Текст книги "Сюрприз для любимого"

Автор книги: Татьяна Веденская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5:
ирония судьбы, или с легким угаром!

28 июня,

все еще четверг

Ненавижу!

Детскую площадку только по ошибке можно считать местом исключительно детского выгула. И существует довольно-таки стабильный график ее эксплуатации. Рано утром, часов до семи, на площадке производится выгул собак, что негативно сказывается на ее экологии, но сделать с этим ничего нельзя. Собаки вместе с хозяевами делают свое черное или мокрое (по потребностям) дело и отчаливают на работу. Далее, в промежуток с семи до девяти утра на детской площадке проходит опохмел перебравшего с вечера населения. В это время она преимущественно принадлежит мужчинам и с детьми туда лучше не соваться, если, конечно, вы не хотите, чтобы вас обкурили и стрельнули у вас полтинничек на пиво. Мимо опохмеляющихся бодро пробегают утренние бегуны, пьянчужки провожают их презрительными взглядами, как салаг, ничего еще не понимающих в настоящей взрослой жизни, полной бед и треволнений. Бегуны же, как правило, так погружены в себя, что ничего этого не замечают.

Далее начинают подтягиваться мамаши. Причем сначала очень хорошие мамаши, живущие по режиму, а потом все более ленивые и нерадивые. К двенадцати площадка ломится от кричащих и скачущих по горкам и качелям деток, а мамаши сидят на лавочках и покуривают, обсуждая новости. Затем процесс принимает обратный характер, и мамаши уходят в строго противоположном порядке. Самые ленивые уходят первыми. Около двух на площадке начинается тихий час, и только старушки, совершающие дневной моцион, могут посидеть на лавочке, щурясь на солнце. И до самой темноты площадка открыта для всех желающих, но после заката власть меняется и на столы, становясь ногами на лавочки, взбирается шпана. Молодые и горластые подростки с пивом и запасом сигарет окончательно замусоривают периметр, гнут недогнутые в прошлый раз качели, чем производят неизгладимое впечатление на раскрашенных под «вамп» подруг. В темноте площадка становится тусовкой, и подходить туда простым смертным опасно.

Когда мы с девчонками выпорхнули дружной толпой из моего семейного склепа, в котором по ошибке мы жили, как живые люди, уже темнело. Настроение было странное: то ли водки выпить, то ли зарезать кого. Возможно, что и то, и другое в тот момент было бы для меня в самый раз. Мы подошли к столику и, как заправские хулиганы, сели на него, поставив ноги на лавочку. Видимо, все дело в том, что в темноте не видно, грязная лавка или нет, так что рисковать не хотелось. Сначала мы просто молчали. Потом Каринка вздохнула и приобняла меня за плечи. Все оживились.

– Не, ну как он врал, как он врал! – закатила глаза Машка, кивнув в сторону подъезда.

– Надо же что-то состряпать! – фыркнула Любка. – Да у него на лбу написано, что он и пельменей не отварит себе сам.

– Не, девчонки, скажите на милость, почему он ничего не убрал? – возмутилась Карина. – Неужели же трудно было догадаться, что плов надо выкинуть.

– А цветы подсушить. И пыли нанести, – хмыкнула Любка. – Ты в своем уме? Мужики вообще о таких вещах не задумываются. Это все она – бабища его, – это она хотела о себе знак подать. Говорю тебе, у нее все это не просто так. Развести она его хочет, сучка такая. Ну ничего. Ничего, мы ей устроим. Она у нас попляшет. Шиш ей с маслом, а не нашего Лешку, верно?

– Конечно! – кивнула Машка. – Завтра мы ее отловим и отмудохаем.

– Я не умею мудохать, – возразила Кариночка.

– Ничего. Зато у Любки удар левой прекрасный. Помнишь, как она своему мужу синяк поставила? – усмехнулась Машка.

Любка покраснела.

– Я же просила, девки, не надо напоминать. Я ж была не в себе.

– Так и сейчас надо уже выходить. Из себя-то, – пожала плечами Маша. – Верно, Юль?

– Знаете, спасибо вам большое за все, но я, пожалуй, пойду, – ответила я, глядя, как подростки, нахмурившись, проходили мимо детской площадки.

Мы заняли их место, и теперь они не знали, куда деваться, так что маячили перед нами, всеми силами давая понять, что время благовоспитанных мамаш уже закончилась. Гейм, как говорится, овер.

– Проходите, детки, проходите. Не толпитесь. – Машка махала рукой так, словно перед нами были не подростки, а стайка жадных голубей на площади. – Ты о чем, Юль?

– Пойду я, – повторила я.

– Пойдешь? Куда? – не поняла Маша.

– К метро, – пространно пояснила я, испытав странное желание закурить. Вообще-то я курить не умею, а тут вдруг, глядя на этих детей, захотелось почему-то попробовать. Нет, не то чтобы я никогда не пробовала. Когда-то давным-давно – когда деревья были большие.

– Юль, ты чего? – окрикнула меня Любка.

Я с трудом вынырнула из мыслей и посмотрела на нее.

– Я в порядке, – успокоила я ее.

Но она почему-то замолчала и напряглась. Возникла неловкая пауза, девчонки переглянулись, обеспокоенно оглядели меня с ног до головы.

– Уверена? Куда ты собралась?

– Мне… мне надо побыть одной. Вы только не волнуйтесь, ладно? Завтра увидимся.

Я старательно сдерживалась, чтобы не встать и не уйти просто так, без всяких объяснений. Мне хотелось, чтобы все они убрались, исчезли. Просто в одну секунду испарились, забрав с собой и весь этот дурацкий мир в придачу.

– Так ты завтра пойдешь в «Шеш-Беш»? – забеспокоилась Любка.

Я не сразу даже поняла, о чем это она. Ах да, «Шеш-Беш», Алешкин ресторан, Алешкина любовница, поимка на месте преступления. Боже, как все глупо… Однако Любка смотрела на меня пристально и с прищуром. Еще бы, ведь она эту информацию добывала, рискуя жизнью. Ну, не жизнью, но репутацией.

– Я не знаю. Я… я позвоню, – забормотала я. Голова была тяжелой и работала плохо. Хотелось уйти в себя.

Каринка посмотрела на меня, затем встала и отряхнулась.

– Да, девочки, пошли. Ей надо. Я знаю, что это такое, – кивнула она.

Я вспомнила, как год назад она сидела рядом со мной с вот таким же белым лицом и тоже просила, чтобы мы ушли и не вмешивались. Но она тогда уже знала, что будет делать и как будет ко всему этому относиться. Я ничего не знала. И даже не хотела об этом думать. Просто хотелось, как в детстве, сесть в поезд и под стук колес уехать куда-то далеко-далеко. Навсегда-навсегда.

– Не нравится мне все это! Может, тебе у меня переночевать? Я сейчас же позвоню своему и предупрежу, – предложила Машка.

– Не надо. – Я умоляюще посмотрела на нее и сжала ее руку, испугавшись, что она и правда возьмет и разовьет свою бешеную активность.

Нет, ничего я ни от кого не хотела. Только тишины и еще, может быть, сигарету. Как в кино, посмотреть пристально вдаль, чтобы от моего пронзительного взгляда у зрителя (как будто бы меня показывают в кино) перевернулось что-то в душе. И в этот момент я поднесу ко рту горящую сигарету и выдохну клубы сизого дыма. И тут станет окончательно ясно, что я СТРАДАЮ.

Я встала с лавочки и пошла вниз по улице, в сторону метро. Девчонки, наверное, смотрели мне вслед, но я не стала оборачиваться, я вся сосредоточилась на теплом ветре, целующем мои еще молодые, плавно очерченные плечи. Сколько мне лет, тридцать пять? Это много или мало? Все эти годы я измеряла возрастом Алексея, мне и самой словно бы было теперь сорок три, во всяком случае, всегда я ощущала себя его ровесницей. Но ведь это совсем не так, и вот оно, лучшее тому доказательство: на меня из витрины смотрит усталая, но очень загорелая молодая женщина с немного полноватыми бедрами, которые ее даже не портят. И светлое шелковое платье, которое я обожаю, развевается от ветра, и ноги стройные, и руки с тонкими длинными пальцами. И маникюр, который я делала еще там, у моря, когда все еще было почти хорошо.

– Да, ты хороша! Ты могла бы быть просто прелесть, – заметила я вслух и улыбнулась своему отражению.

Из-за витрины мне в ответ улыбнулся манекен, погруженный в свои непостижимые мысли. Его пластиковая кожа не старела, не покрывалась морщинками, он не плакал и не страдал. И на секунду мне захотелось стать такой же, как и он, – бесчувственной и витающей в облаках…

Метро было переполнено, мне так и не удалось присесть. Я стояла около двери и смотрела на лица проходящих мимо людей, а поезд уносил меня подальше от моего «Конькова», и уже одно это делало меня почти счастливой. Люди вытекали и вновь вливались в вагон, растекались по проходам, хватались руками за поручни и прикрывали глаза. И у каждого были свои мысли, свои стремления и мечты. Каждый из них проживал свою собственную жизнь, с какими-то проблемами и нерешаемыми задачами. И нас, людей, было так много, что одно мое отдельно взятое горе как-то размылось, растворилось и перестало что-то из себя представлять.

– Девушка, на следующей будете выходить? – толкнула меня в бок какая-то старушка.

От неожиданности я вздрогнула и подпрыгнула, наступив на ногу какому-то спящему мужику.

– А надо? – глупо переспросила я старушку.

Она нахмурилась.

– Откуда я знаю, надо вам или нет?

– А какая станция? – поинтересовалась я.

– «Октябрьская», – фыркнула бабка и, оттолкнув меня, встала впереди.

– Пожалуй, я выйду, – пожала я плечами.

Если учесть, что я все равно не очень-то понимала, куда еду, мне было совершенно все равно, где выходить. Почему бы не на «Октябрьской», в конце концов? Чем плохо?

– Напьются и ездют! – Бабка произнесла это тихо, но так, чтобы я все же услышала.

– Точно, – усмехнулась я.

Людской поток вынес меня из подземки на улицу, побросав немного о коммерческие палатки. Что делать дальше, я не имела ни малейшего представления. Передо мной лежал шумный, ярко сияющий перекресток, по всем сторонам которого сновали люди. Господи, как много на свете людей, почему же все мы так одиноки, так несчастны! Чего такого хочет от жизни мой муж, ради чего стоило бы развалить такую чудесную семью, как наша? Самое паршивое во всем этом было то, что мы с ним на самом деле были счастливы. Возможно ли, чтобы вообще счастье длилось долго, или то, что произошло, – естественное стечение обстоятельств и глупо было рассчитывать на то, что судьба возьмет и обойдет меня стороной? Наверное, глупо, потому что все рано или поздно заканчивается, и, значит, сегодняшний день ничем не хуже любого другого. Счастливая семья – как «Титаник»: прекрасна, но обречена утонуть, верно? И если у нас с Лешкой ничего не получилось, это значит, что это вообще невозможно.

Я думала так, и мне стало даже легче на душе, но тут с витрины какого-то спортивного магазина прямо мне в глаза бросилась надпись, заставившая меня остолбенеть и застыть прямо посреди улицы. Там на самом обычном рекламном плакате кроссовок было написано: «Невозможное возможно!»

– Что? – ахнула я и замерла на месте.

Знаете, я вообще-то не верю во всякую прорицательскую чушь, не верю в Каринкиных предсказательниц и гадалок, не верю в судьбу. Теперь еще не верю в семейную жизнь. В голове звучало: это всего-навсего реклама! Но я стояла и смотрела на нее. Смотрела и смотрела, и, кажется, смеялась, а может быть, плакала, совершенно не замечая ничего вокруг. И тут…

– Эй, мадам, с вами все в порядке? – окликнул меня чей-то голос из-за спины.

– Что?

Я резко обернулась и обнаружила прямо перед собой открытую машину серебристо-голубого цвета, из которой на меня смотрел типчик лет тридцати, до смешного похожий на желтый смайлик из Интернета. Знаете, такой желтенький кружочек с черными очками и широкой белозубой улыбкой во все лицо. А теперь представьте такой же, только живой смайлик, улыбающийся мне из открытого кабриолета.

– Тут вообще-то выезд. Может, отойдете? – еще шире улыбнулся он, отчего я просто затряслась в истерике. Не столь часто мне удается увидеть живой смайлик в очках. И вообще, на улице уже темно, вечер – зачем, спрашивается, носить черные очки, если ты не смайлик?

– Я что, кажусь вам смешным? – нахмурился смайлик.

И (ах, как жаль!), сняв очки, сердито посмотрел на меня. Конечно, в этот момент сходство с интернетным кругляшком было безвозвратно утрачено, и передо мной остался только смазливый и очень (ОЧЕНЬ!!!) ухоженный молодой мужчина, с голубыми глазами, полный любви к себе, своей выпендрежной машине и большому городу с огнями бутиков. Метросексуал, одним словом. Сидит и пялится, презрительно рассматривая мой простенький шарфик. И тут я вспомнила, что вообще-то нахожусь на улице, стою на выезде из какой-то арки и трясусь перед рекламным плакатом. Конечно, это не может показаться ему нормальным, но это не значит, что можно вот так бесцеремонно пялиться на меня.

– Ну… нет, конечно.

– Тогда дайте проехать! – зло рявкнул он, дернув машину вперед так резко, что мне пришлось отскочить назад, чтобы не попасть под его модные колеса.

– Псих ненормальный! – злобно крикнула я. – Вы что, так спешите, что готовы давить людей?!

– Не стой под стрелой, – ухмыльнулся этот пижон и горделиво проехал мимо меня.

Я в бессильном бешенстве стояла и смотрела на свет его задних фар. Впрочем, посмотреть еще было на что. К моему вящему удовольствию, стоило ему только вырулить (не без труда) на дорогу, как его серебристо-голубая птичка намертво застряла в столичной пробке, сразу же за каким-то грузовиком.

– Ха-ха! – развеселилась я и встала напротив его тачки на тротуаре, развлекаясь тем, что наблюдала, как он делает вид, что ему не до меня.

Он так старательно отводил глаза и постукивал пальцами (с маникюром) по рулю, что было понятно, что ему самому противно стоять тут, зная, что я на него смотрю.

Вообще, строго говоря, на московских дорогах открытый кабриолет вообще смотрится достаточно дико. Кругом давка, бибиканье и ругань, а тут ты – в белоснежной льняной рубашке, с кожаным кейсом на переднем сиденье и с баночкой зеленого чая с жасмином в специальной подставке. И все на тебя смотрят, все слушают твою музыку, все видят, что ты почесываешь затылок… Но тут через пару минут после того, как я уставилась на него, пробка все-таки тронулась, и грузовик, стоящий впереди машины-мечты с пижоном-смайликом внутри, тоже тронулся. И сделал он это в силу своего технического состояния соответственно – с диким ревом и дерганьем, а также с клубами черно-сизого дыма из выхлопной трубы. Господи, как же это было смешно! Моего мачо с головой покрыло вонючим дымом. Он откашливался и размахивал рукой в поисках хоть одного глотка свежего воздуха! Мне даже стало его жаль, потому что я тоже ощутила, насколько вонюч этот дизельный выхлоп отечественного грузовика.

– Что, смешно?! – повернулся ко мне смайлик, в ярости скривив рот.

Я попыталась остановиться, но не смогла. Только выдавила сквозь слезы:

– Вообще-то да!

– Что? – вытаращился он, но через секунду вдруг как-то расслабился и тоже засмеялся, причем таким молодым, таким хорошим смехом, что сразу стало ясно – передо мной совершенно нормальный человек, как это ни странно. Нормальный, просто загримированный под придурка.

– Этот грузовик – настоящее чудовище. – Я показала на немного затихшего монстра.

Товарищ в кабриолете посмотрел на меня, чуть прищурившись, и вдруг ни с того ни с сего спросил:

– А хотите, я вас подвезу?

– Подвезете? – растерялась я. – А куда?

– А куда вам надо?

– Да в том-то все и дело, что мне никуда не надо, – развела я руками.

– Ну, тогда… тем более, – радостно улыбнулся он и свернул с проезжей части на обочину. – Садитесь.

– Да?

Я с сомнением посмотрела на его идеально начищенную тачку. О чем я думала в тот момент? Странно, но я вдруг вспомнила свою «восьмерку» и подумала, что так и не успела ее помыть. Однако через секунду, даже не успев как следует ни о чем подумать, я уже сидела в кабриолете, ощущая нежную кожу дорогих кресел.

– Николай.

– Юля.

– Очень приятно. – Он посмотрел на меня хищным взглядом – осмотрел, глядя сверху вниз, и довольно кивнул.

Кажется, именно в ту минуту я поняла, что мой ухоженный кавалер несколько пьян. В другое время этот весьма противозаконный факт привел бы меня в негодование – пьяный за рулем, а тут это даже не показалось мне важным. И вообще, мне не было стыдно или страшно, а было просто интересно, что будет дальше. Что будет со мной происходить? Он, Николай, не имел для меня ровно никакого значения, но под этим его взглядом кровь прилила к лицу, а кончики пальцев похолодели. Я подумала, что давным-давно не попадала в такую ситуацию, а может быть, даже никогда.

– Ну, вы готовы?

– К чему? – поинтересовалась я. – Впрочем, да.

– Тогда поехали, – чуть помедлив, кивнул он и тронулся с места.

Пробка, столь недвижимая до сих пор, вдруг покачнулась и плавно потекла вверх по улице, к мосту, за которым виднелся Кремль. Город грелся в теплой летней пыли, а я думала, что вот как же это все-таки странно – я словно попала в рекламу дорогого автомобиля. Рядом со мной улыбался белозубый молодой красавец с сильными загорелыми руками, мимо меня пролетают улицы, и возможно, я сегодня впервые в жизни все-таки изменю мужу. Изменю, хоть я и совершенно не вижу в этом никакого смысла. Но так ли уж это странно и ново совершать бессмысленные поступки только по той причине, что жизнь стала невыносимо болезненна. Попытки справиться с болью могут толкнуть человека на что угодно.

– Хотите виски? – спросил меня Николай и достал из бардачка фляжку. Он сделал это, перегнувшись через меня, раскрыл бардачок прямо на скорости, не снимая левой руки с руля.

– Вы не боитесь разбиться? – вскользь бросила ему я.

– А вы?

– Мне это безразлично. – Я пожала плечами и взяла у него фляжку. – Но, кажется, сейчас покататься с виски очень дорого стоит.

– У меня тут все включено, – усмехнулся он и нажал на газ.

Острый вкус дорогой самогонки обжег меня, я дернулась, как от легкого электрического разряда, а через минуту мне стало хорошо. Нет, не хорошо, но… лучше. Иногда говорят – пациент стабильно тяжелый. А иногда говорят – есть динамика. С каждым глотком виски у меня появлялась динамика, но терялась ориентация и точность мысли.

– Хорошее виски! – крикнула я, исподтишка разглядывая моего знакомца. Крикнула, потому что мы выехали на какую-то большую трассу, по которой с ревом неслись сотни других машин. Нет, определенно, кабриолеты – это транспорт не для Москвы.

– А зачем пить плохое, верно? – крикнул мне в ответ Николай. – Лучше уж тогда вообще ходить трезвым.

– Не все так считают, – ухмыльнулась я. – А сигаретки у вас нет?

– Так вы еще и курите! – присвистнул он. – А с виду приличная женщина. Вот, держите.

– Я самая обычная женщина, – заявила я и со второго раза с его помощью прикурила какую-то ароматную сигаретку, название которой ничего мне не говорило.

И что, вот об этом я мечтала весь день? Чтобы меня окутали клубы едкого дыма, а сама я кашляла минут пять, не переставая? Но… Николай пристально смотрел на меня, и я продолжала курить, старательно имитируя опытность в этом вопросе.

– Обычная? Вы уверены? Вы явно курите сейчас впервые в жизни.

– Неправда! – возмутилась я. Действительно, я же делала попытки в годы студенчества. Правда, они были еще менее удачными, чем эта.

– А еще вы пьете мое виски и даже не спрашиваете, куда я вас везу. Вероятность того, что вы проститутка, я исключаю, ибо в этом случае я уже давно узнал бы вашу таксу. И для проститутки вы староваты. Вам сколько? Около тридцати? Двадцать семь?

– Ага, – с готовностью кивнула я.

Значит, Машкин миостимулятор работает, если мне и тридцати не дают! Надо будет купить… потом, когда все уляжется.

А оно уляжется?

Я задумалась о своем и не сразу услышала, что Николай продолжает что-то мне говорить сквозь шум. Что-то про любовь.

– Что вы сказали? Простите, я не расслышала.

– Я сказал, что мне хочется, конечно, думать, что я вот так, с первого взгляда, вас поразил, что вы влюбились и теперь готовы идти за мной на край света, но… ваши глаза говорят мне, что это не так. Верно?

– Если честно, то сейчас мне просто хочется на край света. Все равно с кем. Ничего, что я так вот откровенно?

– Вообще-то это нехорошо. Я-то уверяю всех, что при виде меня женщины в штабеля укладываются, – усмехнулся Николай. – Но вы опровергаете мои утверждения. Впрочем… все нормально. Если вы хотите еще виски, вы пейте, пейте.

– Я пью, пью, – улыбнулась я и сделала глоток.

В этот момент какой-то сотрудник постовой службы все-таки не смог пропустить мимо голубой кабриолет. Он взмахнул своей волшебной палочкой, и Николай лихо затормозил, ни на секунду не смутившись своего состояния и того, что от него ощутимо разило виски. Однако… к моему удивлению, никаких проблем не случилось. И даже наоборот, Николай махнул перед носом гибэдэдэшника какой-то коркой красного цвета, и тот, кивнув, что-то сказал ему, улыбнувшись. Затем отдал ему такую, знаете ли, дружескую ласковую «честь» и отпустил с миром, не коснувшись меня даже взглядом.

– Лихо вы разбираетесь. Мне кажется, я села в правильную машину, – польстила я ему.

– Это как посмотреть, – пожал плечами Николай. – Мы почти приехали.

– Да? А куда? – Я осмотрелась вокруг, мы находились на какой-то незнакомой подземной парковке.

– Ко мне. Только давайте сразу договоримся о формате сегодняшнего вечера. Я вижу, что у вас что-то случилось. И вы вся на взводе и, кажется, готовы поделиться со мной и вообще с кем угодно о вашем страшном горе. Так вот, мне это все неинтересно. – Он деловито сворачивал над машиной матерчатую крышу.

– А что вам интересно? – решила было я обидеться, да передумала. В конце концов, зачем ему, действительно, мои проблемы?

– Мне? Ну… мне интересно просто посидеть, выпить. Поговорить о чем-нибудь нейтральном. Может быть, посмотреть какой-то фильм. Хотите?

– Звучит прекрасно, но зачем вам это? – неподдельно изумилась я.

– Думаете, что мужчинам нужен только секс? А может быть, я не хочу оставаться на вечер в одиночестве. Мы, люди, знаете ли, странные существа – не выносим одиночества. И коль скоро пить с собственным отражением я устал, а сегодня я как раз намерен выпить (не буду объяснять вам, по какой причине) – вы будете составлять мне компанию. Кажется, виски вам подходит, не так ли?

– Вполне, – кивнула я, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Такого лаконичного и четкого инструктажа я не слышала еще никогда. – Значит, секс вас не интересует?

– Нет, отчего же. Очень даже. Но не сегодня и не с вами. И если вы готовы сдержать обиду за мою такую вот неучтивость, предлагаю вам провести приятный вечер в приятной компании нескольких бутылок. И со мной.

– Прекрасная мысль! – улыбнулась я.

Кажется, я воспринимала все как сон, галлюцинацию, сильно смазанную изрядной долей выпитого за этот день. На фоне моего по-деловому молчащего спутника вся моя жизнь растворялась и отдалялась от меня, словно я жила ею не вчера или сегодня утром, а вообще несколько веков назад. Сейчас я бы с трудом вспомнила лицо моего мужа Алексея. Да что там, даже свое лицо.

Мы поднялись на лифте на самый последний этаж, где на лифтовой площадке размером с мою гостиную была всего одна массивная, явно баснословно дорогая дверь. А там, за ней, почти сразу мне открылся самый сказочный вид из всех, что я когда-либо в жизни видела. Из парадного зала (а иначе не назовешь это огромное пространство) его квартиры, сквозь бескрайние, от пола до потолка окна было видно всю Москву, во всех мельчайших деталях, вместе с пробками и рекламными плакатами.

– Красиво? – спросил Николай.

– Очень!

– Такой аквариум поднимает стоимость этой бетонной коробки больше чем на полмиллиона долларов. Вы считаете, оно того стоит?

– О, да. Впрочем, для меня полмиллиона долларов – это что-то абстрактное, как ракета «Союз-Аполлон».

– Держите. Располагайтесь, – с улыбкой сказал Николай и нетерпеливо вложил в мою руку рюмку виски.

Я с трудом оторвалась от этого невероятного ночного аквариума и огляделась вокруг.

– А что, закусывать мы не будем?

– Ну… даже не знаю, если хотите, посмотрите, что есть в холодильнике. Но, кажется, там готовой еды нет. Хотя порежьте сыр. – Он плюхнулся в огромное кожаное кресло и прикрыл глаза, и только рука с рюмкой, плавно перемещающаяся к его губам и обратно, говорила, что он не уснул.

Я встрепенулась и огляделась. Интересно знать, и как я должна понять, где тут кухня? И какой все же странный субъект, не правда ли?