Текст книги "Все или ничего"

Автор книги: Татьяна Устименко

ГЛАВА 8

Забравшись с ногами на тумбочку, Радислава увлеченно читала взятую с полки книгу. Больше в комнате сидеть оказалось не на чем, но тумбочка ее вполне устраивала. Девушка так погрузилась в чтение, что голос проснувшегося байкера застал ее врасплох.

– Что ты там скорчилась, как сорока на припеке? – хриплым со сна голосом полюбопытствовал Виктор.

– А тебе жалко? – огрызнулась менестрель, неохотно отрываясь от книги.

– Тумбочку? Да сиди, кто тебя гонит. Но неудобно же!

– А здесь больше негде. Кровать ты занял. Нет, я, конечно, могла набраться наглости и сесть на тебя, но…

– А почему нет? – фривольно усмехнулся мужчина, приподнимаясь на локтях. – Я бы не отказался.

– Ты так в этом уверен? – скептически вскинула бровь Радислава.

– Ну это зависит от того, куда конкретно ты сядешь.

– Боюсь, в твоем теперешнем состоянии тебе по-любому станет плохо, куда бы я ни села, – поддразнила менестрель.

– Надо же, ты меня жалеешь, что ли? Как трогательно, – съехидничал Виктор, усаживаясь на кровати.

– Не обольщайся, я всего лишь констатирую факт, – наставительно откликнулась Радислава. – Единственное действие, на которое ты сейчас способен, – это спать в самом прямом смысле этого слова.

– На это действие я способен во всех смыслах и состояниях, – фыркнул байкер, пробуя встать. – Ф-фх-х… – Грудь и бок мгновенно отозвались тянущей болью.

– Кстати насчет «спать»… Я останусь до утра, – напомнила Радислава.

– Валяй, – хмыкнул Виктор. – Кровать, правда, не аэродром, но и ты объемами не поражаешь.

– Э нет, – отказалась оборотничка. – Избавь меня от этого скрипучего гроба. Да и некрофилией я вроде не страдаю. Есть еще одно одеяло? На полу себе постелю.

– Воля твоя, мне свободней будет. Одеяло в шкафу на антресоли и плед там же.

Радислава спрыгнула с тумбочки и хорошенько потянулась. Куцая майка подскочила чуть ли не до груди. Байкер отметил, что повязки на ребрах уже нет, осталось лишь несколько свежих шрамов. Менестрель подошла к шкафу и, привстав на цыпочки, попыталась достать до дверцы антресоли. Удалось ей это лишь с третьей попытки. Вытащить свернутое в рулон одеяло оказалось куда сложнее – мешал футляр продолговатой формы. Виктор, с усмешкой понаблюдав за тем, как оборотничка безуспешно пытается снять одеяло с полки, в конце концов не выдержал. Поднялся и снял сам.

– Я бы и без тебя справилась, – не упустила возможности повредничать она, не отрывая взгляда от продолговатого футляра. – Неужели это скрипка? – ткнула она пальцем.

– Ну скрипка, и что? – неохотно откликнулся байкер.

Радислава уже стаскивала футляр с антресоли.

– Эй, положи на место!

– Она твоя, что ли?

– Моя!

– Ой не смеши мои лапы, человек! Ты хоть знаешь, с какой стороны за нее браться?!

– Представь себе, знаю! – огрызнулся мужчина, пытаясь забрать у нее скрипку, но оборотничка оказалась проворней и быстро отскочила от шкафа. Пристроив футляр на верстаке, Радислава извлекла инструмент и попробовала ногтем струну.

– М-дя… не настроена… – Секунда – и в ее руке появился миниатюрный камертон, извлеченный из все того же футляра.

– Слушай, не трогай ее, а? – вяло попросил Виктор, борясь с очередным приступом слабости.

Радислава, не обращая на него никакого внимания, подкручивала колки.

Байкер болезненно поморщился, когда менестрель тренькнула камертоном.

– Это не «ми», а «ми-диез»! – не выдержал он. – Опусти…

Девушка недоверчиво уставилась на него:

– Может, ты еще и играть на ней умеешь?

– Умею, – буркнул Виктор.

– Ой не вешай мне лапшу на уши, человек! – презрительно фыркнула она. – Да ты хоть знаешь, какой рукой смычок держать? – Оборотничка закончила настройку, прижала струну и с оттяжкой провела по ней смычком, извлекая противный гнусавый звук.

– Ну все! – не выдержал байкер. – Хватит!

Радислава так и не поняла, как инструмент очутился у него в руках.

– Учись, студент, – буркнул Виктор. – Работает профессионал!

Смычок легко скользнул по струнам, и менестрель почувствовала, как проваливается в омут звуков. «Шторм» Вивальди она узнала сразу, хотя впервые слышала его в таком виртуозном исполнении. Оборотничка ошеломленно плюхнулась на свернутое одеяло.

– Нет, невероятно, – пробормотала она, поднимаясь взглядом по фигуре байкера: видавшие виды черные джинсы, бинты на груди, трехдневная щетина, нечесаная, спутанная грива угольно-черных волос и… скрипка. – Этот человек играет так, будто он одержим… Невероятно!..

Последние звуки еще растворялись в воздухе, когда Виктор театрально поклонился, вложил скрипку в футляр, а футляр убрал обратно на антресоль. Одарил оборотничку победным взглядом, пошатнулся и начал сползать по дверце шкафа. Радислава едва успела его поддержать.

– Ненормальный, – сердито прошипела она, помогая байкеру добраться до кровати. – Шут и клоун! – Тут оборотничка не удержалась на ногах, и они оба рухнули на одеяло.

Виктор до крови закусил губу: тянущая боль нарастающей пульсацией отдавалась по всему боку.

– Очень больно?

– А тебе есть разница? – огрызнулся он, мысленно распиная себя за то, что поддался на провокацию.

– Швы могли разойтись. Нужно снять повязку. Посмотреть.

– Да ничего там не разошлось!

– Откуда ты зна… кхм, человек, что твоя рука делает на моей талии? – вдруг грозно рявкнула Радислава.

– А она там что-то делает? – состроил невинную мину Виктор.

– Она там лежит!

– И как? Надеюсь, ей там удобно?

Менестрель, презрительно фыркнув, вскочила и начала расстилать на полу одеяло. Байкер, пошатываясь, поднялся.

– Марш на кровать, – безапелляционно заявил он.

Оборотничка вызывающе уставилась на него.

– На полу сегодня сплю я, – отрезал Виктор.

– С ума сошел?! С твоими ранами…

– Со своими ранами я могу спать хоть на голой льдине! Ты на полу спать не будешь. Марш на кровать.

Радислава покладисто пожала плечами, мол, тебе же, дураку, хуже.

– Слушай, человек, как ты вообще на этой гробовой доске спишь? – Менестрель пыталась поудобнее устроиться на жесткой, просевшей от времени кровати.

– Молча, – фыркнул Виктор. – И почему ты все время называешь меня «человек»?! У меня, между прочим, имя есть, вполне произносимое.

– Возможно. Но ты так и не удосужился его назвать, – откликнулась девушка.

– Что? М-дя, становлюсь непоследовательным… Меня зовут Виктор, мышка.

Радислава чуть не поперхнулась. Нет, этот тип точно ненормальный! Назвать свое истинное имя абсолютно незнакомому человеку, то есть оборотню… Уму непостижимо!

– Не называй меня мышкой! – вспылила оборотничка. – У меня тоже есть имя!

– И ты тоже его не назвала, – усмехнулся в темноту байкер.

– Радислава, – буркнула менестрель.

– Рада… – будто пробуя на вкус, повторил Виктор. – Знаешь, а тебе удивительно подходит, мышка.

– Спи уже, философ. Спокойной ночи, – рассеянно пожелала она, отворачиваясь к стене.

«Нет, этот человек точно ненормальный… – думала Радислава, зябко обхватив себя за плечи и уткнувшись взглядом в темноту. – Он же только что назвал мое имя! Без всяких предисловий и намеков, взял и назвал! Нет! Не надо, Один, хранитель скальдов, ну пожалуйста! Я не хочу…» Лишь двое могут назвать истинное имя скальда без подсказок – наставник и спутник. А ее наставника уже давно нет в этом мире…

Виктор проснулся от ощущения пристального взгляда на себе.

– Чего? – не открывая глаз, поинтересовался он.

Оборотничка, приподнявшись на локте, неотрывно смотрела на него.

– Да вот думаю, не вернуть ли мне одну нагло сбежавшую грелку, – задумчиво отозвалась она. – А то холодно.

– Слушай, ну чего ты прицепилась с этой грелкой? – чуть обиженно ответил байкер.

– А что тебе не нравится? Мягкий, теплый – чем не грелка?

– Ты еще скажи «пушистый», – буркнул Виктор.

– В каком месте, уточнять? – ехидно осклабилась Радислава.

Мужчина неопределенно хмыкнул.

– Слушай, мне действительно холодно, – почти жалобно протянула менестрель. – У тебя тут отнюдь не сауна!

– О боги, и ты собиралась спать на полу! – проворчал Виктор. – Ладно, двигайся давай. – Байкер, стараясь как можно меньше тревожить раненый бок, перебрался на кровать. Оборотничка мгновенно прижалась к нему.

– Так чего тебе все-таки не спится в ночь глухую? – вновь спросил он.

– Ты стонал от боли во сне, – честно ответила менестрель.

– А кто тебе сказал, что от боли? Может, мне снилось что-то эдакое… – усмехнулся Виктор.

– Слушай, человек, я еще в состоянии различать боль и страсть, – прервала его Радислава.

– Наверное, повернулся неудачно… – вздохнул он.

И тут оборотничка сообразила, что прижимается как раз к пострадавшему боку. Мысленно прокляв свою невнимательность, попыталась отстраниться.

– Ну чего ты вертишься, как вошь на гребешке? Лежи как лежала. Так даже лучше – тепло и болит меньше. – Мужчина осторожно обнял ее за плечи.

– И кто из нас еще грелка? – риторически вопросила в темноту менестрель.

Ответом ей стал многозначительный смешок.

– Человек, скажи, – спустя минуту спросила Радислава, – где ты выучился так играть на скрипке?

– Десять лет музыкальной школы с отличием и пять лет консерватории с красным дипломом, – сонно откликнулся Виктор. – А знаешь, что самое интересное, мышка? Я сегодня играл впервые за последние восемь лет…

Легкий сильфийский парусник скользил в ночной тишине, грациозно рассекая бархатистое пространство ясной апрельской ночи. Ветер наполнял паруса, и парусник так стремительно несся вперед, словно пытался настигнуть одновременно близкую и такую далекую полную луну, которая висела прямо перед ним.

Анна стояла на палубе, кутаясь в куртку, и неотрывно смотрела в темно-синее небо, устремив взор на бледный диск ночного светила. Ветер растрепал уже изрядно отросшие после вынужденной стрижки волосы, серебрившиеся в лунном свете. Княжна старалась ни о чем не думать сейчас. Слишком многое свалилось на нее в последнее время. В данный момент ей просто хотелось послушать, как летит в тишине ночной ветер, свободный и беззаботный. Внезапно какая-то переливчатая трель вплелась в звучание ветра, сливаясь с ним, окутываясь лунным серебром и светом звезд. А ветер звенел струной, разнося звуки в пространстве. Чародейка прикрыла глаза, растворяясь в медленно текущей мелодии. На секунду княжне показалось, будто кто-то обнял ее за плечи… Анна стремительно обернулась – наваждение пропало.

«Я всего лишь хотел просить о прощении…» – вспомнилась ей последняя фраза де Крайто. Ох, если бы она знала еще, за что его нужно прощать… Княжна тяжело вздохнула и отвернулась от фальшборта. Чуть поодаль, на планшире, сидел Эорлин-ши – бессменный капитан парусника «Эолова арфа». На коленях сильфа лежала флейта, кажущаяся серебряной чертой на черной ткани его комбинезона. Сам капитан смотрел куда-то вдаль.

– Эорлин-ши! – окликнула Анна.

Сильф встрепенулся и спрыгнул на палубу. За его спиной тут же расплескалось лазурное свечение.

– Я потревожил вас, госпожа? – Сильф склонился в поклоне. – Прошу меня простить. Сегодня на удивление тихая ночь, и я решил подарить ей мелодию.

– Все в порядке, Эорлин-ши, – откликнулась княжна. – Я совсем не против, чтобы ночь звучала, как сильфийская флейта.

– Благодарю, госпожа, – еще раз поклонился капитан. Девушка кивнула и облокотилась о фальшборт.

– Сыграйте мне песню, благородный капитан! – попросила она.

Эорлин-ши не стал отказываться. Он поднес инструмент к губам и заиграл. Анна внимательно вслушивалась в волшебную мелодию, дивясь необычайности сильфийского восприятия мира, так непохожего на человеческое. Но постепенно она привыкла к странной музыке, начиная улавливать вплетенные в нее слова, нашедшие отклик в ее сердце.

 
Обессилев, огонь догорал недопетой балладой
Менестреля того, что уже не дойдет до весны.
Если пальцы немеют на струнах, то, видимо, надо
Докричаться до света сквозь страшные черные сны,
 
 
До сердец, что погрязли во лжи и бесстыдном обмане,
До сердец, что когда-то умели страдать и любить…
– Ты ослеп, менестрель, и блуждаешь в холодном тумане!
Ты в своей слепоте хочешь путь ко спасенью открыть?
 
 
Вот уставший аккорд замерзает, не дрогнув, на грифе,
А в улыбке, что тронет уста, отразятся тоска и печаль:
– То, о чем я пою, государь, непохоже на мифы,
Это правда, как птица, отчаянно просится вдаль…
 
 
Я пою о Любви, о Потерянных и Потерявших,
Я пою о Пути, что ведет сквозь иные Миры,
Я пою о Тоске, что рыдает о некогда Павших,
В беззаветной надежде идущих по Тропам Войны…
 
 
Но в холодной улыбке кривятся уста властелина,
Он глядит на огонь, что погаснет под снегом вот-вот.
– Князь, прикажешь убить старика? Он всего лишь тупая скотина!
– Нет, не троньте его, он и сам очень скоро умрет…
 
 
Но слепой менестрель вновь ударил по струнам гитары,
И невидящий взгляд устремлен в бесконечную ночь.
Эта песня – последняя, слишком похожа на чары,
Ей погрязшим во Тьме никогда не удастся помочь.
 
 
– В добрый путь, государь. Пусть хранят вашу светлость святые!..
И застынут слова недосказанным эхом времен.
– Умер он… Пусть. Придут оборванцы другие,
Сколько было их здесь – я уже не упомню имен…
 
 
Вновь белеет бездушный рассвет, разливаясь над снегом,
И лежит менестрель у дотлевшего в стуже огня…
А невидящий взгляд устремлен в это зимнее небо,
Тихо дрогнет струна под снежинкой: «Запомни меня!»
 

Флейта стихла.

– Через пару часов мы прибудем на место, – сугубо по-деловому проинформировал сильф, нарушая томное очарование тишины. – Вам лучше спуститься в каюту, госпожа. Ночной ветер коварен.

– Благодарю вас, Эорлин-ши, – откликнулась Анна, продолжая стоять у фальшборта и смотреть в ночь.

«Мудрый капитан прав, – подумала она, едва не заплакав от неожиданно нахлынувшего прозрения. – Мы все – слепые менестрели, герои, бредущие по непознанным путям любви. Нам есть за что умирать и ради чего жить. А единственной путеводной звездой становятся для нас наши любимые, которых мы должны прощать, беречь и помнить. О, Хьюго, клянусь – мы будем вместе, назло всем и вопреки всему. Я никогда тебя не забуду и не оставлю!»

Радислава проснулась от чувства того, что ей немедленно нужно уйти, исчезнуть, вычеркнуть себя из ауры этого города, выжечь из себя его метку, раствориться в паутине дорог, дабы заглушить тупую боль, наполнившую сознание. Осторожно, чтобы не потревожить спящего рядом мужчину, оборотничка выскользнула из-под одеяла. Уже на пороге обернулась, еще раз окинув взглядом комнатку. Задержалась на лице так и не проснувшегося байкера: угловатом, резко очерченном и каком-то спокойно-грустном. Оборотничка отвернулась и выскочила за дверь.

Она стремительно шла по церковному коридору, через который можно было попасть на внешнюю сторону двора. Раздался хлопок открываемого телепорта, и перед ней возник светловолосый целитель в гравикресле. Радислава отпрянула назад от неожиданности.

– Думаю, тебе не стоит так спешить. Это опасно, – вкрадчиво предостерег маг.

– Какого черта тебе нужно, лекарь? – резковато осведомилась оборотничка, потянувшись к рукояти обвитого вокруг талии уруми, хотя прекрасно знала, что целитель, как и менестрель, неприкосновенен.

– Тебе не следует уходить, – повторил Эрик.

– И кто же меня остановит? Я вольна в своем выборе, – огрызнулась Радислава.

– Ты должна остаться, так будет лучше для тебя и для всех нас.

– Я сама решу, как для меня лучше, лекарь. – Оборотничка прикидывала, успеет ли она оглушить чародея, прежде чем тот атакует. Услышав шорох за спиной, менестрель обернулась. Неподалеку стоял высокий темноволосый священник средних лет. В руке он сжимал револьвер, недвусмысленно направленный ей в грудь. Священника Радислава узнала сразу – именно он помогал целителю в лазарете.

– Если вы откажетесь остаться, нам придется вас убить, – честно предупредил темноволосый. – Князь, поясните нашей вынужденной гостье ситуацию.

Радислава затравленно озиралась. Становилось ясно, что пуля войдет в нее раньше, чем она успеет дернуться. И оборотничка была более чем уверена, что заряжено оружие серебром, а отнюдь не свинцом.

– Я так полагаю, слова «Волчий мор» и «Саксонский корпус» говорят вам о многом, – скорее утвердительно, чем вопросительно заявил Эрик.

Менестрель болезненно поморщилась. На протяжении многих лет она пыталась забыть этот кошмар.

– За вами охотится инквизиция. Думаю, нет смысла пояснять, что произойдет в том случае, если они вас поймают.

Радислава судорожно сглотнула.

– У инквизиции имеются архивы, касающиеся Волчьего мора, – добавил Профессор. – Полагаю, вы там тоже упомянуты.

– И вы считаете, что здесь инквизиторы меня не достанут? – неуверенно осведомилась оборотничка.

– По крайней мере, мы сможем этому помешать, – пообещал князь ди Таэ.

Менестрель опустила голову и удрученно ссутулилась. Похоже, этот город не собирался так просто отпускать ее, будь он проклят!

– Откуда вы узнали? – тихо спросила она.

– Анна посмотрела твои воспоминания, – пояснил Эрик.

Радислава непроизвольно сжала кулаки. С чародейкой она еще поговорит по душам…

– Ты остаешься?

– У меня нет выбора… А умирать мне что-то расхотелось, – буркнула оборотничка, разворачиваясь. И, обойдя Профессора, направилась туда, откуда только что пришла.

Виктор проснулся от каких-то неясных мелодичных звуков, доносившихся из-за неплотно прикрытой двери. Звуки уж очень напоминали гитарный перебор. Байкер, пошатываясь, подошел к двери и выглянул наружу, опершись о косяк. На ступеньках сидела Радислава и неспешно перебирала струны, что-то мурлыча себе под нос.

– Привет! – счастливо улыбнулся он, нехотя признаваясь себе в том, как сильно он боится потерять эту своенравную проблемную девушку.

– И тебе того же и тебя туда же, – не отрываясь от инструмента, отозвалась менестрель.

– Я вот что хотел спросить: ты, когда убирала, не натыкалась на потрепанную такую тетрадь в клеенке?

– Нет, а что? – Оборотничка чуть подвинула гитару, прикрывая предательски выглядывавший уголок вышеупомянутой тетради.

– Да так, ничего, – пробормотал Виктор. – Значит, я все-таки ее выбросил.

Радислава сочла за лучшее промолчать.

Сильфийский парусник «Эолова арфа» легко опустился на отведенную ему площадку. Княжна ди Таэ полной грудью вдохнула свежий весенний воздух. Территория древних… Здесь все не так просто, несмотря на то что грань, разделявшая два мира, уже давно разрушилась. Мир людей вульгарен и грязен, в отличие от земель древних рас, жители которых сделали все возможное для того, чтобы свести к минимуму негативное влияние соседей из Нейтральной зоны и человеческих земель.

Но даже эти края вряд ли заслуживали название Рая или Эдема. На Территории древних царили совсем другие законы, куда более суровые и примитивные. Здесь правили балом магия и клинок. Земли древних рас так и остались миром за стеной, хотя самой стены не существовало уже несколько столетий. Тут не признавали юридическую казуистику и кабинетную бюрократию, зато весьма уважали честь, силу и доблесть. Хотя следовало признать по справедливости, тут отнюдь не гнушались интриг, круговой поруки и кровной мести. Здесь выживали либо самые благородные и могущественные, либо самые хитрые и ловкие.

Анна так и не определилась, нравится ей эта земля или нет. Зато она отлично знала другое: едва они покинут парусник Эорлин-ши, им нужно быть настороже. Тонкие пальцы княжны непроизвольно сжали рукоять меча.

– Арьята, от меня ни на шаг! – приказала она ученице, смотревшей вокруг восторженными глазами. – Рид, тебя это тоже касается, – наставительно добавила чародейка.

– А? – встрепенулся архонт. – Ты что-то сказала, ma daeni?

– Святой отец, когда ты наконец прекратишь витать в облаках?! – раздраженно прикрикнула Анна. – Я сказала: нам нужно держаться вместе, если хотим вернуться домой в полном комплекте.

– Да-да, конечно.

На палубе появился Иль ди Амбер. Выглядел он помятым и усталым. Травник не любил высоту, его укачивало, и поэтому он почти не спал, проворочавшись всю ночь.

– Вы ступаете на земли, принадлежащие Высокому дому Скрипто, – с мрачной тожественностью возвестил Иль. – Отныне вы находитесь под защитой дома, но если законы гостеприимства окажутся нарушены…

– Прекрати ломать комедию! – оборвала его княжна ди Таэ. – Скажи лучше, как скоро мы сможем увидеться со старшим лэрдом?

– Мм… – стушевался травник. – Я думаю, прямо сейчас.

– Ты хорошо знаешь этого Иля? – тихонько допытывался Рид, пока они ожидали приема в гостиной особняка Скрипто.

– Глупый вопрос, – сердито зашептала Анна. – Он друг нашего дома. Пару лет назад мы с ним изъездили вдоль и поперек всю приграничную полосу Территории древних. Иллеиссин ди Амбер-э'Скрипто, травник в статусе… мм… – Княжна что-то прикинула в уме. – Должен быть уже в статусе мастера. Семь лет назад он в хлам разругался со своими родственничками и сбежал из клана ди Амбер, попросив в свою очередь разрешения стать одним из Скрипто.

– А что так? – заинтересованно спросил архонт.

– Иль – ученый. Ему глубоко плевать на интриги и иже с ними. Семья решила использовать его в своих играх, а он обиделся и ушел, – мрачно усмехнулась Анна, не упомянув, впрочем, о том, что, когда Иля попытались остановить, он вдребезги разнес пол-этажа родового особняка ди Амбер. – Со скандалом покинул отчий дом. Поговаривают, это произошло не без помощи самой Бледной Девы. Кстати, он сильный эмпат и запросто читает эмоции и чувства окружающих. Я бы посоветовала тебе и Арьяте хорошенько экранироваться.

Тут дверь, ведущая в кабинет главы Высокого дома Скрипто, отворилась, и на пороге возник Иль ди Амбер.

– Старший лэрд вас ждет, – торжественно провозгласил он. – Прошу следовать за мной!

Кабинет господина Лаэна, старшего лэрда Высокого дома Скрипто, больше всего походил на скрипторий, каковым, скорее всего, и являлся. Сам лэрд, невысокий худощавый мужчина со смуглым аристократичным лицом, обрамленным гривой седых волос, сидел за широким столом, заваленным красками, кистями и прочими принадлежностями, необходимыми для его работы. Тонкие пальцы старого узорщика сжимали только что опущенное в тушь стило. Когда Анна, Рид и Арьята вошли, господин Лаэн как раз закончил выводить последнюю линию в узоре крупной замысловатой буквицы.

– Княжна Высокого дома Анна ди Таэ с ученицей и капитан Священной Стражи отец Рид, – официально представил их травник.

Старший лэрд дома Скрипто окинул всех троих цепким взглядом серебристо-серых глаз.

– Так, значит, это не пустые слухи, что ди Таэ теперь работают на церковь, – сухо проговорил он, останавливая свой взор на Анне.

– Вас это смущает, лэрд? – иронично осведомилась княжна.

– Мне все равно, leri, [13]13
  Leri– обращение к женщине, дословно переводится как «госпожа».


[Закрыть]– покачал головой узорщик. – Это ваше личное дело. Сейчас мне важен только результат расследования. Хотя честно признаюсь, вы являетесь последней, кого я ожидал увидеть сотрудничающей с церковью. По причине печально памятных событий вашего прошлого.

– Вы забываете, лэрд, что ди Таэ вышли из Совета и теперь мы свободный дом, – парировала чародейка.

– Кхм, позволю себе вмешаться, – негромко проговорил отец Рид, кладя Анне руку на плечо, – ибо мне все же хочется узнать подробности дела, для разрешения которого нас сюда направили.

Лаэн э'Скрипто метнул быстрый заинтересованный взгляд на высокого нескладного священника, словно оценивал его дипломатический такт.

– С подробностями вас ознакомит Иль, святой отец, – резковато ответил он.

Анна, видя, что и без того скудная аудиенция близится к завершению, произнесла:

– Старший лэрд, хоть ваш дом и не состоит в Совете, вы все же являетесь наблюдателем, и я смею просить вас о том, чтобы на ближайшем собрании моей ученице был присвоен статус подмастерья, положенный ей по возрасту и умению.

– Совет состоится в конце недели, leri. Я поговорю с герцогом ди Амбером, – проявил любезность узорщик.

Княжна склонила голову в официальном поклоне, хотя больше всего ей хотелось вызвать гордеца-лэрда на дуэль.

Лаэн э'Скрипто задумчиво смотрел то на закрывшуюся за посетителями дверь, то на Иля, ожидавшего его распоряжений.

– Что скажешь об этих людях, мастер-травник? – обратился он к ди Амберу.

– Ничего предосудительного, мой лэрд, – вежливо откликнулся тот. – Княжну я знаю достаточно давно. Не забывайте, что я друг их дома и многим обязан ди Таэ. Если она работает с этим священником, значит, она ему доверяет, а следовательно, ему можете доверять и вы.

– А девочка? – Лэрд иронично прищурил глаза, словно заподозрил некую аферу.

– Молоденькая ведьма? Ничего отрицательного. – Иль старался вести себя естественно, ничем не выдавая овладевшего им волнения. – Очень перспективный стихийный маг, – пожал плечами травник, думая о том, что случилось бы, узнай лэрд, кто такая Арьята на самом деле.

– Хорошо. – Старший лэрд утвердительно качнул головой. – Расскажите им все, и будем надеяться, что они нам помогут.

Синьор Христобаль Саграда сосредоточенно рассматривал полупрозрачную колбу из зеленого стекла, удерживая ее на весу так, чтобы свет из окна проникал сквозь стенки сосуда. Ликантропос… Жуткое зелье… Достаточно одной капли этого вещества, попавшего в кровь, и человек себя уже не контролирует: в нем просыпается неуемная жажда убийства, он начинает кидаться на все, что движется, да еще не без разбору, а охотясь подобно волку. По истечении одиннадцати дней объект, получивший дозу этой дряни, умирает, успев заразить несколько десятков человек в округе. Именно это зелье полвека назад и вызвало эпидемию так называемого Волчьего мора. Неудачный эксперимент ордена иезуитов по разработке и испытанию оружия против древних рас. Увы, тогда зелье так и не попало на Территорию древних, зато потери среди человеческого населения оказались просто колоссальными. Единственными, кто обладал невосприимчивостью к ликантропосу, оказались оборотни. Да это и неудивительно, ведь зелье-то создавалось на основе их крови.

Инквизицию заставили разгребать последствия чужой халатности, и ее служителям не оставалось ничего иного, кроме как сформировать отряды ликвидаторов, получившие название «Саксонский корпус», которые занимались тем, что уничтожали зараженные поселения и все живое в зоне поражения.

То, что сейчас разглядывал досточтимый сеньор инквизитор, было практически готово к употреблению. Ему удалось восстановить состав зелья при помощи архивных документов, отчасти добытых в закрытых иезуитских хранилищах, отчасти полученных с Территории древних. Не хватало лишь одного, последнего ингредиента – крови оборотня. А без него содержимое колбы годилось лишь на то, чтобы выплеснуть его в помойное ведро. Но упрямый команданте все же тешил себя надеждой, что его людям удастся найти так некстати сбежавшую оборотничку. Более того, он был в этом абсолютно уверен. А дальше, полностью восстановив состав зелья, можно попробовать продиктовать свои условия древним расам. Загнать богомерзких отродий в резервацию и запретить им вмешиваться в дела человечества. Но главное – надо успеть до этого покончить с отделом Златы Пшертневской. Сеньора великого инквизитора абсолютно не устраивало то, что вверенная ему организация в последнее время стала заметно сдавать позиции. И все по вине проклятого спецотдела. Но для начала все же нужно вернуть оборотничку… Глаза Христобаля Саграды недобро сузились.

Дождавшись, когда начальник внутренней инквизиционной гвардии покинет морг, команданте вернулся в подвал и «допросил» один из трупов. Не самая приятная процедура – копаться в памяти мертвеца, но оно того стоило. Удалось выяснить, что экспериментальная попытка устранить самого бесполезного сотрудника Пшертневской, этого клоуна Виктора, провалилась, причем не без вмешательства инквизиторской беглянки. Из чего сам собой напрашивался вывод о том, что девушка попала в отдел. А зная Пшертневскую и ее команду, можно предположить: вряд ли они позволят ей так просто уйти. И значит, девчонка, скорее всего, еще находится в городе. Команданте довольно потер руки. Похоже, в кои-то веки ему представится возможность убить двух зайцев одним выстрелом… Кстати, пора напомнить о себе господину Дэпле, который почему-то расслабился в последнее время, и заставить его вспомнить о заключенном соглашении. Глава дипкорпуса просто обязан как-то приструнить своих не в меру ретивых подчиненных, доставляющих Саграде немало хлопот.

Сеньор инквизитор осторожно уложил колбу в футляр, изнутри обитый синим бархатом, и убрал в ящик стола, взамен вытащив обернутый черной тканью фолиант. Неторопливо провел ладонью по кожаной обложке…

«А с капитаном Ханерой нужно быть повнимательней. Похоже, начальник внутренней гвардии что-то подозревает», – мимоходом отметил он.

Княжна ди Таэ смотрела в окно, любуясь разбитым вокруг дома парком и отбивая пальцами по гладкому подоконнику какой-то неопознаваемый, лишь ей одной понятный ритм. Арьята, сидя в позе лотоса, левитировала над кроватью, стараясь не заваливаться на спину. В конце концов девочка все-таки потеряла равновесие и плюхнулась на подушки.

– Солнышко, не ломай чужую мебель, пожалуйста, – насмешливо попросила Анна. – Нам и так здесь не слишком рады.

– Эхм… – Рид оторвался от толстенного фолианта, написанного на Старшей речи, который успел бессовестно стянуть из библиотеки Скрипто, и поправил сползшие на кончик носа очки. – Да, ma daeni, похоже, ты права. Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем нужно было обращаться за помощью к нам, если они даже не удосужились ознакомить нас с подробностями!

– Всему свое время, святой отец. – В комнату проскользнул Иль ди Амбер.

Княжна уселась на подоконник и смерила травника пытливым взглядом. Иль опустился в свободное кресло и с важным видом произнес:

– Вас, досточтимые господа, призвали сюда для того, чтобы вы помогли вернуть один из архивов, в краже которого обвинен, между прочим, сотрудник вашего же корпуса. Эти документы касаются эпидемии Волчьего мора.

– Очень приятно, – возмущенно фыркнула чародейка. – Боюсь, Иль, что про украденный архив дом Скрипто может забыть крепко и надолго. Никто вам его не вернет.

– Ваши документы попали в руки инквизиции, – печально вздохнул отец Рид.

Ди Амбер являл собой вопросительный знак в чистом виде. Княжна вкратце пересказала ему историю с оборотничкой.

– Анна, но ты же понимаешь, чем это грозит! – горестно простонал Иль.

– Понимаю, – подтвердила чародейка. – Нужно избежать второго витка эпидемии Вольчего мора. А поэтому нам нужно поговорить с тем несчастным, которого обвинили в краже. Кажется, ты упоминал, что его держат под стражей в амбасаде?..

– Ma daeni, ты же знаешь, что я и лошадь – понятия, по сути, несовместимые, – трагически проныл архонт, устремляя на Анну страдальческий взгляд.

– Ничего, святой отец, не помрешь, – беспощадно рыкнула чародейка. – Пешком мы бы добирались гораздо дольше, а искусством телепортации я владею не столь искусно, как Эрик. Поэтому ничего страшного, потерпишь полчасика.