Текст книги "Мертвая жизнь (СИ)"

Автор книги: Татьяна Талова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Мёртвая жизнь*

^{_{*автор зомби-частушек – Punch}}

Первым, что почувствовал Джек, стал холод. И сырость. Одежда липла к спине, как будто Джек лежал в луже. Еще на виске что-то ссохлось и стянуло кожу, да правый глаз не открывался. Вот так, открыв только левый, Джек и сел.

Канализация.

Рядом, в шаге от Джека – качалась темная вода. Плеск, преследовавший его в забытье, гулко отдавался в стенах подземелья. Джек нащупал в кармане куртки фонарик и спустя полминуты (пальцы не слушались) выхватил из темноты нечто темное, похожее на большой мешок.

– О, – сначала из мешка показалась рука, а потом некто стянул с головы капюшон просторного дождевика.

Показалась лысая голова с сильно оттопыренными ушами. Второй подбородок, бледный и пухлый, делал незнакомца похожим на жабу.

– О, – повторил он. – Ожил... – рот растянулся в улыбке, и Джек медленно, неуверенно улыбнулся в ответ.

Это явно развеселило Жабу.

– Ну, – улыбаясь шире, он пододвинулся ближе, быстро перебирая руками по полу. – Ну, рассказывай, как дошел до такого.

– До какого? – речь давалась труднее, чем даже движения.

Джек неуклюже стянул ботинки и стал растирать затекшие лодыжки, положив фонарик рядом. Жаба с интересом уставился на это, и Джек остановился – только сейчас до него дошло, что у Жабы нет ног. Тот, не переставая улыбаться, поддернул край дождевика, показывая культи, заканчивающиеся у колен. Штанины на них были завязаны узлами.

– Ну ничего-о, – протянул Жаба. – Вспомнить – оно тру-у-удно. Эт я как свою ногу увидал, так ра-а-азом все припомнил... А ты, может, на башку свою глянешь?

– Зеркала нет, – Джек ощупал висок. Отковырял корку и растер пальцами. – Кровь, – сказал он. – Быстро спекается, стягивает кожу. Надо бы промыть рану, иначе заражение...

Почему Жаба вдруг закряхтел, хлопая себя ладонью по бедру, Джек понял, только когда провел ладонью по голове и обнаружил дыру, в которую пролез бы мизинец. Точнее, две дыры – одну на правом виске, другую, побольше, на левом. Джек протер правый глаз от крови и, наконец, смог его открыть.

– Ну, – Жаба весело подмигнул, – понял, о чем я?

– Зомби, – отрешенно пробормотал Джек. – Ни боли, ни усталости, ни чувств.

– Странно говоришь, эдак... странно, – Жаба поежился, плотнее закутываясь в дождевик. – Но, в целом, оно и верно. Хотя... – он покачал головой. – Иной раз как сядешь – и тоскли-и-иво... А ты говоришь «ни чувств». Ну, это сам поймешь, когда случится.

– Это просто память, – быстро сказал Джек. – Это невозможно.

– Может, и память, – не стал спорить Жаба. – Но случается... А скоро еще и жрать захочется. Надеюсь, до того нас уж найдут, – заметив непонимающий взгляд Джека, он пояснил: – Наши постоянно с места на место переходят, от охотников прячутся, так что топать на прежнюю стоянку – дело бессмысленное... Патруль бродит, они карту знают. Знают, куда перейти должны, они места и говорят. Или сами отводят, если по канализации шарахаться больше неохота.

– А что со мной случилось?

– Да кто ж знает, кроме тебя? Я-то тебя уже лежачим нашел, сам потерялся после вылазки, куда топать – понятия не имею...

– Жа... То есть...

– Жак я, – сказал Жаба. – Жак-Персиваль. Знакомы, что ли?

– Нет... Нет, вряд ли.

– Ну и вот. Дай, думаю, подожду рядом, тащить тебя мне не с... не с ноги, видишь ли, – довольный шуткой, Жак рассмеялся. – А сам ведь знаю, что по первости тяжело – ничего не знаешь, ничего не помнишь... Вот и решил – подожду, поболтаю с тобой, до наших вместе доберемся.

– Спасибо, – Джек подтянул колени к подбородку, потом осторожно встал.

– Как звать-то тебя? Я представился... Ха, слышь, я представился, а ты преставился, понятно, да?

– Ага. Смешно. Я Джек.

– Хорошее имя, – оценил Жак. – Простое, вспомнить легко. Я-то свое только по водительским правам узнал – и то когда в зеркало глянул и с фоткой сравнил.

Джеку отчего-то казалось, что свое имя он помнит вовсе не потому, что оно простое... Его очень часто звали. Кричали. Часто обращались по имени – и голоса сливались в голове в одну какофонию, где на разные лады только это «Джек!». И еще: «Джек, стой!», «Джек, сюда!»... «Джек, патроны!» и «Стреляй, Джек!».

Быстро, пока воспоминание не ушло, Джек стащил куртку и вывернул карманы. Револьвер нашелся во внутреннем, скрытом. Не основное оружие, а так, на всякий случай, но, разумеется, с полным барабаном.

– А ты не так прост! – поднял брови Жаба.

– Так... где же... еще...

Джек нетерпеливо разорвал по шву подкладку куртки и достал короткий нож.

– Вот, – удовлетворенно произнес Джек. – Так уже лучше.

– Откуда ты такой, а?

– Сам хочу узнать... И кто я, и кто меня убил, например.

– Дебил какой-нибудь, там уродов же не счесть, – охотно просветил Жак. – Может, не понравился кому – вот тебя и кокнули. Глупо кокнули, башку не разнесли, тело не сожгли, а сейчас же как – если не сожгут, там уж сто процентов снова встанешь. Словом, сами идиоты, а потом еще охотнички орут, откуда вас, то есть нас, такое количество...

– Ты что, жалеешь, что тебя не сожгли?

– Х-хех. Х-хы, не, не жалею. Вот думаю... Думаю, что там у меня было? Да кто его знает. А здесь хотя бы – свои.

Джек, сам того не осознавая, ходил туда-сюда, в одной руке держа нож, а второй сжимая лоб.

– А сейчас что делать? – спросил он.

– Да ты не трепыха-а-айся, – махнул рукой Жак. – Доберемся к своим, а там дел будет невпроворот – жратву найти да к охотничкам не попастся. Самое сложное и будет.

– А может, наверх? Жратву поищем.

– Дурак ты все-таки. Хоть и с ружьем. День сейчас – охотнички даже тебя, с ногами и руками, от живого на раз-два отличат. Не-е, пойдем к нашим.

– К нашим так к нашим... Пойдем...

– А вона... – Жак подался вперед, упершись руками в пол и вглядываясь куда-то в дальний изгиб тоннеля. – Отсвет, или мне кажется?

– Вдруг, охотники?

– Сюда не суются – им стра-а-ашненько, а мы за жратвой все равно наверх полезем...

Жак жил здесь давно – и его очень смешило это «жил». Что там было с ним в настоящей жизни, он толком не помнил. Из паспорта знал, что семьи у него нет, этого и хватило... Он сам рассказал, когда вместе с Джеком поджидал патрульного – это оказался и вправду патрульный. На полпути он остановился и вскинул ружье.

– Придурок! – крикнул Жаба. – Охотнички – не су-ют-ся!

– Сами придурки, – отозвался патрульный. – Докажи!

– Козлина, – пробормотал Жак, расстегивая кнопки на дождевике. – Ног тебе моих не хватает? Во, видно? Джек, подсвети фонариком!

Осветилась дыра сантиметров десять в диаметре – спекшаяся кровь и торчащие осколки костей.

– Хе-хе, Жак, ты что ль? – щурясь, патрульный приблизился. – А это кто с тобой?

– Новенький. Пулю в голову отхватил.

– Я Джек. Вот... мозг прошило навылет... Сначала считалось, будто бы мозг отвечает за действия оживших мертвецов, нет мозга – нет движения, как-то так... Но откуда я это знаю?

– Ученым был? – предположил патрульный. – Или врачом?

– Врачом, наверное, – сказал Жак. – Он дырку от пули промывать собирался, слышь? Чтоб заражения крови не было, хе-х... Ну так как, отведешь?

Патрульный, представившись Натаниэлем, махнул рукой и отвернулся.

– Точно, – бормотал Джек, шагая вслед за ним. Жаба передвигался то на локтях, ползком, то ловко перебирая руками. – Точно, врач... Помню. Слишком много про зомби помню. Про вирус... Сначала считалось – надо голову снести, тогда мертвяк и во второй раз подохнет. Только вот... разбивали, отрубали, отрывали, а тела и головы продолжали жить. До сих пор ведь... Помню одного...

Если б Джек дышал, воздуха ему б не хватило, настолько яркой была возникшая перед глазами картинка: вот подбородок, губы, нос, глаза... глаз – и сколотые края. На ум пришло – «как разбитая чашка». Чашка с густым супом, стекающим с неровных краев.

– Эй, ты чего?

– Ничего. Есть захотелось.

– У нас правило – своих не жрать, – обернулся на ходу Натаниэль. Шея у него была зашита – неровно, косыми стежками, ниже кадыка.

– Кто начнет на своего зубы точить – того, х-хы, в общий котел! – радостно подтвердил Жак. – Прав ты – пожрать бы.

– Олухи, – беззлобно отозвался патрульный. – До вечера еще часа четыре, терпите.

«Затем зомби выбираются на поверхность, – холодно, отстраненно, будто не о себе, думал Джек. —Чертовы коммуникации – то единственное, что не дает людям замуровать зомби под землей, чтоб они перегрызли друг друга. Если подумать, для зомби хорошо, что вирус приживается лишь в мертвом организме – находясь здесь, они б заразили всю воду, многие живые омертвели бы, но и трубы тогда не представляли бы ценности – заварить все люки и нет проблемы... Хотя тогда наверху остались бы зараженные... Нет, все-таки для всех хорошо, что вирус действует лишь на мертвецов. И очень, очень плохо, что зомби жрут людей».

– Есть хочу, – повторил Джек.

– Все хотят. А вечером еще не то начнется.

«Колодцы», – пришло в голову Джека.

– Жак. Натаниэль. Нужно выбираться на поверхность.

– Он что, совсем тупой? – поинтересовался Натаниэль у Жака.

– Нет! – мгновенно окрысился Джек. – Вы когда подохли? И когда к вам последний «новенький» с поверхности приходил? Год назад, два?

Полгода, как оказалось. А люди тем временем уходили с насиженных мест, организовывали общины, селились в глуши... и рыли колодцы. Только упертые бараны, отщепенцы и воинствующие придурки, считающие себя героями, оставались в опасных городах. По разным причинам, от самых банальных – неохота терять нажитое добро, до слишком высоких и пафосных, которые Джек, особенно сейчас, не мог для себя сформулировать. Да еще охотники оставались... Романтичная каша в голове была свойственна лишь редким их представителям, в основном же, охотниками становились по вполне ясным причинам – месть за съеденных родственников или друзей преобладала. Еще иногда находились уникумы, охотящиеся за идею... а иногда маньяки, которым просто хотелось стрелять, взрывать и поджигать.

– Я наверх, – выпалил Джек, когда, сбивчиво и быстро, пересказал зомби все, что вспомнил. – Где ближайший люк? Где вообще карта?

Уверенно, как будто делал так всю жизнь, Джек цапнул патрульного за шиворот.

– Ты еще в карман мне залезь, – но на того жест не произвел ровным счетом никакого впечатления. – Тоже мне...

– Джек, ну, успокойся, – пробормотал Жак. – Новых у нас, может, и не появлялось, но сами-то наверх ползаем, видим, что людей маловато... Кого наши слопают, а кто смоется... Но охотничков-то всегда полно, понимаешь?

– Ты меня не понял, – устало произнес Джек, отпуская воротник Натаниэлевой куртки. – Скоро там вообще никого не останется, и никто не помешает заварить люки и запереть зомби... нас... здесь.

– До ночи подождать можешь? – раздельно и громко спросил Натаниэль. – Все равно ведь нашим рассказать надо, что ты там навспоминал. Один полезешь – точно пришьют, толпой соберемся – уже полегче.

– А сколько вас здесь? – Джек спросил раньше, чем подумал. И тут же всплыли в сознании другие вопросы: кто исследует подземелье, есть ли схемы, по какому принципу выбирается путь...

– Пара сотен наберется, – ответил Жак. – Плюс другие, иногда тут пересекаемся, плюс одиночки... Но у нас община самая большая. Ну, пойдем...

Добрались до стоянки через полчаса. По пути Джек заметил и пробоины в стенах, и, наоборот, замурованные ходы, – и вспоминались, вспоминались карты.

Джек думал, что для стоянок выбираются какие-то особенные места. Лучшие настолько, насколько это возможно здесь. Но нет – всего лишь ответвление подземного лабиринта, с той же водой и шумящим где-то далеко сливом, с той же сыростью и холодом, страшным холодом, пробирающим до костей. Здесь Джеку стало особенно заметно, что он жутко, адски замерз – как если бы смерзлось в теле каждое волокно, каждая частичка и каждая капля.

– А знаешь ведь, как бывало, – вкрадчиво проговорил Жак, – что наши сами керосином обливались и спичкой чиркали. Так согреться хотелось, во-о-от...

– Я понимаю одиночек, – признался Джек.

– Привыкнешь, – вместо Жабы ответил Натаниэль, хлопнув Джека по плечу. – Одиночки долго не живут, ты уж поверь.

– Живут, – захихикал Жак. – Ну, ты как скажешь...

– Заткнись, жабоголовый, – с внезапной злостью бросил патрульный и быстро зашагал, скорее всего, к знакомым.

Лица казались одинаковыми, оттого намного легче было отличать тех, кто так же, как и Джек, схлопотал пулю в голову. Он заметил троих таких. Зомби сидели прямо на полу – кто-то жался к стенам, кто-то болтал ногами в воде. На глазах Джека мертвый паренек дернулся и резко вытащил ногу из отходов. Еле успел схватить ускользающую крысу – и тут же запихнул в рот пищащую голову. Джек молча уставился на него. Так они и смотрели друг на друга – паренек, молча и медленно жующий, обгладывающий крысиный череп, и Джек, испытывающий желание то ли сунуть два пальца в рот (бесполезное занятие), то ли отобрать у незнакомца крысиную тушку.

Жаба тем временем болтал что-то, подползал то к одному зомби, то к другому, рассказывал о «новеньком», тщетно пытаясь пробудить хоть какой-то интерес. Очевидно, Жабу здесь никто не любил – зомби отмахивались от него, искоса глядели на Джека и отворачивались.

А паренек выкинул обглоданную черепушку в воду, посмотрел на крысиное тельце в своей руке, потом неуверенно повел плечами и быстро, резко поднялся и подбежал к кому-то у стены. Некто сидел в отдалении от остальных, худые руки покоились на коленях, голова склонена. Грязные пальцы убрали с лица прядь волос – дрожащим, неловким движением, в котором наблюдался лишь отсвет привычного жеста. Женского жеста, кокетливого. Девушка безучастно взглянула на паренька, сующего ей под нос крысу. Молча оттолкнула руку и вновь склонила голову.

– Хе-х, Чарли, мне отдай! – крикнул вездесущий Жак. – Я даже «спасибо» скажу!

– Пошел ты, скотина! – огрызнулся парень и уселся рядом с неподвижной девушкой, обхватил ее за плечи. – Эни, ну, Эни... Нужно есть, если жить хочешь...

– «Жить»! – не унялся Жак, явно раздосадованный тем, что никто не радуется его приходу. – Хе-х, а Эни – наша кра-а-аля, неделями не ест, все сидит так да сидит... Да ты падай, Джек, чего как столб? – Жак подергал его за штанину, дождался, пока Джек послушно рухнет, и мстительно продолжил: – Видишь ли, поджигаться ей трусливо, а зомбяком быть неохо-о-ота, все сидит... И чего, спрашивается? Слышь, Эни, а давай мы тебя схарчим? Чего затряслась, сама ж недовольна, а так хоть нам польза, а?

Прежде чем Чарли поднялся со своего места, Джек сдавил плечо Жака и громко, зло бросил – как ударил:

– Заткнись, Жаба!

– Чего сразу... – уже тише забормотал он. – Чего? Эни хоть и не ест долго, зато потом как не выдержит, рванет наверх – и жрать! Загляденье! Помнишь, Эни?

– Заткнись! – Чарли подлетел к несносному калеке, но Джек уже от души врезал тому в ухо. Бессмысленный удар, но хоть злость сорвал.

Жаба упал, ударился головой о пол, но тут же поднялся и уселся. Погладив свои обрубки, он обиженно заметил, что не так обращаются с «помощниками, друзьями и вообще...».

– Да какой ты мне друг, уродец, – беззлобно ответил Джек.

Чарли ничего ему не сказал, только кивнул и вернулся к Эни. А та пристально глядела на Джека.

– Я тебя помню, – неожиданно сказала она, схватившись за голову. – В госпитале... Год назад, как раз перед тем, как я... – Эни замолчала.

– Да? А что еще помнишь? – спросил Джек, особо не надеясь на ответ.

Только сейчас до него дошло, что все вокруг, кроме них, молчат. Слушают всю перепалку с самого начала.

– Он врач, да? – встрепенулся Жак. – Ну, Эни, не обижайся на идиота... Скажи, он и вправду врач?

– Скажи, пожалуйста.

– По-моему, нет, – медленно покачала головой Эни. – Ты тоже лечился, у тебя... здесь, – она похлопала себя по плечу, – перевязано было.

Джек оттянул воротник свитера, посмотрел, даже ощупал плечо.

– Нет. Шрамов нет. Ты ошиблась.

А ей уже стало плевать на все – Эни вновь застыла, не обращая внимания ни на Джека, ни на Чарли, пытающегося вложить ей в руки безголовую крысу.

Джек лег на пол, отвернулся к стене. Он помнил, что при жизни шрамы у него часто болели и чесались. И тот, который на плече, и остальные – на спине, ногах, груди... Но отчего-то сознаваться не хотелось. Было в этом что-то позорное и очень обидное – десятки раз находиться на самой грани и выживать, а потом взять и сдохнуть.

А еще – очень хотелось есть.

Просто до безумия.

«Вещества... какие-то там... какие-то... – тщетно пытался он вытащить из простреленной башки доказательства собственной учености. – Мутагены... или как оно?.. Это все они. Они, не я. Это они разлагают старую плоть и требуют новою... Это – не я».

– Шты-ы-ырит, – неизвестно как догадался Жак. – Первый раз – оно самое тяжелое, перетерпеть.

– Заткнись. Жак, ради всего, заткнись и молчи, просто молчи!

Джек подтянул колени к груди.

– Я убью того, кто со мной это сделал, – пробормотал Джек тихо. – Убью... И съем.

– Меня угостишь?

– Заткнись.

Мысли о еде – о мясе, сыром и скользком, – не выходили из головы, превращались в... в нечто, очень похожее на боль. Джек закрыл глаза и закусил губу. Привычка?..

«Эй, Джеки, ща как рванет – без губы и останешься!», «Ну вот, блин, Джеки, опять ты вампироид, а говорил же – тряханет, прокусишь!», «Нет, ну ты как девчонка, еще б язык высунул»... Чьи это слова? Кто это говорит, кто называет его «Джеки», кто ему настолько близок, что может вот так вот шутить?..

– Ха-а-а! А вы чего как не родные, э? – громкий голос прорезал тишину. – А я на поверхности кошку видел! С глазами во-о-от такими! И песенку сразу сочинил! Про кошку! Слушайте:

               В детстве маму я не слушал,

               Мало спал и плохо кушал

               Но исправился теперь:

               Жру я, словно дикий зверь!

Похоже, только Джеку ничего не хотелось слышать. Кто-то хихикнул, а кто-то тоненьким, срывающимся голоском, подпел:

               – Эх, мёртвая жисть,

               Не лежалось – так вертись!

– Во! – немедленно откликнулся весельчак. – А я вечно забываю, как там!

– А почему про кошку? – спросил кто-то другой. Джек по-прежнему лежал, отвернувшись к стене.

– А... а, вот, сейчас... Помнил же! Ну...

              Притаившись, кот сидит

              Мимо крысонька бежит

              Прыг, удар когтистой лапой -

              Вкусный кот, хоть и лохматый!

– ...А крысу я упустил! – радостно закончил он.

Джек поднялся и открыл глаза, привалившись к стене.

– Это Айзек, – тихо сказал Жак. – Постоянно он со своими песенками, поет, забывает, снова поет... Вечно все забывает, пустая, х-хех, башка... А только наши его все равно любят, патрульные, если заметят, всегда приводят. Наверное, потому что глянешь на такого урода – и поймешь, что у тебя-то все в порядке. Верно, а, Джек?..

Он вдруг растерял показную веселость... может, потому что появившийся Айзек радовался вовсю. И – странно, – зомби тоже как-то посветлели лицами, Джек заметил несколько улыбок.

– Здорово, ну ты прям как живой! И ты, детка, чего смурная? О, дружище, рад видеть! И ты здесь, обогнал охотников?.. – Айзек здоровался, раскланивался и каждому хоть что-то, да говорил. Он никого не называл по имени – забывал, – но ему протягивали руки, кивали, усмехались в ответ...

А Джек не сводил с него взгляда. Потому что этого он точно помнил.

Совсем недавно вспоминал.

Разбитый череп, серо-красный суп. Теперь череп был перевязан грязно-алым, в пятнах, шарфом. Ткань закрывала месиво, но одновременно и подчеркивала, что вот у него, у этого Айзека, осталась лишь половина головы.

– Жабоголовый! – аж взвизгнул от восторга Айзек. – Старина, как дела, как сам? Мне тут шепнули, ты нового нашел?

Жак не ответил, но Айзеку ответ и не требовался.

– Х-ха-а, и верно, тебя-то я не припо-о-омню... – он прищурил единственный глаз и склонил на бок голову, отчего под шарфом что-то перекатилось. – Кажется. Или помню?

Он присел на корточки, вглядываясь в лицо Джека.

– Меня тут уже вспомнила одна, – кивнул Джек в сторону Эни. – Только ошиблась. Но, может, ты чего дельного скажешь?

– Он убийцу своего найти хочет, – влез Жак.

– Хочу, – согласился Джек. – И найду. Но сначала бы выяснить, кто я такой. Так как, помнишь?

– Пытаюсь вспомнить, – серьезно ответил Айзек.

– Ладно, – произнес Джек, глядя ему в глаза. – А пока ты вспоминаешь, а нас опять все слушают – я скажу... Колодцы.

– Опять ты про свое! Джек, ну ты... – раздался голос Натаниэля.

– Послушаем его, – перебил Айзек. – Послушаем.

***

Казалось бы, самое оно – выбираться на поверхность ночью положено безумным тварям. Традиция. На деле же – обыкновенная конспирация.

– Не старайтесь сойти за живых, – сказал Джек. – Нет здесь живых, с началом мутации – не осталось. Охотники так и вычисляют мертвецов – дурни, ходят ровно, уверенно, как у себя дома. А кто так сейчас передвигается? Да никто. Так что – озирайтесь, перебегайте, дрожите, будто от страха. И оружие – у кого есть, чтоб в руках держали. Так сойдете за мирных жителей.

Он говорил это Жаку, Айзеку и Чарли. Айзек выбрался на поверхность с ним, потому что решил – в словах новенького есть смысл, стоит внимательнее глядеть по сторонам и, в будущем, выбираться из подземелья. Скоро в городе останутся только охотники – и им будет легче всего уничтожить мертвецов, которые заперты внизу. А еще Айзек присматривался к Джеку – и вот это уже настораживало последнего. Жаба же считал Джека «другом», а Чарли, после случая с Эни, – как минимум, неплохим парнем. Вот так и сложилась их четверка.

– Остался бы ты под землей, Жаба, – Джек достал револьвер и проверил барабан, хотя знал, что он полон.

– Вот-вот, – поддержал Чарли. – Со своими культяпками всех подставляешь.

– Подставляю? Да я...

– Да заткнись.

– Джек, я, правда... Я не подведу, я ж маленький и незаметный, ну... Ну не оставляй ты меня тут...

– Никто никого не оставит. Раз уж выбрались.

Джек следовал своим же рекомендациям точь-в-точь. Вернее даже, тело все делало за него. Выглянуть, обернуться, на полусогнутых перебежать пустую улицу, спрятаться за мусорными баками... проскользнуть в дверь многоэтажки.

Чарли оттолкнул Джека, бросился вверх по лестнице, разом позабыв про все советы. Там, на пятом этаже, только раз мелькнул свет – из-за плотных штор, тусклый отблеск. Может, охотники, а может... Джек успел как раз тогда, когда Чарли выломал дверь. Не ту, за которой были люди, а соседнюю – нужная дверь была металлической, что лишний раз указывало на живых.

– Идиоты, – прошипел Айзек, кинувшись в проем. – Все-таки они идиоты!

Чарли, снося все на своем пути, метнулся на балкон. Айзек, поозиравшись, схватил длинный кофейный столик, который вскоре перекинул от балкона к балкону, как мост.

– Не в первый раз, что ли? – тихо спросил Джек.

– Во второй так везет, – коротко ответил Айзек. – Сторожи дверь, а то сбегут.

Если подумать, то зомби в этом городе – тоже охотники.

Вернувшись на лестничную клетку вместе с Жабой, Джек услышал шум, а затем дверь и вправду распахнулась.

– Попались! – радостно завопил Жак.

В тело Джек вошел заряд картечи.

– Обратно, – кивнул он старику-стрелку. – Назад.

Тот отшатнулся, шаря в карманах. Из одного торчал баллончик, в другом... в другом лежала зажигалка. Но сзади уже подбежал Чарли и врезал старику по башке.

– Нельзя ж таким тормозным быть, – заметил парень, без особого труда удерживая старика на полу. Тот уже мало что соображал, но пытался драться.

– Что тут у нас? – Жаба деловито вытащил из его кармана баллончик. – Лак для волос, х-хе? Свои, что ли, патлы укладываешь?

– Ты, – прохрипел старик, безуспешно стараясь сфокусировать взгляд на Джеке. – Я узнал тебя!..

– Стойте! – рявкнул Джек так, что и Чарли, и Айзек, и Жаба отпрянули от тела.

И в тот же миг что-то толкнуло Джека в спину, черным смазанным пятном пронеслось мимо и упало на старика. А через секунду брызнула кровь.

– Детка, – ошарашено пробормотал Айзек. – Детка...

– Эни, – Чарли протянул к ней руку, но тут же опустил.

– Кушает, – добавил Жак равнодушно. – Я ж говорил – неделями страдает, а потом жра-а-ать!

– Заткнись, Жаба.

Эни подняла голову, умудряясь выглядеть одновременно жадной и затравленной. Джек хотел разозлиться, хотел наорать на дуру-Эни, но...

– Не пропадать же теперь, – заметил Айзек.

Джек пришел в себя, только когда полностью набил желудок. Эни, вскрикнув, вскочила на ноги и бросилась в ванную – смывать с лица кровь. Чарли побежал за ней. Айзек устало поглядел им вслед и привалился к стене коридора. Потом лениво добрался до двери и, наконец, закрыл ее. Надо же, целых пятнадцать минут они все были отличной мишенью... Ну и плевать.

Джек поднялся с колен и, пошатываясь, пошел в другую комнату – просто из интереса.

– Совесть? – спросил Жаба, двинувшись за ним. – Совесть мучает?

– Еще не знаю.

– А я вот думаю... Думаю – а если б это мой родственник был?

Джек скользнул взглядом по книжным полкам, бездумно провел пальцем по стене... и замер, увидев фотографию в рамке.

– Что? – Жаба не мог рассмотреть фото, которое Джек поднял к глазам. – Это... это твой родственник?!

Джек медленно покачал головой и вытащил фото.

– Нет. Не мой.

Старик, чей труп теперь валялся в коридоре, обнимал за плечи девушку. На его лице застыло выражение страха, широкая улыбка казалась ненастоящей и необъяснимо омерзительной. А девушка выглядела просто измученной. Уже столкнулась с мутацией? Уже постреляла в мертвых соседей и друзей? Фото недавнее... ведь в девушке очень легко узнать Эни.

– Что вы тут делаете?

Джек моментально смял фотографию и сунул в карман.

– Эни... – Чарли держал девушку за плечо. – Тебе показалось...

Эни осмотрела комнату. Когда ее взгляд упал на кровать, она резко дернула плечом.

– Убери от меня руки! – взвизгнула она, отшатнувшись от Чарли. – Убери!

Она шарахнулась к стене, снова вздрогнула, беспомощно оглянулась и затряслась, спрятав лицо в ладонях.

– Нет! – крикнула она. – Нет!

– Эни! – проклятое фото словно жгло Джека сквозь ткань. Он крепко обнял девушку и попытался успокоить, но она стала вырываться, будто бешеная.

– Я помню! Я вспомнила!

– Ну и что?! – завопил Жаба, хватаясь за ее колени. Он уже тоже понял, в чем дело. – Мы теперь другие, мы – не люди, да понимаешь ты?! Мы зомби, мертвяки, и ничего уже с этим не поделать! И он бы тебя сжег, и ты, ты все правильно сделала, Эни!

– Отвали! – Эни пнула бедного Жака и бросилась обратно в коридор.

Там оттолкнула Айзека, склонилась над мертвым стариком... и долго, долго, беспорядочно молотила кулаками по тому, что от него осталось. Сдирала кожу на руках о торчащие ребра, выла... и лупила со всей дури. Потом поднялась и продолжила пинать и топать тело. Наконец, схватила баллончик с лаком и зажигалку...

– Осторожнее, детка, – прошептал Айзек, перехватывая ее руку. – Обожжешься сама.

– Не хочу... Чтоб поднимался. Чтоб жил. А ведь может еще... Не хочу, – она боролась, но уже не так яростно.

– Детка, – успокаивающе произнес Айзек. – Давай мы отойдем, а парни все сделают. А ты посмотришь. Давай?

– Хочу сама, – мотнула головой Эни. – Чтоб он... Чтоб я...

– Не знаю, что там у вас случилось, – сказал Айзек, – но давайте сожжем эту мразь. Мразь же, детка? Я такое вижу...

Эни кивнула, не отрывая взгляда от изуродованного тела. Чарли отыскал в домашней аптечке бутылек спирта, облил тело, покидал сверху вырванных из телефонного справочника листов... Протянул зажигалку Эни.

– И это, наверное, – Джек достал фотографию, – тоже тебе.

– На растопку, – хихикнул Жаба, и Эни внезапно его поддержала – улыбнулась.

А в доме случился пожар.

– А может, это было бы лучшей местью – чтоб Эни оставила его жить? – спросил Джек у Жабы, неожиданно даже для себя.

***

– Куда теперь?

Сытость делала их глупцами. Минут пять они шли, вообще не заботясь ни о чем, просто шли... Но вовремя опомнились.

– Давайте обратно, под землю, – попросила Эни.

– Тебе и вправду лучше уйти, – согласился Джек. – Без обид. У меня еще дело... Жак, ты местность хорошо знаешь? У меня с памятью сейчас плохо. Где ты меня нашел, помнишь? Если на поверхности, то это где будет?

– Так ты прям под люком был. Я все люки знаю... Это за торговым центром, на открытой стоянке.

– Тогда тем более – спускаемся. Доберетесь под землей, а там вылезете. Зачем лишний раз рисковать?

С Эни согласились, и распрощались только в канализации.

Айзек решил идти с Джеком и Жабой. Спорить никто не стал, хоть Джеку и не хотелось находиться рядом с этим типом. Он действительно хорошо помнил его череп.

Эни хотела поговорить с Джеком и, пусть это выглядело подозрительно, отвела его подальше от других и зашептала:

– А я ведь вспомнила тебя, Джек. Но никому ничего не скажу. Понимаешь, почему?

– Нет, – признался Джек. – Не понимаю.

– Значит, не помнишь, – она слабо усмехнулась. – Я в больнице лежала, с травмами... И ты тоже. Врешь ведь, что нет шрама. Шатался там по коридору, со своим плечом...

...Старик пришел с цветами, благостный и обеспокоенный. Сидел на кровати рядом с Эни, держал ее за руку, что-то говорил. Эни дрожала и не смотрела на него... И столкнулась взглядом с Джеком, который и вправду без дела шатался по коридору – и попросту заглянул в приоткрытую дверь. Эни... с такими глазами молят о спасении... Джек действовал быстро и убийственно страшно, разом все осознав и решив. Он просто распахнул дверь, схватил старика за шиворот и ударил башкой о стену. А потом выкинул за дверь.

Эни тогда не сказала ни слова, только благодарно сжала его руку.

– Я не скажу, раз ты не хочешь, – пообещала Эни. – Честно, не скажу. Только возвращайтесь, я... Мне, может, впервые хорошо стало сейчас. И ты, и Айзек, и даже Жаба эта... возвращайтесь.

– Спасибо, – только и выдавил Джек.

– Что она тебе сказала? – быстро спросил Айзек, когда они с Чарли и Эни разошлись.

– Она действительно меня узнала. Но сначала перепутала с пациентом.

– Значит, все ж врач? – неизвестно чему обрадовался Жак.

– Ага.

– А почему в сторонке шептались? – не отстал Айзек.

– Потому что проктологом был. В задницах ковырялся! А она не хотела, чтоб вы надо мной ржали... Вот как сейчас. Уроды... Двигаем, ну что встали?

– Слушай, а что ты там найти хочешь? – спросил Айзек уже на ходу.

– Что-нибудь, что поможет мне вспомнить. Какого... Почему ты за нами ходишь? – вернул вопрос Джек.

– А я тоже пытаюсь вспомнить. Тебя вот.

– Один я тут ничего не вспоминаю. Только вот веду, х-хе...

– Жаба...

– Заткнуться, да?

– Но ты ведь и вправду мне знаком, – спустя минуту произнес Айзек. – Ручаюсь, будь у меня целая башка, я бы тебя вспомнил.

– Наличие мозга ни на что не влияет. То есть, не влияет, если ты уже мертв. Иначе бы зомби погибали, лишившись головы.

– Может, ты и доктор, а я с половиной башки уже больше года живу... Заткнись, Жаба. И провалы в памяти – случаются.