Текст книги "Последняя истина, последняя страсть"

Автор книги: Татьяна Степанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава 10
Слезы

В машине на обратном пути из Малаховки в Староказарменск у Гектора Борщова то и дело призывно играл мобильный. Трезвонили дамы.

– Алло, Юленька, привет. Где-где, на работе, конечно… Ну, не начинай опять, моя птичка… Конечно, увидимся. Позже я перезвоню.

– Алло? Жанна? Почему это я скотина? Это моя коллега по работе была там… Жанночка, я все тебе потом объясню! Я на работе сейчас.

– Светик? Приветик! А то! Ты что любишь больше – «Стасика» или Большой? Большой престижнее. Нет проблем… Где-где, на работе, конечно, государева служба… да… да… нет… да! И я тебя… да… и я тебя…

Майор Вилли Ригель мрачно поглядывал на говоруна в зеркало. Катя занималась своим смартфоном, читала новости в интернете про убийство Алексея Кабанова.

Когда приехали, она осталась на улице, на стоянке отдела, и позвонила прокурору Кабановой. Та тоже была в курсе новостей в интернете об убийстве сына. Прокурор Кабанова рыдала.

– Читаю… что же они такое пишут в комментариях своих… «Мажора-помоечника прикончили!» «Помоечник на помойке» – это еще самые нейтральные, есть много хуже. Оскорбляют, издеваются… Никакой жалости, никакого сострадания! – Клара Порфирьевна давилась слезами. – Никакого милосердия… злоба, ненависть, злорадство… И за что? За что? За что они так его ненавидят даже после смерти? За что меня ненавидят? Опять в комментах – «откуда у прокурорши столько денег?» А он… Лесик, когда здесь закипало, хотел все уладить, договориться… Деньги пожертвовал – два детских садика отремонтировал… Местной театральной студии денег дал на «Ромео и Джульетту», чтобы ставили… А эти актеришки все поголовно на митинг высыпали, орали лозунги против завода… Что же народ наш такой бессердечный стал… Мне, матери, каково это читать про сына убитого…

Она все рыдала. Если вчера в официальной обстановке следственных действий она держалась, то сегодня у нее явно уже не было сил. Катя просила ее успокоиться. Но как можно убедить мать не оплакивать сына?

Когда она все же утихла немного, Катя сообщила ей про обыск.

– Обыск?! В его доме и у Пети? – Голос прокурора Кабановой мгновенно изменился, отчаяние уступило место металлу. – О! Я так и знала, что они попытаются сразу спихнуть все это на нашу семью. А вы вчера не предупредили меня об обыске!

– Вы юрист, Клара Порфирьевна, вы прекрасно понимаете, что о таких делах никто никого не предупреждает.

– И что, они нашли хоть что-нибудь?

– Нет.

– И не найдут. Потому что нет ничего и быть не может. Это лишь попытка спихнуть все дело на нас – на моего младшего сына, на семью. Увести следствие в сторону. Кто был инициатором этого обыска, а? Кто, кроме этого немца Ригеля, туда ездил, в Малаховку? Ригелю это по должности полагается, допустим. Но кто еще ездил?

– Борщов.

– Конечно, как же без него. – Прокурор Кабанова теперь пребывала в бешенстве. – Вот уж умелец сплетать нитки из разных клубков. Я вам еще тогда сказала – остерегайтесь его, он самый худший. Настоящий подонок. Он и подбросить что-то может туда, к нам в дом… улику… ох, я об этом только сейчас подумала!

– Ничего не подброшено. А Борщов…

– Он мог Лесика сам убить, – Кабанова понизила голос, – приказ получил, задание. Его вроде как отслеживать ситуацию в город направили – типа куратора от спецслужбы. Но все становилось только хуже. Протесты, митинги, этот палаточный лагерь, силовой разгон, общественность на дыбы поднялась. Протестующие сначала политики не касались в лозунгах, но это дело такое… сейчас все в политику упирается, даже экология. Эти протесты могли спровоцировать общую волну недовольства. И там это поняли… сами знаете где… Лесик мне говорил, ему несколько раз негласно намекали – мол, отступись. Но он был связан обязательствами перед инвесторами, он не мог. И вообще, с какой стати потворствовать каким-то нищебродам, крикунам? Он отказался. И тогда… этот Борщов и мог получить приказ свести на нет саму причину недовольства – убрать Лесика. Эта сволочь… он же настоящий киллер!

– Клара Порфирьевна, он какой-то аналитик. 66-й отдел.

– Много вы понимаете! Аналитик! Это потому что сейчас ему на пятый десяток. Они все там аналитики к пенсии, чтоб они сгорели. Он раньше долгое время служил в элитном спецподразделении. Вы понимаете, кто эти люди? Они профи! У них ничего святого. Он мог Лесика убить! Лесик его опасался. Он мне не прямо об этом говорил, он намекал… просил совета… Он на него компромат собирал.

– На Борщова? Какой компромат?

– Я не знаю. Он мне не говорил. Но я узнаю. Я не буду сидеть сложа руки. И там еще что-то было с этим Борщовым. Связанное с деньгами, финансовые проблемы. Лесик психовал из-за этого.

– Клара Порфирьевна, обыск в доме Алексея и у вашего младшего сына Петра проводили потому, что стали известны некие важные для расследования факты – накануне вечером между вашими сыновьями произошла ссора с дракой в ресторане «Сказка». Петр рассказал вам, что был в ресторане, а про драку он сообщил?

– Нет. Какая еще драка?

Катя коротко поведала ей суть.

– Два молодых петуха. – Кабанова снова всхлипнула. – Катя, у них всегда были сложные отношения. Но они родные братья. Это кровные узы.

– И кровные узы трещат по швам, когда в дело вмешивается ревность, женщина. Ваша невестка Ульяна фактически призналась нам, что у нее с Петром роман. Сказала, что они провели вместе ночь на даче Меркадера в Малаховке. И когда мы приехали на обыск, Петр тоже был с ней. Он не к вам приехал в такой момент. А к Ульяне. Они опять провели вместе ночь. Они вели себя как любовники перед нами. Я сама это видела.

– Чушь все это! Какие любовники?

– О том, что у Ульяны, возможно, есть любовник, нам рассказала ее домработница. Так что вы сами видите. Это очень серьезная ситуация для вашего сына Пети.

– Я не знаю, что наплела вам домработница. Может, она и права, с Ульяны станется. У нее никаких моральных принципов нет и не было. Может, у нее и есть какой-то любовник. А насчет Пети вы ошибаетесь.

– Я своими глазами видела их там и…

– Петю женщины не интересуют. Совсем.

Пауза.

– Поясню, чтобы вы не строили домыслов, – продолжила Кабанова. – Его вообще эта сторона жизни – интимные отношения с кем-либо – не интересуют. Он полный, законченный асексуал. В нем всего этого вообще нет. Я не знаю, что они там вам оба наболтали вчера. Это все неправда.

– Даже асексуал может влюбиться, встретив ту, которая…

– Нет, нет. Вы не поняли. Это не Петин случай. Да, у них с Ульяной всегда были хорошие отношения, с тех пор как только она вошла в нашу семью. Теплые, дружеские. Но интим для Пети исключен… в силу особенностей его характера, натуры.

– Я не совсем понимаю вас.

– Я вам дам телефон Горбачевского – это очень известный врач, сексопатолог, он был другом моего покойного мужа. Он пытался Пете помочь, когда мы узнали, что… Мне же как матери не безразлично, будут у меня внуки или нет… Запишите телефон, позвоните ему сами, если мне не верите. Эти, из полиции, вся камарилья начнет версию насчет виновности Пети продавливать, «любовницу» в качестве мотива подсовывать, чтобы утопить истину. Пусть тогда доктор Горбачевский скажет свое слово. Есть медицинские документы, их можно поднять. Петя наблюдался у него несколько лет, Горбачевский пытался ему помочь. Выслушаете его и сами поймете – для Пети такая ситуация абсурдна.

Катя записала телефон в блокноте, сунула его в сумку.

– У меня еще к вам вопрос, Клара Порфирьевна. После смерти вашего сына кому будет принадлежать компания и весь капитал? Это тоже веский мотив для убийства, вы понимаете. Так кто наследник всего? Ульяна или Петя?

– У Пети есть собственные деньги, ему отец оставил, мой второй муж. Хотелось бы мне, конечно, сказать вам – Ульяна корыстная хищница, да, она могла Лесика убить ради денег, но… Это было бы неправдой. Как только они решили пожениться, я настояла, чтобы Лесик составил брачный контракт и завещание. Все, что он имел, получаю я, его мать, и только я одна.

– Вы?

– Да. Я посчитала, что так будет лучше для нашей семьи. Все, что есть у меня, и так достанется Лесику и Пете. А Ульяна… Знаете, Лесик ее встретил в Сочи, она там пела и лабала на рояле в каком-то элитном кабаке, дважды в консерваторию питерскую пыталась поступить до этого. Но не вышло у нее с пением оперным. Остался кабак. Она Лесика сразу подцепила на крючок. Он влюбился в нее. Она, конечно, красивая баба, но… Я сделала все, чтобы в финансовом плане мы себя от всех ее притязаний в случае развода оградили. Повторяю, возможно, она и решила гульнуть на стороне, скандалила с Лесиком, но чтобы бросить его… развестись… Она же в таком случае все теряла. Деньги, статус. У нее даже квартиры своей в Москве нет. Опять в сочинский кабак? И дом в Малаховке ей не принадлежит, он мой теперь по завещанию. Я ее заставлю вскоре оттуда убраться.

– Так после смерти вашего сына Ульяна вообще ничего не получает?

– Ювелирку свою, машину, это Лесик ей подарил. Меха. Тряпки. А все остальное – недвижимость, капитал, бизнес – это мое. Ну, теперь подозревайте меня, мать, что это я убила любимого сына из-за денег.

– Спасибо, что ответили, Клара Порфирьевна. Это очень важная информация.

– Это правда. Я в этом деле – за полную правду.

– У меня к вам еще один вопрос. Про Борщова вы мне рассказали. Но здесь еще трое – Тимофей Кляпов, Эпштейн и Аристарх Бояринов, который объявил нам, что уволился из ФСБ. Кто они вообще такие? Вы их знаете?

– Это Лесик с ними связался на свою голову. – Кабанова вздохнула. – С ними будьте крайне осторожны. Кляпов – пиарщик, его нанимают за большие деньги. А так он владеет разными медиаканалами в интернете – «Царьградский Городовой», «Имперский вестник», «Союз Танка и Сохи» – посмотрите, почитайте в интернете. И поддерживает разные движения типа ОИП – «Ордена Истинных Патриотов», «Медведя Против» и «Грановитой Палаты».

– А Медведь против чего?

– Черт их там разберет. Консервативная имперская направленность. Я Лесика предупреждала – не стоит с ними связываться. Но ему позарез нужна была хоть какая-то поддержка в медиа, когда все СМИ на мусорный завод ополчились. И он обратился к этому Фиме Кляпову. А эти двое – Эпштейн и Бояринов – подручные Кляпова. Интернет-тролли они.

– Тролли?

– Чтоб и они все сгорели! – Прокурорша метала молнии. – У них ничего святого. И со всеми с ними тоже темные подозрительные истории. Но это вы должны сами выяснить. Я не знаю. Так узнайте вы. И держите меня всегда в курсе, – приказала Кабанова тоном, не терпящим возражений. – Вы обещали мне помочь. Вы дали слово. Так держите его!

Катя после разговора с ней хотела поделиться с Вилли Ригелем, услышанным по поводу наследства Кабанова, намеками прокурорши насчет Гектора Борщова и ее версией по поводу него. Однако, зайдя в кабинет, поняла, что момент неудачный.

Вилли стоял у стола и держал в руке прозрачный пластмассовый шарик, в который запаяли когда-то давно фотографию Лизы Оболенской. Четвертый или пятый класс… Рыжая девочка-школьница с насмешливым взглядом. Майор Вилли Ригель держал на ладони шарик, словно волшебный драгоценный Палантир.

Оглянулся на Катю, положил шар на стол. Среди бумаг, неподписанных документов, приказов «под роспись» – та самая фотка молодого кайзера Вилли. И сердце пылающее алое. И румянец на щеках – там, где у щеголя-бретера-кайзера усы.

– Съезжу сейчас в больницу к Анне Сергеевне, она все еще в реанимации, но меня обещали к ней пустить.

Катя поняла, что Вилли Ригель говорит о той старушке, подруге его матери, задержанной в палаточном лагере и схлопотавшей инфаркт после поездки в автозаке.

– Она непременно поправится, Вилли, – сказала Катя, хотя и сама не знала, правда ли это.

Глава 11
Хрустальный башмачок

Когда майор Вилли Ригель уехал в больницу, Катя решила воспользоваться моментом и кое-что прояснить для себя. Она отправилась в дежурную часть к Ухову. В отсутствии заявителей тот за пуленепробиваемым стеклом баловался кофейком. В дежурке приглушенно играл марш «Нормальные герои всегда идут в обход». Ухов скачивал «минусовку» из интернета в смартфон.

– Семен Семенович, вы и домой с суток не ушли, – посетовала Катя.

– Я сменщику объявил, что пока здесь останусь. Сам. А он пусть отгулы использует. Разве я могу нашего Сорок Бочек Арестантов в таком состоянии здесь одного бросить? Ничего, не сахарный, поработаю, часика два покемарю после обеда и нормально. Кофе хотите? Только сварил.

– Хочу. Спасибо. – Катя устроилась на стуле рядом с дежурным. – Семен Семенович, вы человек чрезвычайно наблюдательный и мудрый. Не могли бы вы мне объяснить одну странную сцену?

И она кратко поведала дежурному, что видела вчера вечером у корявого памятника «первопроходчикам»: Тимофей Кляпов пытался вступить в разговор с местным гражданским лидером Гердой Засулич и выглядел при этом… невероятно, необычно как-то!

Ухов усмехнулся, выслушав, и налил Кате кофе из кофеварки.

– И вы заметили, Катя. Не скроешь уже, видно. Сначала мы здесь все это как хохму восприняли, как анекдот. Но… история-то прямо на роман тянет.

– Расскажите мне, Семен Семенович! Пожалуйста! – Катя испытывала редкое любопытство.

– Такие дела на небесах вершатся без нашего ведома, – изрек Ухов философски. – Хотим ли мы того, желаем ли – нас не спрашивают. Ставят перед фактом. Наши в отделе судачили – они раньше-то все судились между собой заочно. Иски друг против друга подавали.

– Кто? Кляпов и Герда Засулич?

– В Европе Грета – командир, а у нас Герда, – Ухов усмехнулся, – девица с характером. Ее в городе поддерживают, слушают. Она возглавляет городской Экологический комитет спасения, активистка-эколог. Против компании покойника Алексея Кабанова подавала иски во все суды – оспаривала разрешение на строительство. А юристом у нее в судах – невеста нашего майора Вилли Лиза Оболенская, но это вам и самой отлично известно. А Тимофей Кляпов – Фима, как они его тут за глаза зовут, и его подручные вели в интернете кампанию против этих исков. Троллили все это. А Герда в интервью журналистам и на троллей наехали, на Кляпова. А он с ней судиться стал – «честь и достоинство». Комедия, в общем. Но суды – судами, а лично-то они до этого не встречались. А тут вдруг встретились.

– Здесь? В Староказарменске?

– Натюрлих, как наш Сорок Бочек Арестантов выражается. – Дежурный Ухов опять усмехнулся. – Дело-то еще до разгона митинга было и до свадьбы злополучной. Вечером это случилось. Погода стояла славная. Я здесь, в отделе, за старшего оставался. Вилли в Главк вызвали, так что без него все это приключилось. А Фима Кляпов со своими троллями примерно за неделю до этих событий в городе объявился. Мелькал тут у нас в отделе. Наши сплетничали – его Алексей Кабанов пригласил. И вот сижу я, пью кофе, хотел футбол вполглаза в интернете глянуть… Звонков-то нет от заявителей. И вдруг нате вам, приезжают на двух машинах министерские из отдела по борьбе с экстремизмом. И вытаскивают из машины трех задержанных – Герду Засулич и двух старух с Еремеевских дач. В поселке на Еремеевских дачах собрался стихийный сход дачников. Они же ближе всех оказываются к стройплощадке завода. Дачные дома в трехстах метрах от этой коптильни. Вы представляете, что это такое для местных? Они депутата позвали, врачей, Герду Засулич пригласили. Шумели там, выступали, протестовали. Министерский отдел «Э» нас в известность не ставил, они сами туда явились. Герду сразу задержали. А с ней и двух старух с плакатами. Одна – вдова профессора университета семидесяти пяти лет, а второй было восемьдесят, у нее сын в МИДе работает. Примчался вызволять сразу. Ведут их от машины через двор эти из отдела министерского под белы руки. Я вышел навстречу – надо же оформлять задержание. Министерские, как хозяева полные, меня игнорируют. И вдруг…

Люди в штатском вели Герду Засулич, схватив под руки. Она шла спокойно. Одетая в джинсы и ветровку защитного цвета, она выглядела как студентка в своих модных очках, с подколотыми сзади густыми светлыми волосами. Миниатюрная женщина в окружении полицейских «шкафов». Внезапно к ней подскочил некто в комуфляже, в шнурованных ботинках – дюжий, проворный. На его лице – черная хлопковая балаклава.

– Ах, ты, сука! – выкрикнул он. – Получай! И это только начало! Запомнишь нас!

Он плеснул Герде Засулич зеленкой из пузырька прямо в лицо. Зеленка потекла по ее щекам, по подбородку. Видимо, обжигающая жидкость попала ей и в глаз, она вскрикнула. Державшие ее полицейские ослабили хватку – они не ожидали нападения. Герда вырвалась и ударила мужика в камуфляже по руке, стремясь выбить у него пузырек. А он двинул ей со всего размаха так, что она упала на асфальт. С ноги ее слетела кроссовка.

– Который с зеленкой, был из этих, проплаченных, – пояснил дежурный Ухов Кате. – Появились эти гниды здесь сразу, как только митинги пошли. Уж не знаю, кто их прислал. Но явно не Кабанов-покойник. Когда Вилли Ригель здесь, в отделе, эта падаль и близко не подходит, но, видно, прознали тогда, что нет его в городе. И напали на нее – прямо у нас на глазах. Внаглую! Я наших сразу из отдела кликнул, чтобы его задержали. Но он попятился и к машине, как заяц, метнулся. Ждали его свои у отдела. Не успели мы чухнуться, их и след простыл. Я патрульным по рации передал приметы машины. Министерские опомнились, подняли Герду с земли, повели ее в отдел.

– Да что же это такое? – закричала задержанная старуха с плакатом. – Что же это за порядки у нас настали в государстве?!

– Хрустальный башмачок…

Дежурный Ухов недоуменно обернулся. Фразу произнес глубокий низкий баритон прямо над его ухом! Позади дежурного стоял Тимофей Кляпов. Элегантный, в летнем синем костюме с искрой. Золотые запонки. Дорогие ботинки. Он вперился взглядом в кроссовку Герды, оставшуюся на асфальте.

– Это какой же размер? Тридцать пятый, что ли… или меньше?

– Это обувь задержанной. – Ухова изумило выражение лица Кляпова.

– Вижу. – Кляпов подошел, нагнулся и поднял маленькую женскую кроссовку. Она была чуть больше его ладони.

– Хрустальный башмачок… Золушка… Герда. – Фима Кляпов застыл на месте с маленькой грязной кроссовкой в руках.

Дежурный Ухов смотрел во все глаза на этого странного типа. Кляпов проследовал мимо него, нес кроссовку.

Возле дежурной части на банкетке сидела Герда, закрыв залитое зеленкой лицо руками. Над ней причитали старухи-«экстремистки» с плакатами. Фима Кляпов подошел к ним, положил кроссовку на подоконник. Он не сводил взгляда с Герды Засулич. Она почувствовала этот взгляд и тоже посмотрела на него. Вся в зеленке, с растрепанными волосами. Она терла маленькой ручкой глаз, который жгло.

– Бутылку минеральной сюда! Быстро! – хрипло приказал Кляпов.

Дежурный Ухов узрел, как выглянувший на шум из кабинета подручный Кляпова Аристарх Бояринов снова нырнул в кабинет и через мгновение появился с бутылкой воды в руках.

Кляпов извлек из кармана пиджака белоснежный платок с монограммой, смочил его водой из бутылки и протянул Герде Засулич.

– Не трите глаз, так только хуже. Надо промыть. Поднимите голову. Я осторожно.

От боли она, видно, плохо соображала в тот момент и не поняла, кто перед ней. Поэтому доверчиво запрокинула голову. А он бережно взял ее за подбородок и плеснул немного воды из бутылки ей на лицо, на глаз. Герда заморгала.

– Теперь приложите платок. Нужно в больницу ехать. Ее надо немедленно в больницу!

Он сказал это министерским, те заворчали, но дежурный Ухов уже позвонил по мобильному сотрудникам Староказарменского отдела. Не хотят эти везти, сами отвезем, пусть и под конвоем – для оказания первой неотложной помощи.

– Ваша кроссовка. – Кляпов, забрал с подоконника маленькую кроссовку. – Герда, это ваш хрустальный башмачок?

– Что? – Она смотрела на него. И внезапно поняла, кто перед ней!

– Позвольте, я вам сам надену. – Держа кроссовку в руках, элегантный, наголо бритый Носферату Фима Кляпов с кроссовкой в руках был готов опуститься перед Гердой на одно колено.

– Вы под кокаином, что ли? Под кайфом?! – гневно и зло воскликнула активистка Герда. – Не смейте меня трогать! Прочь руки! Вы что себе позволяете?

Она вырвала у него свою кроссовку, нагнулась, напяливая ее на свою миниатюрную золушкину ступню.

Фима Кляпов застыл перед ней, как статуя.

– Да что же это такое, Семен Семенович? – с великим любопытством спросила ошеломленная рассказом Катя. – Как, по-вашему, что это?

– А то, что он – фетишист, блин! – шепотом возвестил дежурный Ухов. – Так я это понимаю. Шарахнуло его, как молнией, там, у отдела, в момент единый – как увидел он ее и хрустальный башмачок. Для него ножка миниатюрная – это как сиськи… то есть грудь женская для обычного мужика. Великий магнит! Соблазн и объект желания. Он в нее сразу, с первого взгляда, втрескался по уши, как увидел ножку эту маленькую и личико в зеленке. Прямо эльф лесной, а не женщина из плоти и крови.

– Тимофей Кляпов влюбился в Герду Засулич? – Катя не верила своим ушам. – Но они политические противники, они не переваривали друг друга заочно, они судились – вы сами это сказали!

– Насмешка судьбы. – Ухов вздохнул. – С мужиками так бывает. Это как порох вспыхнул и взорвался. И пропал мужик. А то, что он старше ее на двадцать лет, это лишь масла в огонь подлило. Говорю вам, он в нее втрескался! И случилось это на наших глазах. Кого хотите из ребят спросите, кто там был – все вам подтвердят. А то, что они враждовали и судились – это уже было как знак! Притяжение их взаимное, только они еще оба об этом не знали. Но искры-то уже летели во все стороны. Я ж вам сказал, Катя, – такие дела сердечные на небесах вершатся. И порой без нашего согласия.

– Поверить не могу!

– Вы лучше слушайте, что дальше было. Повезли ее в поликлинику, глаз ей там промыли, обработали. А Кляпов сел в тачку свою шикарную и тоже куда-то отчалил. Вернулись они почти одновременно уже поздно вечером – Герда под конвоем, а он…

В свете фонарей, отпугивающих мрак летней благодатной ночи, наполненной стрекотом неведомо откуда взявшихся в Подмосковье цикад, сотрудники полиции вновь повели Герду к отделу. И в этот миг послышался гул мотора и у здания УВД на полной скорости резко затормозил «Лексус» Кляпова. Следом ехала еще одна машина – внедорожник, однако она остановилась чуть поодаль. Из нее вышли четверо крепких молодцев спортивного вида, двое из них были в камуфляже.

Фима Кляпов и не глянул в их сторону. Он вышел наружу, открыл дверь со стороны пассажирского сиденья.

– Выходи!

– Тимофей Николаевич, вы же сказали, что…

– Выходи быстро!

Из «Лексуса» нехотя вылез тот самый качок в камуфляже, с черной балаклавой на лице.

– Тимофей Николаевич, вы пообещали…

– Ты чего мне весь салон уделал? – громко спросил его Фима Кляпов, железной рукой хватая за грудки и разворачивая к машине, к лобовому стеклу. – Ты чулок-то свой вонючий с морды сними, ну? Сам снимешь или мне это сделать?

– Вы чего, а?! Вы что мне сказали… – Опешивший качок в камуфляже забился в его руках, как в тисках.

– Ты мне весь салон блевотиной уделал, пьяная морда! – гремел Фима Кляпов, сдирая с его головы балаклаву. – Ты мордой сейчас мне все тут своей и вытрешь!

Со всего размаха он шарахнул качка головой о лобовое стекло «Лексуса». Стекло пошло трещинами, а Кляпов, прижимая свою жертву лицом прямо к трещинам, начал возить его туда– сюда. Качок визжал от боли.

Полицейские, Герда, вышедший на крик дежурный Ухов наблюдали эту сцену.

– Он его покалечит! – тревожно крикнул некто в камуфляже, стоявший у машины, что приехала следом за «Лексусом».

– Кто? Кого? – недоуменно осведомился дежурный Ухов.

– Его! И на ваших глазах!

– Я не понимаю, о чем вы. – Ухов пожал плечами. – Да вы кто вообще такие? Ваши фамилии, граждане, паспортные данные, адреса? Вы что-то видите противоправное? Вы свидетели? Так надо все записать в протокол. Все ваши анкетные данные.

Четверо сразу же ретировались в машину, однако не уезжали.

– Где зеленка у тебя? – шипел Фима Кляпов, отрывая свою жертву от лобового стекла. – Где? В кармане? Сам достанешь? Ну?!

Лицо напавшего на Герду было теперь в кровавых ссадинах. Он пытался вырваться, хрипел.

– Доставай пузырь, мажь морду. Мажь зеленкой сейчас здесь! Надо обработать, а то схватишь еще сепсис, – шипел Фима Кляпов. – Мажь морду в зелень! Или могу повторить.

Его противник сунул руку в карман куртки, выхватил пузырек, свинтил пальцами пробку и сам плеснул себе зеленкой в лицо.

Фима Кляпов отшвырнул его от себя.

– Вот это другое дело, – произнес он спокойно своим глубоким баритоном. – Сам себя удовлетворил, что называется. А теперь проваливай отсюда, задрот.

Испачканный в зеленке побежал к внедорожнику. И тот сразу уехал. Фима Кляпов прошел мимо Герды Засулич. Она смотрела на него очень внимательно. Никто из полицейских не стал комментировать инцидент. Все переваривали увиденное. На Герду и старух оформили протоколы и отпустили из полиции.

– Вот так он в ее глазах, – заключил дежурный Ухов, подливая пораженной Кате еще кофе в кружку, – ставки свои повысил сразу по-максимуму.