Текст книги "Нежность августовской ночи"
Автор книги: Татьяна Тронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Н-да, очень уж неприятный скандал может получиться… из тех, которые даже Фридрих не любит. Одно дело – эпатировать публику старушечьими кофтами и крайне левыми взглядами, другое – элементарно не заплатить по счету. Рисковать репутацией Бергера, репутацией издательства – Глеб не мог. И своей репутацией – «ой, люди добрые, меня одна аферистка вокруг пальца обвела, все денежки выцыганила…». Нет уж, лучше самому решить этот вопрос, не привлекая ни администрацию кафе, ни других сторонних людей. А с Ряпушкиным потом можно разобраться. Куда они, кстати, пропали с Бергером? Может, Грачеву все-таки удалось проехать на остров и он увез их?.. Если бы Глеб не позволил аферистке заморочить себе голову, он бы сейчас не оказался в таком положении, да еще без денег и сотового…
– Ваш счет. – Официант положил на край стола кожаную папочку. – Заведение закрывается.
Глеб заглянул в папочку. «О-о… Ровно двадцать тысяч! Это что, насмешка судьбы?»
– Послушайте, у меня сейчас нет денег, – сказал он. – Судя по всему, я разминулся с друзьями. Давайте я вам что-нибудь оставлю в залог, а завтра подвезу денег.
Глаза у официанта стали возмущенно округляться.
Глеб быстро снял с руки часы:
– «Лонжин», настоящие. Не копия.
Часы были подарком Нины, и стоили… ну, раз в десять больше той суммы, что стояла в счете. Конечно, не самая роскошная модель у «Лонжин», из простеньких, но весьма приличная.
Официант повертел часы на ладони. Взгляд у него был цепкий, серьезный – взгляд знатока (нынче все, живущие в Москве, стали разбираться в часах, одежде, марках машин – даже те, кто едва сводил концы с концами).
Официант, хищно улыбнувшись, сказал:
– Если вы не подвезете денег, я часы себе оставлю.
– Я привезу, – твердо произнес Глеб. – Вы только расписку напишите, что я вам их отдал на хранение.
…Через пять минут Глеб уже шел вдоль набережной, по направлению к метро. Конечно, быстрее было бы уплыть на катере, но движение по воде уже прекратилось. Час-то поздний! Алкоголь от быстрой ходьбы практически выветрился из головы, но душевное состояние продолжало оставаться скверным.
Глеб переживал не из-за часов… Часы он себе вернет. Из горла у того официанта вырвет, если тот попытается их присвоить себе.
Глеб сейчас переживал – глобально. Жить в мире, где существуют особы, подобные Евгении, – коварные, корыстные, лживые, мелочные, манерные, – противно. Она ведь, чтобы обобрать Глеба, сразу нашла его слабое место. Надавила на больную мозоль.
Дети!
«У меня украли сына, я так переживаю…» Ловкая манипуляторша.
Глебу было стыдно за то, что Евгения ему понравилась, что он, чего греха таить, почти влюбился в нее.
Уж лучше бы Евгения была простой карманницей. Обшарила бы карманы да сбежала бы. Куда честнее, чем весь этот спектакль разыгрывать!
«Это мне наказание. Ничего не бывает просто так… Даже в мыслях нельзя изменять той, с которой прожил полжизни, той, которую любишь больше жизни… Ниночка, рыбка моя. Прости, прости, прости!»
…Свою будущую жену Глеб Мазуров встретил двадцать лет назад, когда только вернулся из армии. Нина была на год старше, училась на экономиста. Скромная, тихая девушка. С трудной судьбой (как не пожалеть!) – родители умерли, Нину класса до восьмого воспитывала тетка в деревне, потом девочка перебралась обратно, в родительскую квартиру, и жила уже одна там. Самостоятельная, разумная. Нина – не красавица, но и дурнушкой ее тоже нельзя было назвать: круглое личико, губы чуть узковаты, но зато – водопад иссиня-черных волос.
Пожалуй, единственным крупным недостатком Нины являлось, если можно так сказать, наличие в подругах некоей Светы Злобиной, бывшей одноклассницы Нины. Света часто заваливалась к молодой паре в гости, совала нос куда не следует… Света терпеть не могла Глеба, равно как и весь мужской пол, и потому постоянно пилила подругу: «Нина, брось его, зачем ты с ним связалась, все мужики сволочи, одной жить лучше!»
Но Глеб научился мириться с частыми визитами Светы. (Кстати, Светка так и осталась старой девой, мужа себе не нашла. Оно и неудивительно – характер у нее был скверный, под стать фамилии, а внешность ее… выглядела она примерно так, как Надежда Константиновна Крупская, причем не в самые лучшие свои годы. За единственным исключением – Света не страдала базедовой болезнью.)
Итак, брак Глеба и Нины, хоть и заключенный по любви, был все равно скороспелым. У Глеба все приятели, вернувшиеся из армии, быстро женились, но и развелись так же быстро – все. В те времена ранние браки еще считались нормой. Кроме того, одновременно с женитьбой Глеб поступил в институт. А какой из студента муж? Тут даже на большой любви долго не проживешь: ни денег, ни свободного времени… Какая еще семья?!
И в довершение всего Глеб увлекся подругой жены. Не Светкой, нет, упаси бог… Однажды к Нине приехала из Питера ее подруга детства, Катенька, – хрупкая, изящная ученица хореографического училища, – вот между ней и Глебом пробежала искра.
На третий день пребывания Катеньки в их доме (гостиницы – удовольствие дорогое) как-то так получилось, что Глеб поцеловал эту самую Катеньку. На маленькой кухне, где очень непросто было разойтись, не прикоснувшись друг к другу, даже людям с астеническим телосложением… Катенька ответила на поцелуй немедленно и с таким энтузиазмом отличницы…
Неожиданно появилась Нина – она вернулась из института, тихо открыв дверь своим ключом. Сразу же отправилась на кухню готовить ужин – и увидела пикантную сцену. Дальше поцелуев у Глеба с Катенькой не зашло, но, если бы Нина задержалась в своем институте еще минут на десять, зашло бы, сто процентов.
Глеб был нормальным молодым мужчиной, Катенька – нормальной молодой женщиной… Обычное дело, все через это проходят. Без измен ни один брак не обходится, даже самый идеальный. Но с Ниной, когда она увидела Глеба, обнимающего Катеньку, случился обморок: она, не сказав ни слова, покачнулась, завела глаза под потолок и стала падать. Глеб не успел подхватить жену – та виском ударилась о край раковины, брызнула кровь… В сознание молодая жена пришла не сразу. Вызвали «Скорую», врачи нашли у Нины сотрясение мозга, отвезли в больницу, зашили ссадину на виске.
«Еще ударилась бы она чуть левее, на полсантиметра всего, – остались бы без жены. Височная кость тонкая, – сказал Глебу врач в больнице. – Эх, молодежь… Вот ты, парень, зачем женился? Не нагулялся еще? Ну и гулял бы себе дальше! Выбрал бы раз и навсегда – либо гулянки, либо семейная жизнь!»
Эти слова очень сильно подействовали на Глеба. Он до того особо не думал, чего он хочет от жизни, – просто плыл по течению. Но с этого момента решил – останется с Ниной. Будет верен ей. Плевать на инстинкты, на пустые разговоры о том, что мужчина не способен хранить верность одной-единственной женщине… Он, Глеб Мазуров, – способен.
Его неверность чуть не убила Нину. Глеб, уже потом, глядя на других женщин, всегда вспоминал тот день, когда в коридоре накручивал диск старого телефона, вызывая «Скорую». Рядом бурно рыдала Катенька, все твердила, что она ни в чем не виновата, что не хотела и т. д. и т. п. Потом Глеб снова прибежал на кухню и увидел лежащую на полу жену, все еще без сознания. Бледное, неподвижное лицо Нины было в крови, дыхания не слышно… Он, Глеб, чуть не убил ее. Полсантиметра до смерти.
Разве верность – такое серьезное испытание, что он его не выдержит?
Разве инстинкты – сильнее любви?
И вот результат – Глеб Мазуров за двадцать лет супружеской жизни ни разу не изменил жене. Да, появлялись иногда на горизонте красивые женщины, которые проявляли к нему явный интерес… были и ситуации – такие, особые… но ни разу Глеб не воспользовался случаем, ни разу не ответил на чей-то заинтересованный взгляд. Глеб, как мужчина, умер для мира – в тот самый день, когда по его вине чуть не погибла Нина.
Зато Глеб Мазуров родился как муж Нины, как возлюбленный одной-единственной… Он не бравировал и не хвастался своей верностью, но он также и не скрывал ее, эту верность, – например, в мужских компаниях, когда велись самые откровенные разговоры за бутылочкой пива… «Да, ребята, я ни разу не изменил Нине». – «За столько лет – ни разу?! Мазуров, ты даешь! Кремень…»
Он был самим собой – таким, как есть.
А тогда, двадцать лет назад, когда Нину, бледную, заплаканную, с повязкой на голове, отпустили через пару часов домой из больницы, он обещал ей, что – никогда больше. Никаких Катенек… Собственно, и с Катенькой ничего такого еще не успело произойти. Ревновать не к чему, любимая. «Прям! Да кто этим мужикам поверит! – бушевала Света, немедленно примчавшаяся поддержать подругу в трудной ситуации. – Гони его, Нинка, в шею! Они все – кобели! Их уже не переделать!»
«А я ему верю, Света!» – вдруг сказала Нина и протянула Глебу руку.
«А почему ты в обморок упала? Такой шок был? А вдруг ты чем-то больна? Просто так люди в обморок не падают! Нет-нет, не просто так, – тут же поправился он. – То, что я сделал, – отвратительно, но все равно как-то странно… Обморок – это серьезно! – Глеб обнял Нину. – Послушай, может, тебе еще надо провериться, у другого врача?»
«Пожалуй, да, – кивнула жена. – Если честно, то у меня иногда какой-то шум в ушах… и тут колет, – она указала на сердце. – Я не сказала об этом доктору в больнице, а, наверное, следовало бы…»
«Вот! – завопила Света Злобина. – Нинка вся больная, а ты ее окончательно на тот свет отправить хочешь! Негодяй ты, Мазуров! Убийца!»
Света напрасно подзуживала подругу – Нина простила Глеба. А потом действительно обнаружилось, что она больна. Сердце, сосуды, проблемы по женской части… нет, инвалидом Нина не была, но с тех пор не вылезала от докторов.
И как Глеб мог обманывать несчастную, больную женщину? Он и не мог. Он жил только для Нины. Спустя несколько лет, когда Глеб уже работал (Нина так и не смогла окончить институт, сидела дома), выяснилось еще, что, скорее всего, Нина не может иметь детей. Нет, шанс был, но довольно призрачный… Нина держалась. Она мужественно продолжала ходить по врачам, а результата – никакого…
Глеб же к тому моменту хотел детей, очень хотел. Но если не судьба?
Год назад, когда Нине исполнилось сорок, Глеб дал себе слово: как бы он ни мечтал о ребенке, он никогда не оставит жену. Он будет рядом с Ниной до самой смерти. Он переживет. Он сможет. Он любит Нину – ведь та всю свою жизнь отдала ему…
…Глеб вернулся домой во втором часу ночи.
Он с таким исступлением думал о Нине, так корил себя за то, что на какое-то время потерял голову, болтая с этой аферисткой, как ее там… Евгенией, Женькой… Женькой Золотой Ручкой, – что всю ночь ворочался с боку на бок, точно на сковородке.
Под самое утро Глеб решил ехать на дачу – сейчас, немедленно. Ему невыносимо хотелось увидеть Нину. Позвонить ей, предупредить, что едет? Нет, не стоит – еще очень рано, она, наверное, спит…
Подобных эскапад – приехать без предупреждения, устроить сюрприз, выпрыгнуть из-за угла с букетом цветов и прочее – Глеб не позволял себе никогда. Никаких резких, неожиданных движений, поступков, порывов. У Нины было слабое сердце – когда-то, давно, она договорилась с мужем на этот счет. Кроме того, у Нины имелись проблемы со сном. Она спала плохо, а если уж просыпалась среди ночи – то больше не могла заснуть. Глеб во сне ворочался, иногда храпел, вставал – чтобы попить водички, если перебрал накануне… Поэтому не дать Нине лишний раз выспаться – жестоко.
Но сегодня Глеб все продумал – он не будет ей звонить, поскольку, скорее всего, она еще спит, а приедет на дачу и там тихонько дождется пробуждения жены. Потом проведет с ней рядом целый день, а вечером вернется в Москву…
Глеб умылся, побрился, сел в машину – благо алкоголь из крови уже выветрился.
Грядущий день у него был свободным, у Фридриха намечались съемки в студии – большое интервью для российских читателей, с переводом очередного романа тоже можно было не торопиться – сроки еще позволяли… «А за часами съезжу вечером. Никуда они не денутся! Нине скажу, что часы забыл дома, в Москве… Она поверит – знает, что я товарищ рассеянный, часто что-то забываю. Главное – увидеть ее поскорее!»
Здесь надо заметить, что Нина, слабая здоровьем, большую часть лета проводила на даче. Врачи рекомендовали ей свежий воздух. Глеб тоже мог жить на даче, с Ниной рядом (какая разница, где сидеть за компьютером – в городской квартире или за городом), но не хотел лишний раз обременять жену своим присутствием – ведь тогда Нина была вынуждена стоять у плиты, хлопотать по хозяйству, слушать его храп, а потом, не выспавшись, снова вставать к плите… И как следствие – у нее начинала кружиться голова, скакало давление. А ведь бесполезно говорить: «Приляг, Ниночка, я все сделаю сам!»
…Около восьми утра Глеб уже ехал по территории коттеджного поселка, где располагалась и их с Ниной дача. Дорога была едва видна – над землей стелился туман, и солнце с трудом пробивалось сквозь дымку.
Глеб думал о Нине. Вернее, не думал, а представлял ее в самых разных ситуациях – как она ходит, улыбается, лежит на диване с книгой… Или сидит на веранде, раскладывая за столом пасьянс, время от времени отгоняя рукой комаров… Ее волосы черной волной рассыпаны по плечам, укутанным пледом, лицо – белое-белое, без единой морщинки, с идеально ровной кожей…
Она вся была розово-белой, мраморной. Чуть тяжеловатая красота древних богинь. Спокойные, плавные движения. Спокойный голос, чуть с хрипотцой: «Глеб, ты приехал!» – так скажет она, когда увидит Глеба.
«Прости, не позвонил… Но у меня украли телефон, можешь себе представить?»
«Могу. Как у тебя голову еще не украли! Рассеянный, с улицы Бассейной… Ты пил?» – строго.
Нина всегда все замечает, всегда чувствует его настроение. Они – единое целое, у них одно сердце на двоих. Срослись намертво – только разрубить можно, с кровью…
«Немного».
«Ну да… Немного! Вон, мешки под глазами. Совсем опух от пьянства. Обещай, что больше не будешь!»
«Обещаю».
«Ты врешь!» Она засмеется, безнадежно махнет рукой.
«Ты лучше всех. Я люблю тебя. Только тебя…»
– Только тебя… – шепотом повторил Глеб, подъезжая к высокому кирпичному забору, которым была окружена его дача.
Машину он оставил у ворот – потом загонит в гараж, когда Нина проснется, ни к чему сейчас шуметь… Через узкую дверь в воротах Глеб вошел в сад.
И здесь между деревьев плыл туман, пахло сыростью. Розы на клумбе еще цвели – огромные, пунцовые… Но под ними на земле уже были рассыпаны опавшие лепестки. Скоро осень.
Высокий забор надежно скрывал сад от посторонних глаз. С соседями Мазуровы не дружили – слева была дача одной старухи, генеральской вдовы, терзаемой злой тоской по прошлому, справа – набегами жила семейная пара, Астафьевы, – люди шумные и бесцеремонные. Нина терпеть не могла старуху, с Астафьевыми тоже давно разругалась (что за мода – устраивать пикники с музыкой аж до самого рассвета!), а Глеб еще продолжал с ними здороваться, но старался не делать это при Нине.
Сейчас со двора Астафьевых не доносилось ни одного звука – наверное, соседей не было на даче, или они тоже спали.
Глеб по асфальтовой дорожке направился к веранде, то ли наслаждаясь, то ли томясь этой густой, прохладной тишиной, нарушаемой лишь шелестом листвы…
«Нина. Ниночка… Я здесь».
Вот и окно, за которым была спальня. В доме темно, шторы задернуты кисеей, окно плотно закрыто.
Окно – закрыто?
В первый момент Глеб как-то пропустил это обстоятельство, а потом удивился. Нина никогда не спала с закрытыми окнами – ей вечно не хватало свежего воздуха. Одышка. Впрочем, и бодрствуя, Нина окон тоже не закрывала.
Странно.
Глеб уже не думал о том, разбудит он жену или нет.
Подошел к входной двери – закрыта. Снаружи висел тяжелый вычурный замок.
– Опаньки… – растерянно пробормотал Глеб.
Он достал из кармана ключ (слава богу, что с ключами он никогда не расставался), открыл замок, вошел в дом. Тишина, древесный запах, перемешанный со слабым ароматом трав – Нина любила сухоцветы.
На всякий случай Глеб обошел весь дом, залез зачем-то на чердак… Заглянул в гараж (пустой, машины Нины там не оказалось), обшарил сад.
Нины не было.
«Она уехала! Но почему не позвонила? Как это почему? Мобильник-то у меня увели! Хотя Нина могла оставить сообщение на городском телефоне!» Потом Глеб попытался вспомнить, когда Нина обещала приехать в город. Кажется, в ближайшие несколько дней – точно не собиралась.
Ей стало плохо и она поехала к доктору? Но как в таком случае Нина рискнула сесть за руль?
Глеб еще раз обошел дом. Порядок, чистота. Хотя на комоде лежал легкий слой пыли – что очень нехарактерно для Нины, она убиралась каждый день.
Глеб зашел в спальню – аккуратно застеленная постель, ровно натянутое покрывало, край бахромы на нем строго параллелен полу. Не пахло здесь и «Шанелью номер пять» – любимыми духами Нины, которыми она поливала себя постоянно.
И порядок, и пыль, и холодный, неживой какой-то воздух – все говорило о том, что дом пустовал довольно давно. По крайней мере, несколько дней… А это странно – ведь Глеб говорил с женой буквально вчера. Нина находилась на даче, жаловалась по телефону, что плохо спала, просила его предупредить заранее о своем приезде… Что еще? Да вроде ничего.
Дикость какая-то. Ее похитили несколько дней назад, а вчера заставили позвонить, солгать мужу? Зачем? Бред… Но ведь никаких следов похищения! И, если вспомнить, голос у Нины был совершенно нормальный, утомленно-нежный – ни тревоги, ни беспокойства в нем не замечалось. Пожалуй, даже капризно-раздраженный слегка…
Беспокоиться не имело смысла. Наверное, они просто разминулись с женой. Ну а пыль… Ерунда. Пыль может за пару часов накопиться. И флакон любимых духов – внезапно закончиться. Но в любом случае стоит позвонить Нине.
«Мобильника-то нет!» – с досадой опять напомнил себе Глеб. Делать нечего – он отправился к Астафьевым. Уж номер телефона жены Глеб знал наизусть.
…Глеб нажал на кнопку звонка.
Минут через пять дверь в воротах соседского дома распахнулась – на пороге стоял Астафьев – парень лет тридцати, упитанный и добродушный. Сонно моргал глазами.
– Здрась…
– Олег, здравствуйте… Извините, что разбудил. Я… у меня телефона нет, а надо позвонить, срочно.
Астафьев потер глаза. Потом изрек:
– Вы проходите… Сейчас телефон дам.
Глеб шел за ним по двору к дому и удивленно думал: «А он неплохой мужик… Нормальный! Не спрашивает ни о чем, за телефоном вон отправился… Хороший сосед. И чего Нина на них злится?»
– Вот, пожалуйста, звоните. Телефон здесь оставьте, на скамейке, ладно? И ворота захлопните, там английский замок. А я досыпать пошел…
Сосед скрылся в доме, а Глеб остался в чужом саду один, с мобильным.
Набрал номер Нины, внутренне содрогаясь – а ну как не ответит?!
– Алло? – Сонный, недовольный голос жены. – Алло! Кто это?
«Жива! Здорова! С ней все в порядке!» – возликовал Глеб.
– Нина, Ниночка… Это я!
– Глеб? А почему номер какой-то незнакомый определился? – удивленно спросила жена.
Глеб хотел ответить, что это мобильник соседей по даче, но потом спохватился – ни к чему Нине знать, что он ходил к Астафьевым.
– Ниночка, я свой потерял, вот, пришлось по чужому телефону… Как ты?
– Голова болит. И сердце. Но это ерунда, я привыкла. Не сильно болит… Совсем немного!
– Ты хорошо спала? – осторожно спросил Глеб.
– Ужасно. Эти Астафьевы всю ночь шумели…
– А теперь? – растерянно спросил Глеб.
– Теперь они заснули, утихомирились. Таблетку только что выпила – тут ты звонишь…
У Глеба возникло чувство, что он находится в каком-то ином измерении. Кто он, где он на самом деле, где Нина?.. Кажется, она говорит о том, что на даче… А как она может быть на даче, когда ее там нет? Это он, Глеб, на даче!
Кто из них бредит – он или Нина?.. Или она шутит?..
– Глеб, ты пил? – строго спросила Нина.
– Нет. То есть да…
– То-то я смотрю, чудной ты какой-то! – недовольно произнесла она. – Этот Бергер… Всю ночь с ним пили?
– Да.
– Ложись. Мне не звони, не приезжай. Завтра созвонимся. Все, пока…
– Нина! Нина, стой!
– Что еще?
– Нина, как у вас погода?
– У нас? У нас солнышко. А в Москве как?
– Тоже… солнышко.
– И слава богу. Ну все, пока. Целую, – почти ласково ответила Нина, и в трубке зазвучали короткие гудки. Глеб нажал на кнопку отбоя, положил телефон на скамейку и направился восвояси. Потрясенный и растерянный.
На всякий случай Глеб еще раз обошел дом. Никого. Пусто, тихо… Он один бродит по даче. А где тогда Нина?
«Может, у меня белая горячка?» Глеб пощупал лоб, подошел к зеркалу. Оно отразило чье-то помятое, незнакомое лицо. Он высунул язык. Язык был желтый, обложной.
Он, Глеб Мазуров, конечно, выглядел скверно, этого отрицать нельзя. Но он пока еще был в своем уме.
Нина думала, что Глеб сейчас в Москве. И сказала – у нас сейчас солнышко… У нас – в смысле на даче. Но ее тут не было!
– Нина соврала… Зачем?
Любой нормальный муж сразу бы заподозрил свою жену в неверности. Но не Глеб. Представить, чтобы Нина гуляла где-то по ночам, – невозможно. Нина была спокойной, рассудительной женщиной, вообще несклонной к авантюрам. В ее жизни было всего двое мужчин: первая любовь – какой-то там школьный друг, тыщу лет назад, и он, Глеб.
«Где же она сейчас находится?» – задумался Глеб.
На даче жены не было. Дома, в Москве, – тоже.
«Светка Злобина! Она у Светки, точно!» – озарило Глеба. Когда он наконец догадался, где может скрываться Нина, то возник новый вопрос – зачем жене понадобилось врать ему сейчас, что она на даче, а не у Светки?
Глеб, конечно, не любил Светку Злобину. Терпел эту особу с трудом, да, это точно, но никогда, никогда не препятствовал общению Нины со Светкой. Пусть Нина ходит к Светке в гости, пусть Светка огородным пугалом торчит у них, Мазуровых, на кухне и почем зря честит Глеба, мужчин, женщин, детей – всех людей скопом, политику, моду, телевидение…
Глеб никогда не покушался на личное пространство своей жены, он уважал его. Поэтому Нина в любой момент могла спокойно признаться – да, милый, я у Светы сейчас в гостях – и Глеб ей бы слова поперек не сказал…
Но она не призналась. И тем не менее Нина могла находиться только у Светы. Точно-точно… А у кого еще, других близких подруг у жены не имелось. Родни, кстати, у Нины тоже не было, кроме тетки, живущей под Ростовом Великим… (Скрывать визит к родной тетке, заменившей Нине мать, – вообще абсурд!)
Но зачем эта таинственность?!. Нина – больная женщина, она постоянно на лекарствах, она в любой момент могла… умереть. Нина не имеет права прятаться от мужа… Мало ли что случится!
Когда Глеб вспомнил о болезнях жены, то волей-неволей в голову ему пришла одна мысль, неприятная, страшная.
А что, если врачи поставили Нине новый диагноз? Сказали ей – а вам, милочка, недолго осталось, крепитесь. И Нина решила окончательно подтвердить этот диагноз – например, у других врачей. А для этого ей пришлось остановиться у Светки, дабы он, Глеб, ни о чем пока не догадывался… Они, двадцать лет прожившие бок о бок, кожей срослись, читали друг у друга по лицам! Нина решила не тревожить мужа раньше времени.
Если вспомнить, Нина не очень-то любила распространяться о своих болячках. Да, она часто ходила по врачам, пила много лекарств, нередко ощущала приступы дурноты, слабости, ее время от времени мучили боли – но Нина старалась не заострять на этом внимание.
Есть больные, которые с утра до вечера соловьем разливаются – рассказывают о своих болячках, о докторах, у которых лечатся… Нина – не такая. Она мужественно держалась, терпела боль и недомогания, своими проблемами Глеба старалась не грузить. Говорила сдержанно – голова болит. Сердце. Живот. Но никогда не расписывала свои недомогания в подробностях. Иногда просила о каких-то мелочах – подвезти до поликлиники, увезти, достать в такой-то аптеке такое-то лекарство… Несколько раз Глеб ездил в Подмосковье за барсучьим жиром. Но и только.
А когда Глеб пытался поговорить с ней на эту тему («Может, за границу поедем лечиться? Может, сменим поликлинику? Может, в следующий раз я с тобой к доктору пойду? Может, открыли новый способ лечения, новое лекарство – давай, я поспрашиваю, давай узнаю?..») в страстной надежде, что жена вылечится, выздоровеет и даже родит, Нина только отшучивалась.
И просила не вникать в ее дела – поскольку ей, например, неприятно было распространяться о гинекологических тонкостях, даже перед собственным мужем. «Милый, я все знаю, все понимаю о своих недугах не хуже дипломированного медика, на месте не стою, сама в вечном поиске… Ну что, я тебе сейчас о лапароскопии должна рассказать? Брось… Такие рассказы мужчинам счастья не прибавляют!»
Слово «лапароскопия» действовало на Глеба угнетающе. Вообще каждый раз, когда при нем произносили медицинские термины, ему становилось тошно. Он-то сам никогда ничем не болел, даже простужался редко, с врачами контактировал только во время профилактических медосмотров. Ни аллергии, ни хронического насморка… Рук-ног (тьфу-тьфу-тьфу!) ни разу не ломал. Головой ни обо что не бился сильно. Грибами и испорченными консервами не травился.
Итак, Глеб, в отличие от Нины, был абсолютно здоров, и единственное, на что он мог пожаловаться, – это на похмельный синдром, который иногда у него случался, если накануне приходилось перебрать лишнего… Поэтому он, как среднестатистический здоровый мужчина, в медицине не разбирался вообще. Обо всяких врачебных делах он знал только из лаконичных рассказов жены.
«Голова болит. И сердце!» – вырвалось сегодня у Нины в телефонном разговоре.
Это была ее привычная жалоба. Если бы Глеб захотел подробностей (как болит, где, лечится ли это?), то Нина, как всегда, отшутилась бы, перевела разговор на другую тему. Такое уже было, и не раз…
«Почему Нина все время пытается оградить меня от плохого, не дает помочь ей? Чего она боится? Я ведь способен поддержать ее, пройти вместе с ней этот тяжелый путь… Наверное, она видит, как я отношусь к докторам и медицине, но это же не значит, что я не способен быть рядом с ней во время лечения!»
Желание Нины оградить Глеба от того, чтобы он вник в ее медицинские проблемы, – похвально и трогательно. Редкие из жен ведут себя столь самоотверженно и мудро. «Но, блин, не доводить же все до абсурда! – вдруг взбесился Глеб. – Эта ее скрытность… Неужели Нинка меня совсем за слабака считает?! Все, пора с этим кончать… И я тоже хорош… Надо было раньше со всем этим разобраться! Сейчас поеду к Светке, найду там Нину и скажу ей: «Нина, ничего от меня не скрывай. Говори, как есть. Теперь ты по врачам будешь только со мной ходить!»
Глеб сел в машину и направился снова в город.
По дороге ему в голову пришла очередная мысль: возможно, ситуация со здоровьем у Нины не так страшна. Просто она, наверное, отважилась на какую-нибудь зверскую операцию – ради того, чтобы у них с Глебом наконец родился ребенок. И чтобы не расстраивать мужа кровавыми подробностями, решила этот факт скрыть.
«Дурочка! Идет на пытки, лишь бы угодить мне… Ох, какая дурочка… К черту детей. Так ей и скажу. Проживем без них. Сироту из детского дома возьмем, если ей так приспичило…» От раздражения и нежности к жене Глеба буквально трясло, ему не терпелось увидеть Нину. Он уже не помнил ни о чем другом.
…Света Злобина жила в большом многоквартирном доме, в одном из новых районов Москвы – как раз по пути.
Глеб слегка заплутал среди одинаковых кварталов (он с Ниной был в гостях у Светы всего пару раз), но потом увидел небольшую церковку, выкрашенную в ярко-малиновый цвет, – она являлась ориентиром… Значит, здесь.
Также по памяти Глеб нашел подъезд, поднялся на последний этаж. Слева… да, вот эта дверь слева – Светкина.
Глеб нажал на звонок, прислушиваясь к звукам изнутри. Тишина, потом шарканье.
– Кто там? – спросил дребезжащий старческий голос. И это несмотря на то что в двери был просверлен «глазок»… «А, ну да, у Светки же мать есть, совсем древняя старушка…»
– Здравствуйте! – громко произнес Глеб. – Я к вашей дочери, Свете… Меня зовут Глеб.
Тишина. Старушка за дверью словно уснула. Потом загремели замки, и дверь медленно отворилась. На пороге стояла маленькая сухонькая старушка, с нимбом пушистых седых волос, топорщащихся вокруг головы.
– Здравствуйте, э-э… – имени старушки Глеб решительно не помнил. Марь Петровна? Анна Федоровна? – Скажите, а Света дома?
– Вы к Свете? – пожевав губами, дребезжащим голосом произнесла старушка.
– Да, да… Я муж Нины, вы ведь Нину должны знать… Нина тоже у вас?
– Мама, кто там? – из глубин квартиры донесся голос Светки.
Старушка пожевала губами, не в силах ничего ответить. Всякое мыслительное усилие, вероятно, давалось ей с трудом.
Глеб, уже достаточно взвинченный для того, чтобы соблюдать хорошие манеры, нетерпеливо переставил старушку на другое место и прошел в квартиру. Быстро постучал, распахнул дверь, ведущую в комнату Светки…
Света Злобина, в махровом розовом халате, перетянутом поперек туловища поясом, в розовых тапочках с помпонами, поливала из лейки кактусы. Света напоминала сейчас какой-то мультяшный персонаж – розовая, круглая, перетянутая, с мочалкой из тонких светлых волос на голове, в круглых очках а-ля Гарри Поттер… и с этой смешной лейкой в руках, стилизованной под слоненка с хоботом.
У Светы было очень много кактусов, горшки с ними занимали все свободное пространство комнаты… Колючие чудовища стояли на подоконнике, на полках шкафов, теснились на специальных подставках…
Нины в комнате не было.
– Где она? – Глеб в один прыжок подскочил к Свете, схватил ее за плечи. – Говори, где она?!
Светка отреагировала как-то странно – она ни капли не удивилась появлению Глеба… безусловно, была ошарашена, но – никак не удивлена.
– Скотина, что ты делаешь! – Она попыталась ткнуть его лейкой. – Я тебе ничего не скажу!
«Я тебе ничего не скажу!» – вот так сразу, не раздумывая.
В эти мгновения Глеб совершенно отчетливо понял: Светка Злобина в курсе всех дел Нины. Светка покрывает Нину и настроена на глухую оборону. А Нина, возможно, в этот момент в какой-нибудь больнице терпит муки смертные… одна. Самоотверженная, бесстрашная, глупая его жена.
Необходимо срочно вытрясти из Светки правду.
– Нет, ты у меня все скажешь! – взревел Глеб и еще раз тряхнул Свету. Халатик на ней распахнулся. Под халатиком прятался абсолютно круглый, сливочно-белый живот Светы. Над животом – два сливочно-белых полушария размером поменьше, упакованные в ярко-красное кружево. Ниже живота были такие же ярко-красные кружевные панталоны.
На какое-то время Глеб оцепенел. Его сразил этот пунцовый, агрессивный беспредел. Старая дева Светка, оказывается, носила такое белье?..
– Хам! – Света отскочила назад, запахнула халат и завязала пояс в сложный морской узел.
