Текст книги "Ребенок и компьютер"

Автор книги: Татьяна Шишова

Соавторы: Ирина Медведева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Рисунки интернет-зависимых детей

Ниже приводим результаты диагностики подростков (11 – 13 лет) по методике «Рисунок всего мира», полученные исследовательской группой во главе с автором статьи в 2005 году в ходе работы над проектом РГНФ (грант № 05-06-59622 а/Ц), а также в 2007 году В. Бриллиантовой. Рисунки показывают, что картина мироустройства в сознании играющих в компьютерные игры подростков значительно отличается от таковой у неиграющих. Если неиграющий подросток видит мир примерно таким, как он изображён на рисунке 1 (здесь изображены так называемые традиционные символы мироустройства – земной шар, дом, дерево, люди), то в рисунках игроков (все последующие рисунки) отмечается значительное снижение количества традиционных символов. Вместо них – сцены насилия, гибели, самоубийств, расчленённые трупы, кровь, оружие, чудовища и прочая нечисть и нежить. Есть здесь и объект их зависимости – экран компьютера, который заменил ребёнку весь мир. Рисунки говорят о наличии очень серьёзных нарушений развития личности играющих подростков…

Рис. 1. Испытуемый, не увлекающийся деструктивными компьютерными играми. Исследование 2007 г.

Рис. 2. Испытуемый с 4-летним «игровым стажем». Исследование 2007 г.

Рис. 3. Испытуемый с 7-летним «игровым стажем». Исследование 2007 г.

Рис. 4. Испытуемый с 8-летним «игровым стажем». Исследование 2007 г.

Рис. 5. Испытуемый с 9-летним «игровым стажем». Исследование 2007 г.

Рис. 6. Испытуемый с 4-летним «игровым стажем». Исследование 2007 г.

Рис. 7. Испытуемый с 4-летним «игровым стажем». Исследование 2007 г.

Рис. 8. Испытуемый с 3-летним «игровым стажем». Исследование по гранту РГНФ, 2005 г.

Рис. 9. Испытуемый с 7-летним «игровым стажем». Исследование 2005 г.

Рис. 10. Испытуемый с 4-летним «игровым стажем». Исследование по гранту РГНФ, 2005 г.

Рис. 11. Испытуемый с 4-летним «игровым стажем». Исследование по гранту РГНФ, 2005 г.

Рис. 12. Испытуемый с 4-летним «игровым стажем». Исследование по гранту РГНФ, 2005 г.

Рис. 13. Испытуемый с 4-летним «игровым стажем». Исследование 2007 г.

КАЙ В ЦАРСТВЕ СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ

Беседа с Александром Владимировичем Шуваловым, кандидатом психологических наук, руководителем психологической службы Центра развития творчества детей и юношества «Лефортово», старшим научным сотрудником Московского института открытого образования.

Корр.:С какой аудиторией Вам приходится работать?

А. В. Шувалов:С детьми и родителями. Возрастных ограничений у нас нет – от младенцев до бабушек. Здесь, можно сказать, первая линия помощи.

Корр.:То есть?

А. Ш.:Суть работы – первичная психологическая помощь. Это психологическое консультирование, которое предполагает и диспетчерские функции: если мы видим специальные проблемы, то рекомендуем обратиться к врачу, либо к юристу.

Корр.:Приведите пример, когда Вы считаете, что случай не в Вашей компетенции.

А. Ш.:Пограничные расстройства психики, когда в эмоциях и поведении человека нет психологической понятности, когда поступки противоречат здравому смыслу, а человек либо не осознаёт этого, либо признаётся, что не в состоянии управлять собой.

Корр.:А разве пограничные состояния – не дело психолога?

А. Ш.:Это – дело врача-психотерапевта. В подобных случаях необходимо медицинское освидетельствование.

Корр.:Для дифференциальной диагностики?

А. Ш.:Да. Врач должен определить, есть ли медицинская тематика, и дать свои рекомендации. Значительное число проблемных ситуаций, с которыми мы сталкиваемся, отягощены явным медицинским компонентом и (или) социальным неблагополучием семей. Так что психологический аспект часто оказывается вторичным, и помощь психолога является необходимым, но не достаточным условием решения проблемы.

Корр.:Какие тенденции в поведении детей Вы замечаете в последнее время? Есть ли некие новые формы психологических отклонений?

А. Ш.:Думаю, что есть, и мы только начинаем их распознавать и осмысливать. Если говорить о современных тенденциях, то первая, на мой взгляд, связана с притуплением способности к сопереживанию. Я называю это явление комплексом безродности. Крайние проявления безродности характерны для «синдрома Маугли» и «социального сиротства». Речь идёт о детях, которые в раннем возрасте оказались лишены человеческой заботы и одичали, и о детях-бродяжках, обитающих в подвалах или на вокзалах. В этих случаях очерствение души – это одно из условий выживания ребёнка в нечеловеческих условиях.

Корр.:Вы в своей практике встречаетесь с такими детьми?

А. Ш.:Нет. Но социально устроенных детей эта тенденция тоже не миновала. Связана она с разрывом межпоколенных связей и разобщением. Проявляется комплекс безродности в чрезмерном своенравии и душевной скупости, утрате чувства здоровой сентиментальности по отношению к окружающим людям, включая родных и близких. Эти особенности с той или иной степенью выраженности мы наблюдаем у значительного числа наших подопечных.

Корр.:Какие ещё современные психологические тенденции можно считать знаковыми?

А. Ш.:Австрийский психиатр Виктор Франкл называл «экзистенциальным вакуумом» состояния взрослых людей, не видящих в своей жизни смысла. Сейчас нечто подобное можно заметить и среди детей. Я бы назвал это комплексом опустошённости, который проявляется в апатичности, скептицизме, скудности и приземлённости интересов, за которыми возникает и моральная распущенность. Есть такой сказочный образ, который хорошо иллюстрирует внутреннюю опустошённость – Кай в царстве Снежной королевы. Это мальчик, которому в глаз попал осколок разбитого дьявольского зеркала, и его сердце «оледенело», по сути, стало невосприимчивым к истинному, доброму и прекрасному, и его внутренний мир опустел. Специалисты замечают, что современные дети стали менее романтичны. Это тоже одно из проявлений опустошённости.

Корр.:Вряд ли можно говорить о каких-то генетических мутациях. Тогда результат чего эти бесчувственность и опустошённость?

А. Ш.:Ориентации на вещные блага как на главное мерило качества жизни. Неискушённые, неокрепшие юные души податливы и пластичны, поэтому нравы, царящие в обществе, незамедлительно накладывают свой отпечаток на психологии детей. Это ясно прослеживается на примере следующей тенденции, которая является закономерным продолжением двух предыдущих. Там, где возникает экзистенциальный вакуум, начинают разрастаться деструктивные проявления, которые в своих организованных формах образуют антикультурную среду. К явным формам антикультуры можно отнести криминальные группировки, экстремистские организации, тоталитарные секты, порноиндустрию и проституцию, среду употребления и сбыта наркотиков. Дети, попадая под влияние суррогатных ценностей, оказываются втянутыми в те или иные антикультурные течения. На бытовом уровне ценностно-смысловая дезориентированностьчасто проявляется в радикальности взглядов, категоричности суждений, ожесточённости и враждебном настрое.

Корр.:Правильно ли я поняла, что дети с признаками отчуждения и опустошённости более подвержены отрицательному влиянию?

А. Ш.:В сказке Снежной королеве не составило большого труда «пленить» самонадеянного Кая. А хорошие сказки – это одновременно и отражение жизни, и предостережение на будущее.

Корр.:Вы перечислили, как мне кажется, грубые формы дезориентированности. А есть ли более стёртые, менее асоциальные?

А. Ш.:Их можно назвать культами, например культ достатка и стяжательство, вещизм. Подросток может переживать как личную драму то, что его «мобильный телефон» не престижной модели, его одежда «не актуальна», Или, скажем, что он не справляет свой день рождения в модном клубе.

Корр.:Но можно ли говорить о такой ценностной дезориентированности как об индивидуальном психологическом отклонении? Ведь любой нормальный ребёнок, особенно подросткового возраста, хочет выглядеть «не хуже людей», хочет соответствовать неким социальным стандартам. И когда в качестве эталона ему проповедуют тот же культ престижных вещей, он подчиняется этому именно как нормальный человек. Парадокс! Патологическое проявление как следствие нормальной адаптивности.

А. Ш.:Не парадокс, а одно из свидетельств того, что жизнь неумолимо усложняется и подбрасывает нам извечные проблемы в новом, ещё более изощрённом виде. Тем более мы должны понимать, что подобные установки и убеждения деформируют личность, препятствуют развитию качественных, дружелюбных, уважительных отношений между людьми. В этом ряду культ комфорта и гедонизм (тяга к наслаждениям, стремление к «красивой» и безмятежной жизни), культ успеха и карьеризм, культ силы и конкурентность, культ рацио и циничный прагматизм. На этой почве пополняются и клинические группы от уже известных одержимых работой «трудоголиков», до весьма экзотичных «шопинг»-зависимых (другое название – «магазинный невроз» – страсть к бессмысленным и фактически ненужным покупкам по принципу «я покупаю – значит я существую»).

Интересно, что должностная инструкция предписывает педагогам-психологам заниматься «профилактикой возникновения социальной дезадаптации детей и подростков». По моему же мнению, есть основания говорить о психологическом здоровье детей не благодаря, а вопреки тенденциям современной общественной и культурной жизни в нашей стране.В новых условиях понятие «контролируемой неадаптивности» приобретает новый, позитивный смысл, например, как устойчивость к воздействиям средств массовой информации, рекламы, PR-технологий, как проявление личной позиции.

Что касается проблемы нормы или нормальности, то это, прежде всего, вопрос о том, что делает человека человеком, а что препятствует этому. Попрание духовных ценностей в погоне за моложавостью, славой, богатством и властью в народных преданиях всегда расценивалось как тягчайшее падение человека, его сделка с «нечистой силой».

Корр.:Но тогда не обрекаем ли мы ребёнка на положение «белой вороны» и тем самым на психологический травматизм. Как с этим быть?

Д. Ш.: Ребёнок, который в своей семье не чувствует себя одиноким, уже защищён от «комплекса белой вороны». К слову, скрытая природа вещизма – это компенсация ущербных отношений с близкими. Воспитание в любви и достоинстве – условие психологического благополучия современных детей. Конечно, взрослым необходимо определяться с ценностными приоритетами в воспитании. Если хотя бы в семье они внятны и неразрывны с образом жизни, ребёнок будет более устойчив к искушениям.

Корр.:Но в подростково-юношеском возрасте семья уходит на второй план, а на первый выходит общение со сверстниками, отношения с противоположным полом. И что тогда?

А. Ш.:К этому возрасту мировоззренческий фундамент, как правило, уже заложен. Приближается время самостоятельного выбора, определения собственных предпочтений. Если в семье прочные отношения и доброжелательная атмосфера, если старшие сумели своевременно перестроиться и, сохранив контакт с младшим, стать для него интересным собеседником и доверенным лицом, это уже немало. Подростки вполне самостоятельны в своих взглядах и оценках. Если они были приобщены к верному и доброму, если существует устойчивая духовная связь с родителями, – это самый сильный фактор, оберегающий подростка от пагубы.Именно об этом Ф. М. Достоевский писал в «Братьях Карамазовых»: ничего нет выше и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее воспоминание, вынесенное ещё из детства, из родительского дома: если набрать таких (добрых) воспоминаний с собой в жизнь, то спасён человек на всю жизнь, но и одно только хорошее воспоминание, оставшись при нас, может послужить нам во спасение.

Корр.:Подведём итоги этой части нашей беседы. Итак, Вы обозначили, если не ошибаюсь, три аномальные тенденции личностного развития современных детей: комплекс безродности, комплекс опустошённости и ценностно-смысловая дезориентированность.

А. Ш.:Всё правильно. Думаю, что эти феномены сегодня недооцениваются взрослыми.

Корр.:А почему? Как Вы это объясняете?

А. Ш.:Наверное, потому, что они не очевидны в своих проявлениях, а их последствия чаще бывают отсрочены во времени – как в отношении самого взрослеющего человека, так и в отношении окружающих его людей.

Корр.:Не могли бы Вы вкратце рассказать об этих последствиях?

А. Ш.:Начну с опустошённости. Она рано или поздно приводит к падению жизнеспособности: сначала это – меланхолия, потом – депрессия, общее снижение тонуса и интереса к жизни вплоть до суицидального поведения. И всё потому, что нет того, ради чего стоило бы жить, нет того, чему хотелось бы отдавать свои силы, нет того, чему стоило бы служить.

Корр.:А каковы последствия «комплекса безродности»?

А. Ш.:Пожалуй, это чувство одиночества. Причём, не ситуационного одиночества, которое может посетить каждого, а постоянно сопровождающее человека, становящееся доминантой его мироощущения и не дающее ему возможности почувствовать себя счастливым, то есть причастным к жизни других людей – как ближних, так и дальних. Ведь «счастье» по-старославянски – это соучастие, встреча… Такие люди пытаются заглушить свою внутреннюю одинокость алкоголем, наркотиками, стяжанием, азартными играми, блудом и тем самым медленно уничтожают себя и физически, и духовно.

Корр.:И, наконец, чем грозит в будущем ценностная дезориентированность?

А. Ш.:В этом случае человек занимает разрушительную позицию уже не только и не столько по отношению к собственной жизни, сколько по отношению к жизни вообще, становится «агентом», проводником антикультуры, живёт и действует по принципу «ничего святого» – за счёт других, в ущерб другим, против других. Он становится… можно сказать по-церковнославянски?

Корр.:Пожалуйста!

А. Ш.:…окаянным, то есть каиноподобным, подобным первому человекоубийце.

Корр.:Александр Владимирович, а можно задать Вам более частный, но волнующий многих вопрос? Какие изменения Вы, практический психолог, наблюдаете у детей, увлекающихся компьютерными играми? Ведь сегодня для многих ребят это значительная часть досуга.

А. Ш.:К сожалению, для всё большего числа детей и подростков компьютерные игры становятся фактором, искажающим их развитие. Впервые мы, – я и мои сотрудники, – лет десять назад отметили почти одержимое увлечение детей игровыми телевизионными приставками. (Тогда ещё компьютеры были менее доступны.) В последние годы появились весомые основания говорить об этом как о новой форме патологической зависимости.

Корр.:А почему, собственно, увлечение компьютерными играми надо называть зависимостью? Ведь когда дети играют, скажем, в шахматы, в лото или в футбол, никому и в голову не приходит говорить о зависимости. В чём принципиальная разница?

А. Ш.:Во-первых, в том, что и шахматы, и лото, и футбол – это социальные формы досуга, они предполагают партнёра или партнёров, то есть живое общение с другим человеком. Во-вторых, увлечённость компьютерными играми проявляется, как минимум, в виде пагубной привычки, которая при попустительстве родителей быстро перерастает в болезненное психическое состояние.

Корр.:Поясните, что такое пагубная привычка и чем она отличается от хорошей?

А. Ш.:Пагубная привычка отвлекает от необходимых для нормального развития видов деятельности – учёбы, домашнего труда, общения со сверстниками…

Корр.:Но любая игра, те же шахматы или тот же футбол, отвлекают от других полезных видов деятельности, прежде всего от учёбы.

А. Ш.:Вы меня не дослушали. Дело в том, что игры, как настольные, так и дворовые, как спортивно-состязательные, так и ролевые, тоже являются совершенно необходимым условием для нормального развития ребёнка. Они ведь, кстати, неотделимы от общения со сверстниками, предполагают труд и преодоление, служат своего рода гимнастикой, как для тела, так и для ума, воли и чувств взрослеющего человека. Пагубная привычка, расширяя свои полномочия в жизни ребёнка, вытесняет в том числе и здоровые игры. Постепенно она начинает доминировать настолько, что препятствует даже жизненно необходимым потребностям ребёнка – таким, как сон, еда, прогулки на свежем воздухе. Что, в свою очередь, подтачивает здоровье.

Корр.:С пагубной привычкой мы разобрались…

А. Ш.:Я-то на самом деле уже приступил к разбору болезненных состояний. Пагубная привычка ограничивает возможности ребёнка в развитии и занимает промежуточное положение между здоровьем и болезнью. Да разве можно провести чёткую грань между пагубной привычкой и психологическим недугом?!

Корр.:Хотелось бы услышать от Вас что-то о конкретных проявлениях компьютерной зависимости в поведении детей. Каковы они?

А. Ш.:Это падение познавательных и социальных интересов, снижение учебной мотивации и, как следствие, резкий обвал школьной успеваемости, сворачивание дружеских контактов. Ребёнок готов день и ночь сидеть за компьютером и бурно протестует против любых попыток хоть как-то его в этом ограничить.

Корр.:Значит, он становится ещё и агрессивным?

А. Ш.:Точнее сказать, он становится крайне раздражительным вплоть до агрессивности. Всё это негативно сказывается на его функциональном состоянии.

Корр.:Если можно, конкретизируйте.

А. Ш.:Работоспособность – и интеллектуальная, и физическая, – резко снижается, потому что длительное сосредоточение на плоскости компьютерного экрана сильно перегружает зрительные анализаторы, а через них оказывает угнетающее воздействие на нервную систему в целом, отнимая у ребёнка ресурсы, необходимые для умственных занятий и общения, для решения задач развития. Хочу подчеркнуть, что у детей, увлечённых агрессивными играми-«стрелялками», наблюдается девальвация ценности всего живого.

Корр.:А как Вы это видите?

А. Ш.:По рисункам, по суждениям, по свидетельствам родителей. Вот свежий пример. Несколько дней назад к нам на приём пришла женщина, восьмилетний сын которой успел пристраститься к электронным играм, в том числе к игре, где предлагается уничтожать разнообразных насекомых. Мама заволновалась только сейчас, когда наступило лето, и семья переехала на дачу, потому что там, на природе, мальчик с азартом убивает насекомых – уже не виртуальных, а реальных жучков и паучков. Число такого рода примеров, увы, растёт с пугающей быстротой, и есть все основания утверждать, что «кибермания» приобретает характер своего рода эпидемии.

Корр.:Каковы наиболее распространённые ошибки родителей в подобных ситуациях?

А. Ш.:В консультативной практике мы сталкиваемся с двумя типами ситуаций. Сначала это попустительское отношение со стороны родителей, когда они не придают значения страстному увлечению ребёнка или, более того, используют компьютерные игры в качестве поощрения, например, за хорошие оценки в школе. Позднее, когда незаметно утрачивается контроль над ситуацией, растерянные родители признаются в своём бессилии перед зависимым поведением ребёнка. Надо понимать, что предупредить проблему легче, чем её преодолеть. Для этого родителям нужно своевременно проявить здравый смысл, терпение и волю. Преодоление зависимости – это болезненный кризис и испытание не только для ребёнка, но и для всей семьи.

Корр.:А существуют ли некие индикаторы или нормы, ориентируясь на которые Вы оцениваете проявления патологии у киберзависимых детей? У Вас ведь, насколько я знаю, есть исследования, посвящённые критериям психологического здоровья детей. Кажется, они основаны на представлении, что любовь – это универсальный способ реализации человеком своей сути. Правильно?

А. Ш.:Ну, в общем, да… На саму эту идею меня навели работы крупнейшего современного психолога, моего дорогого учителя Виктора Ивановича Слободчикова. Опуская научно-методологические подробности вопроса, можно утверждать, что психологию здорового ребёнка (да и взрослого!) отличают: жизнелюбие, трудолюбие, любознательность и человеколюбие (или, если более широко, миролюбие).

Оценивая состояние и поведение киберзависимого ребёнка, мы вынуждены констатировать поражённость по всем четырём параметрам.

Корр.:Пожалуйста, прокомментируйте каждый из четырёх.

А. Ш.:Так мы же только что об этом говорили! На смену четырём базовым критериям нормы приходит: обесценивание всего живого, включая себя самого вплоть до потребностей своего организма; атрофия привычки трудиться и находить в этом удовлетворение; падение познавательных интересов и саботаж учебной деятельности; замкнутость на себе, равнодушие и холодность к людям.

Если подвести итог, то ребёнок, срастаясь с компьютером, постепенно превращается в безвольную биологическую машину, по существу – в придаток к компьютеру.

Корр.:Вспомним слова апостола Иоанна Богослова «Бог есть любовь». Значит, кибермания, лишая ребёнка способности к разнообразным проявлениям любви, не только делает его психологически неполноценным, но и отчуждает от Бога? А если так, то к кому природняет?

А. Ш.:Понятное дело к кому… Не хочется называть…

Корр.:Не хочется и заканчивать беседу на такой инфернальной ноте. Поэтому задаю Вам следующий вопрос: можно ли детей, повреждённых киберзависимостью, реабилитировать? Вернее сказать – спасти?

А. Ш.:Что значит «можно»? Необходимо!Без этого наш разговор лишается смысла. Эта сложная задача требует сложения усилий. Усилий всех взрослых – родителей, педагогов, психологов, врачей. И даже… производителей и распространителей компьютерных игр.

Корр.:А что они должны делать? Не производить и не распространять?

А. Ш.:Сомневаюсь, что они прислушаются к такому призыву, но, может быть, кто-то из них призадумается. На их благосклонность нам, пожалуй, не стоит рассчитывать.

Корр.:То есть игры никуда не денутся. И что же тогда? Может, строго запрещать?

А. Ш.:Каждый родитель должен сам определить свою позицию: запрещать или «дозировать». Главное – понимать, что чем меньше времени ребёнок проводит за компьютерными играми, тем лучше и для его здоровья, и для его личности. Справедливости ради замечу: детские души калечатся, прежде всего, уродливыми человеческими отношениями. Испытывая недостаток заботы и воспитательной мудрости со стороны старших, младшие находят утешение в пагубном, в том числе и в компьютерных играх. Поэтому одними только запретами проблему мы не решим.

Беседу вела И. Я. Медведева