрей крепкого предрассветного сна, и совсем другое – стряхнуть с себя невесомую полуреальность‑полунаваждение. Поэтому, когда к Настиному лицу прижалось что‑то мокрое и едко пахнущее, она уже не спала. Повинуясь какому‑то неведомому наитию, задержала дыхание и, еще до конца не осознав, что происходит, начала действовать. В действиях ее не было здравого смысла, только животный инстинкт и желание выжить любой ценой. В застегнутом до самого горла спальнике свободы для маневров не было никакой. Да еще сверху навалился кто‑то тяжелый…
Выход оставался только один – нож. После недавнего нападения Настя с ним не расставалась. Должно же быть и у нее хоть какое‑то оружие! Нож и сейчас где‑то в спальнике. Просто, наверное, выпал из рук, когда она задремала.
Не дышать было очень тяжело. Еще немного – и яд, которым пропитана тряпица, попадет в легкие. Страшно подумать, что тогда с ней станет…
Вот он! Пальцы нащупали сначала лезвие, потом теплый пластик рукоятки. Места для замаха не было, и Настя изо всех сил пырнула нападавшего прямо через плотную ткань спальника. Лезвие вспороло ткань, вошло во что‑то мягкое, и в то же мгновение в уши ворвался крик ярости и боли…
Терпеть больше не было сил, и она сделала судорожный вдох…
…Сознание возвращалось медленно и неуверенно. Шаг вперед, два назад. В одурманенном мозгу вспыхивали какие‑то образы, обрывки воспоминаний и заполошно металась одна‑единственная мысль – она должна что‑то вспомнить, что‑то очень важное.
– Наталья! Эй, Наташка! – Кто‑то тряс ее за плечи и бил по щекам. Как некрасиво, она же женщина…
– Эй, фотограф! Да что ты девчонку мордуешь? Сама скоро очухается. – Голос хриплый, смутно знакомый. Вспомнить бы еще чей…
– А если не очнется? Мы же не знаем, какой дрянью она надышалась! Может, давай ей что‑нибудь из твоей аптечки засандалим?
– Себе засандаль, умник! Или вон дружку своему! Ворошиловский стрелок, мать его!..
Во внешнем мире происходило что‑то интересное и, кажется, неопасное. Можно возвращаться…
Внешний мир встретил ее неласково – тошнотой и головной болью. Настя попыталась сесть и не смогла. Связана… мамочки, она связана! Память тут же услужливо подсунула события, предшествовавшие забытью, и Настя закричала.
– Тише, дочка, тише. – Чья‑то ладонь легла ей на лоб. Она открыла глаза и наткнулась на хмурый взгляд Макара. – Не бойся, Наталья, все нормально.
– Развяжите меня. – В горле пересохло, слова получались какие‑то колючие и угловатые.
– Так ты и не связана. Это ж спальник. – Скрежет расстегиваемой застежки‑молнии пилой вгрызся в мозг, тошнота усилилась.
– Ну что, очухалась? – Рядом с Макаром присел Егор. Выглядел он как‑то странно: испуганно и воинственно одновременно. Во всклокоченных волосах застряли былинки.
Настя моргнула, осторожно, стараясь не делать лишних движений, села. Судя по окружающим поляну предрассветным сумеркам, без сознания она была совсем недолго. Судя по растерянным лицам Егора и Макара, за это время успело произойти что‑то важное. – Ты как, Лисичка? – Егор помог ей выбраться из спальника.
– Что‑то случилось? – Настя осмотрелась. На первый взгляд в лагере ничего не изменилось. Догорающий костер, примятые кедровые лапы, лежанка Макара, развешанная вокруг костра одежда, натянутая на краю поляны медвежья шкура. – Где Антон? С ним все в порядке?
От ее вопроса Макар помрачнел еще больше, выразительно посмотрел на Егора.
– Все равно ведь узнает, – тот пожал плечами.
– Ты, Наталья, главное это… без истерик, – Макар по‑отечески обнял ее за плечи.
– Что происходит? – шепотом спросила она. – С Антоном что‑то случилось?
– Да не волнуйся, все с ним в порядке. Вон он, – егерь махнул рукой куда‑то в сторону окружающих полянку кустов.
Антон сидел на земле, обхватив голову руками. Рядом лежало что‑то… Настя присмотрелась – «что‑то» было человеком, подозрительно неподвижным…
Наверное, ей нужно было остаться на месте, но ноги сами понесли ее к краю поляны. Макар и Егор молчаливыми стражами шли следом. На их приближение Антон никак не отреагировал, даже головы не поднял. А Настя не могла отвести взгляда от тела. Мужчина, почти мальчишка. Круглое лицо, черный ежик волос, широкие скулы, раскосые глаза… Именно по глазам Настя поняла, что человек мертв. По пустому взгляду, устремленному к затянутому сизой дымкой небу, а не по ужасной ране в груди, такой же, как в боку убитого вчера медведя. Смотреть дальше не было сил. Настя едва успела добежать до кустов, прежде чем ее вырвало.
Что же это такое творится, Господи?! За что же это?..
Больше всего на свете ей не хотелось возвращаться обратно на поляну к растерянным мужчинам и неподвижному телу. Зачем она вообще с ними связалась? Без них в ее жизни была только тайга и одиночество, а сейчас вот прибавилось ощущение неотвратимой беды…
– Наталья, иди сюда! – в голосе Макара слышались требовательные нотки. Пришлось подчиниться.
– Ты знаешь этого человека? – Макар смотрел в упор и хмурился.
– Я? – Настя поежилась. – Нет. Откуда?
На плечи легла охотничья куртка, кажется, Егорова. Хорошо, так намного теплее.
– Тогда почему он пытался тебя убить? – Макар ей не верил. Они все ей не верили…
– Это все из‑за тебя! – Антон, до этого сидевший безучастно, поднялся с земли. Теперь он буравил Настю полным ненависти взглядом. – Это из‑за тебя я его убил! Да лучше бы ты сдохла где‑нибудь в тайге, гадина!
Наверное, он бы на нее набросился, если бы не Макар. Егерь отодвинул Настю в сторону, сказал строго:
– Тихо, сначала надо разобраться, что к чему, а уже потом друг другу глотки грызть!
– Вчера ты разбираться не хотел. – Вперед выступил Егор.
– Вчера все были живы, – отрезал егерь, наклонился над телом и одним движением руки прикрыл мертвые глаза. Настю снова замутило. – Все, пошли к костру, будем военный совет держать.
Удивительно, но они все подчинились, даже Антон.
Холод пробирал до костей, не спасала даже куртка. Настя только сейчас поняла, что она в одной рубашке и босиком. Пока Антон и Егор о чем‑то вполголоса переговаривались, а Макар подбрасывал дров в костер, она собрала свои вещи, отошла к поваленному дереву, чтобы переодеться. Одежда была почти сухой, только недосохший пояс джинсов неприятно холодил кожу. Это мелочи, если заправить футболку внутрь, будет почти нормально. А телогрейка так и вовсе сухая. Впрочем, ничего удивительного, она ж на реке была только в майке.
Настя огляделась по сторонам – мужчины занимались своими делами, на нее никто из них не смотрел. Не сводя взгляда со стоянки, она пошарила под деревом, достала завернутую для надежности в полиэтиленовый пакет папку, торопливо сунула за пояс джинсов, на все пуговицы застегнула телогрейку.
Вчера, после того как Антон с Егором без спросу забрались в ее вещи, Настя решила, что разумнее будет папку перепрятать. Во‑первых, инцидент мог повториться, а во‑вторых, таскать с собой повсюду карты было подозрительно и глупо. Поваленное дерево послужило хорошим схроном.
