Текст книги "Назначу вам свиданье между строк"
Автор книги: Татьяна Очертян
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
а плач
подслушанный травою
у дороги
о чём?
–
когда
праздник покину
– не окликай
когда
в глине будней увязну
– не окликай
но когда
заледенеют
ладони твои и душа
– на крик молчания
отзовусь
–
при трёх свидетелях
– трёх звёздах первых
зову тебя
и заслоняюсь именем твоим
от блуда
разгулявшейся разлуки
чьим жерновам
подвластно
в пыль смолоть
и память
–
невозможность
вздоха
невозможность
забвения
невозможность
взлёта
невозможность
прикосновения
к тугому
узлу
возможностей
–
о тайный сговор
рук поникших
и онемевших глаз
коварно именуемый
бессильем
оковами сцепив
колени нам
ты жаждешь власти
усердно
заставляя нас
смириться
с немилосердием
судьбы – колдуньи
–
он не узнал тебя
удача
когда ты наяву
к нему явилась
лишь вздрогнул
от прикосновения шипов
к его мольбе
увядшей
–
смиренья гордого
улыбка
и пажем
и шутом
ты служишь
не седея
при короле своём
– извечном узнике
печали светлой
–
ДИАЛОГ
ПО МЕЖПЛАНЕТНОМУ
ТЕЛЕФОНУ
не успеваете?
– не печальтесь
я верю
путь покороче
просто не найден
тем более
что на поиск
ушла
всего лишь
жизнь
–
этой ночью
чьё-то
грохнулось
сердце
зацепившись за взгляд
что в лабиринте времени
не затерялся
а кто-то
в нетрезвом виде
стрелял в надежду
заподозрив её
в измене
и ещё что-то
этой ночью случилось
отчего утро
так и не наступило
–
три
слезы
утаённых
от мира
сегодня
отправлены
в вечность
в простом
почтовом
конверте
без
обратного
адреса
–
соскочив
с пьедестала
усмешка сомненья
хлестала
наотмашь
и слух и зренье
славы
устало бредущей
в поисках
состраданья
–
над
чьей-то
мятежной судьбою
взметнулись
две светлые тени
одна
– из всего
что было
другая
– из снов
пред утром
–
о суета
– королева иллюзий
предвестница праздника
и расплаты
в шали трёхцветной
по улицам времени
всё пляшешь
всё дразнишь
а ставни окон
что смотрят на улицы
то отпираются
то запираются
–
и стол мой
письменный
снимается с причала
этой ночью
и чаша слёз моих
непролитых на ветры
дрожит у края
в ожидание
шторма-бреда
–
С Т Е Н А
и чтобы
наяву её увидеть
он выстрелил
в туман
сгустившийся
пред взором
но серое
не расступилось
а только вспыхнуло
пятном багровым
–
беспомощность
молится
у дороги
не разгибаясь
касаясь
сгорбленным
профилем
расплавленного
тротуара
белый фиакр
сверкнувший
мимо
обдал её
серебряной
пылью
и она
на мгновенье
распрямилась
–
Асе Хаит
мне приснилась
твоя улыбка
из слёз
и уплывающий
в таинство ночи
твой силуэт
обрамлённый
платьем летящим
и нежностью
наших сердец
–
желанья
зажаты
меж рёбер
звуки
бессильны
родить
слово
ни сбежать
ни укрыться
от неизбежности
преодоления
–
роем
кружили
слова
рождённые вздором
жужжали
нещадно
жаля
затылок
полосуя
коричневой тенью
смеющийся день
–
рассветы
сверлили
веки
призывая
нас
к бегству
из сновидений
а нам
хотелось понежиться
под ворохом пустяков
в ногах
уставшего времени
–
слово нечаянное
что вслух
впервые
камнем по робости
загнанной в пульс виска
и никуда не деться
от неуёмной боли
– кто-то
убил мечту
в самом
начале
апреля
–
нет нет
не этот голос
зазывал в свои чертоги
не от его прикосновенья
взлетала трубка телефона
к сердцу
не под его звучанье
кочевали будни
нет нет
не этот голос
сдавленный
металлом лет
был некогда
моим поводырём
–
памяти
Льва Рожецкина
о если бы
шёпотом листьев
разъярённую боль
утишить
а ещё бы
простор для разбега
чтоб пламенем гнева
испепелить приговор
отменяющий жизнь
–
памяти
Яши Cклярского
отплываешь мой дружок
а на утреннем ветру
реют флаги наших встреч
и поселится навечно
в нас тоска невозвращенья
отплываешь мой дружок
отплываешь
–
за облаками
цвета гиацинтов
на старте
мартовский разбег иллюзий
и сладость приступов
предмайского томленья
и блики
вздрогнувших желаний
в аорте
вдовствующей крови
– то мирной жизни
ласковая тень
прижалась
к плачущему сердцу
–
я
загрузила
память
гулом электрички
– неумолимым вестником
прощанья
и целомудрием
несорванной
сирени
–
неистовая
жажда всепрощенья
ты круто обошлась
со мною
не дав мне сил
казнить себя
за целый миг
не отданный
игре воображенья
–
стенанья ветра
за окном
всё же стихают
и в дымке утра
тает
отплывающий корабль
ночных печалей
и нежностью
вот-вот зажжётся
новый день
–
иллюзии
вы колдовали
душа дрожала
в ожиданье ветра
пропахшего
табачным дымом
и лампа белая
на письменном столе
вся изогнулась
перед прыжком
в мятежную страну
не занесённую
пока ещё
на карту мира
–
отведите дыханье
от свечи
воскрешённой
и да осветит она
пламенем робким
той новеллы
забытый
лик
–
о верноподданные
исповедального огня
извечной Песни Песен
– поэта слух и зренье
вас
крик о помощи
на всех углах вселенной
подстерегает
но вот
ещё одна секунда
на исходе
а вас
всё нет
–
то повседневность
праздником звучала
то голоса любви
сплетались
с голосами расставаний
в гудящей веренице лет
а душа
что сны по ночам разгребала
дрожала
поджигая дыханье моё
надеждой
на утренний свет
–
ни одного
из тысячи ответов
желаемых сегодня
я не получила
и всё ж
прекрасен
уходящий
день
–
на колени друзья
пред буднями
в серых плащах
пред утрами
моросящими
по дорогам
пред сумерками
окунающими
дни в ночи
пред эхом звенящим
– до завтра
– до завтра
– до завтра
–
глава пятая
ДУЭТ
РАДУГИ
И ЛИВНЯ
–
назначу вам
свиданье
между строк
сложу
в корзину безучастья
все шутовские маски
бытия
и предвкушению начала
в зеркале лукавом
прощально
улыбнусь
–
двадцатый век
уж на исходе
и что ж?
луна
попрежнему
предпочитает ночь
Даная – Рембранта
а я – тебя
–
Вы плачете
поверженный титан!
чьё
совершенство
Вас сразило
чья
молодость
состарила
покорность
чья
отвергла
чьё
сострадание
невыносимо
–
откуда эта груша
на снегу
и палевый закат
ласкающий
её тугую кожу?
наверное
мы всё ещё у августа
в плену
и звоны поминальные
все потому же
–
казалось
что душа уж по тебе
не затоскует
и не понадобится флейта
исполнявшая
когда-то
соло
на балах
оживших звёзд
–
и тогда
когда всё же
приснится мне дом
незабвенный
и я
сяду напротив тебя
спиною к свету
чтобы увидеть его
в глазах твоих отражённым
и осветившим
невымоленное когда-то
– помоги мне
не плакать
–
всё непосильнее
бремя надежд
для времени
что отстрелялось
отмаялось
всё ненасытнее
грёз шипы
сверлящие
его плоть
и ковыляет оно
шагом бессмертным
нам поверяя
свои
вековые
тайны
–
Композитору
Яну Фредлину
и рук твоих
тихую радость
не заглушил
дождь
что за окнами
разрыдался
и голос Сафо
что парит над веками
нашептал мне
под утро
"а может мы живы?"
–
то беспомощны
были руки его
то властны
и под прожектором боли
душа истекала страстью
и седою любовью
светились зрачки прощанья
и медленный танец
двух несбывшихся судеб
был опоясан печалью
–
той ночью
нас дурманила
звезда
что тайну сумерек
украла
а полнолунье
истекало предвкушеньем
твоего признанья
и в вечном
ожидании его
я растворилась
–
вздрогнул
оглянулся
не узнал
в тихом зове
отсиявших глаз
взгляда
ослепившего
когда-то
лишь
о собственную тень
споткнулся
как тогда
–
грешница – насмешница
не задаривай
ты его
причудами
прояви
к нему
милосердие
отпусти
его
в одиночество
–
и усталость
протянутых рук
и вздорность
чужой воли
и опальных сердец
перестук учащённый
– все ещё
болью взрывают
дыханье
предутренних снов
–
и забывая
он помнил её
неустанно
и отрекаясь
молился за неё
одержимо
и лишь
в неистовых снах
ничто
их не разлучало
–
твой поцелуй
явился поводом
для смерти
всего
что будет называться жизнью
после
–
убаюканный скорбью
он проспал
пробужденье надежды
и она его
не простила
–
ах
три желанья
три желанья
не загадать ли мне вас
снова
чтобы дуреть от ожиданья
и вдруг
бесстрашно отказаться
не дожидаясь
исполненья
ах
три желанья
три желанья
–
посмела
луной зажечь зрачки
– и не ослепла
посмела
ладонями сжать солнце
– и не сгорела
посмела
увидеть своё отраженье
в твоей печали
– и более
уж ничего не посмела
–
о как ликовала
тайна
в молчанье
его поющем
в кроткой
его печали
в его притихшем
дыханье
о как увядала
тайна
в будничном
– "рад Вас видеть"
в бессмысленном
– "всё ли в порядке"
в немыслимом
– "мне пора"
–
кем
доводишься мне
завсегдатай озноба
бессонницы
бреда
неужели
всего лишь
собратом
всего лишь
соавтором
грёз
–
Валентине
Баршт
уже не втиснуться
в чужую жизнь
ни страсти
угасающим лучём
ни нежности
простреленным крылом
ни даже верности
еще живым дыханьем
–
и нет запрета
на любовь
у этой встречи
и нет управы
на разбуженную
боль
–
прощай
я уношу с собой
щемящую загадку
завтрашнего дня
и всё
что так и не произошло
теснится
за плечами
–
улетая
к зовущему взгляду
в нетерпении
обронил
два сапфира
голос
а на обратном пути
вспоминал
о них
с сожалением
–
и всё-таки
что непосильнее
голос его
в пепел сжигающий
барабанные перепонки
или мёртво-безмолвная
телефонная трубка
захороненная
в стерильном покое?
–
я Вас приглашаю на ужин
заметьте
– не на жизнь
я Вам обещаю покой
заметьте
– не блаженство
я усыплю Вашу память
заметьте
– только на вечер
я Вам нагадаю удачу
заметьте
– не бессмертье
я провожу Вас к рассвету
если его замечу
–
и драма
нерасцветшего желанья
что смыта
ливнем мартовских надежд
и перезвон тревожный
уходящего с грядущим
что голосом твоим
всегда внезапным
почти сметён
к чему бы это?
–
уже давно светает
а я еще не верю
что звёзды заскучали
что ветру не до шуток
что Вам не до меня
и мне не дотянуться
до молодой печали
по уходящей ночи
–
и белой лебедью
сквозь сумерки
твоя рука
души моей коснулась
и
поманила
покачаться вместе с небом
на поседевшем
облаке
мечты
–
МОТИВ ТРУБЫ
труба
выдыхает
радость
– двое
бегут
навстречу
друг другу
труба
выдыхает
печаль
– двое
устали
в дороге
труба
выдыхает
скорбь
– не состоялась
встреча
–
такой
долгий
долгий
путь
от полушёпота
до хрипоты
скользя и играя
по льду и по ветру
лишь лёгким дыханием
соприкасаясь
на лунных дорожках
и солнечных бликах
прогрустили мы оба
я и ты
–
останься
молил он
этот миг
неподсуден
и дрожала
в ответ
тень весны
на замёрзшем
стекле
–
слёзы
всю дорогу
сопровождали поезд
а на предпоследней остановке
им предложил убежище ливень
и они
пожелали
в нём
раствориться
–
когда утихнет день
в объятьях ночи
когда усталость
одолеет звёзды
мы украдём фонарики
у детства
чтоб разглядеть
аллею обещаний
чтоб без помех
добраться
в завтрашнее
"з д р а в с т в у й"
–
сон
о летящем
вдогонку
восторге
разбился
об утро
в стальном
шлеме
–
где ты
в сей миг
пребываешь
синеокая моя
радость
чей
взгляд
в твоих поцелуях
чей
обожжённый смех
омыт
твоими слезами
–
каждый звонок
– рывок
все голоса
– его
все шаги
– ко мне
то и дело
с петель
срывается
дверь
то и дело
–
ни в свои
ни в чужие сани
ни охоты
ни толку садиться
я с тобою
не смею остаться
я с тобой
не умею проститься
–
люби меня – и только
– она ему сказала
и все твои увечья
я на себя надену
не каждому своё
– в ответ отстукивало его сердце
и на мгновение затихло
перед величием потери
–
а ещё
на траве осенней
раскачивалась
в молитвенной позе
кроткая тень
твоего ожиданья
будто всю себя
без остатка
вручала
капельке рыжего утра
не сметённой
лавиной
белесых
будней
–
белый наряд
вплывает
в торжественность
встречи
стол
возвышается
над повседневностью
быстротечной
и мы
будто навечно
и мы
будто в начале
и мы
будто друг другу
ещё ничего не сказали
–
мне бы сжечь
на костре
из оранжевых листьев
золотистые сны
и твой взгляд
завороженный
звездопадом
а я
всё зарыла
в туман
неподалёку от моря
и два отпечатка алых
оставила
для опознания
–
и пусть
звездою падает
душа
в ладонь июля
и пусть
на крик санжейских петухов
сбегутся наши ожиданья
из лет ушедших
а мы
наденем ливневые тоги
для утренней молитвы
пусть море
вновь
подслушает молчанье
двух певчих птиц
покинувших неволю
пусть небо
вновь
отторгнет нашу плоть
и пусть
мы вновь умрем
перешагнув запрет
Санжейка – приморское село
под Одессой
–
из остывшей мечты
убежать бы
в расцветшее лето
на золотисто-зелёных
его лугах
отогреться
по дороге сбросив
усталости кожу
а уж потом
в веночке
из трав несмятых
забрести в твою память
и там
поселиться
навечно
–
под огненными крышами
июля
душа моя жила
в плену у скорби
не опалившись
ни одной надеждой
под огненными крышами
июля
лишь кротким взором
провожая синее окно
и две хохочущие наши тени
плывущие по утренней росе
из юности к обрыву
под огненными крышами
июля
–
в тревожный отблеск
гаснущей звезды
душа рядилась
и ввинчивался в кожу
беспощадно
двух разъяренных волн
осипший шёпот
и расставание
длиной
в непредсказуемость встречи
замерло на старте
–
о эта нежность
в обнимку
с ветром попутным
вдогонку
моей судьбе
о эта тень
строки необузданной
на слепящем
снеге
разлук
–
нам бы пить с тобой вино
пред нашествием вины
за внезапность тишины
и отмаливать у бога
перед дальнею дорогой
невозвратные грехи
–
её
убегающий смех
его
запоздалый вздох
– одинокая бабочка
что раскружилась под люстрой
утонула
в вазе
с увядшим
цветком
–
его небрежное "пока"
– безбрежное
почти как время
уж не до вечера
– до вечности
–
а хочешь
– вместе навестим
случайность
поджёгшую однажды
наши судьбы
а хочешь
– врозь
а хочешь
– вместе убежим
от возвращений
а хочешь
– врозь
–
но только
не с тобою
ни в призрачность
ни в грёзы
ни в сутолоку будней
ни в царство ностальгии
но только
не с тобою
уж никогда
с тобою
в распутье
и в раздолье
в огонь
и в пепелище
и в том
что так и будет
я
именем твоим
бесценным
клянусь судьбе
–
и вдруг
вдогонку
падающее с этажей
– постой
я не договорила...
и резкий взмах перил
в ответ
и вновь
"по требованию"
остановка сердца
–
неосторожных слов
сладчайшая беспечность
уже в который раз
ты горечью сочишься
из всех
щелей
разлуки
–
если
Вы захотите
подарить мне
вселенную
я постараюсь
её удержать
в руках
благодарных
если ж
её уроню
– да хранит меня
Ваше прощение
–
уже
не твоя забота
– пьянеть
от моего смеха
– поить меня
из ладоней
нектаром
хмельного бреда
– выменивать
зимы на вёсны
– выплескивать
радость
под ноги времени
позволяя ему спотыкаться
уже
не твоя забота
–
и был вздох
рыжеокой
предиюльской неги
что отпечатан в сердце
размокшим следом
и взлёт исступлённого "да"
и бездыханного "нет"
оглушительное
паденье
о
скорбная исповедь
грешной надежды
–
и сникая
чернеет
будто вдруг опалился
мертвенным зноем разлуки
твой голос
наитие
будто кровью лиловой
на платье твоё голубое
сочится
–
Вам будет обидно
всё же
когда женщина
некая
не постучится
более
в простенок Вашего бытия
не подарит
на день рождения
Вам
ни пьянящего запаха
тины морской
ни слепящей пены
прибоя
Вы даже заплачете
может быть
от жалости
к себе
– умершему в её песне
–
облокотившись
на
мраморный
постамент
памяти
он
перелистывал
свои
потери
–
в ответ
на твой вопрос
несмелый
седело сердце
и сон предутренний
гасил рассвет
слезами
и поводырь вчерашний
– скиталец ветер
замер
меж деревьев
во внезапной мгле
–
сегодня
в целом мире
ты и я
и всё
что нас бесстрастно
друг у друга
отбирает
–
назначь мне
свиданье
в одну из суббот
что поближе к весне
на одной
из недавно открытых
планет
где не грех ещё
быть счастливой
–
стремительно мчались будни
не оборачиваясь
не окликая
по утрам я молилась на Вас
по ночам я молилась за Вас
Ваше имя
от времени не потускнело
–
в с ё
продумано
в с ё
проверено
в с ё
измерено
в с ё
отмерено
в с ё
уложено
в с ё
улажено
в с ё
разглажено
не придумано
–
а он
оказывается
уцелел
тот день
исполненный дуэтом
радуги и ливня
и вот уж
целый миг
звучит
звучит
и вспыхивает скорбью
из-под обломков
лет
–
глава шестая
друзьям моим
любимым одесситам
с благодарностью
за разделённую жизнь
ПЛАЧ
ПРИЧАЛА
–
НОСТАЛЬГИЯ
по обнажённым проводам
она скользит
одетая в оранжевое пламя
и на лету
с себя его сдирает
чтоб не изжечь
мне сердце
–
гудок-клинок
отсекает канаты
истекшего времени
и корабль
то ли в рай
то ли в ад
отплывает
вдогонку ему
пророчеств развенчанных
едкий дым
и обречённый
на долгую-долгую жизнь
плач причала
–
ты сядешь
в уютное кресло
и взглядом
внезапно коснешься
букетика
сине-жёлтых цветов
что напротив
в коричневой вазе
и вздрогнешь
от ревности
к той себе
что когда-то
охапками их уносила
с аркадийского склона
и от яростных слёз
на мгновенье
ослепнешь
–
ОБИДА
пружинит
чугунная лестница
под неприкаянным
шагом
стремительно
распахнулись
чугунные
дворовые ворота
по среди городского шума
качнулась
и замерла
улица
эхом
вторит пульс
протяжным гудкам
пароходов
тонет
июньское
утро
–
памяти художника
Иосифа Островского
возьми с собой
мой смех
он невесомый
он уместится
на твоём дыханье
–
памяти
Любы Казанцевой
что это
так пылает
пеплом
обрушиваясь
на сердце
то мечется
прошлое
не укрощённое
временем
–
так захотелось
вдруг
услышать
голос мамы
и пахло молнией
от сада
омытого дождём
воспоминаний
и были старыми
деревья
–
Маше
Переверзевой
Одесса
прощалась
с тобой
прижавшись
растрескавшимися
мостовыми
к босым ногам
подарив
им
на память
семь
серебристых
тропинок
бегущих
к морю
–
мне б
на миг
прорваться
в чёрно-белое вчера
мне бы
надышаться
белым снегом
мне бы
вымолить
прощения у мамы
мне б
дотронуться
до белого коня
–
который год
я плачу по Одессе
где лето
изначально на исходе
где тротуары
в пламенеющих следах
шагов прощальных
где полдень
рассечённый страхом ночи
кровоподтёками
стекает
в сумрак
наших
душ
–
лавиной
пахнувших акацией
предчувствий
Одесса прорвала
души оцепененье
и слёзы её улиц
сиротеющих отныне
тонули в золотых лучах
что выплеснула
память
разбуженная бунтом
неутихших лет
–
о май
моих желаний неуёмных
ты вновь
даёшь отведать мне
акации хмельное зелье
и вновь
дыханье властное твоё
у губ моих
и тени рук любимых
застывших в крике радости
вновь запылали
вырвавшись из плена ночи
и с высоты бесстрашных лет
я птицей феникс
падаю в твои объятья
–
чем
расплатиться
за роскошь
проснуться
от взрыва акации
умыться
пеной рассвета
в объятиях дня
задержаться
ночь
посвятить звёздам
и лишь рассмеялось
в ответ
от слёз размытое
эхо потерь
–
горела
память
две
обожжённые
тени
выносили
архивы
забвения
–
памяти
Раисы Исааковны
Ойгензихт
лестница
в восемь шагов
бег
из самого сердца
навстречу
– "я заждалась вас люди!"
и мы
в желанном плену
тех незабвенных встреч
в доме
что был твоим
в храме
что наш навечно
–
вдоль моря
вдоль неба
по прихоти ветра
слезами касаясь
конца и начала
плывёт отраженье
звезды
невоспетой
–
давай
с тобой
помянем
тот рассвет
что умер
захлебнувшись
солнцем
–
ВЕЧЕР НА ДАЧЕ
дерево
подставляет
ладонь
небосводу
потоки
птичьих
признаний
заливают террасу
блаженством
уходящий луч
на мгновенье
пробрался
в беседку
мы пьём молоко
из сиреневых
кружек
сегодня
вечность
к нам
благосклонна
–
Белле Лебединской
воскресенье
утро
балкон
будто первый ряд
амфитеатра
и хор
отдохнувших за ночь
деревьев напротив
исполняющий гимн
в честь прихотей неба
и вечного праздника
в доме у Беллы
–
из снов возникло
и вспыхнуло явью
дерево
под моим окном
словно
пристанище
скитальца-голоса
задыхающегося от робости
словно
ступеньки к небу
для незрячей молитвы
словно
посох солнца
–
полуденный зной
укрылся
в объятиях
сиреневых колокольчиков
задремал
под незатейливый
их аромат
ему
как обычно грезились
море
и женщина
расцветающая от его щедрости
–
в том облике
было такое
что мрамор
постичь
не смог бы
в том времени
было такое
что захлестнуло
память
но луч
дважды светивший
сверкнул
в моём сне
однажды
и нечто
затрепетало
–
"зачем же
так стремительно
так мимо"
– доносится из переулков
детства
и вот уже
полузабытых запахов толпа
наперерез сознанью
и бег судьбы
на повороте столбенеет
а я скучаю по тебе
а я скучаю по тебе
а я скучаю по тебе
–
слова
сокрытые
под пылью звёздной
зачем-то ожили
глаза оленьи
замаячили из ниоткуда
вобрав в себя
причудливость
оттенков светотеней
и приглушённый монолог
травы подлунной
и золото протянутых лучей
и тихий смех
зари новорождённой
о мой олень
ты всё ещё царишь
в душе необорённой
–
на два
тишайших
мгновенья
прислонись
к моей памяти
море
оставь
у её порога
две волны
из твоих владений
–
туман
что тайну трав ржавеющих
от яростных набегов солнца
заслонил
стеной
из слёз своих
был небу неугоден
ч е м ?
–
старый портрет
ранен
потухшим
взглядом
каплей
стекает скорбь
в ладони забвенья
застывая
слепком
души
–
взорван
монотонный гул вокзала
скрежетом
рванувшихся вагонов
и отчаянно
засуетилось время
окликая всех
кому служило
и Отрада
отозвалась плачем
на одном из склонов
приютившем
первое признанье
Отрада
пляж в Одессе
–
любовь
я знаю
ты уходишь умирать
любовь
я вижу
ты почти уже в горах
и только след
от света твоего
приник тоскою
к юности травы
–
сбежав
от отраженья своего
в её зрачках
он наслаждался
радугой свободы
но бог мой
не однажды
в разливах осени
в её печальных звонах
заслышав смех тот
приглушённый
он изнывал
от жажды
возвращенья
–
ДИАЛОГ С ПРОШЛЫМ
"алло
это я
здравствуй"
– дыханье
о стены
с разгона
из
непроходящего "было"
– мятущихся душ
обертоны
из непреходящего "было"
– куда уж теперь
– любила
–
и до сих пор
на дне
твоих зрачков
мостов давно сожжённых
отраженье
и обручённые навек
пустыня
и морская пена
–
памяти
Лили Рябой
мы расстаёмся
– вслух вздыхает небо
мы расстаёмся
– обессилел
колокол разлуки
мы расстаёмся
– в трауре секунды
дрожит беззвучье
падающих слёз
над тишиной
–
внезапно опустевшие
объятья
вагонное окно
простреленное отчаяньем
и руки-плети
что не удержали сердце
падающее на асфальт
–
25 – 47 – 29
всё тот же
номер телефона
и остановка та же
и дом
и лестница
и дверь налево
и в полумраке памяти
всё те же
хрупкие улики
пожизненного ожидания
–
КОГДА
ТАНЦЕВАЛА МАЙЯ
люстры-качели
на миг
коснулись
дыхания зала
его
немого стона
его
раскалённых
ладоней
и вознесли
под купол
молитву
восторга
–
Тамаре Казавчинской
на обратном пути
из мечты
я в метро Юго-Западном
задержусь
и оттуда бегом
в незабвенный
тот май
где на всех этажах
лет сбежавших
следы
и твой взгляд
неумеренно синий
–
памяти
Марии Винницкой
моего друга и первого издателя
и в царстве своих картин
и в тихом отблеске лампы
и в наваждении мрака
из глубины ночей
Вы
неизменно Мария
гордая и летящая
не уронившая
и капли света
души своей
–
Лие Давидовне
Овсянниковой
и снова
День Рождения
игру затеял
детскую
все лабиринты Памяти
перевернул
вверх дном
Тоску из Песни
выбросил
у Солнца
краски выпросил
Луне на удивление
разрисовал
Ваш Дом
–
ЗИМА В ОДЕССЕ
не ублажать
причудами
а властвовать
явилась
бесснежная зима
украв
печаль у осени
корону у весны
и миражи у лета
–
ОДЕССКИЙ МОТИВ
забыв
о времени года
январское солнце
шалея
дразнит сонное море
жаром прикосновенья
легко отдаваясь встрече
с непостижимостью
лета
–
профиль молчанья
что соткан
из ранних февральских закатов
будто грифелем чёрным
перечеркнул
появленьем внезапным
ликующее
утро
марта
–
памяти
Иосифа Кессельмана
и плакал снег
и март
в который раз
ладони омывал
его печалью
–
июль на исходе
и запахом липы
Одесса
к нему прильнула
а в Пале-Рояле
художник
на холст
переносит их слёзы
–
тебе
одиноко плывущему
в море потерь
детство
бросит однажды
спасательным кругом
сны-виденья
где корь в разгаре
и слепит лампа
и голос мамы
у изголовья
–
молчанье
рвётся
в клочья
прощание
торопит
и маска Арлекина
рассечена печалью
–
кто
был рядом с тобой
Арлекин
когда ты прощался
с маской
изношенной
но
любимой
–
истошно раззвонился
колокол запретов
пытаясь
оглушить судьбу желанья
вновь прокатиться
вдоль по вселенной чувств
на лошадях
из девятнадцатого века
–
знобит акацию
зелёным
пламенем
деревья
заслоняют
немигающую
синь
надежды
выстроились
у причала
с билетами
на звёздный
остров
а боль
подкралась
повисла
рядом
–
МОЯ ОДЕССА
о этот город
под чьим покрывалом
звёздным
бредили ветры желаний
о этот город
чьё имя
– симфония
ливневых капель
смеха и сострадания
–
я перечту письмо твоё
ещё раз
но потом
когда великодушно
пропустившие мою печаль
через свои границы
Босфор и Дарданеллы
будут позади
когда в судьбе моей
застынет комом
твой тост прощальный
– тост исповедальный
–
зелёные шатры
на улицах Кфар-Сабы
гостеприимны
и щедры на тихость
да только вот
от шумных крон платанов
уставшей боли
никуда
не скрыться
–
я засмотрелась на Одессу
теперь уже
из дальних странствий
корона
из каштановых созвездий
шлейф запахов
акации и липы
луна
ныряющая в белую сирень
платаны
сбросившие старые одежды
и Ришельевская и Пушкинская
– вечные соперницы
что мчатся на свидание
с театром несравненным
рассвет в слезах
и всплеск волны
на память
–
он отступал
в безверие
не испросив
прощения
у юности
отслужившей
его
желаниям
у женщины
исцелённой
его
верой
–
дымилась
платформа
горели
секунды
меж небом
и бездной
металось дыханье
и поезд
рванулся
и мир
покачнулся
и взгляд
оборвался
на полуслове
а шпалы
вздымались
а шпалы
смирялись
под марши разлуки
под марши скитаний
под плач
неприкаянной тени
осиротевших рук
–
памяти отца
и падали хлопьями
звёзды
вослед убегающей ночи
и факелом утра
зажёгся
к жизни рванувшийся миг
и была незатейливой
песнь
у колыбели начала
про то
что в артериях смеха
кочует отчаянья крик
–
с т о п!
дыханье зацепилось
за одинокий фонарь
над обрывом
шаг споткнулся
о след
внезапного потрясения
та скамейка
снова
метнулась на помощь
та отчаянная минута
летит в пропасть
–
МАЙ В ОДЕССЕ
зелёное
празднует
своё возрождение
голубое
переливается
в синее
каштаны
бредят
денно и нощно
скрипки
трепещут
выдыхая желания
звезды
спешат поздравить
рассвет
с рождением тайны
–
вместо послесловия
к книге моих друзей
Марины и Даниэля Мазиных
"Объять необъятное..."
я слушаю их страстные рассказы
и плачу и смеюсь
и сердце наполняется
любовью
горечью
тоской по дружбам
что застыли
у причала времени иного
куда слезами состраданья
нас возвращают сны цветные
– в те праздники и будни
чьим воздухом не надышаться...
–
глава седьмая
прекрасным
друзьям моим израильтянам
с благодарностью за любовь
АНИ ИВРИ
–
АНИ ИВРИ
мне
волей случая
не сожжённой
мне
не удушенной
мне
не сокрытой
кровавыми веками Бабьего Яра
никуда и вовеки
не деться
от встречного крика
согбенных призраков гетто
от скорби
зависшей
над вечным воплем
чадящих газовых камер ...
–
и наступил Израиль
пунктиром алым
разделивший две эпохи
всего одной лишь жизни
и скорбно улыбнулась
еврейская душа
вослед обетам
отшумевшего начала
и расправляя крылья
дерзко отмахнулась
от бессмертья
предпочитая время
где каждая секунда
учтена
–
звезда
чей голос всё ещё зовёт
уставшую мечту
закат
в чьём пламени
багрово-чёрном
плавятся оттенки вдохновенья
восход
в чьём взоре
притаился плач восторга
все были заодно
в тот чудо-миг
в честь нашей встречи
на земле обетованной
–
и вновь
кружит над миром
облако из слёз твоих
Израиль
и хор ветров
уносит в небо
эхо плача
по твоим убитым детям
–
ни выпрямиться
ни вздохнуть
под грузом пепла душ
сожжённых
пламенем безумия
но мы идём
по небу
опрокинутому бунтом звёзд
шестиконечных
и слёзы века
нас сопровождают
в вечность
–
успеть бы
до тебя дойти
пока не развели мосты
пока не растворился
в наготе луны
цвет зова твоего
что отражением пурпурным
гарцевал на листиках травы
а там рукой подать
до звёзд Иерусалима
–
я
приближаюсь
к Иерусалиму
и раздвигаются кулисы
тысячелетних грёз
на авансцене
в белокаменных одеждах
его судьба
лишь солнцу
доверяющая
тайные надежды
и аплодирует душа
и плачет
перед началом вечным
действа
–
однажды
по дороге домой
на улице Ха-Кармель
мой взгляд
внезапно разбился о дерево
будто застывшее
в скорбной молитве по мальчику
ещё вчера
одетого в сияние разума
а сегодня
– в тогу из белого мрамора
ещё вчера
державшего казалось
ключи открытий
а сегодня
– хранителю
своей недописанной формулы
– навечно хранителю
своих двадцати четырёх
новогодних желаний
–
страна моя
чьи утренние сводки
– увы так часто выстрелы
в пульсацию сердец
страна моя
где тысячи желаний юных
отданы
на вечное хранение
весне обетованной
когда отплачу
все твои потери
быть может и посмею
в любви к тебе признаться
содранным
в кровь
шёпотом
–
СЕДЬМОЙ ДЕНЬ ПЕСАХА
не нарушая
тишины веков
они сегодня
властвует
твой зов Моше
как и тогда
на рубеже
последнем
–
под звуки
победительного шествия
шофара
на моём балконе
трепетно взрослел цветок
а на рассвете
нестерпимо юным блеском
мятежной плоти своих листьев
вплетался в золотые пряди
пылкого израильского солнца
и приглашал меня
на трапезу Суккот
–
на попутной машине
в мирную жизнь
мчится девочка
в форме военной
на плечах её угловатых
автомат сторожит
предвкушение белого танца
–
шабат
я сижу напротив окна
открытого в вечность
мои полусонные веки
размыкает поющее утро
полагая наивно
что и день и вечер
и даже ночь
ведомы его начинаньем
шабат
я у себя дома
–
и да будет услышан
вопль нестихающей боли
– д о к о л е . . .
и да сорваны будут
оковы печали
с непогибших
пока ещё
наших надежд
и да встрепенётся орлицей
жизнь
уставшая
умирать
–
а на слезах
печалью изнурённой
памяти моей
луч солнечный
надолго задержался
дыханьем жарким
неугомонной жизни
–
Вале
Басовской
в твой день
в Израиле
цветет миндаль
и обрамляет
тихую улыбку марта
печальной радостью
извечных обещаний
и устилает путь её короткий
горстями
осмелевших
ожиданий
–
дождю конца не будет
а я с тобой прощаюсь
как будто праздник лета
нас ожидает рядом
где голос обнажённый
прикосновеньем дерзким
одаривает душу
где наших рук свиданье
засвеченное солнцем
не опознать разлуке
–
Алине Лейкер
за память
что взрывает стены снов
за годы
не предавшие надежду
за бегство в смех
из мерзлоты смиренья
за шарик голубой
усталостью не смятый
и за подаренные розы
меридианом
тридцать пятым
тридцать пятый
координата Израиля
–
и обрамлённые
оконной рамой
крыши повисают
в розовой вуали
и опрокинув сны
я припадаю взглядом
к утренней Кфар-Сабе
к её картинам
сотканным
виденьями и явью
–
то золотясь и нежась
в поцелуях
бунтаря-восхода
то отражаясь
в сумерках лиловых
скульптурной графикой
и грацией деревьев
то в декабре
обрушиваясь на дыханье
запахами мая
уже на подступах
к душе моей
Кфар-Саба
–
сегодня
я наедине с Кфар-Сабой
– так близко от Войны
так далеко от предсказаний
Жизни
и в тишине шатров
непроницаемой
для посторонних взглядов
я поверяю ей
тревогу за судьбу желанья
ещё раз ошалеть
от запахов весны
–
и что поделаешь!
когда неугомонное
израильское солнце
в феврале
так страстно возрождает
девственную синеву небес
а озеро Кинерет
одержимо молится
за возвращенье тучи
что беременна дождём
–
глава восьмая
друзьям моим
дорогим
живущим в Америке
ЗДРАВСТВУЙ
И ПРОЩАЙ
АМЕРИКА ...
–
на зачарованные сны
на неизбежность пробужденья
на страх пред смертью
и пред жизнью
нашествием
грядёт
Америка
Нью-Йорк,
март 1989
–
Наташе и Изе Брук
семь дней
нечаянных-негаданных
спрессованных
в одном мгновении
подарены судьбой
и вами
на память будням
в штопаных надеждах
и сердцу
что застигнуто врасплох
Лос-Анджелес,
апрель 1989
–
друзья мои
живущие в Юте
Хьюстоне
Сан-Франциско
Нью-Йорке и Бостоне
мой балкон
приглашает вас
на пир виноградного дерева
в честь
взметнувшихся крыльев осени
и души
что не стала жертвой
внезапного с ней столкновения
Израиль 1999
–
нам навстречу
воздух взрывался сиренью
и будто обухом по сердцу
– чужих деревьев
белорозовое цветенье
и две тихие улицы
Белвиста и Ланкастер
