Текст книги "Президент путин – продукт «грязных технологий» (СИ)"

Автор книги: Татьяна Миронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

КТО ВЫ, МИСТЕР-ГЕРР-ТОВАРИЩ ПУТИН?

Вопрос «кто такой Путин?» возник у журналистов с политологами, да и у простых граждан сразу же после объявления Путина наследником Ельцина в конце декабря 1999-го года. Правдивой информации о новом главе государства было очень мало. Журналисты изощрялись в сочинении легенд и сказаний, отыскивали путинскую родню то в тверской деревне, то в Коканде, то в Ярославле, даже намекали, что отчим отца Путина еврей Эпштейн, и отсюда у Владимира Владимировича ярко выраженная симпатия и расположенность к этому племени, и впрямь – любимые учительницы – Гуревич и Юдицкая, любимые тренеры – Рахлин и Ионович, милейшие евреи-соседи по коммунальной квартире… Статистика привязанностей впечатляла.

Не сняла, а лишь добавила вопросов спешно выпущенная к выборам книжка «От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным». Ну, что нам говорит о Путине его собственный ответ из книжки на вопрос о работе в Дрездене, на основе которой политтехнологи «слепили» образ героического разведчика? Вопрос: «В какой должности вы приехали в ГДР?». Ответ: «Я был старшим оперуполномоченным. Следующая должность – помощник начальника отдела. И вот это считалось уже очень хорошим ростом. Я стал помощником, а потом еще старшим помощником начальника отдела…». Как говорили в любимом фильме, «старший помощник младшего конюха»… Вопрос: «За что же вас, интересно, повышали?». Ответ: «За конкретные результаты в работе – так это называется. Они измерялись количеством реализованных единиц информации. Добывал какую-то информацию из имеющихся в твоем распоряжении источников, оформлял, направлял в инстанцию и получал соответствующую оценку» («От первого лица…», с.65-66). Кстати, именно таким, оформляющим и направляющим «по инстанциям» бумажки, запомнил Путина и его начальник в бытность путинской службы в Ленинграде, всемирноизвестный предатель, бывший генерал-майор КГБ, а ныне гражданин Америки Олег Калугин, который в интервью журналу «Коммерсантъ-Власть» на вопрос: «Как же вас так подвела профессиональная интуиция и вы не обратили внимание на Путина?», пренебрежительно ответил: «У меня было три тысячи подчиненных. Он, по-моему, работал одно время даже в секретариате, сидел, бумажки перебирал. Это, конечно, тоже нужная работа. Я помню его такое бледное лицо. И не более».

Вообще Владимир Владимирович Путин в этой своей первой официальной публичной биографии, изложенной в форме беседы, предстает этаким кристально-прозрачным, без пятен и пороков, а какие свои недостатки и признает, то искренне в них кается, что читателю понятно и приятно, – сами не ангелы. Перед нам мужской вариант сказки про Золушку. Мальчик из бедной трудовой семьи, шпана и троечник, ставит перед собой высокую цель – стать разведчиком и целеустремленно идет к ней, поступает в университет на юрфак, где конкурс 40 человек на место, трудится в КГБ, учится в Краснознаменном институте разведки.

Перед читателем встает образ примерного, любящего сына, свято почитающего мать-труженицу, хотя и позволяющего себе вместо помощи матери просадить все заработанные в стройотряде деньги на отдыхе в Гаграх. Избиратель, впрочем, это легко прощает, кто из нас не грешен перед родителями. Затем возникает образ отважного патриота-разведчика, до сих пор скрывающего секретную информацию о своей деятельности, хотя, по собственному признанию Путина, «то, что мы делали, оказалось никому не нужным». (Там же, с.76)Но, может, потому и умалчивает о своей «разведработе» Путин, чтобы не удивить нас ее мизерностью? И потом, как соединить этот самый супершпионский образ со словами самого Путина о том, что накануне развала Союза он «потихоньку начал думать о запасном аэродроме» (Там же, с.76), впрочем, и в этом преступном равнодушии огромная масса избирателей, беспрекословно принявшая развал родной страны, Путина понимает и оправдывает. Немало штрихов в палитре путинского образа уделено семье, жене и детям, причем подчеркивается, что для Владимира Владимировича, беззаветно любящего дочек, семья не самоцель, он умеет жертвовать ее интересами, и это замечательно потрафляет избирателю, которому как раз опостылело ельцинское чадолюбие и диктат кремлевской Семьи. Наконец, щедрыми красками расписан образ Путина как мудрого правителя, бескорыстно и истово выполняющего свой долг высокого чиновника сначала в Петербурге, затем в Москве. Но неустанный труд Путина-хозяйственника подан с намеком, что эти-де обязанности ему душевно тяжелы, что Путин по натуре не диктатор, а просто добрый человек, но с необыкновенным, почти сверхчеловеческим чувством долга.

При этом в сказке про Золушку-Путина аккуратно вырваны важные для понимания этого человека страницы. Мы так ничего и не узнали о реальных делах кэгэбэшника Путина, кроме разве воспоминаний приятеля о том, что Путин частенько стоял в оцеплении вокруг православных храмов на Пасху. В биографии как-то мутно помянуто о причинах ухода Путина из КГБ на мелкую и непрестижную работу помощником проректора Ленинградского госуниверситета.

Общими словами отделывается Владимир Владимирович и о своей деятельности на посту заместителя Собчака, практически ничего не говорится о работе будущего президента России в должности заместителя Бородина, Юмашева, а ведь все это не только высокопоставленные лица страны, но и лица, скандально известные своей криминальной деятельностью! Именно при них верным оруженосцем состоял Владимир Владимирович, и надо же, чист, как надраенный на валенке пятак. Наконец, очень старательно подчищены те кадры из хроники его жизненного пути, где Путин становится верным слугой Семьи Ельцина. На имена Дьяченко, Абрамовича, Мамута в биографии Путина наложено своего рода табу. А Березовский и Чубайс – люди, с которыми Путин встречался не по дружбе и общности интересов, а исключительно по службе… То есть книжка про Владимира Владимировича Путина «От первого лица» не содержит в себе достоверной путинской биографии, она изготовлена по заказу этого самого первого лица, и заказ выполнен весьма умело: лести – в меру, восхвалений столько, чтобы не пересластить, есть даже острые вопросы, на которые тщательно составлены уклончивые ответы, которыми вопросы эти как бы исчерпываются, а у читателя-избирателя после знакомства с книжкой вкус немного приторной, но в общем весьма приятной мятной подушечки во рту, и ни малейшего подозрения, что начинка в этой самой подушечке с ядовитой горечью лжи.

Вершиной угодливого строительства предвыборного образа Путина стала заказная психолингвистическая экспертиза устных его выступлений, глубокомысленно, на самом «высоком научном уровне» обнаружившая в путинских тирадах, что будущий президент – «человек, склонный замечать лучшее в людях и человеческих отношениях, остро переживать внешнюю событийную канву», что «в системе его индивидуальных ценностей наиболее высок рейтинг понятий дружбы, мужества, порядочности» («Эксперт», 2000, №6, с.57).

Конечно, научная экспертиза несомненного лидера выборной гонки, лидера по административному статусу, а не по личным лидерским качествам, такая экспертиза вряд ли может претендовать на объективность. Впрочем, сама ссылка на авторитет науки, на независимость научных критериев исследования является выборной технологией. Неискушенный избиратель, мало разбирающийся в алгоритмах научного анализа, но благоговеющий перед учеными степенями, всею душой верит, что наука не обманет, что экспертиза – это как аптечные весы, измеряет с точностью до миллиграмма и выдает к нашему сведению истинный «вес» политика. Однако это не так. Научные экспертизы, анализы и эксперименты – удобная кулиса, за которой идет умелая подтасовка выводов, их прилаживание к интересам заказчиков от власти.

И после «строго научного, абсолютно объективного исследования» оглашают искомый результат: скрытность, к примеру, объявляют скромностью, трусоватую нерешительность величают сдержанностью, ледяное бесчувствие называют спокойствием, а малодушную робость выдают за молчание, которое «дороже золота». Был бы заказ, а уж щедро проплаченные, вооруженные научными званиями исполнители распишут вам под заказ любой портрет, хотите, к примеру, психологический портрет мужественного героя-разведчика, пожалуйста – не потому молчит, что косноязычен и страшно боится не угодить хозяину, и не потому вовсе, что хорошо усвоил расхожее «молчи, за умного сойдешь», оказывается, он вовсе не молчит, он привычно сдержан в словах, чтобы случайной проговоркой не выдать государственной тайны… В таком вот духе, мазок за мазком, ляпается под заказ любой портрет.

Но не всегда наука в прислугах власти. Мы провели свою профессиональную психолингвистическую экспертизу речей Путина, взвесив значимость его словес на научных «аптечных весах». И вот что обнаружилось – о личности президента России по его устным выступлениям накануне избрания (письменные, понятно, составляются спичрайтерами, то бишь речеписцами) ничего определенного сказать невозможно! Наш, прямо скажем, мало разговорчивый народный избранник всегда произносил да и сейчас произносит абсолютно бесцветные, ничего не значащие речи, по которым не определишь ни величины, ни своеобразия натуры, из которых не поймешь, добрый он или злой, умный или глупый, вспыльчивый или уравновешенный. Из его слов даже сейчас, три с лишком года спустя, не видно, кто он. Вот как об этом не без недоумения говорит вполне официальное, лояльное к власти лицо, причем зависящее от нее, – директор ВЦИОМа Юрий Левада: «Путин силен своей неопределенностью. Он ни левый, ни правый. Ни такой, ни сякой. До сих пор половина людей отвечает, что не знает, кто он. Никакой программы он не показывает. И если мы говорим, что 70 с хвостиком процентов одобряют его деятельность, это означает, что каждый видит в нем того, кого хочет». («Коммерсантъ Власть», 2002, 4 июня, с.14). Даже видавшего виды, прожженого, всей душой преданного и проданного властям социолога озадачивает необычайное, но очень типичное для сегодняшней России явление. «На вопрос «Одобряете ли вы политику Путина?» больше 70 процентов отвечают «да». Но несколькими строчками ниже идет вопрос: «В чем состоит политика Путина?» и 60 процентов только что утверждавших, что одобряют политику Путина, честно отвечают «не знаю». Не знают они, что за политику проводит президент, но… одобряют ее.

Но ничего не определивший результат нашей независимой психолингвистической экспертизы путинских речей – это тоже результат. Он отвечает на вопрос, почему мы так ничего и не знаем о нашем президенте, хотя уже почти четыре года слышим его выступления каждый день в новостях, изучаем на экране его наклеенную улыбку и бесцветный взгляд и силимся понять, кто же перед нами.

Можно, конечно, предположить, что такова PR-технология, рекомендованная Путину еще в предвыборный период. Дескать, политтехнологи могли обязать Путина скрывать свои мысли, чувства и политические симпатии до времени, чтобы разделенные баррикадами ненависти российские граждане, голосуя за президента, поверили каждый в своего Путина и выбрали именно его как воплощение собственных чаяний. Естественно думать, что и сам Путин интуицией угодливого слуги, до этого умевший услужить таким разным хозяевам – от Собчака до Бородина, от Волошина до Ельцина, от Березовского до Абрамовича, научился так увертливо и скользко говорить, чтобы, с одной стороны, не вызвать недовольства своих очередных хозяев, заказчиков его выборной гонки, но и при этом не дать повод избирателям подумать, что он угодничает перед Семьей.

Пристальное изучение речей наследника Ельцина уверяет нас однако в ином: речи Путина безликие и пустые, не потому, что он такой хитрый, изворотливый, осторожный, а потому что он сам такой серый и безликий, – пустой. Никакой! Ведь как бы ни прятался человек за официальными формулами предвыборных обещаний и послевыборных резолюций, натура в его языке обязательно проявится, промелькнет доброта и открытость, если наш избранник добр, сверкнет юмор, если он умеет пошутить, обнажится воля, если он самостоятельно принимает решения. Но даже и малых проблесков подобного в языке Путина нет. Единственное, что просматривается отчетливо – страх сказать что-то не то и боязнь обозначить свою ничтожность.

Серость и ничтожность хорошо маскируется высокопарной риторикой, многочисленными рассуждениями о благе простого народа. То и дело слышим от Путина: «На народ надо опираться прежде всего». «Опираться нужно только на народ». «В конечном итоге решение всегда останется за народом». «Все мы, кто находится сегодня у власти, получим на это моральное право только в том случае, если хоть что-нибудь сделаем для улучшения жизни народа». «Если правительство действует успешно на основных направлениях своей деятельности, то тогда правительство не может не встречать поддержку населения, поддержку народа, простого человека».

Три президентских года первого путинского срока показали, что это порожняк, пустопорожние словеса, взятые напрокат из речей на партсобраниях эпохи застоя, и уже тогда воспринимавшиеся населением как пустая болтовня, лицемерный ритуал цековских карьеристов-идеологов, по-прежнему не влекут за собой никаких реальных действий. Вот формула, которую Путин эксплуатировал после своего назначения премьером – «отсутствие политической стабильности». Ведь эта фраза абсолютно пустая по смыслу. В отличие от более точного слова «нестабильность», которое обязывает тут же указать на причины и виновных, «отсутствие политической стабильности» освобождает Путина от необходимости принятия каких-либо решений.

Лингвисты исследовали соотношение слов, обозначающих активные и неактивные действия в речах Путина предвыборного периода и в течение первого полугодия его президентства, применительно, разумеется, к управлению страной. И оказалось, что слов со значением активного действия в президентских речах всего 28 процентов, а вот слов неактивного действия в путинских тирадах аж 72 процента. За всем этим безусловно стоит страх проговориться, самоцензура серости, строгая установка изображать одни абстрактные благие намерения.

В своих речах Путин избегает высказывать даже свое отношение к соратникам и противникам его как президента. Хотя именно президент по статусу обязан оценивать работу всех ветвей власти, всех подчиненных ему ведомств и министров, и эти оценки, если судить по состоянию российской экономики, должны быть крайне негативные. Но Путин как раз ускользает от оценок, ничем не выражает своего мнения, боится выступить судьей, занять решительную позицию. И это понятно, ведь президентская оценка деятельности ведомства или министра с необходимостью влечет за собой действенные решения, а президент, критикующий ведомство или министра, берет на себя ответственность за разрешение кризиса. Путин же не оказывает ни малейшего давления на своих вроде бы подчиненных, ни одним словом не задевает их, видимо памятуя: они меня породили, они меня могут и убрать!

Даже когда он говорит о прощальной встрече с Ельциным в Кремле, казалось бы, такое яркое событие (если в разговоре о Путине вообще можно говорить о чем-то ярком), и это он умудряется подать в отстраненно-репортажном стиле: «Это был вообще день такой, насыщенный эмоциями. Но Борис Николаевич держался очень мужественно. Откровенно говоря, я даже не ожидал, что он так может собраться. Действительно, я сам там чуть не расслабился… Я считаю, что мы должны продемонстрировать очень доброе и человеческое отношение к президенту». Обратим внимание на это безличностное, расплывчатое «мы». В этой скользкой, извилистой фразе отсутствуют подлинные чувства Путина к Ельцину, хотя можно предположить, что это были благодарность, участие, демонстрация прежней подчиненности. И прощальные ельцинские слова от его преемника Путина народу услышать не удалось, а все то же увиливание от прямого ответа: «Они (слова Ельцина – Т.М.) были с пафосом, но сказаны очень по-доброму, человечески».

Речевое поведение Путина, когда он говорит о политических друзьях и врагах, – это типичное поведение несамостоятельного человека. Определения, которыми Путин наделяет и друзей, и врагов, опять же максимально нейтральны – смелость (смелый, мужественный, волевой) и порядочность (приличный, порядочный, честный), иногда всплывают «умный» (о Примакове), «независимый, уважаемый» (о депутатах), «хитрый» (о террористах). Путин ухитрился не обидеть своими речами даже террористов! Они для него всего-навсего «хитрые». И еще очень интересно, что практически нет в его речах таких терминов, как политик, лидер, депутат, народный избранник, государственный деятель, член правительства, а все больше – человек, люди, и лишь изредка вдруг выскочит – «опытный работник» (о Патрушеве).

Конечно же, не политтехнологи научили Путина выступать именно в таком духе, это его собственная блеклость и вялость мысли, подчиненное его положение диктуют ему серый стиль речи, заурядность поведения, трусливую осторожность в оценках. Но есть приемы, которые, несомненно, Путин перенял по рекомендации своих пиарщиков. Таково обилие риторических вопросов в речах президента, причем они возникают там, где от президента ждут не вопросов, а как раз ответов и решений, и решений действенных. А вместо этого избиратель получает очередной вопросец, а по сути дела ловкое увиливание от ответственности: «Разве можно вести политические разговоры с террористами?». «Если ценой этих отношений (с международным сообществом – Т.М.) является распад нашего государства, то зачем такие отношения?». «Как можно обеспечить армию на Северном Кавказе, если у нас нет доходов в бюджет?». Риторический вопрос выгоден тем, что легко привлекает внимание к выступающему, но не более. Рано или поздно, но на такие вопросы все равно нужно отвечать, иначе президент будет восприниматься как вопросительный знак и только. Пока же риторический вопрос все еще служит удобной маскировкой президентской бездеятельности – удобный пиаровский ход для безвольного Путина.

По рекомендации политтехнологов Путин все время подчеркивает свое происхождение «из простых»: «Я помню, как у меня папа на пенсию уходил. Он самый был простой человек, работал мастером на заводе всю жизнь». «К таким условиям работы, как в Кремле, я конечно не привык. У нас в Питере такое только в Эрмитаже можно увидеть. Здесь своеобразная обстановка, такая дворцовая, я никогда к этому не стремился». По замыслу политтехнологов, это должно резко отделять его от так называемой «элиты», выдвинувшей Путина в президенты, от Семьи и олигархов, купающихся в немыслимой роскоши. Это делается для того, чтобы избиратели после таких откровений президента не доверяли публикациям о строительстве Путиным в бытность замом Собчака элитной дачки в заповедном месте, об изготовлении для Путина личной яхты по образцу царского «Штандарта», о зарубежной земельной собственности Путина в Испании и прочем прикарманенном достоянии этого «не привычного к дворцовой обстановке» человека.

Но бывает, что иногда «прорвет» Путина, и он разразится метким словцом, этаким выраженьицем, которое крылато облетит всю страну, станет визитной карточкой президентской жесткости и обнадеживающей решительности. Не надо обольщаться, это не Путин, это его политтехнологи ломают голову над крылатыми словами для президента. Так возникли всем памятные – «мочить в сортире» (о тех, кто подорвал дома в Москве), «сделать обрезание» (обещание террористам), «выйдут – сядут» (о толпах протестующих, перекрывавших транссибирскую магистраль сидением на рельсах), «нам не нужны военные, которые сопли жуют» (о жесткости задач армии в Чечне). Вырвется такой вот афоризм из путинских уст, эхом прокатится по газетам, по телеэкранам, вот и есть о чем народу посудачить два-три месяца, а там глядишь, новый афоризм политтехнологи для публики придумают, и водят нас, дураков, за нос обнадеживающими президентскими репликами…

Итак, речи Путина, его публичные устные выступления без бумажки с головой выдают всю серость и пустоту этого человека, которые тщетно пытаются прикрыть пиаровскими средствами. Зритель подчас «клюет» на эти приемы, и потому возникают разговоры о том, что Путин до времени скрывает свою истинно патриотическую позицию, что у него-де связаны руки обязательствами, и придет час, мы еще увидим настоящего Путина – бесстрашного чекиста, героя разведки. Не надейтесь, не увидим: мы смотрим в пустой стакан и уверяем себя, что он наполнен чем-то хорошим, всем нам полезным и необходимым, просто нам не дано этого до времени видеть. Но стакан пуст, хотя многим очень не хочется верить в очередную пустоту. Это политтехнологи, как всем известные трудолюбивые портняжки голого короля, усиленно питают наши иллюзии, напрасные надежды, ничем не обоснованную веру в волевого, сильного, жесткого, умного и решительного Путина.

Без имиджмейкеров (мордоделателей) облик Владимира Владимировича Путина можно обозначить одним-единственным словом, его сполна хватает охарактеризовать Путина целиком – «серость». Все так называемые «компоненты имиджа», необходимые государственному деятелю, правителю, лидеру, – сила духа и воля, недюжинность ума, яркая внешность, компетентность и обаяние, которое политтехнологи именуют харизмой, – словом, все то, что задевает за живое человека, ждущего появления достойного вождя Отечества, что заставляет встрепенуться и воскликнуть: «Вот он!», – у Путина все это объективно «на нуле». Каждая черточка его внешности и характера нуждалась в тщательной ретуши, подмалевке имиджмейкеров, иначе при всех административных ресурсах власти кандидатура его никогда бы не прошла.

Взять хотя бы внешность. Если ее честно и непредвзято описать физиономисту, забывшему на минуту, что перед ним Президент России, впечатление будет самое удручающее. Перед нами невзрачный, лысоватый гражданин, в народе таких обычно именуют кратко и емко плюгавый, с длинным утиным грустным носом, выдающим неудачника, с близко посаженными блеклыми глазами, в которых не читается ни ума, ни воли, и слегка вывернутыми губами, слишком крупными для его лица, что воспринимается как характерный признак чувственности и склонности к удовольствиям.

Что же сделали имиджмейкеры, чтобы создать внешнюю привлекательность такому непривлекательному человеку, как Путин? Как они ретушировали дефекты, какими ухищрениями навели на Путина хрестоматийный лидерский глянец? И ведь так навели, что прежнего невзрачного мужичонка-подростка с утиным носом и беспомощным выражением глаз как ни бывало. Во-первых, это строгая регламентация видеосъемки, которую ныне дозволено проводить только официальным кремлевским операторам. Путина вообще нежелательно снимать в кино, уж больно лицо некиногеничное. А если снимают, то выбирают лишь средний, а лучше дальний план, и вид в профиль или в полупрофиль, в том удачном ракурсе, который скрывает заискивающее выражение глаз и заурядность лица. Чаще же в информационных сообщениях предстает фотопортрет президента с весьма специфическим наклоном головы, который психологи трактуют как «угрожающий». Именно ощущение угрозы исходящей от фотографического путинского лица, наклоненного чуть вниз, со взглядом исподлобья, (в нас генетически заложено понимать такую позу как угрожающую), это ощущение успешно заслоняет собой читающийся в чертах этого человека комплекс неполноценности.

В начальственных же кабинетах появилось множество рисованных портретов Путина, имеющих с оригиналом лишь отдаленное сходство. У маслом выполненного президентского лика уже и взгляд стальной, и нос прямее, и губы без тени чувственности, твердо сжаты. Глядят расплодившиеся российские начальники на взирающего строгим и мужественным взглядом президента и проникаются именно таким Путиным, хотя это всего-навсего портрет, заказанный опытным имиджмейкером расторопному художнику, на лету хватающему спрос заказчика.

Нежелательна для имиджа Путина съемка его рядом с хоть сколько-нибудь выразительными лицами, значительными фигурами, тем же Лукашенко, например, горой вздымающимся над скромной фигуркой российского президента, или с Шеварднадзе, со времен членства в Политбюро ЦК КПСС умеющим принимать бронзовый вид. Нашего избранника такому искусству пока обучить не удалось, и потому соседство на экране с этими «монстрами» явно не в пользу Путина, который выглядит рядом с ними болезненным, страдающим от недостатка витаминов. А вот физиономии маловыразительные, с отпечатком порока, как у Буша с его вечно виноватым взглядом застарелого алкоголика, или как у Кучмы, всегда имеющего глуповато-растерянный вид, вполне годятся Путину в пару. Неплохо Путин смотрится на фоне корейца или негра. Ведь лица иной расы всегда интуитивно неприятнее нам, чем русские, даже самые непривлекательные физиономии.

Труднее всего имиджмейкерам ретушировать такой серьезный дефект путинского облика, как тихий и робкий голос, обычно свойственный людям неволевым. Отсутствие воли у президента великой державы показывать никак нельзя. Поэтому Путин очень редко выступает без бумажки, без шпаргалки он теряется, голос его дрожит, срывается, едва слышен даже с микрофоном. Читать же написанный спичрайтерами текст гораздо легче, можно уже не думать о словах, как и что сказать, а сосредоточиться на звучании речи – произносить ее деланно командирским голосом, с нотками металла, с мужественными интонациями, с суровостью во взоре. Чтобы усилить впечатление решительности и воли, имиджмейкеры советуют Путину насупливать брови, и он старательно, как первоклассник, выполняет эту рекомендацию, отчего его лицо приобретает мученическое выражение, будто ему все время жмут ботинки.

Искусственность и принужденность читаются во всех путинских явлениях на экране в роли лидера, президента, руководителя страны. Глядя на него, многие сочувствуют Путину, видя, как трудно тому не на своем месте, приказали бедняге здесь служить, он и служит, хоть не по Сеньке шапка.

Но если дефекты внешности, дефекты речи, никак не соответствующие нашим представлениям о вожде, правителе, спрятать все же легко, то как создать впечатление его духовной мощи, воли президента, если их нет и в помине ни в характере, ни в биографии, ни в сегодняшних поступках? Для создания образа волевого, духовно сильного Путина политтехнологами создана легенда о Путине-спортсмене, Путине-мастере боевых искусств, исключительно здоровом и физически сильном человеке, всегда готовом вступить в единоборство с противником. И внушают нам газеты постоянно, что «Владимир Владимирович практически каждый день плавает по километру, делает зарядку, причем набор физических упражнений придумал для себя сам. Не забывает и о дзюдоистском татами, умеет скакать на лошади…» (АиФ, 2003, № 16).

Слава мастера дзю-до – эффектная находка путинских пиарщиков, которые тренированность Путина выставляют за его духовную мощь, с цирковым искусством фокусника подменяя понятие силы духа спортивными достижениями. Прямо-таки вал информации о физической крепости президента: найден его тренер в школьную и студенческую пору, написаны интервью и воспоминания о его спортивных успехах, даже издан учебник «Дзю-до: история, теория, практика» (СПб., 2000), на титуле которого красуется имя Путина. Президент посещает спортивные соревнования по дзю-до, дарит победителям подарки, да и сам то и дело наряжается в кимоно… Электорату навязывается, в головы избирателей продавливается мысль – Путин – боец по натуре, по духу, и свои бойцовские качества непременно реализует в президентской работе. При помощи, в первую очередь, телетехнологии осуществляется виртуальный переход от якобы необычайной физической силы Путина к впечатлению о его духовной силе и государственной воле. Классический образчик пиаровского мошенничества: юношеское увлечение самбо и дзю-до раздувают до высшего профессионального мастерства, и на этом надуманном фоне лепят легенду о необыкновенных бойцовских качествах человека, и эти напридуманные бойцовские качества переносят на всю прошлую и настоящую, уже совсем не спортивную, а политическую жизнь.

Технология, как видим, незатейлива, но сколько миллионов простаков доверились виртуальному впечатлению о волевой, смелой и решительной натуре Путина. При помощи подобной технологии имиджмейкерами построен и другой образ Путина – компетентного руководителя, уверенного правителя державы.

Хотя на самом деле Путин, как руководитель, – никакой, он им никогда не был, ведь до самого президентства Путин всю жизнь прослужил на подхвате, в помощниках и замах, – от КГБ, проректора ЛГУ и питерского мэра Собчака до Бородина и Юмашева И так ему было хорошо, сытно и уютно вечно за чьей-то спиной, что когда Ельцин дал ему самостоятельный пост – директор ФСБ! – Путин, будь на то его воля, на это никогда бы не согласился. Он так прямо и говорит об этом в своей книге «От первого лица»: «Не могу сказать, что обрадовался. У меня не было желания второй раз входить в одну и ту же воду. Понимаете, все-таки в военизированных организациях очень тяжелая служба… Бумажки все секретные, то нельзя, это нельзя…» (От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным», с.124-125). Преданно и нагло услужив Семье на этой должности в первую очередь своим участием в афере с кассетой лже-компромата на генерального прокурора Скуратова, он получил звание преемника вместе с должностью премьер-министра. Но даже возглавив ФСБ, Путин самостоятельности не обрел. Рассказывают, как в бытность его директором ФСБ в кремлевских коридорах можно было слышать раздраженный крик Тани Дьяченко, у всех на глазах отчитывавшей Путина, вытянувшегося перед ней в струнку, руки по швам.

Единственной «боевой заслугой» Путина на посту директора Федеральной службы безопасности был разгром Федеральной службы безопасности. Четкую и жесткую профессиональную оценку Путина на посту директора Федеральной службы безопасности дал генеральный прокурор Юрий Скуратов в своей книге «Вариант дракона»: «Путин, находясь в свое время во главе ФСБ, постарался особо – расформировал самые опасные для всякого суперкрупного ворюги управления – экономической контрразведки и контрразведывательного обеспечения стратегических объектов. Первое раскручивало самые громкие экономические дела последних лет, второе – не давало, чтобы предприятия, составляющие славу России, позволяющие ей защищаться, не уходили за бесценок в руки иностранцев. Теперь этих управлений нет. Похоже, что шеф ФСБ – теперь уже бывший – исполнял чей-то заказ». (Юрий Скуратов «Вариант дракона», М., 2000 г. с.181). По указке, сценарию Березовского, разогнал директор ФСБ Путин и еще одно – самое боевое Управление ФСБ – Управление по разработке и пресечению деятельности преступных группировок, последний оплот ФСБ по борьбе с организованной преступностью…