Текст книги "Дети двух Миров"

Автор книги: Татьяна Толстова (Морозова)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

– Но…

– Все! Никаких "но". Это возражение я не приму. Точка! – повысил голос мастер Вэйтэк, – И, потом, ты подумал о девушке? Она то как, сможет пешим ходом добраться до побережья? А? Эгоист.

Конэ-Эль почесал в затылке. Да, уж, в споре с отцом он совсем забыл, что идти-то ему не одному. Некрасиво как-то получается, он и не подумал о Еве.

– Хорошо, ты прав, твоя взяла. Мы полетим на эрланге.

– Так бы сразу – хмыкнул мастер Вэйтэк, – Сейчас я с ним поговорю.

Мастер Зеркал направился к ящеру. Услышав приближающиеся шаги, эрланг открыл глаза и встал на лапы. Ева и Конэ-Эль с интересом наблюдали за происходящим. Мастер Вэйтэк что-то говорил гиганту, показывая рукой в сторону сына и его подруги. Когда он закончил, эрланг кивнул головой в знак согласия. Мастер Зеркал вернулся к ожидавшим его Еве и Конэ-Элю.

– Вот вам амулет, – сказал он, снимая с шеи цепочку с большим черным камнем в металлической оправе, – С его помощью вы сможете общаться с эрлангом. Я только что сказал ему об этом.

Конэ-Эль с благодарностью принял из рук отца амулет и надел его.

– Спасибо вам за все, мастер Вэйтэк, – поблагодарила Ева.

Отец Конэ-Эля подошел к ней и заглянул в глаза:

– Береги себя, девочка, – с теплотой в голосе произнес он и по отечески обнял Еву, – Обещаешь?

– Обещаю, – слегка растерянно произнесла Ева.

Такой поступок мастера Вэйтэка ее немного смутил, и небольшая толика грусти закралась в душу. Что-то до боли знакомое промелькнуло в этом прощании. Ах, ну да, точно так же прощался Константин Григорьевич, или почти так.

Мастер Вэйтэк повернулся к сыну. Ева отошла в сторону, чтоб не мешать им прощаться.

Мастер Зеркал смотрел на сына и в горле у него стоял ком. Надо бы подобрать правильные слова, дать напутствия, но слова не пропускал этот самый пресловутый ком. Конэ-Эль находился в том же состоянии. Отец и сын смотрели друг на друга и говорили без слов.

Мастер Вэйтэк рассказывал, каким чудным эльфенком родился его мальчик. Как умудрялся не давать спать по ночам всему дому, требуя к себе внимания. Первые шаги его малыша… А помнишь, как мама переживала, что ушки были слишком маленькие и не такие остренькие, как у старших братьев? Она даже к ведунье хотела идти. Впрочем, ну да, ты же не можешь этого помнить, ты был слишком мал, сынок. Твой первый выстрел из лука. Это было так забавно! Ты сперва долго крутил его в руках, пробовал даже поиграть на нем, словно на лютне. Видимо тогда уже в тебе зарождалась тяга к песнопениям. Ты неуклюже приладил стрелу и так резко дернул тетиву, что стрела не пролетев и дюйма, шлепнулась к твоим ногам. Как же ты ревел тогда, мой мальчик! Нам с твоими братьями пришлось попотеть, чтоб успокоить тебя. Твои мечты и фантазии… Ты думаешь, я не знал о них? Не догадывался в какие заоблачные дали улетает твоя душа, когда ты смотрел на ночное небо? Я все знал и понимал, сынок. А помнишь, как вы с Лореком, еще совсем детьми ушли в лес на поиски логова орков, чтоб сразиться с ними? Мы достаточно долго искали вас. Нашли спящими под сосной. Вы, свернувшись калачиками, прижались друг к дружке. Ох, и влетело вам тогда! Именно после этого происшествия я научил тебя выходить в ментал. Я помню твою первую влюбленность и отчаянье в глазах, когда ты оказался не у дел. Что-то сломалось в тебе тогда, мне показалось, что ты разуверился в любви. А помнишь, это было… Было… Было… Было… Как страшно звучит это слово "было". Это значит, что никогда уже не будет! Я боюсь этого, сынок. Боюсь, что наша жизнь останется в этом слове "было". Как это страшно, сынок!

"Я люблю тебя, отец!" – говорили глаза Конэ-Эля. Люблю за все. И не "потому что", а просто. Ты дал мне самое прекрасное, что может существовать в этом мире, подарил бесценный подарок – жизнь! Только благодаря тебе и маме, я вижу это небо, это солнце. Благодаря вам я могу ходить по мягкой траве, вдыхать свежий ветер, слушать прекрасную музыку. Ты научил меня многому. Ты подарил мне свою любовь. Я помню, отец, все помню. Как ты возился со мной, отложив все важные дела. Ты всегда повторял, что нет для тебя более важного и значимого дела, нежели чем смотреть на то, как растет твой сын. Отец, ты смастерил мне мой первый лук, научил видеть истинную сущность каждого. Не обольщаться на красивую обертку, а смотреть прямо в сердце. Я помню все твои наставления, все твои уроки. Я люблю тебя, отец! А помнишь, как я испортил приготовленный мамой торт к твоему дню рожденья? Я врал маме, что это не моя работа, что к случившемуся не имею ни малейшего отношения. Ты видел, ты знал, что это сделал именно я и молчал. Но твой взгляд тогда… Он ничего не требовал, не ругал. Ты просто смотрел на своего врущего сына. И я не выдержал этого взгляда. Пошел и признался маме. Долго же я потом не мог сидеть. Но я не сердился на нее за трепку, потому что понимал, за что она наказала меня. За вранье! С тех пор я стараюсь говорить только правду. Отец, мама, как же сильно я люблю вас!

– Тебе пора, Конэ – нарушил молчаливый разговор мастер Вэйтэк, – Иди. Береги себя и эту девочку.

– Хорошо, отец. Я не подведу ни тебя, ни старейшин. Все будет хорошо. Мы с Евой справимся.

Отец и сын крепко обнялись, направляя из сердца в сердце друг другу свою любовь. Ева, наблюдая со стороны за их прощанием, еле сдерживала слезы.

Мастер Вэйтэк поцеловал сына:

– Все, иди… – с трудом проговорил он.

Конэ-Эль кивнул головой и пошел к эрлангу. Ева отправилась следом за ним.

– Здравствуй, дружище, – обратился эльф к ящеру, – Пора в путь.

Эрланг опустил на землю свое крыло, чтоб Ева и Конэ-Эль могли взобраться по нему на спину. Огромный и мощный хребет эрланга позволил удобно и надежно расположиться. Конэ-Эль сел впереди, за ним устроилась Ева.

– В путь, – скомандовал эльф, – Наша цель – Алиэ.

Поднимая ветер, ящер взмахнул своими огромными крылами. У Евы захватило дух. Ей приходилось летать на самолетах, но такой подъем не шел ни с чем в сравнение. Даже "Американские горки" показались ей пустяком. Конэ-Элю, который не летал вообще ни разу в своей жизни, было и вовсе жутко, но он не показал и виду.

Мастер Вэйтэк смотрел им в след. Беспощадная тоска сжала ледяной рукой его сердце:

"Лети, сынок. Удачи вам. И вернись домой, я тебя очень прошу".

Земля быстро уходила куда-то вниз, а навстречу летело небо и облака.

Глава 17. Изменения

Барьер лихорадило. Артур Михайлович красными от бессонных ночей глазами смотрел на мигающую панель. Рядом с ним сидел небритый, осунувшийся Константин Григорьевич. В ОКБ – отделе контроля Барьера сильно пахло перегаром. На столе, засыпанного хлебными крошками, стояла початая бутылка «Гжелки». Начальник отдела разведки сидел, положив колючую, небритую несколько дней щеку, на ладонь левой руки, упираясь локтем о стол. Хмельной взгляд потухших глаз смотрел в одну-единственную точку на стене. Батарея пустых бутылок под столом красноречиво говорила о том, что Константин Григорьевич не выходил из запоя уже несколько дней.

– Кость, может, пора прекратить, а? – Артур Михайлович устало посмотрел на друга, – Честное слово, надоело уже созерцать твою пьяную рожу.

– Их гибель на мне, понимаешь? Я убил их всех, – пьяно всхлипнул Константин Григорьевич, – Убийца… Я убийца!

– Ты-то тут при чем? Нашли ведь оборотня.

Одурманенный водкой мозг Смирнова напрочь отказывался работать.

– Оборотня? Вот… Дожили…Эти твари прорвали Барьер… – всхлипнул Константин Григорьевич, – Это я во всем виноват.

– Да при чем здесь это! – вспылил главный инженер, – Я не о том говорю. Предателя нашли!

– Мда? – Смирнов оторвал щеку от ладони.

– Мда! Сколько раз тебе об этом можно талдычить.

– И, ик, кто он? – попытался сконцентрироваться Константин Григорьевич.

Артур Михайлович раздраженно поджал губы:

– Кто, кто… Конь в пальто!

– Мда? – начальник отдела разведки тщетно пытался уложить щеку обратно на ладонь, локоть все время соскальзывал со стола.

– Я тебе уже сто раз отвечал на этот вопрос. Сколько можно? Все, пора прекращать это безобразие. Или завязывай пить, или убирайся к чертовой бабушке отсюда.

– Простите меня, ребята, простите, – размазывал пьяные слезы по щекам Смирнов.

Главный инженер злился на него и в то же время жалел. Сорвался человек, первый раз в жизни сорвался. Ведь три группы ушли в Магический мир и пропали. После исчезновения Евы, Инны и Олега, наконец, удалось выяснить, кто всему виной, но это мало утешало. Секретарь ректора университета Никанора Кузьмича, молодой маг Карозявкин, оказался резидентом. Полученные сведения он передавал организаторам бунта. Улучив момент, пока Никанор Кузьмич отсутствовал, секретарь установил подслушивающего жучка в кабинете шефа. Ему это удалось только по одной причине – никто не мог заподозрить, что среди сотрудников университета заведется предатель. К тому же Полежаев ценил подающего большие надежды молодого мага, относился к нему по-отечески, с теплотой. Никанору Кузьмичу и в голову не могло прийти, что его секретарь способен на подлость. После этого случая Большому Совету магов пришлось вплотную заняться внутренней безопасностью. Прокололся резидент весьма банально. Это и немудрено, ведь Карозявкин не был "Джеймсом Бондом", а всего лишь наивным, но алчным молодым человеком.

Утром следующего дня, после того, как группа Евы потерпела провал, секретарь в разговоре с шефом случайно выдал себя. Дело обстояло так. Как всегда, он принес Никанору Кузьмичу почту и приказы на подпись. Зашел разговор о зарплатах сотрудников университета и финансировании различных структур. Жадный до денег Карозявкин, часто просивший шефа увеличить ему зарплату, выдал в сердцах, что лучше бы повысили его оклад, а не вкладывали деньги в провальные вылазки спецотрядов за Барьер. Три группы, мол, ушли и бесследно исчезли. Столько денег в них вбухали, а они не оправдали доверия. Услышав это, Никанор Кузьмич удивленно приподнял брови: начальник отдела разведки еще об этом не докладывал, а секретарь уже в курсе. Стали раскручивать столь странный казус, и выяснилось, что Карозявкин шпионил в пользу ведьм. Некоторые сотрудники университета узнав, кто взял в свои руки это дело, даже посочувствовали провалившемуся резиденту… О том, как шеф контрразведки Потапкин умеет доставать сведения даже из камня, ходили легенды. Поэтому все прекрасно понимали, что Карозявкину больше никогда не играть на рояле, не петь в хоре, не кататься на горных лыжах, да и многого ему после горячих и радушных встреч с Потапкиным теперь не делать.

Константин Григорьевич все это знал, но горечь от потери людей поедала его изнутри. Таких провалов в его отделе еще никогда не случалось. Нервы не выдержали, и Смирнов сорвался. Он пил уже пятый день, чем окончательно вывел из себя главного инженера КПЛБ.

– Все, Костя, вставай и пошли спать, – сказал Артур Михайлович, поднимая Смирнова, – Проспишься, а там видно будет. Барьера мне мало, еще ты на мою голову.

Барьер дурил вовсю. Его лихорадило, словно горячечного больного. Стволы сосен вибрировали и дрожали. Ветви многих из них почернели, а иголки начали осыпаться. Глобальные разрывы происходили ежедневно. Дежурная группа с ног сбилась, бегая от одного поврежденного участка к другому. Они уже забыли, когда в последний раз спали по-человечески. Главный инженер и вовсе не смыкал глаз. Из донесений Олега он знал, что со стороны Магического мира идет предумышленное повреждение Барьера. Артур Михайлович сдерживал, как мог, разрывы по всему периметру. На поврежденные участки он постоянно перекидывал увеличенный потенциал энергии. По нескольку раз в день главный инженер созванивался с контрольными пунктами в других регионах. Сложнее ему давались международные звонки. Телефонная сеть почему-то постоянно барахлила, не желая соединять с нужным абонентом.

Барьер опоясывал весь Земной шар, проходя через каждый материк. Внешний вид его везде был разный и не допускал повторов. Одно только указывало на наличие Барьера – ровные, стройные ряды. Он мог состоять из сосен или кустов багульника, пальм или гряд гор. Непосвященный человек заметить Барьер не мог. Коллеги Артура Михайловича по всему миру отмечали изменения в структуре Барьера. В свою очередь, Земля чутко среагировала на это всевозможными природными аномалиями. Средства массовой информации захлебывались сообщениями об очередном землетрясении, цунами, урагане. В тех регионах, где дневная температура воздуха в течение года никогда не опускалась ниже плюс двадцати градусов, вдруг неожиданно выпадал снег, покрывая все трехметровым слоем. Начала таять вечная мерзлота.

Все фракции магов забили тревогу. Ни у кого не находилось ответа на постоянно задаваемый вопрос: "Что происходит?". Истинное положение дел знал только Константин Григорьевич. Но он был пьян вот уже несколько дней, не отвечал на звонки сотового и не хотел никого видеть.

– Тяжелый какой… – проворчал Артур Михайлович, таща по лесенке на второй этаж Смирнова.

Константин Григорьевич решил отрубиться на ходу.

– У, буйвол,– инженер скинул друга с плеча на кровать, – Давай проспись, и потом баста, больше не позволю ни капли.

Смирнов в ответ смачно захрапел.

День и ночь слились в одну ленту. Главный инженер устало окинул взглядом мигающие точки на панели.

– Пойду-ка я на свежий воздух, а то от перегара уже глаза щиплет, – произнес он вслух.

Артур Михайлович стоял на деревянном крыльце, медленно покуривая, и наслаждался прохладным октябрьским утром.

"Как быстро идет время, – размышлял инженер, – Вот уже месяц прошел с того дня, как за Барьер ушла последняя группа. Новенькую жалко. Как ее звали? Ева, кажется… В первый раз ведь пошла, и так неудачно. А Костю надо остановить, пока не допился до белой горячки".

Небо хмурилось, обещая расплакаться осенним дождем. Артур Михайлович затушил сигарету в металлической банке из-под шпрот, выполнявшей функцию пепельницы. Еще раз кинул взгляд на раскисшее небо и пошел в дом.

Как говорится – сон алкоголика крепок, но краток. Через четыре часа Константин Григорьевич проснулся с весьма тяжелой головой. Дико хотелось пить, а лучше выпить, чтобы опять погрузиться в забвение и не терзать себя горькими думами. Памятуя, что на столе в ОКБ осталась недопитая бутылка "Гжелки", Смирнов, пошатываясь, направился туда.

– Привет, – буркнул Константин Григорьевич сидевшему к нему спиной Артуру Михайловичу, и посмотрел на стол. Он был девственно чист.

– Где она? – раздраженно спросил Смирнов.

– Кто?

– Бутылка…

– Вылил.

– Охренел, что ли? Тебя просили об этом? – стал заводиться Константин Григорьевич.

Артур Михайлович резко повернулся к другу.

– Ты больше не пьешь. Понял?!

– Кто сказал?

– Я сказал!

Смирнов хмыкнул. Наивный, совсем забыл, кто перед ним. Тоже, герой нашелся, водку вылил. Невелика проблема. Пьян? Да. Ну, и что? Пьяный, а все же маг, как-никак. Константин Григорьевич, превозмогая дикую головную боль, сплел самое простенькое заклинание, и в его руке появилась нераспечатанная бутылка, на этот раз "Пшеничной". Приглушенный щелчок свернутой крышки вынудил Артура Михайловича вскочить с места. Смирнов слегка трясущейся рукой поднес бутылку к губам. Главный инженер за долю секунды подскочил к нему и выхватил "Пшеничную". В сердцах он шарахнул бутылку об пол. Спиртовые пары тут же заполонили помещение. Константин Григорьевич ошарашенными глазами смотрел на друга. Рука Смирнова сама сжалась в кулак и приготовилась для удара.

– Врезать хочешь? Ну-ну, – совершенно спокойно сказал Артур Михайлович.

Константин Григорьевич задышал как разъяренный бык на корриде.

– Давай, бей.

Смирнов опустил руку.

– Думаешь, тебе от этого легче станет? – Артур Михайлович не скрывал иронию, – Ошибаешься, брат, только хуже будет.

Константин Григорьевич разжал кулак, подошел к столу и обреченно опустился на стул. Главный инженер с жалостью смотрел на него. Начальник отдела разведки закрыл лицо руками, его плечи затряслись. Артур Михайлович подошел к нему:

– Ну, Кость, прекрати. Ты мужчина, а не кисейная барышня.

Смирнов не слышал.

– Вот они, последствия чрезмерного употребления алкоголя, – констатировал главный инженер.

– Все, все, успокойся, – Артур Михайлович похлопал друга по плечу.

Константин Григорьевич тер лицо руками.

– Ты прав… Хватит. Сам себя извел. Вон, во что превратился, – Смирнов посмотрел на себя в зеркало, висевшее на стене, – Ну и рожа у тебя, Шарапов…

– О! Чувство юмора возвращается, значит, пациент будет жить, – улыбнулся Артур Михайлович.

Константин Григорьевич хмыкнул.

– Кофе нальешь?

– Без вопросов. Только у меня растворимый.

– Подойдет, – согласился Смирнов.

Главный инженер отправился готовить кофе, оставив друга наедине с его мыслями. В гудящей и больной голове Смирнова мысли тупо топтались по кругу.

"Какое ж это поганое состояние, похмелье, – резюмировал Константин Григорьевич, – Пора от него избавляться".

Сделав рукой пасс в воздухе, не по необходимости, а развлечения ради, он сотворил себе стаканчик антипохмелина. Можно, конечно, было прибегнуть к более сложным плетениям заклинаний, и за секунду вывести себя из противного состояния, но для этого необходимо собраться с мыслями и приложить некоторое усилие. Увы, сие действо в данный момент вызывало головную боль, поэтому Константин Григорьевич пошел по пути наименьшего сопротивления. Артур Михайлович вернулся с чашкой горячего кофе. Заметив пустой стакан на столе, он с подозрением посмотрел на Смирнова:

– Я надеюсь, что в данной таре водка отсутствовала?

Константин Григорьевич кивнул головой:

– Полное отсутствие ее присутствия. Антипохмелин.

– Тогда легче. На, держи. Смотри только, не обожгись. Горячий, – Артур Михайлович протянул Смирнову, дымящуюся чашку.

Начальник отдела разведки сделал аккуратный глоток и с благоговением закрыл глаза.

– Слышь, Кость, – позвал Артур Михайлович, – Тебя искали.

– Кто?

– Полежаев. Он уже несколько дней интересуется, где ты.

Смирнов медленно пил кофе.

– Позвонил бы ты ему, – предложил главный инженер, – Старик волнуется.

– Позвоню, только чуть позже.

Поставив пустую чашку на стол, Константин Григорьевич провел рукой по колючей щеке.

– Бритва есть?

– У меня как в Греции, усе есть, – гордо произнес Артур Михайлович, – Давай-ка отправляйся в душ. Там и побреешься, и приведешь себя в порядок. А то хрен знает, на кого стал похож.

– На себя бы посмотрел, – парировал Константин Григорьевич, – Сам не лучше, чисто домовой. Вон бородищу какую отрастил.

Артур Михайлович довольно хмыкнул и погладил бороду.

– Согревает в холода борода, – пропел строчку из когда-то услышанной песенки главный инженер.

На следующий день Константин Григорьевич пришел в норму. Памятуя о том, что его звонка ждет Полежаев, он достал свой сотовый телефон, и, попивая кофе, набрал номер. Трубку долго никто не снимал. Наконец, на пятом звонке второй попытки, он услышал знакомый, подхриповатый голос:

– Алло. Полежаев слушает.

– Никанор Кузьмич, доброе утро. Это я, Смирнов.

На том конце провода образовалась тишина.

– Алло, Никанор Кузьмич, вы меня слышите? Алло-о.

– Слышу, Костя, слышу, – медленно произнося слова, ответил Полежаев.

– Вы искали меня? – поинтересовался Смирнов.

– Что ж ты вытворяешь, сукин сын. В университете все с ног сбились, его разыскивая, а он на КПЛБ водкой мозги себе заливает. Артур у меня еще свое получит, за то, что покрывал тебя все эти дни.

– Это он вам сказал, что я… – поинтересовался Константин Григорьевич.

– А кто ж еще. Кроме него, о твоем местонахождении никто и не знал. Ловко покрывал твое безобразие, шельма, – ответил Никанор Кузьмич.

Смирнов предпочел промолчать.

– У секретаря удалось что-то узнать? – с надеждой в голосе спросил Константин Григорьевич.

– Приезжай в университет, на месте поговорим. К вечеру жду тебя в своем кабинете.

– Договорились. Я через пару часов выезжаю.

Полежаев повесил трубку.

– Влетело от старика? – спросил Артур Михайлович, появившись в дверях кухни.

– Угу. Сердится. И тебе от него пламенный привет. Сдал меня, значит, а еще другом называешься, – Константин Григорьевич напустил обиженный вид.

– Для тебя же дурака стараюсь.

– Уж постарался, на славу. Старик мне теперь такую взбучку устроит, вовек помнить буду.

– Вот я и говорю, для тебя стараюсь, чтоб в другой раз неповадно было, – усмехнулся Артур Михайлович.

– Ладно, уж, старатель, – отмахнулся рукой Константин Григорьевич, – Все ж я не малое дитя. Кофе будешь? Чайник только что вскипел.

Два товарища сидели друг напротив друга и наслаждались ароматным напитком.

– Сейчас в универ поедешь? – полюбопытствовал Артур Михайлович.

– Куда ж еще…

– Ну, я думал, домой сперва заскочишь.

Смирнов отрицательно покачал головой.

– Вечерком позвони, расскажешь, как все прошло.

– Всенепременно, – язвительно произнес Константин Григорьевич.

В ответ Артур Михайлович мило улыбнулся.

– Ты держи меня в курсе, если что… – перешел на серьезный тон Смирнов.

– Я понял. Буду докладывать о любых изменениях, – пообещал главный инженер.

До Москвы Смирнов доехал довольно-таки быстро. Благо в этот день дорога не изобиловала пробками. По коридору университета Константин Григорьевич шел, стараясь не смотреть по сторонам. Сочувственные взгляды сотрудников только раздражали его. Перед кабинетом Полежаева Смирнов остановился, одергивая полы пиджака. Место секретаря пустовало. Видимо, нового назначить еще не успели.

"Как же мы тебя проглядели, собака?" – мысленно обратился к Карозявкину Константин Григорьевич.

На этот и многие другие вопросы экс-секретарь отвечал вот уже почти неделю любознательному Потапкину. Полную информацию с каждого допроса глава контрразведки предоставлял Никанору Кузьмичу.

Смирнов сделал глубокий вдох и постучал в дверь. Выждав пару секунд, он вошел в кабинет Полежаева.

– Можно, Никанор Кузьмич?

Сухопарый высокий старик, с профилем орла и ястребиным взглядом восседал за своим огромным столом.

– Проходи, Константин, присаживайся. Разговор будет у нас долгим.

Покряхтывая, Смирнов прошел вдоль длинного полированного стола для совещаний, отодвинул стул и сел напротив Никанора Кузьмича.

– Вот ведь как оно все вышло, – начал разговор Полежаев, – Как говорится "Пока гром не грянет, мужик не перекрестится". Столько лет работали и думать не думали о внутренней безопасности. Верили каждому сотруднику, как самому себе. А в результате такая вот петрушка образовалась. Мда.

Смирнов вздохнул вместе со стариком. Он сидел и ждал, когда тот начнет его отчитывать. Никанор Кузьмич догадался об этом.

– Что? Ждешь, когда я тебе на пряники выдам? Нужно бы, да запал прошел. Я тебе по телефону все сказал. Ты не малое дитя, сам все понимаешь.

Константин Григорьевич облегченно опустил плечи.

– Но! Если такое еще раз повторится, пеняй на себя, – предупредил Никанор Кузьмич.

– Не повторится, слово даю.

– Договорились. Теперь о наших проблемах, – продолжил Полежаев, – Из-за нарушений структуры Барьера может возникнуть глобальная экологическая катастрофа. И не только. Пока ты отсутствовал, произошло несколько очень серьезных природных аномалий. Вот данные.

Никанор Кузьмич протянул Смирнову папку с отчетами. Константин Григорьевич быстро просмотрел их.

– А что удалось узнать у секретаря? – задал волнующий его вопрос Смирнов.

На лице Полежаева отразилась боль.

– Обидно, честное слово, обидно, не ожидал я такого предательства от Степана. А все из-за чего? Презренный металл. Денег ему мало оказалось. Мне б изначально прислушаться к его словам, может, и разглядел бы алчную натуру. Я ж в нем, как в сыне, души не чаял. Улыбчивый такой, внимательный, словоохотливый. Эх, усыпил он мою бдительность этой своей внимательностью. Так что получается, часть вины и на мне лежит.

– Если так рассуждать, Никанор Кузьмич, то мы все виноваты. Настолько возомнили себя могущественными и неприкосновенными, что напрочь позабыли о безопасности. Думали, раз следим за Барьером, то все у нас под контролем. Никому и в голову не могла придти мысль о предателе в собственных рядах.

– Твоя правда, – согласился Полежаев, – Что же касаемо информации, то ее не настолько много, как бы нам хотелось. В основном все, что рассказал Степан, нам уже известно. Его хозяева особенно и не делились с ним данными. Просто выплатили обещанную сумму денег, сказав, что он справился с заданием. Это означает только одно – все наши ребята погибли.

Смирнов сжал до хруста кулаки, ходуном заходили скулы на лице.

– Как же ведьмам удалось выйти на него?

Никанор Кузьмич хмыкнул:

– Кость, ты думаешь, только ты один первоклассный разведчик? Значит, нашли где-то лазейку в барьере.

– Но у Артура…

– А я и не говорю, что именно у него. Других участков что ли мало? Да, кстати, необходимо будет оповестить все университеты и подразделения об этом. Неприятно об этом говорить, но придется перепроверить всех сотрудников без исключения, во всех регионах и странах.

Полежаев открыл ежедневник и сделал для себя пометку. Затем, перелистывая страничку, посмотрел свои записи.

– Между прочим, послезавтра в Лондоне состоится конференция представителей Советов Магов. От нашего университета поедешь ты. Необходимо принять конструктивное решение, как предотвратить развал Барьера. Так что пакуй чемодан.

– Никанор Кузьмич, есть еще одно обстоятельство, о котором вы не знаете.

Полежаев вопросительно приподнял брови:

– Вот как? И что же это, позвольте полюбопытствовать?

Смирнов сосредоточенно думал, с чего начать. Главное – правильно расставить акценты, чтоб не влетело от Полежаева.

– Та девушка, Ева, которая уходила в последней группе, вы еще одобрили ее кандидатуру…

– Ну как же, помню. Жаль бедняжку.

– Все дело в том, что у нее было двойное задание.

– Вот как?! И что же это за задание? – Полежаеву явно не понравился тот факт, что его не поставили в известность.

– Я не говорил вам об этом, и оказался отчасти прав в своих действиях.

– Это еще почему?

– Ваш секретарь не узнал об этом, а, следовательно, наши противники тоже.

Полежаев задумался.

– Вполне логично. Так что это за второе, тайное задание, которое ты дал? А?

– Конхен. Ева оказалась Избранной.

Никанор Кузьмич немигающими глазами смотрел на Смирнова.

– Конхен… Ты… Да ты понимаешь… Конхен…

Смирнов налил стакан воды из графина и протянул старику.

Никанор Кузьмич осушил его залпом.

– Понимаю. И прекрасно осознаю, чем все может закончиться. Благо в группе поиска Избранных уже не первый десяток лет. О Трилистнике на ладони Евы знали только четыре человека. Вернее, только три человека и эльф. Сами понимаете, что информация сверхсекретная.

Полежаев выглядел мрачней грозовой тучи. Логически Смирнов прав, но, по большому счету, он обязан был доложить ему об этом.

– Время показало, что я правильно поступил, Никанор Кузьмич, – продолжил Константин Григорьевич, – Прямых доказательств гибели Евы у нас нет. Я все же не теряю надежды, что она жива.

– Дай Бог, чтоб это оказалось так, – Полежаев нервно тер руками виски, – Почему сразу не сказал, когда Карозявкина взяли? Ну да, глупый вопрос, ты же…

– Ушел в запой, – продолжил за него фразу Смирнов.

Полежаев развел руками, дескать, сам понимаешь.

– Это обстоятельство кардинально меняет логику событий. Идет не просто порча барьера, а целенаправленное вторжение в наш Мир. Если этим тварям удастся достичь своей цели, то такая заварушка начнется… Третья мировая война.

– Скорее, первая межмировая, – уточнил Константин Григорьевич.

– Во-во.

Наступила пауза. В создавшейся тишине четко слышалось пощелкивание секундной стрелки будильника. Полежаев о чем-то сосредоточенно думал.

– Значит так, Константин. Тебе необходимо обо всем рассказать на конференции. Сообщество магов должно быть готово к вторжению. Необходимо скоординировать план действий на этот случай. Одним словом, объявляю боевую готовность.

– Выходит, что война все же неизбежна?

– Если Ева погибла, то да.

Тишина опять заполнила собой кабинет.