Текст книги "Ребенок и компьютер"

Автор книги: Татьяна Шишова

Соавторы: Ирина Медведева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

СМЕРТЬ У КОМПЬЮТЕРА

В Екатеринбурге произошёл случай из ряда вон выходящий, пишет «Российская газета». Четырнадцатилетний школьник пришёл домой из компьютерного клуба, мать сразу заподозрила неладное в его поведении. Вызвала «скорую», мальчика увезли в детскую городскую больницу № 9. Неделю он провёл в реанимации, но усилия врачей оказались тщетны – ребёнок умер. Установленная причина смерти – острое нарушение мозгового кровообращения, иначе говоря, инсульт.

Врачи говорят, что мальчик был вполне здоров, раньше к врачам не обращался. Скорее всего, произошла так называемая декомпенсаторная реакция на фоне скрытого процесса – возможно, было общее переутомление в конце учебного года, был какой-то стресс, а мерцание компьютерного экрана в тёмной комнате спровоцировало именно такую реакцию головного мозга.

Егор Лунев из Екатеринбурга с самого начала школьных каникул проводил всё свободное время в компьютерном клубе, рассказывает «Комсомольская правда». 31 мая парень сидел за компьютером 12 часов подряд.

Домой школьник возвращался разве что перекусить, да выспаться, а утром вновь спешил вернуться к любимому времяпрепровождению. Родители не запрещали ему играть, полагая, что мальчик после окончания учебного года имеет право на отдых, пусть даже и такого плана, отмечают «Новые Известия», которые пишут, что ребёнку было не 14, а 12 лет.

Теперь санитарные врачи займутся проверкой гибели подростка, – сообщает информационное агенство REGNUM.

В управлении здравоохранения сообщили, что расследованием займутся органы санэпидемстанции. Они должны проверять условия в компьютерных клубах – в частности, дозу лучевой нагрузки и время пребывания посетителей у монитора. К ответственности будут привлечены и владельцы клуба.

А. В. Ермаков [5]5
  Артём Валерьевич Ермаков – кандидат исторических наук, заместитель главного редактора молодёжного православного журнала «Наследник».


[Закрыть]
НЕЖИВАЯ СРЕДА ОБИТАНИЯ (картинки с выставки)

Писать о технических объектах и технологических процессах, плотным кольцом окружающих современного ребёнка, – дело не слишком благодарное. Пока статья выйдет в свет, официальные нормативы технического оснащения школьных классов могут смениться дважды, если не трижды. Что же до аналогичного домашнего окружения, то сумма его вариантов и комбинаций во много раз превышает количество научно-фантастических романов, издающихся сегодня. Если кому-то кажется, что для решения проблемы взаимоотношений его ребёнка с техническим миром достаточно найти пределы разумного пользования компьютером, телевизором, магнитофоном и другой бытовой техникой, то он ошибается. Вообще, термин «пользование» в этом случае давным-давно пора заменить словом «сотрудничество» или даже «сосуществование». Хотим мы этого или нет, но технические средства обучения давно уже перестали быть набором послушных человеку предметов. Они вошли в среду нашего обитания наряду с комарами, деревьями и воздухом. Они стали частью той реальности, что встречает человека при рождении и готова сопровождать его до самой смерти, а, возможно, и дальше. Не верите? Тогда смотрите сами.

Картинка 1-я. Диверсанты в колыбели

Недавно я гостил в одной верующей семье, на первый взгляд, круто отмежевавшейся от искушения электроникой и психотехникой. Компьютер и телевизор отсутствовали в принципе. От подаренной родственниками микроволновой печи молодые супруги шарахались, как от холерного барака. Читать, считать, писать или говорить по-испански семимесячного младенца, слава Богу, никто не учил. И всё же именно из его кроватки я извлёк игрушки, поведение которых привело меня в неописуемый ужас.

Первой была утка. Самая обычная мягкая игрушка из обшитого синтетикой поролона. Но дело было совсем не в ткани. Утка крякала. Крякала, надо сказать, на совесть. Спрятанный глубоко внутри динамик издавал звуки, которых не постыдилось бы любое подмосковное болото. Родители весело и гордо махали ей перед носом своего дитяти, нисколько не задумываясь о том, что, таким образом, они не только лишают его радости будущего открытия настоящего живогоутиного крика, но и, возможно, готовят почву для сравнения русской природы с диковинной тайваньской механикой. Сравнения, очень может быть, не в пользу отечественной реальности. Хотя (давайте задумаемся об этом сразу) домашняя механическая утка в наше время вполне может показаться реальнее дикой.

Но впечатления от утки, а следом и весь белый свет померкли в моих глазах, когда вслед за ней из кроватки достали курицу. Патентованную курицу для стимуляции нервной системы, а также других систем детского организма: зрительной, слуховой, вкусовой, осязательной (насчёт обоняния я не очень уверен; по-моему, она всё же ничем не пахла)… Курицу, которая имела несколько режимов кудахтанья и поблёскивания красными глазами, напоминавшими мигалки ГИБДД, а также гремела, хрустела, скрипела, шелестела разными членами своей поролоновой фигуры, «развивая богатство тактильных ощущений». Напоследок, она изрыгнула из своего чрева (сегодняшние игрушки обзавелись и таким внутренним органом) маленькое бежевое яйцо.

– Ну, а это-то зачем?!

Счастливые родители поспешили замять мою непонятливость и наперебой начали объяснять, что такая деталь не только придаёт игрушке «достоверность», но и приучает ребёнка с малых лет «целомудренно» и спокойно размышлять о процессах размножения живых организмов.

Поражённый увиденным, я, к сожалению, соображал довольно туго и лишь невнятно возражал, что одно и то же тряпичное яйцо на верёвочке, которое можно вынимать и запихивать руками в недра курицы бесконечное количество раз, никак не способствует правильному изучению биологии. Мысль о том, что столь практическое изучение этой науки в раннем возрасте не так уж обязательно, пришла мне в голову уже позднее. Кстати, как и мысль о сомнительных достоинствах «достоверных» игрушек. Ведь если буквально следовать этому принципу, то любой пистолетик должен стрелять (желательно боевыми патронами), а любой паровозик – жечь в топке уголь и возить пассажиров (желательно на Павелецкий вокзал). В конце концов, не легче ли подарить ребёнку настоящую курицу (или револьвер), чем так изощрённо добиваться «жизненной правды» в игре, которая всё-таки должна чем-то отличаться от «настоящей» жизни?

Некоторым читателям может показаться, что я давно отклонился от поставленной темы и слишком увлёкся, описывая свои переживания в гостях. В конце концов, каждый взрослый, а потом и каждый ребёнок выбирает себе игрушки по своему произволу, и ограничивать их выбор бессмысленно. Но ведь описанные мной утка и курица совсем не простые игрушки. Скорее, их (особенно курицу) можно назвать развивающими пособиями или обучающими тренажёрами. Причём довольно несовершенными и безобидными. Сегодня рынок наводнён куда более эмоционально агрессивными изделиями такого рода. Вспомним хотя бы игровые приставки или электронных животных – «тамагочи».

По большому счёту, и это – вчерашний день. Российские глянцевые журналы для родителей уже наперебой размещают рекламу некоего обаятельного чудовища (назовём его, к примеру, оно, правду сказать, его настоящее имя не очень-то казистее), которое «реагирует на все действия ребёнка и может общаться с ним». Представьте себе, как это маленькое ушастое гибридное скрещение совёнка с нетопырём для начала спрашивает имя нового хозяина, к месту или не к месту повторяя его всё последующее время. Потом онотакже будет повторять и другие услышанные слова. Ещё оно«любит петь и его можно научить петь любую песенку». К тому же ему «нравится, когда его гладят по животику или спинке, и тогда оно очень забавно урчит». Оно«реагирует на свет и засыпает, когда темно». А вот, похоже, и главная разгадка его привлекательности: «Если Вы заняты работой, то оноумолкнет, но стоит позвать его, как оноочнётся и заговорит с Вами».

Зачем ребёнку может понадобиться такое дружески настроенное существо, и что ономожет дать человеку, вступающему в жизнь, в отличие от выходящих из моды «друзей человека»? Что, кроме бытовой стерильности отличает его от домашних животных? Некоторые «прогрессивные» родители уверяли меня, что котёнок и щенок не умеют разговаривать с детьми (что, между прочим, никогда не мешало детям самим говорить с котятами). Утверждение вполне сродни тому, что искусственная утка лучше крякает. Даже если это так, все эти электронно-меховые «друзья», входя в жизнь наших детей, занимают в ней не только собачье место. Чьё ещё? Друзей, сестёр, братьев, родителей?.. А, может быть, место живых существ вообще? Полностью оккупировать его нашим новым «друзьям», конечно, не под силу. Но вот немного потесниться и уступить им нам, видимо, придётся. Хотя, что значит «немного»? И кому «им»?

Картинка 2-я. Потерянная речь…

С кем, вообще, чаще всего общается современный городской ребёнок, особенно дошкольник? С кем он говорит? С другими детьми? Только если он ходит в детский сад (что может позволить себе не более 20% населения), постоянно и свободно гуляет на улице (около 50% городских детей), часто бывает в гостях у соседей или родственников, у которых есть дети, или, наконец, сам живёт в большой многодетной семье. Общение с посторонними, но не совсем чужими взрослыми, которому так способствовали прежние общежития, коммуналки или замкнутые дворы, сейчас становится невозможным в принципе. Во-первых, чужими стали почти все окружающие. Во-вторых, к детям стали проявлять особенный интерес маньяки, бандиты, торговцы органами, наркоторговцы, бомжи… А в-третьих, большинство взрослых интерес к «посторонним детям» потеряло напрочь. Все заняты, все работают. Остаются наёмные няни и воспитатели (редкая экзотика), добрые бабушки и дедушки (вымирающий вид), ну и родители, разумеется.

Но современные родители просто не имеют достаточно сил и времени, чтобы по душам разговаривать с ребёнком. Часто они даже не знают толком, как и зачем это делается. Много ли матерей сегодня умеют петь, например, колыбельные песни? Я знаю семьи, где давным-давно вообще ничего не поют, а ставят пластинку, кассету, диск или достают из коробки его(вы ещё не забыли, кто у нас может «петь любые песенки»?). Детям чуть постарше включают телевизор или видеомагнитофон (хорошо ещё, если на кассете окажутся мультфильмы, а не ужасы или эротика). Дети ещё постарше включают их сами. Потом добавляются мобильный телефон, плеер, компьютер…

В такой обстановке дискуссия на тему «Границы применимости обучающих машин в средней школе» выглядит надуманной. Ребёнок, с малых лет растущий и развивающийся в окружении электронных голосов и мерцающих призраков, сам привычно определяет эти границы. Техника учит его всему. И не надо обольщаться, что техническую среду общения создают люди. Неизвестно ещё, кто кого создаёт, по крайней мере, последние лет тридцать. Лучшим примером этого может быть постепенное исчезновение или, как теперь принято говорить, «отмирание» человеческой речи.

Процесс этот, только ещё набирающий обороты в России, в Европе и Америке уже давным-давно стал серьёзной проблемой. Около двадцати лет назад в Германии количество детей с нарушениями речевой и слуховой способности не превышало 4%. Но в 1988 – 1992 детский врач из Майнца Манфред Хайнеманн обнаружил, что среди трёх-четырёхлетних малышей процент речевых нарушений приближается к 25. Сегодня этот показатель вырос ещё на 20%. Почти половина немецких детей не умеет нормально разговаривать! Да и не только немецких. В 1996 году в начальных школах Великобритании запустили специальную программу, обучающую первоклассников спрашивать дорогу и здороваться. Агентства социального страхования в той же Германии настолько озабочены ростом специальных логопедических школ, что на собственные средства выпустили книгу «Поговори со мной!» Тема более чем актуальная, ведь средняя европейская мать тратит на разговоры со своим ребёнком 12 минут в день.

Пятнадцатистраничная брошюра Райнера Патцлаффа «Детство умолкает», изданная на ту же тему у нас, конечно, не может подробно описать все особенности проблемы утраты речи, но суть её объясняет довольно ясно. «Языковедение привыкло видеть в речи человека не что иное, как средство передачи информации от «передатчика» к «приёмнику». Однако у такого понимания, возникшего уже в XIX столетии, есть серьёзные последствия. Если речь идёт только о содержании, которое нужно передать, то… информация может достичь цели при помощи различных средств – письма, знаков, образов, жестов… Но для ребёнка, которому предстоит освоиться с миром речи, ни в коей мере не безразлична среда. Ведь только благодаря обращённому к нему слову он может стать человеком в истинном смысле слова», – пишет Патцлафф.

Речь – это, прежде всего, искусство движения. «Прежде, чем маленькому ребёнку удастся сформулировать одно единственное предложение, ему необходимо научиться владеть в совершенстве более ста мышцами, участвующими в процессе речи и координировать их». Один из главных теоретиков кинесики (науки о движениях человеческого организма), американский учёный Кондон не так давно впервые описал удивительную синхронность движений всех частей тела говорящего и слушающего, напоминающую «изящный и плавный танец». Некоторые учёные предполагают, что эти движения стимулируют не только мышечную активность или мелкую моторику конечностей, но и правильный рост скелета, а также активность коры головного мозга. Все эти факты приведены здесь для того, чтобы можно было наглядно представить, чего ежедневно лишает ребёнка наша аудиовизуальная техника, которая, в то же время, несомненно, сообщает ему массу интересной и полезной информации.

Сторонники введения цензуры СМИ и ежедневного появления Пушкина на телевидении и Чайковского на радио должны осознать, что русская классика сохраняет свой воспитывающий, гармонизирующий человека потенциал только тогда, когда передаётся «по старинке», то есть из уст в уста. Составителям многочисленных сегодня фонохрестоматий и мультимедийных учебников для детей до 8 лет тоже не мешало бы запомнить это. Иначе никакие оцифрованные шедевры мировой культуры не спасут обездвиженный и потерявший речь разум.

Картинка 3-я. Метаморфозы тела

Впрочем, только ли разум? Ведь младенец, сидящий перед экраном или монитором, в принципе не расположен к активному движению. У него бегают разве что глаза.

То же самое можно сказать и о школьнике, ежедневно проводящем за партой пять-шесть (виноват, уже семь-девять) часов. Винить в этом современную технологическую среду не стоит. Парта – слишком давнее и древнее изобретение, а классно-урочной системе вот-вот исполнится четыреста лет. Однако в своё время эта система также рассматривалась как обучающая технология, причём, довольно передовая. Она, между прочим, как никакая другая социальная реформа, подготовила строительную площадку для возникновения индустриального общества, и была надёжной базой этого общества на всём протяжении его истории. Частично обездвижив ребёнка, она, тем не менее, сохранила за ним ряд базовых физических навыков, а также привила несколько новых. В первую очередь, ручное письмо, отмирающее сейчас под напором разного рода устройств механического ввода электронных данных.

Вся предшествующая картинка нужна была мне не столько для того, чтобы напугать читателей перспективой исчезновения речи, сколько для напоминания непреходящей роли движения в развитии человека. Массовый российский читатель, должно быть, уже подзабыл классическую работу Энгельса «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека». Можно не разделять эволюционистские взгляды её автора, но с тем, что облик человечества действительно зависит от характера физических движений, присущих ему как биологическому виду, трудно не согласиться. Так или иначе, но мы – люди, потому что используем для ходьбы две нижних конечности и производим различные манипуляции с предметами при помощи двух верхних. Множество других, куда более мелких движений, гарантирующих каждому из нас выживание и самообеспечение, составляют наш образ жизни и формируют наш образ мыслей.

Прежде характер этих движений в значительной степени зависел от естественной среды обитания. Однако многие люди всегда стремились вырваться за пределы существования, положенные природой (и, скорее всего, Богом, но сейчас мы не обсуждаем этот вопрос), изменить первоначальную среду обитания таким образом, чтобы как можно меньше зависеть от неё. Неизвестно, знали они или нет, что это неминуемо повлечёт изменения в их сознании, а потом и во внешнем облике. Мы сейчас это знаем. Знаем мы также и то, что независимость от природы оборачивается зависимостью от вновь созданной искусственной среды. Что характер наших физических движений в этой среде столько же зависит от наших потребностей и желаний, сколько диктуется её особенностями (не побежит ведь никто, в самом деле, через оживлённую десятиполосную автомагистраль, как бы он не спешил).

Какое отношение это имеет к школе и к обучению? Дело в том, что до самого последнего времени физические движения ребёнка оставались, в каком-то смысле, неприкосновенным запасом человечества. На отведённом ему пространстве (комната, квартира, подъезд, двор, улица…) он передвигался свободно и относительно естественно, будучи ограничен только возможностями своего возраста и социальным статусом родителей. Общественные системы обучения или профессиональная деятельность ограничивали и регулировали его активность в том возрасте (7 – 10 лет), когда его организм был уже так или иначе оформлен. При этом резкое обездвиживание в начальной школе всё равно было чревато психологической (а иногда – и физиологической) травмой.

В сегодняшних условиях, когда технологическая среда подошла к самому порогу детской и буквально врывается в колыбель, речь должна идти уже не о травме, а о мутации (стойком изменении наследственных структур организма). Мало ставить вопрос: какимбудет ребёнок, сформировавшийся в условиях ограниченного движения и человеческого общения в закрытом пространстве? Нужно ещё понять: кемон будет?

Картинка 4-я. Бедные живые существа

Четвёртую картинку я хотел посвятить описанию глобальных поисковых систем и размышлениям об их роли в современном образовании, но вовремя остановился. Во-первых, тема интернета в школе сама по себе слишком серьёзна, чтобы касаться её вскользь. А во-вторых, его мощное вторжение на российский образовательный рынок началось слишком недавно и до сих пор носит, в основном, рекламный характер. Серьёзно обсуждать итоги и последствия этого вторжения можно будет только тогда, когда мы столкнёмся с первым поколением людей, выросшим «в сети» (или «в сетях»?). А до этого времени можно лишь наблюдать и задавать вопросы.

Кстати, один такой вопрос уже несколько лет не даёт мне покоя. Он связан с поведением людей, постоянно, как они сами выражаются, «сидящих» в интернете. Почему удерживающее их перед экраном эмоциональное напряжение в наибольшей степени обостряется в моменты поиска данных (то есть тогда, когда они сидят перед экраном практически «вхолостую»; ведь информация ещё отсутствует) и стремительно падает после удовлетворения очередного запроса (когда вроде бы должна начинаться работа с данными)? Значит ли это, что интернет реально необходим большинству людей затем, чтобы искать знания, а не затем, чтобы получать их? Или это вовсе ничего не значит, и мне просто попадались слишком легко возбудимые люди? Всё это и ещё многое другое только предстоит выяснить.

Ну, и напоследок, не откажу себе в удовольствии черкнуть пару строк об эволюции «достоверных» кур. Одна из них попалась мне на глаза буквально, сегодня. «Интерактивная игрушка нового поколения! Рожает и говорит по-русски!!!» – гласила реклама в одном из центральных детских магазинов Москвы. Как видите, этот вид неживых существ уже довольно далеко ушёл в своём развитии. Она свободно «разговаривает и поёт, вращает глазами, пританцовывает, её можно покормить (!) цветочками (?), антеннки на её голове светятся. Любите её, играйте с ней, разговаривайте, ласкайте, – и она подарит вам маленького цыплёночка, а может даже и близнецов!.. Курица может повторять рождение. Для этого просто необходимо перезагрузить программу, нажав на клавишу «Повторное рождение» в основании игрушки».

Бедные живые существа! Как они устарели…

Т. А. Шишова
ИЗМЕНИТ ЛИ ПОКОЛЕНИЕ ГЕЙМЕРОВ НАШУ ЖИЗНЕННУЮ СРЕДУ?

Как-то вечером, очутившись неподалёку, я зашла в центр, где занимаются реабилитацией наркоманов, жертв тоталитарных сект, а теперь ещё и тех, кто «подсел» на компьютерные игры или игровые автоматы. В ответ на вопрос «как дела?» тамошний психолог устало улыбнулся:

– Лучше некуда. Постепенно сам превращаюсь в автомат.

– В каком смысле? – не поняла я.

– В прямом. Раньше как было? Приходит к тебе человек, описывает ситуацию. Каждый случай в чём-то уникален: люди разные, разные обстоятельства. А сейчас входит один человек, за ним другой, третий, четвёртый, а разницы никакой: стандартные жалобы, стандартная ситуация, стандартные вопросы. Как будто программу специальную заложили. Как ты думаешь, может, надо всё на магнитофон записать и просто прокручивать всякий раз запись, чтобы зря силы не тратить? Ни свои, ни чужие? – пошутил психолог.

– Ну, а в чём стандартность-то?

Признаться, он меня заинтриговал.

– Как в чём? К вам разве с таким не обращаются? «Купили сыну, на свою голову, компьютер – и началось. Учиться прекратил, грубит, хамит, дерётся, стал неуправляем. Мы не знаем, что делать».

А действительно, подумала я, родители детей, «подсевших» на компьютерные игры, всегда жалуются на одно и то же. Ребёнок становится раздражительным, истерически реагирует на попытки отвлечь его от компьютера, перестаёт читать, круг его интересов резко сужается. Если пустить всё на самотёк, то довольно скоро многие дети бросят секции и кружки, которые они до сих пор посещали, запустят учёбу и будут проводить перед экраном всё свободное время. Причём эти однотипные изменения происходят с детьми и подростками с самым разным характером. Агрессивным может сделаться даже от природы мирный, доброжелательный, дружелюбный ребёнок. Компьютерная зависимость как бы нивелирует характерологические различия, стирает личность, уничтожает индивидуальность. То же самое происходит и с алкоголиками, и с наркоманами. Порой люди изменяются до неузнаваемости, так что жена на вопрос, как она могла выйти замуж за такого человека, вполне резонно отвечает, что за такого она не выходила, он был совершенно другим.

Всё это сейчас применительно к компьютерной зависимости более или менее ясно. Однако меня не покидало чувство, что чего-то мы всё-таки недопонимаем. Что, фиксируясь на самых ярких внешних признаках, упускаем внутреннее, не такое явственное, но зато, вероятно, более важное. В конце концов, хамы и психопаты были всегда. А в «компьютерных мальчиках» есть нечто такое, что отличает их от других распущенных подростков. Нечто непривычное, странное, ставящее взрослых в тупик. Как будто в них заложена какая-то иная программа.

Специалисты, с которыми мне доводилось беседовать на эти темы, говорили о том, что компьютерные игры тормозят развитие ребёнка, приучают к деструктивному, отклоняющемуся поведению. Но никто не мог внятно объяснить, что за личность формируется под влиянием компьютерных игр. Впрочем, это неудивительно: о таких вещах можно судить, только накопив опыт, а у нас его пока недостаточно.

Ответ пришёл неожиданно и, как часто бывает, совсем не с той стороны, с какой я пыталась его найти. Месяца полтора назад, когда я переключилась совсем на другое, мне принесли американскую книгу с броским, явно установочным названием «Доигрались! Как поколение геймеров навсегда меняет бизнес-среду» (Pretext, M, 2006, Harvard Business School Press, Boston, Massachusetts). И хотя авторы, Джон Бек и Митчел Уэйд, по их собственному признанию, рассматривали тему узко, применительно лишь к сфере бизнеса, эта книга пролила свет на многие интересовавшие меня вопросы. Особо ценно в данном случае ещё и то, что написана она людьми, настроенными отнюдь не критически. Напротив, они стараются доказать, что пессимизм противников компьютерных игр необоснован, что «поколение геймеров» (то есть игроков, от английского слова «game» – «игра») во многом превосходит предыдущее поколение «бумеров» (от английского «baby-boom» – «взрыв рождаемости», последовавший в Америке после Второй Мировой войны и продолжавшийся до того, как там произвели «сексуальную революцию»).

За «геймерами» будущее, с этим надо смириться, внушают авторы, всё неотвратимо и навсегда (см. название книги), и в этом нет ничего плохого. То есть перед нами апологетика «нового мироустройства», и потому особо ценно, что даже такие люди уже не в силах отрицать кардинальных изменений, которые происходят с детьми и подростками, растущими на компьютерных играх. О противниках игр можно было бы сказать, что они преувеличивают, передёргивают, запугивают. Тут этого предположить невозможно, и потому впечатляет вдвойне.

Важно и то, что в книге не идёт речь о каких-то крайних, вопиющих случаях. Наоборот, авторы подчёркивают, что описанные ими особенности геймеров совершенно нормальны и широко распространены. А то, когда психологи и психиатры приводят примеры возникновения у детей различных расстройств под влиянием компьютерных игр, миллионы родителей утешают себя тем, что с их ребёнком ничего такого страшного не происходит. Он особо не бушует, денег не крадёт, школу не прогуливает, ночи проводит дома. «Мало ли что другие «слетают с катушек»? А наш не слетел, и нечего нас пугать», думают мать с отцом, которым, конечно, не хочется терпеть истерики сына из-за отнятого компьютера. Американские же авторы никого не пугают и даже стараются развеять родительские страхи и подозрения. Но – по крайней мере меня – их панегирики геймерам испугали ещё больше, чем самые жуткие истории, рассказанные знакомыми психиатрами.

Приведу цитаты из книги, сопровождая их своими комментариями.

Итак, какие же характерные особенности компьютерных игр выделяют Джон Бек и Митчел Уэйд?

Роль индивида

«Ты звезда. Всё внимание в любой игре направлено только на тебя, в отличие, например, от спортивных секций, где большинство детей никогда не становятся звёздами» (здесь и далее цитируется вышеупомянутая книга «Доигрались!..», стр. 28 – 30).

А родители потом недоумевают, почему их ребёнок подолгу не задерживается ни в одном кружке и что у него нет никакой мотивации к учёбе, но зато он может часами просиживать перед экраном компьютера!

«Ты главный. Этот мир чутко реагирует на твои желания. Ты можешь изменять реальность по своему желанию или вживаться в образ, который тебе больше нравится; в жизни такое невозможно».

На самом деле ребёнок, конечно, может «вживаться в образ» и «изменять реальность» и без компьютерных игр. Например, участвуя в театральных постановках, сочиняя сказки или рассказы, рисуя рисунки. Но эти занятия требуют гораздо больших усилий, а не у всех детей есть выраженные творческие способности. Поэтому, конечно, легче пойти по пути наименьшего сопротивления, стать не творцом, а потребителем чужого творчества. Правда, тогда и без того слабая тяга к самостоятельному творчеству угаснет вовсе. А у более творческих детей голова будет забита однообразными, часто уродливыми штампами, что тоже не способствует гармоническому развитию личности.

Кстати о потребителе…

«Ты клиент, а клиент всегда прав. Это как в магазине, где всё устроено так, чтобы покупателю было удобно и приятно. Конечно, у тебя будут крутые противники, но не настолько, чтобы с ними нельзя было справиться».

Это ж какая, однако, подпитка для гордыни! Особенно в условиях нынешнего «детоцентризма», когда ребёнок с малолетства норовит взять верх над родителями, стать в семье командиром! Но жизнь – не магазин, и, столкнувшись с реальностью, где далеко не все воспринимают «геймера» как клиента, который всегда прав, он сперва по привычке покажет свою крутость. (Например, попробует вести себя на уроках, как ему заблагорассудится.) Получив же отпор, не смирится с этим, сделав надлежащие выводы, а будет залечивать уязвлённое самолюбие уходом от неприятной реальности в приятную, игровую.

«Ты асс. Много раз тебе удавалось быстро достичь успеха, особенно по сравнению с теми, кто пока этому не научился».

Вот и ответ на вопрос, почему столь многие подростки имеют завышенное мнение о своих способностях, и при этом не хотят напрягаться. Им нужен либо быстрый результат, либо никакого. Эта модель прочно укоренилась в их сознании.

«Ты крутой парень. Тебя не останавливают ни неудачи, ни мучения, ни даже смерть».

Может показаться, что данная установка противоречит предыдущему комментарию, но на самом деле это не так. И победы «геймера» виртуальны, и мучения не настоящие. В жизни такие люди, наоборот, не хотят терпеть не только мучений, но и довольно мелких неудобств. Они раздражительны, капризны, часто предъявляют претензии. Всё их, как они любят выражаться, «бесит». Но зато чужие страдания, а порой и смерть их действительно «не останавливают», это девальвировано.

Правила этой вселенной

«Выход всегда есть… Возможно всё».

Весьма опасный тезис, особенно учитывая стремительное размывание границ нормы и патологии, добра и зла в современном мире. В детских сказках, когда говорят, например, что «в новогоднюю ночь всё возможно», имеются в виду «добрые чудеса». В нынешней же демонстративно аморальной культуре тезис «возможно всё», в основном, предполагает легализацию всякой мерзости. Это как бои без правил.

Маленький пример обработки детского сознания через компьютерные игры. В той же книге «Доигрались!» об игре «Симсы» (The Sims) (популярной, кстати, и среди российских детей) говорится следующее: «<Девочка> Сара получила ещё один урок жизни, когда поселила вместе парочку геев. Она делала всё, что могла, чтобы они были счастливы, но в игре оказалось столько ограничений, что она ужасно расстроилась. В конце концов она обратилась к папе, чтобы он устранил ошибку программы. Как только она объяснила, в чём дело, папа понял, что его дочь сражается не с программными ошибками, а с обществом, и его дикими законами. Сара хотела, чтобы геи поженились, но игра этого не позволяла» (стр. 148 – 149).

Вот и ответ многим родителям, откуда ребёнок понабрался какой-то недетской информации, кто привил ему суперлиберальные взгляды. А то они изумляются: телевизор их сын вроде бы не смотрит, развратных журналов не читает, у мамы с папой традиционные представления о семье и браке… Уж не витает ли что-то в воздухе, наподобие вредоносных бацилл? А «оно» – вернее, они, извращённые ценности, нигде не витают, а лежат на полке в виде дисков, будучи искусно встроены в разные, вполне даже безобидные игры (которые приобретены, между прочим, на папины и мамины деньги)…