Текст книги "Байкал. Книга 7"

Автор книги: Татьяна Иванько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава 6. Другие восемьсот лет

Эрик рассказывал возбуждённо и много о том, что видел в большом мире, о том, что мы читали каждый день, открывая новости в Сети, он буквально не мог остановиться, взахлёб описывая, как летел в Иркутск, что отсюда всего в трех сотнях верст, и откуда он доехал уже без сложностей, потому что в самом Иркутске пока никаких противоэпидемических мер не принимали, заболевших почти не было.

– Но это дело нескольких недель, вот что я вам скажу, – продолжил Эрик. – Болезнь очень заразная, и высокая смертность. Люди боятся, хаос нарастает, если так пойдёт, в города начнут вводить войска, чтобы поддерживать порядок. А ещё кругом роботы, которым, конечно, биологическая опасность нипочём. Кто ограничит теперь роботов, тот победит эпидемию.

– А я всегда думал, что эпидемии побеждают прививки.

– До прививок ещё надо дожить, вакцины не создаются за неделю, а болезнь возникла всего три месяца назад, и уже охватила все страны мира… И это не прежние, это вроде той самой чёрной смерти, почти без надежды, если человек заразился…

– Я читал, тридцать процентов смертность, – сказал Агори.

– Если так, это очень серьёзно, такого ещё не было, – сказал Викол. – Думаю, нашим лучше приехать сюда, пересидеть, пока наладятся дела в мире, предвечных зараза может убить, как любого человека. Аяя, пошли им весь, пусть приедут.

Мы по сию пору пользовались прежними нашими правилами и обычаями, потому что не доверяли ни телефонам, ни электронной почте, всем было известно, что эти средства связи были уязвимы, а Аяиных птичек и котиков никто ни перехватить, ни подслушать не мог.

– А где мы их разместим тут всех? Для Мира с Арит дом есть, а Вералга и Ван? Орсег?

– Я уступлю Вералге свой дом, – сказала Рыба. – Если не погнушаются, конечно. А сама к Аяе перейду, примешь, Яй?

Аяя улыбнулась старой подруге:

– Конечно, буду рада. У меня большой дом.

– У всех нас большие дома, – сказал Эрик, почему-то хмурясь.

– А где Дамэ, Аяя? – спросила Рыба. – Странно, что не видно его сей дань.

– А он спит, – Аяя почему-то коротко взглянула на Эрика.

– Спит? Вот дела… Уж не заболел ли?

– Может и так, ты взглянула бы, Рыба.

– А почему ты Рыбу зовёшь, не меня? – спросил я.

Аяя улыбнулась мне, опустив ресницы:

– Рыба лучше знает Дамэ, ему не лекарь нужен, а друг.

Нет, я слишком долго жду. Чего ради? И чего жду вообще? Мир, за пределами наших скал и Великого Моря, затрясся, зашатался, и может упасть. Хотя нам уже несколько раз казалось такое: и когда мы только начали строить здесь наш город на Байкале, мир выкашивала чума, и в двадцатом веке, когда войнами, идущими одна за другой, заполыхала вся Европа, а ненависть достигла такого накала, что казалось, мир точно не выстоит. Но ничего мгла рассеялась, и продолжили жить.

Вот и теперь нам что-то такое кажется, но мир и человечество выстояли ранее, и я склонен думать, что и теперь будет то же. Но я могу и ошибиться, в любом случае, наверное, все вскоре соберутся здесь. Сюда приедет и Ван, к чему приведёт эта встреча Аяи и Вана?.. Ван… Ван… и почему он вообще затесался меж нами? Столько тысяч лет живем, за всё это время новых было только трое – Аяя, Агори, и вот, Ван, чтобы ему провалиться…

Я давно не был в большом мире. То есть в ближние города я, как и другие ездил регулярно, но это, хотя и многонаселённые места, но всё же живущие своей жизнью, не в гуще событий и не на пересечении тысяч путей. Вот и заболевших этой новой опасной инфекцией здесь совсем немного, хотя тут Эрик прав, так пойдёт, через несколько недель на планете может не остаться уголка, свободного от заразы.

– По-хорошему мы и тебя должны были поместить в карантин, – усмехнулась Аяя, пока мы все слушали нашего путешественника.

– Можете на мой счёт не волноваться, если бы я заболел, я не поехал бы сюда, не стал бы рисковать вами.

– Ты можешь не знать… – негромко промолвил Викол.

– Погодите… Я всё же не понял насчёт роботов, – хмурясь, сказал Агори, который весь этот вечер сидел, задумчиво слушая Эрика. – Эрбин, ты несколько раз упомянул о них. Почему роботы? Ну, инфекция, понятно, новая опасная и очень заразная болезнь – это я понимаю, но роботы… Они существуют уже не одно десятилетие, двадцать первый век открыл эру роботов, и с каждым годом их, самых разных, всё больше, что плохого, что дома возводят, и улицы метут, и дома убирают не люди, а механизмы?

Эрик посмотрел на него.

– Не механизмы, Викол, то-то, что не механизмы. Будь это механизмы, я бы не волновался. Механизм – та же метла, или строительный кран, они не думают сами и не создают себе подобных, заранее вкладывая в них то, что считают необходимым. А роботы сегодняшнего дня… это не механизмы, это то, что сто лет назад назвали искусственным интеллектом и он теперь соперничает с человеческим, – сказал он.

– Ну, роботам человека не передумать, – усмехнулся я.

Эрик обернулся ко мне:

– Я понимаю твою заносчивую уверенность, Ар, и где-то даже разделяю. Но ты слишком давно не был в больших городах, где на улицах роботов едва ли не больше, чем людей. Нас им не передумать, это верно, человек существо, созданное Богом, а роботы – людьми, уже поэтому люди совершенны, а роботы – нет. Но в последнее время мне кажется, что они начали об этом догадываться.

– Что? – засмеялась Рыба.

Но Басыр, хмурясь, проговорила:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я не знаю…. – вздохнул Эрик. – Но… мне тревожно. Может быть, у меня просто паранойя, но мы всюду под их присмотром, мы, не они. Никто не считает, не определяет, где они и что делают, когда мы не видим. Люди посчитаны, пронумерованы, счета, паспорта, документы, на каждого с рождения ведётся целое досье. Но не на роботов. Они свободны, люди – нет.

– Теракты, убийства и грабежи устраивают люди, не роботы. Это было придумано для безопасности, – нахмурился Викол, бледнея, однако.

– Возможно… Я не говорю, что я прав, я говорю, что мне тревожно, – пожал плечами Эрик. – Мне было очень неуютно на этот раз в моем путешествии, где за мной каждую секунду следили.

– Подожди, что значит, «что делают, когда мы не видим»? – сказал я, это и впрямь стало казаться бредом. – Ты что, подозреваешь роботов в заговоре против человечества? Фантастики начитался?

Признаться, я готов был расхохотаться, если бы я знал Эрика чуть хуже, я решил бы, что он сошел с ума. Ну какие заговоры роботов?

– Я не люблю фантастику, ты знаешь, – сказал Эрик. – На деле всё оказывается куда страшнее и хуже, чем описано в этих красочных романах. И теперь я очень хотел бы оказаться параноиком, и чтобы вы посмеялись над моими сегодняшними страхами через год-другой. Но скажу вам честно, мне не по себе. Мне давно не по себе в современном мире, уже лет тридцать, даже пятьдесят. Сейчас 2091-й, так что и побольше… И вообще, я уже не уверен, что двадцать второй век наступит, если всё так пойдёт и дальше.

– Да не может быть такого. «Черную смерть» и ту победили, оспу, полиомиелит, «испанку», фашизм, толерантизм, что там ещё… и это пройдёт волной и схлынет. А насчёт роботов… Может электричество в мире отключить и дело с концом? – сказал Агори.

– У роботов аккумуляторы и солнечные батареи, это ничего не решит уже, это скорее погубит людей, которые вокруг электросетей выстроили свою цивилизацию, – негромко как всегда произнёс Викол.

– Диавол мутит воду, – проговорил кто-то, кажется, Эрик.

– Нет, – уверенно ответила Аяя. – Ему невыгодна гибель человечества, с людьми погибнет и Он сам. Людские души и сердца – Его пища, что ему делать в мире, где нет людей? Он потому и сильнее год от года, что людей в мире всё больше, а чистоты и веры всё меньше…

Мы все выпрямились, переглядываясь, и засобирались по домам. Действительно, было уже поздно, из-за этого разговора увлекшего и заинтересовавшего всех, мы засиделись дольше обычного.

– Рыба, проводишь меня? – сказала Аяя. – Заодно Дамэ полечим с тобой.

Мы с Эриком шли вдоль улицы, наши с ним дома были рядом, напротив друг друга. Вот вроде и мало нас, всего несколько человек, а город наш не меньше какой-нибудь Валетты, к примеру, а то и побольше… Места мы не экономили, и Агори развернулся, с удовольствием ровняя широкие улицы, выкладывая их полированными каменными плитами, и приговаривал при этом с грустью, что, возможно, это его последний город на земле.

– Если так пойдёт, как теперь: они архитектуру и строительство обратили в хитроумный бизнес и воровство, – сказал он тогда, мы стояли на высоте скалы втроём с Аей, куда мы подняли его, чтобы показать место, выбранное ею. Отсюда раскрывался вид на Великое Море, и в то же время, оно было надёжно скрыто от людей.

– Чепуха, Агори, это первый город предвечных, что тебе предстоит построить, а не последний. Начало, а не конец. А что до остального: строительство всегда было лучшим способом воровать, – сказала Аяя. – Потому великие стройки и продолжались всегда так подолгу.

Агори засмеялся и спросил её:

– Тебе откуда знать об этом, ты столетиями бежишь от людей.

– А разве не так? – смеясь, ответила и Аяя. – Как иначе можно семь сотен лет стоить один собор? Даже во времена Кеми и вавилонской башни жульничали и воровали, что говорить…

И вот мы остановились с Эриком возле наших домов, в моём горит свет, я не выключаю ночников или настольных ламп, а в его доме темно, только на крыльце и дорожке от калитки горят неяркие дежурные фонарики, чтобы ему не оступиться.

– Свет не гасишь из-за Него? – спросил Эрик. – Из-за…

Но я не дал ему произнести имя Люцифера, я как никто знаю, что не стоит призывать Его особенно в ночи, когда Он сильнее.

– Я не видел Его давно, но свет не гашу, да…

– Ты Его боишься? – спросил Эрик, вглядываясь в меня.

Я пожал плечами.

– Это не страх, но… Я знаю, что такое быть Его игрушкой. Из всех предвечных только я один так хорошо знаю это. Он ничего не даёт, он только берёт, всё отбирает и лишает свободы… всего. Но тебя не тронет.

– Почему?

Я засмеялся.

– Они боятся тебя. Силы Тьмы в ужасе перед тем, что ты можешь, Эр.

– Они могут меня убить.

Я засмеялся. Он не понимал. Он никогда не понимал, каким даром он обладает.

– Тогда ты попадёшь к Ней, Повелительнице Той стороны, а Она этого страшится как ничего иного. Когда-то, пока ты не осознавал своей силы и власти над ними – да, они могли тебя убить, но не теперь. Ты же не останешься там, за Завесой.

– Нет, конечно, – засмеялся он.

– Вот и ответ тебе.

– Я остался бы там только с тобой и с Аяей. Но вас я Им не отдам, так что… Будем жить, Ар.

Мы пожали друг другу и даже обнялись. А перед тем как уйти к себе, я спросил:

– В мире, действительно, так страшно нынче?

Близко глядя мне в лицо на хорошо освещённой улице, Эрик сказал:

– Хотел бы я ошибиться.

Эрик никогда не был трусом, никогда не был осторожным, и тем более тем, кто чувствует беду там, где её нет. Напротив, он мог не заметить того, что уже било волнами о крыльцо дворца, как сам он говорил, имея в виду, и наводнение, погубившее Авгалл и все приморское царство, и то, что его самого некогда едва не подняли на вилы повстанцы под предводительством Марея-царевича, и даже преступную жену Зигалит… Поэтому я склонен был ему поверить. Если уж Эрик бьёт в набатный колокол, это не значит, что пожар приближается, это значит, занялась крыша…

И это ещё больше укрепило меня в моём решении действовать немедленно, ведь если так, не сегодня-завтра в наш город явиться Ван, а его я считал настоящим соперником, потому что только он сумел сделать того, чего не удалось даже Эрику, он отнял у меня Аяю. Ему она родила сына, и, если бы он не натворил непоправимых ошибок, что привели его в объятия Вералги, в плен, что был организован ею, в её силки, как выражалась Рыба, я не знаю, что было бы в течение всех этих веков, увидел бы я Аяю вообще.

– Что ты… говоришь… – поморщилась Аяя, когда я сказал ей это уже не следующее утро.

Я пришёл очень рано, она едва пробудилась, я застал её в утреннем платье, причём внизу мне встретилась Рыба, что, как оказалось, ночевала здесь. И спросил у неё о здоровье Дамэ, вспомнив, что вчера его не было с нами.

– Нормально всё. Ты… – Рыба вгляделась в меня и не стала задавать вопрос, а сказала, приглушив голос: – Ты поднимайся, Арий, наверху она, только что умывалась, воду лила, я слышала. Так что… иди, с Богом. И… не тушуйся. Ломаться будет, не отступай. Неизвестно, что нас ждёт-то, а ты всё ждёшь… нечего с женщинами ждать, будто не знашь. Приходишь и берёшь. Не то другие отберут.

Дожил, что Рыба меня к Аяе толкает едва ли не насильно, подумал я. Вот жалкая я фигура, как состарившийся девственник, даром, что это иллюзия… Вот и застал я её, убирающей постель. Она вздрогнула и обернулась. Большой тяжёлый лесной кот спрыгнул с подоконника внутрь комнаты, поглядел на меня и, подняв хвост, неторопливо вышел вон.

– Ты что это? – Аяя вздрогнула от неожиданности, увидев меня в дверях. – Ты как… кто тебя впустил? А… Дамэ так и не встал ещё.

– Рыба впустила, – сказал я.

– Понятно… она спит и видит, как меня замуж пристроить, просто не может терпеть, что я не при муже. Сама всю жизнь в девках, а меня всё замуж толкает, вишь как…

– Правильно толкает. Яй… давай поговорим? Столько сотен лет ты всё наказываешь меня за ошибки, в которых я виноват, конечно, но уже можно и простить…

– Я давно простила, Ар. Неужто ты считаешь, я две тыщи лет только и думаю, что тебя надо наказать? – ответила она и бросила последнюю подушечку на покрывало довольно большой для одного человека кровати, у нас всех большие кровати, мы не мельчили, для чего в своём городе, настоящем оплоте свободы, ограничивать себя тесными коробками?

Она улыбнулась мне, умытая – да, но волосы ещё не убрала, они, расчёсанные, струились по спине и сбегали волнами, когда она наклонялась, поправляя покрывало. Веки, ещё немного припухшие со сна, милая…

– Пошли вниз завтракать. Я кофе сварю. Ты уже ел сегодня?

– Ел… да не помню я, – рассеянно произнёс я.

– Вот и идём, раз уж явился спозаранку как Вини-Пух.

– «Кто ходит в гости по утрам»… ну да, – улыбнулся я, мне тоже нравился этот мультик, которому уже сто с лишним лет. – Я поступил мудро.

– Идём, мудрец, – Аяя даже коснулась меня, проходя мимо в дверь.

Внизу в большой кухне, к которой прилегала веранда с одной стороны, и здесь проводили время и обедали летом в зной, и с другой стороны – столовая. Здесь я бывал, а там, наверху в спальнях – нет.

– Если простила, живи со мной, – сказал я без обиняков, остановившись на границе кухни, где она принялась хлопотать с кофе и чашками.

Аяя только качнула головой, чуть улыбнувшись, ничего не отвечая, привыкла к тому, что я говорил уже это, не воспринимает всерьёз. Или меня не воспринимает уже.

Поставила на стол чашки из бело-голубого английского фарфора, это ей Эрик привёз сервиз ещё лет двести назад, «чтобы ты могла всех нас угощать», сказал он тогда. И она угощала именно с него нас всех, когда мы бывали у неё в гостях. Пьёт ли она из этих чашек каждый день, я не знаю.

– Пью, но редко… разбила пару, вот и не трогаю теперь, не то не с чего будет вас угощать? Эрик любит красивую утварь…

– Я привезу тебе хоть сто таких сервизов для Эрика.

Она посмотрела на меня, кофе-машина зафыркала, готовая налить нам кофе, к запаху леса и травы подмешался запах кофе горячий и терпкий, густой.

– Не надо, – сказала Аяя, и поставила чашку с кофе возле меня, дала мне ложечку. – Не надо тебе никуда. Видишь, что там делается. Это Эрик ещё человек неробкого десятка, во-первых, а во-вторых: он и под носом опасности не увидит, и если уж он встревожился, значит поздно и готовиться, надо уже беду на порог ждать.

– Вот и я об этом. Скоро все наши сюда пожалуют, надо полагать.

– И что? Милости просим, места всем хватит у нас на Байкале, в единственном городе предвечных, – сказала Аяя, усаживаясь напротив меня.

Утренний халат из белого кружева распахнулся на мгновение у неё на коленях, она соединила полы, пряча свои блестящие коленки.

– Ван приедет, – сказал я, внимательно глядя на неё.

Она лишь пожала плечами:

– Приедет. Они с Вералгой приедут. Я думаю, Орсегу тоже стоит у нас пока поселиться. Если то, что Эрик предполагает о роботах, то безопасных мест вовсе нет, даже в океанских пучинах. Убьют его и дело с концом.

– Бог с ним, с Орсегом…

– Бог с ним, когда-то ты не терпел даже упоминания о нём, – усмехаясь, Аяя опустила ресницы. Забыла и простила? Как бы ни так… н-да, напакостил я изрядно, но неужто больше Вана?..

– Ван в плену у Вералги, – сказал я, внимательно глядя ей в лицо.

– Это Рыба сказала? – Аяя засмеялась. – Ты что, в её выдумки веришь? В плену… разве такого как Ван хоть кто-то в плену удержит? Вспомни, как он едва через седмицу после посвящения мог. Нет. Глупости это, Рыбины байки, она любит создать драму там, где её в помине нет. Ван там, где он желает быть, как и все остальные.

Вот это уже надежда… Она уверена, что Ван выбрал Вералгу и всё. Но я не сомневаюсь, что всё не так просто, что выбирать между Аяей и Вералгой никто не станет, даже если у человека не всё в порядке с головой, даже Викол от Вералги ушёл жить около Аяи, это не выбор, это как воздух и его отсутствие. Так что нет, Ван, конечно, не выбрал жить с Вералгой. Но почему он с нею и что именно между Ваном и Вералгой, я не знаю, но это и неважно, гораздо важнее то, что Аяя считает, что Ван влюблён в Вералгу…

– Ну… тем более – сказал я. – Яй, сама говоришь, что простила меня, тогда…

– Что, Ар? Что тогда? – она подняла прекраснейшие глаза на меня, солнце проникло в них, отсвечивая тёмно-коричневым зрелым янтарём. – Восемьсот сорок лет назад мы говорили об этом, я всё сказала тогда, я повторяла тебе это всё это время, ничего не изменилось. Неужели ты ещё испытываешь желание ко мне? – она усмехнулась уголком рта. – Чепуха… мы работаем вместе, ты видишь меня каждый день, и ты прекрасно обходишься без меня, летая ночами к ночным домам, где спят живые тёплые женщины, открывающие тебе свои объятия… так ведь?

Я смутился немного. Да, Аяя не Рыба, её не обмануть, не ввести в заблуждение моим мнимым воздержанием, она знает меня как никто, как даже Эр не знает…

– Да, Яй… жениться каждые двадцать лет, как Эрик я не в силах, но и аскезы выдержать тоже не могу.

– Не сомневаюсь. Но на что тебе я? Чтобы не надо было никуда летать, а под боком, когда захотел, тогда и сунул?

Этой вульгарной грубостью она хочет, как кнутом хлестнуть, отогнать меня?

– Ты меня больше не любишь?

– Нельзя перестать любить. Любовь или есть или нет. Как и жизнь. Можно ошибиться вначале, приняв влюблённость за любовь или наоборот, не принимая любовь всерьёз, но если она входит в сердце – это навсегда, что бы ни происходило, и сколько бы ни прошло лет.

– Так значит…

– Ты хотел это знать? – Аяя отпила кофе, облизала губы…. – Ну знай, если это ласкает тебе сердце, и услаждает твоё самолюбие. Я тебя люблю. Конечно. И не перестану любить, даже если ты меч приставишь к моему горлу… а нет, теперь мечей не носят, ну этот… пистолет ко лбу. Не важно. Ничто не важно, Огнь. Даже то, что ты, обезумев, стал демоном когда-то, даже те дни я вспоминаю с ужасом и ненавистью. С отвращением. Но и с наслаждением…

Боже мой… у меня не то, что загорелось, у меня взорвалось сердце. Точно настали последние времена, если Аяя говорит всё это. Но оказалось, что она ещё не всё сказала…

– И… – она отвернулась, ближе придвигаясь к столу, и прижала лоб к поднятым побледневшим рукам. – Больше скажу тебе, коли мы… стали говорить… Раз уж… ты проник сюда говорить… Спать с тобой – наслаждение без меры и без края, как ни с кем. Словно… не знаю… меняется атомная структура во мне… Это не все эти глупости с оргазмами, делов-то – кончить, это можно с кем угодно, с любым, если он не груб и не воняет… Нет, Огнь… это… как божественное снисхождение, как солнце на коже, как… это нельзя сравнить ни с чем… Ни с чем иным, Арий… И всё только оттого, что я люблю тебя. И вот ты как раз можешь быть любым, ты можешь быть и пьяным, и вонючим, и грубым и грязным, и ругаться, и от другой женщины прийти… но и тогда… И, когда ты хватал меня в хлеву и задирал юбку на голову, и тогда с тобой было… наслаждением… и тогда… каждое прикосновение, каждый твой выдох, и синяки, что оставались от тебя, семя, текущее по моим ногам… ничто этого не меняет… Господи, ничто… просто ужас… Потому я и не уходила столько времени тогда… просто не могла. Никогда не могла без тебя… – она выдохнула, опустив голову. – Ну и всё. Запомни и не говори больше.

– Яя…

– Не надо… Я за тебя отдам жизнь, всю до капли, не раздумывая, но жить с тобой как прежде не стану.

– Боже… почему… если я мужчина твоей жизни? – воскликнул я.

Я думал, она… Господи, да я забыл, какая она, жить рядом – это не жить друг с другом, забываешь, упрощаешь, только чувствуешь, но сознание не всегда читает сердце, голова плохо слышит душу…

Аяя повернула голову ко мне, и смотрела теперь снова этими своими непостижимыми глазами.

– Больше, Огнь. Куда больше, чем мужчина моей жизни… Намного больше… это было бы… слишком мало, слишком легко и просто… это бы ещё ничего… Я не помню и не знаю, откуда мы знаем друг друга. До Кеми и Кратонова дворца я не помню ничего. Что бы мне ни рассказывали о тех временах, для меня это лишь слова, звук, не больше. История Байкала, что я читала, там и обо мне, но я… того не помню. Ни родителей, ни Байкала до того как… словом, ничего до того помню. Только, как впервые увидела тебя, как ты коснулся моей руки, как смотрел… это и влило в меня жизнь тогда, жизнь и сознание. И после…

Она вздохнула. И снова отвернулась, откинулась на спинку стула, сложив руки на груди, теперь мне стал виден её профиль, совершенные линии, гармония не требует описаний, абсолют понятен всем, но разве я красоту любил в ней всегда? Я любил и люблю то, что она такое… с первого мига, как увидел, когда и не понял ещё, кто ввалился ко мне в дом среди ночи, за мальчишку принял…Но тогда уже с первого мига я был счастлив, что она появилась. Ничего не осознавал ещё, ничего не думал такого, я, нелюдимый отшельник, обрадовался ей, потому что только её и ждал всю свою жизнь. Будто знал, что надо ждать… А теперь… потерял и не могу, никак не могу вернуть, и это превращает в ад каждый мой день. Диавол не трогает меня с тех пор как Бог взял снова в свои руцы, а я по сию пору не изжил ад, в который превращается существование без неё.

Меж тем она продолжила говорить:

– Знаешь… с Агори, и с Виколом я поводила исследования и… вот, что оказалось: я, моя кровь входит в резонанс твоей. Мои клетки и твои… если их приближать, реагируют, на поверхности мембран появляются псевдоподии, тянущиеся друг к другу. У соматических клеток, у которых в принципе не может быть псевдоподий… Я провела несколько тысяч серий опытов, я делала это между всеми нашими здесь, я брала клетки растений, животных, Басыр привозила мне образцы крови тысяч людей из городов, где она бывала, то же делал Мировасор и Орсег. Я всё искала чего-то подобного, надеясь заметить в каких-нибудь ещё организмах, но нет… растения, птица, рыбы, простейшие, травы, цветковые, люди… между собой, вперемешку… даже не тысячи, не сотни тысяч, миллионы опытов. Ни в одном случае, ни в одном сочетании не появлялось то, что происходит между нами. Даже наши волосы… если положить их рядом, электрические заряды выстраиваются так, что они притягиваются, сближаются. Лежат на расстоянии, но через несколько минут оказываются переплетены. Даже у вас с Эриком не возникает этого, притом, что ваши клетки почти неотличимы друг от друга, удивительно похожи структурами, расположением органелл, особенностями окрашивания, как набирают краситель, во всем, до молекул… словом, удивительно похожи, как ни одна другая пара близнецов на земле. И это при том, Ар, что у вас разные гаплогруппы, если исследовать ваши Y-хромосомы. Представь себе, внутренне вы почти неотличимы, несмотря на то, что отцовская хромосома в вашей паре претерпела неожиданную мутацию в момент оплодотворения… на самом деле удивительный феномен, больше я такого не встречала тоже. От отца могут появиться разные сыновья, то есть сыновья с мутациями по гаплогруппе, так они и появляются, собственно говоря, но чтобы… однояйцевая пара близнецов претерпела такие изменения, что вы… стали и абсолютно одинаковы по своим структурам, но различны фенотипически. Кстати, ты знаешь, что вы родились с ним с разницей в два часа? Эрик до полуночи под знаком Близнецов, а ты после полуночи уже под знаком Рака. Так что, Ар, вы – редчайший феномен, вы близнецы, родились не один день и вас ведут разные созвездия. Я изучила и прочла всё, что писали когда-либо о близнецах, все проводившиеся когда-либо исследования, в этом мне очень помогал Викол, кстати, наш книгочей. И сама тоже провела сотни тысяч исследований близнецов, со всего мира мне привозили образцы.

– Что, тоже Басыр?

– Да, Басыр всегда помогала мне, – Аяя кивнула, взглянув на меня. – Её не очень интересовало, для чего мне, она довольно равнодушна к этому, ты знаешь, её больше физика интересует, хочет нарастить Силу, которой обладает, но это… невозможно сверх данного. Либо ты способен, либо – нет, можно развивать способность, доводить до совершенства, как оттачивать меч, но приобресть что-то за пределами возможностей клеток… Не знаю, если только облучить или воспользоваться генетическим ядом… Попытаться на клеточном уровне можно, но что это даст для целого? Никто не захочет подвергнуться радиации или яду, чтобы проверить, сможет летать беспрепятственно в космос или не гореть в горниле вулкана. Так что да, Басыр помочь не отказывалась. И Басыр, и Орсег, и Мировасор, он человек любознательный, и ему было интересно помочь мне в моих исследованиях.

– Скорее любопытный, – заметил я.

– Даже если так, мне это его качество было полезно.

– Я знал, что ты проводишь исследования разных животных и людей, но не знал, что ты… изучала нас с Эриком, – удивился я.

Аяя рассмеялась:

– Так вы с Эриком один из самых изумительных феноменов на планете, не просто редкое, редчайшее исключение во всём, даже среди предвечных. Мало того, что вы братья, а кровные родственники не бывают предвечными, вы царевичи, а предвечные не родятся в царских семьях, этому возбраняется сама вселенная, ты это знаешь как никто. Бог знает, что бессмертному не следует быть царём… Так что да, я начала с изучения вас как пары близнецов, обладающих необычными признаками, хотелось понять, как вообще это возможно… А дальше… как обычно в таких делах, открылась бездна «звезд полна». Да, структурно вы как один человек, но человек, которого на уровне зиготы разделили надвое. Что случилось в тот момент, из-за чего… Вспышка на солнце произошла, выброс земной энергии, что-то с семенем вашего отца случилось, или мать пережила что-то, некое воздействие… я не знаю, и единственный человек, кто мог бы мне сказать, что было незадолго до вашего рождения – это Вералга, а она помогать мне не станет. Я вообще пока не понимаю, как получились все мы, предвечные, это ещё предстоит разобраться… Но вы с Эриком особенные, даже по меркам предвечных, как я уже говорила.

– А когда ты стала сравнивать наши с тобой клетки? – спросил я, удивляясь, как много я, оказывается, не знал о том, чем она занимается.

– Да вообще-то это произошло случайно. Я увидела, что ваши с Эриком настолько похожи, это показалось удивительно, тогда и стала смотреть остальных предвечных, подумала, быть может, это общая особенность для всех нас… А с кого начать? С себя и начала. Брала кровь у себя, и случайно капнула в чашку Петри, где был твой материал, такая глупость… себе-то неловко, не делаю так больше… Ну, а раз напортачила, подумала, дай взгляну, как, похожи наши клетки крови, как у вас с Эриком или… пока пластырь на ранку наклеивала да микроскоп ставила, знаешь что произошло? Капли потянулись друг к другу. Сообрази, к краю капли выстроились, и псевдоподии вытянули. Наверное, если бы не высохли и остались так, то слились бы капли, а расстояние было не менее восьми миллиметров от одной капли до другой. При том, что твоя кровь была разведена цитратом, почти клеточная культура, не чистая, конечно, но… И не похожи нисколько, только ваши с Эриком клетки не просто похожи, а близнецы, будто от одного человека, больше нет такого сходства ни у кого и ни с кем. Но моя кровь потекла к твоей, а твоя – к моей. Вопреки законам биологии, физики, вопреки всему, клетки крови двинулись навстречу, будто что-то сообщило им движение, как в сосудах, когда толкает сердце, а тут на стекле… Больше никогда такого я не наблюдала, как я уже сказала. Явление необъяснимое. И… даже ещё больше скажу – если записать вибрацию наших клеток вблизи друг друга и перевести колебания в звук, получается мелодия. Вообрази, я ради забавы сделала это на компьютере, звучит…

– Звучит… И… какая мелодия? – рассеянно спросил я, пораженный до глубины души, я предположить не мог, что такую эфемерную вещь как чувства, оказывается, можно увидеть, и даже записать в виде мелодии. Не придуманную одарённым музыкантом, а пропетую твоим собственным телом. Или душой, что поёт в каждом атоме тела.

Аяя улыбнулась, качнув головой.

– Так они разные. Всякий раз ставь рядом культуры твоих и моих клеток и записывай возникающие колебания, и всегда мелодия, и всегда разная. Разные высоты колебаний, длина волны, ну и тому подобное. Захочешь, дам тебе послушать…

– Что ж ты мне… мне, физику, не сказала?

– Никому не говорила, боялась, на смех поднимут.

– Какой смех, если… Поразительно, увидела такое о нас, и… и молчала.

– Вот, говорю. Об этих колебаниях я недавно узнала, доказать ещё надо было, убедиться. Поначалу думала – морок.

– Яй… что ж тогда… – я не мог понять, почему тогда, когда она получила, необъяснимые, правда, но подтверждения того, что мы предназначены друг другу, даже созданы друг для друга, почему она так настойчиво не хочет быть со мной…

– И ещё больше скажу тебе. Биохимические процессы у предвечных такие же абсолютно, как у всех людей. Но при смешении клеток твоих и моих появляется флуоресценция. И еще слабое, но фиксируемое радиоактивное излучение. Рентген двадцать-тридцать не больше, что есть у всех предвечных, но при смешивании наших клеток оно усиливается, единиц на десять. Клетки, точнее атомы, возбуждают дуг друга каким-то образом и… Словом, ты, физик, найди этому объяснение.

– Объяснение… я найду… Но, Яй… Даже если бы всего этого не было, если бы… Чёрт с ней, с наукой, не знал я, но разве это всё меняет что-то? Разве я меньше любил и хотел тебя? это только так… доказательство, ещё одна звезда на небе… Но… тем более теперь, когда ты… почему ты не хочешь быть со мной? Это же… – мне не хотелось говорить: это же так глупо теперь сопротивляться, тем более что даже структурно происходит что-то необъяснимое, что связывает нас, но я не стал договаривать, чувствуя, что она скажет сама