Текст книги "Храните вашу безмятежность"

Автор книги: Татьяна Коростышевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Что вы искали с ним на Изолла-ди-кристалло?

– Ты наконец начинаешь думать, сестренка. – Филомен улыбнулся. – За наш семейный атолл разгорелась нешуточная подковерная битва. Мы не знаем, что именно там расположено, но командор да Риальто расшибается в лепешку, пытаясь завладеть островом. То есть твой идеальный роман с юным Эдуардо был всего лишь частью игры патриция.

– Какая чушь!

– Мы с Чезаре так не думаем.

Они с Чезаре! Вы подумайте, они с Чезаре!

– Ерунда.

– Спорим?

– И как я узнаю, что победила?

– Если сегодняшний бал пройдет без происшествий, я… – Синие глаза Филомена загорелись азартом. – Чего хочешь?

– Ты принесешь мне клюку доны Муэрто, и мы вместе спалим поганую палку в камине.

– По рукам! Но если я окажусь прав, ты, дона догаресса, помиришься с мужем.

– Вот еще! Но ладно, спор есть спор. – Мы скрепили его рукопожатием. – Что именно должно произойти сегодня на острове командора?

– Кого-нибудь из Саламандер-Арденте попытаются принудить к браку с кем-нибудь из да Риальто.

– Что? – Я посмотрела на Панеттоне, подпирающую стену в конце коридора. – Ты и Маура?

– Или ты и Эдуардо.

– Но…

– Вот увидишь, все именно так и произойдет.

– Но…

– И поймешь, когда это начнет происходить. – Филомен щелкнул меня по носу. – А пока подумай вот о чем: где в войне за остров самое безопасное место для юной синьоры детородного возраста? Уж не подле ли бесплодного супруга?

Я подумала, ахнула, подумала еще. Если это война, могут быть и жертвы.

– Что с нашими братьями? Филодор на материке. Ему грозит опасность.

– Дож отправил за ним капитана Гаруди, надеюсь, наш профессор уже воссоединился с прочими родственниками на Саламандер.

– Гаруди?

– Он с отрядом стражи должен охранять нашу семью на острове.

Новости стоили двух недель заточения, каждого дня, каждой минуты.

– Прекрасно, – прошептала я.

– Ну, Филомена, теперь ты поняла, сколь предусмотрителен, хитер и благороден супруг, подаренный тебе морем?

– Благороден? Разумеется, Чезаре хочет Изолла-ди-кристалло себе. Бесплодие этому мешает. И теперь его серенити заведет себе целую ферму Саламандер-Арденте, подбирая им самок для продолжения рода…

– Дурочка.

– Сам такой.

– О разведении Саламандер-Арденте в неволе мы подумаем потом.

– Уж я не позволю тебе об этом забыть.

Филомен потянул меня к себе, сняв с подоконника, и шлепнул пониже спины.

– Ступай, дона догаресса, готовься к балу.

– А ты думай, как похитить клюку.

И, оставив последнее слово за собой, я гордо удалилась.

– Без бороды синьору Филомену гораздо лучше, – сказала Маура, беря меня под локоть. – Он перестал напоминать древнее мохнатое чудовище.

– Кстати! – Остановившись, я всплеснула руками, будто только что вспомнив нечто важное. – Бьянка, мой крайне провинциальный брат не в состоянии подобрать вечерний костюм для торжества. Не будешь ли ты столь любезна…

Просьбы я не закончила: маркизета Сальваторе уже выбивала каблучками дробь, устремившись вдогонку за рыжим капитаном.

От шпионки я избавилась, но как теперь, после того, что узнала, вести себя с Панеттоне, не представляла. Если Филомен прав (они с Чезаре правы!), дона да Риальто нынче вечером собирается окрутить одного из Саламандер-Арденте.

Наряды ждали нас в фисташковой гостиной, над ними хлопотали все пять горничных.

– Ванна для доны догарессы?

– Готова.

– Украшения?

– Их сейчас доставят.

– Белила, румяна, сурьма?

– Свежайшие. Мы получили их от дворцового парфюмера и опробовали на синьоре Тучио.

Дона да Риальто, в отсутствие доны Муэрто вернувшая себе командирские замашки, посмотрела в угол комнаты, где в кресле дрожал молодой человек. Кажется, он был виконтом, одним из наследников благородных фамилий, исполняющих повинность пробовальшиков при тишайшем Чезаре. Его серенити полагал, что, если кто-нибудь из благородных патрициев желает его отравить, опасность травануть за компанию и своего отпрыска желание это несколько приглушит. Резонно полагал.

Косметика также могла быть ядовитой. Юный Тучио с насурьмленными бровями, нарумяненными щеками и забеленным лицом – сквозь белила пробивалась некоторая общая зеленоватость кожи – трясся от страха. Рукава молодого человека были закатаны по локоть, мокрые манжеты обвисли. Значит, синьора заставили опробовать также ароматные соли для ванны.

Маура повела меня через свою спальню.

– Виконт, можете быть свободны. Констанс, Ангела, за мной. Филомена, не дергайся. Девушки должны тебя раздеть.

Опустившись в горячую воду, я прикрыла глаза.

Панеттоне не крыса. Абсолютно точно. Она моя подруга, самая близкая, почти сестра. Она не может замышлять против меня. Не должна.

Горничные наносили на мою голову ароматную пузырящуюся мазь.

– Тебе нравится Филомен? – спросила я Мауру, сидящую у бортика на низкой скамеечке.

– Что? – удивилась она. – Что заставило тебя так подумать?

– Брат уверен, что ты с ним заигрываешь.

– Неужели?

Глаз я не открывала, мне хватало фальши в ее голосе.

– Он интересовался у меня, свободно ли сердце доны да Риальто.

– И что ты ответила?

– Что Маура предпочитает худощавых брюнетов и что ему следует адресовать этот вопрос лично ей.

Ангела попросила меня сесть, чтобы ополоснуть волосы, и разговор ненадолго прервался. Констанс прошлась по коже жесткой мочалкой, мои волосы обернули горячим полотенцем.

– Отдыхайте, дона догаресса, – сказала горничная. – Через четверть часа мы поможем вам подняться.

Дверь ванной комнаты закрылась. Мы с Маурой остались наедине.

– Филомена, – подруга говорила негромко и будто через силу, – мне нужно признаться тебе…

Она запнулась, махнула рукой и, решившись, продолжила уверенно:

– Мой отец желает получить один из островов, принадлежащих Саламандер-Арденте. Не перебивай. Я закончу, а потом ты решишь, простить меня или… или прогнать от себя навеки. Эдуардо…

И сдобная булочка Панеттоне рассказала мне все. Как оказалась в «Нобиле-колледже-рагацце», чтоб подружиться со мной, как подучила Эдуардо, что и как говорить, чтоб вызвать во мне нежные чувства, как сокрушалась, когда наследник да Риальто повел себя недостойно, и сокрушалась вовсе не его поведением, а тем, что моя любовь от этого умирала.

– Это была трусость, Филомена. Трусость и подлость. Я знала, что, когда с крючка соскользнешь ты, следующей приманкой отец изберет единственную дочь. Даже когда ты вышла за Чезаре, я надеялась, что после развода Эдуардо… Он ведь не злодей, просто слабовольный и подверженный…

Маура всхлипывала, размазывала по щечкам слезы.

– Теперь я должна… капитан Саламандер-Арденте… Нет, ты не подумай, он симпатичный синьор, недаром Бьянка пускает на него слюни…

– Маркизета Сальваторе? – перебила я стенания. – Ей нравится Филомен?

– А что тебя удивляет?

– Она с моим братом из разных вселенных.

– Между прочим, – Панеттоне недовольно шмыгнула носом, – я признаюсь тебе в страшных преступлениях, а тебе интересна какая-то Бьянка?

– Я думала, признания закончились.

– И?

– Что и? Ты призналась, я приняла к сведению. Значит, Сальваторе стала такой милой ко мне, потому что…

Расхохотавшись, я хлопнула ладонью по воде, подняв брызги.

– Мне уйти?

– Что? – Я поправила сползшее на глаза полотенце и посмотрела на Мауру. – Зачем?

– Я предательница.

– Если бы ты продолжала скрываться, – скопировала я назидательный тон сестры Аннунциаты, нашей директрисы, – тогда, пожалуй, нашей дружбе пришел бы конец. Но ты призналась. К тому же, милая Панеттоне, мне понятно, что сейчас ты попираешь дочернее смирение, приняв мою сторону. Это дорогого стоит.

– Я грешница.

– Ты хороший человек и хорошая подруга.

– Карла тоже так говорила, – вздохнула Маура.

– Она знала?

– Конечно. Не представляю, что вообще может укрыться от доны Маламоко.

– Эх, будь с нами наша Галка, мы провернули бы нынче такое представление! Кстати, что ты подготовила? Как предполагалось заставить моего рыжего оболтуса просить твоей руки?

– Ничего я не делала. Все, что от меня требовалось, – прибыть на остров в составе свиты его серенити. Думаю, батюшка уже расставил все силки и загонщики ожидают сигнала в засаде.

– Эх, будь с нами Карла… Знаешь, а ведь она предупреждала меня об Эдуардо почти с самого начала. Видимо, синьорина Маламоко составила о нем представление по твоим рассказам. Она ему не доверяла. Конечно, парень, бросивший в воду не умеющую плавать сестренку…

Маура схватила мое запястье:

– О чем ты?

– Карла сказала, что на острове Мурано с причала тебя столкнул именно Эдуардо. Тебя это удивляет? – Мою скользкую руку подруга не удержала, я опять подняла фонтан брызг. – Панеттоне, что случилось?

Синьорина да Риальто распахнула дверь в спальню, исчезла за ней. До меня донесся звук передвигаемой мебели, скрип. Не выдержав, я выбралась из ванны и пошлепала за Маурой, оставляя мокрые следы на плиточном полу и затем на паркете.

– Понимаешь ли, Филомена, – сказала Панеттоне, стоя на коленях перед открытым сундуком синьорины Маламоко, – о том, что в воду меня бросил именно Эдуардо, я никому не рассказывала, никогда, даже батюшке. Братец так страшился наказания, что буквально вымолил мое молчание. Поэтому мы придумали ватагу островных сорванцов, которых и обвинили в несчастье. Правду знали лишь мы с Эдуардо.

Я опустилась рядом с подругой, помогая ей вытаскивать из сундука глянцевые маски Ньяга, плащи, ножны, кинжалы, тубусы с какими-то бумагами, стопки писем.

– Ты хочешь сказать, – примерив кошачью маску, я ощутила едва заметный аромат сандала, так пахла Карла, – наша Таккола тоже там присутствовала?

– Именно! Только, вот незадача, никаких девчонок я что-то не припомню.

Под руку попался кожаный несессер, я раскрыла его.

– Кракен меня раздери!

Внутри лежал бритвенный прибор: помазок, складное лезвие, брусок мыльного камня и чашечка для взбивания пены.

– Святые небеса!

Маура растянула шнурок атласного мешочка и вытряхнула содержимое себе на ладонь. Колечко было крошечным, выросшей синьорине да Риальто оно могло налезть разве что на мизинец. Она туда его и надела.

– Твое?

– Разумеется. Матушка, с детства пытающаяся привить мне хороший вкус, считала, что сапфиры подходят к оттенку моих глаз.

Я посмотрела ей в лицо:

– Не подходят.

– Тогда подходили. Три сапфира, черная эмаль. Это мое кольцо, которое я отдала за спасение мальчишке-рыбаку на острове Мурано.

– Значит, Карла на самом деле, наверное, Карло. Помнишь, она говорила, что в их семье рождаются одни мальчишки. И что ее батюшка обрадовался…

– И решил сделать девочку себе сам.

Этого Карла не говорила, но я согласно кивнула.

– Ньяга. Эту маску носят мужчины, притворяющиеся женщинами.

– Высокие воротники. Конечно, лицо можно побрить, а кадык приходится прятать.

– Мы ничего не замечали.

– Потому что наивные дуры. Он видел нас голыми.

– А мы его нет.

– Ну и зачем ты это сейчас сказала?

Я пожала плечами:

– Потому что это правда. А ты с ним еще и спала. И обнималась постоянно.

– Это ты еще не знаешь, что иногда я целовала эти лживые губы, когда он… она…

– В смысле?

– Я думала, что мне нравятся женщины! Боже мой, я ведь воображала себя грешницей. – Маура принялась забрасывать вещи обратно в сундук. – Когда я поняла, что меня влечет к подруге, я так испугалась. А он, черноглазый лживый ублюдок, наверное, потешался надо мной. Зато мне теперь понятен запрет его серенити на посещение доной Маламоко твоей спальни.

– Он знал!

– Разумеется. Они ведь кузены. А знаешь, кто еще знал? Экселленсе. Чудовищный князь так многозначительно подчеркивал «и» в слове «рагацци», когда говорил о Маламоко. Понимаешь, он называл их в мужском роде!

– Наверное, – сказала я вдумчиво, – запах мужчины чем-то отличается от женского. Погоди. Ты влюблена в Карло Маламоко?

– Дошло наконец?

– И что же теперь делать?

– Я убью этого черноглазого ублюдка, когда он вернется.

– Он вернется?

– Конечно. В сундуке остались метрики на женское имя, я только что их просмотрела.

– А еще ему понадобится свидетельство об окончании школы. Ты не хочешь вернуть на место кольцо?

– Хочу, – пропыхтела Маура, – но не могу его снять.

Мы пошли в ванную, чтоб воспользоваться мылом. Ободок соскользнул с пухлого пальчика, и Панеттоне счастливо выдохнула. В этот момент до нас донесся звук шагов, девушка спрятала колечко на груди.

Вернулись горничные. Меня засунули обратно в ванну, добавили кипятка, оттерли ноги мочалкой. Пока я стоически сносила пытки, дона да Риальто не находила себе места. Она то хмурилась, то саркастично ухмылялась, прищуривала и округляла глаза, рука ее поминутно ныряла в декольте, а ноги мерили шагами плитки мозаичного пола.

– Повесь кольцо на цепочку, и дело с концом, – предложила я.

– Чудесная мысль!

От возбуждения меня буквально трясло. Карла Маламоко. Шпионка, интриганка… интриган. Пользуясь своими личинами, он мог проникнуть в любое столичное общество. Иногда он был синьорой, иногда – юношей вольных нравов. Ньяга. Не будь мы с Маурой столь наивны, давно распознали бы маскарад. Панеттоне в него влюблена. И что? Неужели командор да Риальто позволит единственной дочери связать свою жизнь непонятно с кем? Тем более что и у Карлы есть жених в догата Негропонта. Жених? Боже мой, как это вообще возможно?

Горничные обернули меня в простыню и вывели в гостиную. Там уже стояло ростовое зеркало и суетилась стайка портних.

– Обождите, – велела Маура. – Платье наденем потом, сначала займемся лицом.

– На мне будет маска, – попыталась я безуспешно возразить.

– После полуночи, когда дона догаресса сменит официальный костюм на карнавальный наряд. – Дона да Риальто усадила меня в центре комнаты и рассматривала с видом великого живописца. – Старуха была права, две недели взаперти отразились на твоем лице не лучшим образом. Чего мы хотим добиться? Соблазнительной Филомены или величественной?

Видимо, я в состав этих «мы» не входила, потому что моими желаниями пренебрегли.

– Если позволите, – шепнула Констанс с поклоном, – до полуночи мы покажем миру величайшую правительницу, а после – самую желанную деву Аквадораты.

– Глаза? – переспросила Маура.

Горничная кивнула:

– А потом – губы и шея.

– Серебряная пудра.

– Золотая. Оттенок кожи слишком теплый для серебра.

Они продолжали перебрасываться отрывистыми фразами, понять значение которых я даже не пыталась. Девицы знают, что делают, мне остается отдаться на их волю.

Прикрыв глаза, я ощущала щекотные прикосновения беличьих кисточек, одновременно мне что-то делали с волосами.

– Поднимайся, – велела Маура.

Простыня упала к моим ногам. Мельком взглянув в зеркало, я увидела невероятно бледную, сверхчеловечески глазастую и абсолютно голую себя. Высокую башню прически оплетали драгоценные цепи, в звеньях которых мерцали некрупные сапфиры, мочки ушей украшали сапфиры огромные.

– Вот в такие моменты, – Панеттоне подпихнула локтем помощницу, – я жалею, что женщинам обязательно нужно носить платья.

– Дона догаресса прекрасна, – вздохнула Констанс.

И прочие девушки с ней согласились. Похвала, особенно после критики тишайшей свекрови, пролилась бальзамом на мое сердце.

Я приблизилась к манекенам, стоящим у глухой стены. Их было два. На одном висело платье из золотой парчи, на другом – карнавальный наряд.

– Русалка? – спросила я скептично. – Ты же собиралась представить меня морской богиней.

Маура смутилась.

– Дона догаресса выглядит сейчас в точности как Афродита, явившаяся из моря, – хихикнула одна из горничных.

И девицы принялись обсуждать, какой эффект произвело бы мое появление перед публикой в костюме богини любви.

– Прости, – шепнула Панеттоне, – синьора Муэрто заставила всех дворцовых портных шить новые покровы для храма, это все, чего мне удалось добиться.

Русалка так русалка. Подозреваю, что и в этом костюме мне долго красоваться не предстоит. Я нужна Чезаре лишь для официальной части, может, он еще до полуночи даст мне развод, и тогда мне пригодилось бы нечто немаркое, в чем удобно будет возвращаться в город.

Парчовое платье давило на плечи, натирало под мышками и поскрипывало при любом движении. Туфельки, носки которых выглядывали из-под подола, обладали скользкой подошвой и неустойчивыми каблуками.

Мне велели зажмуриться и рассыпали над моей головой горсть золотистой пудры.

– Идеально, – решила Маура.

И я поскрипела к выходу. Клюка бы мне сейчас не помешала.

Глава 2
Бал у командора да Риальто
Продолжение

Процессия тишайших супругов подошла к острову Риальто на закате. В темнеющее небо взвились фонтаны фейерверков, когда главная галера причалила к пристани. Сначала на покрытые ковром доски высыпала свита, гвардейский караул занял свои места, командор да Риальто, оставив супругу, вышел навстречу и, низко поклонившись, подал руку доне догарессе. Синьора Муэрто лучезарно ему улыбнулась, но руки не приняла, опираясь на его серенити.

Дож с догарессой прошествовали в палаццо и шли столь близко друг к другу, что у публики не оставалось сомнений – в семействе Муэрто царит мир и любовь.

– Спальня в восточном крыле, – говорил некто в толпе с маской Арлекина на лице, – час после полуночи.

– Мы доставим туда синьору в костюме русалки, – отвечал господин в похожей маске.

– Юный Эдуардо не слишком пьян?

– Какая разница? Его, при необходимости, отнесут туда на руках.

– Западное крыло?

– Рыжеволосый здоровяк в костюме корсара получит записку с приглашением в условленный час.

– А его синьора?

– Она разве не в деле?

Первый Арлекин ругнулся и покосился по сторонам, не прислушивается ли кто-нибудь из толпы к их разговору, затем склонился к самому уху собеседника.

Высокая черноволосая Коломбина, стоящая неподалеку, погладила пальцами брошь в виде крошечной саламандры. Если бы клоуны не были столь увлечены друг другом, они, наверное, удивились бы тому, что ящерка от прикосновения выпустила в воздух язычок пламени.

* * *

Командор да Риальто мне понравился. Он излучал добродушие и гостеприимство. И я бы с удовольствием шла под руку с ним, а не с его серенити, но знала: выпусти я руку супруга, моментально плюхнусь на землю. То есть на ковер, но это дела не меняет.

– Идиотская парча, – бормотала я, семеня на каблуках, – дурацкое золото.

– Скажи спасибо, что тебя не заставляют носить шапку, – утешал Чезаре.

– Тебе хотя бы не вплетают ее в волосы! – Башня прически покачивалась при каждом шаге, больно натягивая кожу у висков.

Я злилась. За все время путешествия мне не удалось перекинуться с мужем словечком, зато синьора Муэрто, оказавшаяся с нами на одной галере, слова не экономила. Матрона уселась рядом, изгнав Мауру, и говорила, говорила, говорила… Не со мной. У нее для бесед была дона Раффаэле. Ах, какая, оказывается, распрекрасная жизнь была у Голубки Паолы на ее благословенном Помо-Комо! Море, солнце, быстроногие скакуны для верховых прогулок, скалы, чтоб лазить по ним, тренируя дух и тело! Панеттоне даже поинтересовалась, зачем же дражайшая синьора Раффаэле променяла этот рай на затхлость столицы. Зря спросила. Притворщица покраснела, многозначительно посмотрела на свое кольцо и горестно вздохнула. Любовь, разумеется, любовь. Именно то, что я, по мнению тишайшей свекрови, не могу предложить ее сыночку.

Дона Муэрто похлопала Паолу по плечу и принялась вещать о важности для женщины здоровья, потому что жизнь требует от нас многих усилий, иногда неожиданных. Вот, например, будь некто, кого свекровь не называет, покрепче, ее не шатало бы под весом парчового наряда, она проскакала бы с ним на плечах до острова Риальто, не замочив подола.

– Бьянка, – обратилась я к маркизете, устроившейся у борта, – ты помогла Филомену?

Она помогла, а теперь мило и непритворно краснела.

– Синьор Копальди смог найти для нас только костюм корсара, но синьор Саламандер-Арденте выглядит в нем чудесно.

Влюбленность фрейлины была столь явной и столь милой, что я улыбнулась. Кажется, братца взяли в оборот.

Когда галера причалила, Артуро принялся отдавать указания, кто и в каком порядке будет выходить.

– Отец, – пробормотала Маура, прижавшись к моему плечу. – Он идет к нам.

– Без супруги?

– Матушка, наверное, осталась у ворот палаццо.

– Дона догаресса, ваша очередь, – сказал синьор Копальди.

– Чезаре, твоя жена не может идти, – сообщила свекровь.

А Паола угодливо хихикнула.

Дож ухватил меня под руку и приподнял.

– Она привыкнет, матушка.

Я старалась. Не привыкнуть, устоять на ногах. Идиотская парча, дурацкое золото.

Дона да Риальто, супруга командора, ждала нас у мраморных ворот палаццо. Она была пухленькой и невысокой, только глаза ее, в отличие от глаз дочери, оказались не голубыми, а янтарно-карими.

Мы обменялись поклонами, ее был глубже. Командор, шествующий в двух шагах позади, пригласил нас следовать дальше. Бросив через плечо быстрый взгляд, я рассмотрела Мауру в объятиях ее матушки. Сам командор дочь приветствиями не удостоил, и я порадовалась, что подруга получит сейчас толику родительской любви.

Во дворе нас встречал юный Эдуардо. Парчи на нем не было, но новый губернатор островов Треугольника едва держался на ногах. Что там говорила Панеттоне? Не злодей, а слабый и управляемый? В данный момент им управляло вино. Какой стыд. Синьор да Риальто глупо хихикнул, отвешивая шутовской поклон. Я поморщилась, а заметив быстрый взгляд супруга, покраснела.

– Примите благодарности, ваша серенити, и заверения в…

– Пустое, губернатор, – перебил Чезаре. – Надеемся, вы послужите во славу Аквадораты.

Тон супруга был скептичен, ни на что он не надеялся.

– Дона Филомена, – не унимался да Риальто-младший, – примите заверения…

Тишайший потянул меня за руку:

– Идем.

Шаг, другой. Я смотрела прямо перед собой. Стыд выжигал меня изнутри. Так иногда бывает, когда стыдно не за себя, а за другого. Хотя нет. За себя. И я была влюблена в это ничтожество? Хорошо, что здесь много людей, хорошо, что толпа быстро сомкнулась, скрывая от меня Эдуардо. Скорей бы полночь.

Музыка, вино, веселье. Нас усадили во главе стола в большой обеденной зале. Смотровое окно выходило на залив, арочные распахнутые двери позволяли видеть галерею и часть двора. Везде горели разноцветные фонарики, между колонн язычками пламени извивались акробаты в пестрых костюмах.

Потянулись торжественные речи.

– Ничего не ешь, – велел дож, перехватив мой голодный взор. – Артуро должен сначала все проверить.

– Ну, вряд ли командор будет травить нас в своем доме.

– Законы гостеприимства его обычно в этом не ограничивают.

– Неужели? – Я посмотрела на синьора да Риальто, который как раз протокольно вещал с противоположного конца стола. – Он кажется таким милым.

– Именно, что кажется.

– Филомен сказал мне…

– Замолчи.

Я обернулась по сторонам. Рядом находились наши дворцовые слуги, соседние кресла у стола занимали наши придворные. Крысы? Филомен говорил, что во дворце завелись крысы. Значит, Чезаре не доверяет вообще никому. Как плохо и как сложно.

Поаплодировав командору, я спросила нейтрально:

– Какой костюм выбрал себе дражайший супруг для карнавала?

– Вот только нарядами я еще не занимался.

– А я буду русалкой.

Тишайший фыркнул.

– Его серенити не любит русалок?

– Его серенити не за что их любить, – пояснил дож любезно. – Они заколдовали его серенити.

– Тишайший Муэрто помнит имена злокозненных колдуний?

– Его тревожит любопытство, проявляемое серениссимой по этому поводу.

– А серениссиму печалит охлаждение к ней тишайшего супруга, – проговорила я, глядя прямо в глаза цвета спокойного моря.

Мое сердце ударилось о ребра и замерло в ожидании, я перестала дышать, боясь ответа.

– Может, – хрипло спросил дож, – мне удастся утолить печали серениссимы?

Нас прервали. Кардинал Мазератти желал произнести тост.

Чезаре его выслушал, приветственно поднял бокал и отставил его, даже не поднеся ко рту.

– Итак, – тишайший повернулся ко мне, прижавшись коленями, – на чем мы остановились?

Нас опять прервали. Дон да Риальто зазывал гостей на галерею, чтоб мы могли полюбоваться цирковым представлением. Пришлось вставать и тащиться наружу. Там по правую руку от сыночка воздвиглась синьора Муэрто, в чьем присутствии флиртовать не то чтобы не получалось, попросту не хотелось.

– Все хорошо? – весело спросила Панеттоне, прислоняясь к балюстраде.

В вышине на натянутом между башенками канате танцевала циркачка, и Маура запрокинула голову, любуясь силуэтом на фоне ночного неба.

– Прекрасно!

Толпа теснила нас со всех сторон, прижимая меня к Чезаре, его рука обняла мою талию. Я хотела еще что-то сказать подруге, но, когда зрители разразились аплодисментами после особо удачного кульбита акробатки, его серенити увлек меня куда-то в сторону.

– Тесоро…

Мы оказались в полутемной каморке под лестницей, шапка супруга уткнулась в деревянную балку, мне в бок уткнулась ручка швабры.

– Что ты там говорила об охлаждении? – после продолжительного поцелуя спросил Чезаре.

– Эдакой малостью моих печалей не утолить.

– А так?

Еще один поцелуй. Я подумала, прислушиваясь к ощущениям, и покачала головой:

– Может, после случки…

– Гадкое слово.

– Обычное.

– Не произноси его.

– А то что?

– А то я устрою тебе случку прямо в этом чулане.

– Какая нелепая угроза! – фыркнула я. – Всем известно, что для этого нужна кровать.

Его серенити привычно обратился к небесам, выражая на сей раз недоумение, где разводят таких незамутненных соблазнительниц. А я вспомнила, как он целовался с Паолой на причале палаццо Мадичи. Она тогда таяла в его руках примерно как я сейчас.

Поэтому, когда Чезаре потянулся ко мне снова, я отстранилась.

– Не время и не место, ваша серенити. Нам следует вернуться к гостям.

Не знаю, чего я ожидала. Дож, ни слова мне не сказав, развернулся и вышел. Дверца осталась болтаться на одной петле. И я осталась. Оскорбленная и несчастная. Гордая и несломленная.

– Филомена? – Петля подломилась, дверь рухнула, в проем заглянула Маура. – Наконец я тебя нашла.

– Панеттоне, – всхлипнула я, – представляешь…

– Потом, – перебила подруга, втискиваясь ко мне и обнимая за плечи, – у нас мало времени. Этот ублюдок здесь. То есть он не знает, что он ублюдок…

– Карла?

– Да, молчи. Она появилась на балу, будто ничего не произошло…

– Слава богу!

– Молчи! – Маура шептала едва слышно. – Он не подозревает, что мы его раскрыли. Филомена, я хочу проучить этого стронцо. Умоляю, сделай вид, что до сих пор ни о чем не догадалась.

– У меня-то это получится, а вот ты, Панеттоне, та еще притворщица. – А потом я вспомнила, как дона да Риальто водила меня за нос целых три года, и прикусила язык. – Хорошо. Надеюсь, ты отомстишь ему за всех пострадавших от их гадкого рода женщин.

– Рагацце, – негромко донеслось снаружи.

Голос принадлежал синьорине Маламоко, я его узнала.

– Мы с Чезаре целовались, – сказала я Мауре.

– А потом? – Панеттоне тоже сделала вид, что не услышала Карлу.

– Ну, все было довольно мило, пока я не вспомнила, как мы подглядывали за ним с Голубкой… Чикко! – Ящерка взбежала по моей руке, разбрасывая язычки пламени.

– Дона догаресса, – Карла присела в реверансе. Синий костюм Коломбины шел ей невероятно.

Как мы с Маурой могли принимать ее за девушку? Высокий воротник абсолютно точно маскировал адамово яблоко, оборки скрывали отсутствие груди, а пудра и румяна на лице – следы регулярного бритья. Да кого я обманываю? Не зная, что перед тобой мужчина, никто бы ни за что не догадался. Высокая, изящная худощавая синьорина – вот кто такая Карла Маламоко. И ко всему наша ближайшая подруга, что бы там ни было у нее в штанах, то есть под юбкой.

Я бросилась обниматься.

– Где ты была? Зачем тебе понадобилась саламандра? Это его серенити дал тебе поручение?

Таккола покачала головой:

– Всему свое время, Аквадоратская львица, пока мне нечего рассказать.

– Филомена влюблена в мужа, – насплетничала Маура. – А он не может иметь детей. Поэтому почему-то перестал с ней спать. Карла, ты из нас самая опытная, это как-то связано?

– Что с чем?

– То, что Чезаре бесплоден, мешает ему исполнить супружеский долг?

– Дурацкий вопрос, – перебила я. – С синьориной Раффаэле ему ничего не мешало. Он же с ней спал?

– Паола говорит, что да. – Панеттоне наморщила лоб. – Но это было еще до пленения его серенити на Форколе.

– После этого он ни с кем не спал? – требовательно уставилась я на Карлу. – Ну, вы кузены, ты должна знать.

– Наверное, спал, – ответила Таккола слегка смущенно, – холостые мужчины время от времени делят ложе с… разными женщинами.

– Спрошу по-другому, – я многозначительно понизила голос. – У него были женщины в плотском реальном смысле или мой дражайший супруг распускал слухи о своем женолюбии, чтобы как-то компенсировать во мнении света свой изъян?

– У меня сейчас лопнет голова, – пожаловалась Карла. – Про любовниц своего мужа спросишь у него лично.

В этот момент я и думать забыла о поле своей подруги.

Бесплодие или бессилие? Или и то и другое. Чезаре не возлег со мной, хотя получил все права на мое тело. Мы спали в одной постели много раз, но он не делал попыток мной овладеть. Дело во мне или все же в нем?

– Может, ты не умеешь соблазнять? – предположила Маура, когда Карла, обозвав нас дурами, удалилась и я озвучила свои подозрения вслух.

Она выглянула наружу и подмигнула:

– Никто ничего не заподозрил, мы ведем себя как обычно, то есть по-дурацки.

Я рассеянно кивнула:

– Мне нужна путтана, не фигурально, а настоящая профессионалка. Думаешь, такие есть среди гостей?

– Возможно. Только я не понимаю, зачем тебе такая женщина.

– Для совета и консультации. Может, я действительно не умею соблазнять.

И мы пошли искать синьорину Маламоко. Потому что только она могла показать нам путтана. Да и вообще, не оставаться же в чулане до полуночи.

По дороге я пожаловалась на голод, и Панеттоне предложила заглянуть на кухню:

– Поработаю твоим пробовальщиком, дона догаресса, наследницу да Риальто в отчем доме вряд ли отравят.

– Скандал получился бы знатный.

Распаренные кухарки встретили нас глубокими поклонами:

– Ваша серенити, синьорина Маура.

Та рассеянно ответила на приветствия и потянула носиком:

– Жарко. Перекусим снаружи.

Одна из поварят быстро собрала нам корзинку со снедью, другая стерла паутину с пузатой оплетенной бутыли.

– Выйдем черным ходом, – решила Панеттоне и громко сказала девушкам: – Если нас с доной догарессой будут здесь искать, вы ничего не видели.

Тайная дверца оказалась за прокопченной свиной тушей, подвешенной к потолку. Узкий коридорчик вывел нас во внутренний хозяйственный дворик. Тут зеленели огородные грядки и располагался колодец, прикрытый круглой дощатой крышкой.

Маура поставила корзину на эту импровизированную столешницу.

– Располагайся, Филомена.

Табуретами нам послужили два полена.

– То самое знаменитое изюмное вино? – спросила я, отпив из бокала.

– Амароне, – кивнула она. – Эдуардо предпочитает его прочим. Знаешь, оно довольно крепкое. Можно развести водой.