Текст книги "Мужчина-сказка, или Сейф для любовных улик"

Автор книги: Татьяна Луганцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Что так? – напряглась Фрося.

– Да не подходите вы друг другу! Мне со стороны виднее: вы совсем разные.

– Ты не прав, – покачал головой Влад. – Наоборот, мы идеально подходили друг другу.

– Точно. Уже потом я, конечно, озлобилась, а с ним была совсем другая, – подтвердила Фрося.

– Тогда у вас есть шанс попробовать снова, начать с нуля, так сказать.

– Я с женатыми не встречаюсь! – сказала, как отрезала, Ефросинья.

– Так ведь… – начал было Вацлав. Но Влад его остановил:

– Хватит на сегодня разборок! Давайте уже доведем ужин до логического завершения в спокойном состоянии.

Гости подчинились и вновь принялись за еду.

– А между прочим, у меня компьютер с собой! – не выдержал Вацлав после минутной тишины, нарушаемой лишь стуком вилок.

– И чего? Сыграем в повелителя империи? – не понял Владислав.

– Там программы мои профессиональные. Фрося прямо сейчас и составит фоторобот, компьютер ей поможет. Хотя, конечно, можно и утра дождаться.

– Я готова! – отозвалась Ефросинья, угрожающе накренившись, словно вот-вот свалится со стула.

Вацлав как ни в чем не бывало поправил ее положение на стуле и достал из своей сумки ноутбук.

– Сейчас установлю программу…

Владислав задумчиво наблюдал за всем этим.

Дальше началось целое представление. Фрося абсолютно ничего не понимала в компьютерных программах, и даже с помощью Вацлава у нее ничего не получалось.

– Фрося, ну очень же просто! Вот, смотри, тут разной формы глаза… Какие похожи на глаза Тани?

– Да их тут столько!

– Какие похожи?

– Я не знаю…

– А вот носы. Какой нос похож на нос Тани? Начинай отбрасывать лишние по ширине, по длине, по форме ноздрей…

Ефросинья смотрела на экран круглыми, растерянными глазами и совершенно не могла сосредоточиться.

– Я даже не предполагала, что это так трудно. Я не могу сложить в образ, все не похоже…

– Давай начнем складывать портрет хоть с чего-то. Овал лица, брови…

– Родинку помню, – жалобно проблеяла Ефросинья.

– С родинки не начинают, – взъерошил волосы пятерней Вацлав.

Влад рассмеялся.

– Такие художественные натуры, как Фрося, видят образ целиком, разложить его на уши, нос и прочее им сложно.

– Много ты понимаешь в художественных натурах! – зыркнула на него Ефросинья, потуже запахивая халат.

– Что же делать? – растерянно развел руками полицейский.

– Они же ехали в поезде, миновали две границы, где проверяли их паспорта, там есть фото. Пассажиры должны быть в базе каких-нибудь данных! – предположил Влад.

– Точно! – согласилась Ефросинья.

– Тогда я завтра на работе разберусь, – кивнул Вацлав. – Стой, а если данные ложные? Паспорта поддельные? Кто их знает… Я уже просчитываю все варианты. Фоторобот нам не повредит!

– Можно, я все-таки нарисую? – робко спросила Фрося.

Помощник комиссара недовольно сложил губы, но, отпив коньяка, расслабился.

– Ладно, валяй! Хотя куда я потом с этими рисунками?

– Пойдем, – обратился к гостье хозяин дома.

– Если ты мне поможешь, а то что-то опять голова кружится…

– С чего бы это?

– Ничего не пойму в твоем доме, столько разных помещений, коридоры длиннющие.

– Днем увидишь его снаружи.

– Громадный какой! Прямо дворец! – озиралась она по сторонам.

– Да, дом не маленький…

– И ты еще говоришь, что я, видите ли, не ответила тебе страстью! А Розалинда, значит, ответила? А то, что я была обычной советской девушкой, а она – иностранкой с огромным домом и богатым отцом? Это, естественно, не имело для тебя никакого значения? И сколько у вас автомобилей в гараже? Сколько га земли в пользовании?

– Машин и га много. Но если бы ты была мужчиной, я бы сейчас вмазал тебе по лицу. Ты мне говоришь, что любила меня? И про своего любимого человека ты могла подумать такое? Что я из-за денег?

Фрося даже на расстоянии почувствовала, как напрягся Владислав.

– Я же не знала, как ты живешь. Теперь многое встало на свои места.

– Ефросинья, прекрати!

– Ой, извини! Я громко говорю? Может быть, мы встретимся с Розалиндой? Она у тебя ревнивая?

– Ревнивая…

– Ладно, я не выдам ей страшную тайну, что мы были знакомы когда-то очень давно. Хотя она, наоборот, порадовалась бы. Ведь ты ради нее бросил меня. Она, наверное, очень красивая. Про то, что очень сексуальная, я уже слышала. Хотя что я, в самом деле, завелась? Просто не ожидала тебя встретить, вот и нахлынули воспоминания, захлестнули эмоции.

Владислав открыл дверь и пропустил Ефросинью внутрь.

– Это мой рабочий кабинет. Располагайся в кресле, чистые листы слева, мои бумаги сдвинь в сторону. В верхнем ящике ручки, карандаши и прочая канцелярия…

Больше он ничего не сказал, а просто развернулся и ушел.

«Обиделся… Подумаешь!» – дернула плечом Фрося и осмотрелась.

В этой небольшой комнате все шкафы тоже от пола до потолка были набиты книгами. Кроме того, на стене висели какие-то дипломы и сертификаты, стояли «кубики» из тонн исписанной бумаги в папках и просто так.

Ефросинья подошла к висящим на стене рамкам и из текстов сертификатов очень многое узнала о своем бывшем возлюбленном. Он, оказывается, являлся членом-корреспондентом разных научных обществ, лауреатом всевозможных конкурсов и имел, судя по всему, миллион патентов в области прикладной физики и информационных технологий.

– Вот это да! Ему же еще сорока нет, совсем молодой ученый. Когда же Влад успел? – вслух проговорила Ефросинья. – Кибернетика в медицине, Гран-при… Ничего себе! А я-то думала, что это все награды его именитого тестя, но здесь нет ни слова о Люцеусе.

Ефросинья с большим трепетом уселась в большое кресло с удобными подлокотниками, обитое теплой черной кожей, которая, как показалось, даже запахом парфюма, который любил Влад, пропиталась. У Ефросиньи закружилась голова, и по телу разлилась приятная истома.

Она никак не ожидала, что по прошествии стольких лет ее вот так накроет с головой буря чувств к мужчине, память о котором столько лет Фрося пыталась выдавить из себя. Именно сейчас, в его кабинете, в его кресле, она особо остро ощутила, как ей не хватало в жизни любви. Теперешний Влад поразил ее до глубины души. Он был худеньким, улыбчивым парнем, а превратился в красавца-мужчину. Остался стройным, с развернутыми, широкими плечами. В его облике появилось благородство, а лицо осталось таким же улыбчивым и молодым. Легкая небритость, чуть заметные морщинки возле рта и те же темные волосы, только слегка с сединой. Он стал еще лучше, стал настоящим мужчиной, сильным, волнующим. Фрося закрыла глаза и вцепилась пальцами в подлокотники кресла, словно это были руки Влада, и они обнимали ее. От мысли, что где-то по дому ходит его жена Розалинда, у нее защемило сердце.

«Какая она? Наверное, красивая, яркая… Почему-то я вижу ее рыжеволосой, с большим бюстом и алой помадой на губах. Наверное, потому, что ничего не может быть ярче и сексапильнее… Как меня Вацлав с Владом обозвали? Холодной рыбой, не сексуальной и не страстной? Что ж, они, наверное, правы. Я такая и есть. Живу, будто в болоте… Вся моя жизнь – этакий затянувшийся пасмурный день, когда с неба сыплется даже не дождь, а… а какая-то шняга…»

Ефросинья открыла глаза и взяла чистый лист бумаги. Перед ее глазами возникло трогательное и располагающее лицо попутчицы с широко распахнутыми глазами. Только сейчас Фрося во всех его чертах видела подвох и подлог, а когда зашла в купе поезда, наоборот, порадовалась удачному соседству. Ее рука начала рисовать портрет Тани, следуя за воображением, словно с натуры, а вот сознание снова отключилось. То есть переключилось на Владислава.

«Бежать мне отсюда надо… Ой, бежать! Надо же было нарваться на него… Стоп. А, собственно говоря, как все получилось? Я же сюда попала, чтобы передать бумаги по просьбе отца. Вот оно что! Если Влад познакомился со своей будущей женой у него в лаборатории, значит, папа знал, на ком его любимый ученик женился и куда уехал. Мы с ним никогда об этом не говорили. Видимо, отец щадил меня, понимал, что мне следует забыть о Владе, не напоминал о нем. И вдруг сам же попросил меня сюда поехать. Зачем? Как он мог так жестоко поступить? Мы тогда поговорили о моей несчастной личной жизни, о том, что единственный человек, кого я любила в жизни, это Владислав. И буквально послал меня поехать к нему, посмотреть, как шикарно он живет, на его жену, детей… услышать, что я не сексуальная… Браво! Спасибо большое! Не ожидала такого от отца. Надо как можно скорее уезжать отсюда и забыть встречу с Владом как страшный сон. Пусть живет дальше счастливо и беззаботно, а я уж как-нибудь…»

Продолжая размышлять, Ефросинья закончила портрет Тани и, взяв новый лист бумаги, вызвала в памяти образ Игоря. Она уже делала последние штрихи, когда в кабинет вернулся Владислав, неся чашку с кофе.

– Принес вот…

– Спасибо. Что же прислугу не прислал?

– Соскучился.

– А я вот не очень, – огрызнулась Фрося.

Владислав обошел стол и посмотрел на ее наброски. Рисовала Ефросинья очень хорошо, почти профессионально. И даже иногда думала, что если бы не выбрала специальность переводчика, то вполне могла бы стать неплохим художником. Сейчас на портретах молодоженов-мошенников она по памяти воссоздала каждую черточку их лиц, каждую неровность и морщинку, даже смуглость кожи, загар наметила тенями. Получилось не хуже фотографии.

– Ого! Айвазовский отдыхает, – оценил Влад.

– Айвазовский писал морские пейзажи, – фыркнула Фрося.

– Я имел в виду детальность прорисовки. Думаю, что Вацлав возьмет свои слова обратно, когда увидит твою работу. Милые ребята…

– Да уж.

– Плечи у девушки широкие, а сама худенькая… Фигура гимнастки.

– Ты так считаешь? – Ефросинья посмотрела на свой рисунок и в самом деле заметила то, что сразу бросилось в глаза Владиславу. Чем он и отличался от нее, так это абсолютно логическим мышлением.

– У парня тоже очень спортивный вид.

– Хм, и правда…

– Ты так растерялась, словно поняла это только сейчас, – покосился на нее Влад.

Фросе от его близости стало не хватать воздуха.

– Я их не разглядывала, просто запомнила, это разные вещи.

– Лицо его ты как-то интересно затенила. Вокруг глаз кожа очень светлая, а в остальных местах темная… Забыла затемнить? – спросил Владислав. И сразу добавил: – У него глаза словно светятся, появился такой эффект.

И снова Ефросинья с удивлением уставилась на свой рисунок.

– Не знаю, но он вот такой и был. Очень похож. Глупо, да?

– Не знаю, я их не видел.

– Ладно, – отстранилась Ефросинья, – пойдем, как ты сказал, порадуем Вацлава моими «фотороботами».

– Радовать пока некого, – усмехнулся Влад. И, встретив непонимающий взгляд Ефросиньи, пояснил: – Он после того, как ты удалилась, сильно налег на горячительное и в результате заснул лицом в салате.

– О нет!

– Боюсь, что да…

– А ведь лучше бы было расследовать по горячим следам! – ахнула Фрося, нервно крутя в руках карандаш.

Влад только плечами пожал.

– Мой друг очень хороший человек, но натура увлекающаяся.

– А зачем ты выставил свой коньяк, который он так любит? – упрекнула Ефросинья.

– Если бы я не пообещал ему коньяк, Вацлав вообще бы не приехал. А у тебя во всем я виноват? – уточнил Влад.

– Во всех смертных грехах! – подтвердила Фрося.

– Ну нет, все грехи я на себя не возьму, – покачал головой Светлов. – Даже для такого монстра, как я, это перебор.

Девушка встала с кресла, выскользнув из-под его руки, и нарочито громко зевнула.

– Передашь ему мои рисунки, как проснется. Или когда очнется…

– Сама передашь.

– Я ухожу, ты увидишь его первым, – отвела глаза Фрося.

– И куда же ты уходишь?

– Какая разница? Не у тебя же мне жить! – резко ответила она.

– Фрося, я серьезно! – взял ее за плечи Владислав. – Как я понял, у тебя нет денег?

– Нет.

– Значит, в гостиницу ты не устроишься. А еще у тебя нет паспорта, документов, так?

– Так.

– Значит, и назад ты уехать пока не можешь. Ну и куда ты собралась?

– Куда глаза глядят! Пойду в парк, на улицу, куда угодно, только чтобы не быть рядом с тобой. Есть места для попавших в беду людей! Ты не переживай за меня, я не пропаду. Обращусь в полицию, ведь наверняка в городе имеются какие-нибудь приюты для бездомных. На худой конец, устроюсь на ступеньках посольства.

– Посольство находится в Варшаве, а туда без денег ты не доедешь.

– Пешком дойду! Дай мне карту! – вдруг выпалила Ефросинья.

Светлов рассмеялся.

– Может, лучше навигатор?

– Может, и его…

– А мешок с хлебом и водой снарядить с собой? – продолжал участливо спрашивать Владислав.

– Обойдусь подножным кормом, – буркнула Фрося.

– Я никуда тебя не отпущу, – совершенно спокойно возразил мужчина.

– Не боишься, что я буду кричать?

– Кричи, если хочешь.

– А вдруг жена услышит?

– Не услышит…

– Да ну тебя!

Фрося решительно направилась к двери, но хозяин дома преградил ей дорогу. Нос девушки уткнулся в его тренированный торс. И вся ее решительность внезапно куда-то делась.

– Пропусти меня, – сказала она почти жалобно.

– Ни за что! Кем я должен быть, чтобы отпустить гостью без документов и денег в ночь?

– А это уже не твое дело! Не будешь же ты удерживать меня силой?

– Почему не буду? Очень даже буду, – все так же спокойно ответил Влад. И в тот момент, когда Фрося постаралась проскочить мимо, схватил ее и прижал к себе.

– Да ты что?! – оторопела она, до последнего думавшая, что Светлов не рискнет применять физическую силу, хотя в воздухе это уже витало. Ефросинья дергалась в его стальных объятиях совершенно бесполезно. – Отпусти немедленно!

– Я же сказал – нет. А ты не меняешься, Фрося…

– А вот ты явно изменился! Обнаглел совсем! – чуть не плакала от своего унижения девушка. – Я в полицию заявлю…

– Заявишь. Причем даже никуда ходить и никого вызывать не нужно. Вот проснется наш помощник комиссара, и пожалуешься ему. А сейчас я отведу тебя в комнату для гостей. И закрою там. На всякий случай.

– Это произвол!

– Совершенно верно.

– Я…

– Будешь жаловаться? Обязательно, я уже слышал.

– Ты негодяй!

– Пусть так.

– Сволочь!

– Не согласен.

– Я готова на все, лишь бы уже не видеть тебя! Отпусти меня немедленно!

– Какая же ты злючка…

– Наглец! – рявкнула она. И вконец обессилев, произнесла уже тише: – Ладно, я сама пойду, только не трогай меня.

Владислав отпустил, взял ее за руку и повел из кабинета.

– Неужели настолько неприятно? Ты же утверждала, что любишь меня…

– Профессор математики, соберитесь! Я говорила в прошедшем времени, а это большая разница!

Они шли по коридору, и Фрося почувствовала себя Штирлицем, которого под конвоем ведут к Мюллеру. Владислав сопроводил свою гостью-пленницу на второй этаж в одну из комнат.

– Милая шкатулочка, – прокомментировала Ефросинья.

– Душ направо, постель с чистым бельем, встретимся утром, – ответил на ее немой вопрос Влад. И, выйдя, закрыл дверь.

Она не поверила, что тот сделал, как обещал, и кинулась к двери, задергала ручкой.

– О нет! Открой! Не надо меня запирать!

Ответом была тишина.

Ефросинья осмотрелась: довольно низкий потолок, округлой формы пространство с паркетным полом, а посередине кровать в форме сердца.

«Он издевается надо мной? Комната, как в борделе! Причем шкатулочка превратилась в камеру. Что же мне делать? Да, у меня нет документов, денег и даже одежды. Но я не собираюсь ему подчиняться!»

Фрося принялась обследовать все ящики и шкафы в комнате, но, кроме полотенец, белого халата в ванной комнате и постельного белья приятных, нежных расцветок, ничего не нашла.

– Ну и ладно, значит, останусь в халате…

Девушка уверенным шагом направилась к окну. Там не может быть решеток, все-таки это не тюрьма. Решеток действительно не обнаружилось. Открыв створку, Фрося выглянула наружу. На улице было темно и весьма прохладно, дул свежий ветерок. И высота для второго этажа оказалась не такой уж и маленькой. Или это оптическая иллюзия?

«И ни водосточных труб нет, ни лестницы, ничего…» – подумала возмущенная Ефросинья и ухватилась за обвивающий стену дома плющ. Прямо так и сползла по нему. Или соскользнула. Или просто упала спиной вниз на ровно подстриженный газон. Она лежала на траве, широко раскинув руки и ноги, смотрела в высокое синее небо со звездами и сама себе напоминала звезду. В голове у Фроси шумело, где-то в глубине души ей стало безумно страшно. На мгновение показалось, что в ужасном ночном полете она разбилась, что называется, насмерть. Где-то вдалеке кто-то играл, похоже, на скрипке, но девушка печально подумала: то ангелы дуют в свои золотые дудки, призывая ее душу. Ефросинья лежала и боялась пошевелить рукой, ногой, даже пальцем. Не очень-то хотелось осознавать, что она поломала себе все. Или, если повезло, частично.

«Вот что сказала бы мне сейчас моя мама? – бежали нерадостные мысли. – Отпустила почти сорокалетнюю дуру в первый раз одну… Сначала она напилась, как зюзя, и позволила себя обокрасть, потом насмешила мужчину, которого любила, заявившись к нему в костюме лося, затем настырно вывалилась в банном халате из окна… И все из-за каких-то чувств и истерики! Да, так бы мама и сказала. Спрашивается, чего я на Влада злюсь? Не мог же он оставаться со мной, если полюбил другую. Насильно мил не будешь… И сейчас отнесся ко мне по-человечески, предложил крышу над головой, а я все кривляюсь. От чего? От обиды! Меня-то он просто держал, чтобы полоумная тетка в неглиже не убежала в ночь, а свою жену нежно обнимает. Какая же его Розалинда счастливая! Какое счастье быть рядом с ним! Дура я, дура горемычная…»

Фрося все глядела в небо, пока по ее щекам не потекли слезы, хотя она предпочитала думать, что это выпала роса, сконцентрировавшись прямо на ее лице.

Как ни странно, но ноги и руки у нее оказались целы. Девушка осторожно поднялась, пытаясь справиться с головокружением, и потуже запахнула халат. Медленно двинулась вдоль дома, который действительно оказался очень большим. Она пошатывалась и натыкалась на колючие ветки, торчащие со всех сторон. Присмотревшись, поняла, что это кусты шиповника. По темным каменным стенам здания кое-где поднимались вверх зеленые ветви плюща. Почему Фрося решила, что растение выдержит ее вес, и всецело доверилась тонким побегам, она не знала. Как-то так само получилось.

«Дуракам везет! Хорошо, что обошлось без переломов», – вздохнула Ефросинья и задумчиво почесала себе место, на которое все ищут приключения. Шум в ее голове усиливался, а вернее – музыка. На темном фоне ночного пейзажа лежало светлое квадратное пятно.

«Маньяк и садист! – снова переместились мысли девушки на Влада. – Посмел силой постороннюю женщину запереть на ключ! Это же ужас какой-то!»

Еще раз Фрося кинула взгляд на окно, откуда свалилась, и двинулась прочь. Сердце ее защемило с новой силой. «Даже предположить не могла, что так отреагирую на него… Ведь столько лет прошло. И зачем я поехала сюда? Растеребила себе рану!»

С фасада дом выглядел еще представительнее. Колонны были покрыты каким-то узором и резьбой, а перед входом раскинулся розарий. Ефросинья сделала глубокий вдох и почувствовала пьянящий аромат цветов.

По очищенной ровной дороге она беспрепятственно дошла до ворот из кружевных, витых решеток. Легким движением руки Ефросинья попыталась открыть их, но створки не поддавались. Маленькая, белая кнопочка в уголке призывала, чтобы на нее нажали и таким образом получили доступ к выходу. Но Фрося сразу поняла, что этот вариант не для нее, так как над кнопочкой располагался динамик. Через оный ее могут спросить, кто она и чего хочет. Вот ведь черт! Дом без охраны, зато с замком!

Фрося снова оглянулась на приветливый фасад и поспешила вдоль ограды в поисках хоть какого выхода из логова монстра, посмевшего удерживать ее взаперти. Естественно, перед глазами мелькали стройные ряды ажурной решетки. Мышь, может быть, сквозь нее и проскочила бы, а вот человек вряд ли… Ефросинья поняла, что выбраться сможет, только если сделает подкоп или перелезет через ограду.

Неизвестно почему, но первоначально девушка решила, что легче сделать подкоп. Подойдя к зданию с торцевой, неосвещенной, стороны, которая показалась самой укромной, она недолго думая вытряхнула цветы из глиняного кувшина, носящего чисто декоративную функцию, и разбила его. Затем выбрала наиболее, на ее взгляд, пригодный для копания черепок и приступила к делу. Энтузиазм заглох сразу же – почва оказалась весьма твердой, просто каменной, черепок, несмотря на огромные усилия, убирал по миллиметру в минуту. Да за всю жизнь ей не выкопать здесь лаза для себя! И потом, кто знает, на какую глубину решетка уходит в землю…

Глаза Фроси поднялись вверх, из груди вырвался тяжелый вздох. Кажется, единственный для нее шанс покинуть своего, нет, чужого любимого – это перелезть через ограду. И девушка поползла вверх по очень неудобной извилистой решетке. Если пальцами рук было за что зацепиться, то вот ступни отнюдь не пролезали в отверстия. Ефросинье пришлось скинуть обувь и цепляться, как обезьяна, за кружево решетки пальцами ног тоже. Наконец она добралась до вершины забора, перекинула ногу через острые шпили и – поцарапала икру. От боли потеряв равновесие, беглянка немедленно сорвалась и полетела вниз головой.

«Опять! – мелькнула у нее мысль в голове. – Ну прямо Бэтменша в банном халате! Хорошо, хоть на нужную сторону лечу…»

Но долететь до земли ей не удалось – она зависла в метре от поверхности в нелепейшей позе, вверх ногами. Если бы Фрося умела ругаться матом, сейчас бы для этого настал самый подходящий момент. Но она только потихоньку постанывала, слегка раскачиваясь на ограде. Халат, зацепившийся полой за острие, и не думал рваться дальше, а за что-то ухватиться, вернуться назад на вершину забора и отцепить его не получалось. Но долго висеть головой вниз тоже было нельзя. Поэтому девушка приняла единственно верное в данной ситуации решение – развязала пояс и выскользнула из халата, как бабочка из кокона. Ее бренные кости снова брякнулись о землю.

Фрося отдышалась и начала истерично смеяться. Положение было из ряда вон! Куда же ей теперь идти, в бюстгальтере и трусах, перепачканной и в ссадинах?