Текст книги "Палач"
Автор книги: Татьяна Олешкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Самарцы были франтами. Они приезжали в конце июня и уезжали в конце августа. В центре их лагеря обычно стояла просторная белая «медуза». Медуза была модная. Сшитая из ткани под названием oksford. Знаменита эта ткань был своей износостойкостью. При правильном хранении медуза из оksford могла прослужить от 10 до 15 лет, но и стоила она соответственно. Под медузой стоял большой стол с двумя столешницами: прямоугольной нижней и круглой вертящейся верхней, как в китайских ресторанах. Конструкция стола позволяла сервировать тарелками для еды нижнюю прямоугольную столешницу, а блюда ставить на верхнюю круглую, чтобы за ними не приходилось тянуться. Захотел картофельный салат с противоположного конца стола, крутанул столешницу, и он уже перед тобой, накладывай и наслаждайся. Рядом с медузой стояло несколько квадроциклов для передвижения по косе. Свои навороченные джипы самарцы берегли. К одному из квадриков был привязан оранжевый кожаный диван. У дивана было две функции, он служил своеобразной «ватрушкой» для катания по песку днем и зрительным залом вечером. В безветрие самарцы натягивали экран прямо у кромки воды, включали проектор и устраивали просмотры культового кино под звездами. Добротные палатки располагались под защитой Land* и Range Rovers*. Коньком самарцев было катание к судам, стоящим на рейде и птичьим островам, находящимся в паре километров от берега. В соревнованиях они традиционно регистрировались в дисциплине long distance – прохождение длинной дистанции на скорость.
В обоих лагерях было достаточно свободных мужчин, но Тату интересовал лишь эстетический аспект. Ей нравилось смотреть, как загорелые мускулистые самарцы орудуют топориками, заготавливая дрова для вечернего барбекю. Иногда они с Шапой присоединялись то к философским беседам анапстеров под косячок другой, то к кинопросмотрам самарцев под односолодовый Macallan*. И все.. Тате нравилось быть одной, а Шапа была влюблена в друга Таты – Халка.
В жизни Халка звали Евгений. Его тело было грандиозным. Вылитый Халк. Только не зеленый, а веснушчатый. Медные волосы доходили до плеч и вились, карие глаза и пухлые губы разбили сердце не одной залетной блондинке из тех, что не катались, а жеманно тянули ножки в купальниках, поджариваясь на солнце с редкими заходами в воду. Но Халка они не интересовали. В 5 утра он вставал на пробежку, питался протеиновыми коктейлями и цитировал в зависимости от настроения то Заратустру, то профессора Преображенского. Шапа поймала его в свои сети с помощью предложения вместе тренироваться на закате и ловкими акробатическими элементами: сальто с места, колесом и шпагатами. А отношения с Татой Халк давно выстроил из принципа: лучше хорошая дружба, чем плохой секс. Почему с Халком должен был быть плохой секс, Тата не понимала, но соглашалась. Такой расклад ее вполне устраивал.
Халк обещался подтянуться к вечеру. Девушки накачали кайты и вышли на воду. Кататься Тата любила автономно, поэтому преодолев полосу новичков, вышла в открытое море. Вода была ледяной и полной медуз. Длинный гидрокостюм защищал от холодных брызг. Но руки и ноги Таты были голыми. Она не признавала ни гидротапок, ни неопреновых перчаток. Ей нравилось чувствовать доску босыми ногами и шершавость планки под пальцами. Каталась девушка хорошо и падать была не намерена. Но у судьбы на нее были свои планы. Когда Тата первый раз прыгнула unhooked*, что-то пошло не так. Она приземлилась, надела петлю на крюк, но крепление крюка оторвалось от трапеции, и кайт, взмыв в воздух, сильно потянул Тату вперед. Тата упала с доски, успев прихватить ту за ручку, и полетела вслед за кайтом. У нее было два выхода: отстрелиться*, но тогда она, скорее всего, потеряла бы кайт из-за неполадки с креплением; или лететь вслед за ним, пытаясь на сильном ветру смотать стропы* и дотянуться до баллона*. Тата выбрала первый вариант. И кайт поплыл в море. Вдруг, как по мановению волшебной палочки, ветер начал стихать. Девушка приняла решение плыть за кайтом на доске, решив, что без волны вскоре его нагонит. Это было решение-приключение и ей оно понравилось. Запев:
– Врагу не сдается наш гордый варяг, – Тата начала сильно грести.
Ей казалось, что вот еще совсем чуть-чуть и она дотянется до баллона, но скромный порыв вдруг подхватывал кайт и относил дальше. Так происходило довольное долгое время, пока Тата не решила наконец остановиться и оглянуться по сторонам. Над головой носились чайки. Ни с одной стороны берега видно не было.
– Класс, – присвистнула Тата.
Кайт она тоже потеряла из виду. Мотнув ногами под водой, имитируя прыжок, Тата подбросила корпус вверх над водой и в метрах в трехстах увидела, что кайт наконец к чему-то прибило. Пока она в запале плыла, было не холодно. Сейчас стало понятно, что еще немного, и тело может свести судорога. Хорошо, что на глубине не было медуз. Как ей удалось проскочить склизкий кусачий суп, она уже не помнила. Сил почти не осталось. Тата легла на доску поперек, сильно зажмурила глаза и произнесла:
– Я лежу на надувном матрасе в теплой морской прозрачной воде, мне очень хорошо, – пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, пошевелила конечностями, вроде норм.
Девушка открыла глаза и увидела прямо перед собой кайт. Его выбросило на птичий остров. Ветер полностью стих. Тата вышла из воды, вытащила кайт на сушу и села. Тело щипало, и ее трясло мелкой дрожью. Ноги и руки посинели, увеличились в размерах и смешно торчали из гидрокостюма.
– Класс, – присвистнула Тата.
И начала хохотать. «Так и до истерики недалеко», – прозвучал в голове ее же голос. Тата закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Вдох-выдох-рраз, вдох-выдох-двва, вдох-выдох-трриии, вдох-выдох-четырре.. На тридцатом выдохе ей наконец удалось взять себя в руки. Открыв глаза, Тата задохнулась от восхищения. Справа от нее, буквально в двадцати сантиметрах от правой лодыжки, в гнезде начали вылупливаться из яиц птенцы.
– Так, вот, почему острова называются птичьими, – прошептала она.
Чайки вили здесь гнезда и откладывали яйца, после выкармливали потомство и «отпускали» повзрослевших птенцов в свободное плавание. Над островом кружили десятки птиц. То тут, то там на земле раздавались писки. Повсюду трескались в гнездах яйца и появлялись в слипшихся перьях головки. Глазки смотрели прямо на Тату.
– Крутой подарок после затяжного марш-броска, – вымолвила девушка.
Усталость, как рукой сняло. С одной стороны острова Тата заметила брод. Она вылила из кайта лишнюю воду, сдула и смотала его, положив на доску, закрепила трапецией. Стянула с себя гидру, и нагая немного обсохла. Подсох и гидрокостюм. Снова его натянув, Тата отправилась в брод по подводной косе, прихватив с собой оборудование, и минут через 20 оказалась на материке. На встречу ей вышел рослый детина с пузатым винным бокалом на длинной ножке, наполненным прозрачной жидкостью.
– Кипяточком балуетесь, почки попросили, – улыбнулась Тата.
– Текила, – пробасил детина.
– Дашь хлебнуть?
– Из одного бокала? Не боишься узнать мои мысли.
– Они и так предельно понятны. По сему, не скупись и дай согреться.
Жидкость обожгла внутренности и Тата мгновенно согрелась.
– Где я?
– В Веселовке.
– Класс, – присвистнула Тата. – До Благи докинешь?
– Так я же выпил.
– Ты выпил так, что не можешь ехать? Или так, чтоб ДПС боятся?
– Второе.
– Не ссы, если что, я за все заплачу.
– Богатая?
– Не бедная.
– Ну-ну…
Он повел Тату к белому Gelentwagen*. Детину звали Вадик. Гелик был тестя. Сам детина был из Сочи. Приехал в эти края, как он сказал, развеяться и научиться кататься.
От Веселовки до Благи на машине ехать около получаса. Тата и Вадим весело болтали и слушали Стаса Михайлова. Сочинец был поклонником сочинца. Тата не возражала: ей было все равно. Когда они прибыли в лагерь, солнце начало закатываться. Шапа сбилась с ног, пытаясь выяснить, где подруга. Понимая, что девушки не в состоянии позаботиться об ужине, самарцы позвали их за стол, разрешив прихватить с собой Вадима. Мужики налепили манты и предложили запивать их «Beluga». Водка была холодная. Рюмочки заблаговременно отправились самарцами в морозилку и теперь, запотевшие ждали, пока их наполнят. После мантов на столе появился торт «Птичье молоко».
– А вы типа с подругой за фигурами не следите? – заржал Вадик, когда Тата отправила в рот первый кусок «Птичьего молока».
– Следят, но другим способом, – ответил ему голос из-за спины.
– Женька, ты приехал! – Тата вскочила и с места запрыгнула на Халка, обвив его бедра ногами.
– Еейный хахаль? – спросил Вадим.
– Мойный, – ответила Шапа. – Еейный друг.
– Это хорошо, – успокоился Вадим.
Через час все разошлись. Шапа с Женей отправились спать к ней в палатку. А Тата – в свою. На косе было незыблемое правило: никто ни по какому поводу не мог залезть в чью-то палатку, потревожить спящего в ней человека. Коса обеспечивала безопасность всем своим жильцам. Едва Тата потянула за молнию, чтоб закрыть вход, как в палатку протиснулся черный кот.
– Привееет, Север, давненько тебя не было.
Местный Север проживал на косе много лет и часто приходил поспать то к одному, то к другому спортсмену.
– Ты сегодня со мной, ну, заходи, – Тата втащила кота в палатку и застегнула молнию до конца.
Она проснулась ночью от того, что ее кто-то душил. Вернее, не душил, а обнимал сзади, но так крепко, что она задыхалась.
– Ты кто? – громко спросила Тата.
– Вадик, – ответили сзади.
– Где Север, Вадик?
– Нафиг тебе север, вылезай лучше из своего спального мешка, и давай доставим друг другу немного удовольствия.
– Ключевое слово «немного». Вали к своей жене в Сочи, Вадик. Где Север?
– Если тебе так нужно знать, где север, идиотка.. – Вадик наконец отпустил Тату и потянулся за телефоном. – Я сейчас посмотрю по компасу.
– Идиот ты! Ты мог раздавить кота. Женяяяяя! – крикнула Тата.
Не успел Вадик взять телефон, как молния палатки расстегнулась, и огромная рука, схватив детину за ногу, выдернула наружу.
– Ты попутал чувак?! – взвился Вадик.
– Попутал? – Халк подошел к медузе, вытащил ее основание из песка и воткнул назад так, что медуза встала, как вкопанная, будто ее только установила парочка строителей, предварительно основательно поработав лопатами.
– Я понял, – прошипел Вадик и пополз в сторону парковки.
– Ты как? – спросил Женя.
– Вот мудак, Севера прогнал.
– Посплю-ка я на улице, – Халк вытащил из Аниной палатки пенку* и расстелил ее на песке между палатками девушек. – Хватит с тебя на сегодня, а то завтра прыгать нормально не сможешь. А завтра последний день, между прочим, дует: прогноз поменялся.
– Спасибо, солнышко, – Тата чмокнула Халка в нос.
Следующий день был прекрасным. Ветреным. Солнечным. Вода была теплая. В ночь Тата поехала в Москву, оставив Аню с Женей докручивать романтик на косе.
Глава 4.
Анюта и Денис.
Анюта впервые увидела Дениса в пятом классе. Его родители купили квартиру в высотке за домом бабушки с дедушкой. Денис хотел остаться в своей школе, но мама настояла на переводе. Так, однажды утром Анюта и Денис встретились в кабинете истории. Что было дальше девочка не очень помнила. Лишь ее губы часто шепотом произносили: «Новиков». Она примеряла к себе его фамилию. У Дениса был японский рюкзак с люминесцентно-оранжевыми карабинами. По нему Анюта вычисляла его в толпе и стремилась удрать в противоположную сторону. Денис же наоборот. Если выпадал снег, и пацаны выстраивались у выхода с желанием «накормить» девчонок, он выбирал Анюту. Мяч в спортзале из его рук всегда летел Анюте в голову. Однажды он выплеснул ей в лицо воду из банки на уроке живописи и придумал мерзкое прозвище «писклянка». Денис не был ни хулиганом, ни троечником. Он вполне прилично учился, профессионально занимался футболом и обожал миттельшнауцера по имени Флэгги. Это Анюта странно влияла на него. Временами казалось, что он ее ненавидит. Анюта была отличницей, побеждала на олимпиадах, круто танцевала потому, что с пяти лет была солисткой одесского ансамбля народного танца, и при этом в графе поведения у Анюты торжественно процветал «неуд». Этого феномена никто не мог понять. Вроде девочка ничего специального не делала. Подумаешь, повела всех в зоопарк после флюорографии вместо физики. Но ведь флюорографию делали в пяти метрах от зоопарка и в понедельник. Грех было не воспользоваться такой возможностью тем более, что в понедельник вход для школьников бесплатный. Да, и было это лишь однажды. В основном Анюте доставалось за правду. Никто не любил правду, учителя особенно. А Анюта иногда очень тактично могла отметить:
– Зря вы поставили Коле «три». Он в материале. Просто вы так давили авторитетом, Маргарита Петровна, что он стушевался. Дайте ему еще шанс.
Или:
– Вы не вправе запретить ставить «Программу» Сьюзан Янг в школьном театре. Если материал должен быть про суицид, спешу заметить, что мотивы подростков нас волнуют больше, чем мотивы взрослого мужчины по фамилии Желтков*.
Однажды вечером у Анюты зазвонил телефон.
– Привет, что по физике задали. У меня айфон накрылся. Пришлось временно кнопочный телефон купить. Нет выхода в интернет, чтоб посмотреть.
– Привет, кто это?
– Новиков.
– Я не совсем в курсе, но сейчас проверю и перезвоню, – прошептала Анюта, удивляясь своему ответу, ведь физику она сделала еще в обед.
– Я сам перезвоню.
Через пару минут они уже болтали обо всем, забыв про физику. В этот вечер он перезванивал четыре раза. Напоследок бросил:
– Пока, Нюра. А ведь мы протрепались почти пять часов. Кажется, это рекорд.
Анюта отключилась. В прямом смысле. Забилась в уголок топчана, подвернув под себя ноги. В комнату тихо вошла бабушка.
– Ты чего, девочка?
– А вдруг он меня любит, а я его нет. Ему же тогда будет больно.
Впервые бабушка ничего не сказала в ответ, прикрыла Анюту пледом и тихо вышла с балкона.
Ночью Анюта твердо решила не давать Денису шансов, пока не разберется в своих чувствах.
Перед первым уроком Новиков протянул ей записку. «Давай встречаться», – прочла Анюта. И пока думала, что ответить, записку вырвала чья-то рука.
– Шо вы мажете ее этой мазью, Новиков. Она ею уже мазалась. Ей эта мазь не подходит, – заржала Марго Консу.
Консу была теннисисткой. Самой крупной девочкой в классе. Она в основном дружила с мальчишками. В начальной школе Марго и Аня были подругами. Потом Марго ушла в спортшколу. После травмы на европейских соревнованиях вернулась, но отношения заново не сложились.
Больше Новиков с Анькой в школе не заговаривал. Дни летели за днями. Прошел один год. Потом второй. Много было событий. Но отношений Анюты и Дениса они не затрагивали. А где-то с полгода назад начались звонки. Кто-то звонил и молчал.
– Я вас не слышу. Наберите еще раз, пожалуйста, – произносила Анюта в надежде услышать низкий голос. Но тщетно.
Перед окончанием десятого класса к ней подошла Консу. Жду тебя после уроков на пятом этаже.
– Зачем?
– Узнаешь.
На пятом Анюту ждал сюрприз. Как только девочка шагнула с освещенной лестницы в затемненный коридор, сразу покатилась на пол, споткнувшись о чью-то ногу. Потом кто-то поставил ее на колени. Она увидела перед собой джинсы и кроссовки Консу. За ними были еще чьи-то ноги. Кроссовок Марго оторвался от линолеума и ударил Аню по лицу. Раздался смех. Потом чьи-то руки подняли и поставили Анюту на ноги. Анюта провела языком по зубам. Все на месте. Хорошо. Потрогала лицо. Оно опухло. Посмотрела на руки и увидела кровь.
– А теперь ты бей, – услышала Аня голос Консу. Опустила глаза и увидела Зимину.
Зимина была ниже Ани. А сейчас Аня была еще и на небольшом каблучке. Правда правая нога ее была обута, а левая стояла на полупальцах. Вторая туфелька слетела во время падения. Зимина подпрыгнула и ударила Аню кулаком по лицу. Аня отследила, как медленно повернулась ее голова вбок и вернулась обратно.
– За что? – прохрипела Аня.
– Новиков, – зло выплюнула Зимина, – оставь его в покое.
– Новиков? Класс. Он в покое, Зимина.
– Отличной мазью вы решили ее намазать, – услышала Аня голос Дениса. – Из-за меня, напрасно, Зимина, тебе не светит. Отойди, Консу.
Аня повернулась ко всем спиной и, как была в одной туфельке, так и пошла к лестнице. На пятом царила тишина. Никто не двинулся с места. Аня вышла на улицу. Уже стемнело. Боли не было. Слез не было. В голове только не переставал крутиться вопрос: за что? за что? Он догнал ее за квартал до дома и молча пошел рядом. Так они дошли до подъезда. Аня набрала код, и в этот момент он ее обнял. Обнял сзади и сильно прижал к себе, зарыв свой нос ей в волосы.
Так они и стояли. Молча. Неизвестно сколько. А потом он ее отпустил и ушел.
Наутро зашел, проводить в школу.
– Я хочу звать тебя Нюра.
– Почему?
– Хочу звать тебя так, как никто не зовет.
Аня пожала плечами:
– Хорошо.
Ей было почти все равно. Ночью был семейный совет. Взрослые решили в школу не ходить, дать пройти времени, посмотреть, как будут развиваться события.
– Что ж, у тебя есть те, кто там не был. Жаль, правда, что ты пошла на встречу одна. И жаль, что мы тебя учили, что девочки не дерутся. Надо было им вмазать. Но сейчас важно показать, что ты не боишься и спокойно закончить год. А главное, эта ситуация сейчас четко расставит все на свои места, и тебе станет понятно, кто и как к тебе относится. А это лучше, чем начинать жизнь сначала в новой школе, где все будут под масками, – подытожила бабушка.
– Найду тебя в WhatsApp. Если будешь откуда-то поздно возвращаться, пиши: если смогу, встречу.
– Хорошо.
В школе на Анюту налетели Лилька со Славкой:
– Давай им подляну подстроим. Рюкзаки сожжем. Или одежду порежем во время физры. Но Аня сказала «нет». Так ее учили в семье: или в лицо или никак. А в драке участвовать она была не готова. Да и выяснять было нечего.
Денис стал иногда забирать ее с танцев, из гостей:
«я освободилась»
«адрес?»
«Шевченко 22»
«скоро буду».
Пролетел май, пришел июнь. А с ним и Анютин день рождения.
Аня заперлась в ванной и открыла коробочку. В ней оказался среднего размера камушек, похожий на бриллиант. Она решила показать его дедушке.
– Хороший подарок. Упаковка неподходящая.
– Это и правда бриллиант?
– Правда. Рекомендую тебе выяснить его происхождение.
Денис позвонил утром:
– Идем на море.
– Идем.
– Зайду минут через пятнадцать.
– Куда идем? – спросила Аня, когда они уже шли в сторону Аркадии.
– На плиты. Сегодня все будут.
И правда, народу собралось человек двадцать. Обычным местом тусы считался самый конец каменных конструкций. Никто друг с другом не созванивался. Просто все знали, где все будут и подтягивались по двое-трое. Кинули полотенца и сиганули в воду. Выбравшись, Денис присоединился к партии в клабр*, а Аня легла с книгой. Подтянулись еще пара человек. Ксюха с Лешей и младшим братом Веталем. Ксюхе было лет 25. Аня слышала, что та съехала от родителей на квартиру, где еще с двумя подругами Нинкой и Натахачкой занималась проституцией. А Леша был мужем Жени, мастера по маникюру, миниатюрной стриженой блондинки, которой с ними не было. Ксюха нагнулась и поцеловала Дениса в губы. Сняла сарафан и села рядом в одних плавках. Ее животик повис над ними несколькими складочками. Леша сел сзади, и оба беззастенчиво стали заглядывать ко всем в карты, комментируя игру и ходы. Аня сильно напряглась. Что-то противное и очень больное появилось внутри. Чтоб успокоиться, пришлось уткнуться в книжку. Когда через пару глав подняла глаза, увидела, как Леша гладит Ксю вокруг соска, иногда его пощипывая. Лица Ксю Аня не видела, но видела, как у той округлилась и обмякла спина. Все были увлечены игрой. «Я что одна это вижу,» – удивилась Анюта. Она не могла оторвать глаз от Ксюхиного соска и Лешиных пальцев. Между ног стало щекотно и очень приятно. Анюта откинула назад волосы, и в этот момент к ней повернулся Денис. На нем были очки с зеркальными стеклами. Аня не могла видеть глаз, лишь застыла, чувствуя, как по всему телу льется тепло.
Это случилось в тот же вечер. Они были в гостях у Димона. Дима с Лилькой пекли блинчики на кухне. По телеку шел «Титаник» с Ди Каприо, когда Денис, никак не предупредив, быстро встал на колени, снял с нее трусики и стал нежно водить теплым языком по ее нижним губам. Анюта задохнулась. Она не могла пошевелиться. Это было.. Офигительно.
– Я думал, ты меня ударишь, – прохрипел Денис.
– Я хочу еще, – шепнула Анюта.
Денис захватил губами ее клитор и стал посасывать.
Анюта нашла в себе силы. Сняла футболку. Расстегнула лифчик. Дотянулась до руки Дениса и положила его пальцы на свой сосок. Денис оторвался от клитора и посмотрел ей прямо в глаза. Так, смотря в глаза, он обеими руками поднял ее грудь, лаская большими и указательными пальцами соски.
– Где ты так научился?
– Потом расскажу, – Денис стянул с Анюты юбку.
– Нюра.. Я хочу с тобой трахаться.
– Сейчас? – прохрипела Аня.
– Сейчас и всегда.
Анюта не ответила. Она широко раздвинула ноги, откинула голову и продолжала смотреть ему глаза, как бы взвешивая в уме, хочет ли она того же. Денис снова стал лизать ее между ног, периодически спрашивая:
– Хочешь? Хочешь? Отвечай.
– Хочууу, – прохрипела она.
Тогда Денис встал, как ей показалось, одним движением сорвал с себя футболку и джинсы, надетые на голое тело. И Аня впервые увидела перед собой член. Не впервые увидела член. А впервые увидела его вживую. К слову, когда она еще училась в четвертом классе, они с Лилькой и Славкой обнаружили у Славкиного папы дома книжку с фотографиями, на которых мужчина и женщина трахались в разных позах. Они часто смотрели видео и играли с подругами в любовников. Но живой член – это было офигеть, как красиво и мощно. «Красиво и мощно», – крутилось у Анюты в голове. Он положил ее и лег сверху.
– Я знаю, я первый. Я постараюсь нежно.
Он взял член в руку и постучал по ее клитору. А потом стал им по клитору водить. Из Анюты хлынула смазка. Она дотянулась до члена и рукой ускорила темп. Денис усмехнулся.
– А ты по ходу голодная, Нюра.
Он вставил головку члена ей во влагалище.
– Скажи, если будет больно.
И стал вставлять член глубже, периодически то погружая его внутрь, то возвращаясь назад. Аня поднялась на лопатках и смотрела на происходящее широко раскрытыми глазами. Вдруг член вошел очень глубоко, и Аня резко откинулась на подушку, в глазах потемнело. Он подложил ей под спину руку и стал накачивать собой. Темнота в глазах прошла, появились белые точки. Анька ничего не видела, действительность превратилась в размытое пятно, когда пришла в себя, поняла, что двигает бедрами навстречу члену. Денис улыбался. И, когда Ане показалось, что ее сейчас порвет от удовольствия, он вынул член и кончил ей на живот. Лег сверху и коснулся губами губ. «Мы первый раз целуемся,» – мелькнуло у Ани в голове.
– Люблю тебя, – прошептала она.
Он не ответил. Их языки ласкали друг друга. Влажный член снова стал набухать между их животами. Денис скользнул ниже и снова вошел в нее. В этот раз его рука подхватила Аню под спину и, притянув, он посадила ее к себе на колени. Она была сверху. Ее грудь терлась об его грудь. Язык искал язык. Они трахались. И оба получали от этого удовольствие.
– Ну, вы даете, – восхитилась Лилька. – Закончите, приходите есть блины, – она закрыла за собой дверь.
Еще два раза они трахались. А потом веселые и счастливые завалились на кухню.
– Вы, так долго, будто впервые, – прокомментил Дима.
Аня хрюкнула.
– Не будем обсуждать. Это личное, – остановил желающих продолжить тему Денис. Он посадил Аню к себе на колени и заткнул ей рот блином.
Лилька добавила громкости в телефоне и стала танцевать под «Не жалей» Басты и Зиверт. Дима делал вид, что ее не замечает. Они с Деней стали обсуждать поездку на Бугаз* с палаткой. На следующий день оба уехали.
– Ничего не понимаю, – Анюта в который раз пыталась выяснить у Лильки со Славкой причину такого быстрого отъезда ребят.
– Что не понимаешь? Они с простигосподи своими уехали. Вернее, простигосподи их позвали, а эти и рады рвануть.
Выяснилось, что Ксю с девками поехали работать, а молодняк позвали с собой их прикрывать. Под словом «прикрывать» подразумевалось, что Ксю, Натахачка и Нина позвали Дениса, Диму, Виталика и Лешу с собой потусоваться, попить пивка на пляже, а в свободное от потрахулек с клиентами время, потрахаться так, как им хочется.
Аню накрыло горячей волной. Она резко вскочила и побежала домой. Достав список обязательной литературы, заданной на лето, закачала в планшет первую попавшуюся книгу. Ею оказалась «Яма» Куприна. Начав читать, девочка только подивилась странному выбору учительницы и совпавшей с ее историей теме. Повесть раскрывала нюансы проституции в России XIX века. Странно, но девочка буквально влюбилась в Женьку, одну из героинь, которая в конце заболевает сифилисом и умирает. Ей стало жалко этих странных девок на Бугазе. Ревность улетучилась. Анюта решила заняться собой. Мамин мужчина привез ей из рейса белый раздельный купальник в цветную полоску. Утром Анюта и Лилька бегали к морю купаться. После завтрака ходили на море загорать. А вечером Анюта с бабушкой и дедушкой ходили на море и сидели под зонтиком, обсуждая то «Белеет парус одинокий» Катаева, то «Бегущую по волнам» Грина, то «Амок» Цвейга, то «Здравствуй, грусть!» Саган. Список литературы и правда содержал диковинные произведения, и девочке часто нужна была помощь взрослых, чтобы что-то осмыслить. Бабушка с дедушкой были прекрасными собеседниками. Дедушка, имея среди хобби филологию и философию, с удовольствием втягивался в обсуждение, а когда втягивалась бабушка, обсуждение перерастало в спор между взрослыми. Анюта любила наблюдать, как бабушка, переживая, что обстановка накаляется одергивала дедушку.
– Юра, второе правило, второе правило, на нас уже поглядывают.
Эти споры между старшими всегда заканчивались чем-то типа:
– Да, провались он – твой белый богатый шовинист* и неудовлетворенная женщина*. Они так сильно страдали, потому что с жиру бесились и пороху не нюхали. Иначе ценили бы покой и уют нормальной ежедневной жизни.
После моря Аня помогала бабушке на грядке или навещала маму. Она загорела, постройнела и литературно просветилась. А через пару дней они всей семьей уехали на дачу на лиман.
– Он вернулся, – сообщила Анюте Лилька, пока они гуляли по Дерибасовской.
– И я вернулась. Из этого что-то следует?
– Ты телефон проверить не хочешь?
– Всего три пропущенных.
– А ты сколько хотела?
– Триста тридцать три. Не знаю.
– Прошла любовь, завяли помидоры.
– В этом году отличный урожай помидоров. Их используют для приготовления десертов, кладут в пиво, заворачивают в обложку Vogue, а в Буньоле есть даже фестиваль «Томатина», где ими принято кидаться друг в друга, а еще помидоры отлично подходят тем, кто хочет сунуть их себе в жопу..
– Ну, ты даешь. Успокойся. Ни разу раньше не слышала от тебя слово «жопа».
– Да, я пример спокойствия. Спасибо бабушке, ругательства у нас не в чести.
Ночью она набрала его. Он не взял трубку. А через пару минут Анюта услышала звук домофона.
– Иди, малышка. Вам надо все выяснить, – заглянул на балкон дедушка, протянув Анюте рюмочку. – Это «Lashkevich», он успокоит и придаст уверенности.
– Далеко, Юра, у тебя печенька в этот раз на поезде поехала? Как думаешь вернется? – так бабушка намекала дедушке, что в его мозгу могла родится неверная, с ее точки зрения, идея. Под печенькой понимался дедушкин мозг, в редкие моменты, опять-таки, по мнению бабушки, уменьшающийся до размеров детской сладости.
– Тома, моя печенька дома. Рассказывали мне, как ты стакан водки маханула, перед тем..
– Перед тем, как тебя на фронт проводить.
– Перед тем, как мы с тобой сначала объяснились, а потом я на фронт ушел.
Анюта быстро выпила виски, накинула на пижаму плед, сунула ноги в шлепанцы и вышла на улицу.
– Я искал тебя.
– Где?
– Звонил.
– Это не искал.
– Ты уехала.
– Сначала ты уехал.
– Почему так сложно?
– Что сложного? Ты хотел трахать меня. Так трахай. Трахай. Чего ты с ними поехал?
– Давай я тебя лучше трахну, – из Escalade* вальяжно вышел Егор с третьего этажа. – Давно хотелось.
Денис развернулся к Егору, а Аня рванула по темной улице.
– Догоняй, потрахун, – услышала Анюта голос Егора.
Она бежала изо всех сил, слезы лились и лились.
– Надо уехать, уехать и никогда больше его не видеть, – шептала Аня.
Он догнал ее возле Аркадии. Схватил за руку, и она тут же остановилась. Тогда он обнял ее сзади и зарылся носом в ее волосах.
– Прости.
– За что?
– За то, что сплю не с тобой.
– А что со мной не так?
– С тобой все так, но как-то сложно. А с ней все просто.
– С кем из них?
– С Ксю.
Она высвободилась.
– У меня нет слов.
И побрела в сторону дома. Он пошел рядом. Возле подъезда оба остановились. Аня подошла к Денису вплотную и взяла его лицо в ладони.
– Я люблю тебя.
– И я тебя.
Глава 5.
Скайлайт.
Круизная компания «Скайлайт» была ее первым бизнес ребенком. Можно сказать, что Тата к ней неосознанно шла всю жизнь.
После института нужна была любая работа. И Тату почему-то занесло в балкерный флот* – крайне редкое предприятие для Москвы. Здесь Тата работала секретарем. Через нее проходили письма с теплоходов. В обязанности входила их сортировка по темам: ремонт, провизия, зарплата, власти, личное. Письма хоть и были единого образца, но составляли их разные люди, как умели и как чувствовали – по сему для такого вдумчивого человека, как Тата, они представляли собой книгу жизни членов экипажей. Однажды утром Тата открыла почту. Увидев, что окно входящих мигает одним письмом, обрадовалась. Всего одно. Обычно их несколько десятков. Тата взяла кофе из автомата, макаронс и села читать. Письмо было грустное. Повесился старпом. Ему на берегу изменила жена. А капитан по этому случаю запил, и у него началась белая горячка. Судно стояло в Инчхоне. Отношения у России с Южной Кореей были натянутыми, и сбежавший без документов в город пьяный капитан, мог вызвать большие неприятности у компании, не говоря уже о смерти на борту. Тата прожевала пирожное перед тем, как определить письмо. Сделав пометку URGENT, отправила его в отдел суперинтендантов.
Тата задумалась о том, как организовать жизнь ребят на судах в ограниченном пространстве, чтоб те могли не просто выполнять работу, а радоваться прожитым на борту дням и уметь справляться с трудностями, коих было предостаточно. Нужны были спортзалы, бассейны, специальное меню из продуктов, содержащих триптофан, помогающий человеку вырабатывать гормон счастья; кинозал, где можно смотреть философские и комедийные фильмы (никаких драм и боевиков). Нужна была видеосвязь с родными и поддержка берегового психолога. Всего этого не было. Людей обычным образом эксплуатировали, но при этом и хорошо платили, поэтому желающих пойти в рейс всегда было предостаточно. Начальник Таты Валерий Баринов был человек с понятиями. На предложение улучшения условий труда кивнул и попросил составить презентацию. Тате понадобилась ночь на документ с картинками и цифрами. После ее сорокаминутного выступления по итогу принят был лишь пункт о психологе. Но для Таты это стало началом чего-то, чего она пока была не в силах осознать, лишь чувствовала: «Путь прокладывается».
