Текст книги "Херсонес. Владимир. Русь. Единство"

Автор книги: Татьяна Копыленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Византия, Херсонес, 65 год по РХ

Солнце клонилось к закату. Волны все так же мерно накатывали на берег, стирая с него усталость жаркого дня.

В самом центре Херсонеса, на главной улице стоял дом знатного горожанина. В определенный день с разных сторон к нему подходили люди и стучали в дверь особым образом. Им открывал двери хозяин дома, приглашал войти и провожал к скрытому в полу потайному ходу: несколько каменных ступеней и деревянная лестница, поддерживаемая каменным столбом вели в тайное подземное убежище. Здесь собирались те, кто хотел услышать Слово Божие. Это был тайный Храм первых христиан.

Андрей сидел на небольшом возвышении, свой яблоневый посох он прислонил к стене, котомку положил рядом.

Он внимательным, спокойным, доброжелательным взглядом обвел пришедших и радушно им улыбнулся. Апостол заметил, что сегодня пришло немного больше людей, чем в прошлый раз, и это наполнило его сердце тихой радостью. Пусть их сейчас только несколько человек – тех, кто пришел послушать и воспринять Слово Божие, Андрей был уверен, что постепенно Херсонес станет христианским – через Любовь…

Последней в помещение спустилась молодая женщина, и в нерешительности остановилась на нижней ступеньке. Мужчины смотрели на нее с недоумением и долей осуждения. Что делает здесь женщина? Ее место у домашнего очага…

– Проходи, Татьяна, мы рады тебе, – обратился к ней Андрей – к хозяйке дома, в котором он остановился тем летним вечером несколько недель назад, в котором его не побоялись принять, и дали кров, пищу и отдых. – Мы рады всем, кто хочет обрести Мир, Любовь… Я расскажу вам сегодня о женах-мироносицах…

Русская земля, Киев, 987 год по PX

Б заботах и тревогах время быстро летит… А тоска в груди у Владимира все не затихала.

Крепко задумался князь. Не знал он, какой дорогой пойти, какой путь выбрать. Вспомнил он, как когда-то рассказывал ему Илья Муромец о том, как пришлось ему выбирать путь свой на развилине путей-дорог у Вещего камня: «Направо пойдёшь – коня потеряешь, себя спасёшь; налево пойдёшь – себя потеряешь, коня спасёшь; прямо пойдёшь – и себя и коня потеряешь»…

Трудный выбор… Но русские витязи не страшась делали его – и выходили победителями…

И решил князь все дела отложить и совет созвать, с теми, кому он доверял так же, как себе. И послал он гонцов на три стороны света: звал он к себе друзей своих – сотоварищей, что границы Земли родной охраняли, защищали от врага да от нечисти разной.

Долго ли, коротко ли, задрожала земля под поступью коней богатырских, и въехали на княжеский двор три витязя славных: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович.

Обрадовался князь их приезду, встретил, обнял, расцеловал, повел в палаты княжеские, напоил, накормил и речь завел, о том, что его тревожило, что радости днем лишало, а ночью покоя.

– Тоскую я, други мои дорогие, и не понимаю – отчего. Вроде бы ведь все у меня есть: я княжу на Руси, власть моя велика, есть у меня друзья-богатыри, войско сильное, богатств не счесть, жены-красавицы, дети хорошие. Да вот душе моей покоя нет, нет ей мира и утешения. Места себе не нахожу. Что это со мной? Что не так? Как душу мою успокоить?

Задумались братья-богатыри.

Слово взял Илья Муромец, как старший побратим среди них.

– Не могу тебе ответить, княже, не знаю, чем душу твою успокоить. Но могу рассказать тебе о том, что тревожит меня.

Приснился мне сон страшный. Такой страшный, что я от крика своего проснулся.

А снилось мне вот что.

Будто сплю я в шатре своем. Конь мой Бурка вдруг заржал тревожно. Сам я ничего не услышал, но своему коню я доверяю – попусту тревожить не будет. Взял я меч, вышел из шатра: ночь летняя, звезды сияют, красота, травами пахнет, сверчки поют… тишина… хорошо на сердце…

Вдохнул я полной грудью свежий воздух ночной, закрыл глаза, этим покоем наслаждаясь… Да только мой Бурка снова заржал да копытом стукнул…

Открыл я глаза – и вовремя: два татя в ночи ползущие, набросились на меня – хотели в спину мне ударить, исподтишка, подло. Хорошо, что я с мечом вышел. И завязался бой – не на жизнь, а на смерть.

Бились мы долго, вслепую, под звездами, в тишине ночной, только мечи наши звенели.

Порубил я их – этих татей…. И упали они мертвыми к моим ногам. Но и меня они крепко порубили.

Опустился я на Землю-матушку, ко мне Бурка подошел, лег на землю рядом со мной. Обнял я своего верного коня, привалился к нему, чувствую – силы меня покидают.

А тут и солнце взошло.

И увидел я, что у ног моих, порубленные мечом моим булатным, лежат братья мои – Добрыня Никитич и Алеша Попович.

Братья мои, напавшие на меня ночью, словно тати.

Сердце мое от горя разорвалось. И я умер от этой скорби.

В последний миг перед смертью увидел я, как кровь заливает всю Русскую землю, как покрывают ее наши враги, словно саранча покрывает поле, и как черным заревом заполыхала вся Русь-Матушка. И закричал я во сне от этого горя нестерпимого и от крика своего проснулся.

Вот такой сон страшный мне приснился, княже. И с той ночи не могу я найти покоя. Знаю я, что братья мои никогда не сделают мне худа, никогда меня не предадут. Вот только, что значит этот сон – ума не приложу.

– И мне такой сон приснился, – сказал Добрыня.

– И мне, – тихим эхом отозвался Алеша.

«И мне…» – подумал Владимир.

Богатыри молчали. Молчал и князь.

– Думаю, братья, что это знак был. Слишком много крови, слишком много смертей, предательства, страха, ненависти… Нельзя брату на брата меч подымать. Нельзя позволять гибель сородичей в войнах междоусобных. Нельзя кровью родной свою родную землю заливать. Не правое это дело, – высказал свои мысли Илья.

– Да, Илья, брате мой, – отозвался Владимир. – Не правое. Не можем мы допустить, чтобы светлая Русская земля в крови русской захлебнулась. Дети наши, наши внуки этого не простят нам никогда. Да и не будет их тогда – детей и внуков наших: будут они чьими-то рабами. Если внутри Руси не будет мира – быстро ее по клочкам раздерут враги наши. Только в единстве наша сила.

– Обратись к богам за помощью, – тихо скал Илья.

– Уже обращался. Не помогают они. А жертву кровавую я приносить не хочу. И так уже войны междоусобные сколько жизней забрали, сколько слез матери пролили по детям своим, жены по мужьям! Не будет на такой земле счастья, не будет радости, пока брат на брата идет, пока мы кровь своих сородичей проливаем, пока боги требуют кровавых жертв, а жребий решает, кому жить, кому умереть. Не правое это дело…

– Ты не веришь больше Перуну? – задал вопрос Илья Муромец, но все три богатыря неотрывно смотрели на Владимира.

– Нет. Я признаю, что он великий и сильный бог. Но он – воин, его жатва – на поле битвы. И не делает он разницы между своими и чужими. Жертв кровавых, человеческих, больше не будет ему. Я хочу, чтобы Русская земля крепла, чтобы все роды-племени, что живут на Руси, жили в мире. Чтобы всем миром становились мы стеной на пути врагов наших, но не воевали между собой.

– Что думаешь делать, княже?

– Пока не решил…

– Решай. Супостаты только и ждут, когда между братьями вспыхнет вражда, тогда легче им будет захватить Русь. Нам чужого не нужно, но и свою землю родную мы не отдадим…

На мгновение князю показалось, что откуда-то издалека до него донеслось: «чужой земли мы не хотим ни пяди, но и свой вершка не отдадим»…

«Какие хорошие, правильные слова», – подумал он.

– Вы, три моих любимых названных брата, три друга моих, со мной ли вы будете? – помолчав, спросил он богатырей.

– Да, брат, наша троица всегда будет с тобой.

Три могучие руки протянулись к Владимиру, и скрепил он это богатырское рукопожатие своей рукой. Впервые за долгое время на сердце Владимира посветлело, и открыл он богатырям то, над чем давно уже размышлял.

– Волнуется Русь, братья. И этому причиной не только набеги вражеские, но и разные веры, разные боги, обычаи. Плохо это для Руси – не нужны нам споры, не нужны нам ссоры, нужен нам мир и согласие. Нужен нам один бог. Вот только какую веру принять?

Поменять веру – трудное дело. Нужен нам такой бог, чтобы народ наш принял его.

Прошу я вас о важном и тайном деле. Прибыли к нам три гостя иноземных: один из волжских булгар, другой – из немцев, Папа Римский его послал, третий – из иудеев хазарских. Знаю, зачем они прибыли: каждый из них желает, чтобы Русь в их веру обратилась. Вот только хочу я, прежде чем решение принять, понять, какая вера станет для нашего народа родной. Без этого – решения не приму.

Потому и прошу вас, братья, Илья, Добрыня, Алеша – отправляйтесь вы в эти земли на три стороны света, посмотрите, какие это веры, каковы их боги, как там люди живут, и с вестями возвращайтесь домой. Потом и подумаем, что нам делать дальше.

Князь проводил братьев-богатырей на подворье, поклонился им в пояс.

– В добрый путь, возвращайтесь поскорее с хорошими вестями!

Поклонились богатыри князю в ответ, сели на коней своих, выехали со двора княжеского, на мгновение остановились, попрощались и разъехались в разные стороны.

И полетели кони, понесли богатырей русских на три стороны света. Ложатся под их копыта версты, мелькают под ними чистые поля и дремучие леса, проплывают реки широкие и остаются позади горы высокие:

Бурка, Сивка и Каурка несут побратимов за дальние дали, торопятся.

Важное дело предстоит богатырям, спешат они поручение великого князя русского выполнить, хотят, чтобы на Руси благоденствие наступило, и сердце князя возрадовалось. Только вот скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается…

…А в Киеве зашумели деревья вокруг капища, дрогнула под ним земля, зашатались кумиры, но устояли. Только у Мокоши по щеке скатилась горючая слеза, оставила выжженный след на идоле деревянном и упала на землю.

И не видел никто, что над капищем, высоко в небе, заслоняя солнце, распластал свои черные крылья Змей Горыныч…

Византия, Константинополь, 987 год по РХ

– Ты ведь понимаешь, брат, что нам не выстоять самим… Наши усилия ничего не дали. – Император Византийский Василий II горестно вздохнул, и его венценосная голова поникла.

– Не дали… – эхом отозвался его брат и соправитель Константин VIII.

– Нас теснят ото всюду! С самого первого дня правления нас теснят! Нам нужна помощь! – Василий метался по просторному заду. – Нужна помощь… Легко сказать… Но к кому обратиться? Кому можно доверять?

Константин следил за взволнованным братом печальными глазами – он редко видел его таким… таким… растерянным? Да… растерянным… И это угнетало Константина сильнее всего. Что будет, если Василий не сможет взять себя в руки, и рассудительное состояние духа к нему не вернется? Что тогда?

Василий, голубоглазый, приятной наружности, хоть и невысокого роста, был хорошо сложенным, сильным, выносливым человеком, прекрасно владел оружием и ездил верхом. И характер его был твердым, иногда эта твердость даже переходила в свирепость. За эту свирепость его прозвали Болгаробойцей.

«Хотя чему тут удивляться?», – подумал Константин.

Он погрузился в свои мысли. Возможно, Василий и мог стать более мягким человеком, но…

В год восшествия на престол Василию II было всего восемнадцать лет. Первым восстал против него военачальник Варда Склир и быстро подчинил себе все азиатские фемы. Василий послал против него другого Варду – Фоку и этот талантливый военачальник в 978 году усмирил мятежника Склира, и тот бежал к арабам.

Это было девять лет назад. Константин задумчиво покачал головой в ответ на свои мысли. Кто бы мог подумать – уже прошло девять лет!

Когда-то могучий Варда Склир сейчас был стариком, но вот сила его духа не уменьшилась: он вернулся и объявился вновь в пределах византийской империи.

Выступив со своими отрядами против Варды Склира, военачальник Варда Фока в августе 987 года нежданно для пославших его василевсов, провозгласил себя императором, захватил Склира в плен и, соединив оба войска в одно, захватил Антиохию.

Предатель.

Теперь же мятежники осадили стены Хрисополя, отделявшего Босфорский пролив от Константинополя – они были уже на пороге столицы империи.

Казна пустела.

Что делать?

Легкой походкой в зал вошла порфирородная принцесса Анна.

– Приветствую вас, братья мои, – ее голос негромкой мелодией пролетел по залу.

Василий и Константин одновременно повернулись к ней, словно вынырнув из своих мыслей, окинули задумчивыми взглядами ее статную тонкую фигуру и нежное лицо, переглянулись и снова задумались.

Анна видела, что ее венценосные братья не расположены к беседе, несколько мгновений постояла, надеясь, что на нее все же обратят внимание, а затем вышла из зала.

– Знаешь ли ты, что к великому князю русскому Владимиру прибыли три посла, желающих привести Русь к своей вере? – нарушил тишину Василий.

– Да, мне это известно. Русь – варварская страна язычников, страна тавро-скифов… – отозвался Константин.

– Брат, Русская земля огромна, богата, с сильным войском…

– Русская земля огромна, богата, с сильным войском… – эхом повторил слова брата Константин. – Наш долг приводить язычников в истинную веру…

– Направим Владимиру письмо. Пусть он поможет разбить наших врагов…

– А мы за это облагодетельствуем Русь, приведя эту варварскую страну ко Христу… – Какие богатые дары за это привезет нам Владимир – ведь Русь огромна, богата!..

– Наша казна пустеет…

– А если подойти к этому с умом, то можно только представить, сколько богатств мы сможем получить за то, что милостиво поведем Русь по пути спасения…

– И будем владычествовать над ней…

– Над ее землями, богатствами…

Братья переглянулись – они понимали друг друга с полуслова.

За колонной, никем не замеченный, стоял Андрей Первозванный и с горечью в глазах смотрел на братьев-императоров.

Русская земля, Киев, 987 год по РХ

Ему хотелось прийти, упасть на колени и спрятать лицо в женских, теплых, любимых ладонях.

Но к какой женщине он мог прийти за утешением?

Владимир не тешил себя напрасными надеждами: он знал, что Рогнеда его не любила, да и другие жены тоже. Хоть уже и дети родились… Хорошие дети… А не любили его ни жены, ни наложницы… Да и он не испытывал к своим женщинам любовных чувств…

Пусто было в его сердце. Пусто и холодно… Открылась дверь, вошел слуга.

– Великий князь, к тебе гости иноземные. – Пусть войдут.

Вот они вошли, поклонились и встали перед ним – Фарлаф, Рогдай, Ратмир – три посланца разных земель, народов, вероисповеданий, три таких разных человека…

А цель у них – одна.

– Чего же вы хотите от меня, гости мои дорогие? – Князь знал ответ на свой вопрос, но хотел его услышать высказанным вслух от этих таких разных людей, у которых была одна цель.

– Обратить Русь в истинную веру…

– Обратить Русь в истинную веру…

– Обратить Русь в истинную веру…

Три одинаковых ответа прозвучали одновременно.

Вот только великий князь русский Владимир Красное Солнышко понимал, что не в этом их цель. Велика Русь, богата, сильна…

И еще тяжелее стало у него на сердце.

Легкий порыв свежего морского ветра коснулся щеки Владимира. Князь повернулся посмотреть – откуда здесь повеяло морем?

Перед ним стоял высокий ясноглазый мужчина, в длинной, ниспадающей одежде, с яблоневым посохом в руке.

– Кто ты? – удивился князь. – Как ты вошел и что тебе нужно?

– Меня зовут Андрей, – мягкий, но звучный голос незнакомца эхом прокатился по залу. – Я пришел к тебе из Херсонеса, города Византийского. Чего хочу? Хочу дать мир твоей душе.

У князя дрогнуло сердце.

Откуда этот путник знает о его тревоге?

Владимир вгляделся в глаза Андрея и увидел в них только Свет, Мир и Любовь.

– Как же ты можешь это сделать? – Князь, сам того не замечая, затаил дыхание.

Вот сейчас… сейчас… Что скажет ему этот человек, с ясными глазами, мягким голосом, смуглой кожей, словно опаленной горячим южным солнцем, принесший с собой в княжеские палаты запах моря?

Как?

Как он сможет это делать – дать мир его душе?

– Через Любовь…

Владимир Красное Солнышко улыбнулся этому чудесно появившемуся путнику – его сердце начало согреваться. Князь повернулся к гостям иноземным – те удивленно смотрели на него.

– О делах серьезных негоже на ходу говорить: они размышлений требуют. Прошу вас, гости дорогие, погостить у меня. Погостите, расскажите мне о верах своих, о том, как ваши боги относятся к народам своим, об обычаях, о том, как люди живут в ваших землях. Простите, только вот занят я сейчас: готовлю пир свадебный – выдаю дочь свою Людмилу за князя Руслана. После поговорим.

Рогдай, Фарлаф и Ратмир поклонились ему, молча вышли из зала, отошли от закрывшейся двери и остановились.

– Что это было? – Ратмир высказал вслух то, о чем все они думали. – Князь так сильно задумался, что забыл о нашем присутствии? О чем?

Фарлаф и Рогдай задумчиво пожали плечами. Они еще немного постояли вместе и молча разошлись.

Шли дни…

Князь сидел на скамье у окна в одиночестве – он ждал. Ждал своих братьев-богатырей, ждал вестей от них – казалось, он ничего еще так не ждал в своей жизни.

На мгновение тень закрыла солнце – словно тучка набежала – и снова стало светло. Земля дрогнула, и Владимир услышал звук, от которого ему сразу стало легче: поступь коней богатырских. А уж как ступают Бурка, Сивка и Каурка знал каждый человек на Руси.

В горницу тихо вошел слуга.

– Великий князь…

– Да, знаю! Други мои вернулись! – не дал договорить ему Владимир, спеша навстречу богатырям.

Он выбежал на подворье, где спешившись, обнялись Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович и четвертым обнял их. Отпустив братские объятия, они поднялись в палаты, куда князь приказал принести еды и питья, а тем временем слуги и баньку затопили. Богатыри, утолив голод и помывшись, стали рассказывать Владимиру о том, что увидели.

– Был я в земле волжских булгар, где люди исповедовать стали веру мусульманскую, – начал Илья. – Много мудрого в себе таит ислам, многое позволяет, но многое и запрещает. Нет веселия там, не поют песен, вина не пьют. Нет, не легло у меня сердце к их вере.

– В земле немецкой вера латинская, храмы богатые, да только не дышится там вольно, обряды душу не согревают, не приносят успокоения и радости, – поведал Добрыня. – Да и знаю я о том, что еще к бабке твоей, княгине Ольге, приходил епископ из тех земель, но изгнан был.

– Земли хазарских иудеев не смог я найти, – горестно вздохнул Алеша Попович. – Нет у них земли единой, рассеял их Бог по разным землям. Так и живут они врозь.

Задумался князь. Не раз уж за это время беседовал он с гостями иноземными: рассказывали они ему о верах своих. И сошлись мысли князя и побратимов его: не легла у него душа ни к латинской вере, ни к исламу, и у русского народа не будет душа лежать к этим верам. А иудейская вера не поможет ему объединить Русь, раз сами они живут врозь и нет у них земли единой.

В палатах снова повеяло свежим морским ветром. Князь поднял глаза – в зале появился путник из Византии Андрей.

– Почему ты ушел тогда? Как ты приходишь и уходишь, что я не замечаю этого? – спросил его Владимир. – Почему вернулся?

Богатыри встали и подошли ближе к князю, прикрывая его со всех сторон: ясные глаза незнакомца посылали им мир, он был безоружен, но его чудесное появление заставило их проявить необходимую осмотрительность.

– Я прихожу, когда нужен, а когда в моем присутствии нет необходимости – ухожу. Видят меня не все. Гости твои иноземные меня не видели – чужие они тебе по духу. А вот твои братья-богатыри видят меня – неразрывна ваша связь братская, родные вы друг другу, и троица их верой и правдой служит родной земле, ради нее жизни свои не пожалеют богатыри твои славные.

Вижу, что задумался ты крепко, князь, вижу, что надежды твои не оправдались, не знаешь, какой путь выбрать, как в былинах ваших: три дороги ты видишь перед собой, и ни одну ты выбрать не можешь. Но как вас четыре побратима, так есть и четвертая дорога.

Я покажу вам четвертый путь – путь Любви. Смотрите – это храм святой Софии в Константинополе, вы называете его Царьградом…

И в тот же миг Владимир, Илья, Добрыня и Алеша увидели…

…храм красоты сказочной…

…почтительные прихожане, со светлыми лицами…

…красивое пение во время богослужений в самую душу проникает…

…иконы в золотых окладах…

…Лики Господа, Богородицы, святых – светлые, глаза кроткие, понимающие, дающие покой, мир, надежду…

…но и воевать они умеют – вот Михаил Архангел, победивший Сатану, вот Георгий Победоносец – победитель Змея…

…Спаситель умер на кресте за грехи человеческие…

Бог умер за людей?!

Не потребовал Он кровавую жертву во Славу Свою, а Сам умер ради искупления грехов людских?!

Как Отец пережил такое – отправил на смерть лютую своего Сына ради искупления грехов человеческих? Не потребовал жертву ради Славы Своей, ради Сына своего – а в Жертву принес ради людей Сына своего?

Пресвятая Богородица – умилилось сердце Владимира, когда он заглянул в ее глаза и почувствовал ее скорбь неизбывную и любовь бесконечную… Как только пережила Мать такое горе – на руках ее умер Сын, приняв крестную муку за людей…

…А это кто? Что за прихожанка?

Женщина, в простом светлом платье, молившаяся у иконы Пресвятой Богородицы, подняла голову, тонкой рукой поправила свечу, огонек разгорелся сильнее, и Владимир увидел ее глаза – теплые, нежные, такие… родные…

Его сердце сладко замерло. Что это? Что с ним?..

Апостол дал еще несколько мгновений Владимиру побыть в чудесном храме и «повел» его и троицу богатырскую дальше.

И увидели они Страшный Суд: и ужаснулись их сердца от того, куда после смерти попадают грешники, и возрадовались от того, куда попадают праведники…

Когда Владимир, Илья, Добрыня и Алеша пришли в себя, их глаза сияли, а в сердцах был мир.

– Благодарю тебя, Андрей, за все, что ты дал нам узнать. Эта вера мне по душе. Права была бабка моя, княгиня Ольга, – задумчиво проговорил Владимир. – Сама крещение приняла, всех приближенных крестила и хотела Русь привести ко Христу… Поняла она, что сила – в Любви… Знаю, что уже давно есть христиане на Руси, и в войске моем тоже есть христиане… Да только не захотел отец мой Святослав принять веру христианскую, думал, что дружина его в том не поддержит. А вы что скажете, братья? По душе ли вам вера христианская, греческая, православная? – обратился князь к богатырям.

– По душе… По душе… По душе… – отозвались три друга словно одним голосом.

– И сам крещусь – и дружина моя со мной крестится, – князь был уверен, что его соратники, с которыми прошел он не одну битву, и не один пир победный пировал, поддержат его.

Душа князя успокоилась и возрадовалась. Он почувствовал, что все будет хорошо.