Текст книги "Нежность августовской ночи"
Автор книги: Татьяна Тронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Евгения любила свой дом (несмотря на трассу под окнами), свой район, но в ней постоянно присутствовала эта тоска по чужим закоулкам. Может, поэтому она и избрала профессию фотографа – чтобы запечатлеть все и всех, чтобы любой уголок становился родным, принадлежал только ей.
«Мое. Все мое. Весь мир – мой. Потому что лишь я владею этим даром – ловить время и превращать мгновение – в вечность!»
Она считала себя самым лучшим фотохудожником Москвы. Уж чего-чего, а честолюбия в Евгении было – хоть отбавляй… Или это называется по-другому – тщеславие?
Евгения предпочитала работать в технике сепии.
Что такое сепия? Изначально так называли коричневое красящее вещество, вырабатываемое каракатицей. Но для фотографов сепия – это мягкий тонирующий коричневатый эффект. Нечто среднее между черно-белым и цветным фото.
Сепия – это декаданс. Романтическая грусть. Дух истории…
Поэтому большинство фотографий Евгении были сделаны именно так.
…Она щелкнула «мышкой», и на экране появился портрет мужчины. Евгения вздрогнула. «Я его сняла? Да, выходит, что сняла… Как его зовут? А, Глеб. Глеб…»
Глеб сидел на боковой скамейке катера, за его спиной – гранитная набережная и какой-то шикарный особняк, наверное, чье-то посольство. (И почему все посольства в Москве размещаются в таких старинных, уютных домиках? Законы гостеприимства? А наши послы за рубежом тоже антикварной красотой наслаждаются или как?..) Одна рука у него лежит на коленях, другая – на бортике. Глеб смотрит в сторону, его лицо – в три четверти.
Евгения щелкнула несколько раз «мышкой», увеличив изображение.
Черты лица Глеба – правильные, классические, что называется. Чуть впалые щеки, под глазами уже явно наметились небольшие мешки. Ему около сорока, но правильность черт всегда молодит… Сорокалетний юноша.
Странные у него глаза – печальные и одновременно спокойные. Он смотрит не на мир, он смотрит внутрь себя и видит только те картины, что проплывают перед его внутренним взором.
Евгения вчера, фотографируя все подряд, случайно сфотографировала и Глеба, в тот момент, когда он отвернулся. Поскольку все остальное время он смотрел только на нее, на Евгению. Смотрел не отрываясь. Но ее ли он видел? Кого он в ней узнал? Кого вообразил?
Бывают мужчины, активно погруженные в жизнь, в реальность. Они всегда здесь и сейчас. Много болтают и находятся в вечном движении. Стараются взять от жизни все. Много обещают, но, как правило, обещаний своих не сдерживают – не потому, что обманщики, а потому, что уже увлеклись какой-то новой целью, новым проектом, более важными и интересными. Они влюбляются до безумия. Лазят в окна к любимым женщинам, дарят цветы охапками, устраивают сцены и в припадке чувств (но это уже крайний случай) могут даже убить.
Но едва страсть утихнет, они – равнодушны и даже циничны. Начинают откровенно скучать.
Вот именно такой – Толик, бывший муж. Сначала сходил с ума от любви – безумствовал, падал на колени, а теперь вот корчится от злости и отвращения. И ладно бы она, Евгения, ему рога наставила или придумала какую-то невероятную подлость… Нет! Толик просто – разлюбил. Устал. Заскучал. Ведь такие, как Толик, не способны на вечную любовь.
Сейчас у Толика какая-то Ася, судя по всему, клиническая идиотка. Дитя природы, наивное и романтичное. Толик считает ее неординарной девушкой, необыкновенным, каким-то особо талантливым созданием. (А какая она талантливая, эта Ася, подумаешь, дизайнер одежды! В рвань какую-то людей заворачивает!)
А еще Ася – вегетарианка, мяса не ест, одни орехи щелкает, точно белка, и одевается в этническом стиле: юбки до полу, деревянные бусы, серьги из павлиньих перьев. Самовыражается. Сколько стоит пакет молока – не знает, не умеет заполнять квитанции на оплату электричества, исполняет на гитаре бардовские песни (как затянет «есть город золотой» – хоть вешайся), обожает валяться на газонах в парках. А самой – тридцать четыре года уже, не девочка!
Толик с Асей уже год вместе. Начался их роман, когда между Толиком и Евгенией шел самый жестокий этап войны, они собирались разводиться… Разлучницей Ася не являлась, но все равно… неприятно. Ничего-ничего, скоро он от этой Аси плеваться начнет, Евгении ли не знать бывшего мужа!
Вот этот, что на фотографии, Глеб, другой. Он, кажется, из тех, кто способен любить долго и преданно. Он не говорит трескучих, напыщенных фраз, он не бьется в истерике (фу, какими истеричными стали московские мужчины!). Он сдержан. Цветы дарить – обязательно будет, но миллион алых роз на площади перед окном любимой женщины никогда не выложит, потому что пафос и публичность ему чужды. Зато он будет с женщиной до конца жизни и, что самое главное, будет любить ее, свою избранницу!
Но бабы – дуры, им подавай миллион алых роз… На что, собственно, и купилась Евгения – тогда, десять лет назад, когда впервые встретила Толика.
Евгения еще приблизила изображение. Лицо Глеба теперь было во весь экран монитора. Евгения больше доверяла своим фото, чем себе. Потому что в жизни она ошибалась нередко, ее могли обмануть, а вот на фотографиях всегда проявлялась истинная сущность людей, с которыми ей приходилось общаться.
Для того чтобы понять человека, она снимала его на фотоаппарат. И только тогда делала вывод, стоит ли этому человеку доверять, любить его, дружить с ним.
Глебу – можно было доверить душу.
Евгения завороженно смотрела на экран. Фотография Глеба рассказала ей о нем все. Он – добрый. Верный. Внешне спокойный, но вовсе не равнодушный. Он нежный и благородный. Он защитит, и он пожалеет. Он чувствительный, хотя чувствительность считается не вполне мужским качеством. Но Евгения ненавидела так называемых «настоящих мужиков». Вот уж от кого ни верности, ни преданности не дождешься! Они не способны выслушать и понять женщину, они дико закомплексованы: а ну, не дай бог, кто засомневается в их мужественности!
– Надо тебя найти, – прошептала Евгения в экран.
Отодвинула изображение, чтобы взглянуть на всю картинку целиком.
Евгения была уверена, что Глеб поймет ее. Вчера она находилась в тяжелом положении. Она не собиралась красть чужой телефон, выманивать деньги… Так получилось. Тем более что телефон она вернула.
Когда она вернулась в кафе, Глеба уже не было, правда, официант сказал, что Глеб еще придет сюда завтра… Евгения отдала телефон официанту, предварительно переписав на листок бумаги номер абонента.
Повод пересечься с Глебом был. Вернуть деньги!
Она позвонит ему и скажет: «Послушайте, нам надо еще раз встретиться…»
Евгения потянулась за своим сотовым, набрала нужные цифры и зачем-то еще раз метнула взгляд на экран компьютера.
И едва не выронила телефон.
На правой руке Глеба, на безымянном пальце – блеснуло что-то. Кольцо?
Евгения выделила эту часть фото, увеличила изображение и с величайшим разочарованием обнаружила обручальное кольцо. Глеб был женат. Странно, что раньше она этого не заметила. Хотя чего тут удивительного – вчера Евгения хотела от Глеба только одного – денег и возможность воспользоваться сотовой связью. Лишь сегодня она, глядя на фото, по-настоящему заинтересовалась этим мужчиной.
Фотографии никогда не обманывали Евгению.
Глеб и в самом деле был нежным и преданным, способным на любовь до гроба. Он являлся таким – но для своей супруги! Ну а то, что глазел вчера на нее, Евгению, – так это ерунда. Абсолютно верных мужчин тоже не бывает.
Евгения никогда не водила знакомства с женатыми. Это – пошло. Это – плебейство. Дурной тон.
Евгения медленно и тщательно разорвала бумажку с телефоном на клочки. Потом открыла окно, выставила ладонь и позволила ветру унести обрывки бумаги – далеко-далеко…
«Я, конечно, должна вернуть ему деньги. Но ничего, обойдется. Авось не обеднеет!» – мстительно подумала она.
* * *
– Сюда, прошу… – Секретарша вела Глеба по коридорам. Офис «Урбанис-холдинга» как внутри, так и снаружи выглядел весьма представительно. Безупречный дизайн, все идеально чисто и красиво. Орхидеи в вазах. Вышколенные, лощеные сотрудники… – Проходите. Анатолий Романович ждет вас.
Глеб, заходя в кабинет, скользнул взглядом по табличке на двери – «Вице-президент Полонский Анатолий Романович». Ого, вице-президент…
– Добрый день… – из-за стола вышел молодой (по крайней мере, молодой для должности вице-президента) мужчина. Едва ли бывшему мужу Евгении исполнилось больше тридцати.
Анатолий был довольно высоким, сухощавым, в потертых узких джинсах и клетчатой рубашке. Светлые, почти белые волосы до плеч, очки без оправы. Судя по всему, Полонский принадлежал к новой когорте бизнесменов, что называется, продвинутых и креативных.
Анатолий и Глеб пожали друг другу руки.
Полонский представился:
– Анатолий. Садитесь, прошу. Так что вас сюда привело, э-э… Глеб?
Как ни странно, но Анатолий Полонский монстром не выглядел. Даже больше того – он чем-то импонировал Глебу. Нормальный парень… И чего Евгения не смогла договориться с бывшим мужем? И пустили к нему Глеба без всяких проволочек…
– Странная история со мной вчера приключилась, – начал Глеб. – Тут кафе в подвале неподалеку, в том же доме, где художественная галерея…
– Знаю. Был. Кормят неплохо, но кофе у них отвратительный, – серьезно кивнул Анатолий.
– Ко мне подошла девушка… молодая женщина, – продолжил Глеб. Как они ехали на катере и как он пытался с ней познакомиться, Глеб пропустил. К чему лишние подробности? – Ее звали Евгения. Она рассказала мне свою историю…
И Глеб кратко передал Анатолию события вчерашнего вечера и то, что сообщила о себе Евгения, – о ребенке, которого хочет увидеть, о том, что ее к ребенку не пускают, о том, что не может даже позвонить бывшему мужу, о том, что ей нужны деньги (впрочем, пункт о подкупе охраны Глеб благоразумно пропустил…). Анатолий слушал внимательно, очень серьезно, не меняя выражения лица, и ни разу Глеба не перебил.
– …сегодня официант в кафе вернул мне мой телефон. Он сказал, что Евгения собиралась еще раз вернуться отдать мне деньги, но она… так и не появилась там, – наконец закончил свой рассказ Глеб.
– Вполне в духе моей бывшей женушки. Деньги она вам не вернет, и не надейтесь. Я еще удивляюсь тому, что телефон снова у вас… Вы надеетесь получить деньги назад?
– Меня беспокоит ее судьба. Все ли с ней в порядке…
– А что с ней может случиться? – устало, недовольно вздохнул Анатолий. – Такие, как она, непотопляемы.
– Вы не понимаете. Она очень переживала из-за сына…
– Да, из-за сына, – уныло закивал Анатолий. – Да-да-да… И как я мог забыть о сыне… Глеб, вы взрослый мужчина, – произнес он вдруг совершенно другим тоном, жестко. – Вы не допускаете возможности, что Евгения морочила вам голову?
– Она не могла…
– Бросьте! Все она могла! Для нее же ничего святого нет! – с мрачным отчаянием воскликнул Анатолий. – Послушайте, Глеб. У Евгении нет никакого сына. У нее нет детей! Мы с ней так и не собрались родить ребенка, и слава богу… Хотя, если бы у нас был ребенок, я бы у нее его выкрал. Истинная правда.
У Глеба сжалось сердце.
– Вы вчера встретились с ней? – спросил он.
– Да. Ей все-таки удалось прорваться… Благодаря вам, добрый человек. Она ведь деньги у вас именно для этих целей выпросила! Я уже подписал приказ об увольнении одного охранника…
– Зачем же она так стремилась встретиться с вами? – нахмурился Глеб. – Если никакого сына нет…
– Вы не поверите. Глупая история, вполне в духе Евгении… Мы разъехались где-то около года назад, разводились потом долго и муторно, она без конца все делила, перевозила коробки с вещами с места на место… Что называется – ни пяди врагу (она меня почему-то врагом считает). И в результате передала мне коробку с моим барахлом, но – нечаянно положила туда и свой любимый фотоаппарат.
– Фотоаппарат? – переспросил Глеб.
– Да! Фотоаппарат! – с жаром воскликнул Анатолий. – И ладно бы какой крутой, современный… Это обычный пленочный фотоаппарат, которыми сейчас уже никто не пользуется! Ему лет шестьдесят, а то и семьдесят… Каменный век! Нет, антикварная вещь, безусловно, и фирма приличная – «лейка». Но зачем так сердце рвать из-за этой рухляди! У нее ж, у Евгении, куча всякой современной аппаратуры, дорогой, профессиональной, самой лучшей, супер-пупер… Нет, возвращай ей ее «лейку»! Немедленно возвращай, ворюга… а то, что она сама, по собственной рассеянности и бестолковости перепутала коробки с вещами…
– Значит, она придумала про сына… – пробормотал Глеб. – Все из-за «лейки»?!
Глеб слышал про фотоаппараты этой фирмы. Раньше они были очень популярны – предел мечтаний в двадцатом веке. Фотоаппараты фирмы «Leica».
– Так что же вы ей не отдали «лейку»? – спросил Глеб.
– Я вам объясню. Мне совершенно не трудно. А то она, моя бывшая женушка, хочет, чтобы люди меня за монстра считали… Я объясню! – угрожающе повторил Анатолий. – Она вспомнила о «лейке» совсем недавно… Кое-что сопоставила, догадалась, где ее любимый фотоаппарат может находиться. А я что, буду я в старье копаться… Лежат коробки где-то в гардеробной и лежат… Я-то не знал, что фотоаппарат у меня! Евгения говорит: верни «лейку». Я ей: у меня нет твоей «лейки». И понеслось! Причем, повторяю, она совсем недавно спохватилась, Евгения! А до того ей все до лампочки было… Я лишь на днях нашел у себя эту ее дурацкую «лейку»! И я ей камеру верну, обязательно верну… При первом же удобном случае!
Анатолий Полонский выглядел взволнованным, злым и несчастным, рассказывая перипетии своей семейной жизни чужому человеку.
– Вы понимаете, Глеб, насколько она беспринципная особа, моя женушка бывшая? Даже ребенка какого-то придумала! Хотя, с другой стороны, стали бы вы ей помогать, если б она призналась, что рвется ко мне из-за обычного фотоаппарата?
– Пожалуй, я пойду… – Глеб хотел подняться. Ему была неприятна эта ситуация. Неприятна роль, которую Евгения заставила его играть.
– Нет, останьтесь! – горячо воскликнул Анатолий. – Я вас очень прошу! Мы, в сущности, собратья по несчастью… Евгения нам обоим головы задурила! Я без обид, честно. Рита, кофе нам принесите… – Анатолий склонился к переговорному устройству. Потом повернулся к собеседнику: – Понимаете, так прижало, что надо кому-то выговориться.
Глеб молчал. У него не было причин не верить Анатолию Полонскому. Но оказаться по собственной глупости в центре чужих семейных дрязг…
Секретарша вкатила в кабинет сервировочный столик.
– Спасибо, Рита, вы свободны.
– Анатолий Романович, к вам пришли…
– Ася? Рита, конечно, пригласи ее, зачем ты спрашиваешь! – Анатолий сел в кресло напротив Глеба. – Угощайтесь. Такой кофе вы вряд ли где попробуете…
«Только Аси какой-то тут не хватало!» – мрачно подумал Глеб.
– Пожалуй, я пойду.
– Нет-нет, останьтесь. Сейчас я вас с Асей познакомлю. Пусть она вам все расскажет, если вы мне не верите…
Глеб не успел ничего ответить – в кабинет вошла эта самая Ася. Довольно-таки молодая особа, одетая более чем странно. Пестрые юбки (именно юбки, поскольку их было несколько, одна на другой), жакет, расшитый золотыми нитками, украшенные стразами лапти… Волосы у особы были заплетены в множество разноцветных косичек. И все – в перьях, фетровых шариках, монетках…
Но при всем при том Ася не выглядела городской сумасшедшей. Довольно милая девица. Из-под косиц выглядывало фарфоровое, нежно-розовое личико. Прелестные светло-зеленые глаза… Очень тощая, правда.
Сейчас таких странных созданий полно. Самовыражаются.
– Познакомьтесь, Ася. Ася занимается дизайном одежды. Ася, это Глеб.
– Глеб? – пропела девушка, растягивая гласные. – Здравствуйте, Глеб…
«Точно, дизайнер, – мрачно подумал Глеб. – С первого взгляда видно!»
– Ася, скажи, у нас с Евгенией есть дети? – сурово спросил Анатолий свою подругу.
– Дети?! – изумилась Ася. – Какие дети?..
– Ася, ты не представляешь, до чего докатилась Евгения… Вот, очередная ее жертва! – взволнованно произнес Анатолий, указав на Глеба. – Евгения заморочила человеку голову! Утверждает, что я отнял у нее сына!
– Бре-ед! – с восторгом и ужасом протянула Ася.
– Извините, но мне правда некогда… – Глеб сделал очередную попытку уйти, но Ася его перехватила. Взяла его руки в свои – нежные, цепкие – и уставилась прямо в глаза. Не вырываться же?
– Глеб, вы даже не представляете… – пропела Ася, – что нам с Толиком вчера пришлось пережить, – это ад, самый настоящий ад… Она ворвалась, она нас оскорбляла…
– Елки зеленые, так давно бы «лейку» ей отдали! – вырвалось у Глеба.
– Мы бы отдали, но «лейка» дома, не здесь, – сухо произнес Анатолий. – Я думаю, Евгении не так уж и нужен фотоаппарат, ей важней досадить мне.
– Толик работает, у него серьезная работа, а она мешает… – пропела Ася, таращась на Глеба немигающими зелеными глазищами. – Вы слышали, что правительство города собирается реконструировать Солнечный остров? «Урбанис-холдинг» – один из инвесторов… Такая ответственность! А тут эти скандалы…
– Ася, не надо… – поморщился Анатолий.
– А все потому, что Евгения ненавидит Толика. Она ревнует его. Ко мне, – скромно добавила Ася.
– Ася, не надо… – поморщился Анатолий. – Словом, Глеб… у меня к вам просьба. Не позволяйте Евгении распространять обо мне глупые слухи. Я нормальный человек, ничего противозаконного не делаю, на мне большая ответственность… А «лейку» я верну в самое ближайшее время! Так и передайте…
«Кому передать?» – хотел спросить Глеб, потом передумал:
– Вы извините, но мне правда некогда. Очень беспокоился о Евгении, но… раз дело только в фотоаппарате… думаю, я зря сюда пришел. Спасибо за кофе.
– Всего доброго! – пропела Ася.
– До свидания… Риточка, проводи человека! – склонился к переговорному устройству Анатолий.
Глеб уже подошел к дверям, но, перед тем как выйти, обернулся и спросил:
– Скажите, Анатолий… А ваша бывшая жена – хороший фотограф?
– Что? А… Не очень. Так, средне… – Анатолий слегка удивился. – А почему вы интересуетесь? Впрочем, неважно… Да вы сами можете оценить ее работы. Ее фото висят в той же самой галерее, по соседству, на втором этаже. Целый зал Евгении Торцовой (она не брала мою фамилию). Кстати, а вы знаете, почему у нее не было вчера денег? Уж не потому, что я при разводе обобрал ее до нитки. Она на все деньги арендует залы и выставляет там свои работы. Сейчас ведь ни один художник, ни один фотограф не может просто так, бесплатно, вывесить свои… э-э… шедевры. Такова нынешняя реальность! Но это ничуть не оправдывает мою бывшую жену… – насупился Полонский. – Вот видите, я всегда стараюсь соблюдать объективность!
* * *
Так получилось, что Глеб опять оказался в том же месте, с которого начались его приключения… или злоключения?
В галерее современного искусства Айрата Тыклера еще толпилась публика, несмотря на то что до закрытия оставалось совсем немного времени. Глеб сразу поднялся на второй этаж.
Выставка фотографий «Посвящение Москве».
Часть фото Глеб уже видел – именно тут они вчера встретили Акима Петрова. Сейчас диггера в зале не наблюдалось – да уж, погуляли они вчера втроем, с Бергером и Иваном Павловичем, – знатно.
Следующий зал (до которого они вчера так и не дошли) был целиком и полностью посвящен работам Евгении Торцовой.
Не без душевного трепета Глеб приблизился к снимкам, сделанным Евгенией. Чуда он не ждал, Полонский обронил, что как фотограф его жена не блещет, да и вообще, что особенного может быть в фотографии? Насколько Глеб понимал, смысл имеет только событие, которое запечатлел фотограф. Если повезло поймать удачный момент – получилось хорошее фото, нет – так нет. Ну, и много зависит от самого фотоаппарата. На дешевую «мыльницу» гениальный кадр не снимешь!
Но работы Евгении поразили Глеба.
…Игра света и тени. Дома, которые как люди, – каждый со своим характером. Деревья с ветвями, которые напоминали заломленные руки. Блики, играющие на воде…
Каждый снимок – это целая история. О любви, ненависти, равнодушии, радости и печали.
Пространство на фотографиях Евгении обретало объем, раздвигалось, расширялось до бесконечности. Форма перетекала в содержание. Появлялся второй смысл. Третий… еще…
«Посмотри на этот мир новыми глазами. Сколько солнца! Ты любишь утро? Ты обращал внимание на то, насколько утренний свет отличается от вечернего? У тебя щемило сердце, когда ты глядел на закат? Нет? Ну так взгляни, увидь все это заново, ощути на своем лице ветер, вспомни запах сирени, вспомни, как цветут липы на Бульварном кольце… В этом мире живешь ты. И я…» – казалось, Глеб услышал голос Евгении.
«По-моему, она гениальна…» – растерянно подумал он, бродя вдоль стен, на которых были развешаны фото. У него даже перехватило горло.
«Да что ж это такое! – с мрачной злостью сказал он себе. – То она плохая, то она хорошая… Я слишком много думаю о ней. Я только о ней и думаю. К черту. Хочу видеть ее снова!»
– Галерея закрывается, просьба освободить помещение! – вежливо обратилась к Глебу смотрительница.
– Скажите, как мне найти автора этих работ? – спросил ее Глеб.
– Хотите прибрести фото? А пожалуйста, вон на том столе визитки, – приветливо объяснила смотрительница и вышла из зала.
…Уже сумерки гуляли по Москве.
Глеб сел в машину. В одной руке он держал визитку, в другой – свой сотовый, намереваясь прямо сейчас, сию секунду позвонить Евгении.
Внезапно экран у телефона вспыхнул, на нем появилось улыбающееся лицо жены, и заиграла мелодия. Глеб дернулся и машинально нажал на кнопку «ответить».
– Алло, Глеб… Глеб! Ты меня слышишь?
– Нина… здравствуй.
– Я звонила домой, никто трубку не берет. Потом решила на мобильный… так, на всякий случай… – деловито чеканила жена. – Ты восстановил свой номер? Купил новый телефон? Глеб, я как раз тебе об этом хотела напомнить в прошлый раз – чтобы ты этим занялся… А то как же мы без связи… Но ты сам догадался все сделать, молодец!
Глеб молчал. «Где она сейчас? Надо спросить. Интересно, что она ответит?.. И про часы… Нет, бог с ними, с часами, надо про детей спросить! Зачем она от меня скрывала, что сделала столько абортов…»
Глеб был нормальным человеком. Его очень непросто было сбить с толку какой-либо сенсационной новостью, даже если она, эта новость, касалась непосредственно его личной жизни.
Только в дешевой мелодраме герой, услышав страшную тайну, сразу начинал на себе волосья рвать от горя или возмущения. Сразу же всему верил.
Глеб не понимал подобного поведения. Как это так – послушав первого встречного или какого-нибудь завистника-недоброжелателя – немедленно начинать верить?
А проверить?
Мало ли что… Информатор может врать. Путать что-либо. Добиваться какой-либо выгоды для себя. Просто из любви к вранью. Из зависти к чужому счастью. Вот Рощин, заморочивший Глебу голову, – явно одинокий, не любимый женщинами дядька. Зануда ста пятидесяти килограммов веса. Возможно, влюбленный в Нину (как не влюбиться, она же красавица, очень интересная женщина!)… возможно, терапевт Рощин пытался с ней флиртовать, получил от ворот поворот. Ревность, злость, досада – «почему другим мужикам везет, а мне – нет?!».
Вот и решил насолить Глебу. Заявил, что Нина практически здорова, и всю эту галиматью про аборты…
Ну не могла Нина двадцать лет придумывать себе жуткие хвори, играть в инвалида… Какую цель она преследовала, если лгала? Отомстить мужу за Катеньку? Да уж забыто все… Да и не было ничего! Двадцать лет мстить мужу за один поцелуй, подаренный чужой девушке? Да это демоном надо каким-то быть, сумасшедшей… А Нина – не демон и не сумасшедшая. И вообще, что это за месть такая? Получается, жена сама себе плохо делала, избавляясь от детей!
Глупо, глупо, глупо. «Я так ненавижу своего мужа, что не рожу ему ребенка!» Нет. Гораздо проще развестись, чем класть свою жизнь, материнство на алтарь мести.
«А часы? Ой, да хрен с ними… Потратила деньги на тряпки поди!»
– …Глеб! Почему ты молчишь? – сердито спросила Нина. – Я спрашиваю, ты пылесосил в квартире? У меня аллергия, между прочим… Я от пыли задыхаюсь, могу в больницу загреметь благодаря тебе! Глеб?..
– Что?
– Ты какой-то странный. А! Я догадалась. Ты опять напился. Ты пьян! Глеб, милый… зачем ты это делаешь? Подумай обо мне… – В голосе жены сквозило раздражение, жалость. – Подумай о себе… На что ты тратишь свою жизнь?
– А ты?
– Я? – Нина на миг смешалась. – Глеб, я свою жизнь трачу на тебя. То есть не так… Я живу ради тебя! А ты…
– Нина… Нина, я хочу тебя спросить, – медленно произнес Глеб.
– Да, милый, спрашивай.
– Нина… Ты где сейчас?
– Я сейчас в спальне, собираюсь скоро ложиться. Почитаю и лягу.
– В какой спальне?
– На даче в спальне! – закричала Нина сердито. – Что за вопросы! А ты где? С кем ты там пьешь? Бергер не уехал?
– Я один.
– Этого еще не хватало, в одиночку напиваться! – еще больше разозлилась Нина.
– Я приеду сейчас.
– Как ты приедешь?! Ты соображаешь, о чем говоришь?.. Как ты за руль-то сядешь?.. Господи, за что мне это наказание… – застонала Нина.
– Я приеду на такси.
– Прям! Денег у него куры не клюют! Ты знаешь, сколько с тебя сдерут?! И не хочу я тебя сейчас видеть… Ты же знаешь, я терпеть не могу тебя пьяного!
Глеб не пытался убедить жену в том, что он сейчас абсолютно трезв. Он вдруг подумал, что Нина – пока сама не захочет – ни в чем ему не признается. Глебу ли не знать собственную жену – упрямую, настойчивую, целеустремленную… Она из тех, кто и под пытками будет твердить свое. Вот недавно – выкинула Глебов любимый костюм и так не сказала, что она это сделала. «Ты сам выкинул это старье!»
– Когда ты приедешь? – спросил Глеб.
– Когда? Дня через два-три… И не вздумай являться без предупреждения!
«Зачем? Я уже понял, что тебя нет на даче…» – мысленно ответил ей Глеб.
– Все, пока.
– Пока… – Глеб нажал на кнопку.
«Рощин не врал, – снова задумался Глеб. – Он сначала вообще не хотел ничего говорить, я его вынудил. Кроме того, не похож он на незадачливого влюбленного. Серьезный дядька, педант и зануда… Зачем ему морочить мне голову? Наоборот, он искренне пытался меня успокоить, утверждая, что мне не стоит беспокоиться о здоровье Нины… А про аборты он сказал так, словно я знал о них. Он даже злился на меня, что я такой никчемный муж…»
Глеб передумал звонить Евгении. Запал прошел.
Теперь тайна Нины снова мучила его. Чего скрывала Света, ее лучшая подруга?
«К Светке еще раз съездить, прижать ее? Нет, Светка тоже – кремень… И, между прочим, она не сообщила Нине о моем недавнем визите! Потому что, если бы сообщила, Нина сейчас говорила бы со мной совсем по-другому!»
Глеб нажал на газ. Ехал домой через центр, два часа стоял в пробках.
Почти ночью он вышел из машины возле своего подъезда. Во дворе было тихо, качались в листве фонари. Лишь скрип качелей.
Уже держась за ручку подъезда, Глеб оглянулся.
На качелях сидела девочка из первого подъезда. Рядом ее мать, осторожно качала дочку.
У девочки была большая голова, всегда склоненная на одно плечо. Она не говорила, мало что понимала. «Вот не побоялась дурочку родить… – как-то отозвалась о матери девочки Нина. – Между прочим, это у них в семье наследственное! Бабка тоже была какой-то чокнутой».
…Глеб просмотрел сообщения на автоответчике. Да, Нина действительно звонила. Еще несколько звонков от разных лиц, но ничего особо срочного…
Глеб принялся методично исследовать содержимое шкафов и тумбочек. Он не имел привычки копаться в вещах Нины. А зачем? Нет, пару раз было, когда искал какие-то документы, так Нина потом сердилась – только беспорядок устроил.
В ее платяной шкаф Глеб вообще ни разу не заглядывал.
В ящик с лекарствами – тоже, никогда.
Глеб вывалил на стол содержимое именно этого ящика. Настойка шиповника. Пустырник. Это что? Заковыристое название… Глеб развернул аннотацию. Вчитался – продается без рецепта врача. Так называемый БАД – нечто среднее между лекарством и витаминкой, скорее – вспомогательное средство, не являющееся основным при лечении серьезных заболеваний. Но дорогущее, судя по цене, указанной на стикере!
Еще одна затейливая коробка. И еще…
Ящик был буквально забит БАДами и сухими травами. Ни одного серьезного лекарства, если почитать аннотации. Все без рецепта врача продаются! А, нет, есть одно, по рецепту – снотворное… Но и только!
Рощин не врал. У Нины не было никаких страшных недугов. Одни мелкие хвори.
«Значит, и про аборты он тоже не придумал», – подумал Глеб.
И вдруг вспомнил девочку на качелях.
А что, если Нина делала аборты потому, что знала – у них с Глебом родится урод. Такое ведь бывает – человек практически здоров, может прожить долго, но знает – его потомство обречено.
Поскольку Глеб и вся его родня ничем подобным не страдали, то дело заключалось в Нине.
Но почему Рощин не сказал об этом?
А потому, что это и было тайной Нины, которую она скрывала даже от своего лечащего врача. Ведь никакие лекарства не помогут, никакие доктора, если дело – в генетике… И нет смысла жаловаться. Именно поэтому жена и хотела видеть себя больной. И ему, мужу, не могла сказать о своей наследственности… Уж лучше на сердце с давлением жаловаться все эти годы, на бесплодие и прочее, чем один раз сказать – я могу родить только урода.
Глебу стало жутко.
Его жена столько лет хранила такую тайну!
«Но разве я не понял бы, не поддержал бы ее? О, Нина, глупая, бедная… Одна, столько лет в аду, который сама себе придумала!»
Глеб затолкал лекарства обратно в ящик. Когда закрывал ящик, выпала какая-то бумажка. Открытка, написанная корявым почерком. «Поздравляю Ниночку с Новым годом, желаю счастья, успехов…» Обратный адрес – Ростовская область, деревня Ивняки. Открытка от Клавдии Трофимовны Зарубиной.
От тети Клавы. Родной тетки Нины.
Все эти годы тетка писала Нине письма, отправляла посылки с домашними заготовками. Нина несколько раз ездила к ней в деревню. На день, на два… В этом июне вот ездила на целую неделю.
Глеб порывался сопровождать жену, но Нина каждый раз отговаривала его: «Милый, это деревня, там ничего интересного… Это моя родня, а не твоя. Тебе будет скучно».
Глеб соглашался с Ниной. В самом деле, чего это он там забыл, в Ивняках?.. И благодарил судьбу за то, что ему досталась такая удивительная, мудрая супруга, не отягощающая его своими родственниками.
Но теперь Глеб жаждал попасть в Ивняки.
Кажется, именно там он мог найти ответы на свои вопросы.
* * *
– Толик! – крикнула Евгения.
Бывший муж дернулся, повернул голову. Одной ногой он уже был в машине. Евгении все-таки удалось его подловить.
– Толик, я тебя умоляю… Давай поговорим! – Евгения вцепилась в железные прутья забора – на территорию огороженной автостоянки постороннему не пройти. – Толик, прости за вчерашнее… Я больше не буду скандалить, честное слово!
Толик застонал и убрал ногу с подножки. Повернулся к Евгении.
– Что тебе? – спросил он с глубокой тоской.
