Текст книги "Гнездо ласточки"
Автор книги: Татьяна Тронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Голос отца:
– …как она ушла? Ты видела? Куда? А ты калитку за ней закрыла?
Писк:
– Папочка, папочка, не надо! Папочка, я не помню…
– А надо помнить. У нас не проходной двор, чтобы всякие могли войти…
Кира распахнула дверь.
Отец держал Гелю за волосы, наклонив назад – казалось, еще чуть-чуть, и Геля сломается пополам. Лицо младшей сестры было искажено от ужаса и боли, вены на шее вспухли.
Именно этого и боялась Кира, именно нечто подобное стала подозревать, войдя сейчас в дом и услышав странные звуки.
– Ты, урод, – сказал Тим за спиной у Киры – незнакомым, хриплым голосом. – Отпусти ребенка.
Отец мгновенно оттолкнул от себя Гелю. И заявил совершенно хладнокровно:
– Потише, зятек. Без оскорблений. Это мой дом.
– Геля, я так и знала… – со злостью, отчаянием произнесла Кира, бросаясь к сестре. Обняла ее, прижала к себе. Геля не плакала, она просто ритмично вздрагивала. Тихо, без звуков.
Потому что в голос при отце плакать было нельзя – Кира это правило тоже с детства заучила наизусть.
– Твою мать, да кто так с детьми обращается! – не закричал, а заорал Тим – лицо бледное от гнева, кулаки сжаты.
– Тише, тише, зятек, ничего такого не было…
– Кирчу, ты хотела забрать Гелю… Значит, ты знала, да? Ты знала! Почему не рассказала толком? Блин, эти твои вечные тайны… Забираем. Быстро. Где документы на нее? Одежда – фиг с ней, купим… Чтобы ни секунды лишней в этом дурдоме…
В комнату вбежала, задыхаясь, мать с пакетами в руках. Бросила их на пол, прошептала:
– Что? Что случилось?
– Мама, ты обманула меня! – закричала Кира.
Геля вырвалась, побежала к матери, прижалась к ней.
– Никуда я свою дочь не отпущу, – зло сказал отец. Повернулся к матери: – Слышь, они Гелю хотят увезти!
– Увезите, – вдруг шепотом произнесла мать, глядя на Киру обезумевшими глазами. – Пожалуйста, увезите ее отсюда.
– Да ты с ума сошла, идиотка…
– Ты садист, – Кира смотрела отцу прямо в глаза. – Я тебя ненавижу. Тим, я никогда тебе не говорила. Тим, у меня было точно такое же детство. Тим, помнишь, у меня рука болит после перелома… Так это он ее сломал. Я хотела стать пианисткой, а он…
Тим был уже не бледный, а зелено-желтый. Он, видимо, хотел ударить отца Киры, даже сжал кулаки и замахнулся. И пошатнулся, медленно сел на пол.
– Идиоты. Все вы идиоты, – сквозь зубы прошипел отец. – Только вздумайте Гельку увезти. Вас обоих за киднеппинг посадят. Я не шучу!
– Тимочка! Тим! – Кира бросилась к жениху, положила его голову себе на колени. Тим дышал с трудом.
– Я тебе помогать в этот раз не буду, – сказал отец. – Сами разбирайтесь. Нашла себе на голову инвалида, то и дело в обморок падает… – Он вышел из комнаты, печатая шаг.
Геля тихо, беззвучно плакала в объятиях матери.
– Мама. Мама, ну что ты стои́шь, – устало произнесла Кира. – Вызови «Скорую», пожалуйста.
…«Скорая» приехала через пять минут. Тима на носилках погрузили в машину. Кира поехала с ним.
– Срочно, в интенсивную терапию! – едва только взглянув на пациента, бросил доктор Захаров. С укоризной посмотрел на Киру – мол, предупреждал же! – Возможно, отек легких начался.
Кира осталась ждать известий. Через час вернулся доктор, сообщил, что пациенту чуть лучше, но без серьезного лечения не обойтись.
– К жениху вашему, Кира Игоревна, я вас не пущу сейчас. Идите домой. Если что, вам позвонят. Сами мне звоните, если хотите. Тимофею звонить бесполезно – он сейчас на аппарате ИВЛ, под маской лежит.
– Он не умрет? – спросила Кира.
– Я врач, а не Господь Бог, – усмехнулся Захаров. – Жив еще ваш жених.
– Вы удивительно тактичны, доктор… – усмехнулась Кира. Она хотела рассердиться, но не могла. Да и смысл сердиться – сама виновата, могла бы отговорить Тима от поспешной выписки!
Кира вернулась домой. Калитка была открыта. «Вот, ирония судьбы… Пришла беда – отворяй ворота… Мало того что Тиму хуже стало, так еще и отец, оказывается, поднимает руку на Гелю! А на что я надеялась? Что человек изменился, подобрел со временем? Нет, нет, чудес не случается… Все в этой жизни очень просто, логично. Если отец бил меня, значит, он бьет и сестренку…»
Тишина в доме.
– Папа! Папа, ты здесь? – закричала Кира. – Папа!!! Иди сюда! Я хочу с тобой поговорить!
От ярости Киру буквально затрясло.
Появилась мать.
– Кирочка, он ушел, – робко произнесла она. – Как только Тимофея увезли, так ушел из дома. Сказал – живите, как хотите, без меня.
– Он совсем ушел?
– Я не поняла… Мне кажется, он тебя боится. Ну, что ты его опозорить перед людьми можешь…
– К черту людей. Где Геля? – Не дожидаясь ответа, Кира бросилась в детскую. Геля лежала у себя на кровати. – Больно? – Кира осмотрела ее голову. Там, где отец тянул девочку за волосы, обнаружилось красное пятно, кожа вспухла. И, кажется, часть волос все-таки была вырвана с корнем…
– Нет, – шепотом ответила Геля.
– Больше он не посмеет тебя тронуть, – сказала Кира, прижимая к себе сестру. – Я у него сама все волосы повыдергиваю, всю физиономию ему расцарапаю! Скотина…
– Кира, ты не переживай, со мной все хорошо, – примерным голоском, от которого Кире только хуже стало, выдала Геля. – А Тимоша сильно заболел?
– Сильно, – сквозь зубы, стараясь не расплакаться, произнесла Кира. И в этот момент поняла – Тима она не бросит. Не уйдет от него никогда. Она его любит. Любит! И раньше она его тоже любила, только не понимала. А не понимала почему? Потому что душа была словно отморожена… ничего не чувствовала. А теперь точно оттаяло все. Вода пробила лед, выплеснулась наружу, затопила все вокруг. И никакого Сергея не надо. И ничего не надо. Только бы Тим жил и не болел.
– Он выздоровеет?
– Конечно. И тебя больше никто и пальцем не тронет. Я вас всех спасу. Вытащу из этой ямы. Я всех спасу. Я сильная, я смогу!
– А мамочка?
– Что?
– А мамочку ты тоже спасешь? – все тем же примерным, тихим голоском спросила Геля.
Кира ответила не сразу. С трудом:
– И маму спасу, да. Ладно, ты отдыхай пока, – она поцеловала девочку в макушку, подула туда еще, как совсем маленькой. – Все, все заживет теперь!
…Мать сидела на кухне, подперев голову руками.
– Ой, калитка-то, поди, опять не заперта… – вскочила она.
– Плевать. Мама, сиди. Мама, надо поговорить. Почему ты мне раньше не сказала, что отец и Гелю бьет? – морщась, с тоской спросила Кира.
Мать молчала.
– Я вас увезу. Тебя и Гелю. Как только Тим выздоровеет, мы все уедем в Москву.
– Все сейчас едут в Москву, – пробормотала мать. – А она, поди, не резиновая.
– Ты о чем? – подозрительно спросила Кира. – Ты что, не хочешь ехать? Ты хочешь с этим уродом остаться?!
– Нет, нет… Просто жалко родной город покидать. И этот дом тоже. Я ведь сколько лет здесь живу… Да, Геле с вами лучше будет. Но я-то без нее как? Конечно, я хочу ей лучшей доли, но…
– И она без тебя не сможет, – сказала Кира. – Поэтому вы должны уехать вместе.
Мать заплакала, опустив голову.
– Вообще это глупо. Больно жирно ему будет! Целый дом ему оставить… Мама, надо у него отсудить то, что принадлежит тебе и Геле.
– Кира, детка, да разве он отдаст…
– Конечно, он не захочет отдавать, не сомневаюсь. Через суд надо действовать.
– Кира… но разве он позволит?
– Мама, его никто и не спрашивает! – разозлилась Кира. – Закон есть закон. Отец – представитель закона, но он – не выше этого закона. Ты его так боишься, даже смешно… Не убьет же он нас, правда? Он садист, но он не дурак, не станет подставляться… И ты же сама говоришь – он опасается, что люди узнают о его художествах. И хорошо. Пусть узнают. Майор Гартунг – садист. Пусть его из органов выкинут.
Мать продолжала плакать. Похоже, слова Киры совершенно на нее не действовали.
– Мама, чего ты ревешь? – с отвращением спросила девушка.
– Ой, доченька… стыдно-то как!
– Это ему должно быть стыдно. Это он на детей и жену руку поднимал, – оборвала мать Кира. – И не вздумай меня останавливать. Знаешь, я тоже столько лет молчала, никому не говорила. Даже Тим не знал. А теперь… А теперь не могу молчать. Как увидела, что отец Гелю мучает, так и… – Кира стиснула зубы и махнула рукой.
– Тимоша твой очень хороший человек. Очень.
Кира о Тиме не могла говорить. Иначе она тоже заревела бы. Поэтому сменила тему:
– Значит, так, мама. Завтра я пойду и всем расскажу об отце. Какой он негодяй.
– Кому расскажешь?
– Теткам, дядькам, соседям, начальству. Всем, – мстительно пообещала Кира.
– Кира, детка… Но ты уверена, что тебе поверят? – вытерев слезы, осторожно спросила мать.
– Ты меня поддержишь. Ты все подтвердишь. И Гелю, если надо, подключим.
– Девочка моя… А вдруг не поверят? Скажут, что мы отца оговариваем? Он ведь на хорошем счету, его все любят… Месяц назад у соседей пожар случился, у Семеновых… Муж с женой Семеновы на работе, а старая бабка одна, глухая, еле ходит. Так отец их бабку из огня вытащил! Не побоялся. Ему ведь медаль дали…
– Ничего. Герой тоже негодяем может быть. Отец бесстрашен, но это ничего не значит. Просто любовь к адреналину. Прыгают же люди с парашютом… Это же не геройство, а жажда экстремальных ощущений, – возразила Кира.
– Да? Как интересно… – удивилась мать. – Никогда об этом не думала.
– Ты мало о чем думала! – сердито сказала Кира. – Давно от отца надо было сбежать, а не терпеть его выходки тридцать лет. И вообще… Как тебе в голову пришло выйти за него замуж, ты что, не видела, что он за человек?
– Нет, – покачала мать головой. – Он не был таким, когда встретились. Нежный, милый, романтичный. Мог ночь не спать, под окнами у меня стоял. Ты представляешь – целую ночь! Цветы дарил каждый день. Вены резал! Когда мы с ним поссорились…
– Фу. Это и есть признаки истеричного, мстительного садиста, неадеквата. Мама, ты такая наивная! – в отчаянии воскликнула Кира. – Вены резал… Легко себе был готов боль причинить, легко другим то же самое сделать… Ты совершенно не знаешь психологии, жизни… Ты ничего не знаешь.
– Да, наверное, – легко согласилась мать. – Только и я ради него была готова умереть. Мы любили друг друга первые месяцы нашего знакомства как безумные. Это было такое счастье, ты не представляешь!
– Ага, и ты себя в жертву принесла. И своих детей тоже. Вот скажи, когда он тебя в первый раз ударил? Ты помнишь?
– Помню, отчего не помнить. Тебе было тогда два месяца. Ты не спала, капризничала. Я на нервах, он на нервах… Слово за слово – поругались, и он меня ударил, я в угол отлетела, затылком стукнулась… Шишка потом здоровущая выросла.
– И ты его простила?
– А как не простить? На нервах он и я… – повторила мать, точно заклинание. – Думала, первый и последний раз.
– А потом что было?
– Потом тоже бил, когда ссорились. Я ведь себя виноватой чувствовала, считала, что это я его довела. – Мать замолчала. Вздохнула. Продолжила с трудом: – А потом он ударил меня, когда и повода не было. Просто так.
– Повода… – передразнила Кира. – Повода! Чтобы ударить женщину, оказывается, повод нужен!
– Кира, детка, но женщины тоже разные бывают… Ты сама не все знаешь. Вон у Зины. Она ведь первая начинает Толика лупасить. Он лишь отбивается.
– Какой ужас… Это жизнь животных. Если человек тебе не подходит, не устраивает тебя в чем-то – так уйди от него. Разведись. Но жить годами в этом дерьме… Да, дерьме! Именно так, я другого слова и не подберу для всего этого безобразия!
– Я пыталась уйти, – спокойно продолжила мать. – Несколько раз уходила. А он меня возвращал. И только хуже потом становилось. Ты помнишь, как мы с тобой к двоюродной тетке собрались ехать? Это я тогда в первый раз решила сбежать…
– Что? – Смутные, детские еще воспоминания пронеслись в голове у Киры – быстрые сборы, тяжелый чемодан в руках у мамы, рюкзак с куклой у Киры. Бегут куда-то, Кира спотыкается, мать нервничает, все время бормочет – «скорее, скорее!». Чужой дом. Чужие люди. Потом появляется отец, уводит за собой мать. Мать появляется через неделю – какая-то другая, потухшая. Вместе возвращаются домой…
– Помнишь, да? Я тебе многое не говорила, старалась оградить, – продолжила мать. – Муж меня вычислил, поймал. Наказал сильно, я, помню, еле ходила.
– О господи…
– Я еще несколько раз пыталась сбежать. После того, как ты уехала в Москву. Но он всегда меня возвращал. Всегда. У нас ведь не такой большой город, а Игорь в органах работает, и у него всегда все под контролем. Железнодорожный вокзал, автовокзал. Все таксисты и частники. Игоря боятся и уважают, он – представитель власти. Я пыталась уехать из города, но… Всегда находился человек, который звонил Игорю и сообщал – видели твою жену там-то и там-то, пытается купить билет на поезд. Ну, и все в таком роде…
– Негодяи… – пробормотала Кира. – Как они могли, люди эти! Зачем они доносили? Зачем?
– Я на них зла не держу. Люди-то не виноваты. Их отец попросил – ну, они и выполняют просьбу.
– Зачем?! – исступленно повторила Кира. – Видят же – несчастная женщина, доведенная до отчаяния, пытается сбежать от изверга-мужа!
– Нет. Нет… Люди почему-то видят другое, – покачала мать головой, задумчиво улыбаясь. – Они видят заботливого мужа, который не в состоянии отпустить жену. Она – дура и истеричка, счастья своего не понимает, а он ее любит до безумия, хочет сохранить семью. Вот и сейчас тоже, чуть не из утюга говорят: семья – это главное, брак надо всеми силами сохранять, развод нехорошо, и все такое прочее в этом роде… В глазах людей как наша с Игорем ситуация выглядела? Я – хотела разрушить семью, а он – всеми силами пытался ее сберечь.
Кира молчала, задумавшись. В самом деле, окружающие всегда сочувствовали отцу, а не маме. Отец – красивый мужчина, не пьет, не курит даже, герой, уважаемый человек. Бесстрашный и справедливый. Не предатель и не изменщик.
– А кто-нибудь догадывался, что он тебя бьет? – с трудом спросила Кира.
– В смысле – его родня? Ну да, видели кой-чего иногда… Синяки были, хоть я и скрывала их как можно. Доктор в больнице, Константин Иванович, Костя, – очень мне сочувствует.
– Захаров?
– Да, он самый. Хороший человек, но чем может помочь?.. Игорь, дурак, его даже ревновать ко мне вздумал. Ухо вот болит теперь… Иногда слух даже пропадает, – мать рассеянно приложила ладонь к больному уху. – А ведь мало того что Костя меня на десять лет моложе, так он к Лиде неровно дышит. Все время о ней спрашивает.
– Я заметила.
– Да? – оживилась мать. – Выходит, и ты тоже?
– Мама, а почему ты ничего не рассказала Лиде? Она же хорошая, она не могла не помочь тебе!
– Тут другая закавыка, – спокойно, даже не задумываясь, продолжила мать. – Во-первых, отец всех кого можно насчет меня предупредил – чтобы я не сбежала, значит. А во-вторых, он мне прямо сказал – к кому я вздумаю обратиться, он тех изничтожит. Косте вот тоже угрожал… А как, как я могу людей подставить, пакость им устроить?! Нет, уж лучше я одна страдать буду, но людям вредить не стану. Вот насчет Лиды, ты как раз мне напомнила. Он ведь заявил мне – если что, и Лиде навредить могу, и мужу ее, Виктору. А они хорошие люди, Лидочка и Виктор, я их семейную жизнь не хочу разрушать…
– А я молчать не буду.
– Кира, детка!
– Ты понимаешь, мама, если мы начнем говорить, станем это обсуждать, и пойдет волна – всем отец навредить не сможет.
– Кира, но кто поверит…
– Поверят как миленькие! – рассердилась Кира. – Я молчать не собираюсь!
– Кира, нет…
– Ну что нет, что нет! – заорала Кира. – Сколько можно терпеть этого гада? Сколько можно жить в аду? Хватит!
Мать опять заплакала, вытирая слезы, прошептала:
– Я боюсь. Он обещал Гелечке навредить. Сказал – если ему терять станет нечего, он ее покалечит. Это третье. И этого самого я больше всего боюсь. Он говорил просто страшные вещи! – едва слышно продолжила мать. – Обещал, что сделает из Гели инвалидку. Сломает ей что-нибудь, да так, что она ходить не сможет, до конца жизни пластом пролежит, а я буду из-под нее горшки выносить. Я не могу, не могу рисковать своей доченькой, уж лучше я буду страдать, а не она…
– Она и без того страдает. Как я когда-то, – пробормотала Кира. Машинально потерла руку – ту самую, сломанную. Но запал ее немного поутих.
– Ты про то, чему вы с Тимошей стали свидетелями? Это правда редко случается, обычно я стараюсь не давать Гелю в обиду. Но рисковать ею…
– Мама, да как ты вообще решилась на второго ребенка! – не выдержала Кира. – Рожать от этого садиста…
– А что? Аборт надо было делать? Это же грех… И потом… Отец был рад.
– Рад?!
– Да-да, очень рад. Он меня чуть не на руках носил, в первые месяцы-то… Я тогда даже подумала, что случилось чудо, что все изменилось и жизнь станет прекрасной!
– Надо же… Как-то с трудом верится. Но что случилось потом?
– А потом было УЗИ, на позднем сроке. Когда сказали, что опять родится девочка.
Мать замолчала, опустив голову. Кира смотрела на нее и, кажется, в первый раз не ненавидела ее. А понимала. Как жаль, что они раньше не разговаривали… Когда Кира сбежала из родного города, общение матери и дочери вовсе свелось на нет. Оказывается, мать все эти годы находилась в ловушке.
– А при чем тут девочка?
– Но твой отец хотел мальчика! – всплеснула руками мать. – Сына! Он был вне себя от гнева…
– Он совсем дурак, что ли? – раздувая ноздри, спросила Кира. – Он что, не догадывался, что и во второй раз может девочка родиться? Что шансы родить мальчика – пятьдесят на пятьдесят?!
– Но он-то хотел мальчика! Наследника!
– И что? Погоди… – вдруг осеклась Кира. – Он что, избил тебя беременную, когда узнал о девочке? Ой, не могу… Это не потому ли Геля родилась недоношенной?
– Да.
– Скотина. Гад. Как я его ненавижу, мама, как я его ненавижу! – шепотом, чтобы не разбудить Гелю, закричала Кира. – Урод. Чудовище… чудовище, которое пожирает собственных детей!
– Тише, тише, успокойся!
– Нет, он правда избил тебя? И Геля из-за того родилась недоношенной?.. Ой, не могу!
Мать потянулась, чтобы обнять Киру, но та оттолкнула ее руки, находясь в уже совершенно невменяемом состоянии. Прошло немало времени, прежде чем Кира успокоилась и смогла вновь спросить мать:
– Мама. Вот скажи честно – ты отца любишь?
– Не знаю, – печально пожала плечами та. – Наверное, нет.
– Завтра я начинаю войну. Да, да, именно так. Начинаю войну. И мы победим его, мама.
– Я не знаю…
– Ты должна меня поддержать, слышишь? Раз уж я здесь, то не буду сидеть сложа руки. Видимо, сама судьба вернула меня домой. Я как чувствовала!
…Спала Кира чрезвычайно скверно в эту ночь. Ее трясло, она ворочалась с боку на бок, пылая от гнева, мысленно проговаривая грядущие разоблачения.
Под утро Кира, маясь от бессонницы, придумала план и только потом смогла закрыть глаза и погрузиться в черную пучину сна всего лишь на пару часов.
А приснилось ей в ту ночь прошлое. Как оно все было тогда, тринадцать лет назад.
Как отец ломал ей руку, глядя в глаза. Нестерпимая боль.
Он пытал ее, пытаясь разузнать подробности романа с Сергеем.
Причем отец знал, что Кира мечтает стать пианисткой, пропадает с утра до вечера в музыкальной школе. Поэтому его пытку нельзя было назвать непродуманной. Скорее всего, он прекрасно понимал, что делает. Отец ломал своей дочери не только руку – он ломал все ее будущее. Ее надежды…
Только у него все равно ничего не вышло. Да, из-за травмы (рука потеряла чувствительность, стала хуже слушаться) Кира не смогла стать тем, кем хотела.
Но она сделала нечто большее. Не исполняла чужую музыку, а создавала ее сама. Музыка находилась теперь внутри Киры.
И, наверное, сейчас это очень злило отца, так и не сумевшего сломить старшую дочь.
* * *
Первым делом, с утра, Кира побежала в больницу.
Тим лежал в палате интенсивной терапии, подключенный к аппарату искусственной вентиляции легких. Говорить не мог (специальная маска на лице), лишь посмотрел на Киру мутными, бессмысленными глазами.
– Тэ-экс… Только не плакать! Это нормально, – утешил Киру доктор Захаров. – В таком состоянии потеря реальности, даже галлюцинации – вполне обычное явление. Прока́паем антибиотики, проведем процедуры – будет ваш Тимофей как новенький!
– Я так жалею, что не послушалась вас, доктор, – сказала Кира. – Надо было не выпускать Тима из больницы, привязать его веревками!
– Да что ж теперь… Вот урок на будущее. Ладно, не берите в голову, Кира Игоревна…
О Сергее Кира и не вспоминала вовсе. В голове у нее был только Тим и ее план – как рассчитаться с отцом.
После больницы Кира отправилась в управление внутренних дел «Высокое», туда, где работал отец.
Кира надеялась, что отец будет там и она сумеет устроить грандиозный скандал. Привлечет внимание сотрудников и вывалит на них все подробности семейных разборок.
– Вы к кому? – спросил Киру молоденький постовой у входа в отделение.
– К Гартунгу.
– А его нет. Он, говорят, приболел, с сердцем плохо. А вы его дочь? – Постовой смотрел на Киру как-то странно – ухмыляясь, настороженно. Даже с неприязнью.
– Дайте пройти.
– Нет, минутку. Я все понимаю, но Игоря Петровича здесь нет.
– Я знаю, он там, – громко произнесла Кира. – Просто он боится или не хочет со мной встретиться!
Трое мужчин, из гражданских, до того обсуждавшие что-то между собой неподалеку, в садике у отделения, обернулись.
Где-то на втором этаже хлопнули ставни.
– Лазарев, что там?
– К Игорю Петровичу старшая дочь пришла…
– Проводи ко мне.
По голосу Кира узнала Брагина. «А что, это даже хорошо. Я расскажу все ему. Да, он друг отца… Но если поймет, что покрывал садиста, испугается. Не захочет рисковать своим положением…»
…Брагин поднялся навстречу Кире, предложил сесть. В кабинете он был один. Вентилятор гудел в углу, гоняя теплый воздух.
– Добрый день, Кира Игоревна. Вы к отцу? А его нет. Приболел. Сердце. Хотя, думаю, вы не в курсе… Игорь вчера сказал, что вы с матушкой вашей попросили его покинуть дом, – с непроницаемым лицом отчеканил Брагин.
Кира растерялась. Но быстро взяла себя в руки – конечно, отец должен был придумать нечто подобное.
– Это он вам сказал? – спросила девушка насмешливо. – Значит, мы его выгнали…
– Совершенно верно.
– Послушайте, Руслан Эдуардович, но вы же милиционер… полицейский то есть. И знаете, что ничего нельзя принимать на веру. Мало ли кто кому скажет! Доверяй, но проверяй.
– У меня нет повода не доверять своему другу и сослуживцу, которого я знаю много лет. Много десятков лет, – хладнокровно произнес Брагин.
– И где сейчас отец?
– У меня дома. Супруга моя за ним присматривает, и дочка моя. Он в надежных руках, не пропадет. Доктора вчера ему вызывали, из поликлиники.
– Но ничего серьезного, как понимаю, – парировала Кира. – Было бы что-то серьезное – отправили бы отца в больницу, ведь так?
– Я вас не понимаю, Кира.
– Возможно, он симулирует.
– Зачем? Мотив, так сказать, какой? – усмехнулся Брагин. Он буравил Киру своими темно-серыми, свинцовыми глазами – недоверчиво и удивленно. С сожалением за нее, такую неразумную девицу.
– Боится.
– Кого?!
– Не кого, а чего. Отец боится, что я расскажу о нем всю правду.
– Какую правду?
– Что он бьет маму. И Гелю. Издевается над ними, точно садист. Если вы, Руслан Эдуардович, позиционируете себя как его друг, то наверняка должны были знать об этом. Или догадываться. Вы же полицейский. Неужели вы такой ненаблюдательный?
Шрам в виде подковы на лбу Брагина побагровел. А сам подполковник подобрался, взгляд стал еще жестче.
– Кира, не надо наговаривать на своего отца. Это большой грех. Как там в Библии сказано? Чти отца и мать своих…
– Зачем мне наговаривать на отца? Мой мотив какой? Мне что, больше делать нечего? – зло спросила Кира.
– Ну, тут я бы сделал небольшую ремарку. Женщинами движут не мотивы, а эмоции, – с иезуитским видом произнес Брагин. – А какие у вас эмоции? Предполагаю, что вы ревнуете к младшей сестренке. Предполагаю, что вы любите быть в центре внимания. Предполагаю, что вы не терпите возражений и хотите, чтобы все вокруг поступали так, как требуете вы.
– Это сексизм какой-то. Считать женщин безмозглыми курицами, не способными думать!
– Кира Игоревна, я вас называл «безмозглой курицей»? Нет. Пожалуйста, не надо додумывать за меня. Вы приехали в родной город и сразу же решили установить свои порядки. Рассорили мать с отцом, довели последнего до сердечного приступа…
– Он вчера избивал Гелю. Трепал ее за волосы. Чуть скальп не содрал, чему мы с моим женихом, Тимом, стали свидетелями. Тим может подтвердить.
– Ну, отцы иногда скоры на расправу… – одними губами улыбнулся Брагин. – И отшлепать нашкодившего ребенка могут, и тому подобное… Я помню, сам дочку ремнем наказал, когда она к подружке в гости ушла, а нас с женой не предупредила. Мы чуть с ума не сошли…
– А есть разница между «отшлепать» и – «систематически избивать»? – мрачно спросила Кира. – Я ничего не придумываю, я не преувеличиваю и не сгущаю краски. В свое время отец меня тоже бил. Сломал руку. Сам. Глядел в глаза и ломал… – Кира вздрогнула, замолчала.
– Вы композитор, Кира, творческая личность. А все творческие личности, насколько я знаю, склонны к преувеличению и экзальтации…
– Идите в местную больницу, проверьте. Поговорите с врачами.
– С врачами, гм. Поговорите. Да, кстати. Отчего тогда ваша маменька не пыталась зафиксировать факт побоев?
– А кто согласился бы их зафиксировать, какой герой? Отец угрожал доктору Захарову, который заметил, что мама слишком часто падает с лестницы… Отец сказал маме, что будет мстить тем людям, к которым она вздумает обратиться за помощью.
– Санта-Барбара какая-то! – всплеснул руками Брагин.
– Но от вас никто ничего скрывать не станет! Вы должны… И, в любом случае, в медицинских картах то переломы, то сотрясения… Не могла же моя мать каждый день падать с лестницы! Либо вы покрываете моего отца, либо вы сами – такой же садист! – выпалила Кира.
– Кира… Ну ты же мне как дочь… – нетерпеливо воскликнул Брагин. – Да, отец твой не подарок, работа у него тяжелая, вполне возможно, что он срывается иногда… Но ты сгущаешь краски! И потом… – он неожиданно сменил тон. – Вот зачем ты сюда приехала? Зачем? Чтобы устроить скандал, перебаламутить всех, испоганить жизнь отцу? И почему мать твоя не жаловалась, и Геля тоже? Почему ты только сейчас, спустя столько-то лет, приходишь ко мне и рассказываешь все эти истории?
– Мать несколько раз пыталась сбежать. Но у отца связи везде. Он ее просто не отпускает.
– Да, я знаю об этом! Игорь до безумия любит Ольгу, но у нее взбалмошный, непредсказуемый характер… У меня вон теща, покойница, чуть что – вешаться бежала. Конечно, я силой у нее веревку отнимал, в сарай запирал, чтобы охолонилась… Для ее же блага!
«Не понимает. Не хочет слышать. Не верит!» – в отчаянии подумала Кира.
– Я не хотела сюда ехать… – простонала она. – Я не хотела никого видеть! И я думала, что все закончилось, что отец изменился и больше не поднимает руку на своих близких. Я, словно страус, голову в песок прятала… Но в глубине души знала, что все по-прежнему, только не хотела в это верить! Но, с другой стороны, мне очень хотелось убедиться в том, что прошлые ужасы закончились. Я приехала сюда на пару дней, и тут Тим заболел, и пришлось остаться… для того, чтобы понять – ничего не изменилось. А когда я увидела, как отец издевается над Гелей, – точно стоп-кран у меня сорвало… Нельзя вечно скрываться от самой себя.
– Вы не хотели ехать, вы хотели ехать, вы знали, но вы в то же время не знали… Кира, вы сами-то себя слышите? – укоризненно произнес Брагин.
– Это вы меня не слышите. Вы покрываете садиста.
– Кира, ну брось, – устало, опять сменив без всякого перехода «вы» на «ты», сказал подполковник. – Да, Игорь не самый идеальный муж. Да, я видел пару раз, случайно, как он залепил пару оплеух Оле… Но с кем не бывает, чего только не случается в семейной жизни! Только ты раздуваешь из мухи слона, вот что я тебе скажу. Игорь – гордость нашего города. Он герой. Он ничего не боится, своей грудью младший состав прикрывает, сам на операции ходит. Он спас столько жизней, предотвратил столько преступлений – что можно ему простить кое-какие мелкие грешки. Это абсолютно бесстрашный, честный, чистый, открытый человек. Вечный мальчишка. Он – герой.
– Его бесстрашие – это не желание сделать добро людям, а жажда адреналина, – Кира нечто подобное говорила матери, теперь пыталась объяснить Брагину. – Да, я надеюсь, что большинство спасателей, пожарных, полицейских, военных готовы спасать людей, рискуя своей жизнью. Но у моего отца – другой случай.
– А какая разница?! – вдруг сказал Брагин. – Жажда адреналина или этот, как его… альтруизм движет человеком? Какая разница, что лежит в основе доброго дела? Главное-то сделано – оно, это самое дело! Важен результат, а не причина.
– Мой отец, Гартунг Игорь Петрович, систематически избивает мою мать и мою младшую сестренку Ангелину, – поморщившись, официально отчеканила Кира. – Руслан Эдуардович, я хочу написать заявление на своего отца. И вы обязаны это заявление принять.
Шрам на лбу Брагина опять начал наливаться краской.
– Девчонка… дурочка… Вон! Вон!!! Лазарев, ты где там? Выведи ее и не пускай больше! Лазарев!!!
* * *
Домик тети Лиды стоял на окраине города, в тихом уголке. Маленький двор, заросший розами.
Лида, с распущенными волосами, похожая на Венеру со знаменитой картины Боттичелли, но только в розовом шелковом халате, встретила племянницу с распростертыми объятиями.
– Кира… Как Тимофей? Ему лучше? Ко мне заходила Зина, сказала, что Тимофей заболел и пришлось отложить отъезд…
– Да, Тим всерьез разболелся.
– Кира, как мне жаль…
– Погоди, Лида, я с тобой об отце хотела поговорить.
– Об Игоре? А что случилось? Да идем в дом, там прохладно…
Внутри теткиного дома и в самом деле царила чудесная прохлада, настоянная на аромате срезанных роз. Чисто, уютно, очень благостно… Полутьма – шторы задернуты, поблескивает посуда в серванте, без звука работает телевизор.
Над диваном – ковер, на ковре – охотничье ружье. Кира так и уставилась на него словно завороженная. Сразу вспомнила – если в начале пьесы на стене висит ружье, то в конце оно должно выстрелить…
– Витя – заядлый охотник, – заметив взгляд Киры, сказала тетя Лида. – Вот как раз скоро второй юбилей Игоря, все мужчины соберутся… Послушай, это, конечно, не совсем этично… Но ты же тоже сможешь отпраздновать, со всеми! Ты об этом хотела поговорить со мной?
– Нет, мне не до празднований. Хотя… Отец тоже заболел, сердце прихватило, – Кира наконец смогла скинуть с себя наваждение, повернулась к тетке.
– О господи! Еще этого не хватало! – испугалась Лида.
– Погоди, тетя Лида, я чего-то сомневаюсь в болезни отца. Возможно, он симулирует. Но дело не в этом… Слушай. Я наконец хочу рассказать правду. Ту правду, которую скрывали очень долго, но дольше молчать уже нельзя…
Кира достала из нагрудного кармана телефон, на который записала сцену издевательства над сестрой. Она могла бы поставить эту запись Брагину сегодня, но что-то ее удержало. Ощущение, что с Брагиным спешить не стоит, а вот Лиде – довериться можно. Брагин мог просто вырвать из рук Киры телефон и разломать его…
