Текст книги "Заблудший енот"

Автор книги: Татьяна Шипошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

7

– Луша, привет! Как у нас дела? Все здоровы?

В коридорчике появилась Маша, или Мария Всеволодовна, владелица всего этого енотового великолепия. Маша – ладная такая блондинка, сколько-то за тридцать. Не будем уточнять.

– Здравствуй, Маша.

Луша постоянно оставалась Лушей, а вот Маша оставалась Машей только среди своих. На людях же требовала называть себя только по имени-отчеству. Хотя, если честно, они, Мария и Лукерья, учились когда-то в одном классе. Но Маша не любила, когда ей об этом напоминали. Никто и не напоминал. Тем более что Луша ушла после девятого, а Маша заканчивала одиннадцать.

Маша подошла к сетке и повторила вопрос:

– Как у нас дела?

– Да вот, приблудного подобрала. Побитого. Кто-то под нашу калитку бросил.

– Сильно побитый?

– Вроде бы нет. Ухо порвано. Шипит, царапается – значит, живой. В карантин я его положила. Спит.

– Хорошо, посмотрю.

– А ты чего такая, Маша?

– Какая?

– Да такая – никакая, – ответила Луша.

Луша только с виду казалась такой простой, что проще некуда. Бывало, только глянет на человека, да как скажет что-нибудь… не в бровь, а в глаз. Она и в школе была такой. Могла правду-матку залепить в глаза кому угодно, даже учительнице. За что некоторые её недолюбливали. И втайне даже побаивались.

Училась Луша неплохо. После девятого класса ушла из школы не из-за плохой успеваемости, а по семейным обстоятельствам. Мама у неё умерла от инсульта. Осталось два брата, двенадцати и четырнадцати лет. На папашу надежды почти не было: выпивал. Поэтому, скорее всего, и мать так рано умерла.

Такой вот бич нашего общества.

Пьянка да инсульт.

Пришлось Луше воспитывать братьев. Сначала вместе с бабушкой, потом самостоятельно. Так образования и не получила. Хотя старшего брата сумела выучить в институте, а младшего в техникуме.

Вышла Луша замуж за хорошего парня, родила сына. Прожили недолго. Другой бич нашего времени не миновал Лушиного семейства: муж умер от острого лейкоза.

В принципе, лечиться попытались, но…

И все говорили Луше, словно в утешение: «Вот смотри, даже Михаил Сергеевич Горбачёв свою жену не смог вылечить! И не где-нибудь, а в Германии! Ты только прикинь, сколько у него было денег, а не смог!»

Жалко, конечно, М.С. Горбачёва и его не менее известную Раису Максимовну. Русскому человеку всех жалко, а себя – в последнюю очередь.

Осталась Луша «вековухой» в тридцать один год. Так до сих пор замуж второй раз не вышла.

Почему?

Да кто его знает! Может, пока достойного кандидата не нашла. Но, может, даже и потому, что сказано Апостолом Павлом в Евангелии: «Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться как я…»[3]3
  Коринфянам, 1,7-8.


[Закрыть]

А был он, как известно, и вовсе не вступавшим в брак.

Луша ни в брак, ни в объяснения не вступала. Даже с Марией не откровенничала на эту тему. Луша стала женщиной молчаливой. Иногда – клещами слова не вытащишь. Ни доброго, ни злого.

Наверно, жизнь заставила больше молчать, чем разговаривать.

8

«Никакая» Маша поправила волосы, спадающие ниже плеч.

Слово «никакая» на данный момент подходило хозяйке енотового приюта как нельзя лучше. Можно было бы употребить ещё какое-нибудь крылатое выражение, вроде «выжатого лимона», или «черти жевали-жевали, да выплюнули», «из-под угла мешком пришибли» и много других, в том числе непечатных.

Велик и могуч русский язык!

– Сил моих больше нет, – ответила Маша и присела на табуреточку у стены. – Он, собака, вымучил меня. То да, то нет. То ушёл, то пришёл. То всё, разводится с ней, то опять не может. Детей жалко, её жалко. Только меня не жалко. Год уже мучает…

– Уйди сама.

– Не могу. Как представлю его… себя с ним… И вдруг – опять одна. Нет, не могу.

– А так – ты не одна? – Луша оторвалась от уборки. – Я вот тоже одна.

– Тебе легче. Ты не разводилась, твой муж просто умер. И сын у тебя есть.

– Ну да, – отозвалась Луша. – Мне легче. Значительно. Просто умер. Да.

Последние слова были произнесены тихо. Для себя.

Луша стояла рядом с обрубком дерева, опираясь на швабру. Парочка енотов сновала рядом, так и норовя пополоскаться в Лушином ведре.

– Маня, тебе, наверно, нравится мучиться, – сказала Луша. – Заполняешь пустоту.

– Нет, не нравится, – вздохнула Маша. Потом подумала и согласилась: – Да. Заполняю.

– Так лучше заполняй чем-нибудь хорошим, – откликнулась из вольера Луша.

– Чем?

Нет ответов на некоторые вопросы…

Русые волосы Марии Всеволодовны рассыпались по плечам. Мария Всеволодовна была хороша собой. Всё – при всём.

Лицо только грустное.

Маша – одинокая «разведёнка». Увы! Уже лет пять. Была замужем за довольно зажиточным человеком. При разводе получила некоторую сумму, что позволило ей переехать в Подмосковье, купить себе здесь хорошую квартиру и…

И наконец-то осуществить свою давнюю, можно сказать, детско-отроческую мечту – устроить приют для енотов. Но не страшный, облезлый сарай, какими бывают некоторые приюты, а настоящий дом для тех, кто пострадал от людей.

Для тех, кого уже не выпустить в дикую природу, но кто стал не нужным никому в природе «не дикой». Эта «не дикая» – страшнее всех остальных…

Всю свою жизнь Маша любила енотов. Читала о них, смотрела фильмы. Она, конечно, пыталась проанализировать, почему это происходит. И не находила причины. Разве что на один из утренников в детском саду мама сделала ей, малышке, костюм енотика. Меховую шапочку, масочку, полосатый хвостик. Дела давно минувших дней.

Все мы были когда-то зайчиками, лисичками, медвежатами. Снежинками, наконец. Нет, не надо вспоминать об этом, а то некоторым захочется плакать.

Мечта о приюте для енотов послужила одной из причин развода Маши. Как говорил муж, она ему этим приютом «плешь проела». И от этого он постоянно менял любовниц (по крайней мере, такую причину озвучивал, когда пытался выразить высшую степень презрения к бывшей жене).

Маша довольно долго терпела сменяющих друг друга пассий мужа, но в конце концов не выдержала. И не проедала она никому никакой «плеши». Так, заикнулась пару раз. Подкидывала мужу енотовую тему. Естественно, безуспешно. У мужа мозги были «заточены» совсем на другое.

Сама виновата.

Ещё и дети у парочки почему-то никак не получались. Хотя проверялись оба и оба оказались здоровы. Прожили вместе шесть лет. Да и до этого, в институте, года три встречались и учились в параллельных группах.

Учились на что-то техническое. В результате он торгует машинами, а она наконец-то владеет приютом для енотов. Смешно.

Десять лет жизни.

Десять лет жизни коту под хвост. Вернее, под хвост еноту.

9

Сейчас у Маши у самой есть любовник, причём женатый. Человек в маленьком подмосковном городе заметный. По должности, по деньгам. Но что с того?

Чем дальше заходят, вернее, чем больше «вязнут» Машины с ним отношения, тем понятнее, что ничего из этого не выйдет.

Надо заканчивать, но нет сил.

После каждой «ноченьки», проведённой с ним, Маша вот такая. Никакая.

– Пойду гляну на новенького, – поднялась с табуреточки Маша. – Ишь как смотрят! Как будто понимают!

Эти слова Маши относились к Чёрному и Белому. Оба подошли к самой сетке, схватились за неё лапками и довольно беззастенчиво смотрели на хозяйку приюта, как будто хотели поучаствовать в человеческом разговоре.

– Да, чудны́е эти дружбаны, – согласилась Луша и шутливо шуганула парочку шваброй: – А ну шух! Шух!

«Дружбаны» ответили Луше шипением. Не очень, впрочем, злобным. Но от сетки отошли.

– Ты помолилась бы за меня, что ли, – сказала Маша.

– Да я молюсь, – ответила Лукерья.

– Что-то результат нулевой, – вздохнула Маша.

– Я же не батюшка Серафим, – возразила Луша. – Ты бы сама… дошла бы до церкви, покаялась, что с женатым живёшь.

– Ну да! А с кем жить-то? Сама знаешь, какие неженатые в нашем возрасте. Или пьянь, или сумасшедшие. Ну или голубые. Правда, у нас в городе они пока не очень… «шифруются», наверно.

– Да… – неопределённо протянула Луша.

– Наркоманы к нашим годам уже все на кладбище.

– Да…

Что правда, то правда, а против правды не попрёшь.

– Заканчивай да приходи ко мне. Чаю попьём. У нас в двенадцать экскурсия. Пять человек записались, билеты купили.

– Сама проводить будешь, или Сашка придёт?

– Сашка должен прийти, но я не уверена. Если что – сама расскажу.

Сашка – студент-второкурсник местного филиала столичного пединститута. С факультета географии-биологии. Подрабатывает в «Заблудившемся еноте», проводя экскурсии. Особенно летом у него это хорошо получается.

Сашка бегает с енотами по вольеру, играет с енотами, как-то дрессирует их. Еноты у него ходят по мостику, стирают бельё, кувыркаются. Даже мячик бросают друг другу.

В этих «играх на лужайке» всегда особенно усердствует енот Буся, бывший цирковой артист. Правда, не всё он может выполнить, по причине преклонных енотовых лет, но подаёт хороший пример молодняку. Своей готовностью повторять то, о чём его просят.

Сашка – хороший помощник, но как человек… ветер.

Ветер в голове и во всех других местах. Может и не прийти.

У Маши, конечно, так не получалось, как у студента. Определённо, у того имелся такой вот редкий «еното-дрессировочный» или «еното-понимающий» талант. Ведь Сашка совершенно не применял к енотам насилия.

Он просто играл с ними и сам получал от этой игры неподдельное удовольствие.

Такое вот счастливое свойство характера.

Маша даже иногда испытывала что-то вроде ревности к Сашке и его играм с енотами. Она, можно сказать, жизнь положила на этих хвостатых, деньги немалые вложила, с мужем, можно сказать, развелась (ну не только из-за этого!), а вот не получается у неё, как у Сашки!

«Зато у меня отработана историческая и биологическая часть экскурсии, а эмоции народ всё равно получит, когда им разрешат войти в вольер, – думала Маша. – Если бы мне было девятнадцать лет, я бы тоже скакала, как коза».

Вот такая беда.

А скажите вы мне, какую часть населения Земли тревожит, что кто-то лихо скачет в вольере с енотами?

Мизерную, статистике недоступную.

Но если посмотреть на проблему шире, можно додуматься до того, что нет на свете такой самой мизерной и неожиданной вещи, которая не могла бы вызвать зависти.

Ну и что? Разве от этого легче или тяжелее тому, кто именно об этом думает?

Нет. Как есть, так есть.

10

Словно сквозь сон увидел Вася светло-русые, пусть и крашеные волосы, ниспадающие на плечи. Увидел ладную, крепкую женскую фигуру. Рост – чуть выше среднего, брюки, заправленные в сапоги. Короткая куртка типа косухи. В руках – трость. Да-да! Трость, а не палка какая-то.

Сильные руки. Длинные пальцы. Маникюр неяркий.

Лицо чуть усталое, глаза серые, нос прямой. Ровные, от природы розовые пухловатые губы, без тени «сделанности» или косметики.

Всадница. Перед ним – всадница! Как с картины, где-то виденной. Возможно, даже в детстве. С той самой картины, глядя на которую понимаешь, что такая женщина никогда не будет твоей. Никогда не бросит (небрежно) свои лайковые перчатки на полку в его доме, потому что никогда не будет у него, Васи, такого дома и такой полки, куда такая женщина может бросить лайковые перчатки.

Как вы поняли, речь идёт о приблудном еноте.

Вася! Это он, в тумане сна и сотрясения уж и не знаю, какого, енотового или человеческого мозга, увидел Марию Всеволодовну, входящую в комнату «карантина».

Вася застонал. Ведь во сне он видел себя человеком. А проснувшись от звука открываемой двери, не сразу увидел свои смешные волосатые лапы.

– А-а-а! – завопил Вася.

Но даже крика не вырвалось из енотовой глотки. Только шипение.

– А, проснулся! – поздоровалась с новеньким Мария Всеволодовна. – Ну-ка, покажись, какой ты красавчик!

– А-а-а! (Ш-ш-ш…)

Когда Маша купила этот дом, в нём было четыре комнаты. Две побольше, две поменьше. В тех, что побольше, Маша устроила зимние вольеры, а в одной из тех, что поменьше, что-то вроде кабинета или места для сбора сотрудников. Во второй небольшой комнате располагалась карантинная.

Она примыкала к ванной и туалету. Большие и малые комнаты разделял коридорчик, который вёл в кухню. Поскольку прихожая оказалась тесной, Маша сделала пристройку к дому – холл, где могли раздеться гости. Там же Маша устроила что-то вроде небольшой учебной аудитории. Здесь гости слушали вводную лекцию.

Сбоку отделили каптёрку для сторожа.

В карантинную из ванной провели воду. Кроме небольшого вольера, здесь поставили стол, настольную электроплитку и пару моющихся стульев с железными ножками. Из соображений гигиены.

Стены карантинной до половины выложили плиткой, а выше покрасили в светло-зелёный цвет.

Такое вот полумедицинское помещение. Если кому-то из питомцев нужен был ветеринар, питомца переносили сюда. Здесь осматривали больных. И новеньких сюда помещали. Кого на неделю, кого на две. Если животное поступало от хозяев, привитое – иногда дело ограничивалось парой деньков.

Видимо, сюда же относили умирать тех… тех, кому подошёл срок. Но сейчас Вася о них не думал.

Он вообще ни о чём не думал. Он представлял собой сплошной крик, сплошной протест, недоумение, сплошную боль.

– Да не шипи ты! Я твой друг, понял? Тебя здесь никто не будет бить. Будут кормить, холить и лелеять.

Бедный Вася! Ну каково, каково это слышать? «Холить и лелеять!»

Да он бы горы свернул, чтоб такая женщина холила его и лелеяла, но…

– Как же назвать тебя, битый? А назову-ка я тебя – Бит! Будешь у нас борьбой и единством противоположностей. Единицей информации. Понял, пушистая морда? Так ты бит или не бит? Побили тебя, или сам куда-то залез?

Мария Всеволодовна усмехнулась сама себе. Но она даже не предполагала, что была очень близка к истине. Спишем это на женскую интуицию.

– Бит… Битя… Битка… Нет, плохо. Не выговаривается.

В это время Вася попытался… (только не смейтесь!) попытался поцеловать руку, которой так не хватало лайковой перчатки. Он подполз к решётке и…

У него получилось слегка лизнуть руку всадницы.

– На балуйся, – отдёрнула руку она. – Ишь какой баловася! Точно, Баловася! И мордочка такая, будто у нашкодившего малыша. Баловася-Вася, Вася-Баловася!

Мария Всеволодовна знала, что православная традиция не рекомендует называть животных человеческими именами, и старалась традицию не нарушать.

Полное имя енота, конечно, Баловася.

Но… сами понимаете.

Зато Вася получил хорошее имя. Почти человеческое. Почти.

Сама того не понимая, Мария Всеволодовна дважды проявила чудеса ясновидения. Разве нет?

Наверно, потому, что была расстроена нескладывающейся личной жизнью. Женщина, если у неё не складывается личная жизнь, становится такой чувствительной…

Уходя, прекрасная всадница открыла дверцу и слегка погладила Васю по спине. По шёрстке.

Вася взвыл. Внутренне…

11

Мария Всеволодовна удалилась. Если бы Вася мог вспомнить то, чего не знал, он бы обязательно вспомнил что-то типа «Дыша духами и туманами…»

Но поскольку этого Вася не вспомнил, он просто прикрыл глаза:

«Господи, неужели это всё правда? Неужели так бывает? Почему такая беда свалилась именно на меня? Почему я о таком не слышал никогда?»

Вася попытался задать себе вопрос. Но вопрос, как частенько случалось у Васи, оказался глупым. Несмотря на то, что Вася теперь стал енотом, глупые вопросы остались при нём.

Если человек вдруг превратился в енота, то как енот может вообще что-то кому-то из людей рассказать?

Да, возможно, Вася не первый превратившийся. Но как он может об этом узнать?

Люди не понимают языка енотов. Так же как не понимают языка зайцев, волков, слонов и волнистых попугайчиков. Люди не понимают даже языка собак и кошек, хотя те живут с ними бок о бок столько веков. Так, некоторые только догадываются кое о чём.

Язык животных, по преданиям, понимали только святые. Да и то не все, а те, которых Бог допустил до этого. Открыл им такой дар.

Но попробуй отыщи сейчас подобного святого на просторах нашей Родины. Чтоб перевёл всё сказанное с енотового на человеческий. Не отыщешь. Не отыщешь без всё той же Божьей помощи.

И думал Вася, забившись в угол и зажмурившись: «Вот выйдет такой святой из кельи и придёт прямо в приют „Заблудившийся енот“. И спросит: „Где тут бедный страдалец Василий, запертый в енотовой шкуре? А почему он туда попал? Почему в этой шкуре очутился? А потому, что грешник он великий. И то на нём, и сё. И два раза то и сё. И три раза… Ну и пусть в этой шкуре сидит, раз Господь его туда заключил…»

„Нет, спасите! Я больше не буду! Никогда!“ – кричит Василий.

„Ладно, Вася! Так и быть! Выходи обратно, только аккуратно…“»

Так, или примерно так, рассуждал Вася, когда прекрасная всадница покинула «карантинную» комнату.

О мечты…

Детские мечты. «Вот я заболею и умру, и тогда мама будет жалеть, что не купила мне железную дорогу (куклу, мячик, мороженое, и т. д. и т. п.)».

«Ох, Вася… Как же тебе хреново, Вася…»

Конечно, ничего хорошего в Васином положении не имелось. Если уж размышлять о том, что Вася пострадал за грехи, то тут любого из нас подстерегает осечка. Множество людей совершают грехи более тяжкие и более страшные, чем Вася.

И ничего себе, живут.

Хотя известно нам, что есть грехи явные, бьющие в глаза, всеми видимые и всем слышные, всеми (в массе своей) осуждаемые. А есть грехи неявные, невидные. Есть скрываемые, а есть и такие, которых ни сам человек, ни окружающие не ощущают.

Или окружающие видят их, да сказать не могут – боятся, стесняются либо лебезят и подстраиваются. Масса вариантов.

Но разве кто-то знает о том, что за какой-то грех человеческая душа может вдруг оказаться в енотовой шкуре?

И что делать?

Покончить с собой? То есть с енотом? С енотом в себе или с собой в еноте?

Мечется, мечется Вася по карантинной клетке.

«Перестану есть! Загнусь от голода!»

И только подумал об этом Вася, как ему так есть захотелось, что он вола бы проглотил! Осталось только схрумкать подвядшие салатные листья. Выпить воды из миски.

Да… Конечно, эта трапеза Васю не удовлетворила. К мукам недоумения, протеста и совести добавились муки голода.

Врагу не пожелаешь…

12

Долго сказка сказывается, да недолго дело делается. Или наоборот.

Неделю промучился Вася в карантинном вольере, пока наконец консилиум в лице Марии Всеволодовны и Лукерьи (не знаю, как по батюшке) вынес решение о переводе енота Баловаси в общий вольер.

Бедный Вася! Шипел, визжал, верещал, но всё бесполезно. Опытные руки Луши держали его крепко, обращались с ним ловко и быстро.

И вот Вася уже в общем вольере. Зашипел, забился в угол, готовый отразить нападение любого врага. Но никто особо не собирался на Васю нападать. Достаточно дружелюбные мордочки крутились около него. Одна, вторая, третья, четвёртая…

Вася же, извините, но матерился вслух. Других слов не находилось, чтоб описать эмоциональную составляющую ситуации. Сначала матерился он напористо, потом всё тише, тише. И перестал. Сам себе удивился. Ну не смог больше, и всё.

Его коллеги-еноты мурлыкают что-то. Вроде как «Пошли поедим!» Кажется, он понимает язык енотов!

Да, его зовут поесть. Поесть, попить, попрыгать…

Простые помыслы, простые слова. Не слова, а так, какие-то обозначения слов. Еноты. Еноты вокруг. И всё! Всё!

Вася застонал.

И вдруг в голове его каким-то образом прозвучало сквозь енотовое мурлыканье:

– А знатно материшься! Сразу видно – новенький.

Вася посмотрел в ту сторону, откуда, как ему показалось, донеслась фраза.

– Только паникуй не паникуй, всё равно получишь… то, что получил, – произнёс явно другой голос. – И материться здесь не получается. Почти.

Любопытные еноты, которые сразу обступили Васю, уже отошли, быстро потеряв к нему интерес. Зато к новичку подошли Чёрный и Белый.

Белый перебирал лапками, Чёрный шмыгал носиком. Это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Для Васи, разумеется.

Лапы у Васи подкосились, и он плавно осел на хвост, опираясь на стену.

– И что? – задал Вася очередной глупый вопрос.

– Да ничего, – ответил Чёрный. – Поздравляю тебя. Ты, как я понимаю, жив.

– Ну, бледнолицый брат мой, – как бы усмехнулся Белый, – мы с тобой одной крови. Ты и я. И вот он.

Белый указал лапой на Чёрного.

– Это мне снится? – спросил Вася. – Что-то слишком долго для сна.

– Увы, – повозил лапками Белый. – С некоторых пор мы перестали задавать себе этот вопрос.

– А как это вы… ну… вдвоём?

Вероятно, это был не самый главный и не самый нужный вопрос, который мог бы задать Вася в такой ситуации.

Но Вася не думал. Он задал первый вопрос, пришедший ему в голову.

– Как у вас так… получилось?

– Всё очень просто, – ответил Белый. – Автокатастрофа. Он меня подрезал…

– Ничего я не подрезал! – отмахнулся Чёрный. – Это ты пёр, как будто никого рядом нет.

– Он меня подрезал, – продолжал Белый, – и я врезался в дерево. А он – в столб. Видимо, мы погибли. Там, среди людей. Очнулись – тут, среди енотов.

– И давно? – еле выдавил из себя Вася.

– Скоро год.

– Год?!

– Год.

– А сколько… сколько живут еноты?

– В условиях дикой природы лет пять-шесть – как повезёт. А в неволе лет пятнадцать могут прожить, – ответил Белый.

– Мы тут регулярно слушаем экскурсии, – пояснил Чёрный. – Скоро и ты будешь. Ещё надоест слушать.

– И вы… вы не пытались… наладить контакт?

Чёрному и Белому не потребовалось объяснений, о каком контакте спрашивает Вася.

– Пытались, – ответил Белый.

– Безрезультатно, – покрутил носом Чёрный.

– А как же… инопланетяне?

Вася опять задал глупый вопрос.

– Иллюзия. Химера, – развёл лапками Белый. – Какие там инопланетяне! Еноты.

– Никак, – подтвердил Чёрный.

Всем троим хотелось добавить ещё по паре слов к сказанному. Но почему-то все трое промолчали. Матерные слова застревали в енотовой глотке.

Увы. Такова реальность.

– Пошли поедим, – предложил Васе Чёрный. – Там каша с мясом. А то эти проглоты всё сметут.

– И учти – серебряных приборов не будет. Из миски хлебай, – подтолкнул Васю Белый. – Такова реальность.