355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Татьяна Рик » Сказки » Текст книги (страница 4)
Сказки
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 04:59

Текст книги "Сказки"


Автор книги: Татьяна Рик



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

И вдруг оказалось, что пускать пузыри – ужасно приятное занятие, а уж смотреть цветные сны – и того приятнее. Каждый вечер Алина прибегала с работы домой и погружалась в свои розовые мечты, перемешанные с мыльными пузырями. Она мечтала, что скоро жук Никодим в чёрном фраке прилетит за ней на большой белой стрекозе и увезёт в далёкие луга, где растут огромные красные, жёлтые и синие цветы. Цикады будут петь им песни, а бабочки-подруги будут завидовать её счастью и богатству.

Но пока она мечтала, жук Никодим женился на толстой жужелице Анфисе Степановне и увёз её в далёкие луга. А бабочка Алина ничего этого не знала – она продолжала мечтать и смотреть цветные сны. Так она и прожила в мечтах всю жизнь, до самой осени.

Когда я вспоминаю бабочку Алину, я думаю, была ли она счастлива или несчастна? И никак не могу ответить на этот вопрос.

ЗОЛОТЫЕ ЖЁЛУДИ

– Золотые жёлуди! Продаю золотые жёлуди! – выкрикивала свинка в синей беретке и полосатой жилеточке. Она переминалась от холода с ноги на ногу и похлопывала руками по бокам. – Цены договорные! Подходите – договоримся! Золотые жёлуди – для похудания. Через неделю вы себя не узнаете. Верблюдица принимала – стала стройная, как козочка! Подходите!

Подошла овечка в цигейковой щубке, долго перебирала жёлуди, а потом осторожно спросила:

– А от простуды ничего нет?

– От простуды они тоже помогают, – обрадовалась свинка. – Завариваете и пьёте на ночь. Утром будете скакать, как козочка!

– Я – для мужа, – тихо пояснила овечка.

– Ну так муж будет скакать, как козёл!

– Нет, как козёл – не надо, – подумав, сказала овечка и отошла.

– Золотые жёлуди! – выкрикнула свинка и подпрыгнула на месте. Подошла лиса в дорогом манто, капризно пошевелила жёлуди пальчиком:

– Мне нужно, чтобы шерсть блестела, – заявила она. – Для шерсти есть что-нибудь?

– Конечно, конечно, – засуетилась свинка. – Для шерсти – это самое то, что надо. Станете пушистой и очаровательной, как козочка!

– Я – как эта нелепая коза?! – возмутилась лиса. – Я – как эта примитивная и лупоглазая?!

Лиса фыркнула и отошла.

– Ну вот вы, дама, купите золотых желудей, – не унималась свинка. – Из них бусы сделать можно. В таких бусах станете милая, точно козочка!

Дама обернулась. На свинку посмотрели из-под платка уставшие глаза козы.

– Я бы и рада, – ответила она печально, – но тогда мне не хватит на капусту. А у меня ведь семеро – по лавкам! Вы же знаете, как непросто прокормить семерых козлят в наше время!.. Ох! – вздохнула коза и отправилась дальше.

– Не везёт мне с торговлей, – жаловалась свинка вечером своим поросятам. – Садитесь кофе пить. Я из золотых желудей сварила. Пейте, пейте, не кривляйтесь. А то вырастете, станете тощими и драными, как козы.

ЛЯГУШАЧЬИ ФАНТАЗИИ

– Хочу жужжать, – мечтательно сказала лягушка. – Я буду вертолёт, у меня будет такая вертушка на голове, и я буду летать над городом и сбрасывать десант: это головастики будут прыгать с парашютами и дарить жителям города незабудки.

– Ну, чтобы жужжать, совсем не обязательно быть вертолётом, – сонно заметила жаба. – Можно, например, стать пчелой.

– Пчелой? – задумалась лягушка. – М-да. Придётся стать жёлтенькой, с крылышками, летать от цветка к цветку, жить в улье и делать мёд. Но ведь в улье же совсем нет воды! Пожалуй, мне будет скучно без моего любимого болота! Ах! Днём идёшь бывало по болоту, под ногами – водичка хлюпает, кочки такие мягкие, влажные, травка такая нежная, камыши на ветру шуршат... Чудесно! Просто восхитительно! И всё-таки пожужжать жутко хочется!

– Тогда тебе лучше стать мотоциклом, – жаба лениво потянулась и повернулась на другой бок. – И жужжать сможешь, и по болоту разъезжать.

– Да, – согласилась лягушка, – мотоциклом – это дело! Заведу себе резиновые шины, руль...

– И парус, – добавила жаба.

– Ну тебя! – рассердилась лягушка. – Зачем – парус?! Я же не яхта в море, а мотоцикл в болоте.

Буду, буду разъ-ез-жать

И жуж-жать, жуж-жать, жуж-ать.

– Смотри, в трясину не провались! – предупредила жаба.

– И правда, и правда, – разволновалась лягушка. – Нет, потонуть в родном болоте ужас как не хочется! Да и потом разве мотоцикл жужжит? Он же трещит! Громко и противно!

– А что если тебе стать шмелём? – предложила жаба. – Шмель – не мотоцикл, никуда не провалится. И бензина ему не надо, и запчастей. И потом шмель лучше, чем пчела. Он не в улье живёт, а в норке.

– Да? В норке – это прекрасно! – обрадовалась лягушка. – Решено – буду шмелём. Стану такая мохнатенькая, с усиками, в коричневую полосочку. Буду летать, где захочу: и над лугом, и над полем, и над болотом, конечно. Тихо, не мешайте. Я превращаюсь... Раз, два, три! Я – шмель, я – шмель. Я жёлтая, я пушистая! Отойди головастик, не видишь, я шмель, я разбег беру, сейчас взлетать буду. Ж-ж-ж!

Лягушка растопырила передние лапки и вприпрыжку помчались по болоту.

– Бабушка жаба, что это с лягушкой? – спросил головастик. – Уже два часа она носится по кочкам и жужжит. Разве лягушки жужжат? Каждый головастик, даже самый новорожденный, знает, что лягушки должны квакать.

– Она у нас такая! – ответила жаба не без гордости. – Фантазёрка ничего не поделаешь! Сегодня она в шмеля играет и жужжит, завтра выдумает, что она – бобёр и пойдёт плотину строить, послезавтра придумает сделаться селёдкой в маринаде и не будет ни жужжать, ни мяукать – целый день так и промолчит.

– Но ведь лягушкам положено квакать? – снова спросил головастик.

– Это нам с тобой положено, потому что у нас фантазии нет, – объяснила жаба. – А лягушка такая, она ещё и сказки выдумывает, и стихи.

Головастик задумался немножко, потом – ещё крепче задумался, потом ещё-ещё крепче, а потом придумал, в кого он будет играть. Вечером жаба слышала, как головастик хрюкал. А на следующий день лягушка и пять головастиков отправлялись в звездолёте на другую планету. А через неделю все головастики этого болота с перьями на головах играли в индейцев, а лягушка была вождём племени.

ГРАЖДАНЕ КРОШКИНЫ, МЫШИ АНТОШКИНЫ

И ЧИПСЫ КАРТОШКИНЫ

– Пи! – сказала мышь по фамилии Антошкина.

– Ой! – сказала на это гражданка Крошкина.

– Хрум! – сказала мышь Антошкина про картофельные чипсы.

– Ой! Ой! – осторожно отозвалась гражданка Крошкина. Осторожно она отозвалась потому, что она была в комнате одна и её никто всё равно не слышал. А какой смысл кричать, когда тебя никто не слышит?!

Мышь Антошкина была очень отважной. Она прямо при свете дня пробралась в пакет с чипсами и теперь рассказывала им мышиную сказку:

– Хрум! Хрум! Хрум!

Чипсы тихо слушали и были благодарны, только их почему-то становилось всё меньше.

Тут домой вернулся гражданин Крошкин. И теперь гражданка Крошкина вскрикнула громко, чтобы он слышал:

– Ой! Ой! Ой! У нас здесь где-то мышка,

Или, возможно, крыска,

Или, возможно, мамонт,

Или, возможно, ёж.

Я жду тебя, Вася,

Я вся извелася,

Я мамонтов очень боюся.

– Не смеши, пожалуйста, ты меня!

Ну какие мамонты средь бела дня!

– торжественно пропел басом гражданин Крошкин и сел ужинать.

Гражданка Крошкина поставила перед ним бульон и пакет с чипсами. Гражданин Крошкин хотел бросить чипсы в бульон, чтобы научить их плавать брассом, кролем или вольным стилем, но тут заметил, что их воспитанием занимается мышь Антошкина.

– Ой! – закричал гражданин Крошкин – Ой! Ой! Ой!

В пакете, мне кажется, мышь обитает,

Меня это, Тося, немножко смущает!

Нет, я не намерен питаться мышами,

А также по крышам слоняться с котами!

– грозно пропел гражданин Крошкин оперным басом.

– Ах, боже мой, кто ж тебя гонит на крышу?

Но я ж говорю, что шуршанье я слышу!

Ты лезешь в пакет и находишь там мышу!

– неожиданно в рифму возмутилась гражданка Крошкина.

– Хрум! – сказала мышь Антошкина про супругов Крошкиных и про чипсы. Хрум! Хрум! Хрум!

– Ой! – сказали супруги Крошкины про мышь. – Ой! Ой! Ой!

– Что же нам с ней делать? – спросил гражданин Крошкин. – Если она будет и дальше так есть, то, конечно, скоро вырастет в мамонта.

– Пусть она кушает на здоровье и вырастает в мамонта, но не в нашей квартире, – заметила гражданка Крошкина. – Предлагаю выпустить её вместе с пакетом из окошка.

– У нас второй этаж, – задумался гражданин Крошкин. – Не высоковато ли? Не отобьёт ли мышка лапки?

– Нет, милый мой, мыши прыгучи, как кошки.

У них по пружинке на каждой ножке,

– снова в рифму сказала гражданка Крошкина. – И потом она ведь полетит не одна, с ней полетят смелые чипсы. Каждый из них похож на маленький картофельный парашютик.

– Это мудро! – согласился гражданин Крошкин. Он двумя пальцами взял пакет и торжественно понёс к окну.

– Хрум! – сказала мышь Антошкина про предстоящий полёт. – Хрум! Хрум! Хрум!

Ветерок подхватил под мышку пакет с мышкой и понёс вниз.

– Ах! – сказали Крошкины про мышь, её полёт и головы прохожих под окном. – Ах! Ах! Ах!

– Фу! – сказали головы прохожих про мышь, её полёт и Крошкиных в окне. – Фу! Фу! Фу!

– Шмыг! – исчезли из окна Крошкины. Они сели пить чай с плавленым сырком "Виола".

– Шмыг! – покинула пакет приземлившаяся мышь Антошкина. – Она побежала к мужу – мышу Антошкину – и к детям – мышатам Антошкиным.

– Ням! – сказал про чипсы пожилой пёсик с облезлым хвостиком. – Ням! Ням! Ням!

– Шварк! – сказала метла дворника про пустой пакет. – Шварк! Шварк! Шварк!

Так всё и закончилось.

БЕЛОБРЫСОЕ БЕДСТВИЕ СТАСИК

Лешачок Маврикий любил прогуляться после обеда. В лесу, где проживал Маврикий, воздух был чистый, и прогулки способствовали пищеварению. Лешачок не спеша прогуливался между грибов и травинок, степенно поглаживая свой кругленький пушистый животик. И вдруг прямо над его головой просвистело что-то огромное, железное, похожее на ракету. Маврикий решил, что это неопознанный летающий объект с лешачками-инопланетянами на борту. Но объект оказался пуст. Лишь на дне плескалась какая-то жидкость.

– Наверное, от несчастного инопланетного лешачка при посадке осталось лишь мокрое место! – поделился он с мышью Вероникой своей печалью.

Но мышь Вероника подняла Маврикия на смех:

– Это же банка от "Фанты"! Её вон тот белобрысый мальчишка бросил.

Лешачок сжал кулачки от негодования, но промолчал. На следующий день Маврикий прилёг подремать под листом ландыша. Щебет птиц приятно убаюкивал, как вдруг прямо на него упало что-то цветное и серебристое.

– Может быть, это золото? – вслух подумал лешачок, потирая ручки от жадности.

– Как бы не так! – раздался у него над ухом ехидный мышиный голос. Это пакет от картофельных чипсов! Это опять белобрысый мальчишка мусорит.

– Ну откуда ты всё знаешь? – с досадой крикнул Маврикий – он всё ещё надеялся, что это золото.

– Я ведь зимой не в лесу живу, а в большом доме, в квартире, под ванной. Я жизнь людей хорошо знаю, – отвечала мышь Вероника.

– Ох уж этот мне мальчишка, погоди! – рассвирепел Маврикий. – Ладно бы ещё золото кидал, а то какие-то пакеты! Знать бы его имя!

– Это Стасик из третьего подъезда, – подсказала мышь Вероника. – Я его знаю. У него на кухне моя подруга мышь Алевтина проживает.

– Вот поганец этот Стасик! – возмутился лешачок, и шёрстка на его спинке встала дыбом.

Утром следующего дня лешачок улёгся было загорать. Задремал на солнышке, а когда проснулся, увидел вокруг себя... снег!

– Снег в июле? Загадка природы! Аномальное явление! Влияние циклона! подпрыгивал на кочке Маврикий.

– Ха! Циклона!.. – фыркнула мышь Вероника. – Это всё Стасик. Он пенопластовую коробку раскрошил.

– Ну, Стасик, держись! – пригрозил лешачок. Он всю ночь рылся в старинных книгах – искал подходящее заклинание. И наконец нашёл!

На следующий день Стасик появился снова. Он нёс кулёк конфет. Фантики, словно бабочки, порхали и садились на траву. Лешачок грозно произнёс заклинание, и белобрысый Стасик стал стремительно уменьшаться. Мгновение и он стал ростом с мышку. Маврикий не дал ему ни удивиться, ни опомниться.

– На экскурсию пойдёшь, – постановил он. – По моим владениям.

– Куда я попал-то? – недоумевал Стасик, – О, кажется, я в первобытном мире! Вижу гигантские хвощи и гигантские папоротники! А динозавры у вас водятся?

– Нет, не водятся. Зато водятся белки, мыши, кузнечики, жуки и лешачки вроде меня. И всем нам житья не стало от твоих банок, пакетов и бумажек.

– Ой! – закричал Стасик. – Вижу взорванный секретный завод! А вон и динозавр!

– Балда! Это же ящерица! И никакой это не завод. Это вы с мальчишками костёр вчера жгли и накидали вокруг пластиковых бутылок, железных банок и битого стекла.

– Да-а, – почесал в затылке Стасик. – Прямо экологическое бедствие.

– Это бедствие называется Стасик, – сурово сказал Маврикий. – И чтобы избавиться от этого лесного бедствия, мы решили судить тебя. Вот судья мышь Вероника. Познакомься.

– А чего нам знакомиться, – поморщилась мышь, – приговорить его к заколдовыванию. Заколдуй его, Маврикий. Преврати вон в жука. Пусть-ка поползает по своим банкам-бутылкам!

– Стойте! Стойте! Не превращайте! – раздался вдруг испуганный голос. Это торопилась мышь Алевтина. – Я за Стасика ручаюсь. Он исправится и мусор уберёт! Он хороший. Он меня зимой от мышеловки спас! И сыра кусочек дал!

– Ну, раз кусочек сыра – тогда уж так и быть – простим на первый раз! – согласилась Вероника.

И Стасика простили. Мышь Алевтина оказалась права – мусору в лесу сразу поубавилось. А зимой Стасик птиц пшеном подкармливал.

Хрюхрюси – сын Сумаси

Мы с Зиной сидим на полу. Зине 5 лет. Она – моя двоюродная сестрица.

– Я работаю над книжкой, – говорю я, – а ты рисуй.

И даю ей фломастеры и бумагу. Полминуты тихо. На листочке появляется цветок с точками посередине.

– Это подсолнух, – объясняет Зина. – А это Хрюхрюси.

И рисует что-то похожее на табуретку с головой.

– Кто?

– Хрюхрюси! Хрюхрюси же!

– А он откуда? Из мультфильма?

– Откуда же ещё?! – возмущается Зина.

В самом деле – дожить до таких лет и не знать этого мультфильма!

– А Хрюхрюси – он ослик что ли? – осторожно спрашиваю я, когда на голове, приделанной к табуретке, появляются глаза, нос и улыбка.

– Ты что! Хрюхрюси – это сын Бабаси!

– А Бабаси – кто?

– Бабаси – муж Сумаси!

Ещё не легче!

– А Сумаси-то – кто?

– Ты глупая какая, Таня! Я же говорю: Сумаси – жена Бабаси и мама Хрюхрюси. И дочка Зумпуси.

– А Зумпуси-то кто?

– Бабушка Хрюхрюси. И подружка Жумкуси. И ещё там был плохой король Караби. Он хотел съесть Сумаси. Она от него убегала через колючие кусты, объясняет Зина, пририсовывая к табуретке Хрюхрюси хвост.

– Боже мой, но все они: Хрюхрюси, Бамбаси, Сумаси, Кукареси и другие они – КТО? Люди? Собаки? Зайцы? Лошади?

– Какая ты, Таня, непонятливая! – кричит Зина. – Они же – львы!!!

* * *

Зина просит меня ещё и ещё перечитывать эту историю, записанную по свежим следам. И каждый раз хохочет до слёз. А в конце говорит:

– Какая ты, Таня, смешная!..

ЧУР, НЕ Я РЕТРОГРАД!

Когда ребята спрашивают меня, как я умудрилась придумать весёлые учебники по русскому языку, я всегда вспоминаю одну историю.

На заре туманной юности меня ни за что ни про что обозвали ретроградом, то есть человеком, который выступает против всего нового. Я тогда училась на четвёртом курсе пединститута и проходила педпрактику в школе: вела уроки русского языка и литературы в одном на редкость спокойном классе. Там никто не бузил, не ходил на ушах, не пытался сорвать урок. Для седьмого класса явление редкое, почти невероятное. И вот однажды нам сообщают, что в этом моём седьмом классе будет проводить урок профессор из другого города, и мы, студенты, должны этот урок посетить. Профессор этот вроде бы придумал какую-то очень оригинальную идею обучения детей и даже написал новый учебник. Из газеты "Известия" специально приглашён дяденька-журналист, чтобы он этот самый новый метод осветил в хвалебной статье. Народу на открытый урок пришло много. Студенты расселились сзади на стульях, а я подсела к мальчику Сереже – его сосед в тот день то ли болел, то ли прогуливал.

Звенит звонок и на пороге появляется женщина, немного похожая на фрекен Бок из мультфильма про Карлсона: тоже полная и тоже с пучком. Это она и есть профессор. Она сразу сообщает, что русскому языку в нашей стране учат совершенно неправильно, и вот теперь-то она всем нам покажет, как надо.

Сначала дети разбирали слова по составу, а потом "фрекен Бок" громогласно объявила:

– А сейчас к доске пойдёт... Иди вот ты, девочка. Бери мел, рисуй. "Маленькая круглая голова..." Рисуй, девочка, голову. И вы все рисуйте. Где? Прямо в тетрадях рисуйте. Ну, что у тебя, девочка? Нарисовала? Хорошо, садись. Теперь вот ты, мальчик. Иди к доске. Рисуй. "Крепкая упругая грудь..."

Мы всем классом пририсовали к голове грудь – кто какую себе представил. Думаю, варианты были разнообразные. Я нарисовала накачанный мужской торс с широкими плечами.

– Теперь рисуем кривые короткие ноги, – скомандовала "фрекен Бок".

Я пририсовала к груди кривые мускулистые ноги в сапогах.

– Странная какая-то тётенька, – пожал плечами Сережа, с которым я сидела. Он тоже пририсовывал ноги к груди.

– Острые сильные крылья! – объявила профессорша.

Боже! У этого чудовища ещё и крылья!

– И последнее: рисуем короткий клюв. Вот ты, девочка с косичкой, иди, пририсуй клюв. Как ты думаешь, кто получился?

У меня получилось ужасное существо: с крепкой маленькой тупой головой, кривоногое, с волосатой грудью, в сапогах, да к тому же с крыльями и клювом. Конечно, когда профессорша сообщила про крылья и клюв, мы стали смутно догадываться, что она с самого начала имела в виду птицу, но почему-то заранее об этом не предупредила.

– Девочка, я спрашиваю, как ты думаешь, кто это получился?

– Я думаю, утка, – сдавленно пробормотала девочка.

– Какая же это утка?! – искренне возмутилась "фрекен Бок". – Садись, "три"! Посмотрите, дети, подумайте, кто это?

Наш спокойный дисциплинированный класс громко гудел, обсуждая странности новой гениальной методики.

– Кто это? – взывала профессорша. – Внимательно посмотрите! Это же лас-точ-ка!

Таким же оригинальным способом – по частям – на доске были нарисованы ещё две птицы. Семиклассники уже во всю расхаживали по классу и разговаривали вслух.

– Да, чудная всё-таки тётенька, – опять сказал Серёжа. – А главное непонятно, при чём тут русский язык.

Мне это тоже не было понятно.

И тут наконец прозвенел звонок-избавитель. Мы, студенты, вместе с журналистом и "фрекен Бок" вышли в коридор.

– Вы поняли теперь, как надо преподавать? – допытывались журналист и профессорша.

Мы подавленно молчали.

– Вы должны бороться с вашим профессором Козловым! – настаивала "фрекен Бок". – Ваш профессор Козлов не даёт нам распространять нашу гениальную методику!

Я мысленно представила себе "нашего профессора Козлова". Внешне он напоминал весельчака У из мультфильма "Тайна третьей планеты". "Нашим" он назывался потому, что преподавал у нас в институте. Среди студентов он славился тем, что на экзаменах ставил неслыханное количество двоек и троек.

– В интересах детства, в интересах языка нации, в интересах страны вы должны бороться с вашим Козловым! – патетически произнесла "фрекен Бок". Вы будете бороться? Что вы молчите? Будете или нет?

– Но как можем мы, студенты, бороться с профессором? – осторожно спросила я (а про себя добавила: да-а, за такие уроки только и бороться!)

– Вы ретрограды! – сурово произнес свой приговор дяденька-журналист. Такие же ретрограды, как ваш Козлов!

И тогда я расплакалась. Как маленькая. До того мне стало обидно, что меня объединили в одну компанию с весельчаком У, в учебниках которого не было совсем ничего весёлого – они с детства вызывали во мне смертную тоску.

– Ну какой же я ретроград?! – думала я, размазывая слёзы. – Я ещё на втором курсе, когда преподавала в школе, всё время рисовала на доске. Только не странных кривоногих ласточек, а дядюшку Глагола, который так много дел сразу делает, что кажется, будто у него много рук и ног и его сыночка Деепричастие, который помогает папе – выполняет добавочное действие... Я с этого свой первый в жизни урок начала... А ещё я рисую волшебника Имя Существительное, который превращается в разные предметы: в собачонку, в коня, в цветок... Рисую художницу Прилагательное, которая эти предметы раскрашивает, и тогда собачонка становится пятнистой, конь гнедым, цветок – лазоревым...

Дяденьке – журналисту стало неловко, что он своими словами довел меня до слёз, и он принялся утешать меня.

Прошло три года, и я написала свой первый весёлый учебник по русскому языку "Здравствуйте, Имя Существительное". И с тех пор не могу остановиться – всё сочиняю и сочиняю дальше. Дяденька-журналист, вы слышите, я – не ретроград!

О кикиморской жизни

– Ах, – сказала Кикимора, поправляя упавшую на нос прядку. – Наша кикиморская жизнь так несносна! Появился в лесу симпатичный Леший – и тот уже женат на этой кикиморе из Вонючего Болота! А Водяной застенчив! Забьётся под корягу и сидит – глазами вращает: туда-сюда, туда-сюда! Да, найдёшь здесь кавалера! Даже поговорить по душам совершенно не с кем!

– О чём говорить-то собралась? – невежливо вмешался трухлявый пень.

– О погодных явлениях, о ценах, о политике, наконец, – Кикимора посмотрелась в лужу. – Дуб выдвинул себя в президенты от партии деревьев, а от партии цветов были выдвинуты двое: лютик и колокольчик.

– Ну и что? – не понял пень.

– Как что?! Можно обсудить, кто больше подходит для роли президента. По правде говоря, мне кажется, что дуб глуповат. Лютик слишком уж легкомысленный, а про колокольчик все говорят, что он пустозвон и болтушка.

– По-моему, самым лучшим президентом был бы кто-нибудь из наших, заметил пень, – У пней большой жизненный опыт, много накопленной мудрости и устойчивость.

– Вот ещё! – хмыкнула Кикимора. – Пень ничуть не лучше, чем дуб! Уж если и выбирать президента, то кого-нибудь из наших, болотных. Водяной, конечно, не годится: я уже говорила, что он трус. Дух Болот тоже не подойдёт – слишком уж прозрачен, его даже ветром сносит. Лешак Трясинник днём всегда спит, а ночью только и делает, что пускает через соломинку болотные пузыри: "Буль-буль-буль". Недоумок какой-то! Нет, президентом должен стать кто-нибудь умный, яркий, представительный, красивый, наконец! – Кикимора снова поправила причёску.

– Лешачиха что ли? – пень наморщил лоб.

– Ну ты, пень трухлявый! Где твои глаза? Лешачиха разве красивая? Или разве умная? Да я во сто раз и красивее, и умнее, и... и... вообще лучше! В тысячу раз! В миллион! Старый безмозглый пень! Э то же я самая-самая замечательная в лесу! А вы: пни, лешаки, водяные, духи – все вы – дубы безглазые! Ну посмотрите же на меня! Я вполне могу стать президентом! Или женой на худой конец, хоть и кикимора.

ПРО ФЕЮ, ДВОРНИКА И УПРАВДОМА

По соседству со мной, в жёлтом доме, живёт милая пожилая волшебница. Зовут её Фиона Пантелеевна.Больше всего на свете Фиона Пантелеевна обожает конфеты – батончики. Она и колдовать-то может, только подкрепившись батончиками. Она ими заправляется, как машина – бензином. Вот вышла волшебница утром на улицу с сеткой, пошла в булочную, купила там калорийную булочку и триста граммов батончиков "Шалунья". И уже по дороге домой не удержалась – съела конфету , за ней – ещё одну и ещё... Фиона Пантелеевна слопала ровно половину пакета "Шалуньи" и ей захотелось шалить, уж так нестерпимо захотелось, что она решилась полетать среди бела дня! А на чём летают всякие Бабки-Ёжки, колдуньи, ведьмы, а также волшебницы и феи? Все дети, даже те, которые ходят в самую младшую группу детского сада, знают, что феи летают на метле. Бежать домой за веником Фионе Пантелеевне ужасно не хотелось и она отправилась за метлой к дворнику.

Очень молодой дворник дядя Вася сидел на лавке и вязал новую метлу. Он был ужасно печальный и даже усы у него уныло смотрели вниз.

– Чего грустный такой, Василёк? – подсела к нему фея.

– Ах, Фиона Пантелеевна, не спрашивайте! – вежливо ответил молодой дядя Василёк. – В нашем доме живёт один нехороший человек. Он специально разбрасывает по всему двору бумажки и пакеты, чтобы мне было труднее убираться. Он и по ночам не спит всё мусор копит, а как накопит, сразу бежит, пока темно и мусорит, мусорит, мусорит!... И только когда весь двор замусорит, спокойно спать ложится.

– Странный какой этот товарищ, – пожала плечами Фиона Пантелеевна. Зачем ему это нужно?

– Самое печальное, – ответил Василёк, – что этот товарищ (хотя он мне никакой не товарищ) – наш управдом.

(На этом месте я должна прервать ненадолго дядю Василька и объяснить, кто такой управдом, и зачем он нужен людям. Управ-дом так называется потому, что он управляет домом.

Лично я в своём детстве ни одного живого управдома не видела, но зато моя бабушка Зина всё время мне про него рассказывала. Днём, укладывая меня спать, она непременно говорила:

– Спи! А то сейчас придёт УПРАВДОМ Иван Иваныч.

– А зачем он к нам придёт? – спрашивала я.

– Он будет по всему дому ходить и проверять, спят дети или нет. Если ребёнок не спит, управдом Иван Иваныч посадит его в мешок и унесёт в подвал. А в подвале холодно и мыши.

– А если ребёнок спит? – уточняла я.

– Тогда Иван Иваныч даст ему премию, – объясняла баба Зина.

– А что такое премия? – не унималась я.

– Это... ну, мячик, например.

И я представляла себе лысого, довольно неприятного Ивана Иваныча, который приходит и приносит мне премию – большой красно-синий мяч. И улыбается. Но я-то знаю, что улыбается он не взаправду. У него там внизу целый подвал несчастных детей!

Мама говорила, что баба Зина управдома придумала, но когда я познакомилась с добрым дворником дядей Васильком, то оказалось, что у него есть настоящий, живой УПРАВДОМ Иван Иваныч с настоящим управдомовским злодейским характером!)

Выслушав печальную повесть дворника, фея сочувственно кивнула и придвинула к нему кулёк с батончиками:

– Конфетку хочешь?

Глаза у дяди Василька заблестели. Они всегда блестели когда кто-то рядом с ним произносил слово "конфетка", или слово "варенье", или слово "тортик". Такие слова как "пирожное", "шоколадка", "мороженое" тоже вполне годились.

Дядя Василёк съел конфетку и повеселел, потом съел другую конфетку и повеселел ещё. И чем больше конфет становилось внутри дяди Василька, тем меньше там оставалось плохого настроения. После третьей конфеты он улыбнулся, а когда в пакете осталась только одна конфетка, он почувствовал, что ему тоже ужасно хочется шалить.

– Решено, – сказала Фиона Пантелеевна, – шалить будем в полёте, а полетим на твоей новой метле.

– А она не испортится? – забеспокоился дядя Василёк. – А то она у меня по особому рецепту связана и розовой ленточкой перетянута. Я её очень люблю.

– Не испортится, – успокоила его фея. – Садись. Полетели.

– Смотри, какая красота, – задумчиво произнесла Фиона Пантелеевна, когда они поднялись и зависли над крышей жёлтого дома.

– Да красота, – вздохнул дядя Василёк. – Только вот двор я убрать не успел!

– Терпение, мой друг! Начинаем шалить! Эй, бумажки, пакеты и бутылки! Слышите меня? Это я, полководец Фиона Пантелеевна! Мусор, слушай мою команду! Равняйсь! Смирно! Где живёт твой управдом? – повернулась она к дворнику.

– Пятый этаж, квартира семьдесят один.

– На пятый этаж в семьдесят первую квартиру ша-агом марш!

И все грязные газеты, странички с двойками, вырванные из школьных дневников, пластиковые бутылки и банки из-под газированной воды, целлофановые пакеты и разные там огрызки стройными рядами отправились, куда приказано.

А уже через десять минут на балкон с воплями выскочил управдом Иван Иваныч.

– Спасите! Помогите! Я больше не буду мусорить! А-а-а! Вася! Василёк! Убери всё это!

Тем временем мусор, заполнив управдомовскую квартиру, стал выползать на балкон.

– Вася! Умоляю! Я тебе зарплату подниму! Вася! Милый! Вдвое подниму! Ой, мамочки! А хочешь – втрое!

Тут бутылка из-под "Фанты" подползла поближе и боднула Ивана Иваныча под коленку.

– Вчетверо, Вася! И в отпуск буду отпускать! И урны во дворе поставлю! И тележку тебе новую куплю! Вася! Ай! Ай!

Дядя Василёк был добрым. Он сразу пожалел управдома.

– Фиона Пантелеевна, разрешите, я спущусь и уберу наши бумажки!

– Пусть договор подписывает, – сурово сказала фея, – а то наобещает, а потом раздумает.

Тут банка из-под какого-то напитка пребольно укусила управдома за ногу, и он быстренько подписал договор о том, что обещает не сорить и повысить дворнику зарплату. И тогда фея скомандовала:

– Войска! Слушай мою команду! Кру-гом! Из квартиры 71 в помойку ша-гом марш!

Вечером Фиона Пантелеевна поставила самовар и стала поить дворника чаем с вареньем. Дядя Василёк был совершенно счастлив, потому что больше всего на свете он любил самовар, варенье, чай и рассказы старушек об их боевой молодости. После чая Фиона Пантелеевна достала из шкафа серебряное блюдечко, положила на него антоновское яблоко, подтолкнула его и сказала такие волшебные слова:

Блюдечко с каёмочкой,

Яблочко с бочком,

Кем, скажите, в юности

Был наш управдом.

И что бы вы думали, блюдце с яблоком показало, что Иван Иваныч, оказывается, в молодости шпионом работал, а теперь на пенсию пошёл и его в управдомы назначили. И вообще он злой колдун. Ведь только злые колдуны могут сорить во дворе! Каждый, кто не злой колдун, сорить нипочём не станет! И если вы вдруг заметите человека, который кидает бумажки мимо урны или в окно, знайте, что это – злой колдун! Или УПРАВДОМ! Или и то и другое сразу!

БОЛЕЗНЬ ГОСПОДИНА КОЗЯВКИНА

ИЛИ КАК РОДИЛАСЬ ЭПИДЕМИЯ

Однажды Иннокентий Иннокентьевич Козявкин проснулся утром и почувствовал, что глотать ему больно, на свет смотреть – неприятно, а нос совершенно отказывается дышать. Господин Козявкин встал босыми ногами на пол и ощутил, что где-то внутри его бедной головы противно гудит, и ещё к тому же кости болят то в коленках, то в локтях.

– Кажется, я заболел, – догадался господин Козявкин. Он позвонил своему знакомому доктору Пупыркину.

– Это грипп! Сейчас же ложись в постель и пей побольше чаю с малиной и с лимоном, – велел доктор Пупыркин. – На работу не ходи! Слышишь, Кеша? Ни в коем случае не ходи!

Господин Козявкин сел на кровать и стал думать о своей жизни. Думать у него получилось стихами.

Ну как я могу не ходить на работу?

Пускай я чуть-чуть простудился в субботу,

Но кто без меня там напишет отчёт?

А дома и время скучнее течёт!

Он снова встал и принялся одеваться. Даже в троллейбусе, вытирая рукавом нос, он бормотал:

Нет, как бы я мог не пойти на работу?

Хоть я промочил свои ноги в субботу,

Никто не напишет отчёт за меня.

Нет, я без работы не мыслю не дня!

В этом же троллейбусе ехал сосед Козявкина – пятиклассник Слава Коробочкин. Иннокентий Иннокентьевич посмотрел на Славку и сочинил такой стих:

В троллейбусе ехал Коробочкин Славка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю