Текст книги "Гнездо ласточки"
Автор книги: Татьяна Тронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Наконец подвернулся удобный случай – поездка на родину Киры. Он здесь – значит, теперь и прошлое невесты перестанет быть тайной.
…Узкая улочка, высокие заборы, за которыми прятались одно-двухэтажные частные дома.
– Здесь остановите, – сказала Кира таксисту.
Тимофей расплатился. Вышли из авто, остановились перед калиткой в глухом заборе, крашенном в темно-зеленый цвет.
Кира стояла в замешательстве – маленькая, хрупкая, испуганная. Почему испуганная?
– Кирчу, что с тобой?
– Как-то не по себе… Столько лет тут не была, – она нажала наконец на кнопку звонка. Через пару минут дверь распахнулась.
– О, ребята. Привет! Заходи! – бодро скомандовал мужчина – наполовину седой, но с молодым еще, приятным, открытым, выразительным лицом. Он был невысокий, подтянутый, в спортивном костюме. Будущий тесть Игорь Петрович – сразу догадался Тимофей.
– Папа, здравствуй… Это Тим.
– Здравствуй, здравствуй, доча! – Тесть расцеловал Киру; энергично затряс руку, а затем и обнял Тимофея, словно уже близкого родственника. Эта энергичность, открытость очень расположили к себе Тимофея, и он сразу понял, что найдет в тесте союзника и, возможно, друга.
Дальше, во дворе, под садовыми деревьями стояли еще двое – женщина и девочка. Это были Ольга Витальевна, мать Киры, и Геля, младшая ее сестра. В самом деле, прав был попутчик: все эти три особы женского пола (мать, Кира и Геля) оказались точно под копирку сделанными. Удивительно похожими. Только Геля выглядела совсем ребенком, тощим, в очках, а будущая теща – уже в первых морщинках, с чуть смазанным контуром лица, да и сам цвет лица – желтый, болезненный – напоминал о возрасте.
И Геля, и теща смотрели испуганно, заискивающе, неуверенно, даже как-то жалко, что ли? Стеснялись чужого, наверное, в отличие от Игоря.
– Мама, Геля… Привет! – Кира, обнимая родительницу с сестрой, тоже выглядела как-то неуверенно.
Исходя из первого впечатления, Игорь – вообще настоящий мужик, Ольга – немного курица. Наверное, у Ольги с дочерью были трения, потому Кира и сбежала от родни в Москву. И это, кстати, весьма распространенный случай – когда мать с дочерью не находили общего языка, ссорились, мучились, тяготили друг друга. Ну, а о Геле можно и не думать – цыпленок еще. Вон как дико стесняется, даже от Киры шарахается.
…Сад у семейства Гартунг оказался чудесным. Очень большим. Плодовые деревья, кусты с ягодами, много самых разных цветов.
– Вон беседка, там скамеечки, мангал. Шашлыки делать на свежем воздухе… А вон банька. Попаримся-а!.. Там – мастерская моя, здесь гараж, – Игорь Петрович давал по дороге краткие пояснения.
«Какая красота! – восхитился Тимофей, шагая вслед за будущим тестем к дому. – Настоящий рай!»
Сам дом тоже приятно поразил Тимофея – двухэтажный, кирпичный, с деревянной резной лестницей. С простой, но удобной мебелью из цельного, покрытого лаком дерева.
А в большой комнате, служившей так называемой «залой», висели на стенах головы животных. Чучела.
– Я же охотник, – с улыбкой, открывающей явно свои, все еще белые, крепкие, ровные зубы, добродушно пояснил Игорь Петрович. – На охоту люблю ходить. И тебя бы взял, Тимофей. Жалко, что вы ненадолго, ребята. Через недельку мой день рождения, мы собираемся за город поехать… Место одно там есть. Оттуда и ходим на охоту, там все дела, удобно.
– Минутку, – опешил Тимофей и покосился на Киру, шагавшую в отдалении, вместе с матерью и сестрой. – Как день рождения через неделю? Кира сказала, что день рождения завтра…
– Все в порядке, парень! – подмигнул Игорь Петрович. – У меня аж два дня рождения. Фактический и официальный. Родился я в один день, а записали на другой. Мама моя не сразу в ЗАГС смогла пойти за свидетельством. А когда пошла, там, когда меня записывали, с датой маленько напутали. Бывает… Но исправлять потом не стали. Подумаешь, неделя разницы. Не год же! Поэтому я всегда два дня рождения отмечаю. Завтра с родней, в узком кругу, а через неделю уж со всеми гуляем, празднуем. А что, удобно!
– Ясненько… – засмеялся Тимофей – чем дальше, тем сильнее нравился ему тесть, мужик простой и открытый. – Повезло!
– А ты рыжий, смотрю… Ох, девки, бойтесь рыжих и косых!
Тимофей захохотал уже в голос, даже в легких закололо.
…Их с Кирой поселили на втором этаже в одной комнате, просторной, с минимумом мебели, но тоже очень уютной. Тимофей немного переживал до того, не хотелось бы проводить ночь без невесты… Десять лет он спал с Кирой в одной кровати. А вдруг родичи Киры решат соблюсти этикет, поселят их в разных местах?
Но нет, отец с матерью у Киры оказались людьми нормальными, без предрассудков.
Мать Киры, показывая Тимофею комнату, сказала, смущенно улыбаясь:
– Вот, здесь жить будете с Кирой. Как, ничего?
– Да все отлично, Ольга Витальевна!
– Если что, обращайтесь… – прошелестела будущая теща, потупив глаза и пятясь к двери. – Будьте как дома, деточки мои!
Кира с Тимофеем остались вдвоем.
– Слушай, вы с матерью – одно лицо. Только та старше, конечно, – выпалил Тимофей.
– Говорят, что, если хочешь узнать, как будет выглядеть твоя жена в старости, посмотри на ее мать, – усмехнулась Кира.
– Отлично будешь выглядеть! Мне повезло.
Чуть позже Ольга Витальевна позвала вниз, пить чай. Кира отказалась, сославшись на усталость, а Тимофей спустился, хотя тоже был измучен дорогой, даже голова болела – не сильно, но очень противно.
Посидел часок с тестем (Ольга Витальевна с Гелей тоже ненадолго задержались, ушли спать), выпили сладкого домашнего вина.
Кира уже дремала. Когда Тимофей поднялся, она сонным голосом недовольно попросила не шуметь и не тревожить ее.
– Вот всегда так… – раздраженно буркнул в ответ Тимофей и нырнул под одеяло. Подушка приятно пахла чем-то, какими-то лесными травами.
Все здесь казалось ему чудесным – и дом этот, и будущие родственники, вот если бы еще только голова не болела… Кстати, и Ольга Витальевна, если присмотреться, оказалась очень кроткой женщиной, вряд ли она притесняла Киру.
И чего Кира не вспоминала даже про своих предков? Нет, они созванивались, Кира и ее родители, и вроде как встречались: когда Тимофей был в командировке в Австрии, на пару дней в их с Кирой квартиру приезжала Ольга Витальевна с Гелей… Но не было любви какой-то, что ли, у Киры к ее родне. Кира всегда жила так, словно ее, этой родни, не существовало.
Может быть, Кира – холодная эгоистка?
«Боже мой, а ведь правда… – От неожиданности тело у Тимофея даже мурашками покрылось, его озноб прошиб. – Я дурак. Всегда все замечаю – что в жизни происходит, как другие люди между собой общаются; по работе тоже – как только где колебания в экономике… Но главного-то и не заметил! Вот что называется – сапожник без сапог! Десять лет не обращал внимания на то, как Кира практически игнорировала своих родителей. Своих родных, самых близких людей! Уехала отсюда в шестнадцать лет… Тринадцать лет дома не появлялась. И сейчас с великим трудом заставила себя приехать. А это ведь знак! Показатель того, какой она человек, как относится к тем, кто ее любит. Но если так, то и на меня ей наплевать. Я ведь, если подумать, чуть не облизываю ее всю, кожу живьем с себя готов содрать ради нее… А она? Она спокойно принимает дары мои (как материальные, так и нематериальные) и… как само собой разумеющееся! В ЗАГС еле затащил, спустя столько лет! Она хорошая, она мне верна, я точно знаю. Но она холодная. И больше того – ей и не надо ничего. Ужасно, когда женщины корыстны, но не менее ужасно, когда они просто позволяют рядом с собой жить. А Кира именно что позволяет… Она любит только свою музыку, а я, я живой человек, из плоти и крови, я задаром ей не нужен!»
– Кира. Кира, проснись! – вскочив, яростно зашипел Тимофей. – Скажи честно – ты меня любишь?!
Пауза. Но Кира не спала – темнота была наполнена чем-то, каким-то невидимым, неслышимым движением.
Наконец шепотом, тающим, прекрасным, нежным голосом, ответила:
– Тимочка, я люблю тебя. Только, пожалуйста, спи уже.
«О господи… Врет ведь!»
– Ты какая-то не такая.
– Тимочка… Завтра тяжелый день.
– Тяжелый? Дэ Рэ в узком кругу – вот что твой папа сказал.
– Ты просто не знаешь наш узкий круг. Это три мои тетки, их мужья, тоже числом три, кажется, и их дети…
– У твоего отца еще три сестры?
– Двоюродные. Не родные. Но как родные. У моего отца умерла мать, моя бабушка то есть… Ему тогда было четырнадцать лет. И его тогда взяла себе на воспитание сестра покойной матери, бабушка Маруся, у которой уже своих трое детей было.
– Ого, – Тимофей на некоторое время отвлекся. – Сколько родни! И ты их всех не видела все эти тринадцать лет?
– Да, – просто ответила Кира.
– И получается, ты даже не видела, как растет твоя родная сестра Ангелина?
– Да. Да, да, да.
* * *
Этой ночью Кира хотела спать и могла заснуть, она это чувствовала, а вот Тим – наоборот – пыхтел, потел, ворочался с боку на бок, приставал с глупыми вопросами и очень мешал Кире. Затих только под утро.
…Открыла глаза – за кружевными занавесками играли солнечные блики, покачивались ветви деревьев. Картина настолько умиротворяющая, что у Киры защемило сердце. Она тихонько выскользнула из постели, оделась, прислушалась у двери.
В доме было тихо. Ни голосов, ни других звуков. Постояв минут десять, Кира поняла, что никого нет.
Спустилась вниз, на первый этаж, огляделась.
Звериные мертвые морды на стенах, пронзительный блеск стеклянных глаз. Кира их и в детстве боялась, этих морд. И еще ей всегда казалось, что в «зале» чуть-чуть пахнет мертвечиной. Хотя, помнится, отец всегда хвастал, какой знатный таксидермист его приятель, Прохоров, кажется, делает свою работу тщательно, поделки ничуть не портятся от времени и выглядят прекрасно.
Отец и Киру пытался научить стрелять из ружья, но она так и не смогла никого убить. Это же ужасно – убить живое существо, пусть и не имеющее души, как человек. Отец, наверное, хотел мальчика, а у него родились две девочки…
– Доброе утро… – прошелестело рядом. Кира оглянулась – это Геля стояла за ее спиной.
– Привет! – с преувеличенной радостью произнесла Кира. – Как дела?
– Ничего, – опять шепотом сказала Геля. Девочка, видимо, и жаждала общаться со своей старшей сестрой, и стеснялась ужасно.
Не худая, а тощая, на грани дистрофии даже – вот как выглядела Геля. Пестрый сарафан болтался на ней, словно на вешалке. Волосы темные, убраны назад, в хвост. Очки в круглой оправе, некрасивые. «И кто ей такую оправу заказал? Безобразие…» – подумала Кира.
Тим вчера спросил: а правда ли, что она, Кира, даже не видела, как растет ее родная младшая сестренка? Правда. Хотя нет, помнится, несколько лет назад мама с Гелей были проездом в Москве, всего пару дней (Тим в то время отсутствовал). Кажется, Гелю надо было показать московскому светилу, врачу.
Геля родилась раньше срока, и от этого у девочки были проблемы со здоровьем – не смертельные, но неприятные. Кстати, и о рождении сестренки Кира узнала постфактум.
Ей тогда восемнадцать было.
Позвонила мама и странным, словно тающим, усталым голосом сказала, что у Киры родилась сестра. Ангелина.
– Ты родила?! – страшно поразилась Кира. Хотя чего тут удивительного – мать еще не старая была, получается, родила в сорок лет. Не такой уж поздний срок, по нынешним-то временам.
Кира не ревновала. И какой смысл ревновать, за тысячу-то километров друг от друга? Да и не нужна уже была Кире, взрослой девице, материнская ласка и забота на тот момент. Но…
Как это так, мама – родила еще одного ребенка? И, главное, не сказала раньше. Потом-то уже Кира узнала подробности – мама родила раньше срока, Геля не совсем здорова, мучается теми проблемами, которые выпадают на долю недоношенных деток…
– А ты замуж выходишь? – шепотом спросила Геля.
– Ага.
– А платье уже купила?
– Нет. Зачем?
– Как же без платья… – с ужасом прошептала Геля.
И что-то дрогнуло в душе у Киры. Она протянула руку и, улыбаясь, погладила Гелю по голове. «Да она милая девочка! Моя сестра. Моя сестра… А я ничего про нее не знаю. Она мне как чужая. Но она – моя сестра! И как с ней общаться-то, о чем говорить?»
– Покажи мне свою комнату, – подумав, попросила Кира.
– Пойдем, – Геля взяла Кирину ладонь своими тонкими, хрупкими (точно лапки у паучка!) пальцами и повела с собой.
Комната Гели – та же, в которой жила когда-то Кира. Но кровать другая, и письменный стол… Куклы в шкафу.
– Ты играешь в куклы?
– Да. Вот это Валя, это Лариса. А вот это Сюзанна…
– А учишься как?
Геля молча полезла в ранец, затем затопала к Кире. Они вместе сели на кровать. Кира принялась листать дневник.
– А что, очень хорошо. Практически одни пятерки. Ты молодец! Ты очень, очень большая молодец! – с гордостью произнесла Кира. А Геля даже покраснела от удовольствия. – Так, а это что? «Была невнимательна на уроке», – с притворной суровостью произнесла Кира (ну а как еще с детьми обращаться?). – Ай-ай-ай, кто-то ворон считал! – Она чуть придавила Геле кончик носа и засмеялась.
А Геля сначала испугалась, а потом засмеялась – тоже шепотом и счастливо.
Кира честно поиграла с младшей сестрой в куклы, потом они поговорили о Гелиной школе, потом Кира рассказала про Москву…
И, кажется, Геля оказалась очень привязчивой. Потому что сразу, почувствовав доброе к себе отношение, уже повисла на Кире. Смеялась, цеплялась за Киру своими «паучьими» лапками, с восторгом и восхищением смотрела в рот старшей сестре… И даже говорить стала в полной голос. Не шептала уже.
Одна из широких лямок сарафана сползла, и Кира увидела на плече Гели пятно. Обычный синяк. Словно кто-то схватил девочку железными пальцами, развернул к себе и спросил сурово: «Тебе написали замечание в дневник? Ты была невнимательна на уроке? Ты меня позоришь, значит, да?»
У Киры вмиг скрутило все внутренности, стало трудно дышать, словно ее ударили под дых. Мир, чудесный мир, в котором играли солнечные зайчики и умиротворяюще качали ветвями деревья на ветру, – этот мир вдруг рухнул, словно стеклянная мозаика, и разбился вдребезги.
– А это что? – шепотом спросила Кира, указав на синяк на плече у Гели.
Девочка покраснела, поправила лямку, пролепетала:
– Ничего. Упала на лестнице.
«Упала на лестнице», – эхом отозвалось в голове у Киры. Как все скучно, противно, неинтересно. Обычный день, никаких чудес. И вообще… Стоило ли так волноваться? Вполне возможно, что младшая сестренка действительно упала на лестнице. Дети – они ведь всегда бегают, падают, набивают синяки и шишки, иногда даже ломают что-нибудь. И ничего страшного и необычного в этом нет. Просто такова жизнь. Таковы все дети.
– Ладно, потом еще поболтаем. Мне пора, – отодвинув Гелю в сторону, устало сказала Кира.
Поднялась к себе, на второй этаж.
Тим уже проснулся. Сидел в кровати с ноутбуком на коленях – рыжий, лохматый, с малиново-розовыми щеками. Как и у всякого рыжеволосого, кожа у Тима была бледной, легко обгорала на солнце и краснела – вот как сейчас.
– Доброе утро… Ты весь горишь, – сказала Кира.
– Жарко, – буркнул Тим.
– Завтракать будешь?
– Не хочу. Ты иди. Мне надо статью дописать, дедлайн до двух.
– Почему ты не отказался? Ты же в отпуске!
– Кира, не говори ерунды. Надо значит надо.
Кира села в кресло и принялась исследовать новый телефон. Сфотографировала Тима, как тот, мрачный, лохматый, с этим малиновым румянцем, шустро лупил по клавишам ноутбука. Смешно! Сняла еще видеоролик.
– Тим, скажи что-нибудь.
– Отстань…
– Ти-им!
– Что за телефон ты выбрала? Мужской какой-то. Черный, грубый, абсолютно неженственный.
– Меня не интересовал дизайн. Главное, чтобы снимал качественно.
– Глупости. Можно было подобрать что-нибудь красивое, без ущерба качеству, – буркнул Тим. – И эти твои платья, как их…
– Платья-сафари, – Кира расправила на коленях подол. – Тренд сезона, между прочим.
– Дерюга это. Мешок. Гадость. Я столько красивых вещей тебе надарил, а ты…
– Получилось, – улыбнулась Кира. Нажала на воспроизведение. «Что за телефон ты выбрала? Мужской какой-то…» – раздалось из динамика.
Тим поморщился, покачал головой.
– Тим.
– Да?
– Тим, а если мы заберем Гелю к себе?
– В каком смысле? – Жених оторвал взгляд от экрана ноутбука, уставился с недоумением на Киру.
– Она такая худенькая. Больная. А в Москве врачи хорошие. У нее зрение не очень, у нее с опорно-двигательным аппаратом проблемы… Ты же видел, как она сутулится!
– А… Ну что ж. Это мысль. Можем взять ее к себе на время. Ее и маму твою. Покажем девочку специалистам.
– Ты не понял. Если мы возьмем Гелю к себе насовсем . Без мамы, без папы, без дядь и теть… Пусть девочка живет с нами. Как с родителями.
У Тима покраснели даже уши. Он буквально буравил Киру светло-карими «рысьими» глазами.
– Материнский инстинкт проснулся? – довольно бесцеремонно спросил он. – Понятненько. Давай лучше своего родим. Я не в восторге, но что ж с вами, женщинами, поделать.
– Ты не понял, – рассердилась Кира. – Я хочу для Гели лучшей жизни.
– Похвально. Ты меня радуешь. Знаешь, все-таки что-то человеческое в тебе есть. А то я вчера переживал, что ты никого не можешь полюбить… Но, милая моя, не поддавайся эйфории. Ты, считай, в первый раз осознала, что у тебя есть сестренка, у тебя проснулись чувства к ней. Только учти – наиграешься быстро, а девочку уже не выгонишь. Это как с приемными детьми – назад хода нет. И потом, – в голосе у Тима зазвучали металлические нотки, – у девочки есть родители. Твои отец и мать. Ты их мнением интересовалась? И еще. Никакие родственники, даже самые добрые и обеспеченные, не заменят ребенку родителей. И третье. Я против постоянного присутствия родни в доме. Можешь считать меня мизантропом. С восемнадцати лет живу один, чему очень рад. Ну, ты сама видела мою маму…
– А я? Как же ты со мной десять лет бок о бок существуешь?
– Ты – это ты. Больше мне никто не нужен.
– Прекрасный ответ. Исчерпывающий… – уныло произнесла Кира. – Но я пошутила. Что-то нашло на меня… Да, Геля славная девочка, но зачем она мне, правда…
* * *
…Первой пришла тетя Зина с дядей Толиком и сыновьями. Тетя Зина – самая старшая из трех сестер отца. Сейчас ей было пятьдесят шесть. Высокая. Широкая в талии и бедрах, фигурой напоминающая грушу. Ходила тетя Зина интересно – затылком вперед.
Да-да, именно затылком вперед. Зад далеко отставлен, голова – лицом чуть вниз, а затылок – стремится вперед, словно тот самый, мифический третий глаз открылся у тетки и им она пытается осмотреть дорогу перед собой.
Коротко стриженная, волосы крашены хной. Лицо смуглое, почерневшее от солнца. Короткие обтягивающие бриджи, кофточка со стразами. Пластиковые сандалии. Если бы не стразы, то можно было принять тетю Зину за типичную огородницу.
– А, Кирка приехала! – завопила тетка издалека, разглядывая Киру исподлобья, или, вернее, затылком. – Вспомнила об нас, столичная штучка… Ой, а это кто?! Рыжий какой! Весь в меня, парень, ты погляди! Как тебя… Тимофей? Тимофей, мы родственники с тобой, а?..
Тетя Зина, конечно, шутила, или ей казалось, что она шутит. Орала, смеялась, толкала локтями Киру и Тима, с трудом переносившего подобную хабалистость.
– Не любишь ты громкоголосых дам, ох не любишь! – поддразнила потом шепотом, на ушко, Кира жениха, эстета, московского сноба. Но Тим молчал, терпел.
Дядя Толик – тоже голосистый, смуглый, с наглым взглядом – известный бабник. О том, что он бабник, Кира забыла, но сейчас вспомнила, глядя в дяди-Толины круглые, бесстыдные глаза. Судя по всему, ничего не изменилось. Дядя Толик был все тем же ходоком, а тетя Зина все так же орала на мужа, на его многочисленных любовниц… Орала и терпела.
Сыновья тети Зины и дяди Толи, Петр и Павел, – высокие, мощные, молчаливые, посмеиваясь, стояли в стороне. Себе на уме молодые мужички.
Кира понимала, что не должна судить свою родню, думать о них уничижительно, но от грубости тети Зины ее сейчас корежило точно так же, как и в детстве.
– Кир, я слышала, ты теперь в шоу-бизнесе.
– Тетя Зина, ну что ты… Я композитор.
– Ёшкин-матрешкин… «Я композитор»! – передразнила тетка. – Слышь, Игорек, – обратилась она к отцу Киры. – Я всегда знала, что вы совсем мозги свихнете ребенку этой музыкальной школой. И вот смотри, что вышло…
– А что вышло? – преувеличенно спокойно спросил Тим.
– Да ты не слушай ее, – потянул Тима за локоть дядя Толик. – У бабы у самой совсем мозгов нет.
Петр и Павел переглянулись, улыбнулись краешком губ, снисходительно.
– Девчонки и мальчишки! – весело закричал отец, возившийся у мангала. – Садитесь за стол. Анатолий, Тимофей – командуйте там, открывайте вино. Сколько сейчас? Шесть? Да где же остальные гости…
Через минуту появилась средняя сестра отца – тетя Тоня. Под руку с лысым субтильным мужчиной. Мужчина шел вихляющей походкой; приклеенная улыбка, железные зубы. Позади этой пары – девочка-подросток. Анжела? Да, кажется, так звали дочь тети Тони. Когда Кира уезжала из родного города, Анжеле исполнился год. Но кто этот мужчина? Ах да, кажется, мама говорила, у Тони появился кавалер…
– Вон Тонька пришла, и сожитель ейный, Генка, – прокомментировала тетя Зина появление средней сестры. – Ты в курсе, Кир, с кем Тонька связалась? – Тетка чуть понизила голос. – Генка же из этих.
– Из кого?
– Господи, вот правду говорят, что все творческие люди как чокнутые… Сиделец он, сиделец! По одному виду понятно!
– Товарищ сидел в местах не столь отдаленных, – негромко подсказал Тим.
Кира посмотрела на Анжелу – кажется, девочка выглядела несчастной. И была явно не в восторге от Гены – судя по тому, как смотрела на него, на мать. Как опущены были ее плечи. Как сразу побежала к Геле, сидевшей на скамейке в другом конце двора.
– Здравствуй, Кира, – невнятным, бесцветным голосом произнесла новая гостья.
– Здравствуйте, тетя Тоня.
– Это Гена.
– Это Тимофей…
Тетя Тоня – баба-ягодка, сорок пять. Довольно-таки массивное туловище и длинные, тонкие ноги с узкими щиколотками. Черное платье. Чулки в сеточку, туфли на каблуках. Обесцвеченные бело-желтые кудри. Издалека тетя Тоня казалась относительно молодой и интересной, вблизи – пугала. Потому что вблизи угадывался ее возраст, который странно контрастировал с ее одеждой. Лицо, напоминающее маску, из-за обилия косметики. И самое главное – очки, в них – толстые стекла, для дальнозорких, увеличивающие. Из-за этих очков глаза у тети Тони казались огромными. Она словно смотрела на жизнь сквозь аквариум. Взгляд странный, плавающий, пугающий.
Тетя Тоня отличалась медлительностью и исключительной бестолковостью, была всегда спокойна и никогда не истерила, в отличие от своей старшей сестры, тети Зины. Тетя Тоня – не злая, но и не добрая. Никакая. Словно рыба.
О, точно, рыба! И, да, уточнение – она не сквозь аквариум на жизнь смотрела, она уже внутри него находилась, плавая в толще воды – почти не слыша, почти не видя, почти не понимая ничего того, что творится вокруг.
Вот такое, тоже не слишком доброе, было у Киры впечатление и от средней тетки.
– Шашлыком пахнет. Отличное мясо. Игорь Петрович кулинар. Мировой повар. Вообще мужчины – лучшие повара, – ни к кому конкретно не обращаясь, забубнил Гена доброжелательным голосом. – У нас в Магадане был повар. Щи из топора мог сделать. Как сейчас помню. Капуста и тушенка только были. А он щи сделал, приправ еще накидал. Мировой повар. Шашлыком пахнет. Отличное мясо. Я же говорю, мужчины – лучшие повара…
Гена бубнил и бубнил, словно его прорвало, повторяя по несколько раз отдельные фразы. Он говорил сам с собой. Постоянно, судя по всему. И в этом бесконечном, бессвязном потоке слов сквозило безумие. «Он сумасшедший, – брезгливо подумала Кира. – Сумасшедший, бывший уголовник к тому же. Господи, и как только тетя Тоня согласилась с ним встречаться? Как согласилась привести в дом, где ее дочь-подросток живет…»
Словом, впечатления от родных у Киры пока были не самые приятные.
Но она надеялась, что еще не все потеряно.
Скоро должны были прийти тетя Лида с мужем Виктором.
Впрочем, какая тетя Лида. Лида. Просто Лида. Всего лишь на девять лет старше Киры (сейчас Лиде – тридцать восемь). Красавица и умница, старшая подруга Киры в далекие года. И муж у Лиды – замечательный (мать рассказывала), единственное – в их семье не было детей. Ну и что, не все же рвутся стать родителями…
Тетя Лида появилась, когда все уже сели за стол в беседке, отец принес шашлыки.
– А вот и красава наша плывет… – наклонив голову затылком вперед, пробормотала тетя Зина. – Вечно опаздывает, никакого уважения.
Лида ничуть не изменилась за те тринадцать лет, что не видела любимую тетушку Кира.
Все такая же прекрасная. Роскошные волосы – золотые, вьющиеся, длинные (змееволосая!), тонкая талия, большая грудь. Нежный овал подбородка. Скульптурные ноздри. Безмятежные, огромные, блестящие глаза (волоокая!).
Лида увидела Киру, улыбнулась.
– Лида! – обрадовалась Кира, выскочила из-за стола, побежала тетке навстречу. В последний момент смутилась, но все равно не стала сдерживаться, изо всех сил обняла Лиду, расцеловала.
– Беглянка, – с упреком сказала Лида. – Сбежала и не появлялась.
– Так получилось…
– А это Виктор, муж мой, даже уж и не соображу, видела ты его когда или нет.
Хотя нет, Лида изменилась – чуть полнее стал овал лица, чуть тяжелее походка, сеточка морщин возле глаз. Да и волосы подкрашены – оттенок другой. Вероятно, седину прятала. Но, в сущности, изменения минимальны…
Виктор понравился Кире – спокойный вежливый мужчина с иконописным, строгим, красивым лицом. Словно персонаж из детских фильмов-сказок времен Александра Роу. Этакий положительный Иван-царевич. Виктор с Лидой безусловно выглядели парой .
Наконец все расселись за столом в беседке.
– Ну, я, как старшая, хочу поздравить нашего дорого братца, Игоря, с пятидесятилетием. Игоряша, желаю тебе счастья, здоровья, любви… – первой поднялась тетя Зина.
Звон бокалов, поздравления со всех сторон.
– Игорек, чтоб еще три раза по столько!
– Ой, три раза многовато. Двух хватит!
– Брателло, за тебя… – это Гена.
– Я тебе не брателло, но спасибо, – стальным голосом, отец. – Смотри у меня.
– Игорь, свет ты наш ясный… Чтоб в следующем году подполковника получил…
– А почему в следующем, а не в этом?..
– Шашлык, шашлык-то какой изумительный!
Еще череда тостов, разговоров ни о чем. Мать хлопотала, бегала вокруг стола, поднося закуски…
А потом все дружно повернулись к Кире.
Словно с самого начала ждали именно этого момента.
– Кира, детка. Ну кто же мог подумать. Такая худенькая была, слабенькая, невидненькая совсем. Это я не в обиду тебе говорю! И вот – композитор.
– Кира талант, – с улыбкой произнесла тетя Лида, слегка разрумянившаяся от вина. – Я всегда от нее чего-то подобного ждала. И, знаете, совсем не удивлена.
– И что, правду говорят, балет ставишь?
– Будет балет на музыку, которую я сочинила, – поправила Кира.
– И театр, говорят, специально для тебя построили?
– Нет, не для меня, для всех! – отбивалась Кира.
– А я слышала, что Главный театр собираются закрыть, а этот, Новый, – станет главным.
– Это слухи… Никто ничего закрывать не собирается.
– Нет, ну а что, правильно, – басом произнесла тетя Зина. – У них, в этом Главном, давно черт-те что творится. То уволят неугодных, то еще скандал какой, то ручки дверные разворуют, то канделябры. Были золотые, их своровали, привинтили пластмассовые. Я об этом в газете читала. А то еще моду взяли – кислотой всем неугодным в морду плескать!
– Все не так… – замахала руками Кира. – Театр – это не только дверные ручки. Это школа, это атмосфера, это…
– Ты их еще и защищаешь?! – вспылила тетя Зина. – По телевизору чуть не каждый день об ихних интригах. Тоже мне, деятели искусства! Позор, а не деятели. То порнографию в Интернет выложат, эти примы-балерины, зады свои голые, то еще что. И правильно новый театр придумали на замену старому. Может быть, дело получится.
– Глас народа! – со смешком поднял палец дядя Толя. – Ты слушай Зинку, Кира, она у нас лучше всех в искусстве разбирается. От телевизора не отлепишь. То танцы на Первом канале смотрит, то фигурное катание, то кто лучше песню споет…
– Ты лучше вот что скажи, Кира, – решительно вклинилась в разговор тетя Лида. – О чем балет? Как будет называться?
– «Красная Шапочка», – держа в руках шампур с мясом, меланхолично произнес Тим.
– Что?.. Правда?! – поразилась тетя Зина. – Серьезно?..
– А почему нет, – пожал плечами дядя Виктор. – Есть же балет «Щелкунчик» по сказке Гофмана. А «Лебединое озеро»?..
– «Щелкунчик» – мой любимый балет, – улыбаясь, заметила тетя Лида. – Даже не балет, а музыка… Она необыкновенная. Словно само счастье. Ах, Кира, милая, какими чудесными вещами ты занимаешься. И, знаете… – тетя Лида обвела всех глазами, – мне кажется, сюжет Красной Шапочки уникален, универсален. Его ведь не зря постоянно интерпретируют – то в кино, то в литературе…
– Училка… – вздохнула, махнув рукой тетя Зина. В самом деле, Лида работала учительницей в школе, преподавала русский язык и литературу.
– А напойте чего-нибудь, из избранного, – предложил, вполне искренне и любезно, сожитель тети Тони – Гена. – Напойте. Из избранного.
– Отстань от девчонки, брателло, – жестко произнес отец. Он явно с трудом выносил присутствие Гены за столом. И с улыбкой сказал, глядя на Киру: – Завидно вам всем, братцы, что старшая дочка у меня такая. Ну да сам ро́стил.
– За Игоря. За самого лучшего мужа и отца! – выпалила тетя Тоня, до того молчавшая.
На какое-то время Киру оставили в покое. Нет, она не обижалась, не злилась на свою родню, ее не коробили наивные вопросы, завуалированные шпильки… Дело в том, что она ожидала чего-то подобного. Поэтому не удивлялась ничему. Просто пережидала время. Завтра они с Тимом уедут отсюда.
…Лес. Дремучий лес, населенный множеством зверей. Хитрые лисы, забавные и пугливые зайцы. Нежные косули. Бестолковые и упрямые кабаны. Добродушный увалень медведь. Ночные совы. Юркие белки.
Волк!
Опасный, жестокий зверь. Хищник. Красивый хищник…
И весь этот дивный лесной народ кружится в пестром хороводе под музыку (у каждого из населяющих лес – своя мелодия). То минорную, то мажорную…
В лесу живет старушка. Милая пожилая женщина, находящаяся в гармонии с лесом, с природой, со зверями.
И вот однажды в гости к этой старушке отправляется ее внучка, юная особа. Кокетливая девчонка в городской шапочке красного цвета… Она не знает, что на лесной тропинке ей встретится Волк. Опасный хищник.
И только помощь отважного Лесника поможет Красной Шапочке избежать опасности.
В общем, сюжет балета – всем известный, единственное – никаких Дровосеков и тем более Охотников в нем задействовано не было. А был – Лесник. Спасал юную деву и противостоял Волку – воплощению звериной, злой сущности. Даже, как умудрились написать некоторые критики в предварительных рецензиях, – воплощению тоталитаризма. А Лесник якобы представлял демократические, гуманистические ценности. «И вы сами понимаете, на кого создатели балета намекают, на какие фигуры…» – шептались в кулуарах.
