Текст книги "Револьвер с опаловой рукоятью (СИ)"

Автор книги: Татьяна Талова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Выяснилась и причина их внезапного благодушия. Бандиты суеверны. До дурости – они спокойно грабят и убивают, но боятся колдовства. И упоминание призрака их испугало. И кошки... кошки очень их впечатлили. Как и то, что я стала первой, на кого колдовство не подействовало. То есть, они так считали. Они временно прятались в Ведьмином, строя из себя приличных людей, и крепко спали по ночам, и терпели старуху с ее статуэтками – только и всего. А у меня просто не хватило нервов успокоиться и заснуть, когда Тэш вывел меня из себя.

Дикая случайность.

– Тэш...

Я заговорила с ним лишь на утро, спустя несколько часов скачки. Задница болела, кости ныли, голова раскалывалась с недосыпа и пережитого. Я почти свалилась с лошади прямо посреди пустыни, и Генри, старший, ругнувшись, объявил привал.

– Тэш, ты ведь знал это? – спросила я. – Тэш, ты все знал!.. Ты направил меня в Ведьмин, ты хотел, чтобы я встретилась с той старухой! Ты...

– Нет, – ответил Тэш. – Я хотел, чтобы ты встретилась с ее сестрой. Спроси своих новых знакомых, что они успели найти в ведьмином доме. Спроси, Генри держит что-то за пазухой...

Мне кажется, он направляет меня. Тэш, это чудовище, своей болтовней толкает меня то в один город, то в другой. Я уже проклял тот день, когда стащил из особняка эту штуковину!.. И теперь говорю с револьвером постоянно. Слушаю его. Иногда отвечаю. И это кажется мне совершенно, совершенно нормальным, вот что пугает!

А еще я вновь рядом с городом. Рядом с городком, где прячется очередной псих, с которым Тэш желает меня познакомить. Мне думается, что он не сталкивался с нормальными людьми. Или посчитал их слишком скучными, чтобы запоминать... А потому мне попадаются только сумасшедшие. Зачем он это делает? И почему, почему я так слушаюсь его? Он подменил меня. Прошлого нет.

Я ненавижу его. Но не могу остановиться – слишком хочу узнать, к чему же он меня приведет.

Сегодня Тэш пообещал мне встречу с самим собой, настоящим, живым, реальным и целым. Я подумал о тебе. И поверил сразу.

Я глупец. Просто законченный идиот.

2.12.

За месяц я привыкла к лошадям.

К бандитам привыкнуть не удалось – что бы ни думал Генри, а с шайкой преступников мне было не по пути. Гордость и честь говорили о том, что Рил-Раски не должны оставаться в живых, а здравый смысл подсказывал – я не справлюсь. Даже с Тэшем... Даже после того, как мои уговоры подействовали на него, и он перестал «шутить», стреляя куда угодно, кроме цели.

Да и потом... Был доктор Лэй и дядюшка Микки – не мне осуждать братьев Рил-Раск. К тому же, они помогли мне... Одним словом, я договорилась с собственной совестью и рассталась с братьями, ненавидя себя.

Подъезжая к Гортоле, небольшому городку недалеко от столицы, я рассматривала шкатулку, вынесенную из дома ведьмы. Драгоценности из нее выгребли Рил-Раски, мне же осталась пожелтевшая от времени фотокарточка и подпись на ее обратной стороне. И вырезанные ножом на крышке дата и место.

Расспросив про семейство Веннетов, я узнала, где живет Клара. Их двое было – две Клары на фотографии. Не близнецы, даже не похожие друг на друга девочки-сестры смотрели прямо мне в глаза... И меня, помнится, отец усаживал перед фотографом, давал в руки охапку цветов и строго-настрого запрещал глядеть по сторонам.

Две сестры. И одна из них стала ведьмой, а другая – вышивальщицей.

Когда Клара открыла дверь, я молча протянула шкатулку и фотографию. И Клара долгую секунду смотрела на меня, прежде чем упасть в обморок.

– Моя сестра, – прошептала она, придя в себя. Я успела подхватить ее и затащить в дом, и со стороны, думается, это выглядело очень подозрительно. И теперь мы сидели в комнате, небогатой, но чистой и уютной, за столом, на котором рядом стоял кофейник и коробка с разноцветными нитками.

– Моя сестра, – повторила Клара. – Вы... вы встречали ее?

Я кивнула. Клара не испугалась, повела себя спокойно, как будто ждала меня и предвидела встречу.

Она поднялась и прошлась по комнате, собираясь с мыслями.

– Я не спрашиваю, что она делала, когда вы встретились, – сказала Клара. – Не спрашиваю. Наверняка, что-то ужасное, – она болезненно поморщилась и покачала головой. – Простите.

– Вы ни в чем не виноваты. Просто я нашла эту шкатулку и решила вернуть...

– Вы убили ее, – Клара на миг зажмурилась, а когда открыла глаза, из них хлынули слезы. Стараясь успокоиться, она подняла голову. Будто хотела заставить слезы течь обратно. – А сейчас думаете, что я так любила ее... Нет! – она взмахнула рукой, как птица крылом. – Ненавидела! И она – небеса в свидетели, – заслужила смерть!

– Ваша сестра...

– Не сестра, – покачала головой Клара и неуверенно взглянула на меня. – Я... Я могу вам рассказать? – она сделала несколько шагов и резко остановилась. – Могу ведь?.. Я чувствую... Я чувствую, что мы близки. Как вас зовут? Вы помните свое детство? Нет, иначе бы поняли меня сразу...

– Меллони. Я прекрасно помню свое детство?

– Вот как? – удивилась Клара. – Но в таких вещах я не могу ошибаться. После пройденного – не могу... Так неужели вам незнакома «машина Маккея»?

– Мне знакомы все изобретения Маккея, – сдержанно отозвалась я, внутренне недоумевая.

– Мы близки, – повторила Клара. – Я, право же, не знаю, что замешано здесь – ваша плохая память или потрясающее хладнокровие... Но двуликих я вижу сразу. Поэтому – расскажу.

Двуликими Клара называла больных с раздвоением личности. Не совсем точно и слишком красиво, но, впрочем, какая разница? Майрон Маккей, мой отец, занимался их лечением вместе с доктором Лэем – это я знала. Но о «машине Маккея» – о той, про которую говорила Клара, слышала лишь мельком.

Жестокая вещь. Жестокая, но спасительная. В лечении психических расстройств она стала прорывом. Она соединила физику, иллюзию, медицину и те странные мистические верования, из которых следовало, что в двуликих действительно живет два разных человека. Маккей и Лэй разделили их.

Действительно разделили.

Из машины Маккея, похожей на старинный инструмент пыток – «железную деву», – выходило два человека. Два психически здоровых человека – по крайней мере, так считалось.

Клара побывала в ней.

– Я всегда знала, что нас – двое, – говорила она. – Я училась вышивать, гуляла с родителями по парку, играла на пианино, кормила голубей... А она... Она изводила мать истериками и ругалась на отца, рвала книги, даже пыталась отравить нашу прислугу... Треклятые кошки слушались ее и бросались с воплями на нашу бабушку, а она ночью резала себе руки и поила этих тварей собственной кровью, – Клара закатала рукав, демонстрируя шрамы. – Я понимала все, видела, но не могла совладать, а она то кричала мне, что вырастет и уничтожит всю нашу семью, то плакала и говорила, что любит на свете лишь меня, свою сестру... И в один день вдруг... – Клара беспомощно развела руками. – Она кусалась и пыталась вырваться вплоть до того момента, когда нас затолкнули в огромный железный саркофаг. Мне казалось, снаружи бьют молнии...

Наружу выбрались уже две девочки. И одна из них затаилась. Притихла на время. Она изменилась, на первый взгляд.

Эта Клара выглядела лет на тридцать, та – на все шестьдесят, но злое колдовство губит. Просто тогда, когда они были детьми, та Клара еще не показала свою настоящую силу.

– Но машина не исцеляет болезнь. Она лишь делит нас надвое, оставляя двух людей! – Клара на миг замолчала, судорожно сминая в пальцах ткань собственной юбки. – У нее осталась моя старая внешность. Отчего – мне невозможно понять это. Наверное... я думаю, именно она была настоящей, а я – выродком, паразитом, прилипшим к безумице и занявшей позже ее место в семье. Спокойная, тихая, милая Клара... Моя сестра сбежала, признавшись, что только я мешаю ей отравить родителей, поджечь дом... Она многое тогда сказала. Пожалуй, в этом была настоящая польза машины – разделенные, мы внезапно поняли, что не можем жить друг без друга, и не можем, не можем причинить друг другу вред... Поэтому она сбежала, когда услышала, что родители намерены положить ее в госпиталь на лечение, а я осталась. Мы – одно целое, – сказала Клара и тихо, отрешенно призналась. – И вы, Меллони, убили меня.

Я слушала ее, понимая, что безоговорочно верю каждому слову. Пусть это звучит странно, нелепо, жутко... Я верю! Я... знаю.

«Зачем, Тэш? Зачем ты привел меня сюда?!..»

Внезапное озарение на миг оглушило меня и заставило потеряться в огромной реальности.

«Ты, Тэш?! Ты – это я?»

«Это даже не смешно, – ворчливо откликнулся он. – Машина Маккея не оживляет вещи, дурочка!»

«Тогда почему ты...»

«Да разве это важно, Меллони? Разве важно, почему я владею речью, когда тут, сейчас, ты говоришь с собственным прошлым?»

Я хотела бы сбежать.

«Скажи, Меллони... Ты взрослая девушка. Ты могла бы забыть о лечебнице для умалишенных, куда упек тебя доктор Лэй, вернее, могла бы без содрогания вспоминать о ней. Могла бы не плакать по ночам... Однако же – ты плачешь и до сих пор не можешь успокоиться. Почему?»

Не значит ли это, что причины моих мук прячутся глубже? Не значит ли это, что лечебница знакома мне не только по прошлому году? Не значит ли это, что раньше я...

– Меллони, – произнесла Клара. – Я всегда узнаю таких, как я. Так скажите мне, вы – помните?.. Кто есть у вас, кроме вас самой? Она... или он... с вами? Рядом? Или все случилось, как в нашей с Кларой истории?

Наследница Маккея, очаровательное создание, иногда сходила с ума и била посуду, швырялась игрушками, бросалась с кулаками на воспитателей... Слишком легко и быстро выходила из себя. Мне казалось раньше – отец научил меня быть спокойнее. Как выяснилось позже, действительно научил – но не столько успокаиваться, сколько скрываться от чужих глаз. Он берег меня. И всех остальных – от меня. И, конечно, надеялся, что из машины выйдет его маленькое чудо. Вышло двое – его дочка и незнакомый мальчик, единые разумом и душой, разделенные на два тела.

– Он далеко, – чужим голосом произнесла я. – Мы были совсем маленькими. И у меня осталась внешность... а у него – трезвый ум. И сбежал... сбежал он.

– Почему? – вырвалось у Клары.

– Потому что...

Потому что Майрон Маккей не сумел бы объяснить исчезновение дочери, потому что боялся слухов... и безумно любил меня. Именно такой, которую знал с рождения. Да и всегда он хотел дочку, а не сына...

– Потому что тогда я не смогла бы забыть того, что сотворил мой отец. Я не простила бы нашего разделения, я не умею, не умею прощать... И неизвестно, что бы я сотворила с домом, с семьей, с отцом...

Волной, водопадом на меня обрушилось собственное прошлое. И мальчик, который всегда был умнее, сдержаннее и добрее меня... И доктор Лэй.

Доктор Лэй, верно, не мог не знать о случившемся. Он не открыл мне тайны. Оболгал отца ради денег, но... А была ли ложь? Сейчас, зная себя, я могла представить, почему доктор Лэй вколол мне наркотик и не позволил унаследовать состояние отца.

Я же псих. Простой, обыкновенный псих, которому нельзя доверить даже острого столового прибора.

Все обернулось совсем не так, как казалось мне в начале этого путешествия.

***

Мы ехали в поезде. Медленный товарный состав, где можно сидеть, не боясь свалиться, протягивать руку в проем и ловить в ладонь песок и ветер.

После встречи с Кларой Тэш болтал о ерунде. Болтал без умолку. Словно проверял – подействует ли на меня его речь.

А когда мы встретились с доктором Лэем, Тэш кричал. Кричал, чтобы я пристрелила доктора. Ведь все же он мог тогда повернуть мою историю в иное русло. Сейчас, не во власти воспоминаний, я понимала это.

Доктор Лэй вовсе не был героем. Он, как и дядюшка Микки, хотел получить состояние отца. Хотел сначала подавить меня, а потом сделать приятным дополнением к богатству. Но ради того светлого, что не дало ему просто убить меня... или хотя бы рассказать правду... ради этого я не подняла руку с Тэшем.

Мы даже простились. Он – испуганный и жалкий, я – с подавленной яростью и желанием вновь разбить в кровь это лицо, еще более уродливое, чем раньше.

И плакала, когда прощала его. По-настоящему прощала. Его, отца, себя...

И после этого Тэш замолчал. Навсегда замолчал. Пожалуй, это стало последним, чего он хотел от меня – хотел, чтобы я справилась с собственным гневом. Хоть и говорил обратное... Это просто в его природе – врать. Врать и толкать на край, по которому можно выйти к спасению.

Я знала, куда двигаться, чтобы найти его. Или себя. Не знаю, это слишком сложно для разума одного несчастного безумца.

Но я понимала, где ждет меня он. Ведь случился в нашей жизни Тэш... Тэш, который направил его в то место, где я его встречу. Тэш, который направил меня сначала к собственной памяти, а затем к нему. Был ли Тэш действительно волшебной вещью, с первым хозяином – карточным джокером? Или был частицей нас, мистической связью, нитью, благодаря которой мы снова встретились? Не знаю.

Но он, револьвер с опаловой рукоятью, сыграл в нашей жизни далеко не последнюю роль.

Дорогая моя, возлюбленная, если тебе придется прочесть эти строки, то знай – ни на секунду я не мог забыть тебя. Я помню, как успокаивал тебя, помню, как ты обещала измениться ради меня – я верю тебе и сейчас.

Верю также, что мы встретимся. Мы должны встретиться – удаляясь от тебя дальше и дальше, я стремлюсь только к тебе.

Да еще... Да еще, украденный револьвер, револьвер с опаловой рукоятью, говорит со мной временами. Плетет такую чушь!.. Но, странно, я слушаю его. Он безумен, думается мне, безумен, как и ты, и потому я не могу его выбросить. Иногда мне кажется, что через него я слышу тебя. Но это, конечно, бред.

Мы встретимся, Меллони. Мы обязательно встретимся снова.

26.10.

Его (или мои?) письма, строки, буквы всплывают в разуме. И сейчас, в пустыне, с солнцем по левую руку, я еду и отвечаю:

Я справилась с собой, как обещала. Я научилась прощать. Благодаря твоей вере и незримой поддержке – справилась. Благодаря тебе и Тэшу, револьверу с опаловой рукоятью, – справилась.

Я еду. Жди. Скоро.

Твоя Меллони .

декабрь 2012 – февраль 2013